Аннотация: Фрагмент старого черновика первой главы первой книги романа "Наследники" (Круг-2)
Глава первая: "Прощание с Ультрой"
В тот день я проснулся рано, с первыми лучами солнца. В прямом, а не переносном смысле этих слов. Когда на смену ночному полумраку пришли еще самые первые, тускло-багровые лучи восходящего солнца, они упали на зеркало. Вечером я поставил зеркало так, чтобы, как только солнце покажется, солнечный зайчик попал мне на лицо. И я не ошибся. Первые солнечные лучи упали на зеркало и отразившись от него - на меня. И я сразу же проснулся от этого.
Начинался новый день, и я был рад этому дню, просто так рад. Потому что новый день начинался. Потому что он обещал быть теплым и ясным. Я улыбнулся этому дню, улыбнулся встающему солнцу.
Я слегка потянулся и без промедлений поднялся - валяться в кровати сегодня у меня не было ни малейшего желания. С кровати я перебрался на широкий подоконник, чтобы оттуда полюбоваться восходом.
Смотреть на восход мне наверно никогда не надоест. Солнце как всегда поднималось над горизонтом неторопливо и даже, можно сказать, величаво. Сначала была видна только его макушка, похожая на огненную гору. Прошло немало минут, прежде чем оно полностью выбралось на небо. И все это время я, не отрываясь, смотрел на него. И это было совсем даже не скучно. Солнечный диск был огромным, но не ярким, и не слепил глаз, по нему словно бы струился огненный туман, и даже были прекрасно видны самые крупные пятна. Это солнце было моим родным, первым солнцем. И я прекрасно знал, что, несмотря на огромный диск, это солнце - карлик. И только благодаря нашей к нему близости, оно могло согреть планету и подарить ей жизнь. Но об этом я сейчас не думал.
Когда солнце взошло полностью, я встал на подоконнике и одним толчком распахнул окно настежь. С улицы в комнату тут же, с легким ветерком начали литься утренняя свежесть и прохлада, пахнущие прошедшим ночью дождем, растущей под окном мокрой травой и немного слабее - морем. Я обнял это утро и снова улыбнулся ему. Какое хорошее сегодняшнее утро. Я снова опустился на подоконник, но на этот раз свесив босые ноги на улицу. Кожа на них сразу же покрылась пупырышками от того, что встали дыбом крошечные и почти не видимые волоски. Да, на улице было не так тепло, как мне показалось сначала. Солнце, хотя и взошло, но еще почти совсем не грело.
Я снова посмотрел на солнце, и разглядел чуть ниже его тоненький и тусклый, но большой серп Грозы - нашей ближней луны, а чуть повыше небольшой, но более яркий серпик Нормы - дальней луны. А, увидев все это, я буквально запрыгал от нетерпения (прямо как сидел, так и запрыгал). Ведь если солнце и луны сошлись на небе вместе, и сейчас еще только начинается утро, то на море именно сейчас должен быть не просто отлив, а большой, просто огромнейший отлив, и такое пропустить не в коем случае нельзя.
Я вскочил на ноги и прямо на подоконнике исполнил то, что папа называл пляской маленького дикаря, и над чем не раз смеялась мама. Вспомнив же о папе и маме, дальше я старался не шуметь, чтобы их не разбудить, а то не видать мне сегодняшнего отлива, как своих ушей. Бесшумно спрыгнув с подоконника, я быстро натянул на себя свободную рубашку-безрукавку, а поверх плавок, в которых спал, не менее свободные короткие шорты. Обуваться я не стал, потому что для этого нужно было бы идти к двери, а дорога туда пролегает рядом с родительской спальней.
Из дому я выбрался через окно, от него до земли невысоко, и сразу же припустил к морю. До моря было больше двух километров, а я спешил. Жилой остров был гористый, и наш дом располагался на склоне, не сказать, что крутом, но и не очень-то пологом. Но к морю вела выложенная из гладких и скользких каменных плит, дорожка, что-то вроде очень пологой лестницы. Камень дорожки был холодный и еще не высохший после дождя. Бежать по нему было не очень то приятно. Ноги то и дело проскальзывали, а гладкий камень отбивал подошвы. Но, бежать рядом с дорожкой было бы еще хуже, потому что густая трава скрывала в себе обломки с острыми краями, память о которых уже была записана у меня на ногах.
Я обогнул высокую остроконечную скалу из черного базальта, которую все здесь почему-то называли дозорной башней, и оказался на краю обрыва огороженного невысокими каменными перилами. Отсюда был виден весь залив, и я остановился, чтобы посмотреть. А посмотреть было на что, отсюда все было прекрасно видно. Море отступило от берегового обрыва так далеко, как я за все свои семь лет ни разу не видел. Было видно обнажившееся каменистое дно. А скальная гряда, прикрывающая вход в залив, настолько приподнялась над водой, что ее отдельные скалы слились в один продолговатый остров, который отделял от берега только узкий проливчик. И вообще, весь наш залив сократился наверно больше, чем в два раза и стал похожим на полумесяц.
Еще раз все осмотрев, я побежал дальше. Правда, скоро пришлось перейти на шаг. Прорезавшая береговой обрыв, лестница становилась все более крутой, а ступени уже. И мне волей-неволей пришлось умерить пыл, чтобы не продолжить спуск к морю уже кувырком
И вот я наконец-то я был под обрывом, там, где во время прилива бушует море. Тут я уже не торопился, а медленно пошел к морю, тщательно осматривая все, что мне попадалось по пути. А здесь было много чего интересного. В оставшихся от отступившего моря неглубоких соленых лужах барахталась разнообразная морская живность (местной сухопутной жизни на этой планете никогда не было). Иногда я останавливался, опускался на корточки или колени, чтобы получше все рассмотреть. Какой только живности не было в этом море. И самые различные по форме, размеру и расцветке рыбы, и моллюски, попадались даже очень осторожные и пугливые, гигантские морские черви, самые крупные были даже толще моей ноги, а длиной больше трех метров. Они были противными на вид, но совершенно безвредными, они свивались в кольца и старались скрыться от солнца. Вспомнив, как бояться этих червей мама и другие женщины, я невольно заулыбался.
