Экономическая интерпретация истории не обязательно означает, что все события определяются исключительно экономическими факторами. Она просто означает, что экономические факты являются всегда повторяющимися решающими факторами, основной сутью исторического процесса. (Э. Бернштейн)
Анализируя ассортимент товаров в русской внешней торговле, мы видим, что Русь посылала за границу в основном - если не исключительно - сырье, а получала из-за границы готовую продукцию и металлы. (Г. В. Вернадский)
Речные артерии. Национальное богатство. Достопочтенные работорговцы. Пушистое золото. Полюдье. Осуждение "алчности". Еще раз о роли "случая" в истории. Становой хребет государства. Развитие сельскохозяйственного производства в Нечерноземье. Община. Пустые кладовые. Духовность и стяжательство. Особенности древнерусского феодализма. Камень или дерево?
1. ПИРАТЫ, КУПЦЫ, РАБОТОРГОВЦЫ
На еще не разведанных ничейных территориях, вдалеке от непосредственного контакта с устоявшимися государственными образованиями, могут возникать и длительное время существовать образования, представляющие собой и не государство, и не чисто коммерческое предприятие. Сердцевиной и смыслом существования подобных образований есть деловая активность, поиски выгоды, экономическая эксплуатация ресурсов и рынков. Как правило, это так называемая "дальняя торговля". (А. П. Толочко)
Если вести историю государственности Руси от русов (каково бы ни было их происхождение), то легко заметить, что с ними же связаны и первые сведения о торгово-экономической деятельности на территории Восточно-Европейской равнины. И в самом деле, при внимательном изучении исторических источников возникает стойкое убеждение, что коммерция стояла у этих жестоких, отважных и предприимчивых воинов на первом месте. "Это представление вполне подтверждается аутентичными договорами киевских князей с Византией, где торговые выгоды составляют главный предмет и содержание, альфу и омегу дипломатических отношений. Русские князья и бояре одновременно и правительство, и купцы-предприниматели. Киевская государственная политика стоит на службе у торговли, а торговля составляет снова тот экономический фундамент, на который опираются и князья, и правительство"1. Схожие идеи высказывали и многие другие историки. Так М. С. Грушевский писал, что торговля "послужила той пружиной, что пустила в движение политическую жизнь Киева и его системы", указывая в то же время, что "под воздействием одного торгового фактора она, разумеется, не развивалась"2.
В наши дни эту концепцию развил А. П. Толочко, согласно которому именно коммерция привела к "мгновенному" возникновению древнерусского государства: "...Дальняя торговля не может быть "постепенной", ее невозможно налаживать в течение ста лет, из году в год продвигаясь еще на сотню верст в направлении конечной цели. Для занятия дальней торговлей необходимо сразу же, буквально в один сезон, пройти "из пункта А в пункт Б" и соединить единым путем два рынка... не дальняя торговля венчает построение инфраструктуры, но сама эта инфраструктура возникает и усложняется в процессе успешной и процветающей торговли"3.
Сложно утверждать, так ли это на самом деле. В VII очерке был сделан вывод, что возникновение древнерусского государства, скорее всего, явилось следствием внешнего завоевания, что, впрочем, не противоречит концепции дальней торговли. Но то, что магистральные пути торговой и военной деятельности "восточных норманнов" (речные пути по Волге, Днепру, Западной Двине) полностью совпадали, а первые варяжские поселения сочетали в себе черты опорных пунктов и торговых факторий - очевидно. Эти фактории располагались в стратегически важных пунктах. Например, самая ранняя из них, Ладога, контролировала начальный участок балтийско-волжского торгового пути; Гнездовское поселение находилось у волока между притоком Днепра Катынью и притоком Западной Двины Касплей; Шестовицкое городище, одно из крупнейших скандинавских поселений в Европе, обеспечивало контроль над Черниговской землей и водным путем по Десне.
Нелишне будет напомнить, что в те далекие времена вода не разъединяла, а соединяла людей. Водные пути были намного безопаснее, быстрее и экономичнее сухопутных, особенно в Восточной Европе с ее густыми непроходимыми лесами, делавшими вообще практически невозможным передвижение торговых караванов по суше. Зато, именно благодаря лесам, многие современные речушки были тогда полноводными водными артериями. А столь благоприятное обстоятельство, как отсутствие на Восточно-Европейской равнине гор, разделяющих бассейны Волги, Днепра, Невы - Волхова - Ловати, Западной и Северной Двины, Немана, Западного Буга и Дона, позволяет вполне обоснованно предполагать, что уже в те времена эта уникальная обширная гидрографическая сеть активно использовалась как единая водно-транспортная система. "...Нигде в Европе не встретим такой сложной системы рек со столь разносторонними разветвлениями и с такой взаимной близостью бассейнов: ветви разных бассейнов, магистрали которых текут иногда в противоположные стороны, так близко подходят друг к другу, что бассейны как бы переплетаются между собою, образуя чрезвычайно узорчатую речную сеть, наброшенную на равнину"4.
С какими же товарами выходили на "мировой рынок" русы, или, выражаясь современным языком, какова была структура их экспорта? При ответе на этот вопрос среди историков нет единодушия. Одни, как, например, В. О. Ключевский, считали, что главным источником национального богатства5 являлся лес: "В первые века нашей истории, когда главная масса русского населения сосредоточивалась в чернозёмной области среднего Днепра с его обоюдосторонними притоками, важнейшие реки южной Руси направляли русскую торговлю к черноморским, азовским и волжско-каспийским рынкам, где спрашивались преимущественно мёд, воск, меха - продукты леса и в меньшей степени хлеб. Это сделало внешнюю торговлю господствующей силой в народном хозяйстве русских славян и вызвало усиленное развитие лесных промыслов, звероловства и бортничества"6.
А основной формой хозяйственной деятельности - "полюдье", когда, начиная с осени, окруженный дружиной князь объезжал подвластные племена с целью сбора причитающейся ему дани, которая "питала внешнюю торговлю Руси. Этот же экономический интерес направлял и внешнюю деятельность первых киевских князей. Деятельность эта была направлена к двум главным целям: 1) к приобретению заморских рынков, 2) к расчистке и охране торговых путей, которые вели к этим рынкам. Самым видным явлением во внешней истории Руси до половины XI в., по Начальной летописи, были военные походы киевских князей на Царьград"7. (Архаичное "полюдье" было заменено постоянным налогообложением лишь в начале XI века, когда после ликвидации остатков местной автономии функция сбора дани перешла к назначаемым из Киева князьям-наместникам. Часть собранных средств отсылалась ими в столицу, часть оставлялась на местах для содержания административно-репрессивного аппарата.) На то, что внешнеэкономическая деятельность в те далекие времена, как, впрочем, и во времена более близкие, была прерогативой "исключительно одних общественных верхов", а основная масса населения Руси "не принимала в ней никакого участия, потому что не продавала, а отдавала даром, в виде дани, продукты охоты и пчеловодства", указывает и Н. А. Рожков8.
