Аннотация: Первая часть нового романа "Радио:Радуга" История злая
РАДИО:РАДУГА
Женщина каждую ночь
Отправляется в тайный путь.
Поль Элюар "Мир-одиночество"
Там, в ночи, есть, я знаю, все семь чудес света, там есть вечность, отчаяние и чародейство.
Там на ощупь бродят в дебрях наших фантазий обитатели старых сказок.
Там есть ты, о лазутчица чудная...
Робер Деснос "Пространство сна"
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: ЗОВ ЛУНЫ
ГЛАВА 1
Чудовище прячется за зеленой стеной виноградника всего в паре шагов. Клара не видит его, но отчетливо слышит тяжелое дыхание: уф-уф, уф-уф; чует тягучий запах, похожий на аромат дешевого одеколона и крепких сигар. Когда Чудовище поворачивается, лязгая и скрипя, виноградная стена трясется так, что осыпаются листья. Сухой ветер уносит их вглубь лабиринта, кружа вместе с желтой пылью и мелким мусором.
- Выходи! Я знаю, что ты здесь!
Голос звучит тихо, палящее солнце выжгло его без остатка. Чудовище замирает. На цыпочках Клара подходит к зеленой стене и вглядывается в сплетение ветвей и густой листвы. С той стороны ничего нет.
Лабиринт виноградника карабкается вверх по склону холма. Снизу Клара видит дом на вершине - белый особняк со сверкающими окнами. Рядом качаются кипарисы, тонкие, как церковные свечки. Шато Сильва, её дом... Туда ей и нужно попасть, только зачем - Клара не помнит. Она бесшумно идет по дорожке из слоистого желтого камня. Чудовище движется следом, не показываясь, но не отставая ни на шаг. Уф-уф, уф-уф...
Нестерпимо жарко. Дрожит раскаленный воздух, а солнце выглядит бесформенным пятном, едва различимым на бледном небе. Клара задыхается в тяжелом зное, а резкий ветер не приносит ни малейшей прохлады. Лишь швыряет в лицо колючие песчинки, гоня её отсюда прочь. Мокрое от пота платье липнет к спине.
Дом близко; если бежать напрямик она бы управилась за десять минут. Но время идет, а Клара не приближается к нему ни на шаг. Всякий раз, когда ей кажется, что она вот-вот выйдет к шато, она оказывается в тупике, или дорожки лабиринта уводят её в противоположную сторону. Раньше, она помнила, виноградники стояли стройными рядами - и не было никаких лабиринтов и чудовищ. Но это было давно. Сейчас же... Клара поворачивает, и дом оказывается у нее за спиной. Чудовище дергается, едва не своротив виноградную стену.
- Хватит! Или выходи, или...
Не договорив, она идет дальше. Чудовищу плевать на её крики и Клара это знает. Как знает и то, что не стоит его опасаться. Не сейчас и не здесь.
Пот ползет по лбу тяжелыми каплями, щиплет глаза. Клара вытирает лицо рукавом и оглядывается в поисках выхода. Но видит лишь серую газетную страницу, запутавшуюся среди веток, как птица в силках. Во всю полосу - фотография Президента Республики: рука сжата в кулак, лицо как у надутой жабы. И жирный заголовок: "МЫ СПАСЕМ ПОРЯДОК!". Когда она протягивает руку, порыв ветра срывает газету и уносит в небо. Клара провожает её злым взглядом. В отличие от Господина Президента, она не может так легко подняться в воздух. Вместо того ей достались бесконечные желто-зеленые стены лабиринта, Чудовище и палящее солнце.
Отец встречает её за следующим поворотом.
Клара узнает его сразу, хотя не видела его много лет, да и стоит он к ней спиной. Худой, высокий, короткие волосы блестят сединой. Светло-серая форма республиканской гвардии совсем выгорела на солнце. Правый рукав разодран в клочья - там, где полковничьи нашивки вырваны с мясом. А ещё отец без сапог.
Клара останавливается за пять шагов, не решаясь подойти ближе. Отец? Она не ожидала его встретить. В то же время, Клара не удивлена: а где ему ещё быть, как ни среди своих виноградников? Чудовище за стеной снова начинает пыхтеть: уф-уф, уф-уф. Едва ли отец это замечает; он даже не вздрагивает - спина прямая, будто вместо позвоночника у него стальной прут.
