Тугие витаминно-кислородные струи воды, бьющие со всех сторон, нежили и наполняли бодростью утомлённое на тренажёрах тело. Повинуясь мелодичным звукам расслабляющего "Отдыха", Клэр, мурлыча от удовольствия как котёнок, которому ласковые пальцы щекочут шейку, изгибалась в подобии пластического танца. Выполняя заданный режим, сработал автомат, томные тягучие звуки сменились грохотом космика, и на купальщицу обрушился водопад ледяной воды. Взвизгнув, она обхватила себя руками и присела на корточки, но тут же со смехом встала и запрокинула лицо навстречу будоражащему потоку. Нежные пальчики коснулись клавиш и в кабину на смену резким, обжигающим холодом, струям влаги ворвались вихри тёплого сухого воздуха, наполнив её запахом прогретого соснового бора.
Клэр повернулась к зеркальной стене и, давая телу обсохнуть, простояла несколько минут, разглядывая себя. Бёдра могли быть чуть полнее, а грудь капельку больше. Но он хотел именно это тело, какое оно есть, и она сама, от кончиков ногтей, до самых глубин души, с замиранием и восторгом ждала того мгновения, после которого жизнь её наполнится небывалым блаженством и счастьем. Она подумала о них двоих, желание тёплой волной прошло снизу вверх по её телу, заставив напрячься бёдра, отяжелеть соски и перехватив дыхание. Клэр прикрыла глаза и едва не застонала. Тряхнув подсохшими каштановыми волосами, она улыбнулась в зеркало и, нагнувшись, провела ладонями по всему упругому телу от округлых коленок до налитых грудей с торчащими тёмными виноградинками сосков. Напевая не очень серьёзную песенку о том, как на Неизвестной планете прекрасный Обезьянин похитил не менее прекрасную девушку у её незадачливого жениха, и что из всего этого получилось, она вышла из душевой кабинки.
За спиной раздался лёгкий свист, дверная плита в соседней кабинке сдвинулась и из неё вышла золотоволосая девушка с голубыми глазами. В отличие от Клэр, одухотворявшей взоры законченной точённостью фигурки, роскошные формы её подруги вызывали сердцебиение и пресекали дыхание. Представителю противоположного пола надо было иметь крепкие нервы и железную выдержку, чтобы при виде её наготы удержаться и хоть на миг не окунуться в хмельные волны фантазии, рисующей картины утех. Умопомрачительные бедра, обхватывая тело, зажимают его тиски, грудь трепещет от ласки, а сочные полные губы, обжигая, готовы выпить в поцелуе.
Золотоволосая подняла руки к груди, слегка оттянутые книзу своей пышностью. Клэр посмотрела на неё, засмеялась и захлопала в ладоши.
- Виолка, ты совсем, как Афродита! Правда, правда, - смеясь, она подтолкнула подругу к залитой лучезарным солнцем стене, где на фоне голубого неба и бирюзовых волн, ступая по белоснежной пене под восхищёнными взглядами людей, сбежавшихся поглядеть на диво дивное, на брег морской выступала нагая богиня. - Клянусь богами, её с тебя изобразили!
Сквозь смех слышалось неподдельное восхищение и, чтобы не обнаруживать явно, перед подругой, как приятны похвалы её фигуре, Виола тоже засмеялась, запрокинув голову и показывая два ряда жемчужных зубов.
- Нет, это меня мама с папой по Афродите запрограммировали.
- Между прочим, - Клэр упёрла руки в боки и с торжественным видом подняла на подругу серьёзное личико, - ты и Венера Милосская - никакого сравнения! У неё даже талии нет, а уж грудь! - и она пренебрежительно махнула рукой Ладно, ладно, захвалишь, мне тоже руки оторвут, - взгляд Виолы скользнул по другой стене, на которой вокруг величавого бога морей резвились весёлые дельфины, и на её лицо набежала невольная тень.
- Виолка! - воскликнула Клэр, - сейчас же перестань! Это же изображение, здесь всё подстроено, а у тебя картина. В этом дрейфе у тебя всё получится. Вот помяни моё слово.
- Сейчас не дрейф и чует моё сердце, что скоро всем нам будет не до картин. - Из груди девушки непроизвольно вырвался сокрушённый вздох. - Не получается у меня, хоть плачь. В голове всё вижу ясно, даже брызги падают, а как дойду до холста...
- Всё равно не хмурься. Сегодня нельзя хмуриться, - Клэр широким жестом взмахнула руками и с мечтательным выражением на лице сделала несколько танцевальных "па".
- Что с тобой сегодня, подруженька? То прямо пляшешь на месте, то, как пташечка распелась в душевой, - Виола с подозрением посмотрела на резвящуюся по непонятной причине подругу.
- Сек-крет! - ответила Клэр и закружилась в танце. - Не скажу! Не скажу, не скажу, не скажу!
- Даже мне? - спросила Виола посмеиваясь.
- А тебе, Виолка, тем более.
- Это почему же? - Виола подошла к зеркальной стене и, перекинув через голову волосы, начала их расчёсывать.
- Потому что ты сногсшибательно прекрасна, дитя моё! - пропела Клэр. - От тебя-то секрет как раз.
- Во-он оно что! - засмеялась Виола. - Боишься, уведу?
Клэр подплыла к зеркалу и встала рядом с ней.
- Поражаюсь, как это тебя саму до сих пор Леклерк не приручил. Уж как он на тебя смотри-ит! Думаешь, не вижу? - и Клэр погрозила в зеркало пальчиком.
- О-о! Пье-ер-р! - Виола подняла кверху лицо и закатила глаза.
- А-ах-х! Пьер! - сладострастным шёпотом отозвалась Клэр и в томном изнеможении раскинула руки.
Подруги встретились в зеркале глазами и весело захохотали.
Клэр включила музыку и, замысловато изгибаясь, опять закружилась по холлу.
- Или ты их обоих заарканила? - хитро прищурившись, она обернулась к Виоле.
- Кого обоих? - отозвалась Виола непонимающим взглядом.
- Ещё спрашивает! Мартынова и Леклерка, конечно!
- Ах, ты! - Виола подстерегла проплывающую мимо Клэр и щипнула за напрягшуюся округлую ягодицу.
- Ах, та-ак! - Клэр изловчилась и шлёпнула Виолу по мягкой нижней роскоши.
Подруги в один голос завизжали и, награждая, друг дружку щипками и толчками, упали на тёплый диван. Уф! - Виола первая успокоилась и села, полуобняв неугомонную товарку. - Ну, признавайся! Коростылёв?
- Коростылёв, - прошептала Клэр и, прижав ко рту ладони, посмотрела на Виолу округлившимися от радостного изумления глазами.
- О, великие боги! - воскликнула Виола, не в силах сдержать улыбки, и покачала головой при виде непритворного восторга подруги. - Можно подумать, что тебе пятнадцать лет и это первый мальчик, который поцеловал тебя и поклялся в вечной любви.
- Мне уже не пятнадцать, а на двенадцать лет больше, - вздохнула Клэр,- и Коростылёв не первый мой мальчик. Только с Коростылёвым у меня на всю жизнь, - сказала она серьёзно.
- До гробовой доски? - засмеялась Виола. - А с теми, что любили тебя до него, у тебя не на всю жизнь было?
- К ним я тоже что-то чувствовала, и мне было с ними приятно, надеюсь, им со мной тоже, но всё это не то. С Коростылёвым у меня по-другому. - Клэр, запустив руку в волосы подруги, перебирала их пряди на своей ладони. - Я знаю, ты опытней меня и искуснее в утехах, но, клянусь, такого у тебя не было. Понимаешь, - и она опять посмотрела на Виолу округлившимися, подёрнутыми влагой глазами, - только это секрет, я хочу родить от него. Да. И не один раз. Представляешь, у нас будет такой ма-ахонький ребёночек, - она переплела перед собой руки, словно уже совершила своё доброе дело, и юный отпрыск Коростылёва впивался беззубым ртом в её грудь. - Сегодня за ужином мы объявим всем, что мы муж и жена и пусть только наш богоподобный командир, этот кибер ходячий, не позволит выпить всем за наше счастье шампанского. Я буду вся в голубом, - закончила она неожиданно.