По сути, все русские походы IX-X веков на Византию имели двойную цель: кроме банального грабежа предпринимались и попытки (иногда более, иногда менее успешные) заключить с богатой империей выгодные торговые соглашения. Таким образом, первые русские князья предстают не только военными вождями, но и главными купцами. Что, собственно, легко объяснимо: именно в княжеских руках сосредотачивалась большая часть вывозимых из Руси товаров, и только князь мог обеспечить им надлежащее военное и политическое сопровождение. (По оценкам Г. В. Вернадского, объемы зарубежной торговли русов значительно превосходили западноевропейские9.)
В отличие от В. О. Ключевского другие историки, основываясь на сообщениях средневековых восточных и византийских источников, считали, что отнюдь не дары леса были главным источником богатства вождей русов. "Постоянно эти люди, - пишет о русах арабский хронист Гардизи, - ходят войной на славян, [идут] на кораблях, захватывают славян, превращают в рабов, отвозят к хазарам и булгарам и там продают. У них нет посевов и земледелия, посев их - грабеж славян..."10. С. М. Соловьев также не стал приукрашивать торговую деятельность русов: "Чем же торговали руссы в Константинополе? Главным предметом торговли с их стороны были невольники (выделено мной. - А. К.); их, скованных, вели они во время трудного перехода через пороги: о невольниках находим особые статьи в договорах. Кроме рабов, русскими товарами в Константинополе считались воск и меха; те же товары - рабы, воск, мед и меха шли из Руси в Болгарию, привозились в Переяславец Дунайский; на них Русь выменивала в Константинополе и Переяславце греческие паволоки, вино, плоды, золото (как товар), серебро и лошадей, приводимых из Венгрии"11. Собственно, не отрицает факт работорговли и В. О. Ключевский: "Восточные писатели X века в живой картине рисуют нам русского купца, торгующего челядью на Волге... С этим же товаром являлся он и в Константинополь..."12
Не станем делать это и мы и отнюдь не потому, что собираемся добавить "темных красок" в историю Руси. Дело в том, что этим ныне осуждаемым, но в те времена весьма почтенным бизнесом с той или иной степенью интенсивности занимались практически все государства, причем независимо от внутреннего устройства, вероисповедания и степени их "цивилизованности". Более того, работорговля процветала не только в древности и в средневековье, но и в период "Нового времени", а поставившие ее на промышленную основу передовые европейские страны вывезли из Африки в Новый Свет не менее 10 млн рабов. И не только из Африки. Свободолюбивые англичане, например, продавали в свои американские колонии захваченных в плен шотландцев и ирландцев, и даже соотечественников - участников неудавшегося мятежа Монмута в 1685 году.
1. Грушевський М. С. Iсторiя України-Руси. Київ: Наук. думка, 1991. Т. 1. С. 423.
Завоевание арабами Северной Африки, Сицилии и Испании прервало торговлю Западной Европы с Востоком, и, возможно, именно поиск новых торговых путей и привел русов в озерно-речную систему Восточно-Европейской равнины. Точно так же, как в конце XV века завоевания турок-осман подтолкнули европейцев к трансокеанским путешествиям.
2. Там же. С 397-398.
3. Толочко А. П. Очерки начальной Руси. Киев; Санкт-Петербург: Лаурус, 2015. С. 172.
4. Ключевский В. О. Курс русской истории. Москва: Мысль, 1987. Ч. 1. С. 76.
5. Национальное богатство - в настоящее время не существует единого определения данного понятия, поэтому, выберем простейшее из них: совокупность материальных, интеллектуальных и духовных ценностей, которыми располагает государство, включая природные ресурсы, вовлеченные в хозяйственный оборот.
6. Ключевский В. О. Курс русской истории. Москва: Мысль, 1987. Ч. 1. С. 46
Занимались русы и транзитной торговлей. На Восток шел балтийский янтарь, франкские и шведские мечи, а в обратном направлении - поступали шелк, стеклянные изделия, ткани, драгоценные украшения, пряности.
7. Ключевский В. О. Курс русской истории. Ч. 1. С. 167.
Полюдье было характерно не только для Руси, а и для многих других предгосударственных образований Евразии и Африки. (См.: Полюдье - всемирно-историческое явление. Москва: Росс. полит. энцикл., 2009.)
8. Рожков Н. А. Обзор русской истории с социологической точки зрения. Ч. I: Киевская Русь. Москва: Издание И. К. Шамова, 1905. С. 24-25.
Рожков Н. И. (1868-1927) - ученик В. О. Ключевского, историк и политический деятель. Признанный авторитет в области аграрной истории России.
9. Вернадский Г. В. Киевская Русь. Тверь: ЛЕАН, Москва: АГРАФ, 1966. С. 37-39.
10. Цит. по: Заходер Б. Н. Каспийский свод сведений о Восточной Европе. Москва: Изд-во восточной лит., 1967. Т. II. С. 81.
11. Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Т. 1. С. 242.
12. Ключевский В. О. Курс русской истории. Ч. 1. С. 278.
2. ТОРГОВЫЕ ПУТИ
"Серебряный кризис" 880-890-х годов объясняет нам, почему именно в это время русы впервые отклоняются от столетием наезженного пути по Волге, и оказываются на Днепре, плывя по которому обнаруживают новый рынок для своих рабов и пушнины - Константинополь. (А. П. Толочко)
Расходятся историки и во взглядах на периодизацию древнерусской торговли и на торговые маршруты. С. М. Соловьев считал, что главным с самого начала был классический "летописный" днепровский путь "из варяг в греки", а торговля с Востоком осуществлялась следующим образом: "Не в один Константинополь или Переяславец отправлялись руссы с означенными товарами; они ездили с ними также на восток, в города козарские. Русы входили из Азовского моря в устье Дона, поднимались вверх по этой реке до пограничной козарской крепости - Саркель, или Белой Вежи, перетаскивали здесь суда на сушу и, пройдя с ними небольшой волок до Волги, спускались по этой реке к Итилю, столице козарской, находившейся около нынешней Астрахани"1.
Противоположного мнения придерживается А. П. Толочко, который считает, что главным торговым маршрутом русов был волжский, по которому в Европу в огромных количествах поступало арабское серебро. А на Днепре они появились во многом случайно, и, что называется, не от хорошей жизни: вследствие резкого прекращения потока серебра из халифата волжская торговля на время заглохла. (Историки так и не пришли к общему мнению, какими причинами было вызвано это явление, названное ими "первым серебряным кризисом"2. Но, если согласиться с концепцией А. П. Толочко, то перед нами яркий пример исторической случайности, когда событие в далеком Арабском халифате, не имеющее на первый взгляд никакого отношения к Киевской Руси, оказалось определяющим для ее последующей истории.)