Идя к морю, я не остался без добычи. Это были окаменевшие раковины одного из местных моллюсков, изумрудной жемчужницы. Я нашел почти десяток мелких раковин, парочку средних и одну по роскошному большую, больше моей ладошки. Я вытер ее подолом своей безрукавки, и посмотрел сквозь нее на солнце. От этого она заиграла такими причудливыми переливами света, что я невольно заулыбался. Добычу я рассовал в карманы, и настроение у меня еще приподнялось. Буквально на днях сюда, на Ультру, прибудет грузопассажирский транспорт, и на космодром заснуют грузолеты. Так вот, раковины изумрудной жемчужницы имеют на молодых пилотов этих самых грузолетов большое, почти что магическое влияние. И за них они, неминуемо получая после этого дисциплинарное взыскание, прокатят меня вокруг планеты. И я уже знал, отчего получается такое чудесное воздействие. Из этих раковин, соответственным способом их обработав, вырезают украшения, которые никаким другим способом сделать не удается, разве что энергомассовым дублицированием. Но получить доступ к такому дубликатору для простого человека практически невозможно. К тому же, как рассказывали мне сами пилоты, даже такой дубликат - совсем не то, что раковина с чужой и запретной для большинства людей планеты. Предвидя предстоящие полеты, я засвистел марш космофлота и, маршируя под него, наконец-то добрался до моря.
Потрогав босою ногой воду, я узнал, что она удивительно теплая, гораздо теплее воздуха. И не воспользоваться этим я просто-напросто не мог. Рубашка и шорты полетели на большой камень, а сам я естественно в воду.
Купаться было приятно. Вода была чистая и прозрачная. Сквозь нее был отлично виден каждый камень на дне, проплывающие подомной стайки мелкой шустрой рыбешки сверкали своей золотистой чешуей, словно металлические; были видны качающиеся в воде шлейфы мясистых и скользких красно-бурых водорослей.
Плавал я не очень-то хорошо, как мне казалось. Но на воде держался уверенно и, по моему мнению, не только потому, что вода в море была очень соленая и тяжелая. Немного устав от купания, я перевернулся на спину и полностью расслабившись лег на воду - отдыхать можно было и не выбираясь на берег. Такому способу меня научили биологи из экспедиции еще два года назад, я тогда постоянно возле них ошивался.
Я отдыхал, глядя на летящие по небу облака и поднимающееся все выше и выше солнце. Так вот пролежать я мог наверно полдня. Однажды на спор я лежал на воде целых два часа. Но сейчас задерживаться было нельзя, потому что за большим отливом обязательно последует большой прилив, а с ним шутить не следует.
Я снова перевернулся. Почти незаметным ветерком меня отогнало дальше от берега. Я уже собирался плыть обратно, но тут заметил, что на дне что-то блеснуло, несильно, но вполне заметно. Мне стало интересно, что же там блестит, и оставить это без внимания я не мог.
Я нырнул, но достать дна не сумел, хотя здесь было не очень-то глубоко. Вообще-то нырять здесь было всегда и всем нелегко. Мне это объясняли: во-первых, потому что море на Ультра очень соленое, вода тяжелая и все, что ее легче - выталкивает наверх силой Архимеда. А во - вторых Ультра - большая и тяжелая планета, сила тяжести здесь больше земной почти на шестьдесят процентов, а значит и сила Архимеда настолько же больше.
Вынырнув, я как следует отдышался и решил попробовать нырнуть на выдохе. На выдохе нырялось легче, до дна я достал, но найти блестящей штуки не мог, пришлось снова выныривать и искать ее сверху.
На следующий раз я ее нашел, но она оказалась скользкой и я не мог ее как следует ухватить. Однако на следующий раз я высвободил ее из камней и ухватил, как следует, но она оказалась довольно тяжелой, и всплыл я с трудом.
Зато, вдохнув воздуха, я восстановил свою плавучесть. Но до берега с этим грузом я доплыл с трудом. Только когда ноги коснулись дна, я испытал облегчение. И только бредя к берегу, по грудь в воде, я рассмотрел свою находку повнимательнее. Это был большой кристалл, точнее даже сросток отдельных кристаллов, которые срослись не просто так, а по какому-то сложному, но регулярному закону. Каждый из кристаллов был прозрачен, как вода, но все вместе они играли в лучах солнца всеми цветами радуги. Никогда до этого я не видел ничего подобного. На эту штуку хотелось смотреть долго, потому что игра света в ее многочисленных гранях менялась каждое мгновение и, как казалось, не повторялась ни разу.
Я дошел до камня, на котором оставил одежду. Сейчас наступающее на сушу море уже больше, чем наполовину скрыло его и слегка подмочило мою одежду. Я бросил ее на плечо и зашагал дальше к лестнице.
Положив кристалл на ступеньку, я натянул на себя подмокшую одежду - и так высохнет. Потом взял кристалл обеими руками и пошел наверх, домой.
Родители сегодня дома, у них выходной. Папа наверняка объяснит мне, что за штука этот кристалл. Мне просто не терпелось узнать, что же это такое и откуда взялось. Всю дорогу до дому я прошел, глядя на кристалл и даже не заметил, что в поселке нет ни одного человека.
Перед тем как войти домой, я решил хоть немного привести себя в порядок. Вымыл ноги водой из шланга в садике возле крыльца, заправил майку в шорты. Но все равно я не надеялся избежать нагоняя от мамы, за то, что смылся из дому на рассвете, не обувшись, не позавтракав и не взяв с собою переговорного медальона. Разве что нагоняй можно немного смягчить, если незаметно от мамы проскользнуть к отцу.
Входя в дом, я так и собирался сделать. Но сразу же заметил, что на стене возле экрана домашнего коммуникатора мигает зеленый сигнал. Это означало только одно, дома никого нет, потому что таким способом мама оставляет для меня сообщение.
Мне стало слегка обидно. Я поставил кристалл на полку, под коммуникатором, и немного помедлив, запустил запись. На экране появилась мама и посмотрела на меня так, что я невольно начал приводить себя в порядок, а пальцем ноги выписывать на полу невидимые кривые, словно бы заранее чувствуя себя виноватым. Вот и сейчас так, хотя передо мной не мама, а только ее изображение, но я вел себя точно так же.