Почему не в белом? - спросила Виола, с которой неожиданно слетела вся её беззаботность.
- Мне так больше хочется, считают - голубой больше подходит блондинкам, а мне он всё равно нравится.
- А как же Марк?
- Марку я никаких поводов не давала, - ответила Клэр сердито, - он сам навоображал и все почему-то подумали, что это так и есть. А у меня ничего с ним даже и в мыслях не было. Я Коростылёва с первого дня заметила, ещё там, на Луне. Знаешь, - зашептала она, - Коростылёва по-настоящему не Олегом, а Олом зовут. Он еще, когда в колледже учился, докопался, что его пра-пра-пра были русские. А у русских давно, давно, две тысячи лет назад был такой император, нет не император, князь. Вот, на русских всё нападали, нападали, а этот князь, его Олегом звали, отбивался от всех врагов. И Коростылёв в его честь своё имя переделал. Вот. Сына мы Алёшей назовем. Это когда маленький. А когда взрослый - Алексей. Правда, такое доброе, домашнее имя - А-лё-ша!
- Конечно хорошее имя, - улыбнулась Виола. - Раз Коростылёв сказал.
- А ты откуда знаешь? Ах, ты! - и Клэр набросилась на свою насмешливую подругу. Виола, защищаясь, подняла руки: "Тихо, тихо, тихо". Клэр засмеялась: - Да, это Коростылёв придумал.
- А почему сын? Вы его что, по программе творить будете?
- О! Никаких программ. Кто будет, тот и будет. Просто, если мальчик, называет Олег, если девочка - я. А я ещё не придумала. Мне всё равно, лишь бы ребёночек был. И вообще, я его и кормить, и воспитывать сама буду. Никаких городков, пять лет исполнится, тогда уж конечно.
- Ну, а твои пра-пра-пра кто были? - Виола лукаво посмотрела на Клэр, но та на этот раз не попалась.
- Ты знаешь, мне это абсолютно безразлично, - она засмеялась. - Всё равно когда-то все по веткам прыгали.
Виола встала с дивана и потянулась всем телом. Грудь её приподнялась, и у Посейдона на стене заблестели глаза.
- Я как подумаю, всегда радуюсь, что родилась женщиной, - говорила она. - У мужчин всегда пунктик какой-нибудь, вроде этих пра-пра. Мужчины не могут просто жить и наслаждаться жизнью, они вечно какие-нибудь проблемы выдумывают, - протянув к Посейдону руки, воскликнула: - Великие боги, скажите мне, пожалуйста, если мужчина даёт мне наслаждение, какое мне дело до его пра-пра-пра?
- Ты уж прямо всё к одним утехам сводишь, - с иронией заметила Клэр.
- Милая моя подруженька, да на этом мир испокон веков держится. Почему раньше столько войн было? Не знаешь? Вот слушай. Раньше, ну совсем давно, женщина жила как животное, даже если на неё всякие украшения вешали: золото, драгоценности и так далее, всё равно она была полуживотным. Потом, конечно, всё менялось, люди становились цивилизованней, женщина по своей свободе приблизилась к мужчине, но всё равно это была не настоящая свобода, потому что женщина жила в вечном страхе, комплексах и тому подобное. А теперь скажи - могло ли кое полузапуганное существо дать мужчине настоящие утехи? Нет, конечно. Так, удовлетворение естества. А у мужчин из-за этого развивались комплексы, периодически портилась кровь, и закипали мозги. Вот тогда они начинали друг друга резать, стрелять, сжигать. Я об этом целый трактат в университете написала.
- Ну и как, обнародовали? - спросила Клэр, зажимая рот рукой.
- Не-а. Гражданин уважаемый профессор сказал, что у меня самой мозги закипают, - Виола, запрокинув голову, захохотала, - от вида мужчин. - Она прыгнула на диван и села рядом с Клэр, скрестив ноги. Отсмеявшись, лукаво прищурила левый глаз. - Но пока что, мозги у них в основном закипают. От моего вида.
- У обоих? - кольнула Клэр и плутовски подмигнула.
Виола не приняла шутки.
- Ф-фу, какая ты злая! - лицо её приняло сердито-обиженное выражение, и она отвернулась.
- 2 -
С некоторых пор упоминание имени Мартынова рядом со своим начало злить Виолу. Давно, месяца два назад, она заметила на себе зовущий взгляд Леклерка. Природа наделила Пьера благородной мужественностью, дополнявшейся обворожительным шармом. Наедине с собой, Виола не могла без волнения думать о первом пилоте. Её влекло к нему и это влечение нашёптывало: если она откликнется на призыв, эти часы станут надолго незабываемы для обоих. Она истает в ласках, и сама подарит наслаждение, которое он не испытывал ни с одной женщиной.
Они хотели этого оба, и это произошло. Виола приходила к нему в каюту, объясняя Клэр, с которой делила жилище, что, позанимается на дисплее над картиной в тиши, днём её донимали зрители. Клэр скорей всего обо всём догадывалась, но делала вид, что верит в ночные занятия подруги живописью. Днём они на эту тему не разговаривали. Леклерк занимал каюту вдвоём с Битовым, но док, пользуясь служебным положением, перебрался в пустующий медицинский отсек. Виола невзначай раскрыла тайну. Кроме любви дока к свежему воздуху, существовала ещё тридцатипятилетняя программистка Мадлен Кароян. Но ей до этого не было никакого дела, может у неприступной Мадлен по ночам голова болит. Только могла бы вести себя и поприветливей, когда по пути в лифт сталкивалась с Виолой в ночном коридоре.
Её предчувствия оправдались - в каюте Леклерка она проводила восхитительные ночи.
Давным-давно, ещё в пору первого познания мира, готовясь к будущей жизни, она просматривала красочные изображения человеческих тел в атласе эрогенных зон. С тех пор она хорошо изучила науку любовных утех и Клэр не зря называла её искусницей. С Леклерком они понимали друг друга без всяких атласов. Их тела разговаривали между собой без их участия. Его пальцы, тело касались именно там, где ей больше всего этого хотелось, заставляя замирать в предчувствии восторга, а он сам, как ей казалось, состоит из одной эрогенной зоны.
Быстрыми, обещающими движениями, он едва касался её, приготовляя к последующей ласке, потом медленно, медленно, вновь и вновь, прерываясь на обильные поцелуи, наполнял её собой всю, до краёв. Она растворялась, умирала и вновь возрождалась в блаженстве. Это длилось бесконечно долго, лаская и нежа, он предугадывал каждое её желание, каждый поворот тела и она сама не замечала того мгновения, когда теряла чувство пространства, времени и своего "я". Теперь всё менялось. Она парила в воздухе и только стремилась и стремилась ему навстречу, послушно повинуясь требованиям его рук и плоти, то, мощно сжимаясь, от чего по его телу пробегала дрожь, то расслаблялась, растворяя его в себе. У неё кружилась голова, она изгибалась, подымалась, летела вниз и вновь взлетала, в глазах стояли сплошные сполохи, тело требовало, жаждало бесконечной сладостной боли, всё подчинялось только этому, её пальчики уже не ласкали его кожу, а острыми ноготками впивались в неё, уста терзали уста, грудь изнемогала от ласки и рвалась к ней навстречу. В негромкую музыку, звучавшую в каюте, врывались вскрики и стоны сквозь стиснутые зубы. Мир терял материальность, а она сама превращалась в вопль невысказанного счастья, вырвавшегося на свободу.
Наступала невесомая истома, чуть шевеля мягкими губами, она отвечала на нежные благодарные поцелуи, и засыпала под ласковыми прикосновениями тёплых ладоней.
Когда они вставали с ложа, он, смеясь, показывал следы ноготков, она тоже смеялась и покрывала ранки мазью. Повернувшись к ней спиной, он говорил, что с такими отметинами не рискует теперь ходить в душевую спортзала, каждый раз приходится подыматься в каюту, но он не против ежедневно проливать кровь таким образом. Ежедневно не получалось, наспех они не встречались.