В начале X века волжский маршрут заработал еще интенсивнее, и серебро вновь потекло вверх по Волге. К этому времени днепровские русы уже не только наладили торговые отношения с Византией, но и создали собственное государство со столицей в Киеве. Становым хребтом этого государства в эпоху первых князей стал путь "из варяг в греки": "Походы на левый берег Днепра (против северян и радимичей) и на правый (против древлян) должны были обеспечить фланги Киевской Руси. Целью военных экспедиций не был захват земли: территория имела несравненно меньшее значение, чем населявшие ее жители, с которых взималась дань, которых забирали в рабство"3.
Мы не случайно акцентируем внимание на дальней торговле - она определяла не только экономическую, но и политическую жизнь государства. (Что же касается торговли "ближней", то она являлась не столько источником прибыли, сколько способом получения недостающих для повседневной жизни изделий. Во всей Европе того времени эта форма торговли носила меновый характер и вполне могла обойтись, а по большей части, действительно, обходилась без денег.)
Во второй половине XI века половцы наносят сокрушительный удар по дальней торговле русов. Придя в Северное Причерноморье, они вытесняют оттуда печенегов. И если с прежними хозяевами степей киевским князьям удавалось находить общий язык в вопросе безопасности торговых караванов, то с новыми, увы, этого сделать не удалось. В итоге Балтийско-Днепровский торговый путь был перекрыт, а практически вся торговля Руси с Византией прервана. Аналогичная участь постигла и другие жизненно-важные для древнерусских княжеств торговые маршруты: "Соляной" (через Лукоморье к соляным озерам), "Залозный" (к Азовскому морю и Тмутаракани)", после чего Русь оказалась отрезанной от черноморских портов4.
В этих условиях вновь чрезвычайно возросло значение Балтийско-Волжского торгового пути, проходящего через территорию Владимиро-Суздальского княжества, большинство городов которого стояло на Волге (Тверь, Ярославль, Нижний Новгород, Кострома, Углич, Городец) или на связанных с ней реках и озерах (Владимир, Переяславль-Залесский, Ростов, Белозеро, Москва, Димитров, Стародуб, Юрьев-Польский). "Достаточно беглого взгляда на карту, чтобы понять, насколько способствовало развитию Суздальской земли положение водных путей. Большинство основных рек текло с запада на восток, а три из них, Клязьма, Москва и Ока, сливались с Волгой в начале ее великого поворота на юг к Каспийскому морю, что обеспечивало купцам удобные речные пути на рынки Востока. В то же время притоки Оки Москва и Угра вели на юго-запад, к Смоленску, и оттуда к Балтийскому и Черному морям, а Новгород, крупный западный торговый центр, был соединен с Тверью реками Мета и Тверца. Кроме того, притоки, равномерно разделяющие территорию между верхним течением Волги и Клязьмой, служили водными путями между большинством основных городов в междуречье, а также давали им выход к главным рекам"5.
Другим "выгодополучателем" от половецкого вторжения стала Галицко-Волынская земля. Главные города Галицкого княжества "были связаны своими реками с Черным и Балтийским морями: Галич стоял на Днестре, Теребовль - на северном притоке Днестра Серете, Коломыя - на Пруте, т. е. все имели прямой выход к Черному морю и, таким образом, к Константинополю и Крыму. Перемышль на реке Сане, впадающей в Вислу у Завихоста, имел тесные связи с Восточной Польшей и с Балтикой"6. Волынское княжество тоже было связано с Балтикой (через другой крупный приток Вислы - Западный Буг) и Черным морем (по Южному Бугу), а притоки Припяти Стырь и Горынь соединяли его с Днепром. Кроме речных путей, через Галицко-Волынскую землю проходили сухопутные маршруты - в Венгрию через карпатские перевалы и в Южную Польшу и Чехию через Владимир и Теребовль.
От изменения маршрутов торговых путей выиграл и Новгород, поскольку с этого времени резко увеличился товарооборот с Балтийским регионом. Начиная с середины XII века, город увеличился в размерах, тогда же (1136 г.) он обрел фактическую независимость. На руку Новгороду был и начавшийся экономический расцвет северогерманских городов, объединившихся в торгово-военно-политический союз - Ганзу (в городе обосновалась немецкая торговая фактория - Готский двор), а начавшаяся в Европе массовая чеканка серебряной монеты позволила существенным образом сгладить последствия очередного "серебряного кризиса". Тем не менее, ни Новгород, ни Псков, несмотря на свои теснейшие связи с Ганзой, никогда не входили в ее состав. Напротив, именно монополия на торговлю с Русью и препятствование новгородским и псковским купцам в доступе к европейским рынкам были важнейшими условиями обогащения ганзейских городов.
Не менее выгодным было и расположение Смоленского княжества, также контролировавшего многие речные торговые пути. Днепр, Сож и Десна связывали его с Киевом и Черниговом; Западная Двина (Даугава) - с Балтикой; многочисленные малые реки, ныне обмелевшие, но в те времена полноводные и пригодные для судоходства, являлись дорогами к Новгороду и Пскову, а также к Волжскому торговому маршруту.
1. Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Т. 1. С. 243.
2. По одной из теорий причиной этого кризиса был как раз огромный масштаб работорговли. (Ashtor E. A. Social and Economic History of the Near East in the Middle Ages. London, 1976. P. 175.)
3. Геллер М. Я. История Российской империи. URL: http:// www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/Geller/Gell_01.php
4. Каргалов В. В. Внешнеполитические факторы развития феодальной Руси. Москва: Высшая школа, 1967. С. 58.
5. Феннел Дж. Кризис средневековой Руси 1200-1304. Москва: Прогресс, 1989. С. 38.
6. Там же. С50.
3. СЕЛЬСКОЕ ХОЗЯЙСТВО
Центральный Комитет КПСС и Совет Министров СССР выражают твердую уверенность в том, что партийные, советские и сельскохозяйственные органы сделают все необходимое для успешного выполнения установленных настоящим постановлением заданий, что явится крупным вкладом в решение поставленной XXVI съездом КПСС задачи по превращению Нечерноземной зоны РСФСР в район высокопродуктивного земледелия и животноводства. (Л. И. Брежнев)
...Применительно к Руси классические представления о феодализме не работают. Совсем не случайно уже в наше время исследователи все чаще говорят о том, что никакого феодализма в русских землях не было вовсе. (С. А. Ермолаев)
Напомним, что сельское хозяйство любой территории зависит прежде всего от агроклиматических условий и качества почв. И поэтому наш рассказ о древнерусском сельском хозяйстве распадается на два практически независимых друг от друга фрагмента. Первый из них будет посвящен "северу", или Нечерноземью, куда мы, не вдаваясь в тонкости природно-климатического районирования, отнесли Владимиро-Суздальскую, Новгородско-Псковскую, Смоленскую земли. Второй - "югу", который, согласно нашей градации, включает земли, принадлежавшие Киевскому, Черниговскому, Переяславскому, Галицко-Волынскому княжествам, и южные районы Рязанского княжества.