- Клара.
Она молчит.
- Ты опоздала, Клара, - говорит полковник Сильва и заходится в громком кашле. На раскаленный желтый камень падают темные капли.
- Опоздала? Я... Куда?
Отец поворачивается. Его лицо похоже на восковую маску, того и гляди оплавится на солнце и потечет волнами. Щеки ввалились так, что выпирают острые скулы. И как Клара ни старается, она не может разглядеть его глаз - стекла очков сверкают точно две золотые монеты.
- Видишь их? - отец взмахом указывает на холм.
Клара глядит в ту сторону. Солнце слепит до боли, слезы текут в три ручья. Но она продолжает смотреть и, в конце концов, замечает рядом с домом несколько диковинных фигур.
Друг за дружкой они карабкаются по склону, спотыкаясь и раскачиваясь точно марионетки в руках неумелого кукловода. Это и есть куклы, вернее - люди, вырядившиеся в кукол. Огромные головы из папье-маше блестят на солнце аляповатыми красками. Слишком большие головы, для таких маленьких людей: кажется, ещё чуть-чуть и фигуры повалятся точно сбитые кегли и покатятся вниз по склону. Кларе мерещится глухой перестук, словно кто-то бьет в барабан из тыквы-горлянки.
В тот же момент Клара их узнает. Это же куклы-каприччо! Крестьяне наряжаются в такие маски на ежегодный фестиваль в Лос-Франка, а потом сжигают их на костре в день начала зимы. Маски: Сарацин, Ведьма, Солдат, Черт и ещё две, которые она не может разглядеть. И кому только в голову взбрело так рядиться посреди лета?
- Каприччо?
Отец кивает.
- Ты опоздала, - повторяет он. - Они забрали её.
Куклы спешат прочь от дома, на противоположную сторону холма. Мгновение, и они скрываются за кипарисами. Лишь Черт оборачивается: кроваво-красная голова с черными рожками наклоняется вправо, короткий плащик бьется на ветру. Черт взмахивает трезубцем в издевательском приветствии и спешит за остальными.
- Её? - переспрашивает Клара. - Кого они забрали?
Отец снова кашляет, сплевывает кровь. Клара бросается к нему - она хочет помочь, поддержать - но отец отступает, предупреждающе поднимая руки. Чудовище за стеной громко шипит.
- Мне ты не поможешь. Ты должна вернуть её, Клара.
- Кого?!
В ответ отец дергает головой. Он выпрямляется, расправляет плечи. Форма на груди бурая, от спекшейся крови.
- Пожалуйста, Клара, только ты... Верни её.
Клара облизывает пересохшие губы. Есть ещё один вопрос, который она должна задать. Важный вопрос.
- Расстреляли? - заканчивает он. - Что с того? Сейчас это не имеет значения.
Чудовище с силой бросается на стену. Трещат ветки, осыпаются листья. Клара пятится.
- Верни её, Клара, - говорит отец. - Обещай мне.
- Но я даже, - она встряхивает пыльной челкой. - Я не успею. Они слишком далеко, мне не догнать. И Чудовище...
- Чудовище? - смеется отец. - Ты про моего старого друга? Не бойся, он тебе поможет. Я зову его Южный Почтовый.
Сухие ветви летят на землю. Клара вскрикивает и зажимает рот ладонью. Часть виноградной стены падает, а в образовавшейся дыре Клара видит Чудовище.
Вернее - часть его длинного тела. Тугие мышцы перекатываются под темно-зеленой шкурой, плоский роговой панцирь переливается на солнце. Уф-уф... Чудовище вздрагивает на каждом вдохе. Впрочем, Клара смотрит лишь на высокую дверь с пыльным окном. Сразу под стеклом белой краской выведен номер "14".
- Ты справишься, - говорит отец. - Я надеюсь на тебя.
Он указывает на дверь и та открывается. Клара смотрит на тесное сидячее купе, на жесткие скамейки - на одной сидит человек, пряча лицо в газете. Клара неуверенно шагает к двери, и тут же останавливается.
- Но...
- Не бойся. Южный Почтовый доставит тебя куда нужно.
Клара забирается в купе, садится на свободную скамейку.
- Но кого я должна вернуть?
