Колесова Марина : другие произведения.

Мевервильский оборотень

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    История о любви и не только... Грустная и печальная, но несмотря на это, на мой взгляд, красивая.
  Забившись в угол, Дерик сидел тише, чем мышь, боясь даже дышать. Он слышал, как воины громят лабораторию отца, и с ужасом ждал, что его тайное убежище за кучей старья в углу сейчас обнаружат.
  Один из воинов пикой ткнул в угол, и стальной наконечник вскользь задел лодыжку мальчика. Он до крови закусил губы от боли, но сумел смолчать.
  - Куда мог подеваться этот крысеныш? - услышал он раздраженный голос одного из ратников. - Герцог будет крайне недоволен, если хоть кому-то из этой колдовской семейки удастся выжить.
  - Сбежать не мог, мы все выходы оцепили... так что где-то тут прячется... в щель какую-то видать забился... только вот в какую? В такой грязи и темнотище поди найди...
  - Может поджечь тут все? Глядишь, и выскочит паскуда. А не выскочит, значит, в огне сдохнет, колдовское отродье.
  - Дельная мысль. Давай тащи побольше соломы и поджигай.
  Послышался топот, и в мастерской запахло дымом. Дерик понял, что сейчас его заживо сожгут. Его объял ужас, он вскочил и, превозмогая боль в раненой ноге, метнулся к двери, но был тут же пойман. Ратники схватили, повалили, а потом за ноги поволокли во двор.
  - Вот он, крысеныш! Давно надо было поджечь тут все. Давай, подвешивай его за ноги. Посмотрим, сколько этот продержится.
  Во дворе, куда его выволокли воины, они сорвали с него одежду. Из-за пазухи выпала книга отца, которую Дерик старательно прятал.
  - Гляди-ка еще одна колдовская книженция, - один из ратников сапогом откинул ее в сторону крыльца мастерской, к которому уже подбирались языки пламени.
   В это время во двор въехала всадница в бархатной амазонке и легком плаще с капюшоном.
  - Что здесь происходит? - раздался ее мелодичный голос, в интонациях которого чувствовалась привычка повелевать.
  Лежащий на земле Дерик, ноги и руки которого уже связали, искоса взглянул на нее. Гордая посадка, стройный стан, лицо скрывает наброшенный на голову капюшон.
  - Семейку колдунов истребляем, миледи. Отец Ваш приказал, - один из ратников шагнул к ней чуть ближе и, взяв за повод коня, указал на подвешенные к дереву трупы отца и матери Дерика. Потом кивнул на него:
  - Последний вот остался.
  - Такой юный и уже тоже колдун? - недоверчиво хмыкнула всадница.
  - Яблочко от яблони, как говорится, миледи. К тому ж книжку явно колдовскую за пазухой держал.
  - Покажи!
  Ратник взмахнул рукой. Повинуясь его жесту, другой тут же метнулся к объятому пламенем крыльцу и выхватил книжку, которую уже начали лизать языки огня. Потом обтер ее рукавом от гари и с поклоном протянул дочери герцога:
  - Вот, миледи.
  Та взяла ее рукой в тонкой лайковой перчатке, полистала. Потом, чуть повернувшись, открыла седельную сумку и положила в нее книгу.
  - Вам нужна колдовская книга, миледи? - удивленно спросил старший из ратников, держащий ее коня за повод.
  - Глупец, - рассмеялась она, - это же стихи. Ты что читать не умеешь?
  - Я не смотрел ее, - смущенно потупился тот.
  - Давай покажу, прочтешь вслух, - всадница вновь взялась за седельную сумку, - мне ни к чему чтоб про меня слухи ходили, что я колдовскими книжками интересуюсь.
  - Я не умею читать, миледи, - немного замявшись, пробормотал тот.
  - Тогда помалкивай лучше. А то скажу отцу, чтоб на дыбе тебя вздернули за то, что слухи лживые да порочащие про меня распускаешь.
  - Извините, миледи. Не посмею больше. По глупости сказал. Смилостивитесь, не жалуйтесь герцогу ради всего святого.
  - Хорошо. Не буду. Мальчика только отдай мне. Раз он стихи пишет, то я из него пажа сделаю. Будет меня песнями да стихами ублажать.
  - Как скажите, миледи. Вы сами сейчас забрать хотите или в замок его Вам доставить?
  - Сама заберу. К седлу мне его привяжи.
  Подобострастно кивнув, старший из ратников скинул с себя плащ и накинул на Дерика. Потом подхватил его и, перебросив сзади через круп коня всадницы, крепко привязал к седлу.
  - Можете ехать, миледи.
  Ничего не ответив, дочь герцога развернула коня и послала в галоп.
  Дерик трясся на лошади, еще окончательно не веря, что ему удалось избежать мучительной гибели, и обдумывая, какая дальнейшая участь ему уготована.
  Про единственную дочь герцога по округе ходило множество слухов. Молодая девушка слыла жесткой и властной особой. Боялись ее во владениях герцога даже больше его самого, потому что вертела она им, как хотела. Престарелый герцог выполнял любые ее прихоти. По одному ее слову он мог казнить или помиловать любого. При этом дочь его, не зная ни в чем отказа, замуж не торопилась и отвергала всех женихов, которые толпами осаждали ее отца.
  
  Въехав во двор замка, молодая всадница легко соскочила с коня и кинула повод подбежавшим слугам, приказав:
  - Мальчишку отвяжите, он со мной пойдет.
  Те поспешили выполнить приказание, и Дерика стащили с коня и развязали. Затекшие от неудобного положения во время долгой поездки ноги не держали, и он осел на землю. Дочь герцога тем временем, сняв плащ, сбросила его на руки прислуги и вытащила из седельной сумки книгу. Потом, подождав несколько минут, чтобы мальчик смог подняться и достаточно уверенно встать, нетерпеливо повела плечом:
  - Пошли!
  После чего, не оборачиваясь, взбежала по ступеням и скрылась в дверях. Прихрамывая на раненую ногу и смущенно кутаясь в плащ, Дерик поспешил следом.
  Шли они долго, петляя по хитросплетениям длинных коридоров замка, потом девушка распахнула одну из дверей и вошла. Дерик зашел следом.
  - Дверь на засов! - приказала его спасительница, небрежно бросив книгу Дерика на письменный стол, стоящий в углу.
  Он тут же закрыл дверь и задвинул прочный засов.
  - Сними плащ, подойди ко мне!
  Сняв плащ, Дерик несмело приблизился к девушке. Она была несказанно хороша и очень ему понравилась. Густые каштановые волосы, уложенные в красивую прическу. Зеленоватые с поволокой глаза, опушенные густыми ресницами, красивые тонкие брови в разлет и изысканно очерченные капризные губы. Девушка в свою очередь внимательно и с явным интересом оглядела его, после чего строго спросила:
  - Ну как, юный колдун, будешь преданно служить мне, безропотно повинуясь и выполняя все, что только пожелаю, или отправить тебя на потеху палачам?
  Дерик судорожно сглотнул. Он с самого начала недоумевал, как могла дочь герцога так обмануться, что приняла магические заклинания за стихи. Теперь же он понял: она не обманулась, а сама обманула ратников. Юная герцогиня сурово посмотрела ему прямо в глаза. Тоня в ее бездонном взгляде, Дерик почувствовал и силу, и власть, и еще понял, что в случае его отказа о смерти он будет молить как о великой милости.
  - Я буду преданно служить, госпожа, - тихо выдохнул он.
  - Я проверю... - губы красавицы хищно дрогнули, - и поверю лишь тогда, когда почувствую, что служение мне ты предпочел не смерти, а наоборот ради служения мне, готов ее безропотно принять.
  На Дерика накатила волна какой-то отрешенности и бесполезности сопротивления судьбе. Глядя в лишающие его воли глаза, он одними губами еле слышно прошептал:
  - Я постараюсь доказать то, госпожа.
  - Надеюсь, это искреннее стремление, потому что иначе твоей участи не позавидует даже приговоренные к казни, - с угрозой в голосе проговорила та, а потом рукой указала на кровавую рану на его ноге: - Что у тебя с лодыжкой?
  - Ратники пикой вскользь зацепили, госпожа.
  Она прошла в угол комнаты, раскрыла шкаф, где оказалось множество бутылочек и пузырьков. Достала узкий кусок ткани, оторвала край. Затем, открыв одну из бутылок, вылила на край материи, закрыла шкаф и шагнула к нему:
  - Ногу на лавку поставь.
  Дерик послушно поставил ногу на край лавки. Уверенным движением, промыв рану, пощипывающим раствором, она перебинтовала ему лодыжку. В это время в дверь постучали, после чего раздался мужской голос:
  - Каролина, сокровище мое, ты здесь?
  Дочь герцога шагнула к двери и, отодвинув засов, распахнула ее:
  - Да, отец. Что Вы хотели?
  - Ты чем-то занята, дитя мое?
  - Да, осматриваю рану моего нового пажа.
  Не смея убрать ноги с лавки, Дерик повернул голову и увидел, что в комнату вошел высокий седовласый мужчина. Он догадался, что это и есть герцог.
  - Рану нового пажа? - смерив взглядом испуганно сжавшегося Дерика, тот перевел взгляд на дочь, - Что это за мальчишка и почему он ранен?
  - Это сын городского колдуна, которого сегодня уничтожили по Вашему приказу. Ратники ранили его в ногу, когда громили их дом.
  - Каролина! Ты в своем уме? Тебе в пажи отдадут не наследного сына любого графа или виконта моих земель, а ты приволакиваешь этого простолюдина. Ему место лишь на виселице, как и всей его семейке!
  - Он пишет стихи, и я хочу дать возможность тому, чьи родители погрязли в грехе вырваться из этого греха. Это богоугодное дело, отец. И не спорьте со мной!
  - Каролина...
  - Все, отец... Вы совершили благое деяние, избавив город от семьи колдуна. Епископ будет очень доволен, когда узнает. Но дайте и мне совершить не менее благое дело, попытавшись спасти душу этого мальчика. Душу еще не тронутую грехом колдовства, просветить ее и направить на путь истинный.
  - Каролина, яблочко от яблони...
  - Отец, неужели Вы думаете, я позволю ему даже помыслить о чем-то таком, и он под моим надзором сможет думать о чем-то греховном? Вы не доверяете мне?
  - Нет, что ты, дочь моя. В твоих способностях я не сомневаюсь. А это что за книга? - герцог указал на книгу, лежащую на столе.
  - Его стихи. Хотите, почитаю?
  Каролина потянулась к книге.
  - Нет, нет, моя радость, уволь, - герцог поморщился, - это ты до стихов охотница, а я их на дух не переношу. Кстати, чем читать мне стихи, ты бы лучше выдрала для начала мальчишку, чтоб объяснить как должно меня встречать иль охране приказала, - он кивнул на стоящего у лавки Дерика, - раз уж хочешь оставить его, то хотя бы правила поведения объясни. И пожестче, да посуровей покорности учи, сыну колдуна то не повредит. А еще лучше не сама, а прикажи охране плетью выдрать.
  - Он совсем еще мальчик, отец. Он просто растерялся. Я все сумею объяснить ему сама.
  - Ну и что с того что мальчик? Не до смерти же пороть прикажешь... а если и помрет, потеря не велика будет.
  - Я учту, и если посмеет меня ослушаться именно так и поступлю, - она повернулась к Дерику: - на колени встань. Его светлость именно так приветствовать полагается.
  Дерик поспешно опустился на колени и склонился к полу.
  - Вы удовлетворены, отец? - перевела на него взгляд Каролина.
  - Ну смотри, дело твое... Главное не распускай... этой черни лишь дай волю...
  - Не волнуйтесь, отец. Я умею добиваться покорности.
  - Это радует, дитя мое. Но ты все-таки пожестче с ним, а потом, как освободишься, зайди ко мне. Я обсудить с тобой хотел, кого пригласить на бал в конце следующей недели, - герцог притянул дочь к себе, поцеловал и вышел.
  Его дочь вновь задвинула щеколду на двери и вернулась к лавке, у которой стоял Дерик:
  - Слышал, что сказал герцог?
  - Да, госпожа... я постараюсь очень покорным быть... - тихо выдохнул Дерик.
  - Это радует, - кивнула она, - чем покорнее будешь, тем меньше шансов, что мне наказывать тебя придется. Можешь встать.
  Дерик поднялся с колен, повернулся к ней. Она кончиками пальцев чуть запрокинула ему голову:
  - Это мой кабинет, ты будешь спать там, - она рукой указала на небольшую нишу в дальнем углу, где стояла узкая кровать, - мои комнаты, вон за той дверью, - махнула рукой на гардину в дальнем углу: - Туда тебе входить запрещено. Так же как и разговаривать со всеми кроме меня. Узнаю, что нарушил эти распоряжения, живьем шкуру спущу. Сейчас я прикажу, тебе принесут одежду, и до утра можешь отдохнуть. Утром я приду за тобой.
  - Мне совсем нельзя ни с кем говорить? - с дрожью в голосе переспросил Дерик. - А если что-то для Вас, а если Ваше распоряжение какое выполнить?
  - Мы с тобой договоримся так: если мы вдвоем - можешь болтать, если есть кто-то еще, говоришь лишь то, что велю я. А если открыл рот без моего присутствия, доложишь сразу мне: что сказал и по какой причине. Посчитаю слова необходимыми - спущу, а нет - будешь строго наказан. Если же вовсе не доложишь, то когда узнаю, к палачу прямой дорогой отправишься. Заранее хочу предупредить обычно я рано или поздно узнаю обо всем, поэтому для тебя будет лучше, если сам обо всех своих провинностях рассказывать будешь. Потому что хоть и накажу, но не до смерти...
  - Я все понял, госпожа, и ежели оплошаю в чем, сразу признаюсь, - испуганно глядя на нее, заверил Дерик.
  - Повторять не буду, мне нерадивые да лукавые слуги ни к чему.
  - Я понял, понял, госпожа.
  - Да, вот еще, - она отпустила его, отошла к столу и, достав из ящика, исписанный лист протянула ему: - Эти стихи должен к завтрашнему утру наизусть выучить. Я всем скажу, что это твои. Так что постарайся, терпеть не могу, когда декламируют запинаясь.
  - Да, госпожа, - Дерик взял лист со стихами и склонился перед ней.
  Она подхватила со стола его книгу и шагнула к двери, ведущей в ее комнаты. Потом обернулась:
  - Кстати, звать тебя как?
  - Дерик.
  - Глупое имя какое-то... - она недовольно повела плечами, - я буду звать тебя Фредерик, ну или просто паж. Ты же теперь мой паж, мальчик, - она рассмеялась и скрылась за дверью.
  
  Через некоторое время в дверь, что вела в коридор постучали и раздался тоненький девичий голосок:
  - Мистер Фредерик, откройте. Ее Светлость, миледи Каролина, велела передать Вам одежду.
  Дерик понял, что покои его госпожи имеют выход не только через его комнату. Накинув на себя плащ, он отпер дверь. Молоденькая служанка, почти его ровесница, сунула ему в руки большой сверток с одеждой, после чего скороговоркой проговорила:
  - Ужин принесу через два часа, мистер Фредерик, - и, присев в поклоне, убежала.
  