- Сергей, - сказала мама, - мы сегодня в своей лаборатории в Центре, так что связаться с тобой не можем. Сегодня решающий эксперимент. Ты уж извини, что почти не видишь нас, даже в выходные дни. Но с сегодняшнего дня
все может сильно измениться. Вернемся, скорее всего, уже поздно. Но ты у нас уже не маленький. Завтрак приготовь себе сам. На море сегодня будет большой прилив, купаться опасно...
Больше слушать я не стал, а выключил запись. Опять как всегда. Мне стало очень обидно. Я тут же, где стоял, опустился на пол. Сел, подтянув ноги к груди, уткнулся лицом в мокрые колени. Я хотел зареветь, но в последнее время такое мне удавалось все реже и реже, не удалось и сейчас. Мне было обидно, они ушли на этот свой эксперимент и даже не посмотрели - дома ли я. Кто я для них - досадная помеха, которой приходиться время от времени уделять и время и внимание. Время, как я ненавижу это время, потому что время отнимает у меня маму и папу. Время - их работа, их жизнь, их цель. Их специальность - физика времени, а место работы - лаборатория нестационарного времени в Центре изучения природы времени. Одно сплошное время.
Я злился, на что только можно и на кого только можно. Потом, прибегнул к самому последнему средству, шепотом выругался самыми страшными цветистыми ругательствами, которые слышал от людей, разгружающих грузолеты. И от этого злость у меня прошла, и мне полегчало. Собственно говоря, злиться - то было не из-за чего.
Я подумал о родителях - за что на них злиться, ведь они же меня любят, а не притворяются, что любят. Ну а что времени мало уделяют, так они и себе иногда забывают его уделить. Помню, когда я болел, они несколько дней от меня не отходили, а о своей работе забыли, за что ее едва не лишились. Ну а то, что ушли сегодня, так ведь и я сам убежал к морю с утра пораньше, не подумав предупредить их, даже наоборот старался не шуметь. Я даже не знаю, кто вышел из дома раньше - или они, или я.
Я подумал, что злиться следовало на самого себя, за то, что я вообще есть и что я есть такой, как есть, а не какой то другой. А от этих рассуждений мне стало даже немного весело, каково злиться на себя и каков в этом смысл. Я кувыркнулся на полу пару раз. Потом встал на руки и два раза обошел всю прихожую...
Потом все также стоя на руках, принялся рассматривать свое отражение в зеркале. Самим собой и своим обликом я был доволен. Нормальный семилетний мальчишка. Рост для семи лет приличный - это в отца, голубые глаза и светлые волосы - тоже в отца, нос тоже обещал стать отцовским, зато все остальное лицо почти что мамино. Я еще раз прошелся перед зеркалом на руках. Мускулов у меня значительно больше, чем у тех худеньких земных мальчишек, которых показывают в фильмах и программах, но на тяжелой Ультре без крепких мускулов не прожить. Привези сюда мальчишку с Земли - наверное загнется, а если не загнется, то первое время будет едва двигаться, даже взрослые при прибытии сюда не сразу адаптируются. А я тут родился и вырос и ни какого лишнего веса не чувствую.
Чтобы показать себе это я пару раз немного подпрыгнул на руках. От этого из карманов посыпались раковины, а рубашка вылезла из-под шортов и открыла живот. Волосы же окончательно встали дыбом. Поглядев на свой новый облик, я засмеялся. В этот же самый момент на коммуникаторе запищал сигнал вызова. Я прошел к информатору на руках, а кнопку соединения нажал пальцем ноги, рассчитывая озадачить того, кто вызывает.
На экране появился еще молодой мужчина в зеленой форме Службы безопасности Ультры. Звали его Юрий Снежко, и я его хорошо знал, даже можно сказать был с ним в дружеских отношениях.
- Здрасте, дядя Юра.
- Ну, наконец-то, Сергей. А я уже собрался бежать искать тебя.
- Может быть, примешь нормальное положение, ну то есть ногами вниз?
- А так что, плохо, что ли? - усмехнулся я, небрежно почесал одну ногу другой, но от этого все-таки потерял равновесие и кувыркнулся на пол. Правда, без всякой заминки, тут же вскочил на ноги.
- Вот что, Сергей Владимирович, давай ноги в руки и дуй сюда в бункер, как можно скорее.
- Зачем?
- Кончай задавать вопросы. Похоже, что нас сегодня снова трясти будет.
Мой взгляд упал на найденный в море кристалл.
- Я тут одну штуку нашел, но не знаю, что это такое я поднял кристалл и показал ему.
- Хватит время тянуть. Бери эту штуку с собой, тут разберемся.
- С кем вы сегодня дежурите?
- Если ты сейчас же не отправишься сюда, я отправлю тебя под конвоем и посажу в карцер.
- Я засмеялся, но сказал:
- Уже бегу.
Снова "забыв" обуться, и не выпуская кристалла из рук, выбежал из дому. До контрольного бункера службы безопасности и бежать то было всего три минуты.
Входом в бункер служил массивный, зеркально блестящий цилиндр трех метров в высоту и двух в диаметре. Как только я добежал до него, передо мной открылась тяжелая бронированная дверь, за которой была кабинка лифта.
Как только я вошел в нее, двери закрылись, и лифт понес меня вниз, где на трех километровой глубине располагался сам бункер.
В бункере царил полумрак дежурного освещения и меня ни кто не встретил. Но я и так бывал тут много раз, и заблудиться не боялся. Короткий коридор, в стену которого спрятаны сейфы с боевыми излучателями, а на другой стене ниши с защитными скафандрами всех типов... За коридором небольшой и совершено пустой зал. А дальше небольшая операторская.
В операторской было на что посмотреть. Большие экраны принимают картинку со всевозможных станций. На одном большом экране вся планетная система во главе с солнцем. На другом Ультра вместе с Грозой и Нормой. На третьем Ультра крупным планом. На четвертом остров главных лабораторий. На пятом - наш жилой остров. И еще много чего другого на больших и малых экранах. Но все это я видел много раз, и сейчас это не привлекало у меня особого внимания.
Я отметил только то, что в операторской сегодня были всего лишь два человека в зеленой форме. Войдя в операторскую, я сказал только:
- Здрасте.
- Ну, наконец-то можем быть спокойны, с улыбкой сказал долговязый и молодой лейтенант службы безопасности - Артем Эрги. Но он тут же увидел кристалл у меня в руках, - погоди-ка, что это у тебя за штука?