Отец молчит. Дверь купе захлопывается. Клара прижимается к горячему стеклу, всматриваясь в стройную фигуру полковника Сильвы. Все ещё улыбаясь, тот достает из окровавленного нагрудного кармана дешевую оловянную свистульку - точно такую же он когда-то купил ей на сельской ярмарке. Свист, пронзительный и нервный, заглушает прочие звуки. Первый, второй... На третий сигнал Чудовище дергается. Клара ударяется лбом о стекло и открывает глаза.
Поезд часто запыхтел, набирая обороты. Уф-уф, уф-уф... За пыльным стеклом виднелся пустой перрон в богом забытой деревушке. К путям жались серые домики с красными крышами, чахлые картофельные грядки и ни одного виноградника в округе.
Клара отвернулась от окна. Она сидела в тесном и душном купе второго класса, пропахшем табачным дымом и дешевым одеколоном. Единственный попутчик уткнулся во вчерашнюю "Суаре". С первой полосы скалился в жабьей ухмылке Президент Республики, грозя кулаком жирному заголовку: "Мы спасем порядок!".
Заметив, что Клара проснулась, попутчик зашуршал газетой и посмотрел на девушку поверх очков без дужек. Клара смущенно поправила прилипшую ко лбу челку. Ладони оказались неприятно мокрыми.
- Дурной сон? - наконец спросил попутчик без всякого, впрочем, интереса.
Подцепив пальцем цепочку на шее, Клара вытащила тонкую оловянную свистульку и сжала её в кулаке. Она ведь что-то должна сделать, что-то очень важное... Она глубоко вдохнула.
- Надеюсь, только сон.
ГЛАВА 2
С шумом выдохнув облако пара, поезд дернулся и замер, точно испустил дух. Лязгнула напоследок вагонная сцепка. Прижавшись к окну, Клара глядела на перрон, по которому, толкаясь, уже бежали носильщики, спеша перехватить богатеньких пассажиров; тут все просто: кто успел, тому и сливки. Накрапывал дождик, и стекло с противоположной стороны украсила россыпь блестящих капель. Вот и всё, приехала. Добро пожаловать в столицу.
Клара поправила берет и проверила застежки стоящего на коленях саквояжа. Её попутчик, не попрощавшись, вышел из купе. Дверь он оставил открытой; холодный ветер тут же ворвался внутрь, швырнул в лицо колючую морось. Клара поежилась. И это середина июня! Но такое уж здесь лето: холодное и мокрое. Она подняла воротник тонкого пальто. В горах она надевала его только зимой, однако пора привыкать к другой погоде. Подхватив саквояж, Клара шагнула в мелкий дождь.
И едва успела увернуться от тележки, нагруженной цветными баулами.
- Осторожно! Дорогу! - заорал на нее носильщик, но потом смягчился. - Тебе помочь, а, девушка-красавица? Беру недорого.
Он кивнул на саквояж. Клара замотала головой и стиснула потертую ручку.
- Спасибо. Я сама... - не хотелось признаваться, что у нее совсем нет денег, впрочем, носильщик и сам догадался.
- А за поцелуй? - подмигнул он, но не успел он продолжить, как за его спиной прозвучал гневный окрик.
- Эй, вы! Мужчина! Не задерживаетесь! Я вам деньги плачу!
Сквозь толпу пробилась дама, в пышном платье и дорогой шляпке с перьями - очевидно хозяйка многочисленных баулов. На её плечах скалилась горжетка из лисы. Несмотря на прохладную погоду, женщина обмахивалась веером и смотрела по сторонам с таким видом, будто все норовят её обидеть.
Носильщик пожал плечами и двинулся дальше, разгоняя криками людей на перроне.
- Дорогу! Поберегись!
Дама, однако, задержалась. Смерив Клару взглядом, она брезгливо выпятила подбородок.
- Совсем обнаглели, - сказала она в сторону. - Уже совсем страх растеряли.
- Простите?
Дама не удостоила её ответом. Задрав нос, она удалилась вслед за носильщиком. Клара только захлопала глазами ей вслед.