  Утром следующего дня Дерик встал чуть свет и, одевшись, ожидал появления своей хозяйки, однако та не торопилась. Пришла к нему она лишь ближе к полудню, и по медлительности ее движений Дерик понял, что встала она не так давно.
  - Как отдохнул? - рукой чуть приподняла ему подбородок.
  - Хорошо, госпожа.
  - Стихи выучил?
  - Конечно, госпожа.
  - Хорошо. За обедом расскажешь. Пошли, - она развернулась и вышла из комнаты.
  
  За обедом Дерик стоял по правую руку от нее, готовый выполнить любой приказ. Он подавал салфетки, подносил блюда и накладывал что-то в ее тарелку. Справлялся он со всем достаточно умело, но однажды, отрезая кусок фазана, уронил на пол одно из запеченных яблок, лежащих по краю блюда. Герцог лишь с усмешкой головой покачал, сама миледи Каролина промолчала, а вот сидевший напротив нее молодой человек со светлыми прямыми волосами и тонкими губами тут же иронично заметил:
  - Да уж, кузина Каролина. Большего неумеху, наверное, просто невозможно найти. За какие такие заслуги Вы решили к себе приблизить простолюдина, да еще и отпрыска колдуна?
  - Если бы Вы были столь же нетерпимы к собственным ошибкам, кузен Георг, как Вы нетерпимы к ошибкам других, цены бы Вам не было, - тут же отозвалась та, повернувшись к нему. - А то ведь лишь соринки в чужих очах горазды выискивать, а на бревна в своих плюете.
  - Что Вы имеете в виду, миледи? - нахмурился юноша, - Будьте любезны пояснить. Я не позволю Вам разбрасываться необоснованными обвинениями в мой адрес.
  - А то, любезный кузен, что Вы невысокородность моего пажа ему в вину ставите, да грехи его родителей, считая при этом его неловкость непростительной оплошностью, хотя он только первый день подле меня и учиться еще. А сами тем временем сподпружили втихомолку любимую кобылу моего отца, когда ездили развлекаться с леди Беллой два дня назад. Я не в претензии к Вам насчет леди Беллы, это дело ее моральных устоев перед кем задирать юбки... А вот привязать лошадь так, чтоб она не сподпружилась или же расседлать ее Вы вполне могли бы... Или бурное юношеское желание настолько туманит Ваш разум, что заставляет забыть обо всем? Кстати, Вам в голову не пришло, что если покалечили лошадь, то в этом надо хотя бы признаться, даже если брали ее украдкой?
  - Сподпружил Гебу? Из-за этой чертовки Беллы и смолчал об этом? Это правда, Георг? - герцог зло посмотрел на того.
  - Ваша светлость... я... я... не... не понимаю... на чем основаны... э... подобные обвинения, - заикаясь, начал тот.
  - Отец, Вы считаете, я могу наговорить на Вашего племянника? Вам кажется, что я могла сказать подобное, не имея на то достаточных оснований? - резко спросила Каролина.
  - Нет, дитя мое. Конечно, я так не считаю. Я лишь потрясен поведением моего племянника. Я считал, что хотя бы он мне не лжет... но кроме тебя, дитя мое, меня окружают сплошные лжецы, - герцог резко поднялся и повернулся к племяннику: - Я не хочу больше знать, что ты мой родственник, а так же видеть тебя в этом доме, Георг!
  - Ваша светлость, помилосердствуйте, - тот тоже встал и с мольбой прижал руки к груди, - Вы ведь знаете, мы разорены... без Вашей протекции мне даже места не получить... я готов принести любые извинения... леди Белла... она сама...
  - Хватит! В солдаты... рядовым в королевскую гвардию пойдешь, а не захочешь, в тюрьму упеку за долги, - жестко перебил его герцог.
  И тут в разговор вступила миледи Каролина:
  - Отец, не стоит быть столь нетерпимым. Кузен, конечно же, виноват. Особенно меня удручает то, что он столь беспощаден к ошибкам других, когда сам никоим образом образцом добродетели не является. Но может, стоит ему дать шанс. Возможно, он осознает сейчас, что недостойное поведение не скрывать надо, а стараться искоренять.
  - Ну не знаю, Каролина... - герцог раздраженно пожал плечами, - тебе дай волю, и ты будешь прощать всем любые грехи.
  - Я предлагаю не прощать, а достаточно жестко контролировать.
  - Мне казалось, я контролирую, и мой племянник под моим надзором, а на деле оказалось он морочит мне голову.
  - Отдай контроль над ним мне, и он никому больше не посмеет морочить голову.
  - Ты готов подчиниться моей дочери? - герцог обернулся к светловолосому юноше. Тот нервно кусал губы.
  - Я не слышу ответ! - герцог повысил голос.
  - Да, милорд, - юноша склонил голову, - я в полной власти Ее светлости, миледи Каролины.
  - Тогда можешь остаться, но только пока она будет довольна твоим поведением. Как только ей надоест следить за тобой, пойдешь, как уже сказал, в армию рядовым
  - Я понял, Ваша светлость, - подавленно проговорил юноша.
  - Можешь сесть, - проговорил герцог, опускаясь на стул, и обернулся к дочери: - Довольна?
  - Вполне, - Каролина ласково улыбнулась отцу, а потом перевела взгляд на кузена. Дерик заметил, как в ее глазах блеснул злорадный огонек, и ему подумалось, что кузен его госпожи явно зря решился пререкаться с нею.
  Все вновь принялись за еду. Когда же обед уже подходил к концу, Каролина повернулась к герцогу:
  - Отец, я уже говорила Вам, что мой новый паж сочиняет чудесные стихи. Мне бы очень хотелось, что бы вы послушали хотя бы одно из них. Доставьте мне такую радость.
  - Хорошо, моя дорогая, но только одно... - кивнул тот.
  Каролина повернулась к Дерику:
  - Прочти, Фредерик, то, что мне больше всех понравилось.
  - Да, госпожа, - кивнул он и с чувством начал декламировать.
  
  Лишь с высоты полета смелой птицы
  Узреть, наверное, возможно красоту
  Лугов, весной цветущих буйно,
  И гор глядящих в неба синеву.
  
  Я видел птицу в небесах бескрайних
  Она летела, гордые раскинув два крыла,
  Все дальше от земли, где я остался,
  Туда где гор белела снежная гряда.
  
  Там, ветер ледяной ее в объятья принял,
  Гонящий облака меж пиков горных скал.
  Могучими порывами он очень быстро
  Ее к сверкающей вершине поднимал.
  
  И птица, перья все свои расправив,
  Парила среди скал в холодной синеве,
  Она растаяла вдали, не ведая печалей,
  Воспоминание мне лишь оставив о себе.
  
  Когда он закончил, герцог облегченно вздохнул:
  - Неплохо, очень даже неплохо... Длинновато конечно, но этот... как его... ритм и все остальное очень даже неплохо. Я понял, за что ты его выбрала. Оставляй мальчика. Пусть тебя радует. Только меня от его декламаций избавь.
  - Хорошо, отец. Он будет теперь декламировать лишь для меня.
  - Славно, очень славно, моя дорогая. Ты меня всегда несказанно радуешь. Кстати, может ты, еще пообещаешь мне, что ты разберешься со своей наперсницей. Мне не по душе, что она ведет себя столь неподобающим образом.
  - Я провела с ней назидательную беседу, отец, именно поэтому леди Белла не выходит второй день к столу и вряд ли скоро порадует нас своим присутствием.
  - Замечательно, - герцог удовлетворенно кивнул, - полагаю, это послужит ей хорошим уроком. Да и урок Георгу, надеюсь, ты преподашь не хуже.
  - Я постараюсь, отец, - кивнула Каролина.
  Герцог подошел к ней и, нежно поцеловав, тихо проговорил:
  - Ты чудо, дитя мое. Я люблю тебя. Храни тебя, Господь, - он перекрестил ее, после чего вышел.
  Откинувшись на спинку стула, Каролина с усмешкой посмотрела на кузена: - Где Вы предпочитаете, Георг, обсуждать Ваше поведение? В Ваших покоях или моих?
  - Я бы предпочел, что бы Вы, миледи, пришли ко мне, - тихо проговорил тот.
  - Что ж тогда я приду часа через два. Прогуляюсь после обеда, а потом зайду к Вам, - она стремительно поднялась и вышла. Дерик последовал за ней.
  
  На прогулку с собой она его не взяла, велев ждать ее в комнате, и вернулась лишь перед ужином. Когда они пришли на ужин, в зале был лишь герцог.
  - Как я понимаю Георга ждать не надо? - усмехнулся он.
  - Абсолютно правильно, отец, ему стоит несколько дней не выходить к столу, чтобы поразмыслить над своими поступками и запомнить правила поведения в нашем доме.
  - Ты права, дитя мое, - улыбнулся ей герцог. - Я рад, что ты становишься полновластной и взыскательной хозяйкой, строго следящей за порядком. Я горжусь тобой.
  - Я счастлива, отец, - Каролина подошла к нему и нежно поцеловала, а потом едва слышно на ухо прошептала: - леди Белла, кстати, осознавая, что очень сильно провинилась, и репутацию ей уже не восстановить, хотела бы хоть чем-то оказаться Вам полезной. Она согласна приходить к Вам вечерами, чтобы скрасить Ваше одиночество...
  - О чем это ты, дочь моя? - рассмеялся герцог.
  - О том, что если Вы найдете ее язычку лучшее применение, чем ныть и сетовать на судьбу, я буду только рада.
  - Что ж, буду надеяться, что она не откажет мне как в прошлый раз.
  - Теперь она не посмеет, отец, отказать Вам ни в чем и будет очень стараться угодить. Однако если все же не угодит, скажите.
  - Ты знаешь, чем порадовать старика, - герцог ласково потрепал дочь по волосам, - присылай ее ближе к ночи.
  
  После ужина миледи Каролина прошла в сопровождении Дерика в свой кабинет и, раскрыв шкафы, занялась приготовлением какой-то смеси.
  Дерик с интересом наблюдал за ней, а когда она, долив в колбу синеватый раствор, стала нагревать ее над пламенем спиртовки, осторожно спросил:
  - Я могу помочь Вам, госпожа?
  - Ты умеешь обращаться с горелкой?
  - Да, госпожа, - кивнул он, - отец часто поручал мне приготовление лекарств и снадобий. Поэтому если скажете что и как смешать, я постараюсь в точности исполнить...
  Каролина обернулась к нему и, смерив заинтересованным взглядом, едва заметно кивнула:
  - Что ж учту на будущее.
  Потом помолчала немного и, качнув головой, едва слышно проронила: - Хотя если б я точно знала что и как... то уже давно бы проблем бы никаких не было и смешивать больше ничего бы не потребовалось...
  В ее глазах мелькнула горечь.
  - Вы ищите новый рецепт?
  - Можно сказать и так.
  - Отец часто искал новые... менял ингредиенты, время нагревания, порядок смешивания, - Дерик понятливо закивал, - это сложно правильную рецептуру составить для нового снадобья.
  - Он записывал, что и как делал?
  - Да... только сгорело все... лишь та книга, что Вы взяли, осталась, но там только проверенные и отработанные рецепты.
  - Да, я видела... А над какими новыми рецептами он работал, ты знаешь?
  - Многие знаю... Но только не последний... он запирался, когда его готовил и даж записей не вел... уже месяца два как... Я только если ингредиенты, какие ему новые приносил... Странные все такие... кровь летучих мышей... или еще серебро с могильного креста. Только не творил он зла... вот истинный Вам крест, - Дерик размашисто перекрестился, - никогда не творил... он больше лечил кого или проклятье какое снимал, ну или судьбу предсказывал...
  - Я знаю, - Каролина едва заметно кивнула, потом нервно повела плечом, - только разве епископу объяснишь то. Для него главное не чтобы люди добро творили, а чтобы церковь его восхваляли, да жили в покорности да страхе перед ним... Вот и творит он зло сам, прикрываясь именем Господа, и страху не ведает... А всех, кто даром владеет, причислил к пособникам дьявола и никак иначе. И отца моего в том же убедил... Ну ничего, мы с ними по их же правилам играть станем, и еще посмотрим кто в выигрыше окажется.
  Она решительным жестом перелила содержимое колбы в небольшую бутылочку и, загасив горелку, обернулась к Дерику:
  - Ты в седле держаться умеешь?
  - Ну да... отец часто посылал отвести кому лекарство.
  - Вот и славно. Поедешь сейчас со мной.
  - Госпожа, но вечер уж совсем поздний... На лошадях на ночь глядя опасно ехать, - удивленно проговорил Дерик и тут же в страхе попятился, такой яростный взгляд бросила на него его хозяйка.
  - Да ты оказывается трус, - губы ее презрительно дрогнули, - ну что ж оставайся здесь. Из комнаты до моего возвращения не выходить и не разговаривать ни с кем!
  - Я не про себя, госпожа... мне лишь за Вас боязно было... я-то сам часто ночами ездил... и, если позволите, с удовольствием поеду Вас сопроводить...
  - За меня не стоит беспокоиться, - раздраженно хмыкнула она, - я сама о себе побеспокоюсь.
  Она накинула плащ, потом взяла из ящика сумку, положила в нее бутылочку и сунула в руки Дерику:
  - Пошли!
  