- Сам хотел бы узнать, - сказал я и добавил, - нашел сегодня на море.
- Ну-ка показывай.
- Смотрите, пожалуйста, только сделайте свету побольше, а то темнотища.
Сидевший у пульта Снежко, сделал нормальное освещение, почти такое же яркое, как солнечное. Я посмотрел на кристалл и по настоящему ужаснулся, потому что из прозрачного он стал мутно серым.
- Он же прозрачным был, - вырвалось у меня
- Не бойся, Сережка, ничего с ним не сделалось. Юра посмотри, узнаешь?
- Раковина хрустального моллюска, - сказал лейтенант Снежко, да повезло тебе Сергей редчайшая находка.
- А что это такое? - спросил я, уже успев успокоиться.
- Ты разве не знаешь?
- Не-а.
- Долго объяснять, потом сделаешь запрос в информаторий и прочитаешь. А сейчас поставь ее сюда, - он указал на прозрачный столик.
Я осторожно положил свою находку на указанное место и отошел на пару шагов.
- А сейчас смотри, - лейтенант Эрги немного поколдовал над панелью управления, и освещение сменило свой спектр. Кристалл стал сначала мутно-голубоватым, потом золотисто искрящимся, потом в нем появились светящиеся красным угловатые спирали, которые медленно вращались, следуя за изменением освещения. Потом он засветился весь, пробежал своим свечением весь спектр, потом стал дымчато-радужным и наконец-то снова прозрачным
- Вот это да, невольно вырвалось у меня, - это тебе не изумрудная жемчужница.
- Да, повезло тебе. Последнюю такую раковину нашли более тридцати лет назад.
- А кто такой этот хрустальный моллюск?
- Нам это неведомо. Об этом лучше поинтересуйся у биологов. Я же знаю только, что хрустальный моллюск вымер за миллионы лет до того, как люди в первый раз ступили на грешную землю планеты Ультра... Вот что Сергей, предлагаю тебе сделку. На что бы ты согласился поменять эту раковину?
Иногда я заключал сделки и с безопасниками. Но, во-первых, дисциплина у них была гораздо строже, чем у пилотов-грузолетчиков, а прокатить вокруг планеты они могли и просто так, если конечно была возможность. Во-вторых, изумрудная жемчужница их не интересовала, они итак в дни отдыха могли набрать ее сколько угодно. Ну и в третьих: я вовсе не собирался расставаться со своей находкой в обмен на все то, что Артем Эрги может мне предложить.
- Полет на гравитанке и двадцать выстрелов из главной энергопушки.
Оба лейтенанта тут же рассмеялись, я же постарался сохранить серьезный вид, и сказал:
- На меньшее не согласен.
- Ну, за такое нас наше начальство, - лейтенант Артем выразительно указал пальцем вверх, - разжаловало бы в рядовые и пожизненно отправило бы охранять какой-нибудь законсервированный объект на одной из ледяных планет. И куда транспорты заходят пять раз в столетье. Может быть, согласишься на что-нибудь другое?
- Сделка не состоялась, - сказал я, разводя руками. - Я подарю эту раковину маме, ей наверняка понравится.
- Против такого мне нечего возразить. Да не стой ты столбом, а присаживайся. Потому что придется тебе тут пробыть ни как не меньше, чем до вечера, а может быть и дольше.
- А когда у вас смена? - поинтересовался я.
- Какая уж тут смена, - сказал лейтенант Юра, - эксперимент-то сегодняшний - класса ноль. Задействованы даже внешние станции. Все наши коллеги сейчас при деле. И смена будет не раньше, чем завтра.
Что это за эксперимент меня не заинтересовало. Эксперименты Центр проводил часто, и почти так же часто мне приходилось отсиживаться в этом бункере. Все было так, как бывало не однократно. И как всегда я не стал надоедать своим присутствием дежурным офицера. Единственно только позволил себя накормить (есть уже к этому времени хотелось основательно). Потом ушел в уголок отдыха, который отделялся от операторской даже не дверью, А матерчатой занавеской. Это тоже было как всегда.
Там я как всегда взял местную считывалку, в которой были неизменные две дюжины фильмов и столько же книг. Но в этот раз оказалось, что считывалку кто-то, наконец, то удосужился перезарядить. И вместо десятки раз виденных фильмов Я мог посмотреть, что-то новенькое. Я вместе с ногами забрался на обтянутый мягким пластиком диванчик, привалился к спинке, положил пластину экрана к себе на колени и принялся смотреть все по порядку.
Один фильм я просмотрел целиком, а второй почти до половины, когда началось ожидаемое "трясение". Но оно в этот раз было вовсе не таким как всегда. Сначала перед глазами у меня все помутилось, словно бы сам воздух стал не прозрачным и густым, как кисель. За этим последовала мелкая вибрация, от которой заныли зубы, но она продолжалась всего несколько секунд. Закончилось же все тяжелым ударом снизу, который большей частью пришелся мне по заднице и от которого я слетел с диванчика и вылетел в операторскую. Потирая ушибленное место и, пару раз ойкнув, я спросил:
- Что это было?
- Типичнейшее время трясение, - сказал лейтенант Юра, не отрываясь от панели управления, - кто только его придумал, никакая защита его не держит.
На экране над островом главных лабораторий разливалось жемчужно-голубое сияние, и закручивался гигантский смерч.
- У меня до сих пор зубы ноют, - сказал лейтенант Артем, а потом, оглянувшись на меня, - можешь не беспокоиться, никто из людей не пострадал. Эксперимент закончен, а сейчас не мешай нам.
Какое то время я наблюдал за тем, как был обуздан смерч и мирно похоронен в океане, но больше-то и смотреть было не на что. У офицеров я больше ничего не спросил, отвлекать занятых работой людей было не в моих правилах. Я вернулся к считывалке и принялся досматривать фильм.
Постепенно я снова увлекся им и не на что больше не обращал внимания. ЗА этим занятием меня и сморил сон. Но я все-таки выключил считывалку и уснул вытянувшись во весь диванчик. Он как раз был по моему размеру. Во сне же я снова увидел искрящийся кристалл-раковину и любовался игрой света в нем, быстро и неповторимо меняющуюся.