Что-то не так? Может, с дороги она выглядела помятой, да и пальто не новое, потертое, но в целом ведь - ничего особенного. Женщина же смотрела на нее так, словно того не заметив, Клара превратилась в мерзкое насекомое. И в этом она была не одинока: другие пассажиры, проходя мимо, то и дело бросали на девушку недобрые взгляды. Неужели так заметно, что она чужестранка?
Клара глубоко вдохнула и постаралась взять себя в руки. Ничего такого нет на самом деле. Она просто себя накручивает: она устала, одна в чужом городе, нервы на взводе. Тут и не такое померещится. И немудрено: за последнюю неделю ей ни разу не удалось толком выспаться.
Клара смутно помнила эти дни, наполненные поездами, пересадками, незнакомыми станциями и туманными обрывками снов. Но сейчас её долгое путешествие на север подошло к концу. Клара нащупала в кармане картонный прямоугольник размером с визитку. Осталось совсем немного. Глядя исключительно под ноги, чтобы не засекаться на косых взглядах, Клара зашагала к зданию вокзала.
У высоких дверей топталась парочка крепких молодых людей в оливково-зеленых рубашках. С дежурными улыбками они раздавали проходящим цветные листовки. Вручили и Кларе.
С картинки героически улыбался краснолицый рабочий, точно младенца прижимая к груди гаечный ключ:
ПОДДЕРЖИ ПРЕЗИДЕНТА!
СТРАНЕ НУЖНЫ НОВЫЕ ФАБРИКИ И ДОРОГИ!
ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ЗАЕМ - 5%
ВЫГОДНО И ПАТРИОТИЧНО!
Вот уж с чем Клара связываться не собиралась.
- Спасибо. Мне не надо.
Один из парней повернулся. Его рубашка была застегнута на все пуговицы, а узкий черный галстук так сильно сжимал ворот, что на шее выступили красные пятна.
- Чё?
- Мне не нужно, оставьте себе, - Клара протянула ему листовку.
Парень растерялся и глянул на приятеля. Тот сплюнул сквозь зубы.
- Оставь. Не видишь - она же из этих.
Он с силой дернул листовку из рук Клары, порвав бумажку пополам.
- Давай, проваливай отсюда. Твое счастье, что здесь полно народа. Но мы до вас доберемся. Разом покончим с заразой.
Он снова сплюнул, целясь в туфли Клары. Не попал. Клара аккуратно поставила саквояж на землю. Она плохо понимала, в чем суть дела, но оскорбление было слишком явным, чтобы смотреть на него сквозь пальцы.
- Извинись.
- Чё?
- Я сказала: извинись, - Клара сжала кулаки.
Было бы проще, будь они в горах. Наваху отец подарил ей на восьмилетие, как того требовала традиция. Но сейчас нож лежал на дне саквояжа. Впрочем, там, откуда Клара была родом, настоящая девушка могла постоять за себя и без оружия. Чтобы расцарапать лицо, нож в общем-то не нужен.
- А ты пни её сапогом. Каждой крысе мы найдем по сапогу.
Клара напряглась. Выходит, извиняться они не собирались. И в то же мгновение за спиной возник ещё один носильщик - крепыш с длинными усами.
- Эй! Девушка-красавица, а давай помогу!
Он схватил её саквояж, а второй рукой крепко сжал локоть Клары. И, прежде чем она опомнилась, потащил её в здание вокзала. Парни не ожидали такого и даже не попытались их остановить.
- Ты что? Совсем рехнулась? - зашипел носильщик. - Драться что ли собралась? У ваших совсем мозгов нет?!
- Что вы себе... - Клара дернула рукой. Носильщик её не слушал.
- Отделали бы тебя за милую душу и отправили бы в кутузку. Тебя же провоцируют, а ты и повелась, дуреха.
Клара с силой оттолкнула его - носильщик едва не упал.
- Эй! Ты чего? Я ж тебе помогаю!
- Да что тут происходит?! За кого вы меня принимаете?
Носильщик промолчал. Щурясь, он смотрел ей за спину.
- Баста. Доигралась.
Клара обернулась. Парни в зеленых рубашках разговаривали с высоким жандармом, указывая на нее пальцами, а тот кивал на каждое слово. Затем поправил ремень и тяжелым шагом направился к девушке. Носильщик выдохнул в усы.
- Доигралась, - повторил он. - Надо было их дразнить? У них же вместо мозгов одна тушеная капуста. А ваши для них, что красная тряпка для быка.