  Они вышли во двор. Полная луна освещала мощеный двор, повинуясь приказу Каролины, слуги быстро оседлали и привели им двух коней. Каролина легко вскочила в седло, Дерик последовал ее примеру, и охранники распахнули перед ними ворота.
  Свет луны, озаряющий ехавшую перед Дериком Каролину, делал похожей ее на сказочную фею. И Дерик не столько смотрел на дорогу, сколько восхищенно разглядывал спину своей спутницы.
  Они достаточно долго ехали по лесной дороге, когда вдруг неожиданно конь Дерика испуганно заржал и попятился. Мальчик поднял глаза и в страхе замер в седле. Перед ними на дороге стоял огромный черный волк. Размером он лишь чуть уступал лошади. Лунный свет серебрил его сверкающую шерсть, и волк казался закованным в легкую серебристую броню.
  Дерик слышал об оборотне мевервильского леса и понял, что повстречали они именно его. Рассказывали, что волк в одиночку истребил почти всю армию напавших на Мевервиль в прошлом году кочевников. И хоть слыл он заступником Мевервиля, встречи с ним боялись все окрестные жители. Потому как многочисленные исчезновения людей в мевервильских лесах приписывали именно ему.
  - Бегите, госпожа! - завопил он, посылая своего коня прямо на волка. Однако спутница его напротив замерла, а волк лишь в сторону отпрыгнул, пропустив коня Дерика.
  - Уезжайте, госпожа, спасайтесь! - Дерик вцепился в узду, снова разворачивая лошадь на волка. Его конь хрипел от страха, но послушный поводу, вновь пошел на огромного серебристого зверя. Однако тот опять лишь отпрыгнул, после чего сипло проговорил:
  - Каролина, успокой своего спутника, мне надоело скакать словно зайцу.
  - Хватит, Фредерик! Мне не грозит никакая опасность, - мелодичный голос дочери герцога, заставил Дерика растерянно остановить коня и обернуться.
  - Вы уверены, госпожа? - срывающимся от волнения голосом спросил он.
  - Абсолютно. Возьми повод и коней привяжи, - она легко соскочила с коня и протянула Дерику повод.
  Мальчик дрожащими от пережитого ужаса руками взял его и, отъехав чуть в сторону и спешившись, принялся привязывать лошадей, искоса поглядывая на замершего неподалеку громадного зверя.
  Его хозяйка тем временем приблизилась к тому и, ласково погладив, прижалась щекой к волчьей морде, едва слышно выдохнув при этом:
  - Я соскучилась...
  - Тогда почему так долго не приходила? - волк носом уткнулся ей в шею, и его язык нежно коснулся мочки ее уха.
  - Я не могла раньше, пришлось ждать удобного момента. За мной следил кузен, да и епископ опять облаву собрался устроить... Ему покоя не дают лавры неустрашимого борца за победу церкви над всеми, кто имеет хоть какой-то дар...
  - Он никак не может успокоиться?
  - Нет, - Каролина печально покачала головой, - он разошелся не на шутку... отца заставил Мартина с семьей казнить... Я еле успела сына его спасти, теперь вот, как видишь, за собой мальчишку таскаю...
  - Убили Мартина? - волк то ли взлаял то ли кашлянул, - Скверно... Он успел передать тебе новое зелье?
  - Нет, у меня остался лишь тот, опробованный рецепт.
  - Жаль, конечно... но что делать... Это за что же епископ на него так взъелся?
  - Даром и знаниями, по его мнению, вправе владеть лишь церковная власть и никак иначе. Поэтому он стремится истребить всех, кто этим владеет, не принадлежа к церковному сообществу, объявив их нечистью и богомерзкими созданиями... Одним словом задумал он снискать себе славу и звание неутомимого радетеля за веру и Господа...
  - Да уж... Хорошо хоть, что твой дар не столь очевиден... Кстати, а как сейчас? Уверена, что кузен твой за тобой не следит и епископу все о тебе не доложит?
  - Теперь уверена. Я власть над кузеном получила. И будет он отныне не за мной следить, а молиться с утра и до утра, отмаливая как свои грехи, так и чужие... уж я-то постараюсь...
  - Не переусердствуй. Во всем мера нужна...
  - Напоминай почаще, и, возможно, мне удастся сделать его моим покорным слугой, не убив и не искалечив при этом, - рассмеялась в ответ она. Потом обернулась к Дерику: - Бутылку со снадобьем мне подай!
  Тот достал из сумки бутыль и, шагнув к ней, подал. Она взяла и вновь притянула к себе волка: - Будешь?
  - Ты спрашиваешь? - было похоже что волк рассмеялся, - Я из твоих рук даже яд с радостью выпью, а ты такие вопросы задаешь.
  - Прекрати! - глаза Каролины гневно сверкнули, и она раздраженно хлопнула ладонью волка по спине. - И ведь не подавился такими словами...
  - Тсс... ладно, ладно... не сердись, - волк осторожно ткнул ее носом в плечо. - Давай свое снадобье.
  Каролина открыла пробку и дала выпить содержимое зверю.
  Некоторое время не происходило ничего, а потом тело волка стала бить крупная дрожь. Он стал тяжело дышать, затем изогнулся весь, и тишину леса прорезал его громкий полный муки вой.
  Дерик в ужасе зажмурился, а когда открыл глаза, то увидел, что его госпожа склонилась над неподвижно лежащим обнаженным мужчиной. Очень мускулистым и пропорционально сложенным, с разметавшимися по плечам черными, как смоль, густыми волосами. Она притянула к себе его голову и нежно поцеловала прямо в губы. Тот едва слышно застонал и открыл глаза. Лицо Каролины осветила улыбка. Чуть отстранившись, она нежно рукой коснулась высокого лба оборотня, потом ее пальцы скользнули по его резко очерченным скулам и чуть тяжеловатому, упрямому подбородку, затем тронули дрогнувшие от ее прикосновения тонкие губы.
  - С возвращением, Алекс, - с чувством выдохнула она, вглядываясь в его выразительные темно-синие глаза, обрамленные густыми длинными ресницами.
  Ничуть не смущаясь своей наготы, мужчина приподнялся и в свою очередь, притянув красавицу-герцогиню к себе, жадно приник к ее губам.
  Поняв, что его любопытство становится непристойным, Дерик поспешно отвернулся. Теперь ему стало ясно, почему оборотень хранит Мевервиль, и что за зелье в тайне ото всех пытался сотворить его отец.
  
  Через некоторое время полный муки полу вой - полу вопль повторился и обернувшийся Дерик увидел, что рядом с его хозяйкой вновь стоит огромный черный волк, которого она нежно гладит рукой. Наконец Каролина отстранилась и властным тоном приказала Дерику:
  - Коней отвяжи и запомни, хоть слово кому о том, что видел, скажешь, самолично в глотку свинец залью!
  - Да, госпожа. Я все понял и буду нем как рыба, - Дерик отвязал лошадей и подвел ей, после чего, дождавшись, чтобы она вскочила в седло, тоже сел на коня.
  Тем временем она повернулась к волку:
  - Пойдешь к моховым болотам, поплутаешь по трясине, оставляя следы, а потом уйдешь через горелую топь, на запад и чтоб не меньше недели носа сюда не казал!
  - Как скажешь, - волк, склонив голову на бок, грустно посмотрел на нее.
  Каролина, чуть повернувшись, открыла седельную сумку, и в ее руке сверкнул длинный серебряный кинжал с рукоятью в виде распятья:
  - А теперь прощальный поцелуй, любимый, мне необходимо предстать в выгодном свете перед епископом, так что не обессудь...
  - Как скажешь, - вновь повторил волк, и в следующее мгновение его мускулистое тело взметнулось в воздух.
  Испуганное ржание зашатавшегося под тяжестью волка коня Каролины, блеск сверкнувшего в лунном свете кинжала, брызнувшая во все стороны кровь, треск материи, и черная громадина волка уже метнулась в сторону, чтобы раствориться в ночной темноте леса.
  Дерик в ужасе прижал руки ко рту, потому что рукав и бок платья юной герцогини были разодраны и залиты кровью, так же как и бок ее коня.
  - Госпожа... - только и смог выдохнуть он, ошеломленный случившимся.
  - Вперед! - Каролина пришпорила коня, посылая в галоп. Ничего не понимающему в происходящем Дерику не осталось ничего, как пуститься следом за ней, стараясь в темноте леса не потерять ее из виду.
  Каролина гнала коня до тех пор, пока они на полном скаку не ворвались во двор епископа.
  Бросив повод взмыленного коня подбежавшим слугам, она соскочила на землю и громко потребовала срочно позвать епископа.
  - Может быть, Вы отложите Ваш визит, миледи? - с крыльца сбежал высокий худой монах, с вытянутыми чертами лица и сросшимися в одну линию бровями, - Его преосвященство, только после вечерней молитвы спать легли.
  - Как можно спать, когда по округе разгуливает оборотень??? Какой может быть сон? Я выследила его! Я знаю теперь, где он, и мы должны немедленно ехать, чтобы его уничтожить! Немедленно! Вы с тем отрядом ратников, что предоставил вам отец, должны выступить со мной немедленно!
  - Вы, насколько я вижу, ранены, миледи... - монах осторожно взял ее за плечо, - пойдемте в дом. Вам окажут помощь, и мы все обсудим.
  - Во-первых, я не ранена, это его кровь... я ранила его... а во-вторых, нужно немедленно ехать, пока он не успел отойти от ранения... Я ранила его серебряным клинком, до утра рана не затянется... это точно... и мы сможем найти его по кровавым следам...
  - Такие вещи сгоряча не решаются, миледи, - продолжил ее увещевать монах. - Потом какие кровавые следы можно разглядеть в ночи? К тому же надо все обсудить, подготовиться, а Его преосвященство сейчас спит...
  - Брат Алоимус, Вы понимаете, что оборотень свободно разгуливает по дорогам, а вы с его преосвященством спокойно спите?! Я напишу Его высокопреосвященству кардиналу! Это безобразие! Я из сил выбиваюсь, одна сражаясь с исчадьем ада, а вы спите и не желаете мне даже помочь в этом! Я буду требовать, чтобы вас заставили навести порядок на вверенных вашему попечению землях! Вы только на то и способны, чтобы лекарей колдунами объявлять, а как да истинно богомерзких тварей дело дошло, вы спать решили. Я готова собственноручно во славу Господа перевешать хоть всех лекарей, но когда ваше попечение ограничивается лишь подобными советами, я с этим согласиться не могу! Вы обязаны, просто обязаны хранить округу от происков Сатаны и его приспешников.
  - Миледи, успокойтесь. Я, конечно же, немедленно разбужу его преосвященство, и мы сейчас все обговорим, и уверен, сумеем найти оптимальное решение... Пойдемте в дом, и подождите всего несколько минут, Его преосвященство обязательно сейчас к Вам спустится.
  - Скажите слугам, чтоб лошадь мою осмотрели... в отличие от меня, похоже, коню моему порядком досталось от когтей оборотня, - сбавила тон Каролина.
  - Да, конечно, миледи, я распоряжусь, - монах увлек ее в дом, - хотя Ваше плечо тоже осмотреть не помешает... Вы уверены, что зубы оборотня Вас не тронули?
  - Хотите найти повод повесить меня на воротах вместо того, чтобы прикончить настоящего оборотня?
  - Вы зря иронизируете, миледи, зубы оборотня дело опасное.
  - Я покажу Вам свое плечо, но только в присутствии епископа, чтоб исключить любую возможность ложных обвинений и всяческих наветов.
  - Я не собираюсь ни в чем обвинять, я хочу лишь помочь...
  - Вы, брат Алоимус, лучше Его преосвященство позовите.
  Через некоторое время в гостиную, куда прошла Каролина вышел епископ, облаченный в темную повседневную сутану. Он был высок и представителен. Могучий размах плеч, открытое лицо, обрамленное каштановыми чуть волнистыми волосами до плеч, еще не тронутыми сединой, и проницательный взгляд карих чуть прищуренных глаз.
  Каролина склонила голову:
  - Благословите, святой отец.
  - Господь благословит, дочь моя. Что случилось? - рукой в золотых перстнях он осенил ее крестным знамением.
  - Я сумела выследить оборотня и ранила его тем клинком, что вы дали мне, святой отец, - Каролина протянула ему окровавленный клинок.
  - А сами Вы не пострадали?
  - Нет, Господь хранил меня. Пострадала лишь лошадь, да и то не сильно и лишь от когтей...
  Каролина обнажила плечо, и брат Алонимус, принесший миску с губкой осторожно смыл с ее кожи кровавые подтеки, удостоверившись, что кожа юной герцогини действительно даже не поцарапана.
  - Господь действительно несказанно добр к Вам и явно хранит Вас, дочь моя... - епископ удивленно покачал головой. - Как я понял из рассказа брата Алоимуса, Вы хотите, прямо сейчас с отрядом ратников и с нами ехать разыскивать оборотня...
  - Да, я хочу именно этого. Я знаю, что Господь на моей стороне, да иначе и быть не могло, - убежденно проговорила Каролина и в упор посмотрела на епископа. - И я убеждена, что если Вы сейчас поедите со мной, возглавив отряд ратников, мы сможем выследить это исчадье ада по следам крови и окончательно уничтожить, пока он не отошел от удара.
   - А Вы уверены, дочь моя, что это его кровь, и Вы ранили именно его? - недоверчиво вертя в руках кинжал, осведомился епископ.
  - Неужели Вы не заметили, что кровь на клинке не засохла... - раздраженно скривилась Каролина. - Но если Вас это не убеждает, то прикажите принести жидкое серебро и окуните в него кинжал. Кровь оборотня не сворачивается в нем, а вот если это кровь кого другого - обязательно свернется...
  Епископ повернулся к брату Алоимусу, и тот, понятливо кивнув, вышел. Вернувшись через некоторое время со стеклянной плошкой, на дне которой плескалась серебристая жидкость. Епископ окунул конец кинжала в нее и заворожено стал наблюдать, как сползшая в жидкость капля крови с кинжала растеклась тонкой пленкой по поверхности.
  - Да, дочь моя, - кивнул он, - Вам действительно удалось то, что не удавалось еще никому... ранить эту дьявольскую тварь... и то, что сами вы никоим образом не пострадали, доказывает то, что Господь избрал Вас своей карающей десницей.
  - Да, я знаю это... и еще знаю, что с Вашей помощью или без оной я все равно сумею справиться с исчадьем ада, появившимся во владениях моего отца...
  - Мы, конечно же, поможем Вам, дочь моя, я давно желал очистить не только Мевервиль, но и мевервильские леса от нечисти.
  - Я так рада, так рада, святой отец... Не иначе как Господь услышал мои молитвы и послал мне такого мудрого и опытного наставника в столь нелегком деле. Только поторопитесь, святой отец, до рассвета не так много времени, а с рассветом рана его затянется, и найти его станет труднее...
  - С чего Вы взяли, миледи, что раны оборотней с рассветом затягиваются? Вы что общались с ними? - ехидная усмешка тронула губы прислужника епископа.
  - Нет, не общалась, - Каролина зло сверкнула глазами в его сторону, - но в отличие от Вас, брат Алоимус, я читаю исследования святых отцов церкви, которые преуспели в делах борьбы с порождениями Сатаны... Потому что хочу, используя их бесценный опыт, навести порядок во владениях моего отца, чтобы все они были под рукой Господа, и не осталось в них порождений лукавого... А вот Вы, как я вижу, подобным не особенно интересуетесь... У Вас как, такого желания нет? Или все-таки есть, а дело исключительно в лености характера?
  - Вы правы, дочь моя, глупости брат Алоимус говорит... он действительно плохо разбирается в методах борьбы с порождениями тьмы и, когда видит такие знания у других, сразу в подозрения впадает... А ему бы не в подозрения впадать, а поучиться тому, чего не знает... Ладно сейчас не время о том... - епископ раздраженно поморщился.
  - Это точно, что не время. Поторопиться бы нам не мешало... - Каролина с улыбкой посмотрела на него.
  - Не волнуйтесь, дочь моя, - кивнул он. - Сейчас я отдам необходимые распоряжения и, думаю, очень скоро мы сможем выехать...
  