Зачастую историки при описании этого основного вида хозяйственной деятельности в средневековье совершенно не учитывали аграрной специфики "севера" и "юга", рассматривая сельское хозяйство Руси как единое целое. В действительности же условия ведения сельхозпроизводства на "севере" и "юге" столь сильно отличались, что это обусловило не только отличия в методах земледелия, но и сыграло ключевую роль во всей дальнейшей истории Империи.
В данном разделе мы уделим первоочередное внимание пашенному земледелию. Безусловно, осваивавшие новую родину славяне занимались и традиционным для себя скотоводством (заливные пойменные луга многочисленных рек создавали для этого благоприятные условия), но именно земледелие составляло основу сельскохозяйственного производства1 и именно в земледелии наиболее резко проявлялись различия между "севером" и "югом".
На "севере" оно сразу же стало балансировать на грани рентабельности: бедные почвы, пятимесячная зима, дождливая осень и непродолжительный трехмесячный период относительного тепла (заморозки случались даже летом), примитивные способы обработки земли делали это занятие чрезвычайно рискованным. И, забегая вперед, скажем, что таким земледелие в нечерноземной полосе оставалось на протяжении всей имперской истории, определяя, повторимся, многие и многие ее особенности. (К слову, несмотря на все достижения современной агрономической науки, таким оно остается и доныне.)
Правда, поначалу, когда волна славянской колонизации только докатилась до севера Восточно-Европейской равнины, подсечно-огневое земледелие позволяло получать обильные, т. е. достаточные для собственного прокорма и создания НЗ, урожаи. Важную роль играли и новые технологии того времени: использование хомута, позволившего перейти от вспашки на волах к более производительной пахоте на лошадях; появление облегченного плуга (сохи), с помощью которого можно было рыхлить землю, обходя камни и остатки корневищ; массовое внедрение железных сельскохозяйственных орудий. Подсечно-огневой способ земледелия определил и некоторые ментальные особенности применяющего его крестьянского населения: с одной стороны, достаточно высокую мобильность, что способствовало более эффективной колонизации новых земель, а с другой, - увы, нерациональное потребительское отношение к природе.
Что же касается "юга", то там до начала половецких набегов плотность населения была существенно выше, чем на редконаселенном "севере", а условия для ведения земледелия - куда более благоприятные. Плодородные почвы в сочетании с умеренным климатом создавали в этом регионе все условия для основанного на частном подворном землевладении товарного, "европейского" способа ведения сельского хозяйства. И если бы не "человеческий фактор"...
Но об этом чуть ниже, а пока расскажем, как относились к сельскому хозяйству власть предержащие. Здесь также можно выделить два периода - до и после появления половцев. Долгое время земледелие (и землевладение sic) вообще не было предметом интереса верхушки древнерусского общества. Первые свидетельства землевладения у служилых людей относятся лишь к XI столетию2, но это было отнюдь не массовым явлением, а, скорее, исключением из общего правила. И дело здесь, конечно же, в полюдье. Дружинникам "гораздо выгоднее было остаться при князе, ходить с ним за добычею на войну к народам еще не покоренным, за данью к племенам подчиненным, продавать эту дань чужим народам, одним словом, получать от князя содержание непосредственно"3. Эту мысль С. М. Соловьева детализирует В. О. Ключевский, согласно которому княжеские дружинники получали до
50 фунтов серебра (4 тыс. дирхемов) в год и, кроме того, участвовали в торговых оборотах4. Это были огромные по тем временам деньги, несопоставимые с доходами от ведения сельского хозяйства даже в самой благодатной местности. Достаточно сказать, что варяги на службе у одного из богатейших властителей того времени, византийского императора, получали всего 480 дирхемов5. И даже в более позднее время наличие земельных владений не сильно прельщало княжеское окружение по причине "подвижности" лествичной ротации. "Не было смысла получать землю, которая могла остаться в руках боярина всего лишь короткое время - до перехода князя в другой город"6.
Некоторые изменения наступают, лишь начиная с XII века. Во-первых, после закрепления княжеств за определенными линиями Рюриковичей "старшей дружине" уже не надо "кочевать" вслед за князем, и она начинает постепенно "обрастать" недвижимым имуществом. Во-вторых, кризис дальней торговли волей-неволей заставил "верхи" обратить все же свое внимание на сельское хозяйство и приобретение недвижимого имущества. Первыми крупными частными землевладельцами, согласно В. О. Ключевскому, были: "1) князья и члены их семейств, 2) княжие мужи, 3) церковные учреждения, монастыри и епископские кафедры. Но во всех известиях о частном землевладении XII в. земельная собственность является с одним отличительным признаком: она населялась и эксплуатировалась рабами; это - "сёла с челядью". Челядь составляла, по-видимому, необходимую хозяйственную принадлежность частного землевладения, светского и церковного, крупного и мелкого. Отсюда можно заключить, что самая идея о праве собственности на землю, о возможности владеть землёю, как всякою другою вещью, вытекла из рабовладения, была развитием мысли о праве собственности на холопа. Это земля моя, потому что мои люди, её обрабатывающие - таков был, кажется, диалектический процесс, с которым сложилась у нас юридическая идея о праве земельной собственности. Холоп-земледелец, "страдник", как он назывался на хозяйственном языке древней Руси, служил проводником этой идеи от хозяина на землю, юридической связью между ними, как тот же холоп был для хозяина орудием эксплуатации его земли. Так возникла древнерусская боярская вотчина: привилегированный купец-огнищанин и витязь-княж муж Х в. превратился в боярина, как называется на языке Русской Правды привилегированный землевладелец"7.
И все же основная масса военно-административной элиты Руси оставалась равнодушной к ведению сельского хозяйства, и вотчины являлись лишь островками в "море свободных земледельческих общин"8. Тем временем в Европе "истеблишмент", наоборот, стремился обзавестись как можно большим количеством земельных владений. Причины таких различий и несовпадения интересов, наверняка, очевидны для читателей, но все же отметим две главные:
1. Большая часть Восточно-Европейской равнины находится в "зоне рискованного земледелия". (Заметьте, это официальный термин "эпохи развитого социализма", а вовсе не времен первых Рюриковичей).
2. Черноземы, бурые и дерново-подзолистые почвы Европы значительно плодороднее суглинков северных регионов Руси. Что же касается знаменитых черноземов южных княжеств, то развитию там сельского хозяйства мешал вышеупомянутый "человеческий фактор". Поговорим о нем подробнее.
