Колосов Игорь Анатольевич : другие произведения.

Организм

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Павел, сельский учитель наблюдает переезд двух странных семей, схожих по составу и внешности. Семьи селятся на отшибе, скрывая жуткого на вид Младенца. Множатся угрожающие симптомы. Однажды учитель просыпается в затихшем селении: все беспомощны, кроме группы учеников, отмечавших выпускной. Чтобы одолеть Организм, учителю с ребятами надо сначала выяснить, почему большинство жителей обездвижены.
  
  
  ОРГАНИЗМ
  
  http://i-kolosov.ru/
  
  Жанр: Фантастика, триллер, хоррор
  
  Аннотация:
  
  Павел, сельский учитель наблюдает переезд двух странных семей, схожих по составу и внешности. Семьи селятся на отшибе, скрывая жуткого на вид Младенца. Множатся угрожающие симптомы. Однажды учитель просыпается в затихшем селении: все беспомощны, кроме группы учеников, отмечавших выпускной. Чтобы одолеть Организм, учителю с ребятами надо сначала выяснить, почему большинство жителей обездвижены.
  
  
  
  
  
  
  
  ПРОЛОГ
  
  
  
  Я работал дома за компьютером, когда позвонил мой шеф - главный редактор известного московского еженедельника.
  ќќќќќќќќќќ- Слушай внимательно. Поселок называется Велич, там случилось что-то непонятное! Жители то ли парализованы, то ли в коме, большинство просто лежит в своих домах и не двигается! Даже точно неизвестно живы ли они!
  Я уставился в стену за монитором. Вообще-то, когда человек в отпуске, с ним не говорят так, будто за последний час десять раз пересекались на рабочем месте.
  - Понимаю, понимаю, - сказал шеф. - Ты всего неделю отгулял. И все-таки прошу пойти мне навстречу. У меня сейчас свободны только две молоденькие девчонки, но твоя кандидатура - оптимальный вариант.
  - Это почему? Поняли, кто у нас лучший журналист?
  - Не в этом дело. Просто сейчас тот случай, когда нужен именно такой человек, как ты. С твоей дотошностью и упрямством...
  - Постойте. У каждого свои недостатки, и не надо их преувеличивать.
  - Кто сказал, что дотошность - недостаток? - шеф усмехнулся. - Дотошность, въедливость - это то, что сейчас нужно. Объяснить? Человек, передавший нам эту информацию, уверяет, что на въезде в поселок скапливаются спецподразделения местных силовиков. Короче, Велич, скорее всего, блокируют. И неясно, как долго это может продлиться.
  - Да что ж там такое случилось?
  - Это и надо выяснить. Признаюсь, у меня большие сомнения, что власти заинтересованы в разглашении подробностей. Так что у тебя есть шанс поиграть в партизана. Ты же как-то говорил, что истинные репортеры обретаются исключительно на Западе - те, что лезут в зонах конфликта туда, где ведут бои враждующие стороны, а наши, мол, ползают, как будто спят на ходу.
  На стол запрыгнул мой здоровенный рыжий кот. Наверное, решил, что хозяин уже закончил работу. У него привычка такая - понюхать монитор, колонки, "мышку". Я столкнул его со стола, хотя обычно беру на руки. Кот спрыгнул на пол, удивленно посмотрел на меня.
  ќ- Как могло парализовать целый населенный пункт? Это что, террористический акт?
  - Сомневаюсь. Кому нужен дохлый поселок в Воронежской области? Лично я больше склоняюсь к эпидемии. После атипичной пневмонии и птичьего гриппа я не удивился бы какой-нибудь новой заразе.
  - Не знаю, не знаю... Тут вот в чем загвоздка. Мне ведь надо...
  Я запнулся, соображая, как бы выразиться, но мой шеф - человек на редкость догадливый, да и в людях разбирается - знает, чем живет едва ли не каждый его сотрудник.
  - Мне все известно, не переживай. Про книгу и все такое.
  Он был в курсе моих писательских дел. Ему было известно, что я подумываю после отпуска увольняться. После того, как мои первые книги получили хорошие отзывы читателей, одно московское издательство включило в план сразу три моих романа, которые я написал давно и, сказать по правде, уже не надеялся на их издание.
  - Понятно, - только и сказал я.
  - Решать, конечно, тебе. Дело даже не в хорошем гонораре за статью, не в том, что это будет информационная бомба. Лично мне интересно, что там случилось с такими же обычными людьми, как мы с тобой. Зачем понадобилось блокировать поселок? Я всегда считал: сколько бы власти не распространялись о своих благих намерениях, СМИ должны их контролировать в меру своих возможностей.
  - Хорошо. Считайте, что я уже в Величе.
  Я еще не уволился, а главред не каждый день обращается с такой просьбой к рядовому журналисту.
  - В контору заезжать не надо, - сказал шеф. - Возьми такси и двигай в аэропорт. Билет тебе уже заказан.
  Мы попрощались, он положил трубку.
  Я закрыл глаза, откинулся на спинку стула.
  У меня есть привычка в напряженные моменты жизни замирать на несколько минут, прислушиваясь к себе и окружающему миру. На верхних этажах моего дома кто-то играл на фортепиано. Тревожная, завораживающая, даже пугающая музыка - казалось, ее написали специально для триллера. В классике я разбираюсь неважно, но эта мелодия оказалась знакомой - "Реквием" Моцарта.
  Я встал из-за стола, выключил компьютер, стал запихивать в сумку вещи, блокнот, диктофон. И старался не думать, что меня ждет в поселке под названием Велич.
  