  Предрассветный туман клубился над болотом, молочной дымкой стелясь по траве и путаясь в кустах. Лошади испуганно фыркали, проваливаясь копытами в топкую жижу. Ратники недовольно ворчали, но юная герцогиня упрямо вела небольшой отряд все дальше и дальше вглубь болот. Она будто и не чувствовала усталости и промозглой болотной сырости, заставляющей даже привычных к непогоде ратников зябко поеживаться в седлах. Ее властный голос то и дело подгонял всех членов отряда, уже порядком уставших от бесплодных ночных поисков:
  - Вперед! Вон те кусты обшарьте, тут вон снова кровь на траве! Что вы тащитесь, словно сонные мухи? Проворнее! Вон ту ложбину обыщите. Брат Алоимус, ну громче Вы, громче псалом читайте, а то и не слышно Вас совсем! Вы должны вдохновеннее читать, чтоб с нами сила Господня пребывала, а Вы бубните себе под нос! Ваше преосвященство, хоть Вы бы сказали ему! Он должен вдохновлять и просить о ниспослании нам силы и удачи, а не усыплять монотонным бормотанием! Смотрите вот снова кровь, ну вот где-то здесь эта тварь... я чувствую!
  Каролина уверенно послала коня вперед по едва заметной среди болотных трав тропе, и ее силуэт быстро поглотил туман.
  - Миледи, куда Вы? - окликнул ее командир ратников.
  - Он был здесь совсем недавно! Давайте сюда! - раздался из тумана ее приказ.
  - Миледи, где Вы? - командир ратников стал беспомощно оглядываться, пытаясь определить точное направление, и найти ее следы.
  - Да вот же он! Сейчас ты сдохнешь, тварь! Окружайте его! - загремел ее голос, где-то неподалеку.
  Все направили коней в ту сторону, откуда раздался голос, пытаясь прийти на помощь бесстрашной юной воительнице. И в это время туманный сумрак болота прорезал жуткий вой, который, казалось, шел со всех сторон, отовсюду откликаясь эхом.
  Все кони шарахнулись в разные стороны, не слушаясь ни повода, ни удил, и многие, попав на топкие места, начали проваливаться в трясину. Болото наполнилось их испуганным ржанием, беспорядочными всплесками, криками и хлюпаньем грязи.
  
  Когда утренние лучи разогнали туман, клубившийся над болотом, отряд преследователей представлял собой безрадостную картину. Почти все лошади утонули, причем некоторые вместе с седоками. Те же ратники, которым удалось уцелеть, были вымазаны в болотной грязи и промокли до нитки. Епископ, брат Алоимус и Дерик, лошади которых шли последними, почти не пострадали, но, стараясь помочь воинам выбраться из трясины, тоже порядком намокли и выпачкались.
  С первыми лучами солнца к отряду вернулась и Каролина. Разгоряченная погоней, в забрызганном болотной грязью платье она вышла на поляну, ведя за узду коня, и тут же с яростью набросилась на епископа:
  - Почему Вы не пошли за мной и не окружили эту тварь? Он ушел! Он вновь ушел от меня! Это немыслимо! Я ведь почти достала его!
  - Лошадей напугал его вой... мы не смогли последовать за Вами, дочь моя, - епископ поднялся ей навстречу.
  - Вы напугались всего лишь воя? Почему Вы не пели псалмы? Да какие вы слуги Господа? Вы или трусы или того хуже пособники Сатаны! Я обязательно напишу обо всем кардиналу. Вы вместо того, чтобы вдохновлять и силой Господней поддерживать, оправдываете трусость воинов, которые вновь позволили уйти дьявольскому отродью. Их надо всех вздернуть за трусость, чтоб остальным неповадно было так вести себя! Не умеют управлять лошадьми, надо было идти пешком, но обложить темную тварь и не дать ей уйти! Вы должны были заставить их следовать за мной и силой слова Божия направить на свершение Богоугодного дела уничтожения нечисти! Почему Вы не сделали этого? Вы заинтересованы в том, чтобы темная тварь и дальше хозяйничала в здешних лесах? Вы покровительствуете ему? - глядя ему прямо в глаза, возбужденно выдохнула Каролина.
  - Дочь моя, что Вы такое говорите? Как Вы можете думать такое? Это граничит с богохульством - обвинять преданных служителей Господа в подобном! - лицо епископа побелело от гнева.
  - Посмотрим, что подумает кардинал, когда узнает об этом! - зло бросила ему в ответ та и, вскочив в седло, повернулась к Дерику, тихо сидящему неподалеку: - На коня и за мной!
  После чего развернулась и пустила коня галопом.
  Дерик тут же метнулся к своему коню и, быстро сев на него, поскакал следом, стараясь не потерять свою госпожу из вида.
  
  
  Епископ обернулся к прислужнику и на латыни, чтобы ничего не поняли сидящие неподалеку ратники, спросил:
  - Ну и что думаешь по этому поводу, брат Алоимус?
  - Ваше преосвященство, с дочерью герцога сейчас лучше не враждовать. Ее сложно на данный момент обвинить хоть в чем-то... больно большой переполох она устроила, организовав эту погоню за оборотнем... - так же на латыни ответил тот. - Я съезжу к ней сегодня и поговорю... хочет, чтоб выживших казнили - лучше казнить... и действительно обвинить в трусости и в пособничестве дьяволу... а ей пообещать, что начнем готовить новый отряд... Нам не с руки допустить, чтобы она и впрямь писала кардиналу. Он с удовольствием воспользуется поводом, чтобы заменить Вас одним из своих ставленников... Эта глупышка не понимает, что будет лишь пешкой в чужой игре и новый епископ не оборотня, на которого она столь взъелась, постарается уничтожить, а карманы свои за счет казны ее отца набить...
  - Кстати, как думаешь, с чего она погоню эту в ночи устроить решила?
  - Вы сами виноваты в том... Девчонка глупа и неискушенна... наслушалась она Ваших проповедей о борьбе с нечистью и решила стать той, которую осенила благодать Господа... Его карающей дланью... фанатичка чертова... от таких всегда сплошные проблемы...
  - А никак ее в ереси не обвинить?
  - В какой? Что оборотня прикончить пытается? Хотя со временем, может, и подловим ее на чем... безгрешен лишь Господь, как известно... хотя и его обвинить сумели в деяниях, смертью караемых...
  - Ты это... не заговаривайся... нашел, кого с Господом ровнять... девчонку дерзостную да дурную.
  - Молчу, молчу, Ваше преосвященство... я лишь в том смысле, что со временем подловить ее удастся обязательно, лишь срок не торопите...
  - Только ты уж повод основательный найди... кардиналу не с руки разрешение на ее казнь подписывать без особого повода... толку с того никакого - владения не ее еще и церкви не перейдут... а коли вместе с отцом их обвинить, король вмешаться может, не поверив обвинениям...
  - Может ее кузен нам, что интересное про нее расскажет... я говорил с ним, очень внушаемый субъект и может быть нам крайне полезным.
  - Что ж это радует. Давай, брат Алоимус, дерзай во славу Божию. А я не забуду твоего усердия.
  - Я буду стараться... только ее в любом случае пока на свою сторону привлечь надо... И раз хочет она быть избранницей Божьей, думаю, стоит ей сказать, что церковь на ее стороне, и мы поддержим ее во всем... Глядишь, эта фанатичка и чем полезной сможет оказаться... И наоборот Вашу власть в епископстве укрепит.
  - Возможно... возможно... попробовать надо, постарайся в доверие к ней влезть и расположить ее к себе... ты умеешь, и не мне тебя учить тому, брат Алоимус, - епископ с усмешкой посмотрел на него, - но все равно постарайся побольше про нее узнать... Таких фанатичек, которым так Господь благоволит, в любом случае лучше под жестким контролем держать. Ведь одна на оборотня полезть не побоялась, и он не смог ей ничего сделать... не иначе как хранит ее провидение...
  - Вера она воистину чудеса творит... - согласно поддакнул тот и добавил: - Понял я все, Ваше преосвященство, и постараюсь все наилучшим образом устроить.
  
  
  В полдень того же дня брат Алоимус уже въезжал во двор замка герцога. Подбежавшие слуги помогли ему спешиться и провели в гостиную, заверив, что герцогу немедленно доложат о его визите. Монах решил для начала поговорить с отцом юной герцогини и заручиться его поддержкой.
  Герцог действительно не заставил себя долго ждать, и его шаги раздались совсем скоро, глухим эхом разносясь под сводами старинного замка.
  Хозяин замка хоть и был в летах, но держался прямо, и его уверенная поступь свидетельствовала, что ее обладатель полон сил и энергии.
  - Приветствую Вас, брат Алоимус, - вошедший герцог едва заметно склонил свою убеленную сединой голову.
  - Здравствуйте в веках, Ваша светлость, - шагнул тот ему на встречу. - Да продлит Господь Ваши дни, чтоб Вы могли и дальше твердой рукой окормлять свои владения и поддерживать закон и порядок во славу Божию.
  - Вы по делу или просто почтили своим визитом?
  - По делу Ваша светлость, по делу... - монах прижал руки к груди, - привели меня к Вам радение и беспокойство за Вашу единственную дочь и наследницу, миледи Каролину, да будет благосклонен к ней Отец наш небесный и дарует ей здоровья на долгие годы.
  - А что с Каролиной?
  - Слава Богу, пока ничего, Ваша светлость. Господь по благости своей хранил ее сегодня... но то, что выжила она и здорова осталась, иначе как чудом и назвать нельзя.
  - Вы об этой ее охоте на оборотня?
  - Вы знаете о ней?
  - Она рассказала с утра...
  - И как Вы к этому отнеслись? Вы понимаете, что она поступила крайне неосмотрительно?
  - Моя дочь упряма и отважна... Господь любит таких... Я сам таким был, поэтому знаю: ее не остановить, иначе моя дочь не была бы моей, - герцог усмехнулся, - Господь, конечно, несколько опрометчиво вложил такую душу, что у нее, в женское тело... Но на все воля Его святая... И то, что наследников мужского пола я не дождался, лишь подтверждает, что все лучшее от меня он передал ей, и таков и был Его замысел... И с каждым годом я все больше убеждаюсь: она достойная наследница.
  - Вы понимаете, что подобная неосторожность и неподготовленность, какую Ваша дочь явила сегодня ночью, может стоить ей жизни? Вы готовы остаться без наследницы?
  - Ну не надо меня пытаться застращать, брат Алоимус. Я вообще-то не из пугливых. И вообще считаю, что смерть почетнее трусости, и я верю, что коль Господь даровал мне такую наследницу, то не попустит ее гибели. Волков бояться - в лес не ходить. И я не намерен поощрять в моей дочери трусость, которой, слава Богу, нет.
  - Я не про трусость говорю... О ней вообще речи нет. Вообще-то Ваша дочь ввязалась в дело явно не женское. И волк, которого она пытается уничтожить, совсем и не волк, а более опасное создание. И хоть бояться тоже не следует, но опасаться необходимо... Именно поэтому надобна хорошая подготовка перед подобными вылазками. Ратники были неподготовлены, потому и струсили. А в результате этого, несмотря на все наши попытки с Его преосвященством помочь Вашей дочери, нам это сделать не удалось... Ратники, которых обуял ужас, не дали нам сделать ничего, затруднив все наши действия... И хранила миледи Каролину лишь Божья милость. А если бы мы заранее продумали и обговорили с миледи всю операцию, подготовили ратников, то ничего подобного не случилось бы... И она не оказалась бы краю гибели, один на один со зверем...
  - Возможно... только что о том сейчас говорить? Дочь моя, слава Господу жива. И я никак не пойму что Вы хотите от меня?
  - Чтобы Вы объяснили ей, что необходимо заранее готовить такие вылазки. Мы ей во всем поможем с Его преосвященством, так как крайне заинтересованы в уничтожении нечисти, но бросаться очертя голову в схватку, по меньшей мере, неразумно. Вы, как опытный воин, выигравший несметное количество сражений, должны это знать как никто другой.
  - Да, я много побеждал, - польщено улыбнулся герцог, - правда, дела все больше прошлые...
  - Слава прошлой не бывает. О Ваших подвигах легенды слагают и сейчас...
  - Ну полноте... - герцог улыбнулся, - Мои дела давно уж в прошлом, сейчас время дочери настало. И я рад, что она точно не посрамит чести нашего рода.
  - Ее дело в первую очередь наследником Вас порадовать, а не за зверем по лесам гоняться. К тому ж зверь и не особо досаждает Вашим владениям... Нечисть она, конечно, и есть нечисть, и ее уничтожение Богоугодное дело... но вот честно признайтесь, Ваша светлость, много вреда от оборотня в Ваших владениях?
  - Да я про то и не слыхал вовсе...
  - Вот то-то и оно... и стоит ли рисковать жизнью миледи Каролине, если даже от успешного уничтожения оборотня не особо много что изменится? Ну кроме того, что одной богомерзкой тварью меньше станет?
  - Ну не знаю... Каролина уж больно решительно настроена обязательно истребить эту нечисть...
  - Так и мы ведь не против того... только с умом к делу подойти надо... а не так как она: наскоком да без подготовки... Мы ведь готовы все силы приложить и помочь во всем, только она ведь советы подобные считает трусостью да предательством служению Господу... Хоть бы Вы ей объяснили... пока она в Вашей власти.
  - Ой, брат Алоимус, - герцог усмехнулся, - моя власть над ней уже кончилась. Дочка моя давно самостоятельной стала. Вот посоветовать что могу, а живет она уже собственным умом, и я ей не указ.
  - Плохо то. Не по заповедям Божеским. Дети должны быть покорны родительской воле... а уж дочери и подавно, до самого замужества, а далее под волю мужа.
  - Каролину под волю мужа? - герцог раздраженно скривился. - Девочку мою под волю мужа? Да никакой молокосос из нынешних ей и в подметки не годится, чтоб еще слушала она его... и неволить ее не буду в том... Вот влюбиться иль мужа, что глянется ей, найдет, вот тогда может и порадует меня внуками, а пока пусть вольно поживет да порадуется жизни... я то ж не торопился себя узами связать и по любви женился... Жаль лишь, что счастье наше с Амелией недолгим оказалось... уж больно скоро Господь ее к себе призвал... Да ладно, на все воля Его святая.
  - Истинно так. Но чтобы миледи Каролина покинула этот мир лишь, когда на то будет воля Господня, а не раньше срока, стоит Вам все же хоть немного, но образумить дочь. Милость Господа не беспредельна, и не всегда может он охранить тех, кто простейшими правилами безопасности пренебрегает... Поэтому необходимо внушить ей, что осторожность и тщательная подготовка сродни не трусости, а напротив, свидетельствуют о наличие разумности в поступках и помогают вернее добиться результата.
  - Убедили, брат Алоимус. Поговорю я с ней, чтоб на рожон не лезла, да к Вашим советам прислушивалась. Вы, насколько я понял, плохого не посоветуете и в первую очередь о ней радеете.
  - Именно. Миледи Каролина прихожанка наша, и не печься о ней и душе ее для нас невозможно.
  - Что ж тогда может, побеседуем мы с ней вместе, а потом Вы отобедаете с нами?
  - Благодарствую. Не откажусь. Храни Вас Господь, Ваша светлость, Вы на редкость разумный и праведный христианин.
  - Я стараюсь, - удовлетворенно кивнул тот, - Кстати, Его преосвященство доволен, что мои ратники семью колдуна уничтожили?
  - Несомненно. Вы совершили благое деяние. Его преосвященство уже отписал об этом кардиналу.
  