Удар половцев пришелся не только по торговым путям, но и по сельскому хозяйству Киевского, Переяславского, Черниговского княжеств. И дело заключалось не только в непосредственной утрате плодородных земель пограничья - жертвами рейдов кочевников постоянно становились даже глубинные земли южнорусских княжеств. Особенно опасными были осенние набеги, а именно осенью половцы чаще всего и совершали свои нападения. Степняки старались захватить не только пленных, но и плоды урожая. В результате, если даже крестьяне и успевали укрыться за городскими стенами или в лесах, это не спасало их от полного разорения хозяйств и последующего голода.
Подобная ситуация сложилась в конце XV века, когда в роли половцев выступали их потомки - крымские и ногайские татары. Это дает нам возможность снова подискутировать как с Л. Н. Гумилевым, так и с другими апологетами "кочевого мира". Впрочем, в одном с ним невозможно не согласиться: в периоды междоусобиц (практически никогда не затухающих) княжеские дружины разоряли южнорусские земли ничуть не менее жестоко, чем кочевники...
Дело в том, что после прекращения дальней торговли и завоевательных походов чуть ли не единственным способом прокормить дружину стала междоусобная война, а ее главной ареной явилась Южная Русь. Вполне возможно, что династические притязания были не самоцелью, а лишь поводом для развязывания внутренней войны. "Хищническая эксплуатация страны, жившей в общем и целом натуральным хозяйством, могла продолжаться только до тех пор, пока эксплуататор мог находить свежие, нетронутые области захвата. Усобицы князей вовсе не были случайным последствием их драчливости: на "полоне" держалась вся торговля..."9
Кроме того, с помощью "полона" князья пытались заселить свои пустеющие имения. Известны случаи, когда население захваченных городов уводилось полностью. Так, взяв Минск, обласканный официальной историей Владимир Мономах, по его же собственным словам, не оставил там "ни челядина, ни скотины", а его сын Ярополк в 1116 году аналогичным образом поступил с населением Друцка. Однако это приводило лишь к заселению одних районов за счет других - общее количество населения Киевского, Переяславского и Черниговского княжеств неуклонно снижалось.
Велись междоусобные войны и на "севере". Но там отношение к "полону" было совершенно иным. Причина лежит на поверхности. Давно известно, что с экономической точки зрения содержать раба имеет смысл только тогда, когда он производит больше, чем тратится средств на его содержание. И если на "юге" рабский труд имел смысл для рабовладельца, принося прибавочный продукт, то на "севере" расчетливые новгородцы после неудачного нападения Андрея Боголюбского на свой город (1169 г.) пытались сбыть пленных по цене 2 ногаты за одного человека (дешевле овцы). А в 1216 году после победы на Липице они вообще не стали брать пленных...
Тему имперского сельского хозяйства мы продолжим в следующих книгах нашего исследования, а пока подведем некоторые итоги.
1. Если в Западной Европе доход от лена, полученного во владение вместе с проживающим там населением, не только позволял рыцарю вооружить себя и своих слуг, но и оставлял в его руках определенные товарно-денежные излишки, то на Руси это было совершенно невозможно.
2. Начиная с XI и вплоть до конца XIII века, в Европе отмечался стабильный рост населения. Это, во-первых, подталкивало европейцев к внутренней колонизации и поискам методов более интенсивного ведения сельского хозяйства, а, во-вторых, повышало цену на землю и продукты сельхозпроизводства, умножая тем самым, привлекательность феода в глазах владельца. В то же время на северо-востоке Руси наличие малопродуктивного, но обширного "бесхозного" земельного фонда обесценивало "матушку-землю" в глазах населения, как "верхов", так и "низов". К тому же в отличие от европейского крестьянина, который был привязан к своему земельному наделу (вне зависимости от того, являлся ли он его собственником или арендатором), русский земледелец всегда мог переселиться на пустующие территории, оставив "пожелавшего стать феодалом" дружинника, один на один с выделенной ему князем землей.
Автор вовсе не пытается "идеализировать" европейское сельское хозяйство средних веков. Его уровень был существенно ниже, чем в Древнем Риме (в частности, в огородничестве и особенно в садоводстве уровня римской агротехники удалось достичь лишь к XVI веке10.), да и голод посещал Европу не менее часто, чем Русь и другие регионы Ойкумены. "Средневековый Запад - это прежде всего универсум голода, его терзал страх голода и слишком часто сам голод" - трудно что-либо добавить к этому высказыванию Жака Ле Гоффа11.
В итоге перед нами предстают два разнонаправленных процесса: европейские рыцари пытались обособиться в своих владениях, а древнерусские дружинники, наоборот, стремились оказаться поближе к князю, что обуславливало весьма специфический характер восточнославянского феодализма. (Если, конечно, вообще правомочно переносить это, по мнению многих ученых, сугубо западноевропейское явление на домонгольскую и постмонгольскую Русь12 и на весь остальной мир.)
Другим прямым следствием низкой продуктивности сельского хозяйства Северо-Восточной Руси явилась консервация сельской общины, благополучно дожившей в форме колхозов и совхозов практически до наших дней. Объяснение этому лежит на поверхности - методы земледелия и природные условия не позволяли возделывать землю силами отдельных малых семей. Впрочем, тема российской сельской общины (прежде всего, в плане ее влияния на государственное устройство Евразийской империи и менталитет ее жителей) освещена в литературе весьма подробно, поэтому вряд ли имеет смысл развивать ее на страницах нашей книги.
-------------------------------------------------
1. Человек начинает с таких форм хозяйственной деятельности, которые требуют от него наименьшей затраты физической энергии, и лишь постепенно под влиянием тех или иных факторов (прежде всего демографических) переходит к все более и более трудным. Возможен и обратный процесс, поэтому, вполне вероятно, что "первые поселенцы", попав в районы богатые дичью или рыбой, скоро стали смотреть на охоту или рыболовство как на основное занятие, а на земледелие - как на подсобное. И лишь с увеличением численности населения все вернулось на круги своя.
2. Ключевский В. О. Курс русской истории. Ч1 М.: "Мысль" 1987. С. 176.
3. Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Т1. М.: Мысль 1988. С. 218.
4. Ключевский В.О. Курс русской истории. Ч1 М.: "Мысль" 1987. С. 206.