  
  
  Часть 1
  
  ГНЕЗДО
  
  
  1. Новые жители в умирающем поселке
  
  
  1
  
  Две семьи, переехавшие в поселок, выглядели странно.
  Они прибыли в Велич на двух серых машинах в субботний вечер - жаркий, безветренный и безлюдный. Их приезд волею случая наблюдал лишь один человек.
  Павел, учитель местной школы, сорока четырех лет, худощавый, крепкий, родился в Величе и уехал отсюда после выпускного вечера. Потом была учеба в университете и восемнадцать лет семейной жизни, закончившейся разводом прошлым летом. И Павел, оставив квартиру жене с дочерью, вернулся назад, к матери. На работу его взяли с радостью - в школе не хватало учителей.
  Он переехал не только потому, что не хотел скитаться по съемным квартирам. Ему понадобилась смена обстановки, чтобы пережить стресс, и желательно смена мегаполиса на тихое местечко, где он смог бы больше находиться в уединении. Кроме того, здоровье матери ухудшалось, и его присутствие оказалось для нее очень важным.
  Почти каждый вечер Павел отправлялся на прогулку, и для него по-новому открылись строчки из Ахматовой: "И долго перед вечером бродить, чтоб утомить ненужную тревогу...". Он двигался по Тополиной улице к югу - к шоссе, уходящему в юго-восточном направлении и соединявшему Велич с автострадой. Павел прогуливался по шоссе и, когда чувствовал, что достаточно, возвращался назад той же дорогой. Иногда на обратном пути он не доходил до Тополиной улицы и сворачивал вправо на неприметную тропу, которая выводила на пустырь, заросший густой травой и обнесенный коконом кустарников.
  Когда-то, еще до рождения Павла, здесь находилась окраина Велича, но поселок хирел, его территория уменьшалась, и жилые дома отступали, жались к центру, как разбитые армии, спешащие соединиться друг с другом. Сейчас на пустыре осталось всего два ветхих деревянных дома, два сарая, и между ними - такая же старая постройка, представлявшая некогда летний домик на чьем-то дворе, от которого сейчас не осталось даже ограды.
  От пустыря к поселку тянулась узкая дорога, заросшая кустарником, и первый жилой дом располагался почти в километре, если не считать убогую хижину Леньки - местного бомжа и старьевщика.
  Иногда Павел возвращался этой дорогой - получалось, он прогуливался по кругу. Этот путь исключался зимой, когда было много снега, после сильного дождя и во время весенней распутицы. Но в жаркий вечер он был предпочтительней - слишком густые заросли и много мест в тени.
  Сегодня, в этот июльский вечер, была именно такая погода, солнце еще припекало, и Павел свернул на тропу.
  Он остановился, чтобы развернуть шоколадную конфету, пока от жары она не превратилась в кашицу, когда услышал звук приближавшегося автомобиля.
  Павел думал, что кто-то едет по шоссе к ближайшему повороту на Тополиную, но звук почему-то не удалился, наоборот - стал ближе.
  Проглотив подтаявшую конфету, Павел прислушался. Так и есть - автомобиль двигался по тропе прямо на Павла. По неизвестной причине кто-то избрал эту никудышную дорогу, хотя здесь не ездили давно: водитель рисковал оцарапать ветвями корпус машины, сломать боковое зеркальце.