Он хохотнул, правда Клара не уловила соль шутки. Спросить же не успела - к ним подошел жандарм.
- Сударыня, - козырнул он двумя пальцами. - Могу я взглянуть на документы?
- Да. Конечно, - из внутреннего кармана пальто Клара вытащила паспорт. Жандарм взял его за самый краешек.
- Так-с, - протянул он. - И что тут у нас?
Клара промолчала. Люди, спешившие к выходу, избегали смотреть в её сторону.
Зал вокзала был круглым, с мутными от грязи стрельчатыми окнами. На чугунных скамейках вдоль стен спали люди, укрываясь газетами и бумажными мешками. А за открытыми дверьми виднелась привокзальная площадь, запруженная черными автомобилями; откуда-то доносился перезвон трамвая.
Над входными дверьми висел огромный, в два человеческих роста, портрет Президента Республики, выполненный в грубой, но яркой манере. Художник явно хотел придать физиономии Президента героическое выражение, только получилось плохо - слишком толстые щеки и слишком маленькие глазки. В итоге вид у Господина Президента, был такой, будто он мучается от запора, а взгляд - словно его застукали в сортире.
- Так-с... Клара Сильва, - прочитал жандарм, листая зеленые страницы паспорта. - Из самого Лос-Франка? Далековато забрались...
Клара пожала плечами.
- С какой целью прибыли в столицу?
- К тетке. Она живет здесь.
Жандарм обернулся к парням в оливковых рубашках. Те ухмылялись, не спуская с них глаз. Жандарм поправил фуражку.
- Кхм... Вот что. Не похожи вы на фотографию в документах, - голос его дрогнул. - У той волосы длиннее будут.
- Я подстриглась, - сказала Клара, не понимая, как можно к такому придираться.
- Неужели?
Жандарм закрыл паспорт и постучал корешком по пальцу.
- Сударыня. Проследуйте в участок. Там уж разберемся, подстриглись вы там или еще чего... Ваши вещи?
Он кивнул на саквояж и, не дожидаясь ответа, сказал носильщику:
- Бери. Пойдешь с нами.
Бедолага вцепился картуз.
- Э! Погоди... Ты меня в это дело не впутывай. Мне работать надо.
- В участке разберемся, - перебил его жандарм. Он заметно нервничал.
- Но... Что случилось? Я не понимаю, - Клара замотала головой. - Вы меня арестовываете? За что?
Жандарм натянуто улыбнулся.
- Только не стройте из себя дурочку, сударыня. Эти молодые люди утверждают, что вы грубо оскорбили Президента Республики. И судя по вашему виду, так оно и было.
- Оскорбила... кого?
Клара подняла взгляд на портрет. Президент и в самом деле выглядел оскорбленным, но она была здесь совершенно ни при чём.
- Слушай, Антуан, - носильщик перешел на доверительный тон. - Ну ты же знаешь этих. У них чихнешь не так - уже оскорбление Президента.
- Я - знаю, - жандарм поморщился. - Только ты и меня пойми. Они жалобу накатают, мне с начальством разбираться. Там, наверху, их любят. Так что хватит препираться.
Он взял Клару за запястье, носильщик с хмурым видом поднял саквояж. Похоже, он был уже не рад, что вызвался помочь.
- ВОР, УБИЙЦА И ЛЖЕЦ!
Нервный крик прозвучал как выстрел, заглушая гомон вокзала. Клара резко повернулась и успела заметить, как тип в длинном пальто и красном шарфе швырнул что-то в портрет Президента Республики.
Зал притих - на долгое мгновение - и в абсолютной тишине раздался влажный чавкающий звук. По груди Президента, по россыпи орденов и медалей, поползло огромное красное пятно. Кларе почудилось, что это кровь. Она испуганно сжалась и тут же поняла, что на самом деле это краска. Яркая, блестящая, красная краска...
Тип в красном шарфе захохотал во все горло, оглядывая изумленных людей. Лохматый и небритый, с болезненно перекошенным лицом - прежде чем кто-либо опомнился, он бросился к дверям, дико размахивая руками. Краска текла по портрету, падая на пол крупными каплями.
Первыми пришли в себя парни в зеленых рубашках. Не сговариваясь, они рванули за сумасшедшим, распихивая оказавшихся на пути. Какая-то женщина упала.