  Каролина, встретила их в своем кабинете. На ее столе лежали несколько исписанных листов.
  - Дитя мое, - герцог, шагнув к дочери, нежно поцеловал ее, - брат Алоимус хотел поговорить с тобой. Он считает, что ты забыла о всякой осторожности, и твоя горячность может обернуться против тебя.
  - Милорд, - Каролина отстранилась от отца, и ее губы капризно дрогнули, - он может говорить Вам что угодно. Судьей между нами теперь выступит кардинал. Вот если Его высокопреосвященство отпишет мне, что я веду себя опрометчиво и недостойно истинной христианки, я приму Его волю... Но кажется мне, что его реакция будет иной. И именно поэтому брат Алоимус пытается заставить Вас связать мне руки.
  - Никто рук тебе связывать не собирается, Каролина... Что ты, дитя мое? С чего ты взяла такое? Брат Алоимус напротив говорит, что они с Его преосвященством готовы всячески помогать в деле борьбы с оборотнем, он только просит, чтобы все твои действия были тщательно подготовлены и продуманы и не более того...
  - Вы уверены в том, отец? Сегодня во время охоты я что-то не заметила его помощи... скорее напротив - попытки отговорить, вернуть, не дать мне прикончить эту богомерзкую тварь...
  - Миледи, Вы несправедливы ко мне... Все мои слова объясняются лишь беспокойством о Вашей безопасности и не более того, - вступил в разговор вошедший вслед за герцогом монах, - я предвидел, что ратники не готовы к погоне за этим созданием Сатаны. Я знал, что в решающий момент они могут душевно дрогнуть и подвергнуть Вас, миледи ужасному риску... Эти душевно нестойкие представители рода человеческого поддались на козни Сатаны и чуть не привели Вас к гибели... Это было бы трагедией и невосполнимой потерей для нашей церкви. Таких истинно чистых душой христианок, на которых снизошло Божье благословение очень мало и их нельзя подвергать столь большому риску... Вот если бы Вы не сочли за труд и предупредили бы нас заранее, что готовитесь к схватке с оборотнем, мы бы отобрали только морально устойчивых воинов. Снабдили бы их охранными ладанками и подготовили бы для столь ответственного дела... А так оно провалилось именно из-за того, что такой подготовительной работы проведено не было... Я ведь вообще-то, миледи, просить Вас пришел не только поберечь себя на будущее, но и еще свидетельствовать перед церковным судом о недостойном поведении всех воинов сопровождения. Чтобы суровый приговор, вынесенный им, послужил бы хорошим уроком набранным взамен ратникам... А еще, что бы Вы помогли отобрать тех, кто, по Вашему мнению, в будущем не поддастся дьявольским козням и станет достойными соратниками в столь важном деле... Вы должны знать, миледи, что я с готовностью помогу во всем и с радостью сделаю все для той, кого Господь избрал своей карающей дланью, чтобы избавить всю округу от богомерзкой твари. Я лишь покорно прошу не рисковать так более и только...
  - Вы действительно готовы помогать и предоставите возможность наравне с вами готовить ратников и все последующие походы против оборотня? - удивленно переспросила Каролина, чуть приподняв брови.
  - Безусловно, - кивнул ей монах.
  - Тогда, возможно, я и правда несколько опрометчиво решила писать кардиналу. Вполне возможно, при таком подходе мы справимся с оборотнем и собственными силами, - Каролина решительно шагнула к столу и резким движение порвала исписанные листы на мелкие куски.
  - Так Вы дадите показание на церковном суде? - осторожно осведомился монах.
  - Я думаю, если их хорошенько накажут, чтоб неповадно было трусить впредь, то столь жесткие меры и ни к чему... Это я в сердцах сказала, от отчаяния, что вновь не смогла справиться с порождением Сатаны во славу Божию.
  - Вы можете сами присутствовать, чтоб убедиться, всех накажут так, чтоб выжили лишь сильнейшие и воистину стойкие, - улыбнулся он ей, - святая церковь заинтересована в том, чтоб служители ее в ответственный момент не дрогнули духом.
  - Это радует, я не откажусь, - губы Каролины тронула очаровательная улыбка, - Вы, брат Алоимус, развеяли все мои сомнения лишь парой фразой. Теперь мне даже стыдно за те слова, что я наговорила Его преосвященству.
  - Все мы грешны, миледи. Безгрешен лишь Господь, но коли чувствуете, на сердце камень вины, думаю, Вам стоит исповедаться и покаяться перед Его преосвященством.
  - Я обязательно прибегну к Вашему совету. Сегодня же съезжу к нему, - кивнула Каролина.
  - Как славно, дочь моя. Я знал, что ты мудра и рассудительна, - герцог, приблизившись к дочери, ласково коснулся ее щеки, потом повернулся к монаху: - Пойдемте отобедаете с нами, брат Алоимус, счастливое избежание моей дочерью всех опасностей я думаю даже следует отметить несколькими кубками вина.
  - Ну Вы и повод нашли, отец, - Каролина с усмешкой покачала головой.
  - Очень хороший повод, миледи, - поддержал герцога монах, знающий, что вина из герцогских подвалов славятся на всю округу, - нужно восславить Господа нашего, хранившего Вас в час опасности. Да и не оставит он Вас и впредь.
  
  После обеда Каролина вызвалась сопровождать монаха в город, чтобы, как она и обещала исповедоваться у епископа и испросить прощения за свои столь резкие слова.
  Покинув замок, они некоторое время ехали молча. Худое лицо монаха дышало умиротворением. Пара кубков вина явно произвели на него благостное воздействие. Однако через некоторое время он повернулся к Каролине.
  - Я что-то не видел сегодня за обедом вашего кузена, миледи. Его светлость отказал ему от дома?
  - Нет, хотя отец хотел поступить именно так, брат Алоимус, - Каролина презрительно фыркнула. - Кузен забыл все заповеди Божьи и явно стал пренебрегать некоторыми из них. Однако я посчитала, что надо дать ему шанс исправиться и испросила у отца разрешения попытаться наставить кузена на путь избавления от греха. Сейчас он уже второй день проводит в посте и молитве, пытаясь испросить у Бога вразумления.
  - Он в чем-то сильно согрешил?
  - Я не хочу рассказывать его грехи, брат Алоимус, он сам, как осознает их получше, на исповеди Вам покается. А сейчас пусть молитвами да постом хоть немного душу к исповеди подготовит.
  - Вы сумели объяснить ему необходимость того?
  - Я не объясняю, - Каролина звонко расхохоталась, - я жестко контролирую подобное. Не будет стремиться совершенствовать душу, пойдет в солдаты, как поначалу отец хотел.
  - Вы считаете, что можно заставить совершенствовать душу и стремиться жить по заповедям.
  - А у Вас разве иное мнение, брат Алоимус?
  - Нет, но мне кажется, Вы взяли на себя не совсем свои обязанности.
  - Брат Алоимус, если это намек на то, что я лезу не в свое дело, и Вы можете поставить мне в вину мою попытку влиять на кузена в деле просветления его души, то будьте готовы ответить на вопрос о Вашей состоятельности как его духовника... - Каролина, обернувшись к монаху, раздраженно поморщилась. - Поэтому давайте считать, что я пекусь о его душе, как его ближайшая родственница, и вместо взаимных обвинений будем действовать сообща, дабы исправить то, что есть в нем греховного на данный момент.
  - Конечно-конечно, миледи, это очень разумно. Я и не думал Вас ни в чем обвинять.
  - Это радует. По-моему с меня достаточно, что я осознала недопустимость моего поведения с епископом. Удовлетворитесь этим.
  - Миледи, Вы очень разумная христианка, и не мне Вас учить. Все наставления Вам даст Его преосвященство лично.
  - Замечательно, - холодно обронила Каролина, посылая коня рысью, так что и монаху, чтобы не отстать, пришлось сменить шаг на рысь.
  
  
  Во дворе епископа Каролина, спрыгнула с коня и, спросив у слуги, где епископ, не стала дожидаться, когда о ней доложат. Она стремительно вбежала в библиотеку, где тот работал, и повалилась перед ним на колени:
  - Я так виновата, Ваше преосвященство, - выдохнула она со слезами в голосе.
  Епископ поднялся и раздраженно махнул вбежавшему следом за Каролиной слуге, чтоб вышел. После чего, дождавшись, чтоб тот закрыл дверь, повернулся к Каролине и холодно спросил:
  - Что случилось, дочь моя?
  - О, Ваше преосвященство я так раскаиваюсь, так раскаиваюсь... - из глаз Каролины закапали слезы, она прерывисто вздохнула, - я была так скудоумна, когда посмела Вас обвинить в не должном радении к Вашему приходу и чадам духовным, вверенным Вашему попечению... не знаю даже, сумеете ли Вы простить меня... Досада на неудачу туманила мой разум, Ваше преосвященство, поэтому я и была столь дерзка... Но если Вы простите меня и позволите в будущем вместе с Вами подготовить и тщательно продумать план уничтожения этой богомерзкой твари, я даже не знаю, сколь признательна буду Вам...
  - Так Вы поняли необоснованность Ваших обвинений?
  - Да! Брат Алоимус открыл мне глаза. Я поняла, сколь велика была ваша забота обо мне... - Каролина сжала руками руку епископа и, прижав ее к своей груди, вскинула на него свои большие выразительные глаза: - Вы чувствуете, как бьется мое сердце? Его переполняют раскаяние и желание загладить свою вину... Ваше преосвященство, Вы простите меня?
  Епископ заглянул ей прямо в глаза и утонул в бездонной зелени ее глаз. Он ощущал пальцами нежную девичью кожу, видел, как взволнованное вздымается грудь юной герцогини, чувствовал ее прерывистое дыхание и возбужденный стук ее сердца. Голова его закружилась, и он, нервно облизнув губы, осторожно высвободил руку:
  - Конечно, если Ваше раскаяние искреннее, то я прощаю Вас, дочь моя.
  Он осторожно отстранился и отвел взгляд, пытаясь справиться с нахлынувшими на него чувствами.
  - А еще я должна спросить Вашего совета, Ваше преосвященство... - робко продолжила Каролина.
  - Я весь во внимании, - епископ старался не смотреть на нее.
  - Я тут решила сохранить жизнь сыну колдуна, душа которого не отравлена еще. Мне очень хочется направить мальчика на истинный путь, и заставить его открыть свою душу Господу. Вы благословите меня на это или мне казнить мальчика?
  - Это тот, что сопровождал Вас ночью?
  - Да. Я взяла его, чтобы проверить, как он отнесется к богомерзкой твари. Он старался помочь мне справится с оборотнем, и я поняла, что Сатана не успел отравить его душу. Поэтому и прошу благословения оставить его подле себя.
  - А если не дам?
  - Ваше слово я считаю словом Божьим. И если Вы не дадите благословения, я казню мальчика во славу Господа. Вы же знаете, какова я с врагами Христовыми.
  В глазах Каролины плескалась открытая готовность принять любое его решение, и епископ решил проявить благодушие, к тому же сын колдуна мог оказаться хорошим аргументом в игре против юной герцогини.
  - Я благословляю на то. Попытка обратить к Богу юную душу похвальна и достойна одобрения. Дерзайте, дочь моя. Только контроль в любом случае не ослабляйте... семя колдовства оно трудноискоренимо, и могло оставить ростки даже в столь юной душе.
  - Я буду стараться, Ваше преосвященство, - она едва заметно кивнула, а затем испытующе посмотрела на него: - Так я могу надеяться, что Вы действительно не сердитесь на меня?
  - Вы сомневаетесь в искренности моего прощения, дочь моя?
  - Я не смею верить... моя вина перед Вами столь велика, - не сводящая с него пристального взгляда Каролина поднялась с колен и, вновь взяв его руку, прижала ее к губам.
  В ее взгляде читалась такая искренность, чистота и непритворное раскаяние, что епископ не мог не попасть под ее обаяние. Он просто физически почувствовал очарование и притягательную силу, исходящую от нее. Сердце вновь затрепетало в груди, и чувства затопили разум.
  - Что я могу сделать, чтобы хоть как-то загладить мою вину? Я выполню любую епитимью... или выкуплю индульгенцию... Только скажите... - продолжила она с возбужденным преддыханием, - я все-все исполню, лишь не держите на меня зла. Я не переживу этого.
  И епископ почувствовал, что не может ей ответить. Слова застряли где-то в горле, во рту пересохло, даже дышать стало трудно. Взгляд юной герцогини лишал его способности даже мыслить разумно. Наконец с огромным усилием он сглотнул и едва слышно проговорил:
  - Я не держу зла. То не по законам Божеским.
  - Так Вы действительно простили? - в ее глазах сверкнуло неподдельная радость, а губы тронула счастливая улыбка. - Вы святой. Воистину святой. А я уж и не надеялась. Я так счастлива, так счастлива, - она выпустила его руку и шагнула к двери. - Так я поеду тогда? Отец будет волноваться, если я поздно вернусь. Брат Алоимус так напугал его с этим оборотнем, что я пообещала ему поздно одна не ездить более по лесу.
  Грудь епископа словно сдавило клещами, он почувствовал, что очарование и свет, которые, как оказалось, умела дарить эта прелестная девушка, рассеялось и более уже не вернется, если он сейчас же не остановит ее.
  - Я, конечно же, простил Вас, Каролина, - хрипло проговорил он, намереваясь оставить ее на всю ночь молиться под его присмотром, - но для Вашего же блага я должен научить Вас покорности воли Божьей, отсутствие которой Вы так ярко продемонстрировали накануне. Так что не торопитесь.
  - Да, конечно, Ваше преосвященство, - она вновь шагнула к нему.
  - Не надо столь строго следовать этикету, дочь моя, - епископ нежно взял ее за руку, - я Ваш духовный отец, вот так отныне всегда и обращайтесь.
  - Да, отче, конечно, как скажете, - лицо Каролины вновь озарила очаровательная улыбка, а в глазах полыхнуло восторженное почитание, - я с радостью приму любую Вашу волю. Вы мой проводник к Господу, которого я люблю всем сердцем... а значит, я так же должна любить и почитать Вас и исполнять любую Вашу волю как Его. Ведь Ваша воля и есть Его... и я сейчас поняла это как никогда раньше.
  - Такое Ваше отношение радует, дочь моя.
  Епископ не в силах противостоять искушению притянул ее к себе и нежно прижал.
  - О, отче, - Каролина вся подалась к нему, а потом неожиданно резко отшатнулась и, прижав руки к вискам, отбежала к окну. Там, схватившись за штору, она, не поворачиваясь к нему, хрипло выдохнула: - Вы должны меня срочно выгнать, отче... срочно...
  - Что случилось? Вы вновь решили проявить непокорность, Каролина?
  - Вы не понимаете, отче... я не непокорна... я поняла... поняла, что гнело мою душу все это время... и это ужасно...
  - Что ужасно?
  - Это чувство... Вы должны выгнать меня, предать анафеме... казнить... может хоть это вырвет это чувство из моей груди, потому что скрывать я его больше не в силах...
  - Каролина! Что Вы говорите? Какое чувство? О чем Вы?
  - Любовь! - она обернулась к нему, глаза ее сверкали, а грудь возбужденно вздымалась. - У меня нет больше сил это скрывать... Я люблю того, кого не имею права любить... и это сводит меня с ума... не дайте этому чувству овладеть мной, отче, выгоните меня... Я не должна видеть Вас... Я не должна любить и не должна смущать Вас этим чувством, - она раздраженно тряхнула головой, так что ее каштановые кудри взметнулись над плечами. - Я люблю Господа... несказанно люблю... я не хочу нарушать его заповеди... но это чувство смущает меня и несказанной болью рвет душу... Я не должна видеть Вас! Не должна!
  В ее глазах заблестели слезы, она рванулась к двери, но епископ преградил ей путь и схватив за плечи, прижал к себе:
  - Успокойтесь, Каролина. В Вашем чувстве нет ничего греховного...
  - Вы не понимаете... - она уткнулась ему в плечо, и тело ее сотрясли рыдания, - Я почувствовала... я почувствовала, что Вы готовы отозваться на мое чувство... Но если Вы только отзоветесь на него, если предпочтете меня служению Ему... Я не вынесу... Я тогда покончу с собой.
  - Что Вы говорите, Каролина? Это смертный грех!
  - А предпочесть Богу земные радости не грех? - она чуть отстранилась, и на епископа взглянули ее огромные зеленые глаза полные боли, тоски и отчаяния. - Я не вынесу, если узнаю, что подтолкнула Вас к нему! Получится, что я не только предпочту любовь Господа другой любви, но и сподвигну к смертному греху, того, кого люблю... Если это случится, мое место будет лишь в аду! И я пусть уж тогда меня сразу постигнет эта участь! Я сразу наложу на себя руки!
  - Каролина, Каролина, успокойтесь! Вы ничего еще не совершили. О каком грехе Вы толкуете?
  - Отче, поклянитесь мне, именем Бога поклянитесь, что никакие мои чувства не позволят Вам переступить со мной ту грань, что позволяет сохранить девственность во взаимоотношениях! - настойчиво потребовала она. - Возможно, тогда я смогу успокоиться и перестану их таить и пытаться облекать в другие формы.
  Епископ понял, что попал в затруднительное положение. Сам он не считал, что его обет безбрачия препятствует взаимоотношениям с женщинами, если те, конечно, не смогут его впоследствии опорочить. Поэтому те, кто покладистостью характера не отличался и не считал Божьим благоволением его домогательства, объявлялись колдуньями и еритичками со всеми вытекающими из этого последствиями. Сейчас же девушка, к которой он испытал необыкновенное влечение, признавалась ему в любви, но, считая ее греховной, была готова сама искать смерти. Теперь он понял природу ее безумной храбрости в случае с оборотнем. Дочь герцога, вероятно, подсознательно искала смерти, которую Господь по благости своей отвел от нее. Он надолго замолчал, обдумывая ситуацию.
  Каролина, тихо всхлипывая, доверчиво прижалась к нему и уткнула лицо в широкое плечо. Ее близость больше не возбуждала епископа. Наоборот дарила благостное ощущение покоя и умиротворения. И он решился. Ласково обняв девушку за плечи, подвел к столу, где, положив одну руку на Библию, торжественно поклялся ей, что их взаимоотношения навсегда останутся невинными, чтобы она ему не говорила и как бы себя не вела.
  - Я так благодарна Вам, так благодарна, отче, - Каролина порывисто схватила его руку и прижалась к ней губами, - теперь, когда Вы знаете о моей любви... и поклялись не дать мне возможности впасть в грех самой и вовлечь Вас, я готова исполнить любую Вашу волю.
  - Седьмой псалом мне сейчас прочтете, Каролина.
  - Конечно, отче.
  Слушая божественный текст, который чувственно и проникновенно читала Каролина, епископ впервые в жизни испытал столь светлое и радостное чувство, что к концу текста понял, что вряд ли сможет устоять перед искушением приблизить ее к себе.
  