  Разминуться было нельзя, Павел сошел с тропы в кустарник, чтобы его не зацепили, и в этот момент понял, что приближается не одна машина, а две.
  Он уже решил, что это кто-то из местных подростков-школьников на своих древних иномарках, но когда мимо проехал серый "Фольксваген", Павел заметил, что за рулем сидит взрослый мужчина. Рядом, на месте пассажира, сидела женщина, и еще кто-то на заднем сидении. Со второй машиной - серой "Ауди" - история повторилась: мужчина, женщина и... кажется, двое детей.
  За машинами тянулся шлейф пыли, лениво оседавшей на ветвях деревьев и кустарников. Пустырь находился всего в полусотне шагов, и Павел непроизвольно двинулся следом за машинами.
  Показался просвет, Павел вновь сошел с тропы, чтобы его не заметили, и остановился. До последнего момента он не собирался этого делать. Возможно, так случилось потому, что две серые машины остановились на пустыре.
  Из машин уже выбирались люди, и Павел догадался, что приезжие появились здесь, чтобы заселить дома - эти две жалкие развалюхи, где жить без длительного и дорогостоящего ремонта было абсурдом. Павел вспомнил: мать что-то такое говорила о том, что какие-то ненормальные купили эти дома на отшибе.
  Это казалось немыслимым, но то, что Павел увидел, подтверждало обратное.
  И все-таки это было наименее странным из того, что удивило и даже смутило учителя. Он увидел перед собой две пары с двумя детьми у каждой - мальчиком лет семи-восьми и девочкой лет трех-четырех. Мальчики обеих семей, как и девочки, были одинакового роста и комплекции. То же можно было сказать и об их родителях. Оба мужчины низкорослые, хрупкого сложения, их жены на полголовы ниже, худощавые, одеты безвкусно и безлико: синие джинсы, серые свитера. Дети были в очень широкой одежде, на несколько размеров больше, как будто шорты с майками и платья брали на вырост.
  От семей веяло неким стандартом, словно их подбирали специально, отличие было лишь в одном: семья, приехавшая первой на "Фольксвагене" была чуть темнее - и у взрослых, и у мальчика с девочкой был одинаковый цвет волос.
  Павел рассмотрел номерные знаки на одной из машин, и, судя по ним, приезжие были откуда-то из южных областей России. Они преодолели не одну сотню километров, но никто из людей, выбравшихся из автомобилей, не потягивался, не разминал ноги или спину. Никто не говорил ни слова, они просто стояли и смотрели на дома.
  Было еще кое-что, о чем Павел подумал лишь спустя несколько дней. Дети вели себя иначе, чем можно было ожидать от мальчиков и девочек такого возраста. Они не бегали, не кричали, не задавали вопросы, не пытались улизнуть от родителей, исследуя новое место - они вообще не доставляли взрослым хлопот. Девочки встали рядом с багажником "Ауди", мальчики - по бокам от них, и застыли.
  Спустя четверть часа прибыл грузовик с мебелью и вещами приехавших в Велич семей. Несколько рабочих начали разгрузку. Солнце садилось, и в зарослях стало темнеть.
  Павел не решился выйти к новым жителям и вернулся назад к шоссе. Нужно было возвращаться домой.
  