- Вот дрянь! - выдохнул жандарм.
Выронив паспорт Клары, он побежал за зелеными рубашками, на ходу доставая свисток. В зале нарастал гул, точно в растревоженном улье. Упавшая женщина завизжала, следом заплакал ребенок.
- Ничего себе... - прошептал носильщик. - Это так вы друг дружке помогаете?
Он поднял паспорт и вернул Кларе. Она уставилась на документы, не понимая, что ей теперь делать. Не идти же самой в участок?
- Быстрее. Или ты собралась ждать, когда они вернутся? Если они не поймают твоего дружка, они будут очень злые.
- Дружка? Какого дружка?! Я только приехала и...
Носильщик опешил.
- Стой! Так ты что, не из этих что ли?
Клара глубоко вдохнула.
- Нет. Кем бы они ни были.
Носильщик дернул себя за ус.
- А почему у тебя берет красный? Ты же социалистка? И гетры эти: цвета анархистов или как их... Черт ногу сломит в этих ваших народных фронтах и боевых отрядах.
Глядя на изумленный взгляд Клары, он всплеснул руками.
- Какого же черта ты тогда так вырядилась?! У этих брешистских молодчиков мозгов меньше чем у коровы. Увидят красную тряпку и вообще ничего не соображают. Сняла бы ты свой берет, не дразнила бы лихо.
Клара подняла глаза на пятно на груди Президента Республики. На полу под портретом уже натекла огромная красная лужа - пассажиры брезгливо обходили её стороной, словно это и в самом деле была кровь. Одновременно Клара отметила дюжину нацеленных на нее злых взглядов.
- Ну уж нет, - сказала она, поправляя берет. Непослушная челка сбилась на бок.
Носильщик переступил с ноги на ногу. Он тоже заметил, что все на них смотрят.
- Тогда давай поторапливайся. Лучше тебе взять такси. У меня тут приятель - довезет мигом и лишних денег не возьмет. Тебе далеко?
- Отель "Луна", - сказала Клара. - На набережной Святого Мартина. Знаете где это?
Плечи носильщика опустились.
- Что? Все так плохо?
ГЛАВА 3
- Ну что же, господа, приступим!
В зале кабаре "Лошадка" было темно. Свет позднего утра едва пробивался сквозь занавешенные окна, а внутри горела одна-единственная желтая лампа, её едва хватало на пару столиков. Всё остальное: столы с перевернутыми стульями, деревянный помост сцены и стойка бара, тонуло в зыбком полумраке. Последние гуляки покинули заведение пару часов назад, и сейчас о бурной ночи свидетельствовал лишь кислый запах пролитого алкоголя, да пышное боа, валявшееся на сцене. Швейцар в зеленой ливрее дремал у двери, не обращая внимания на компанию молодых людей, собравшихся под лампой. Он уже давно к ним привык, и хотя мало что понимал, ничему не удивлялся. Даже тому, что происходило сейчас.
- Этьен, душка, зачем ты забрался на стол? К чему этот... м... пафос?
Высокая темноволосая девушка в блестящем платье зевнула, прикрыв рот кончиками пальцев, и затянулась коричневой сигаретой. Звали её Ивонн Ванмеер, она была певицей, впрочем, не самой талантливой. Слова же она адресовала молодому человеку, который и в самом деле вскарабкался на шаткий столик и теперь пытался удержать равновесие, размахивая руками. Лицом и прической юноша чем-то походил на средневекового пажа, но все портил позолоченный монокль в левом глазу. Старомодный фрак лоснился в свете тусклой лампы.
- Настоящей поэзии нужна трибуна, - пританцовывая сказал Этьен Арти (так звали юношу на столе). - И сегодня этот стол станет трибуной, с которой начнется новая поэзия!
- Слова, слова, слова, - Ивонн качнула головой. На секунду её красивое бледное лицо скрылось за облаком табачного дыма.
Этьен задрал нос.
- Именно! Слова! Вот здесь они все!
Он взмахнул шляпой, которую держал в левой руке. Это был высокий полосатый цилиндр с мятой тульей. На какой барахолке Этьен раздобыл этот клоунский колпак, оставалось загадкой. Над содержимым же цилиндра он трудился два дня: ножницы, "Толковый словарь" и маниакальное упорство, пока шляпу не заполнил ворох мелко нарезанной бумаги.