И тут рядом с ней появился этот несносный Мартынов. Зубоскал и острослов, он немо смотрел на неё тоскующим взглядом. Эти мартыновские взгляды внесли дискомфорт в её душу. Она вдруг с отчаянием поняла, что пока рядом Мартынов, ни с кем, ни с Леклерком, ни с кем иным, не сможет спокойно насладиться жизнью. Если бы ещё он хоть что-нибудь говорил, нет - только молча смотрел на неё, а когда она отвечала сердитым колючим взглядом, молча вздыхал и отворачивался. На следующий день всё начиналось сначала.
- Вчера ещё этот привязался - червяк засушенный, добродетель ходячая - Питер Хайнелайнен. Это ж надо, какой слог! "То что, само собой разумеется, где-нибудь на средиземноморском пляже, не совсем уместно в тесном мирке поискового звездолёта с неизвестной длительностью полёта и несбалансированным соотношением полов. Тем более что ваше поведение не совсем безразлично ни Мартынову, ни Леклерку." Если бы это не к ней относилось, она бы от такой речи хохотала до упаду. Это ж надо такое выдать! Да они что, созревающие юнцы, не познавшие ни разу женщину и у них теперь начнутся комплексы и гормональные сдвиги? Женскую наготу в современном мире мужчины могут созерцать от самого рождения и пока их в урну или землю не спрячут.
Всё из-за того, что она в обнажённом виде вместе с Леклерком, Титовым и Мартыновым принимала ультрафиолет. Неужели она виновата, что они вслед за ней приволоклись? Она в солярий первая пришла, а когда они появились, вообще-то хотела кое-какие места прикрыть, но потом решила, что если после их прихода начнёт одеваться, ребята могут обидеться. Подумают, что она им не доверяет и вообще, за каких-то маньяков принимает.
И какое этому Хайнелайнену до всего дело?
Виола, как почти все на звездолёте, за исключением Командира, его заместителя по экспедиции Армена Фуше и врача Энтони Битова, не знала, что специалист по контакту Питер Хайнелайнен является ещё и корабельным психологом. И именно благодаря ему - червяку засушенному - в кают-компании частенько звучал беззаботный смех.
Если уж по честному, ей, Виоле, нравилось бывать обнажённой, там, где это принято, конечно. Вот Клэр, другое дело. Она как-то призналась, что ей неприятно, когда кое-что у нее хоть чем-нибудь не прикрыто. А она и море полюбила, наверное, из-за этого. Как бы мужчины не привыкли к женской наготе на пляже, их взгляд наполняется тёплой силой, когда они смотрят на обнажённую женщину и Виоле нравилось купаться в этой незримой силе. А что может быть прекрасней, чем мчаться в туче солёных брызг обнажённой на водных лыжах в компании со стаей дельфинов? Солнце, море, ты и дельфины! Или стоя на морских салазках, лететь на гребешке волны и, сделав в воздухе сальто, догнать другую волну и лететь, лететь в солнечных лучах и морском вихре. В море Виола не боялась ничего, она уносилась далеко, так что берег скрывался в дымке, а рядом резвились только дельфины. Дельфинов Виола считала самыми прекрасными созданиями природы, после человека, конечно. Когда они рядом, ей ничего не было страшно.
- Ну, чего ты? Обиделась, что ли? - Клэр тронула подругу за круглое колено. -Я же шутя.
- А, ерунда, не переживай, - Виола тряхнула головой, разметав волосы. - Это я так.
Подруги помолчали, Виола, повернувшись к Клэр, сказала, с улыбкой глядя на девушку:
- Знаешь, я в первые дни тебя невзлюбила, тогда ещё, перед первым прыжком. Вот думаю - мымра засушенная, и с такой в одной каюте весь полёт маяться. Хуже нет, когда на корабле кто-то шуток не понимает, только скрипит и тоску на всех наводит. - Виола втянула внутрь щёки, свела к переносице глаза и произнесла противным голосом, кому-то подражая: - Ме-ме-ме!
Клэр посмотрела на неё, и подруги весело захохотали.
- А ты много уже налетала? - спросила Клэр с лёгкой завистью.
- Всего в космосе больше двух лет, - с гордостью ответила Виола. - На рейсовиках в систему Утренней звезды летала. Изучала на Авроре внеземные формы жизни, - не сдержавшись, прыснула в кулачок. - Такие ма-аленькие формы, инфузории называются. А вот на поисковике впервые.
- А я только на Венеру летала. Ещё когда Молодёжку проходила, но это не считается. Я поэтому и была такой серьёзной, всё не верилось, что взяли. Когда первый прыжок совершили, перестала придуриваться. А пока с Луны не взлетели, вообще тряслась, вот, думаю, Командир ещё раз списки проверит и скажет - зачем такую неопытную брать, ни разу на звездолёте не летала, возьмёт и вычеркнет. Знаешь, как я его боялась, - Клэр передёрнула плечами, показывая, насколько сильными были её страхи. - А ещё первого прыжка боялась. Вот, думаю, как впаду в кому и на этом весь полёт и закончится. Ведь бывают же случаи.
- Как же, помню, помню, - ехидно захихикала Виола, перебивая подругу. - Отбой дали, а она всё в кресле лежит, глазами хлопает - "а когда же прыжок будет?" Ну, умора! Я тебе - "вот из кресла выпрыгнешь, тут тебе сразу и прыжок совершится", а ты глазёнками хлоп-хлоп, "как же прыгнуть? Фиксироваться же надо?" Ой, не могу!
Девушки бы ещё долго, позабыв обо всём на свете, словно не проводили вместе добрую часть дня, а встретились после многомесячной разлуки, поверяли друг другу накопившиеся секреты, но над их головой раздался шорох, они переглянулись и посмотрели вверх, скользнув глазами по омывающимся эллинским богам. Посейдон, насмешливо-вкрадчивым голосом Марка Джагоева, ехидно спросил:
- Дамы, вы на нет измыли свои прекрасные тела, или что-то осталось?
Дамы пискнули и Виола, нажав на кнопку двусторонней связи, крикнула, подняв к морскому богу лицо:
- Cекунду, мальчики, мы уже одеваемся!
- Вот ничего себе! - всплеснула руками Клэр. - Поболтали мы с тобой! Теперь меня Хайнелайнен заждётся.
Девушки соскользнули с дивана и торопливо натянули на себя шорты и короткие блузки-распашонки. Виола тоном бывалой звездолётчицы недовольно проворчала:
- Всё-таки на рейсовиках с удобствами намного лучше. Там даже бассейны есть. А тут или в очередь, или тащись по звездолёту вся в поту мыться в жилой отсек.
В каюте они сбросили с себя легкомысленные одежды и наскоро облачились в комбинезоны. После завтрака на прихорашивание уже не оставалось времени. Виола завернула волосы в клубок и прошлась по лицу пульверизатором. На губы и ресницы затратила несколько движений. Клэр, у своего зеркала критически оглядывала лицо с разных сторон, нанося последние штрихи.
- Твой Хайнелайнен не обратит на все труды ни малейшего внимания, идём уже, - поторапливала Виола. - Довертишься, будет грызть тебя полдня.
- Зря ты его так невзлюбила, - возражала Клэр, поджимая и разжимая губы. - Он вообще-то добродушный дядечка, своеобразный конечно.
Лёгкой, скользящей походкой подруги пробежали мимо весёлых мартышек, подмигивающих со стены, раскрытых дверей дендрариума и влетели в кабину лифта.
- Надо было сразу в кают-компанию идти, - проговорила Виола, нажимая на кнопку. - Мечемся, как угорелые вверх-вниз.
- Наши лица были лишены боевой раскраски после душа, - ответила Клэр, продолжая разглядывать себя в зеркало.
- Это всё ты, болтуша, со своим Коростылёвым.
Кабина остановилась, створки дверей разъехались в разные стороны и девушки гордой поступью вышли в коридор.
Глава 2
- 1 -
То о чём упомянула Клэр и так недвусмысленно высказалась Виола, возникло как очередное увлечение лет пятнадцать-двадцать назад. Люди, уже забывшие значение слов "нация" и "национальность", заинтересовались национальной принадлежностью своих предков. До этого, лет за тридцать, умы землян захватило поветрие на религию. Иконная живопись, храмы, скульптуры индийских, древнеегипетских богов воспринимались как одна из ветвей искусства, как способ самовыражения соответствующий духу своего времени и утративший всякий религиозный смысл.