  
  2
  
  Арендованный грузовик покинул пустырь. Смеркалось.
  Когда тьма стала плотнее, одна из женщин приблизилась к "Ауди", и девочки расступились. Женщина приоткрыла багажник и повернулась, чтобы войти в ближайший дом, на пороге которого ее ждал муж.
  Из багажника медленно, неуклюже выбралась невысокая молодая женщина в розовом домашнем халате. Если бы кто-то увидел ее, ему бросился бы в глаза огромный живот беременной на последнем сроке. Женщина в халате замерла, огляделась, как будто темнота не была помехой для ее зрения, и направилась в летний домик, куда уже занесли широкую кровать.
  Лишь после того, как дверь за ней закрылась, две девочки разошлись по домам каждая к своей семье.
  
  
  3
  
  Лейтенант Седов, участковый по Величу, проехал Дубовую улицу, и его "уазик" оказался на узкой грунтовой дороге, ведущей к пустырю с недавно заселенными домами. Ночью прошла сильная гроза, дорогу размыло, и Седов снизил скорость до минимума - его автомобиль впервые за последние недели являл собой образец чистоты.
  Седов не один раз чертыхнулся, прежде чем "уазик", наконец, выехал на открытое пространство. Лейтенант остановил машину, не доезжая до ближайшего дома, заглушил двигатель. Он поморщился, выбираясь из машины, и направился к дому.
  Он хотел, чтобы его приезд и знакомство с новыми жителями выглядел, как визит вежливости, но ему почему-то стало не по себе. Как в этих домах можно жить? Единственное изменение в их внешнем облике - это вставленные окна и плотно задернутые шторы. Но развалины от этого не перестали быть развалинами. Любопытно: нет ли какого-нибудь социального комитета, который в силах запретить проживание в подобных условиях? Или организации по защите детей, которая вынудит родителей изменить для пользы своих отпрысков хоть что-то?
  Седов не знал. В принципе это его не касается. Судя по двум машинам, пусть и не новым, эти семьи не являются нищими. В задачу лейтенанта входило познакомиться с новыми жителями, объяснить, что Велич - его вотчина, и что они всегда могут рассчитывать на его помощь.
  Лейтенант помедлил, спрашивая себя, заходить ли и во второй дом после первого, потом осторожно поднялся на просевшее крыльцо, постучал. И вздрогнул, когда дверь тут же распахнулась, и на пороге появился хозяин.
  Телосложением он напоминал скорее подростка, нежели взрослого - невысокий, с узкими плечами и мелкой костью. По лицу можно было дать что-то около тридцати лет, но при этом внешность была незапоминающаяся, ускользавшая от каких бы то ни было определений. Казалось, при другом освещении или под иным углом этот человек будет выглядеть иначе.
  Седов вяло улыбнулся, представился. Хозяин молчал. Лейтенант спросил:
  - Вас как зовут?
  Пауза. Седов думал, что хозяин не ответит, но тот тихо произнес:
  - Дима.
  Седов улыбнулся, пробормотав "очень приятно", протянул руку. Хозяин руки не подал, и это вышло как-то естественно. Седов смутился и, чтобы скрыть это, на секунду-другую отвернулся, как бы оглядываясь.
  Когда он снова посмотрел на хозяина, рядом с тем уже стояла его жена. Седов даже шороха не услышал. Лейтенант кивнул ей, снова представился. Хозяин, по-прежнему глядя Седову в глаза, сказал:
  - Мою жену зовут Джина.
  Его голос был какой-то... Казалось, этому человеку приходилось напрягаться, чтобы что-то внятно сказать.
  Седов улыбнулся, чуть наклонил голову. Он хотел задать пару вопросов, которые убедили бы, что участковый проявляет заботу о новых жителях, и праздное любопытство здесь ни при чем, но так и не сказал ни слова.
  Между родителями стояла девочка и смотрела на лейтенанта.
  Седов улыбнулся и девочке, но его улыбка быстро погасла. Девочка смотрела на него не так, как смотрят дети на чужого дядю. Скорее это был взгляд охранника, заметившего постороннего на вверенной ему территории.
  - Моя дочь, - сказал хозяин. - Зовут Дина.
  - У вас прекрасная малышка.
  Никто не поблагодарил его за комплимент, никто вообще не сказал ни слова. Все трое - семейная пара и их дочь - пялились на лейтенанта, и тому показалось, что он чувствует давление, казалось, требовавшее: уходи отсюда.
  Седов так и сделал. Смущенный, он попятился от этого дома, так и не спросив то, что хотел, попрощался, не получив ответа, пошел к машине. В этот момент ему открылся второй дом, и лейтенант нахмурился. На пороге его задней двери стояли мужчина с женщиной и девочка между ними.
  На какой-то миг Седову почудилось, что у дальнего дома стоит та же семья, с которой он только что разговаривал, лейтенант даже оглянулся на ближний дом.
  Семья в дальнем доме казалась точной копией хозяев ближнего. Только волосы у них были светлее.
  Седов вспомнил, что где-то еще должны быть мальчики - старшие дети семей, но теперь он уже не хотел их видеть. Лучше уехать отсюда. То, что входило в его обязанности, он уже сделал. Лейтенант завел машину, развернулся, и, покидая пустырь, оглянулся.
  Обе семьи по-прежнему стояли у своих домов и следили за его отъездом.
  Минут через пять после отъезда Седова обе семьи, наконец, вернулись в дом, закрыв двери.
  В двух сараях позади домов двое мальчиков, стоявшие вплотную к ветхим дверям, отошли вглубь пустых строений и замерли, как было до приезда "уазика".
  В летнем домике, расположенном в центре неправильного четырехугольника из двух домов и сараев, женщина в розовом халате, лежавшая на кровати, опустила голову на грязную подушку и закрыла глаза. Наступила прежняя тишина, которую не тревожили даже птицы.
  