5. Лебедев Г. С. Эпоха викингов в Северной Европе. Историко-археологические очерки. Л.: издательство Ленинградского университета 1985. С. 234
11. Жак Ле Гофф. Цивилизация средневекового Запада. Екатеринбург: У-Фактория, 2005. С280
Здесь нет никакого парадокса. Большая продуктивность западноевропейское сельское хозяйство "компенсировалась" большей плотностью населения и, соответственно, большим числом едоков. Кроме того, не лишне отметить, что прогресс в этой области экономики понятие относительное. Например, при "примитивном" подсечно-огневом земледелии производительность труда выше, чем при "прогрессивном" двуполье. (См. Ester Boserup: The Conditions of Agricultural Growth: The Economics of Agrarian Change under Population Pressure Chicago, Aldine, 1965 или Алексаха А. Г. Введение в прогрессологию. Теоретические проблемы экономической истории. - М.: Горячая линия - Телеком. 2004.) От угрозы голода Западная Европа избавилась только в конце XIX века. Этому способствовала механизация и химизация сельского хозяйства, но в гораздо большей степени развитие всемирной торговли. Благодаря современному развитию путей сообщения и дешевизне перевозки, особенно морской, громадные количества продовольствия могут быть быстро передвинуты с одного конца земного шара в другой. Продукты питания стали предметом обыкновенной торговли, и их изобилие на мировом рынке гарантировало финансово благополучные европейские страны от возврата к голодному прошлому.
30. Достаточно обстоятельно эта тема освещена Г. В. Вернадским, в его работе "Киевская Русь".
Нужнейшие Искусства механические, равно как и Свободные, были известны древним Россиянам. (Н. М. Карамзин)
Если сопоставить три десятка упомянутых в ПВЛ первых древнерусских городов с огромной территории Восточно-Европейской равнины, то картина редких островков ремесла и торговли в безбрежном океане дикой природы возникает сама собой. Правда, начиная с XI века, количество этих "островков" стало расти. Однако большинство древнерусских городов даже по скромным средневековым меркам было невелико по размерам, да и в целом "урбанизация" Восточно-Европейской равнины продолжала на несколько порядков отставать от европейской.
Отметим, что здесь и далее мы будем проводить параллели между Европой и Русью, но отнюдь не в плане "лучше - хуже". На наш взгляд, сравнение под таким углом зрения двух совершенно не похожих друг на друга культурно-исторических регионов некорректно и бессмысленно, поскольку при таком подходе на первый план выносятся субъективные критерии оценки, не свободные от "гнева и пристрастия". Объективность же требует от историка использования совершенно иного критерия - "другие". Именно такой подход позволяет при сопоставлении средневековых экономик Европы и Руси руководствоваться не эмоциями, но здравым смыслом, а, значит, и точнее понять особенности генезиса каждой из цивилизаций.
После этой предваряющей дальнейший рассказ преамбулы перейдем к рассмотрению других отраслей экономики Древней Руси. Начнем со строительства. Естественно, на Руси основным строительным материалом было дерево. На 99,99 %... Каменные здания, построенные к началу XI века, можно перечислить в одном абзаце: Десятинная церковь, Золотые ворота, Ирининская и Георгиевская церкви в Киеве; Софийские соборы в Киеве, Новгороде и Полоцке, Спасо-Преображенский собор в Чернигове, крепость в Старой Ладоге - первая и долгое время единственная каменная крепость на Руси. Не было на Руси и рыцарских замков. В лучшем случае вотчинника в его имении защищал обычный деревянный частокол, не способный укрыть владельца ни от княжеского гнева, ни от набегов кочевников. Что же касается Европы, то на юге в качестве строительного материала чаще использовали камень, а в центре и на севере, как и на Руси, преобладало деревянное строительство. Камень употреблялся лишь при возведении оборонительных сооружений, городских общественных зданий и храмов.
Ситуация резко меняется с XII века, когда в Европе начинается "экономический бум", и, соответственно, расцвет городов и массовое каменное строительство. Русь между тем продолжала оставаться "деревянной", и хотя количество каменных зданий по сравнению спрошлым периодом увеличилось, оно по-прежнему оставалось крайне небольшим. (Историкам и искусствоведам поименно известны едва ли не все каменные здания, построенные в домонгольской Руси1.)
Положение дел с каменным строительством хорошо отражает тот факт, что в любом тогдашнем среднем западноевропейском городе каменных зданий было в разы больше, чем во всей Руси. Вот только является ли это свидетельством ее "отсталости"? Начнем с того, что на Руси дерево в качестве строительного материала было куда доступнее камня (в Европе как раз наблюдалась обратная картина), да и жить в деревянном доме было в те времена, как минимум, не менее удобно и уж, во всяком случае, теплее, чем в доме каменном. Не имело особого смысла и строительство каменных укреплений - печенеги и половцы осаждать города не умели, а других внешних врагов у древнерусских княжеств до монгольского нашествия не было. Однако у деревянного строительства были и свои существенные минусы - города часто выгорали дотла по причине обычных бытовых пожаров, а деревянные укрепления не являлись серьезной защитой от монголов, в совершенстве владевших осадным искусством.
Небезосновательно и мнение, что различия в каменном и деревянном строительстве могли в итоге породить и некоторые ментальные различия. Аргумент, что передающийся по наследству из поколения в поколение каменный дом мог порождать у его обитателей куда большее уважение к самим себе и к своим предкам, нежели дом из дерева, который из-за постоянных пожаров редко переживал своих жителей, представляется вполне логичным. Словом, на наш взгляд, не следует строить какие-то далеко идущие выводы, исходя из одного только непреложного факта, что в Европе строили из камня, а на Руси - из дерева. Поэтому не будем развивать далее эту тему и перейдем к рассказу о вооружении и кораблестроении.
По части вооружения Русь ничуть не уступала Европе. Вплоть до конца XIII века русский дружинник был оснащен, как минимум, не хуже европейского рыцаря. (О новгородской кованной рати мы уже говорили.) Отличительной особенностью европейских военных технологий являлось лишь более широкое применение арбалетов, метательных машин и строительство замков из камня, в то время как в южнорусских княжествах наряду с мечами широко использовались и сабли.
А вот в области кораблестроения отставание Руси было существенным. Единственный известный нам тип древнерусских кораблей (до XII в.) был, что совершенно естественно, вариацией драккара викингов, правда уменьшенной, что было обусловлено необходимостью перетаскивать суда через волоки и днепровские пороги. Судна такого типа представляли собой большие мореходные лодки, выдолбленные из стволов многолетних дубов, и отличались друг от друга разве что элементами декора.
Однако по морям, омывающим Европу, плавали и другие корабли, куда больших размеров, нежели предназначенные для стремительных набегов драккары. Конструктивные особенности дромонов, нефов, галер, коггов предусматривали их использование не только в качестве военных, но и торговых судов, а мастерство европейских кораблестроителей постоянно совершенствовалось. Так, с XII века на кораблях стали устанавливать рулевое управление, модифицировалось их парусное вооружение, росло водоизмещение. Между тем Русь к середине XIII века оказалась полностью отрезанной от Черного, Каспийского и Балтийского морей, что явилось главной причиной отсутствия какого-либо прогресса в кораблестроении. Ушкуй новгородских пиратов XIV-XV веков, если судить по его современным реконструкциям, - это фактически все та же уменьшенная в размерах реплика норманского драккара.