Неизвестно с чего и как это началось, но людей вдруг заинтересовала религия. Причём не история религий, а внешняя сторона - культовые обряды, молитвы, предметы культа. Украшения жилищ разнообразились копиями икон, ликов святых, статуэтками богов, амулетами, тотемами и прочими атрибутами самых различных вероисповеданий. Статуэтки Будды могли соседствовать с христианскими иконами, или писаными высказываниями пророка Магомета. Это был первый этап. В обществе всегда существует определённый слой экзальтированных личностей, готовых удариться в мистику, вызывать жителей антимиров или других энергетических уровней. Мода на религиозные символы увлекла их с маниакальным упорством навязчивой идеи. Из архивов, книгохранилищ извлекались тексты молитв, песнопений, религиозных проповедей. Шагая в ногу со временем, новоявленные проповедники переписывали их на информкубики, и распространяли среди желающих приобщиться. На видеоканалах проводились дискуссии на религиозные темы, велись споры о степени возвышенности или человечности различных религий. Люди вроде и не воспринимали всё это всерьёз, участвуя в обрядах и молитвах ради разнообразия и потехи, но снежный ком увлечения религией рос, захватывая всё больше и больше поклонников, занимая их мысли и время. Изюминкой земных городов стали вечерние коллективные молитвы и проповеди. Жителей Венеры и Новых планет это поветрие не коснулось.
Интерес к истории развития человечества вместо познавательного начал принимать всё более уродливый характер. На одной из сессий Высшего Совета этики её участники обратились с вопросом к философам, историкам, социологам, что они думают о процессах происходящих в обществе, почему ни на одном из информационных каналов не слышно их голоса. Это послужило толчком. Вести споры о существовании бога было даже как-то несерьёзно, но то, что изучали когда-то в колледжах, основных школах, университетах, забылось, да и прошло в своё время у большинства людей мимо сознания. Поэтому исторические данные о преступлениях различных церквей против человечества и кровавой истории религий явились для многих настоящим откровением. На этом интерес к религиозным обрядам и учениям постепенно угас. На определённых этапах своего развития человечество пресытилось насилием и питало к нему отвращение.
От этого увлечения осталась мода наполнять жилища старинными украшениями, утварью и мебелью, совершенно бесполезной в современной жизни.
Заинтересовавшись религией, кое-кто увлёкся античным миром, это родило другое поветрие. Юные земляне, родившиеся в это время, получали имена Дионисиев, Патроклов, Периклов, Афродит, Ифигений. Мода сменяла моду, и людям приспичило выяснить, от кого они произошли, кем были их предки.
Сделать это после того, как, начиная с поворотного для истории человечества двадцать второго столетия, все нации и национальности перемешались до такой степени, что все нити сплелись в один клубок, стало практически невозможно.
Но охота пуще неволи. На белый свет извлеклись исследования о строении скелета, составе крови, особенностях мышления, присущие различным расам и национальностям. С преобладанием той или иной расы вопрос решался проще. Тут на помощь приходил оттенок кожи, разрез глаз, форма носа. Но даже и это было довольно проблематично. Гены дальнего предка сказывались через несколько поколений, и у супружеской пары с ярко выраженными чертами европейской расы рождался ребёнок с признаками негроидной. Решить же вопрос, - какой крови в тебе больше, французской, шведской, русской или английской не мог помочь ни один архив, потому что в браки вступали люди уже со смешанной кровью, и для истории сохранились только их имена.
Потерпев фиаско в определении национальности по материальным признакам, любители старины ухватились за психологическое тестирование подсознания. Это уже грозило экономическими последствиями. Нейропсихология стала модной специальностью, и молодёжь валом валила в психологические университеты.
Зачастую же вопрос о национальности решался довольно просто. Любознательный индивидуум, поморщив лоб, столько времени, сколько это сообразовывалось со степенью его въедливости и настырности, выбирал себе понравившуюся национальность, не взирая ни на какие научные изыскания. Процесс протекал мирно и спокойно и вдруг на фоне всеобщего благолепия, с эффектом грома среди ясного неба, доктор философии, профессор Гарвардского университета Юджин Мэлори выступил с предостережением.
Мэлори предостерегал, что эта, на первый взгляд невинная игра, может зайти слишком далеко. Незаметно для людей их сознание начнут разъедать идеи национального превосходства и избранности. Люди вновь разделятся на нации и начнутся межнациональные распри. События могут выйти из-под контроля, и чреваты непредсказуемыми последствиями. У него нашлись горячие сторонники. Организовался инициативный комитет, составивший обширную петицию к председателю Высшего Совета этики с требованием собрать чрезвычайную сессию по этому вопросу и положить конец такого рода деятельности. Но председатель Совета Ляхов спустил дело на тормозах, отказавшись собирать чрезвычайную сессию и, отложив рассмотрение этого вопроса до обычной ежегодной, а пока развернуть дискуссию в обществе. Как частное лицо, Ляхов заявил в интервью журналистам, что не видит в новом увлечении землян ничего страшного, а, наоборот, в запрете усматривает ущемление их прав. И, вообще, не представляет, как он, или кто-то другой может запретить, кому бы то ни было думать и жить так, как это ему нравится. Люди всё знают и, если им захочется, несмотря на все свои знания об определённом этапе собственной истории, вернуться в эпоху разобщённости, никто не в силах помешать им это сделать. Дело это скорее касается философов и социологов, чем Совета.
Дискуссии приняли горячий характер, их участники порой выражались языком не совсем совместимым с этикой. Злые языки с ехидной иронией утверждали, что теперь философам хватит работы на полстолетия, а то уже все пальцы обсосали, придумывая несуществующие проблемы. Их противники из лагеря Мэлори обвиняли Ляхова в неспособности принимать решения в сложной обстановке и прохаживались насчёт самого Совета, погрязшего в пустословии.
2 -
Социологические институты во всех уголках Федерации проводили опросы общественного мнения. Не отставали от них и средства массовой информации. По всей Ойкумене журналисты терроризировали представителей рода человеческого, соревнуясь между собой в экзотичности интервью. По центральному видеоканалу после событий дня показывали специальную рубрику, составленную из наиболее интересных встреч. Некоторые интервью вызывали улыбку, другие были попросту курьёзны, но случались сердитые и даже разгневанные.
Молодая парочка объясняла стремление узнать свою национальность желанием подобрать имя первенцу по именам предков. Никакой другой возможности решить этот вопрос не было. Они уже тысячу раз перессорились из-за имени, до этого ссорились из-за пола ребёнка, он хотел девочку, она - мальчика, сошлись, конечно, на мальчике, и вот, когда первый этап сотворения нового землянина был пройден, оказалось, что этому новому землянину надо давать имя.
Журналист, поднявшись на сорок третий этаж, долго посылал вызовы в квартиру, но, так и не получив ответа, рискнул проникнуть в неё самостоятельно. Помаячив перед фотоэлементом, раскрыл дверь и оказался в небольшом холле.
Юная парочка, беседу с которой журналист запланировал подать, как выяснение настроений в студенческой среде, сидела в это время посреди абсолютно пустой полукруглой комнаты и смотрела на экраны, до посетителей ей не было никакого дела. Она трепетала от переживаний любовного треугольника садоводов Венеры, который вот-вот должен был перейти в пятиугольник, потому что он не любил ни одну из них двоих, а страдал по прилетевшей с Земли стройненькой брюнеточке, жаждавшей упасть в объятья неизвестно откуда взявшегося звездолётчика, но звездолётчик влюбился в одну из первых, правда, ещё не решил в какую именно.
Молодой же муж вместе с первопроходцами терпел бедствие на вездеходе, попавшего в аварию из-за неожиданного извержения вулкана. Когда события на обоих экранах достигали очередного пика эмоций, парочка падала в объятья друг друга, сопровождавшиеся страстными поцелуями. Именно за этим занятием и застал их представитель прессы.
Пройдя кухню, компьютеризованную по последнему слову рабочую комнату, гостиную, обнаружив только дурашливо улыбающегося домашнего робота, он оказался в полукруглой комнате с тёмно-красными стенами, уходящим ввысь ночным небосклоном, усеянным яркими звёздами, посреди которых заговорщически улыбалась луна. Упруго-мягкий пол покрывали неземные цветы, в центре желтело что-то напоминающее огромный подсолнух. На подсолнухе, освещённая разноцветными бликами экранов, сидела парочка и самозабвенно целовалась.