  
  4
  
  Павел закончил отжиматься на заднем дворе, когда услышал голос матери, позвавшей его обедать.
  Он встал, огляделся, восстанавливая дыхание. После физической нагрузки на душе становится легче. Не мешало бы вплотную заняться оборудованием тренажерного мини-зала в одной из комнат. Мать, кажется, не против. Павел подумывал об этом с зимы, но все как-то не мог начать. Да и с его деньгами это будет не так-то просто.
  Пока Павел не развелся и не вернулся в эту дыру под названием Велич, он регулярно посещал тренировки. В поселке этого не было.
  - Паша! - позвала мать. - Все остынет!
  - Сейчас, мама. Только ополоснусь по-быстрому.
  Он ел щавелевый борщ, поглядывая на мать, и с удовлетворением отметил, что она выглядит в последние дни бодрее. Он слушал ее рассеянно, но одна из реплик привлекла его внимание.
  - Что ты сказала?
  Мать поставила чашку, поднесенную к губам.
  - Я сказала: они даже разговаривать ни с кем не хотят.
  - Они?
  - Да, они. Паша, проснись, о них в поселке только и говорят, - она хмыкнула. - Да ты их даже не видел еще ни разу, этих приезжих.
  - Я? Почему... я... - он осекся.
  Странно, но он так и не рассказал матери о том, что уже видел новых жителей, и не мог себе этого объяснить, хотя прежде часто делился с матерью даже личными проблемами.
  Мать не заметила его вялой попытки протеста.
  - Кто только не пытался с ними поближе познакомиться - все напрасно. Молчат. Только мужчины что-то бормочут на вопросы, но их жены и рта не открывают, как будто немые. Странные они какие-то.
  Мать встала из-за стола, собрала посуду, подошла к мойке.
  - Я только вчера от Николаевны узнала, как их зовут. А она узнала об этом только потому, что дружит с теткой нашего участкового. Имена у них, скажу я тебе, - мать покачала головой, принимаясь за мытье посуды. - Одну пару зовут Дима и Джина, а их детей - Дема и Дина. Другую пару зовут Тима и Тома, детей - Тема и Тина.
  Павел посмотрел матери в спину. На секунду он решил, что мать так шутит, притом, что с юмором у нее всегда были нелады. Но мать говорила серьезно. Павел тупо уставился на свои руки. Такое чувство, что имена подбирали по справочнику. Почему-то перехотелось пить чай с булочкой, вообще стало противно смотреть на еду.
  Какое-то время они молчали, потом Павел спросил:
  - Мам, ты сказала, что с ними многие пытались познакомиться поближе. Люди что, ездят туда... на пустырь?
  Мать закончила расставлять вымытую посуду, повернулась к сыну, вытерла влажные руки полотенцем.
  - Николаевна сказала, что они ездят за покупками каждый четвертый день. И всегда в три часа дня. Ездят семьями по очереди и закупаются на всех сразу. Пока отец с матерью заходят в магазин, дети сидят в машине и ждут их. И так уже три недели подряд. Кроме как за этим, они в центре не появляются.
  Павел задумался об именах новых жителей. Все имена отличались между собой одной-двумя буквами.
  - Ты их видела?
  - Видела. Во вторник. Правда, издалека. Кажется, это были Тима и Тома.
  - И как они тебе? Лично тебе?
  - Не знаю, - она пожала плечами. - О них никто ничего не знает. Иногда мне кажется, что они ненормальные. Но я бы хотела побывать у них в гостях.
  А я - нет, подумал Павел. Мысль родилась сама собой, как будто это шепнул кто-то посторонний.
  - Ты почему чай не пьешь?
  Павел поморщился.
  - Спасибо, мама. Я больше не могу.
  Он вышел в сад позади небольшого огорода, глубоко вдохнул. Их дом стоял на Тополиной обособленно - рядом не было соседских участков. Лишь в полусотне шагов на противоположной стороне жила семья Лоскутовых, у которых были дочь - выпускница местной школы Настя, и десятилетний Никита.
  Было начало второго, и Павла потянуло на сон - в выходной день он любил вздремнуть после обеда и считал это правильным. Он даже своим ученикам говорил: часы сиесты приняты в большинстве стран мира, и дело не только в жарком климате. Так было принято испокон веку и на Руси, пока к власти не пришел Петр Первый и не перетряхнул весь жизненный уклад.
  И все-таки сегодня Павлу не суждено было подремать. Он снова подумал о новых жителях, об их именах и вспомнил слова матери, что каждый четвертый день семьи по очереди ездят закупаться. И что она видела их во вторник.
  Павел замер.
  - Черт возьми, сегодня же суббота.
  