  
  С того дня, Каролина часто приезжала в дом епископа и проводила там долгое время, Епископ поначалу старался, чтобы дочь герцога могла возвратиться в замок засветло, но общение с ней его неизменно затягивало. К тому же девушка постоянно говорила, что ее хранит его благословение, и оттого опасности в ночных поездках никакой нет. Поэтому через некоторое время стало обыкновенным, что уезжала Каролина лишь ближе к ночи. Епископ в свою очередь тоже стал нередким гостем в герцогском замке. Девушка встречала его с неизменной радостью, старалась быть в курсе всех его дел и начинаний, и подле нее епископ отдыхал душой. Она стала ему несказанно дорога, и он старательно обходил вопрос о времени новой охоты на оборотня, страшась потерять ее. К его радости сама она тоже этот вопрос не поднимала, вообще не вспоминая об оборотне, который уже долгое время вовсе не тревожил округу. Напоминал о нем лишь душераздирающий вой, звучащий порой ночами.
  
  Герцог был рад сближению дочери с епископом. Ему казалось, что дочь его благодаря этому стала на редкость покладистой и ласковой, а ее резкость и своеволие почти совсем исчезли. Поэтому со своей стороны он всячески поощрял такое ее поведение.
  Однако наслаждался спокойной и благожелательной атмосферой герцог не особенно долго. Однажды к завтраку Каролина вышла с явно заплаканными глазами, а на его вопрос: "что случилось?", ответила, что ей необходимо после завтрака поговорить с ним наедине.
  
  Встревоженный герцог после завтрака прошел с ней в свои комнаты и, выгнав всех слуг, запер дверь:
  - Так что случилось, Каролина?
  - Отец! - дочь упала перед ним на колени, и из глаз ее потекли слезы. - Вы должны проклясть меня и казнить.
  - Каролина, дитя мое, - герцог подхватил ее под руки, пытаясь поднять. - Ты с ума сошла говорить такое!
  - Нет, отец... Я заслужила лишь подобную участь. Вы поступите по совести, если поступите именно так... - дочь совсем повисла на его руках, не желая подниматься с пола.
  - Каролина, да объясни толком, что случилось! Хватит истерики устраивать! Что ты словно изнеженная девица голосишь? - герцог раздраженно рывком поднял ее с пола. - Встань и расскажи!
  - Я не могу, отец... не могу... это выше моих сил... - Каролина встала на ноги и отвернула голову, стараясь не смотреть на отца.
  - Черт! Да говори уже! Хватит! - герцог, грубо схватив ее за плечо, тряхнул.
  - Я опозорила наш род... - тихо выдохнула она.
  - Чем?
  - Я более не девственна и у меня будет ребенок.
  - Тьфу, - герцог раздраженно скривился. - И из-за такой ерунды ты закатываешь истерики? Твоим законным мужем станет любой. Я соглашусь даже на пастуха, раз он тебе по нраву пришелся. Кто он?
  - Я не могу сказать кто он... и он не сможет стать моим мужем... - из глаз Каролины вновь закапали слезы.
  Догадка как молния озарила герцога.
  - Черт! Да как он посмел?! Я напишу кардиналу, он снимет с него сан.
  - Я не подтвержу того.
  - Почему?
  - Я не сделаю ничего, чтобы хоть как-то повредило ему.
  - Дура! Ты что не поняла, что он пользуется тобой?
  - Я не сделаю ничего, чтобы хоть как-то повредило ему! - упрямо повторила Каролина, закусив губы и всхлипывая. - Хоть казните, все равно не сделаю.
  - Истинно дура! - поморщился герцог и, тяжело вздохнув, добавил: - Глупая и упрямая.
  - Я не спорю, отец, - отвела она вновь взгляд, - только сделаю именно так, как сказала.
  - Ладно... черт с тобой... не хочешь - не надо... значит, не по любви мужа тебе найду. И только посмей поспорить - враз кардиналу напишу.
  - Кого? - Каролина испуганно посмотрела на отца. В глазах застыла тоска и боль.
  - Ну ладно, ладно, малышка, не строй такие глаза... неплохого найду, того, кто и по роду достоин будет и тебе полную волю даст... кем вертеть, как захочешь, сможешь... Потому как раз прокололась ты так, супруг тебе теперь необходим.
  - У Вас есть кто подобный на примете?
  - Навскидку есть несколько кандидатур. Барон Ригл - в долгах, что в шелках, и согласится наверняка. Не особо молод, бесспорно, но покладист и приятной наружности. Потом граф Стази. Игрок, конечно, и не особо привлекателен, но молод. Так... Кто еще? - герцог задумчиво потер рукой висок. - У тебя самой предпочтения-то какие-нибудь есть?
  - Георг.
  - Кузен твой? Каролина, ты уверена?
  - Он покорен мне, и дальше перечить не посмеет... поэтому этот вариант был бы самым лучшим для меня.
  - Ну... если подумать и вправду не самый плохой вариант... Что ж пусть так. Я поговорю с ним. Когда ты свадьбу хочешь?
  - В следующее воскресенье. И еще хочу, чтобы епископу Вы сказали, что это Ваша воля... что Вы хотите внуков... Мне не хотелось бы, чтобы он догадался из-за чего я выхожу замуж.
  - Ой, Каролина... голову тебе открутить и то мало будет, - герцог печально вздохнул. - Вот ведь знаешь, чертовка, что люблю тебя безумно и черт знает что требуешь...
  - Отец, я люблю Вас не меньше, - Каролина прижалась к нему и нежно поцеловала. Слезы ее давно высохли, и в глазах плясали лукавые огоньки. - Только зачем Вы богохульствуете уже который раз?
  - Если считать богохульством то, что я помянул черта, то как назвать то, что творит твой разлюбезный епископ, а? - он нежно потрепал ее по волосам. - Вот всегда знал, что церковники говорят одно, а на деле все у них выходит иначе... но вот чтобы так... И как ты могла влюбиться в такого, Каролина? Неужели любовь настолько глаза застит?
  - Бог ему судья, как и всем нам... не надо больше о нем... - дочь еще сильнее прильнула к нему.
  - Ой, Каролина, Каролина... - герцог уже который раз сокрушенно покачал головой.
  
  Свадьба дочери герцога с его племянником проходила в городском соборе. Церемонию вел самолично епископ, который выглядел на редкость удрученным, да и невеста также была нерадостной. Опухшие от слез глаза, нервно дрожащие пальцы, на которые жених никак не мог надеть кольцо. Жених при этом тоже казался скорее сильно взволнованным, чем счастливым. Спокойным и довольным выглядел лишь герцог, который не скрывал, что надеется в ближайшем времени узнать о прибавлении в семействе и порадоваться наследникам.
  Пир после свадьбы был роскошный, но невеста почти сразу ушла, сославшись на недомогание, и жениху пришлось единолично принимать все поздравления и заверять, что они приложат с женой все усилия, чтобы как можно скорее порадовать герцога внуками.
  По округе сразу же после свадьбы поползли слухи, что герцог насильно выдал замуж дочь, видимо в чем-то ее заподозрив. В чем именно герцог заподозрил дочь, слухи разнились. Некоторые утверждали, что в симпатии к епископу, другие, что в намерении уйти в монахини и организовать свой монастырь, третьи, что сбежать с полюбовником. Единодушие все выказывали, лишь удивляясь тому, что престарелый герцог впервые сумел обуздать своевольную красавицу-дочь и подчинить своей воле. Однако открыто судачить о том люди боялись, страшась как гнева герцога, так и епископа, который явно благоволил столь знатной своей прихожанке и духовной воспитаннице.
  Все ждали, что дочь герцога, став женой явно против своей воли, опечалится, станет затворницей и передаст бразды правления супругу, но этого не произошло. Уже через несколько дней после свадьбы все вернулось к прежнему порядку. Каролина вновь взяла все в свои руки, и стала жестко отслеживать как все вопросы управления замком, так и герцогством. Она возобновила частые визиты в город к епископу, и ее по-прежнему везде сопровождал паж. С кузеном, ставшим ее супругом, она общалась не более чем раньше: лишь во время совместных трапез. Изменилось лишь ее обращение к нему, теперь она его величала: милорд, и еще требовала, чтобы он вместе с ней присутствовал на всех воскресных обеднях в городском храме.
  К этому времени всем стало предельно ясно, что милорд Георг полностью находится под каблуком у жены. Он не то, что никогда не возражал ей, он даже пытался предугадать ее любые желания. А стоило ей только недовольно бровью повести, и он тут же соглашался с любым ее мнением, нередко при этом меняя свое на прямо противоположное, лишь бы угодить супруге. Но, несмотря на то, что жена выказывала ему явное пренебрежение, совсем скоро стало заметно, что пожелания герцога молодые супруги постарались исполнить, и тому стоит рассчитывать на то, что род его не угаснет.
  Беременность нисколько не повлияла на поведение Каролины. Чувствовала она себя превосходно и, несмотря на уговоры отца и замкового лекаря, не отказалась ни от прогулок верхом, ни от длительных поездок в город и обратно, нередко возвращаясь в замок лишь под утро.
  
  Так прошло около восьми месяцев, после чего лекарь стал настойчивее требовать, чтобы миледи Каролина хотя бы перестала ездить верхом и использовала карету. Но та была непреклонна, и ее поездки в город верхом хоть и не столь часто, но продолжились, при этом она категорически отказывалась от любого сопровождения кроме собственного пажа.
  Тогда герцог в разговоре с братом Алоимусом, когда тот очередной раз наведывался в замок, намекнул, что епископу, как духовнику его дочери, стоило бы немного урезонить Каролину и призвать к благоразумию, запретив до родов покидать замок. Сам герцог после свадьбы дочери предпочитал с епископом не общаться, да и епископ почти перестал посещать замок, поддерживая лишь видимость добрых отношений.
  
  Вернувшись в дом епископа, брат Алоимус поспешил к тому с докладом. На стук никто не отозвался и брат Алоимус осторожно приоткрыл дверь кабинета.
  Епископ стоял у окна и задумчиво смотрел вдаль.
  - Вы позволите, Ваше преосвященство? - Алоимус нерешительно замер на пороге.
  - Да, заходи, - не оборачиваясь, проронил тот.
  - Я был в замке герцога.
  - И как там обстановка? - пальцы епископа тихо постукивали по оконной раме.
  - Все, как и прежде... спокойно.
  - Как миледи Каролина? Собирается к нам?
  - Миледи - хорошо и приехать собиралась в ближайшее время. Только вот герцог хочет, чтобы до родов она больше не покидала замок, страшась, что ее поездки верхом на таком сроке могут повредить ребенку, и очень надеется, что Вы призовете ее к тому же.
  - Он считает, что ребенок важнее совершенствования души ее дочери?
  - Герцог боится, что если роды начнутся дорогой, то ребенок может погибнуть. Да и сама миледи Каролина пострадать, поскольку отказывается, чтобы в поездках ее сопровождал лекарь.
  - Ну, значит, на то у нее есть причины... - мрачно хмыкнул епископ, - видно не особо она дорожит будущим ребенком.
  - Вы что тоже считаете, что раз у миледи ребенок не от мужа будет, лучше, если он не выживет?
  - Что??? - епископ обернулся к нему, - что ты городишь? Моя прихожанка ревностная христианка и блюдет все заповеди Христовы.
  - Вы ведь знаете, Ваше преосвященство, что я исповедую ее мужа..., - растерянно пробормотал брат Алоимус, - так что к чему Вам передо мной пытаться миледи выгородить? Я, в общем-то, нисколько и не осуждаю ее... когда такие взаимоотношения во славу Божию, то они и не грех никакой... и, конечно же, я никогда не посмею раскрыть эту тайну. Поверьте.
  - Это на что ты намекаешь? Это что на исповеди тебе ее муж такого наговорил? - епископ гневно сверкнул глазами и шагнул к брату Алоимусу, который рядом с ним выглядел как хрупкий кузнечик перед грозной птицей, и тут же испуганно залепетал:
  - О, я никогда не посмею... ни в чем не посмею Вас обвинить, Ваше преосвященство. Да и доказательств у меня никаких нет. Ну мало ли что этот сумасброд мне на исповеди наговорил... Это он по слабости душевной мог... Я никогда ведь не заикался даже... это просто сейчас к слову пришлось... но я забуду, забуду все... уже все забыл... Клянусь!
  - Что он тебе сказал?! - епископ навис над ним словно скала.
  - То тайна исповеди... и вообще про Вас он ни словечка и не говорил... я это... по глупости все это сказал... по глупости... Пощадите, Ваше преосвященство... Вы же знаете, как я Вам предан... я б никогда не посмел кому еще... даже полслова не посмел...
  - Дословно, что он сказал! - гаркнул епископ.
  Испуганно вжав голову в плечи и прижав руки к груди, брат Алоимус едва слышно выдохнул: - Он открылся, что миледи не подпускает его к себе, вообще ни разу не подпустила... поэтому он считает, что ребенок у нее будет от святого духа, чтобы отца ее на старости лет порадовать, и я не стал его в этом разубеждать, сказал - бывает.
  Епископ судорожно сглотнул и, отступив от него, хрипло проговорил:
  - Иди, брат Алоимус.
  - Да, конечно, Ваше преосвященство... только поймите, я лишь Вам, и не посмею больше никому... никто больше не узнает... я даже исповедуюсь лишь Вам... - клятвенно запричитал тот, низко склоняясь.
  - Иди! - епископ повысил голос, раздраженно махнув рукой, и брат Алоимус тут же выскользнул за дверь.
  