Юная дама, оторвавшись от своего возлюбленного супруга, возмущённо спросила у журналиста, какого чёрта тот ворвался в спальню и что вообще он делает в их квартире. Наскок юной леди журналист выдержал с приятной улыбкой на устах. Он долго звонил, но ему никто не отвечал. Он никак не думал, что попал в спальню, иначе бы ни за что сюда не вошел, она представилась ему небольшим спортивным залом. От негодования юная леди на целую минуту лишилась дара речи. Журналист поспешил принести новые извинения и объяснить цель своего посещения. Атмосфера в комнате мгновенно изменилась. Экраны, к которым пропал всякий интерес, тут же были выключены и вместо них зажжён мягкий розовый свет. На одном дыхании молодая дама сообщила массу сведений касающихся их увлечения.
Она оказалась англо-испано-француженкой, её муж - итало-индо-арабом англичане ей не нравятся, поэтому она будет либо француженкой, либо испанкой скорей всего последней, потому что у испанок горячая кровь никакого сравнения с рыбообразными англичанами мужа они сделают итальянцем, потому что на Средиземном море восхитительные пляжи.
В этом месте она остановилась, пополняя истощившийся запас воздуха в лёгких. Муж хотел вставить слово, но это ему не удалось, и он нажал одну из многочисленных кнопочек на висевшем у него на шее пультике. Где-то в стене включился воспроизводитель, и с этой минуты интервью сопровождалось высокими, подымающимися до ультразвука, переливами космика. Жена рассердилась и посоветовала не вызывать у гостя зубную боль, а предложить напитки. В быстром темпе все перебрались в гостиную, попутно журналист узнал, что ей самой нравится космик в низкой тональности, а от высокой стынут зубы. Требование о тишине молодой супруг проигнорировал, перебрал несколько кнопочек на том же пультике, за спиной у журналиста раздался шум и в комнату, едва не сбив его с ног, ворвался робот с заставленным целой коллекцией лёгких алкогольных и безалкогольных напитков, столиком.
Молодую даму раздирали на части роившиеся в её хорошенькой головке очень важные темы и переживания, с которыми необходимо поделиться со всем миром. Поэтому, не давая журналисту вставить и пары слов, новоиспечённая испанка, плюхнувшись в кресло, вовремя подставленное быстроходным роботом и, налив в тонкие высокие бокалы тёмно- вишнёвую пузырящуюся жидкость, обрушила на него новый ворох сведений, касающихся на этот раз коренных изменений в жизни её самой и жизни молодого человека, бестолково толкущегося рядом с ними.
Она вообще не представляет как он сумел благополучно прожить без неё целых двадцать два года он просто ужасно ужасно бестолков их неожиданный гость мог сам в этом убедиться когда его едва не сшиб с ног робот сколько раз она говорила когда отдаёшь команды домашнему роботу надо быть абсолютно спокойным и не суетиться но он никак не может этого понять и когда начинает командовать в доме тебя того и гляди или сшибут с ног или придётся есть суп не из тарелок а слизывать с пола она ничего не говорит в информкристаллах он разбирается лучше её она ещё не объяснила выращивание информкристаллов это их будущая профессия а сейчас они учатся в университете но надо уметь не только что-то там изобретать но и уметь просто жить и не просто жить а наслаждаться жизнью иначе зачем вообще человеку дана жизнь а он этого не умеет и не хочет понять. Вот.
Лёгкими взмахами она коснулась причёски и поправила камеру в руках журналиста, объектив который смотрел почему-то не на неё и скользил по комнате.
На чём она остановилась? Ах, да, надо уметь наслаждаться жизнью.
Квартира в которой они живут это её достижение ему хватило бы и рабочей комнаты он готов спать и есть прямо на компьютерах комната где они так мило встретились это их спальня она её устроила по рекомендациям полученным на курсах теории любовных утех она их начала посещать как только собралась замуж ведь брак это серьёзно здесь каждая мелочь очень очень важна ведь правда же вот их будущий семейный дом она продумывает до самых мелочей она решила оборудовать его в старо- испанском стиле с современным комфортом и удобствами конечно же.
Журналист хотел заметить, что такое сочетание довольно сложно осуществить, и он поражён способностями молодой женщины. На этот раз его прервал уже бестолковый молодой муж, молчаливо расхаживавший босиком по бушующему океану.
Категорическим тоном он объявил, что пора кончать болтовню и приниматься за учёбу. Его рассудительная жена тут же вскочила, и журналист только и успел узнать, что имя своему первенцу они так и не выбрали, и придётся остановиться либо на африканских, либо на именах древних инков. На этом интервью закончилось. Уже стоя на транспортной дорожке, журналист рассмеялся, вспомнив, что так и не познакомил будущих зрителей со студенческой четой и это надо будет сделать в предваряющей интервью вставке.
Комментируя беседу с жизнерадостной парочкой, ведущий программы с лёгкой улыбкой резюмировал, что если все националы таковы, то никакие общественные катаклизмы землянам не грозят.
Загорелый первопроходец, одной рукой приглаживая шевелящиеся на ветерке мягкие русые волосы, а другой, похлопывая по стальному боку своего неутомимого помощника - его пытали прямо у возделываемого поля - смущаясь от необходимости говорить не совсем те слова, которые от него, наверное, ждут, высказался в том смысле, что на Земле, очевидно, свихнулись, если такой ерундой занимаются. Для него лично никаких затруднений с национальностью нет. По той простой причине, что такой проблемы для него не существует. На этом он развёл руками, испрашивая извинения за то, что не оправдал надежд и на него столько времени затрачено зря и, встав на подъёмник, взлетел в кабину многотонного корабля полей.
Бывали случаи, когда исследователи умов человеческих нарывались на очень сердитых граждан, и дело едва не заканчивалось рукоприкладством. Одному из журналистов, занимавшемуся выяснением отношений со старшим поколением, досталось на орехи.
Дотошный представитель прессы решил проинтервьюировать сто тридцатилетнего ветерана. Он выследил его на тихой речке с заросшими ивняком берегами, где ничто не мешало задушевной беседе. Сидя на замшелом чурбачке, деды мирно ловил рыбу доисторическими удочками. Отключившись от всего земного, старозаветный рыболов самозабвенно следил за тремя красными поплавками, колыхавшимися на тихой волне среди кувшинок в прогалине между камышом. Заслышав шаги непрошеного гостя, он сердито зашипел и замахал руками, но, уразумев по какому поводу ему предлагают высказаться, отвлёкся от своего важного занятия.
Постепенно разгорячившись, дед, приминая сочную траву, зелёным упругим ковром покрывавшей бережок, забегал вокруг еле успевающего держать его в фокусе съёмочной камеры, журналиста.
Сейчас, когда уже три с лишним столетия все люди на Земле братья, говорить о каких-то нациях полнейший абсурд. Человечество вот-вот - должно же это когда-нибудь произойти - выйдет на внеземной разум. И кем же мы предстанем перед ним? Да инопланетяне просто не поймут - кто живёт на Земле и с кем им предстоит общаться. Всю эту блажь с нациями выдумали от хронической праздности молодые пляжные бездельники, которые вместо того чтобы восстанавливать природу Сибири и Аляски, или вкалывать на Новых планетах, проводят целые дни в созерцании женских прелестей да налившись по самые уши шампанским, закатывают глаза от этого непереносимого нормальным человеком космика. Все их заботы только в том и состоят, чтобы подыскать себе для любовных утех таких же бездельниц, как и они сами. В их время такого не было. Да, да, молодой человек, можешь оставить при себе свою ехидную улыбочку. Лично он, сам себе продлил срок пребывания в Молодёжке в два раза и четыре года ухаживал за посадками кедра. В их время молодёжь вначале работала, потом отдыхала, а теперь, наверное, всё наоборот. На Южных пляжах всё забито молодыми лоботрясами и такими же вертихвостками, ступить некуда, обязательно наткнёшься на парочку. Совет Федерации решает, конечно, более важные задачи, а вот Совету Земли давно пора обратить на это безобразие внимание.