В заключение несколько слов о "мирных" ремеслах. Можно предположить, что где-то до рубежа XI-XII веков их уровень примерно соответствовал европейскому, а затем... Затем Европа резко ушла вперед, оставив позади не только подвергшуюся монгольскому нашествию Русь, но и весь остальной мир.
1. В набирающей силу Владимиро-Суздальской земле это были Успенский и Дмитриевские соборы, а также Золотые и Серебряные ворота во Владимире, Спасо-Преображенский собор в Переяславле-Залесском, Рождественский собор в Суздале, Георгиевский собор в Юрьеве-Польском, церковь Бориса и Глеба в Кидекше и церковь Покрова на Нерли, княжеские хоромы с собором Рождества Богородицы в Боголюбово. В Смоленске: Успенский собор, Борисоглебский собор Смядынского монастыря, церковь Петра и Павла на Городянке, церковь Иоанна Богослова на Варяжках, церковь в Перекопном переулке, Васильевская церковь Смядынского монастыря, Дворцовая княжеская церковь и еще более десятка каменных храмов. Из новгородских каменных построек можно отметить церковь Петра и Павла на Синичьей горе, церковь Уверения Фомы на Мячине и церковь Федора Стратилата на ручью, церковь Параскевы-Пятницы на Торгу, а также крепость в Изборске. В Чернигово-Северской земле были построены Борисоглебский и Успенский соборы, церковь Параскевы-Пятницы в Чернигове и близкие ей по стилистике постройки в Вщиже, Путивле, Новгороде-Северском. Имелись единичные каменные храмы и в других княжествах, как например, Борисоглебская церковь в Гродно, собор Георгия Победоносца (ныне - Успенский) в Каневе.
5. РУСЬ И ЕВРОПА. НАЧАЛО ДИВЕРГЕНЦИИ
Природный капитал - запас природных производственных ресурсов, которыми наделено общество и которые могут использоваться в производственных целях. (Финансовый словарь)
Для начала сравним "стартовые позиции" сторон, и, в первую очередь, имеющиеся в их распоряжении природные ресурсы. О суглинках и суровом климате Киевской Руси и несравнимо более благоприятных для ведения сельского хозяйства условиях в Европе мы уже напоминали читателю. Не в пользу Руси оказывается и сравнение подземных кладовых двух историко-географических регионов. Недра Европы были богаты серебром и полиметаллами, железной рудой и строительным камнем, квасцами и солью, в то время как древнерусская экономика имела в своем распоряжении лишь существенные запасы болотного железа и небольшие - железной руды, слюды, строительного камня. Все остальное, начиная от драгоценных камней и заканчивая оловом и киноварью, приходилось ввозить из-за рубежа.
Вплоть до X-XI века это отличие было не столь существенно, поскольку европейские ресурсы еще не были в полной мере вовлечены в хозяйственный оборот, да и Русь, благодаря полюдью, могла компенсировать отсутствие собственных золотых и серебряных рудников торговлей "живым товаром" и дарами леса. Однако затем все изменилось. По мере развития горного дела в Европе богатства ее подземных кладовых все больше и больше использовались в промышленном производстве, став основой последующего экономического роста.
Между тем на Руси после принятия христианства и прихода половцев "золотые времена" полюдья безвозвратно ушли в прошлое, что самым негативным образом сказалось на ее "внешнеторговом балансе. Вероятно, именно здесь следует искать истоки традиционно низкой монетизации экономики Империи. Но дело не только в бедности недр. Если в Европе, и во многих других странах тогдашнего мира, деньги были торговым капиталом, который надо было вкладывать в покупку и доставку товара, то система полюдья не требовала сколько-нибудь существенных финансовых затрат. Все доставалось ее организаторам практически даром с помощью методов самого грубого внеэкономического принуждения. Поэтому на Руси серебряные монеты использовались не как средства торгового оборота, а "как редкие, всегда ценные вещи, как украшения переходили они из рода в род, из рук в руки, закапывались в землю вместе с мертвецами, зарывались в виде кладов и таким образом дошли до нас"1.
Не способствовало монетизации экономики и официальное отношение к деньгам православной (как до определенного момента и католической) церкви, осуждающей алчность и восхваляющей бедность2. ("Несколько" забегая вперед, скажем, что противопоставление "духовности" "стяжательству", оказывается, было свойственно не только самодержавно-православной имперской идеологии. Похоже, что это отличительная особенность и "крест" всех бедных обществ, начиная от Европы раннего средневековья и заканчивая Северной Кореей XXI века.)
Словом, на "старте", который мы условно отнесли к 1100 году, две цивилизации находились на примерно одинаковых позициях, уступая в своем развитии как мусульманскому миру, так и Восточно-Римской империи. А затем... Затем стал набирать силу с каждым десятилетием ускоряющийся процесс, предельно точно обозначенный Ле Гоффом как "Рождение Европы". Объем настоящей книги не позволяет подробно останавливаться на этой увлекательнейшей теме, но некоторые концептуальные положения, имеющие непосредственное отношение к предмету нашего разговора, считаем необходимым все же отметить.
С середины XII века в Европе резко увеличилась добыча серебра в старых копях и, как следствие, возникло множество монетных мастерских. "Развитие этих новых мастерских влекло за собой реорганизацию и увеличение численности персонала, включавшего одновременно заведующих, мастеров и контролеров, техников и рабочих. Эти мастерские стали в XIII в. прообразами новых мануфактур, появляющихся кое-где в городах. Вот почему крупнейшие сеньоры и особенно суверены старались контролировать чеканку монет в мастерских, распространяя на них свою непосредственную власть. Во Франции так поступал Филипп Август. В Венеции конец XII и начало XIII в. были отмечены стараниями дожей республики, часто успешными, освободиться от имперского вмешательства в чеканку монеты. Напомним, что люди средневековья позаимствовали из латыни оба смысла термина ratio. В самом деле, это слово означало как "разум", так и "расчет". Совершенствование чеканки и распространения монеты в XIII в. усилило использование этого термина во втором смысле, и в то же время благодаря ему расчет все чаще сочетался с рационализацией. Деньги были орудием рационализации.3"
Началась разработка и новых месторождений (в Тироле, в Моравии, в Италии, в Англии и Южной Германии). "Из Германии серебро экспортировалось не только в Италию, оно достигало также Рейнской области, Юга Нидерландов и Шампани, откуда распространялось по Франции, в основном давая возможность покупать продукты питания. В 1190-х гг. оно добралось до Иль-де-Франса. Часть этого серебра везли ганзейские купцы - либо на восток, через Балтику, либо на запад, прежде всего в Англию. Один документ 1242 г. показывает, что Лондон получал серебро в слитках из Фландрии и Брабанта, а иностранные монеты - из очень многих городов Германии и Фландрии, в частности из Кёльна и Брюсселя"4.