Проснулся же я от тихого разговора в операторской, да и то наверно только потому, что в этом разговоре прозвучало мое имя. Разговаривали мой папа и лейтенант Юра. Я решил этот разговор подслушать, хотя и понимал, что это занятие не очень то приличное, а скорее наоборот. Но разговаривали-то они тихо, и мне пришлось затаить дыхание. Это-то лейтенант услышал и сказал отцу:
- Похоже, что он проснулся.
- Да не должен еще, спит как убитый, папа заглянул в угол, где был я.
Лейтенант не стал возражать, такая у него привычка, в серьезном разговоре не повторять уже сказанного. Он просто повернулся к экранам, желая показать этим, что сказано уже все. Папа же, заканчивая разговор, сказал:
- В любом случае так будет лучше.
Через ресницы я смотрел на папу. Высокий, больше, чем на пол головы лейтенанта, который ростом не обделен, подтянутый, с широкими плечами и большими сильными руками, совсем еще молодой по меркам взрослых. Он наклонился надо мной и дотронулся до моего плеча. Я тут же сделал вид, что просыпаюсь, открыл глаза и довольно картинно зевнул:
- Привет, папа.
- Ну, как выспался?
- Ага.
- Ну, тогда поднимайся, и пойдем домой, мама ждет.
- Ага, - снова сказал я, и, улыбаясь, не сделал ни одного движения, что бы подняться.
У нас с папой было что-то вроде игры. Он ухватил меня за руки и медленно поднял так, что мое лицо оказалось на одном уровне с его лицом, подмигнул мне и, перехватив, усадил меня на свой локоть. Для него я был маленьким. Повернувшись к безопасникам, я изобразил рукой жест, означающий: "Счастливого пути".
Папа взял со столика пластиковый пакет и, не отпуская меня, пошел к лифту. Я не сопротивлялся, пока нас видели другие, а в кабине лифта потребовал свободы:
- Ну, что ты со мной как с маленьким.
Папа опустил меня на пол и вручил тот самый пакет:
- На, держи свою находку.
- Ты видел? - тут же поинтересовался я.
- Да уж успел посмотреть.
- Как ты думаешь, маме понравится?
- Маме? Честно говоря, не знаю. Наверно.
В этот момент лифт вынес нас на поверхность. И тут, вопреки моим ожиданиям, было довольно не раннее утро. Я невольно присвистнул:
- Ничего себе. Я что, больше полусуток, что ли проспал?
- Ну... наверно не совсем.
- Не совсем? - удивился я такому неопределенному ответу.
- Видишь ли. Во время эксперимента наблюдался один побочный эффект - феномен. Так называемый временной проскок. Все мы потеряли по несколько часов.
- Это тогда, когда трясло? Меня под зад так пихнуло, что я чуть было до потолка не подпрыгнул.
Папа взъерошил волосы у меня на голове, но ничего больше не сказал, а я не спрашивал. Разных эффектов и феноменов, связанных с удачными и не удачными экспериментами, я перевидал уже достаточно, а в таймфизике, в силу своего возраста, еще ничего не понимал. Прижимая пакет с находкой к животу, я обогнал папу и начал тихо насвистывать мелодию из фильма, который смотрел вчера в бункере.
- Где ботинки то потерял? - спросил папа.
- А я их вчера вовсе не одевал. Ну их. Без них и ногам легче и ноги дышат.
- Как только у тебя шкура на подошвах терпит?
- А что ей сделается.
- Будешь постоянно босиком бегать, - хохотнул папа, - копыта вырастут, как у оленя.
Я хохотнул в ответ - это была старая сказка:
- Не вырастут.
- А по-моему уже растут, вон как стучат.
- Ну и пусть, - снова хохотнул я, - тогда вообще ботинок не нужно будет.
Изображая этого самого оленя, я в припрыжку побежал к дому. Но возле крыльца я остановился и дождался папу. Протянув ему пакет, сказал:
- Только маме пока не показывай? Ага?
Папа кивнул и прошел в дом. Я же снова принялся приводить себя в порядок. Помыл ноги, изо всех сил теря их жесткой щеткой. Потом поправил на себе шорты и рубашку, пригладил ладошкой волосы и только тогда вошел домой.
Увидев маму, я тут же опустил глаза и стоя на одной ноге, принялся выписывать большим пальцем другой кривые на полу, которые на этот раз были видимыми мокрыми дорожками на гладком пластике. Ну вот, всегда так, если встречаю маму после хоть какого то перерыва, то постоянно чувствую себя виноватым. Что - что, а грехи перед ней у меня были постоянно, о чем мама обычно незамедлительно сообщала. Но сейчас она только вздохнула и, легко обняв меня, сказала:
- Ну и грязный же ты, Сережка.
В ответ на это я только хмыкнул и, подняв глаза, посмотрел на маму. Мама с улыбкой провела по моим волосам рукой и, тут же сменив тон на привычный, скомандовала:
- А ну, марш род душ, грязнуля. Через пятнадцать минут будем завтракать. Не успеешь, будешь сам себе готовить.
Я тут же поторопился в душ. Но пятнадцать минут - это ведь столько времени, что можно много чего успеть. Я, особо не торопясь, смыл с себя грязь морскую соль. Вытершись полотенцем, я облачился в чистые майку и шорты, как следует расчесался. И только тогда прошел в столовую, где папа и мама уже ждали меня. Мама с улыбкой сказала:
- Наш Сергей большой поклонник королевской вежливости. Появляется секунда в секунду.
Я молча склонил голову и улыбнулся. Конечно я мог бы успеть и по раньше, но уж коли мне были даны пятнадцать минут, то извольте получить пятнадцать.
Завтракали мы как всегда молча, разговоры во время еды у нас не одобрялись. И я как всегда, закончил завтракать раньше. Закончив, я коротко поблагодарил и вылез из-за стола.
- Сергей, пожалуйста, не исчезай сегодня никуда.
- Я и не собирался, - сказал я правду.
Я прошел в гостиную. Здесь на стене был еще один экран коммуникатора. Я включил его, подключившись к местному ультрянскому каналу информационному каналу. На этом канале шли сейчас последние известия:
-... эксперимент не принес ожидавшихся результатов. Многообещающая гипотеза Еринги - Климова в его ходе была полностью опровергнута, - почти что торжествующим тоном говорил с экрана руководитель Центра академии Илтин. - Остается только надеяться, что эта проблема все-таки будет решена. К моему глубокому сожалению академик Еринги и доктор Климов уже объявили о своем уходе из нашего Центра. Нам их будет не хватать, но остается надеяться, что их уход не будет продолжительным. А сейчас о наших планах на ближайшее будущее. Все высвободившиеся силы и ресурсы будут сосредоточены на решении практически осуществимых проектов в рамках общепризнанной теории...