Дождавшись паузы, журналист вставил контраргумент. Его дёрнуло высказать глубокомысленное предположение: возможно после трудов в холодных краях или Новых планетах, молодёжь и греется на солнышке. За сто лет население Земного мира несколько прибавило в численности, вот сто тридцатилетнему ветерану и кажется, будто презрев гражданские обязанности, вся молодёжь благоденствует на пляжах. Как назло, именно в этот момент один из трёх поплавков до сих пор безмятежно покачивавшийся на мягких волнах, подпрыгнул на месте, притонул, так что над поверхностью воды выглядывал только самый его кончик, и со стартовой скоростью ракеты умчался за широкий куст кувшинки. Седовласый старикан издал нечленораздельный звук, молодым козлёнком подпрыгнул на месте и схватился за удилище. Но было уже поздно, момент оказался упущенным. Удилище изогнулось, из воды показался длинный зелёный стебель с впившимися в него пустыми крючками. Дед свирепо сверкнул очами и с позором изгнал прессу, на прощанье, высказав предположение, что её представитель, наверное, сам из этих пляжных бездельников.
Вся нашумевшая затея с выяснением национальности, усиленно освещаемая прессой, грозила вылиться в очередную развлекательную программу. Такой ход событий очевидно и предугадал Ляхов, предложив до поры до времени развернуть дискуссию в обществе. То, над чем посмеиваются, ни к какой катастрофе привести уже не может. Сторонники Мэлори зря обвиняли председателя и весь Совет в пустопорожней либеральной болтовне и неспособности управлять ситуацией в экстремальных условиях. Если возникала необходимость, Совет действовал решительно и без проволочек. В своё время, когда учёные вплотную подошли к созданию искусственного человека без использования каких-либо природных материалов, и появление на свет вечного само развивающегося человеко-кибера стало реальностью, чрезвычайная сессия собралась немедленно, как только появились сведения об этих работах. Совет заработал титул ортодокса, тормоза прогресса, но после горячих трехдневных дебатов, на практические работы по созданию человеко-кибера было наложено категорическое вето, как несовместимые с человеческой этикой. Теоретические изыскания в этой области знания продолжались по-прежнему.
Глава 3
- 1 -
Клэр надеялась переговорить с Командиром в привычной обстановке, у неё до сих пор по спине пробегал холодок, когда она встречалась с ним, но на завтрак он не пришёл. Утром кают-компания пустовала, и они заняли отдельный столик. Виола, едва увидев поднявшегося навстречу Коростылёва, сразу же упорхнула, оставив их вдвоём. Олег, как обычно отшучивался, идти к Командиру он и не собирался.
- Это наше личное дело, - говорил он, - ребята и без Командира переместятся, потеснятся и выделят нам каюту. У Битова весь лекарский пункт пустует.
- Нет, - упрямо настаивала Клэр, - я хочу, чтобы было торжественно.
Олег отложил вилку и, протянув через стол руку, коснулся её разрумянившейся щеки.
- От волнения ты становишься ещё прекрасней.
За их столик подсел важный Фёдор Форд, и хозяйка поставила перед ним прибор. Черпая ложкой полужидкую размазню, представительный Фёдор наставительно заметил уминавшему с завидным аппетитом сочный бифштекс и насмешливо поглядывавшему на него Коростылёву:
- Утром пища должна быть лёгкой, не отягощать желудок. Бери пример с Клэр.
Коростылёв засмеялся.
- Вот поэтому я такой большой, а она маленькая.
- Я тоже не худосочный, - отпарировал Форд.
- Ты просто от важности надутый, - ответил с ехидной усмешкой Коростылёв и похлопал Форда по бицепсу: - Мякина!
Рот Форда в это время заполняла лёгкая утренняя пища, и он не смог дать достойный ответ. Коростылёв прикончил кофе и, прощаясь с Клэр взглядом, проговорил:
- Я загляну к вам до обеда.
Клэр мелкими глотками допивала горьковатый шоколад, рядом остановился Питер Хайнелайнен. Склонив с высоты своего, без малого двухметрового роста, голову с уже успевшей разлохматиться седеющей шевелюрой и клочковатыми бровями, он церемонно приветствовал молодую сотрудницу:
- Доброе утро, коллега! Надеюсь, я не помешал? - дождавшись успокоительного ответа, продолжил: - Вчера вечером у меня окончательно вырисовался новый шифр. Никаких аналогов не существует. Строй речи абсолютно отличен от доселе известных языков. Я не выдержал и проверил по компьютеру. Мне просто не терпится посмотреть, как вы с ним расправитесь.
Клэр подняла на него умоляющие глаза.
- Я задержусь на пятнадцать минут. Мне нужно срочно поговорить с Командиром. А вы что, всю ночь возились с шифром?
- О, ерунда. Не стоит беспокоиться, ночью мне лучше работается. К вашему приходу я составлю текст. Посмотрим кто кого на этот раз. Так я вас жду, - он повернулся и пошёл широкими шагами, нескладно согнувшись на ходу.
Клэр сделала последний глоток и отставила, пустую чашку. К ней подошла хозяйка за грязной посудой. Сегодня она была курносенькая с трогательными веснушками на лице.
- Ещё что-нибудь?
- Нет, спасибо. На обед я бы поела тушёной телятины и какие-нибудь сочные фрукты. Ананас, к примеру.
- Запомнила, - проворковала хозяйка. - Ты сегодня прекрасно выглядишь, Клэр. У тебя божественный цвет лица.
Клэр улыбнулась.
- Благодарю тебя.
Говорить комплименты людям было заложено в программе поведения хозяек, об этом знали даже дети, но всё равно, к выраженная любезность доставляла удовольствие.
- А вот ты ничего такого мне не сказал, - Клэр подмигнула Форду, открывшего от неожиданного обвинения рот, и поднялась из-за стола.
С тихим шуршанием лифт вознёс её на самую верхотуру.
- 2 -
Отношение Клэр к Командиру претерпело две стадии. Не так давно, ещё какой-нибудь год назад, когда о нынешнем полёте никто не помышлял, Командир для Клэр обретался в заоблачных высях, где живут президенты, руководители поселений, министры федеральных ведомств. Все эти деятели представлялись полумифическими фигурами, которых она видела только на экране. Они занимались очень важными делами, и Клэр даже сомневалась, могут ли они есть как нормальные люди, веселиться, любить женщин или мужчин, если важная шишка была женщиной. Относилась к ним Клэр с абстрактным уважением, они существовали вне пределов её жизни. Она даже в мыслях не имела, что когда-нибудь будет сидеть с кем-нибудь из важных персон за одним столом.
Когда начался ажиотаж вокруг полёта, Клэр пережила состояние лёгкого ужаса. Она направила заявление об участии и - о, великие боги! - её пригласили на комиссию. В этом состоянии лёгкого ужаса она пребывала весь период испытаний. Пик ужаса наступил в тот день, когда соискательнице выдали задание, и предложили выполнить его под шлемом. С самого утра в тот день шла сплошная нервотрёпка. Ей назвали номер комнаты, где предстояло выполнить очередное задание, и при этом поторопили, потому что она не одна и, если опоздает, никто с ней возиться не собирается и испытание посчитается невыполненным. Клэр долго блуждала по коридорам, спускалась на лифте, возвращалась назад и, когда нашла нужную дверь, в глазах стояли слёзы. Тут её наругали и сказали, что она всё перепутала. Она вернулась назад, её опять отругали и пообещали за феноменальную бестолковость отправить домой. Потом ей вручили задание, и повели под шлем. Тут она вообще вошла в ступор. Успокоил её оператор. Перед тем как усадить девушку в кресло и надеть шлем, он легонько сжал ей руку повыше локтя, и она первый раз за весь день услыхала благожелательный голос:
- Я вот о чём хотел тебя предупредить. Если из какого-нибудь дальнего закоулка твоих извилин вдруг выскочит эдакая мыслишка, ну, скажем интимного характера, и её прочитает шлем, можешь быть уверена, с кристалла она будет стёрта. О ней узнаю только я. На мой счёт можешь быть совершенно спокойна, я очень строго выполняю инструкцию. Моя работа мне нравится. В этом смысле можешь относиться ко мне как к врачу. Договорились? А то у некоторых прямо мозги замерзают от переживаний.