  Епископ вновь шагнул к окну и вцепился рукой в раму. Сердце его рвалось от боли, и ревность туманила разум. Та, которую он искренне полюбил и привык считать принадлежащей ему хотя бы сердцем, как оказалось, лгала... Лгала даже на исповеди...
  Через некоторое время в голове сверкнула шальная мысль, что может, и вправду непорочно зачала она. Эту мысль тут же сменила другая, что если все же она на самом деле любит кого-то другого, ему остается только обвинить ее в ереси и казнить... Потому что жить подле нее, осознавая, что ее любовь была лишь ложью, унизительно и невыносимо... Но столь же невыносимо, наверное, будет и жить без нее... без ее мелодичного и проникновенного голоса, бездонных глаз в которых можно утонуть и без ласковых прикосновений, в которых было столько нежности... Нет, он не убьет, он возьмет ее силой и заставит полюбить... полюбить истинно так, как притворялась... или нет... вполне возможно, вся ее любовь это дьявольское наваждение, и лучшим выходом будет сжечь ее как ведьму, чтобы не поддаться на козни лукавого. Мысли путались и рвали сознание болью.
  Епископ раздраженно затряс головой, отгоняя бестолковые и столь противоречивые мысли, и начал вслух читать молитву, пытаясь успокоиться. Закончив читать, он почувствовал, что вновь обрел спокойствие и ясность мышления. Облегченно вздохнув и перекрестившись, он решил, что вначале разберется во всем и узнает правду, и лишь после этого будет думать о том, что делать дальше.
  Правду легче всего было узнать от пажа Каролины, которого она все время держала при себе. К тому же епископ помнил, что мальчишка был сыном колдуна, и его было очень удобно в случае необходимости обвинить в любых смертных грехах и не только пытать, но и казнить без всякого суда и дознания. Поэтому он тут же приказал двум доверенным слугам, как только миледи Каролина приедет, скрытно и не привлекая ничего внимания, отправить ее пажа в подвал, а его лошадь увести из стойла, имитировав побег мальчишки.
  
  Каролина не заставила себя долго ждать, приехав на следующий же день. Епископ встретил ее по обыкновению тепло и радушно, даже не показав вида, что сомневается в искренности ее к нему отношений. И далось ему это без особого труда, потому что рядом с Каролиной не верить в искренность ее чувств было практически невозможно. Такие любовь и ласковое тепло она излучала одним своим видом. Епископ за весь долгий вечер рядом с ней не раз ловил себя на мысли, что, пожалуй, все лучше оставить так, как есть и не пытаться докопаться до истины, выясняя от кого у его пассии будет ребенок. Однако желание узнать правду все же занозой свербело в его душе и не давало покоя.
  Поздно вечером, собираясь в обратный путь, Каролина схватилась пажа и была просто шокирована его отсутствием. Она долго не могла поверить в его побег, но показания слуг и отсутствие лошади не могли не заставить ее принять этот факт как данность. Епископ вместе с ней предпринял все возможное для его поисков, притворно изумляясь вероломству мальчишки и тому, что тот посмел оставить свою хозяйку, после всего того, что она для него сделала. А потом предложил послать кого-нибудь сопровождать ее в замок, но Каролина отказалась и уехала одна.
  
  Проводив ее, епископ спустился в подвал. Мальчик был уже раздет и привязан к столу для пыток, рядом стоял палач.
  - Иди, сам допрошу, - махнул ему рукой епископ.
  Монах, исполняющий роль палача тут же с поклоном вышел, плотно закрыв за собой массивную дубовую дверь хорошо заглушающую все звуки.
  - Чем я провинился, Ваше преосвященство? - хрипло спросил мальчик. В глазах ее блестели слезы, а тело сотрясал нервный озноб.
  Епископ шагнул к нему, кончиками пальцев осторожно коснулся лба:
  - Покаяться ни в чем не хочешь?
  - В чем?
  Мальчишка взглянул на него с таким ужасом, что епископ сразу понял, он знает многое и много в чем может покаяться.
  - Тебе лучше знать, - с усмешкой ответил он, закладывая руки мальчика в тиски.
  - Не надо! Пожалуйста, не надо! - запричитал тот, весь изогнувшись от страха в удерживающих его ремнях. - Я все расскажу! Все! Только пытать не надо.
  - Рассказывай, я очень внимательно слушаю.
  - Я не делал ничего дурного... совсем ничего... я лишь снадобье госпоже помогал готовить и больше ничего... но ведь оттого никому никакого вреда не было... - хлюпая носом и сглатывая испуганные слезы, заговорил мальчик.
  - Какое снадобье?
  - Ну, чтобы оборотня навсегда в человека обратить.
  - Зачем твоей госпоже то?
  - Она любит его.
  - Что? Любит оборотня? - епископ схватил мальчишку за подбородок и чуть запрокинул голову. - Ты можешь поклясться в том?
  - Да могу... я присутствовал на всех их встречах, - прохрипел тот.
  - Насколько я знаю, она прикладывала все силы, чтобы уничтожить его... Это что, была лишь видимость? Так?
  - Да, Ваше преосвященство... истинно так... но я не виноват в том... я никогда сам даже не разговаривал с ним, - голосок мальчишки срывался, и он снова стал весь трястись, - я ведь не мог ей ничего возразить... я только, что она приказывала, то и делал...
  - А почему молчал о том? Ведь то грех на исповеди о таком молчать.
  - Я боялся... потому и молчал...
  - Как часто они встречались? - епископ отпустил голову мальчика и нервно забарабанил пальцами по краю пыточного стола.
  - Ну как из города возвращались мы, так они и виделись.
  - И в каком он был обличье?
   - Волка... он всегда волк... лишь говорит по-человечески... Он только в новолуние человеком мог быть или если госпожа ему снадобье приносила... Он лишь тогда обращался, но ненадолго... А она все хотела, чтоб навсегда... и рецепт искала... помолится и начинает новый рецепт искать?
  - Кому молилась-то, Сатане? - губы епископа презрительно изогнулись.
  - Нет, что Вы... она Сатане никогда не молилась... лишь Господу.
  - Не лги! О том Господу не молятся!
  - Она молилась... и истово так... все просила, чтоб Господь проклятье свое с рода оборотня снял.
  - Ты лжешь! - епископ резко повернул ворот тисков, удерживающих руки мальчика, и тут же его крик заполнил весь подвал.
  - Так кому она молилась? - повторил свой вопрос епископ.
  - Я не знаю... она говорила "Господи", а кому она молилась - не знаю... - захлебываясь слезами, ответил тот, - я не лгу! Не надо, не пытайте больше!
  - Значит, ты признаешь, что она именем Господа называла Сатану?
  - Откуда же мне знать то?
  Еще один оборот колеса и снова крик, и мальчик вновь весь выгнулся, пытаясь вырваться из ремней, повторяя:
  - Не надо больше! Не надо! Я все признаю... все! только больше не надо! Она Сатану, сатану так называла...
  - То есть зелье для оборотня она готовила по молитве к Сатане? - спросил епископ, закрепляя в ножных тисках ступни мальчишки.
  - Да... к нему... - согласно закивал тот и испуганно заелозил на столе, скуля от страха.
  - И тебя заставляла ему молиться?
  - Меня - нет... - испуганно замотал он головой. - Я никогда Сатане не молился.
  - Не лги! - епископ повернул рычаг, и ножные тиски с хрустом сжали кости ног.
  Мальчик зашелся в криках и рыданиях. Теперь он был готов подтвердить все: и что сам молился Сатане, и что отошел от веры истинной и душу дьяволу продал.
  Но епископу уже было трудно остановиться. Его раздирала досада на то, что им манипулировали. Манипулировали так, как привык всеми манипулировать он. А мысль о том, что Каролина ему предпочла богомерзкое существо, даже не человека, а сатанинскую тварь, и вовсе туманила рассудок. И епископ продолжил пытку, заставляя мальчишку не только в подробностях рассказывать все, что он знал, но и признаваться и каяться в том, что он вместе со своей госпожой предпочел служение Господу служению Сатане. Остановился он лишь, когда от невыносимой боли мальчик потерял сознание.
  Тогда, стремясь привести его в чувство, он окатил его ледяной водой. Мальчик, открыл глаза, и вдруг неожиданно хрипло засмеялся. А потом, глядя на него бессмысленным и мутным взором, заговорил:
  - Я птицей теперь буду... и полечу к Господу... я видел его... и он сказал, что я буду теперь летать... Вы убьете меня, и я стану птицей...
  Летать я буду в небесах бескрайних,
  Летать, раскинув гордые крыла,
  Все дальше от земли, где все остались,
  Туда где гор белеет снежная гряда.
  Там, ветер ледяной меня в объятья примет,
  Гонящий облака меж горных скал высот.
  Могучими порывами он быстро
  Меня к сверкающей вершине унесет.
  Расправлю я свои крыла большие,
  И воспарю в холодной синеве,
  Чтобы растаять вдалеке, не ведая печалей,
  Воспоминание всем лишь оставив о себе...
  Он вновь хрипло рассмеялся и добавил:
   - Мне не надо больше бояться и оговаривать госпожу... мне осталось совсем немного, и я полечу...
  Епископ раздраженно скривился, поняв, что переборщил, и раз мальчишка свихнулся, то теперь его уже нельзя будет использовать как свидетеля.
  Он открыл дверь и, приказал монаху, дежурившему на лестнице:
  - Закончи с ним.
  Тот молча поклонился и шагнул к столу. Резкое движение рук, хруст позвонков и окровавленное и изуродованное пытками тело мальчика безвольно обмякло на столе.
  - За церковной оградой тайно похорони, - обронил епископ и, услышав в ответ: "Будет исполнено", вышел из подвала.
  
  Вернувшись в свой кабинет, епископ глянул в окно. На звездном небе ни облачка. И луны нет - новолуние. Как сказал паж Каролины, именно в такие дни волк мог сам обращаться. Скорее всего, Каролина опять с ним. Досада и ревность жгли душу. Епископ начал молиться, но молитва не приносила облегчения. Наконец он не выдержал. Он сам, своими руками прикончит и сатанинскую тварь, и отступницу. Приняв такое решение, он достал из письменного стола два серебряных кинжала. Оба с ручками в виде распятья, только один клинок был обычный, другой же весь в мелких зазубринах, словно пила. После чего крикнул слуге, чтобы ему оседлали коня.
  
  Хоть ночь и была безлунной, его конь шел уверенной рысью. Не доезжая до того места, где, судя по рассказам мальчика, Каролина встречалась с оборотнем, епископ спешился.
  Заброшенная полу развалившаяся часовня на берегу лесного озерца была освещена пламенем костра. На поляне у костра он увидел Каролину, которая действительно, как он и предполагал, была не одна.
  Епископ, постаравшись оставаться незамеченным, подошел ближе.
  
  Каролина сидела рядом с мускулистым черноволосым мужчиной, на плечи которого был накинут ее плащ.
  - Тебе надо уйти отсюда, - тихо проговорила она. - Если Фредерик сейчас у епископа, то завтра мне стоит ждать гостей... и в любом случае в скором времени нам не увидеться.
  - Ты предлагаешь мне уйти и бросить тебя?
  - Я постараюсь выкрутиться. У меня подготовлено письмо, и как только епископ что-то предпримет против меня, кардинал получит подробный отчет о разнице между теми податями, которые собирает наш епископат, и теми, которые брат Алоимус указывает в донесениях Его высокопреосвященству. И еще сведения о поддержке епископом опального графа Вегермаера, которому опять тот же брат Алоимус за немалые деньги, конечно же, помог сделать и верительные грамоты и индульгенции выдал... Ну и много еще какие факты, которые заставят кардинала задуматься, а не стоит ли ему, во-первых, усомниться в истинности обвинений епископа в мой адрес, ведь ясно прослеживается мотив почему обвиняет - чтоб сведения, что вскрыла не передала, а во-вторых, заменить его на посту своим более преданным союзником.
  - Каролина, пока суд да дело ты можешь скончаться в его подвалах... Я не отпущу тебя в замок.
  - Без разрешения кардинала он не осмелится начать дознание, а кардинал вряд ли его даст... Церкви дохода от того никакого, лишь очередной скандал... Да и доказательств у епископа маловато... только показания мальчишки... Так что им не выгодно то. Им выгоднее нового епископа назначить и дело замять, особенно если денег пообещаю пожертвовать во славу Христову, а я не поскуплюсь...
  - Каролина, тебе нельзя рисковать... ты не в том положении... ты можешь потерять ребенка.
  - Ребенка я не потеряю хотя бы потому, что ты мне поможешь вызвать роды прямо сейчас.
  - Ты с ума сошла? А если сейчас сюда нагрянет епископ с охраной? Мальчишка мог и про это место рассказать.
  - Один он не осмелится сюда сунуться, а если бы с отрядом был, мы бы уже знали о том. Так что не бери в голову.
  - Но зачем ты хочешь именно сейчас вызвать роды?
  - Хотя бы затем, что я нашла рецепт... нужна была кровь не летучих мышей, а несколько капель его крови. Достаточно их добавить в эликсир, - она кивнула на металлическую фляжку, лежащую у ее ног, - и ты будешь свободен.
  - Навсегда свободен? Ты нашла рецепт?
  - Нашла... Кстати, я после этого уничтожила все записи... как чувствовала прям... В замке теперь ничего не осталось.
  - А ребенок?
  - Что ребенок? - Каролина недоуменно пожала плечами. - Ничего ему не сделается от того, что пару капель крови у него взять.
  - Нет, я про другое... А вдруг на нем тоже проклятье?
  - Проверим... Если есть, сделаю эликсир и для него. Дел-то... Рецепт ведь я помню.
  - И что делать надо?
  - Найди пару листиков болотной упырки... Если ее пожевать, схватки и начнутся.
  Темноволосый мужчина встал, шагнул в сторону и тут же, вскрикнув, повалился лицом вниз на краю поляны. В спине его сверкал серебряный клинок с рукоятью в виде распятья.
  Каролина испуганно вскочила, намереваясь подбежать к нему, но не успела. К костру вышел епископ и, схватив ее за плечи, рывком развернул к себе:
  - Ну что, тварь? Полюбовника твоего я прикончил. Теперь твой черед! Только в отличие от него так легко я уйти тебе не позволю... Перед смертью ты намучаешься вдосталь и будешь молить меня прикончить тебя поскорее...
  - Кардинал не спустит Вам того! - хрипло проговорила Каролина.
  - А ему и не надо будет мне ничего спускать... от тебя, гадина, лишь мокрое место останется, и я доложу кардиналу, что сделал это оборотень, которого я выследил и убил...
  - Значит, не хотите, открыто обвинить, - Каролина зло рассмеялась, - что ж это даже лучше... видно доказательств у Вас маловато... Мальчик не выдержал пыток?
  