  
  5
  
  Павел остановился на углу здания, выкрашенного в неопределенно-серый цвет, где располагался продуктовый магазин. Здесь рос ветвистый вяз, и в такую жару тень была кстати.
  На другой стороне Центральной улицы находилось бежевое одноэтажное здание, одну половину которого занимала овощная лавка, другую - парикмахерская.
  Павел убеждал себя никуда не ходить и лучше отдохнуть, но не выдержал. Он снова хотел увидеть новых жителей и на этот раз вблизи. Он планировал, что зайдет в магазин вместе с ними.
  От центра поселка его дом отделяло почти два с половиной километра. Тополиная, соединявшая юго-восточную часть Велича и шоссе с северной, где находилась улица Лесная с редкими домами, пересекалась с несколькими улицами, прежде чем взбиралась на холм, за которым и был поворот к центру. Павел боялся опоздать, спешил и даже запыхался - было не просто жарко, было еще и безветренно.
  Центр пустовал. Даже будь прохладней, в такое время в Величе жизнь всегда замирала. Не потому ли семьи выбрали эти часы для своих поездок? Наверняка они хотели рядом с собой поменьше любопытных.
  Павел почему-то нервничал. Он поймал себя на мысли, что сейчас, придя сюда, не очень-то хочет, чтобы новые жители появились. Необъяснимое желание испарялось, и он уже был не прочь вернуться домой ни с чем. Он остался только потому, что понимал: стоит ему вернуться, и он пожалеет, что протопал по такой жаре без всякого смысла.
  Он остался, но его все больше беспокоил вопрос: сколько ему здесь находиться, прежде чем станет ясно, что очередной приезд новых жителей не состоялся? Павлу казалось, что он уже привлек внимание продавщицы овощной лавки или парикмахерши. Они наверняка поймут, что Павел ждал семью, приехавшую за продуктами, когда он войдет следом за ними в магазин, и он не хотел этого. Только ни это - предстать перед жителями таким же любопытным, как большинство старушек.
  Терпение покидало его, когда со стороны Тополиной послышался звук приближавшегося автомобиля. Это мог быть, кто угодно, но интуиция шепнула учителю - едут те, кого он ждет.
  Минута - и Павел увидел серый "Фольксваген". Павел засуетился, делая вид, что разворачивает пакет и направляется к магазину. Машина остановилась, из нее медленно выбрались мужчина и женщина, на заднем сидении остались мальчик и девочка. Это была семья с темными волосами. Дима и Джина?
  Пара скрылась внутри. Павел, прежде чем войти следом, глянул на детей. Мальчик и девочка - Дема и Дина - сидели, не двигаясь, и смотрели перед собой. Неужели они настолько послушны, что даже не вылезут из этой душегубки, в которую наверняка превратилась машина?
  В магазине сегодня работала продавщица пенсионного возраста - Григорьевна. У ее молодой напарницы - Светы - был выходной. Павел поздоровался с ней, покосился на Диму и Джину, которые уже выбирали на полке продукты, загружая тележку, и тут заметил то, что должен был заметить еще на улице.
  Дима и Джина были одеты, как и три недели назад - в джинсы и свитера. Конечно, это могло быть совпадением, что сегодня они выбрали ту же одежду, что и в день переезда, они не обязательно не переодевались целых три недели, но дело было ни в этом. В их одежде было жарко даже в тот вечер начала июля, но тогда это объяснялось долгой дорогой. Сегодня в таких свитерах они должны были бы истекать потом, но Павел ничего этого не заметил.
  Даже объяснение, что они, быть может, переболели ангиной и теперь опасались рецидива, одевшись так тепло, показалось Павлу фальшивым.
  Дима и Джина вели себя так, словно ездили в этот магазин за продуктами уже сотню лет. Ни какой-то неловкости, ни любопытства, лица ничего не выражают, движения механические.
  Павел хоть и затягивал с покупкой, все-таки подошел к кассе раньше семейной пары. Он взял баночку майонеза и пакетик чипсов, чтобы что-то взять - покупка не была ему нужна. Он встретился взглядом с продавщицей и вдруг догадался, что она испытывает неприязнь к семейной паре и, возможно, чувствует себя неловко, когда они приезжают. Неудивительно. Насколько Павел знал Григорьевну, она, скорее всего, встретила новых жителей благожелательно, пыталась пообщаться, изливая свою природную разговорчивость, но после того, как те повели себя с ней, наверняка обиделась.
  - Как поживаете? - спросил Павел продавщицу.
  - Спасибо, Паша. Нормально.
  Григорьевна выбила цену, Павел расплатился. Надо было уходить, но он медлил.
  - Жарковато сегодня.
  - Да, - Григорьевна кивнула.
  Они замолчали. Было слышно шуршание пакетов Димы и Джины, и жужжание мухи, бьющейся о стекло. Григорьевна покосилась на семейную пару, и Павел подумал, что она хотела бы поговорить с ним о новых жителях, но, конечно, не в их присутствии. И еще он понял, что продавщица догадалась об истинной причине его прихода, но это вряд ли ее удивило: за последние две недели в ее магазине в эти послеполуденные часы наверняка побывало немало народу.