Из всего услышанного я понял только то, что папина работа оказалась безрезультатной и поэтому бесполезной, и что он объявил о том, что покидает Центр изучения природы времени. Значит ли это, что он покидает и Ультру, а вместе с ним естественно и мы с мамой. Что же будет?
В последних известиях тем временем сообщали, что межзвездный, грузопассажирский транспорт "Геркулес - 2362" прибывает к Ультре сегодня вечером, идя маршрутом, Земля - Айла - Ультра - Димайя - Земля. Но все это я слышал уже только краем уха, потому что пошел обратно в столовую. Но папа с мамой уже выходили оттуда. Не дожидаясь моего вопроса, па кивнул в сторону экрана и спросил:
- Уже слышал?
Я утвердительно кивнул и спросил:
- Ну, а что сейчас?
- В ближайшее время ничего. Красивая была гипотеза, но наверно недостаточно безумна, что бы быть истиной. Слишком много сил и времени мы потратили на нее, что бы можно было безболезненно переключиться на что-то новое. Да и новая программа Илтина - это не для нас... Вот что, Сергей, мы с мамой решили покинуть Ультру. Побудем обычными людьми, подальше от этой физики времени.
- И куда мы улетим: - спросил я, - На Димайю?
- Нет, на Землю. Мы уже получили разрешение, - сказала мама, - Будем жить в центральном мире. Тебе, Сережа это будет только на пользу, получишь хорошее образование.
- И самое главное, - добавил папа, - познакомишься со своими сверстниками, обзаведешься друзьями.
- У меня и здесь есть друзья, - возразил я.
- В настоящей дружбе важно и то, чтобы друзья были равны или почти равны, - сказала мама, - Сергей, ты выглядишь так, словно хочешь остаться здесь навсегда. Я конечно понимаю, что Ультра твоя родина, но ведь мир то гораздо больше.
Я конечно не собирался всю жизнь прожить на Ультре, просто все это застало меня почти что врасплох:
- Ну что вы на самом деле. Я конечно хочу на Землю, не раз о таком мечтал. Только не знаю, как все это будет выглядеть, и поэтому побаиваюсь.
Глядя на меня, мама улыбнулась:
- Сережа, в этом ты весь. Рассуждаешь, как взрослый. Даже уговаривать то тебя не знаю как.
- А меня и не нужно уговаривать, - улыбнулся я, - когда мы улетаем?
- Через пять дней на транспорте. Но уже сегодня должны пройти обследование в миграционной службе. Отправимся через полчаса, так что собирайтесь.
Я заявил, что итак уже собранный, но это не прошло. Мама заставила меня облачиться в "парадно-выходной костюм", который я только с трудом терпел. Потому что этот костюм состоял из белой рубашки с длинными рукавами, длинных брюк и короткополой куртки светло - бирюзового цвета с маленькой эмблемкой Ультры на левом плече, но кроме того к этому костюму полагались ботинки и узкий галстучек. Одевшись, я изо всех сил старался показать, как мне неудобно в этой одежде, но на маму это не возымело никакого влияния, а через полчаса, как и было сказано, мы отправились.
Мы вылетели на небольшом дисколете на административный остров. До туда всего было пятнадцать минут лета. И все эти минуты я провел, не отрываясь от прозрачного окна. Под дисколетом проносились окруженные морем острова, островки, да просто отдельные скалы единственного на всей планете архипелага.
Ультра - это океанский мир. Океан, средняя глубина которого превышает полсотни километров, покрывал всю планету. И только здесь титанический подводный хребет поднял свои вершины на такую высоту, что они оказались над поверхностью океана, образовав Архипелаг, который люди назвали хребтовым.
В свое время, несмотря на отличную кислородную атмосферу и приемлемый климат, Ультра все же не была колонизирована, был только один эксперимент времен "Зеленого Пояса". Не колонизирована же наверно потому что, во-первых тут мало суши, во-вторых здесь большая сила тяжести, в-третьих планета очень активна геологически, ну и еще наверно потому, что кроме Ультры, подходящих для заселения планет в этой системе нет больше ни одной, а есть только гиганты переростки. Потом же, когда здесь прочно обосновался Центр Изучения Природы Времени, планета была отнесена к категории опасных и закрыта не то, что для колонизации, но и просто для посещений без особого на то разрешения.
Папа посадил дисколет на площадке административного комплекса, и уже через пять минут после этого мы были в приемной миграционной службы.
Из служащих там был только один человек, который с унылым выражением лица гонял по экрану какую-то малопонятную информацию. Но как только он обратил внимание на нас, то изобразил на своем лице улыбку, не улыбнулся, а именно изобразил:
- Если не ошибаюсь, то вы Климовы. Проходите, - он вместе с креслом повернулся к стене, открыл встроенный в нее шкаф. Покопавшись там, он вытащил три карточки и снова, повернувшись к нам, сказал, - Вот ваши документы. Владимир Климов, - он отдал карточку папе, - Илла Климова, - карточка оказалась у мамы, - и Сергей Климов, - он немного задержался и, отдавая мне карточку, сказал, - поздравляю тебя с получением гражданства Содружества.
Взяв карточку, я принялся ее внимательно рассматривать. Сверху на карточке было мое объемное изображение и даже не одно, а четыре - в профиль и фас, в полный рост и только одно лицо. На этих изображениях я был одет точно так же, как сейчас и я не мог представить, как и когда были сделаны эти мои снимки.
Под снимками было напечатано официальным шрифтом: "Климов Сергей Владимирович. Дата рождения 14 февраля 2962 года. Место рождения: остров Северный хребтового архипелага, планета Ультра, система Зет-2 "Ультрия". Далее были сведения о родителях, а еще дальше мой личный идентификационный номер, который не измениться за всю жизнь КСВИ-Z2-01-000000001А-М. Ниже было свободное место. А в самом низу карточки поблескивал плоский и гибкий информкристалл.