Клэр бы совсем успокоилась, если бы знала, что в её профессиональной подготовке никто из членов комиссии не сомневается. До того как заявление попало в комиссию, оно прошло предварительное сито. Вот уж тут все данные о ней, включая и профессиональные навыки, и медицинские характеристики, изучались досконально. А сейчас проверялось, как в условиях интенсивного психологического давления она сможет применить свои таланты.
А потом подошла очередь проверки на психологическую совместимость, и она впервые встретилась с Командиром. Уж очень строг он был во время первого знакомства, она прямо немела перед ним. Из той команды на "Зевс Громовержец", кроме неё, попали Джой Керри и Марк Джагоев. Ей все ребята нравились, она очень удивилась, когда их отсеяли. Подошёл срок, окончательно утрясли состав экспедиции и всех поселили на звездолёте. Вот тогда Клэр и утвердилась в своём мнении о Командире. Во все долгие две недели, когда они совершали пробный полёт, обживались и изучали устройство звездолёта, он гонял подчиненных, чуть ли не круглые сутки напролёт. За всё это время его лицо ни разу не посетила улыбка, никто не слышал от него ни одной шутки. Только учёба и учёба. И Клэр прозвала его кибером ходячим, про себя, конечно. К этому ходячему киберу она сейчас и направлялась.
Слегка качнувшись, лифт остановился, и Клэр вышла в небольшой холл. В святая святых звездолета преобладали спокойные, голубовато-серебристые тона. Здесь не резвились мартышки, не поражали взор диковинные цветы, не будили эротические видения древнегреческие боги и богини.
Клэр нашла Командира изображающим неприступное каменное изваяние посреди обширного зала главной рубки у компьютерного пульта. За пультами управления звездолётом сидели Дон Витте, Али Штокман и усиленно нажимали на многочисленные кнопки и поворачивали переключатели. К ней никто даже не обернулся. Разноцветные огоньки на пультах ободряюще подмигивали девушке, в отличие от людей, они были рады её приходу. Звёздный свод на лобовом экране медленно смещался влево. Вообще-то без вызова входить сюда запрещалось, и решительность Клэр несколько увяла. Только глаза сберегли её в первоначальном виде
Командир бесстрастно выслушал просьбу и поинтересовался, помнит ли она какой полёт совершает их звездолёт и какой момент наступает? Клэр ответила утвердительно и, добавив - "тем более", решительно сжала губы.
- Ладно, иди, - ответил Командир, - за час до ужина зайдёшь ко мне в каюту.
Ужин начинался в семь часов вечера по корабельному времени.
Звездолёт совершил разворот, и Командир ушёл, вызвав в свою каюту, служившую одновременно рабочим кабинетом, Фуше и Хайнелайнена.
- 3 -
Войдя в каюту, он сел в кресло со стаканом тоника в руке. "Надо же - тем более!" Первым пришёл несколько чопорный Фуше. Глянув в зеркало, пригладил ниточку усов, залпом выпил полстакана тоника и занял кресло в углу каюты между столом и стеной. Командир давно заметил за ним эту привычку - обособляться на позиции стороннего наблюдателя, с лёгкой ироничной улыбкой слушать спорщиков, а потом выдавать своё резюме, после которого жаркая дискуссия с глубокомысленными доводами и выводами порой представлялась беседой недоумков.
Со своим заместителем он уже бывал в поиске. Правда, тогда тот участвовал в нём рядовым исследователем. В общем-то, Командир симпатизировал руководителю исследовательской группы. Ему импонировал острый ум Фуше, способность быстро анализировать обстановку и принимать неординарные решения. Всё это приправлялось тонким иронизированием над собой и окружающими. Узнав, что комиссия именно Фуше назначила его заместителем в этом, далеко не ординарном, поиске, Командир почувствовал в душе удовлетворение, хотя был уверен, что сработается с любым.
- С запросами девица. Кто им мешает встречаться просто так и не возводить свои отношения до событий мирового масштаба, - сказал Фуше, выслушав Командира.
Последний был с ним полностью согласен.
В это время пискнул вызов и Командир, зная церемонность второго посетителя, поспешил нажать на кнопку и открыть дверь.
Слегка сгорбившись при входе, в каюту вошёл длинный, жердеобразный Питер Хайнелайнен. За все последние тридцать с лишним лет своей жизни связанных с космосом, Командир даже не мог представить, что лётный костюм может висеть на человеке мешком. Костюмы были прочными, эластичными и подгонялись по фигуре с учётом всех возможных движений. В любой ситуации и обстановке человек в звёздном комбинезоне выглядел красиво и элегантно. Хайнелайнену удалось добиться невозможного - комбинезон висел на нём, как куча изношенного тряпья каким-то образом миновавшего аннигилятор.
Командир кивнул вошедшему, и указал на свободное кресло. Вот к кому он испытывал затаённую антипатию, которую старательно подавлял в себе, не позволяя ей никоим образом проявиться, так это к Хайнелайнену. Длинная, сутуловатая фигура Хайнелайнена, словно сошла с карикатуры на сухаря-профессора, общающегося с информиками, старинными книгами и чурающегося живых людей. Весь вид корабельного психолога, многословный, путаный стиль речи, скорей отвращал людей, чем располагал к доверительным беседам. К тому же у него была невольная с его стороны, но тем не менее очень неприятная для собеседника манера - брызгаться слюной от волнения.
Но Командир был Командиром, а не экспансивной девицей вроде Виолы Гарсиа. И одной из его командирских привилегий была привилегия уживаться с любым членом экспедиции. Когда дублирующие составы проходили психологическое тестирование, проверку на совместимость, он оставался как бы за скобками. Если бы какой-нибудь мало знающий его кадровик из Управления Дальних Звёздных полётов или в просторечии Звёздного управления, сказал, что такой-то имярек, прекрасный специалист, не пойдёт в поиск, потому что они с командиром далеки от идеала психологической совместимости, тот решил бы что этот службист не в своём уме. Критерием совместимости с подчинёнными для него была компетентность последнего и отношение к делу. Это у Джона Иванова были эмоции, Джона Иванова можно было обидеть или пожалеть. Молодой Джон Иванов мог в последний раз - до самой гробовой доски, видеть тебя больше не могу и не хочу - рассориться с голубоволосой Жаклин. Сломя голову умчаться на Лунный полигон, чтобы через три дня от пронзительной тоски по её голосу, телу, сиянию глаз, губам, волосам, всему тому, что зовётся любимой женщиной, вернуться на Землю на первом попавшемся грузовике. Тут же в космопорте пересесть, втиснуться, вклиниться во что-нибудь быстроходное до Калькутты. Здесь оседлать авиалетку, найти Жаклин на раскопках или среди каменных исполинов и, послав к чертям всех её богов и боженят, вместе с ней ухнуть в бездну любви.
Ничего такого Командир сделать не мог, у него не было голубоволосой Жаклин, у него были долг и обязанности. Втайне, в самом начале полёта, он усмехался про себя, как такому чуду вроде Хайнелайнена могли поручить обязанности психолога. Но уже во время первого дрейфа он по достоинству оценил его способности. С чуткостью барометра Хайнелайнен улавливал малейшие изменения в психологическом климате коллектива и Командир не помнил случая, чтобы его советы не принесли пользы. У него имелся только один недостаток - он был начисто лишён способности к непринуждённому общению и требовался кто-то рядом, кто проводил бы его идеи в жизнь.
- Понимаете в чём дело, Питер, - Командир посмотрел на остро торчащие на уровне носа коленки Хайнелайнена и, подойдя к нему, отрегулировал кресло по росту. - У нас намечается свадьба, но обстановка не располагает. Вот мы и хотели с Арменом посоветоваться с вами. - Фуше удивлённо посмотрел на Командира, но промолчал. - Мы приближаемся к цели и не можем расслабляться, но молодёжь этого не понимает. Ей захотелось устроить увеселительный вечер. - Командир развернулся в кресле к Фуше, и в его голосе прозвучало возмущение. - Главное, эта распрекрасная девица - Клэр Стентон, прекрасно осведомлена о том, что мы находимся где-то рядом с районом исчезновения "Дерзкого" и каждую минуту можем встретиться с чем-то, чего не знаем сами. Каждое мгновение может произойти такое, что нам станет ни до каких свадеб. Так нет, я должен объявить общий сбор экспедиции в кают-компании и позволить всем выпить шампанского. По-моему, просто экзальтированная дурочка, как же, внукам будет рассказывать - а у нас на звездолёте свадьба была.