  - Я... пошел, - сказал Павел.
  - Угу, - женщина по-прежнему косилась на чету. - Спасибо за покупки.
  В магазине было душно - он не был оборудован кондиционерами, но жара снаружи показалась Павлу нестерпимой. Он зажмурился от яркого света, медленно прошел в тень вяза, где стоял, ожидая приезда семейной пары.
  Похоже, он ничего особенного не вынес из того, что увидел их вблизи.
  Павел покосился на детей в машине. Те по-прежнему сидели, не шелохнувшись и глядя перед собой. Павел поймал себя на мысли: почему эти семьи переехали в Велич? Поселок с каждым годом становился все более заброшенным, словно находился в пустынной местности, а не в густонаселенной области. Молодежь стремилась уехать отсюда и поскорее забыть бывшее место жительства. Казалось, над Величем витало облако, появлявшееся над человеком, страдающим провалами памяти. Сюда давным-давно никто не переезжал, но эти семьи почему-то приехали.
  Павел смахнул капельки пота с лица и с опозданием понял, что дети в машине заметили, как он на них пялится. Он поспешно отвернулся, но было поздно - он выдал себя.
  Он решил отойти за угол магазина, когда услышал звук открывшейся дверцы. Из машины выбрался мальчик. В руках он держал мяч. Павел остановился, не понимая, почему ребенок выбрался поиграть только сейчас. Надоело ждать родителей?
  Девочка осталась в машине. Ее брат несколько раз ударил мячом о землю, поймал его, потом подкинул вверх, неловко расставил руки и выпустил мяч. Тот покатился куда-то за магазин, и мальчик поспешил за ним.
  Павел просеменил вдоль торца здания, чтобы уже за магазином снова увидеть мальчишку. Тот ударил по мячу, мяч отскочил от тыльной стены магазина, покатился в кустарник. Мальчик полез в кусты, выкатил мяч, снова ударил его. И, прежде чем побежать за ним, снова размахнулся.
  Павел напрягся. Он заметил здоровенный булыжник, и в следующее мгновение нога ребенка уже вонзилась в него. Мальчишка бил со всей силы, как футболист - дальний штрафной.
  Булыжник громоздко перекатился не больше, чем на пару шагов.
  Учитель сжался. Ему показалось, что ступня становится горячей-горячей, как будто это он ударил булыжник. Он уже видел, как сын Димы и Джины падает, хватается за ногу, и послеполуденную тишину разрывает его истошный вопль. У Павла даже успел появиться вопрос: как теперь поведут себя родители мальчика? Исчезнет ли их механическая размеренность в движениях? Как вообще выглядят их лица в момент паники?
  Ничего этого Павел не узнал - он ничего не услышал.
  Мальчишка не закричал. Не взвыл. Не заплакал. Он подбежал к мячу, снова схватил его. При этом он ковылял - его нога была сломана. Он был в шортах и сандалиях на босу ногу, и Павел не мог ошибиться. Футболка у Павла прилипла к спине, он почувствовал головокружение, как при солнечном ударе.
  Казалось, это было галлюцинацией - мальчик, сломавший ногу о булыжник, но продолжавший играть. Боль, которую он должен был почувствовать, не смог бы игнорировать даже взрослый человек. И после такой травмы нереально даже ходить, не то, что бегать.
  Мальчишка чуть присел, готовый подкинуть мяч вверх, но в этот момент замер, глядя куда-то в сторону. Он напоминал ребенка, услыхавшего, как его зовет мать.
  Потом он побежал, огибая угол здания, к тротуару. Он по-прежнему жутко хромал.
  Павел вяло, неуклюже вернулся к фасаду магазина.
  Серый "Фольксваген" уже разворачивался, выезжая на Центральную улицу. Мальчик, только что сломавший ногу, спокойно сидел на заднем сидении рядом с сестрой.
  В машине не было ни единого признака, что родители обеспокоены тем, что случилось с их ребенком.
  Учитель остановился и смотрел на машину, пока она не скрылась за поворотом. Его состояние напоминало необъяснимый транс. Когда звук двигателя растворился, Павел очнулся. Он огляделся и заметил, что продавщица стоит у входа в магазин.
  Павел вздрогнул, словно его застали за подглядыванием, медленно пошел вдоль фасада, сближаясь с продавщицей. Та, не глядя на него, сказала:
  - Я бы не расстроилась, если бы они перестали приезжать в мой магазин.
  Павел остановился. Внезапно он почувствовал потребность все рассказать. Все, даже о приезде этих семей в поселок. Говорить, говорить, только бы вернуть прежнее нормальное состояние. Возможно, он хотел, чтобы его убедили в том, что ему померещился удар мальчика по булыжнику.
  Конечно, он ничего не рассказал, только спросил:
  - Григорьевна, скажите, пожалуйста. Вы слышали, как они звали мальчика?
  Продавщица покосилась на него.
  - Нет. А почему ты спрашиваешь?
  Павел пожал плечами, отвел взгляд.
  - Да так...
  Он попрощался, пошел вдоль Центральной улицы.
  