Кроме Этьена и Ивонн в "Лошадке" собрались ещё четыре человека. Справа от столика сидел тощий молодой человек, с выражением лица, как у заблудившегося спаниеля. Филипп Санкре, или просто Флип - единственный поэт в Республике за которым Этьен признавал право на существование. Напротив, отражением в кривом зеркале, устроился Вильгельм Винкерс - невысокий, толстенький и настолько улыбчивый художник, что в ответ ему улыбались даже жандармы. У него на колене ерзала Сесиль, хрупкая девушка с глазами олененка, очередная модель и любовница. На Этьена девушка смотрела с нескрываемым восхищением, хотя, похоже, вообще не понимала, что тут происходит.
Последним в этой компании был нескладный Раймон Бильбоа. Со своим местом в искусстве он пока не определился, и с пугающей легкостью метался от поэзии к живописи, театру или сочинению романсов. Всё не срасталось, и терпели его лишь потому, что его отчим был владельцем "Лошадки". Сейчас Раймон стоял у стойки бара: в одной руке рюмка, в другой - початая бутылка черешневой водки. По-настоящему у него получалось только быть алкоголиком.
- Начнем, пожалуй, - сказал Этьен, встряхивая шляпу.
Часть бумажек вылетела из цилиндра и закружилась в медленном танце.
- Погоди, погоди, - Раймон помахал бутылкой. - Я все-таки не понял, что ты хочешь сделать?
Этьен наградил его уничижающим взглядом - с моноклем это ему особо удавалось.
- Я? Хочу? Я хочу докопаться до сути слов. Сбить подыхающую старуху-поэзию с ног, а из гниющих внутренностей вытащить поэзию новую и живую. Прямо из этой вот шляпы.
- Как фокусник кролика, - фыркнула Ивонн. - Иллюзия для дурачков. Ты что и впрямь думаешь, что можно писать стихи, просто доставая слова из шляпы?
Изящное колечко дыма устремилось к Этьену. Тот раздраженно отмахнулся.
- Все, без исключения, сближения слов законны, - заметил Флип. - И если мы хотим освободить слова от мертвых связей, этот способ ничуть не хуже прочих.
- Ладно, ладно, - миролюбиво сказала Ивонн. - Только двое на одного - нечестно! Давайте уже, докапывайтесь до своей сути.
Этьен скривился. Монокль блеснул желтым светом. Запустив руку в шляпу, он вытащил первую бумажку и громко прочитал:
- Отель, собака, книга, саквояж, - бумажки одна за другой полетели на пол. - Луна привычно зазывает висельников. Шепот орех зари востока очень хочет Клара...
Он замолчал. На некоторое время в полутемном зале кабаре воцарилась тишина. Сесиль по-прежнему смотрела на Этьена, но к восхищению во взгляде примешалась изрядная доля недоумения. И только Ивонн рассмеялась, беззвучно хлопая в ладоши.
- Браво! Браво! Что это было? По-твоему это стихи?
Этьен молчал, прикусив губу, и словно бы к чему-то прислушивался.
- Больше чем многое из того, что ты считаешь стихами, - заметил Флип.
Нагнувшись, он собрал рассыпанные по полу бумажки и убрал в карман пиджака. Чуть помедлив, вытащил мятую пачку сигарет - дешевых, не в пример тем, что курила Ивонн. В голове роились образы, рожденные стихотворением Этьена. Флип не ожидал подобного эффекта. Но слишком уж неслучайными выглядели строчки, появившиеся из вслепую соединенных слов. И, возможно, Ивонн была не так далека от истины, сравнив Этьена с фокусником, достающим кролика из шляпы. Он закурил и тут же закашлялся.
Ивонн не сдавалась.
- Раймон! Хоть у тебя есть голова на плечах? Скажи им!
- Что?
Раймон торопливо осушил стопку и быстро наполнил её снова.
- Скажи, что это не стихи, а бессмыслица!
Раймон крепко задумался, не решаясь принять ту или иную сторону.
- А мне понравилось, - подала голос Сесиль. - По-моему весело получилось. Я помню, мы так играли в детстве. Задавали вопрос и открывали книжку на первой попавшейся странице и...