Пока я рассматривал карточку, миграционный чиновник продолжал говорить:
- Разрешение на переселение в Солнечную Систему, планета Земля, для вас было получено по первому же запросу. А сейчас вам необходимо пройти медико-биологическое обследование, сами знаете, что без этого не обойтись. После этого буду ждать вас здесь.
Когда мы вышли из приемной, я спросил у папы:
- Он поздравил меня с получением гражданства. Но я считал, что гражданами становятся все с самого рождения. Разве это не так?
- Так-то так, но не совсем. С рождения каждый может стать гражданином. Но становится только с того момента, когда в первый раз потребует этого и заявит о своих правах. Хотя бы на туже самую миграцию.
- Ага, понятно, - сказал я, разобравшись, и тут же задал еще один вопрос, - папа, мне интересно, когда это меня успели снять для этих картинок
Я показал ему карточку. Папа же улыбнулся.
- Так ведь это же не снимок.
- А что же тогда?
- Изображение, синтетическая картинка. Их составляет Ультер - Центральный кибермозг. Это изображение в отличие от любого снимка, полностью стандартно... - тут мы остановились перед дверью с красным крестом, и папа сказал, - ну вот, уже пришли.
В медсекторе административного комплекса я и до этого регулярно бывал. Проходить регулярное обследование обязан любой человек на Ультре. Но в этот раз обследование было немного другим и заняло гораздо меньше времени. Я, как только оказался в секторе, прошел к "своему" врачу, которая, кстати, была одновременно начальником этого сектора. Она уже знала о цели моего тут появления.
- Так, Сережа, значит, выбываешь отсюда?
- Ага, - кивнул я.
- Ну, тогда давай сюда карточку и раздевайся.
Раздеваться при женщинах я уже стеснялся, но сейчас старался не показать этого. Врач вставила мою карточку в гнездо на терминале медицинской машины и заставила меня лечь на диагностический стол. И как только я это сделал, сверху опустился непрозрачный колпак, и я тут же уснул. Пока я спал, медицинская машина полностью просветила меня, взяла всевозможные анализы, и все это почти мгновенно обработала. А когда я через несколько минут проснулся, колпак был уже поднят. Врач же работая с терминалом, не оборачиваясь, сказала:
- Можешь одеваться.
Я очень быстро и не вполне аккуратно оделся, как раз к тому моменту, когда она повернулась ко мне, отдавая карточку. Я сразу заметил, что на месте, бывшем свободным, сейчас впечатана длинная символьно-цифровая комбинация, совершенно не понятная
- Что это за шифр? - не удержавшись, спросил я.
- Твои биологические данные.
- Ну и как они?
- Жить будешь, - слегка улыбнулась она, - вторая категория.
- А что означает вторая категория?
- Больно ты любопытный, Сережа, ну, да ладно. Категория характеризует генетическое отличие от среднего человека - категории ноль.
- А вторая - это хуже?
- Не сказала бы. Вот если бы была пятая или шестая, пришлось бы ложиться на операцию. Скажу по секрету, у меня тоже вторая категория.
Больше я ничего не стал спрашивать. А только попрощался и быстро выскользнул из кабинета. В коридоре меня уже ждал папа, а мамы еще не было
- А где мама? - поинтересовался я.
- Еще не вышла. Ну-ка, давай сюда свою карточку.
Посмотрев на карточку, папа едва заметно пожал плечами, сравнил ее со своей и убрал обе в карман куртки.
- Пап, а какая у тебя категория? - решил я поинтересоваться
- Зачем это тебе?
- Просто так, интересно. Вот у меня вторая, но ты это наверно и сам посмотрел.
- Ну, у меня первая.
- Значит ты ближе меня к среднему человеку. А отличие - это плохо или хорошо?
- Не имеет значения, - папа явно не хотел продолжать этот разговор, но все-таки сказал, - вот у мамы, к примеру, четвертая, ну и что с этого.
- Хорошо, что не пятая, - сказал я уже только для себя.
Через минуту появилась и мама. Они с папой молча переглянулись. И не говоря ни слова, мы вернулись в приемную. Там уже известный чиновник взял наши карточки и по одной вставил их в гнезда на своем терминале. А что бы заполнить возникшую паузу, начал излагать:
- Вы отправитесь в Солнечную Систему на грузопассажирском транспорте "Геркулес 2362". Он сейчас идет с Айлы почти с полной загрузкой. Но большая часть груза предназначена для Ультры, он оставит ее здесь и дальше пойдет быстрее. Через тридцать шесть суток прибудет на Димайю, а еще через пятнадцать на орбитальный космодром Венеры, но оттуда до Земли, как говорится рукой подать. Пассажиров на борту транспорта чуть больше трети от возможного, так что до Димайи поедете с максимальным комфортом. "Геркулес" уже вышел из Пустоты [Пустота - особое пространство, в котором движутся сверхсветовые корабли - звездолеты] и вечером будет у нас на орбите. Отлет отсюда назначен на четырнадцатое...
В этот момент терминал выплюнул наши карточки на стол. Чиновник собрал их и отдал папе:
- Все в порядке, Климовы. Отправитесь четырнадцатого на челноке с пассажирской площадки космодрома в шесть ноль ноль по местному времени. Ну все, желаю вам счастливого пути и счастливой жизни на Земле.
Весь остаток этого дня я провел дома. Помогал родителям упаковывать и укладывать те вещи, которые им хотелось взять с собой. Конечно, это не относилось к стандартным вещам, которые одинаковы как здесь, так и на Земле, такие вещи можно будет заказать и там без всяких проблем. Но есть вещи, которые без особой на то необходимости оставлять не принято, это: реликвии, подарки, сувениры, кое-что из сделанного своими руками.
В общем набиралось достаточно. Даже из своих вещей я собрал не маленький ящик. Но всего таких ящиков собралось восемь. Свой ящик я укладывал сам, в своей комнате. Когда я это делал, в комнату вошел папа и, покачав головой, сказал:
- Да, сын, набрал ты барахла. Хорошо еще, что космофлот сейчас особо не ограничивает вес багажа.
- Помню, помню, что во времена первых межзвездных переселенцев им разрешалось брать с собой только не более десяти килограммов личных вещей. И
что профессиональные звездолетчики придерживаются этого правила и до сегодняшнего дня, - продемонстрировал я свою осведомленность.