Командир ещё не закончил, а Хайнелайнен уже вскочил, словно подброшенный катапультой, обежал вокруг кресла хозяина каюты и навис над ним вопросительным знаком. Он заговорил длинно и сбивчиво, то, склоняясь над креслом, и тогда Командир, достав платок, брезгливо вытирал лицо, то, нескладно распрямляясь во весь свой двухметровый рост. Фуше, полуприкрыв глаза, приглаживал щегольские усики и продолжал изображать стороннего наблюдателя.
- Джон, вы не правы. Во-первых, что касается Стентон и Коростылёва, - глотая слова, строчил скороговоркой Хайнелайнен, - для них это не очередное любовное приключение, а событие, вы понимаете? Событие, о котором должна знать вся Вселенная. Когда-то и вы делали предложение своей будущей жене, неужели вы забыли?
- Ничего я не забыл, - буркнул Командир, - только я делал это при других обстоятельствах.
- Все ваши обстоятельства для них полнейшая чепуха! Это, во-первых, а, во-вторых, как вы сами заметили, мы находимся на пороге событий, которые неизвестно, что нам принесут. Вы сами говорите, что возможна встреча с агрессивным разумом. Хотя я не понимаю, с какой стати разуму быть агрессивным. Ведь это ваше предположение? Не так ли? Что нас ждёт после встречи с ним? Неужели вы рискнёте лишить людей, возможно, их последней радости? Поверьте мне, свадьба окажет на коллектив очень благоприятное воздействие, что чрезвычайно важно перед надвигающимися по всей вероятности тяжёлыми в нравственно-моральном плане для землян событиями, - в этом месте уста Фуше посетила очередная ехидная усмешка, - и, наоборот, отказ в её проведении окажет на коллектив самое удручающее воздействие, что ещё больше усугубит...
Командир слушал и не слушал не на шутку разошедшегося психолога. Он, наверное, сам себя взвинтил ожиданием и спорол горячку. Можно подумать, что вся экспедиция забудет обо всём на свете и ударится в недельный загул. Ну, выпьют вина, побесятся от избытка энергии. Вахта на месте, да и на Леклерка можно положиться. Вроде шуточки да прибауточки и одни женщины на уме, а дело своё прекрасно знает и пилоты у него всегда в полной боевой. Он сам экзальтированным чудаком выглядит, ишь, Фуше - сидит ухмыляется. Ладно, пусть попрыгают вечерком. От исследователей всё равно пока мало что зависит в любой ситуации.
Побоявшись, что Хайнелайнен так и не выпутается из своей несколько замысловатой фразы, он прервал его.
- Питер, вы меня убедили. Я объявляю общий сбор, все, кроме вахты, могут пить шампанское. Остальное их дело, - уперевшись руками в подлокотники, Командир сделал попытку встать, но Хайнелайнен удержал его.
- Вы забыли о цветах, Джон. Невесте на свадьбе принято дарить цветы, иначе это будет не свадьба.
- О, великие боги! Да где же я ей цветы возьму? - в сердцах воскликнул Командир. - Разве что, комету за хвост поймаю? Если бы об этой своей идее она объявила пару месяцев назад, глядишь, энтузиасты что-нибудь придумали.
- Джон! - позёвывая, окликнул Командира Фуше, - поручи это дело Мартынову. Они с Леклерком что-нибудь сообразят.
- 4 -
К семи часам дурное настроение Командира рассеялось. Он побывал ещё раз в главной рубке, проверил автоматическую защиту, потолковал с дежурным пилотом и, убедившись, что пространство перед звездолётом надёжно просвечивается и не таит в себе опасности, спустился в кают-компанию.
Все уже были в сборе и ожидали его появления. Командир поднял в приветствии руку и прошёл на своё место в левом углу. Ребята постарались. По стенам порхали амурчики, целившиеся в людей из луков, водили хороводы украшенные цветами улыбчивые селянки, забавные звери с умильными рожицами тащили подарки. Большинство уже знало или догадывалось в чём дело и сидело с многозначительными лицами. Командир кивнул смотревшему на него в ожидании сигнала Леклерку. Пьер вышел на свободное место у входа и для начала откашлялся.
- Мне, как заместителю Командира по звездолёту, поручено сделать объявление, - Пьер обвёл глазами зал, требуя тишины, и суровым голосом провозгласил: - Двум нашим товарищам по экспедиции, также как и всем остальным, надоел нудный полёт. Отдавая себе полный отчёт в том, что унылое состояние духа не способствует выполнению поставленных перед экспедицией задач, - Пьер огладил левой рукой бородку, - они сознательно, находясь в полном здравии и трезвой памяти, - он многозначительно поднял вверх указательный палец, - приносят себя в жертву с единственной целью - устроить своим товарищам незапланированный праздник для поднятия боевого духа. Слово для доклада имеет представитель инженерной службы Сергей Мартынов.
Мартынов с тяжёлым фолиантом в руках занял место Леклерка.
- Для начала попрошу виновников торжества занять место рядом со мной, - он сделал лёгкий поклон в сторону стоящего на переднем плане, как бы отдельно от прочих, столика, за которым сидели Клэр со смущённо улыбающимся Коростылёвым и Виола. Клэр, одетая во что-то пышно-воздушное, голубоватым облаком, окутывающим фигуру, решительно поднялась и, подхватив под руку жениха, вышла вперёд, Мартынов сделал подходившей паре приглашающий жест и открыл фолиант. - Слушайте все! Мы, члены поисково-спасательной экспедиции звездолёта "Зевс Громовержец", Клэр Стентон и Олег Коростылёв, объявляем всему Земному миру и всей остальной Вселенной, что с пятнадцатого декабря две тысячи шестьсот тридцать восьмого года считаем себя женой и мужем! Шквал аплодисментов! - Мартынов обвёл смеющимися глазами устремлённые на него в ожидании лица, отметил улыбающийся взгляд Виолы, дружелюбно заглянувший ему в глаза и, блеснув в улыбке зубами, опустил фолиант вниз. - Это я не читаю. Это я вам говорю - шквал ап-ло-дис-мен-тов! - произнёс по слогам.
В зале раздался хохот, все вскочили со своих мест, дружно захлопали в ладоши и ринулись вперёд, но Мартынов поднял над головой скрещённые руки.
- Тихо, тихо. По порядку. Первый Арт Робинсон.
Чеканной походкой, от важности возложенной на него задачи, на импровизированный просцениум вышел смуглолицый крепыш Робинсон. В руках он держал герметично закрытую коробку, но, встав перед молодожёнами, никак не мог открыть крышку. За спиной раздались нетерпеливое шиканье и смешки, крышка, наконец, подалась и он извлёк из коробки роскошный букет алых и белых роз. Шиканье сменилось восхищенными возгласами, и улыбающийся Арт преподнёс букет Клэр.
- К сожалению, сестрёнка, у нас было очень мало времени, и розы скоро растают. На Земле мы подарим тебе настоящие, прими наши поздравления.
Растроганная Клэр прижала правой рукой розы к груди, а левой, приподнявшись, обняла Робинсона за шею и расцеловала в обе щёки.
- Теперь прошу! - Мартынов показал на молодожёнов обеими руками и отошёл в сторону.
Поднялся шум и гам. Всё перекрывал рокочущий бас Рэма Остапчука:
- Вот это дело! Молодец дивчина!
Олега и Клэр затормошили, им жали руки, хлопали по плечу, целовали. Основные изъявления восторга приходились на долю Клэр. Только малышка Додсон мимоходом скользнула губами по её щеке и, посмотрев на Коростылёва огромными глазами, сказала серьёзно:
- Я тебя поздравляю, - и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала в нос.
А Клэр в это время добродушный гигант Битов своими могучими руками подымал в воздух и говорил:
- Роды я принимаю, сестрёнка?
- Не-а, - отвечала, смеясь, Клэр, - только на Земле!