  - Деяния Сатаны порой трудно изобличить и рядится он в одежды добродетели столь же непринужденно сколь и во все другие. Похоже, что и ты, как его пособница, столь же ловка. И, кроме того, что ты пособница дьявола, ты еще и змея подлая... Господи, кого же я пригрел у себя на груди... - епископ зло скрипнул зубами.
  - Попробуйте меня понять, и я обещаю, Вы не пожалеете об этом, - тихо выдохнула Каролина.
  - Ты что дьявольскую сделку мне предлагаешь заключить? Думаешь, я предам Христа ради твоего чертовского очарования? Да я выжгу его... Каленым железом выжгу! От твоей красоты и следа не останется, тварь! - епископ сжал ее плечи так, что она охнула и закусила губы.
   - Что не нравится? - зло продолжил он. - Так смею заверить: то, что тебе предстоит вынести, не понравится тебе еще больше.
  Он рывком повалил ее на землю и, достав кинжал с зазубренным клинком и сдернув с ее плеч платье, с силой провел лезвием от предплечья до груди.
  Каролина закусила губы сильнее и отвернула голову.
  - Терпишь? Молодец, запасайся терпением, терпеть тебе долго придется.
  Снова взмах рукой и рядом с кровоточащей полосой пролегла еще одна, а потом еще и еще. Каролина еле слышно застонала.
  - По-моему славно походит на отметины когтей твоего зверя, - усмехнулся епископ, разглядывая рваные кровоточащие следы от зазубренных краев своего кинжала.
  - Может он и зверь по обличью, - хрипло выдохнула Каролина, - а вот Вы, святой отец, зверь в душе. И вряд ли Господь примет Вас в свое лоно с такой звериной душой. Он хоть и любит всех, и прощать всех всем повелел, но тем, кто черен душой, прощенья Его не будет.
  - Это тебе прощенья не будет, стерва Сатанинская! Сдохнешь ты в муках, и после смерти гореть тебе в пламени адском! - он с силой сжал ей плечо, пальцами разрывая раны еще глубже.
  - Господи, на тебя уповаю, - хрипло выдохнула Каролина, - не оставь меня своею благодатью. Позволь мне хотя бы дитя мое сохранить.
  - Да как ты своим языком подлым не подавилась, мерзавка, имя Господа упоминать! Гнусная тварь! Ты предпочла Господу богомерзкого зверя и еще смеешь имя Его святое произносить, чтобы просить за потомство сатанинское. Так вот, знай: я сначала вырежу твоего ребенка и у тебя на глазах на мелкие куски искромсаю, а потом вырву мерзкий язык твой, гадина!
  Она ничего не стала отвечать, лишь из глаз медленно потекли слезы.
  Еще один взмах руки, и жуткий вопль Каролины пронзил тишину леса, а епископ поднял на руках окровавленного младенца, поднося его к лицу матери.
  - Смотри внимательно, тварь, что я с ним сейчас сделаю.
  - Господи! Сохрани его! - в этот полный душевной муки крик Каролина вложила все свои силы.
  - Господь не хранит порождения Сатаны, - рассмеялся в ответ епископ, удобнее перехватывая ребенка и поднимая кинжал.
  
  Однако серебряный клинок лишь царапнул кожу младенца, потому что под тяжестью схватившего его за горло мужчины епископ осел. Хрустнули позвонки, и его тело безжизненно распласталось на земле.
  - Алекс, ты жив... - с улыбкой выдохнула Каролина, глядя на своего возлюбленного, стоящего над телом епископа. В глазах ее блестели слезы. - А ребенок? Посмотри что с ним!
  - Да, - подхватывая с земли верещащего младенца, поговорил оборотень и склонился к ней: - Не волнуйся, он жив... лишь небольшой порез на плече. Господи... что он с тобой сотворил... ты вся в крови... потерпи, я сейчас постараюсь помочь.
  Он положил ребенка на землю рядом с ней и, разорвав ее одежду, в ужасе отстранился: - Каролина...
  - Я знаю, Алекс... знаю... мне уже не помочь... - с трудом выдохнула та, силы ее стремительно оставляли. - Я чувствую, что умираю. Храни дитя. Это ведь мальчик?
  - Мальчик, - он судорожно сглотнул, пытаясь справиться с подступающими рыданиями, - но ты не должна умереть! Не должна!
  - То Господу решать, не нам. И Он уже решил, - она прерывисто вздохнула, - Пока у меня есть силы, повернись, я хочу осмотреть твою рану.
  - Забудь. Сам справлюсь.
  - Алекс, повернись и наклонись ко мне! - в ее голосе зазвучал приказ, и оборотень подчинился.
  Она, чуть приподнявшись из последних сил, внимательно осмотрела место удара и, проговорив: "Тебе несказанно повезло... Господи, помоги!", рывком выдернула кинжал, торчащий из-под его лопатки. После чего без чувств повалилась на землю.
  - Каролина! Каролина! - оборотень повернулся к ней и прижал к себе ее истекающее кровью тело: - Ну что же ты творишь? Господи, да я сам жизнь свою готов отдать, только не умирай!
  Она открыла глаза и тихо выдохнула: - Уже ничего не изменить. Знай, я любила тебя. Храни Мевервиль и нашего мальчика. И не забудь, пара капель его крови и ты свободен...
  - Я предпочту, чтоб свободен был он, мне ни к чему будет свобода, если рядом не будет тебя...
  - Он свободен и так... посмотри... - Каролина одними глазами указала на кинжал в руке епископа. Вся кровь на его кончике засохла и свернулась.
  - Даже если так... мне все равно свобода без тебя ни к чему...
  - Решай сам... я любым любила тебя... Поцелуй меня на прощанье.
  Алекс, не разжимая объятий, приник губами к ее губам, всем сердцем желая, чтобы это мгновение длилось вечно.
  Но вечно не длится ничего, и вскоре он почувствовал, как, вздохнув в последний раз, любимая безжизненно обмякла в его руках.
  Оборотень, еще крепче сжал ее тело, затем оторвался от похолодевших губ возлюбленной, и чуть запрокинув голову, завыл. И была в его вое такая невообразимая мука, которую нельзя передать никакими словами.
  
  Оборотень долго держал тело Каролины в объятьях, вспоминая, как впервые увидел ее два года назад. Она тогда с несколькими ратниками готовила в лесу ловушки, позволяющие уничтожить подступающих к Мевервилю кочевников. Он долго издали наблюдал за ней, когда на ее отряд вдруг неожиданно налетела большая передовая группа степняков. Ее спутников тут же зарубили, несмотря на их яростное сопротивление, а ее окружили и стащили с коня. В тот раз он помог ей избежать незавидной участи, несмотря на то, что нападавших было более десятка... а сегодня... сегодня он не смог уберечь ее всего лишь от одного. Злые слезы туманили взор. Ему хотелось тоже умереть, но предсмертная просьба Каролины: беречь дитя и Мевервиль, была для него священна.
  
   На рассвете герцога разбудил встревоженный дворецкий, который срывающимся от волнения голосом доложил, что перед воротами замка стоит большой серебристо-белый волк, держа за узду коня миледи Каролины, и лучники ждут его приказа, стрелять ли им в волка.
  - Оборотень что ли? - хрипло спросил герцог.
  - Точно сказать сложно... хотя тот вроде черный был... а этот серебристый, будто седой весь, но тоже здоровый...
  - А конь что?
  - Спокойно рядом стоит... оседланный...
  - Вот дьявол, - герцог рывком поднялся с кровати и стал поспешно одеваться, - неужели с Каролиной что... чертовщина прям какая-то...
  
  Герцог поднялся на стену замка и, кивнув на стоящих против ворот коня и волка, спросил одного из лучников:
  - И давно они так стоят?
  - Да порядочно уже... - ответил тот, старательно держа волка на прицеле, - как рассвело тихо так из леса вышли и идут по дороге... мы всполошились, конечно, стрелять хотели, но видим мирно идут, да и конь миледи... вот Вас позвать и решили, Ваша светлость.
  - Коней седлайте, - приказал герцог и спустился со стены, сердце его сжали нехорошие предчувствия.
  
  Когда ворота распахнули, пропуская выезжающий отряд ратников во главе с герцогом, волк выпустил из пасти узду коня и, развернувшись, побежал по дороге в сторону леса.
  - За ним! - скомандовал герцог и первым направил коня вслед за волком.
  
  У опушки леса волк остановился и, оглянувшись, замер словно проверяя, следуют ли за ним. А когда преследователи приблизились, вновь побежал по лесной дороге.
  Вел он их достаточно долго, пока небольшой отряд во главе с герцогом не выехал к поляне на берегу лесного озерца. Картина, увиденная всадниками, заставила их в ужасе замереть. На поляне у стен заброшенной полу развалившейся часовни рядом с прогоревшим пепелищем от костра неподвижно лежала вся окровавленная Каролина, под боком у которой копошился в траве младенец, а чуть поодаль, неестественно вывернув голову, лежал епископ, сжимающий в руке окровавленный серебряный кинжал с зазубренным лезвием.
  - Ничего себе... - испуганно выдохнул кто-то из сопровождающих герцога ратников, - это что же здесь произошло?
  Герцог молча соскочил с коня и приблизился к дочери. Нагнулся, рукой коснулся похолодевшего лба и хрипло выдохнул:
  - Девочка моя... Как же Господь допустил такое?
  Потом, судорожно сглотнув, стал внимательно осматривать раны. Ратники, сгрудившись на краю поляны, ждали, не смея без приказа даже спешиться.
  Герцог тем временем поднял голову и, найдя глазами замершего у края леса волка, зло спросил:
  - Это ты ее так?
  Было похоже, что волк мрачно хмыкнул, потом встал, приблизился к лежавшему епископу и мордой ткнул в руку, сжимающую кинжал.
  - Ничего не понимаю, - герцог в замешательстве потер рукой висок, - она ведь любила его... На кой черт ему ее убивать? К тому же так? Ведь изуверски убил... хуже нелюдя какого...
  Волк тихо отошел обратно к кромке леса.
  - А его - ты? - герцог вновь вскинул на него взгляд.
  Волк тяжело вздохнул и сел.
  - А ведь он явно старался раны под твои когти сподобить... не сверни ты ему шею, списали бы ее смерть на тебя или черного твоего собрата, что по здешним лесам шастает, - хрипло проговорил герцог и вдруг резко опустившись на колени, прижал тело дочери к себе: - Девочка моя, на кого ты меня покинула? Ну, как же ты могла влюбиться в такого негодяя? Я обещаю тебе, что найду причину по которой он решил столь подло поступить с тобой и добьюсь, чтобы его похоронили без отпевания и за церковной оградой.
  В голосе его звучала решимость, несмотря на то, что в глазах сверкали слезы.
  В это время младенец, что возился в траве неподалеку, захныкал, и герцог, разжав руки, опустил тело дочери на землю и подхватил его.
  - Что ж, ты хотя бы дитя мне оставила, - он улыбнулся сквозь слезы, - славный будет наследник, главное чтоб в тебя пошел, а не в отца... но я постараюсь воспитать так, чтоб в отца и помыслить не мог пойти... Спи с миром, девочка моя, и не волнуйся, я позабочусь о нем.
  Услышав эти слова, волк поднялся и неслышно скользнул в чащу, быстро растворившись в сумраке леса.
  
  Когда тела дочери герцога и епископа доставили в замок, и по округе разнеслась горестная весть, к герцогу пришел горожанин и со словами: "Раз теперь и миледи, и епископ мертвы, я не знаю, как поступить. Посмотрите, я должен был это передать кардиналу, если епископ предпримет что-то против миледи" передал конверт.
  Вскрыв его, герцог понял, что причина убить его дочь у епископа была, причем не шуточная. Сведения, которые собрала Каролина, по меньшей мере, грозили тому потерей сана. И видно он решился избавиться от свидетельницы, представив ее смерть делом когтей оборотня.
  Герцог, немного поразмышляв над сложившейся ситуацией, послал за братом Алоимусом. Приехавшему монаху он показал полученные им документы и предложил подтвердить собранные его дочерью сведения, указав виновником всех недостач погибшего епископа, и вернуть деньги в церковную казну кардинала. После чего засвидетельствовать перед тем, что епископ был недостоин сана, так как вел неподобающую жизнь и отступил от заповедей Христовых. А посему должен быть посмертно сана лишен и похоронен в безвестности за церковной оградой. Тогда он, как сюзерен окрестных земель, будет ходатайствовать перед Его преосвященством о предоставлении сана епископа именно ему, обещая в этом случае пожертвовать кардиналу значительные средства во славу Христову.
  Брат Алоимус долго не раздумывал.
  
  По решению кардинала и церковного суда новым епископом был назначен брат Алоимус, а с погибшего епископа сан был снят, и он был тайно захоронен вне церковных земель.
  
  Церемония же похорон миледи Каролины была торжественная и печальная. Вел ее брат Алоимус, и на возвышенные и высокопарные слова в адрес погибшей он не поскупился. На ее могиле герцог распорядился установить скульптуру плачущего ангела.
  
  С тех пор на кладбище по ночам стали часто замечать силуэт огромного серебристо-седого волка, скорбно застывшего у могилы дочери герцога. Ходили упорные слухи, что это ангел, посланный Господом, чтобы защитить миледи, но не успевший это сделать, и потому суждено ему до скончания жизни быть в шкуре волка и оплакивать ее. Эти слухи основывались, как на рассказах ратников, видевших, что именно серебристый волк привел герцога к трупу миледи, так и на горестном вое самого волка, звучащем порой с кладбища. У редких прохожих, рискнувших ночью приблизиться к кладбищенской ограде и услышавших его вой, кровь стыла в жилах, а на глаза непроизвольно наворачивались слезы, такие тоска и отчаяние слышались в этих звуках.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"