Под взглядом Ивонн она замолчала и опустила глаза. Щеки девушки залились румянцем.
- Поэзия из шляпы! Дешевый эпатаж вот что это такое. Дешевый эпатаж. - последние слова Ивонн произнесла чуть ли не по буквам.
- О! - тут же встрепенулся Вильгельм Винкерс. - Кажется, что-то подобное ты говорила и про мою последнюю работу.
Ивонн нахмурилась, вспоминая.
- Это про ту якобы картину, где на кушетке лежит скелет? Как она у тебя называлась? Маха Сверхобнаженная? Из-за которой от тебя ушла Мидори?
Вильгельм весело закивал.
- Ну да. Ей хотелось другой портрет. Зато эту картину я продал аж за двести марок.
Ивонн скорбно покачала головой.
- Знаете, кого вы мне напоминаете? - сказала она, вставляя в мундштук новую сигарету. - Компанию клоунов, которые пытаются выглядеть серьезными. А не по-лу-ча-ется. Только зря разбазариваете свои таланты.
Этьен вздрогнул, словно очнулся от транса.
- Флип, - спросил он. - Я забыл, а почему мы её терпим?
- Потому что она встречается с Хавьером? - предположил Флип.
- Потому что среди вас должен быть хоть один человек, реально смотрящий на вещи, - Ивонн глубоко затянулась. Она обиделась, судя по выражению лица, к тому же Этьен не обратил на её слова ни малейшего внимания.
- А почему Хавьер её терпит?
- У него и спрашивай, - сказал Флип.
Этьен задумался.
- А где он?
Он требовательно посмотрел на Ивонн. Та пожала голыми плечами.
- Должен был быть здесь. Стала бы я иначе слушать вашу новую поэзию? Но я со вчерашнего дня его не видела. Я немного беспокоюсь. Он два дня был какой-то возбужденный, а вчера ушел из дома так ничего и не сказав.
- Ой! - Сесиль захлопала длиннющими ресницами. - С ним ведь ничего не случилось?
Ивонн наградила её таким взглядом, что ещё чуть-чуть и девушка бы вспыхнула и сгорела бы на месте точно римская свеча.
- Если с ним что-то случилось, я придушу его на месте.
- И все-таки, - Этьен уставился в потолок. - Почему Хавьер её терпит?
Вопрос остался без ответа, потому что в этот момент в дверь заколотили так, что задрожали стекла. Дремавший швейцар вскочил. Отодвинув шторку, он выглянул наружу, кивнул самому себе и открыл дверь. И тут же в кабаре, с напором урагана, ворвалось нечто черно-красное.
Черно-красный смерч пронесся по залу, сбивая по пути стулья. Двигался он прямиком на Этьена, точно его истинной целью было сбросить того с импровизированной трибуны. Этьен, похоже, подумал о том же - лицо его вытянулось, он замахал руками. Бумажки со словами ворохом посыпались из шляпы. И в тот же миг смерч остановился, обратившись в высокого человека в черном пальто и красном шарфе. Взъерошив пятерней лохматые волосы, он оглядел собравшихся. Небритое лицо перекосила болезненная гримаса.
- Сидите? - процедил он. - В это время как наши товарищи сражаются и гибнут? Бездарные декадентствующие нигилисты!
Этьен вставил на место выпавший монокль.
- Хавьер... Стоит вспомнить...
Ивонн уже вскочила с места.
- Ты где был? - обрушилась на новоприбывшего. - Ушел, и что я должна думать? Я... Я вся извелась, все локти искусала, я...
Хавьер глянул на неё, и она прикусила язык. Глаза его лихорадочно блестели.
Ивонн выхватила бутылку и стопку из рук Раймона, невзирая на его вялые попытки сопротивляться. Наполнив стопку, она протянула выпивку Хавьеру. Тот осушил её одним глотком и рукавом вытер губы.
- Я сделал это, - прохрипел он. - Они гнались за мной до самого Алмандо, но там я вскочил на трамвай, потом спрыгнул и ушел подворотнями. Я тот квартал знаю... Еще.
Он хлопнул рюмкой. На сей раз Ивонн даже расплескала водку по столу. А Хавьер выпил и облизал пальцы.