Серебряные деньги чеканились по всей Европе, становясь не только средством платежа, но и фактором унификации и источником дохода. Происходила стремительная монетизация экономики, которую, возможно, следует связывать не только с ростом добычи серебра, но и с последствиями IV крестового похода. Подлинный расцвет европейских финансов пришелся на XIII век, когда после взятия и разграбления крестоносцами Константинополя в 1204 году в Западную Европу попали несметные богатства, значительная часть которых оказалась на севере Италии, в первую очередь в финансировавшей рыцарей Венеции. Именно тогда в Европе возобновилась массовая чеканка золотых денег - с 1252 года был введен в денежный оборот флорентийский флорин, а с 1284 года - идентичный ему по весу и стоимости венецианский дукат. С XIV века золотые деньги чеканились уже по всей Европе.
Кардинальные изменения стали происходить и в других сферах европейской жизни. Ускорились темпы развития сельского хозяйства. Этому способствовали как благоприятные погодные условия, так и внедрение ряда инноваций, среди которых особо стоит выделить использование тяжелого плуга с железным отвалом, появление новой сбруи, значительно повышающей эффективность запряженной в плуг лошади, начало стойлового содержания скота. Все шире распространялась система трехпольного земледелия, что позволило внедрить бобовые культуры, а главное, получать два урожая в год. Путем вырубки лесов, осушения болот и ирригации засушливых земель в сельскохозяйственный оборот вводились новые земли. Во многих районах появились монокультуры, среди которых в первую очередь следует отметить виноград. Главными результатами увеличения сельскохозяйственного производства явились: 1) постепенный его переход на товарные рельсы, что в свою очередь вызвало в итоге замену продуктовой ренты денежной; 2) рост цены на землю, делающей ее все более и более востребованным товаром и 3) дальнейший рост населения. Впрочем, не будем далее пересказывать историю возникновения капитализма...
Европа вырвалась вперед и в области дальней торговли. Если ранее она сосредоточивалась в руках арабских и еврейских купцов, то уже к концу XI века военно-торговые флоты итальянских городов-республик, среди которых в первую очередь следует отметить пизанскую, стали господствующей силой на Средиземном море. Начался стремительный рост торговли итальянских и других прибрежных средиземноморских городов с Египтом, Палестиной и Константинополем. Экспорт и дальнейший реэкспорт восточных товаров, прежде всего хлопка, благовоний и пряностей, приносил купцам из Венеции, Пизы и Генуи сверхдоходы, ставшие одной из основ последующего процветания Северной Италии. Аналогичная ситуация сложилась на Балтике и Северном море, где практически вся торговля оказалась в руках объединившихся в военно-экономический союз ганзейских купцов.
А на Руси дальняя торговля переживала не лучшие времена. Транспортные пути в Византию были перерезаны половцами, на Балтике их контролировала Ганза. И как бы ни пытались сегодня апологеты "новгородских свобод" представить купцов города равноправными партнерами их европейских коллег, на практике именно ганзейцы определяли "правила игры".
Существенные отличия возникают и в "ближней" торговле. Если ранее она по большей части носила меновый характер в обоих социально-культурных регионах, то в Европе после кардинальных изменений в сельском хозяйстве и монетизации экономики ближняя торговля приняла денежные формы и, главное, резко увеличилась в своих объемах.
Резкий отрыв Европы (как от Руси, так и всего остального мира) состоялся также и в области промышленных инноваций. Хорошо известному еще со времен античности водяному колесу нашлось новое применение. Теперь с его помощью не только измельчали солод, перемалывали зерно и соль, но также ковали железо, изготавливали ткани и бумагу, резали бревна. А с 1180 года в Европе появились ветряные мельницы с горизонтальной ориентацией ротора, явившиеся технологическим прорывом по сравнению с примитивными восточными ветряками.
Несколько слов об образовании. Поначалу и в Европе и на Руси оно было неразрывно связано с церковными структурами, но затем помимо обычных для средневековья церковных школ при монастырях и епископских кафедрах в Европе начали возникать светские школы: "В разных городах и областях количество школ различно, но во многих городах их посещают до 60 % детей, а кое-где даже больше. В некоторых городах, например в Реймсе, школьное образование распространяется даже на девочек"5. Появились и первые европейские университеты. К моменту вторжения Батыя на Русь они действовали в Болонье, Падуе, Неаполе, Париже, Монпелье, Тулузе, Оксфорде, Кембридже, Саламанке. С одной стороны, их количество было ничтожно малым, но с другой - это гораздо больше, чем "полный нуль" не только в домонгольской, но и в допетровской Руси.
Подведем некоторые итоги. Кардинальные отличия между Европой и Русью сформировались еще до монгольского нашествия и были обусловлены вовсе не "продвинутостью" одних и отсталостью других. Бессмысленно сравнивать в экономическом отношении Древнюю Русь с ее пустыми недрами, малопродуктивными почвами, суровым климатом и несколькими миллионами жителей с едва ли не самым благодатным для развития промышленности и сельского хозяйства регионом Земли, население которого было вдесятеро больше6, если, конечно, сознательно не задаться целью сделать вывод о чьей-то отсталости, а то и "расовой неполноценности"... Отсюда следует, что ни монгольское нашествие, ни опричнина Ивана Грозного, ни какие-либо иные исторические события не являлись сами по себе исходными точками дивергенции двух миров, а могли лишь в той или иной мере повлиять на ее скорость. Еще раз отметим: дело было не в "отсталости" Руси, а в "рождении Европы", стремительно опередившей в своем развитии не только Русь, но и весь остальной мир: Китай, Индию, Хорезм, Египет... Наука и техника этих доселе передовых стран практически "застыли" на уровне, достигнутом еще во времена поздней античности. (Речь идет, не об отдельных открытиях и "озарениях" арабских математиков или китайских инженеров, а прежде всего, о существенных технологических инновациях.) Например, применяемые в этих странах вплоть до XIX-XX веков способы обработки земли, были характерны еще для Древнего Египта или Вавилона.
Таким образом, правильно ставить вопрос не о причинах отставания России от Европы, а о причинах резкого ускорения на рубеже XII-XIII веков темпов социально-экономического развития Европы по сравнению со всеми остальными регионами Ойкумены.
1. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Т1. М.: Мысль 1988. С243
2. Жак Ле Гофф. Средневековье и деньги: очерк исторической антропологии. Спб.: ЕВРАЗИЯ, 2010 С10
3. Там же. С 58-59
4. Там же. С 52
5. Жак Ле Гофф. Рождение Европы. СПб.: Александрия 2008. С156
6. Любые оценки численности населения Руси (она у разных авторов колеблются в диапазоне от 2 до 7,5 млн. человек), как и других стран Средневековья, будут лишь умозрительными. О методике таких умозрительных подсчетов см. Вернадский Г.В. Киевская Русь. Тверь: ЛЕАН, Москва: АГРАФ. 1966. С114-116.