Папа в ответ хмыкнул и сказал:
- Было бы не плохо и нам следовать этому правилу, а не возиться с почти не нужным барахлом. Вот зачем к примеру тебе везти этот камень, который кстати весит килограмма два, не меньше.
- Папа, но ведь это же кусочек Ультры, моей Ультры.
- Ты и сам, как кусочек Ультры, - улыбнулся он, - ну, не мог ты к примеру взять камушек поменьше, а то везти за сотню с лишним парсек два килограмма обыкновенного кварца... Ну, да ладно, если уж космофлот разрешает.
- Папа, но я ведь и так много чего оставляю, - сказал я чистую правду, - а с этим камнем у меня кое-что связано.
И это тоже была правда. Этот осколок был поднят со дна, с пятидесятикилометровой глубины. Но папа об этом ничего не знал. Впрочем не стал и интересоваться.
- Ну да ладно бери все, что считаешь нужным, чтобы потом не жалеть. Я же сейчас пришел, что бы напомнить тебе про твою вчерашнюю находку.
- Хрустальный моллюск, - я тут же вскочил на ноги, - у меня совсем из головы вылетело. Пойдем, подарим ее маме.
- Сергей, я то тут при чем. Ты эту штуку нашел, тебе ее и дарить. Она лежит в шкафу у меня в кабинете.
- Хорошо, - я рванулся к двери, но тут же остановился и спросил, - Папа, а ты знаешь, как менять свет, что бы раковина светилась?
- Я этим не интересовался, - прервал мой вопрос папа, - Но мама наверно должна знать.
- Я сейчас.
Я бегом добрался до отцовского кабинета. Раковина оказалась там, где он сказал. Я вытащил ее из пакета, и осторожно держа обеими руками, прошел в гостиную. Там протянул ее маме, довольно улыбаясь. Увидев это, мама удивилась, но, как мне показалось, не вполне естественно, и я подумал, что папа уже наверно рассказал ей про эту находку.
- Боже мой, это же хрустальный моллюск. Где ты ее взял, Сережа.
- Вчера во время отлива нашел на море. Мама, это тебе подарок.
- Большое спасибо, сынок, - она обняла меня и чмокнула в щеку, - но только...
Я почувствовал, что мама не хочет этого подарка, и от этого мне стало обидно.
- Тебе не нравится? - спросил я, поднимая раковину почти что над головой. И если бы мама сказала, что нет, от обиды я бы наверно разбил свою находку прямо сейчас. Но мама улыбнулась и сказала:
- Конечно нравится, поставь ее на стол, - я повиновался, - вот так, хорошо. Сережа, ты прав, я не хочу этого подарка, но позволь объяснить почему.
Я посмотрел на маму и молча кивнул.
- Хрустальный моллюск это большая редкость и я не считаю себя в праве такой редкостью владеть. Ты знаешь, сколько всего было найдено таких раковин? Только сорок четыре, а эта сорок пятая, меньше полусотни. К тому же двенадцать из них утеряны при разных обстоятельствах, десять по неосторожности разбиты, а восемь находятся у людей, которые по разным причинам не желают с ними расставаться. И только четырнадцать в руках ученых, а этого очень мало, что бы разобраться в их странных свойствах. И они до сих пор не знают, кто такой этот самый хрустальный моллюск.
Этого объяснения было для меня уже достаточно, что бы понять и маму и то, что она от меня хочет. Но обида почему - то все - равно не проходила:
- Мама, возьми ее и делай с ней все, что хочешь. Хоть разбей, хоть в море брось, хоть отдай кому захочешь.
- Обиделся? Лучше не надо, Сережа. Ты же знаешь, что с подарком я не смогла бы ни чего этого сделать. И знаешь почему.
Я знал, потому что мама меня любит и хранит даже самые первые мои, совсем смешные подарки. Обида начала проходить и я уже вполне нормально посмотрел на маму. Мама спросила:
- Помнишь доктора Юлинги?
Еще бы не помнить. Макс Юлинги был руководителем последней экспедиции биологов на Ультре. Он очень хорошо ко мне относился. Я постоянно отирался возле биологов, а дядя Макс, в отличие от других, даже не разу меня не прогонял. Ни разу не отмахнулся от меня, даже когда я надоедал с массой, в общем то, глупых вопросов. Он даже два раза брал меня с собой на океанское дно, на исследовательском батиплане. Уже упоминавшийся камень был памятью об одном из этих погружений. От дяди Макса я узнал большую часть того, что знаю о живых обитателях Ультры. Биологи работали на планете больше года, но уже почти год назад отбыли обратно на Землю, оставив здесь только крошечную биостанцию и двух практикантов, которые впрочем один раз уже успели смениться. Когда дядя Макс улетал, я даже провожал его, что делал далеко не со всеми своими знакомыми (корабль с Ультры почему-то всегда вылетает в шесть ноль - ноль). Тогда он еще мне сказал: "Будешь на Земле, заходи. С сыном познакомлю, такой же как ты сорванец, только на год постарше..." А я обещал, что зайду обязательно, но не подозревал, что возможность может представиться так скоро. И вообще, сколько я давал таких обещаний, о некоторых наверно уже забыл. Но доктора Макса Юлинги вряд ли смог бы забыть.
Но сейчас, в ответ на мамин вопрос я только кивнул.
- Так вот, Сережа. Такая раковина была его главной целью в этой экспедиции. Но он ее таки не нашел. А нужна она ему для завершения одной работы. И эту работу оно так и не завершил, потому что как не искал, а раковина ему не попалась ни одна. И вот что, Сережа, будет гораздо лучше не дарить эту раковину мне, а отвезти на Землю и отдать доктору Юлинги. Он такому обрадуется в сто раз сильнее, чем я.
Какое то время я молчал, опустив глаза и водя по полу носком ботинка. Я конечно же уже согласился с мамой, но не хотел показать, что так быстро меняю свое мнение. И только выдержав необходимую в таком случае паузу, сказал:
- Ну, если ты так хочешь, отдам ее дяде Максу.
- Ну, вот и молодец. На Земле я помогу тебе его найти.
- Я и сам это не плохо сделаю. Он сам оставил мне свой адрес. Он очень хороший человек.
В это время вернулся откуда-то папа. В руках он держал пластиковую коробку-футляр, в каких хранят хрупкие приборы, С ремнем, за который можно вешать эту коробку на плечо.