  
  
  2. Подозрения
  
  
  1
  
  Павел, поворачивавший с шоссе на Тополиную, услышал звук приближавшегося автомобиля и оглянулся.
  Это был "уазик" участкового.
  Что за наваждение, подумал Павел, отходя на обочину и останавливаясь. Всего полчаса назад он подумывал, не встретиться ли с лейтенантом Седовым. Не то, чтобы в этом была срочная необходимость, просто Павел хотел вывести участкового на разговор о новых жителях. Учителю хотелось знать, что думает о странных семьях представитель органов правопорядка. Он ведь знает гораздо больше, нежели обычные жители поселка. Во всяком случае, должен знать больше.
  Павел понимал, что не решится прийти к лейтенанту в кабинет, их встреча должна быть случайной. Такая "случайность" могла осуществиться нескоро, и учитель, оправдываясь перед собой, посчитал, что его желание - глупость.
  Зачем ему это? Да, семьи выглядят странно, отличаются от жителей поселка, вызывают неприязнь. Но что с того? Стоит ли заниматься поисками неизвестно чего?
  И все-таки внутри нарастало некое противление. Оно начинало терзать Павла, как будто нечто требовало от него действий. Он понимал, что основная причина смутного беспокойства - тот случай с мальчиком за магазином. Но будь это единственным пятном на чистой скатерти, подобное можно было игнорировать. Таких же пятен было множество.
  И еще для этих мыслей у Павла была дополнительная причина, в чем он упорно не хотел себе признаться. Найдя себе трудно решаемую задачку, он отправил в тень другую проблему - то, что он разведен и подолгу не видит дочь. И то, что он, по сути, одинокий мужчина.
  Седов притормозил рядом, хотя Павел не рассчитывал, что тот остановится. Учитель собирался поприветствовать лейтенанта кивком и двинуться следом за машиной.
  - Гуляете?
  Седов высунулся из машины, протягивая руку, и Павел пожал ее.
  - Решил пройтись.
  - Подвезти?
  - Нет, спасибо. Мне ходу всего минут десять.
  Лейтенант помедлил, заглушил двигатель, выбрался на обочину. Достал платок и вытер влажный лоб.
  - Духотень. Давно такого лета не было. По такой погоде гулять не больно-то приятно, а?
  Павел пожал плечами.
  - Я привык. Не сидеть же весь вечер дома?
  Седов улыбнулся.
  - Точно.
  Он был моложе учителя лет на пятнадцать и обращался к нему на "вы", хотя Павел чувствовал: Седов, так сказать, мент по призванию, вряд ли уважает мужчин такой профессии, как учитель.
  Они еще немного поговорили о погоде, посетовали, что земле давно нужна вода, перешли на тему, что Велич в такую жару выглядит еще более вымершим, нежели обычно, и разговор незаметно коснулся новых жителей.
  Павел почувствовал, что лейтенанту эта тема почему-то небезразлична.
  - Вы не знаете, откуда они приехали? - спросил учитель.
  Седов пожал плечами.
  - Чума их разберет, - и, как бы оправдываясь, сказал. - Не звонить же мне в ФСБ, чтобы они там покопались в их прошлом? У меня на них ничего нет.
  Ого, подумал Павел. Неожиданные рассуждения участкового вынудили учителя решиться на откровенность. Теперь он почему-то не думал, что покажется Седову одним из тех в поселке, кто из-за избытка свободного времени постоянно обмениваются сплетнями. Кроме того, Павлу очень хотелось поделиться хоть с кем-то тем, что он видел.
  На всякий случай он попросил:
  - Лейтенант, я вам кое-что расскажу, только пусть это останется между нами. Договорились?
  - Не вопрос.
  Спустя две минуты любопытство Седова сменилось недоверчивостью. Он смотрел на учителя с приоткрытым ртом, и Павел подумал, что лейтенант сомневается: не шутка ли услышанное?
  - Признайтесь, вы мне не очень-то поверили, так?
  Седов криво улыбнулся.
  - Почему? В общем... Почему нет?
  Его слова Павла не убедили.
  - Но я это сам видел.
  На этот раз Седов промолчал. Он огляделся по сторонам, посмотрел на учителя. Кажется, Павел его серьезно озадачил.
  Лейтенант напомнил Павлу его самого, когда он стоял у продуктового магазина и провожал взглядом серый "Фольксваген". С того момента Павел чего только не передумал, пока волей-неволей не отыскал хоть какое-то решение.
  - Знаете, - сказал Павел. - В принципе этому есть одно объяснение. Я про сломанную ногу и все такое.
  - Да?
  Павел кивнул.
  - Я как-то читал любопытную статью. Об одной малоизвестной болезни - нечувствительность к физической боли. И такое бывает. Болезнь очень-очень редкая. Если мне не изменяет память, во всем мире этим больны менее полусотни детей.
  Рот у Седова приоткрылся еще шире - его озадачила информация, но скоро лейтенант оживился, лицо стало более осмысленным. Теперь невероятная история с мальчиком выглядела не так дико.
  - Только представьте. Какой это кошмар для родителей. Да, эти дети никогда не плачут, если вдруг порежутся, обожгутся или ушибутся, но это хорошо лишь на первый взгляд. Не зная, что такое боль, не зная никакой грани, такой ребенок рискует в любой момент погибнуть. Он не обратит внимания, что у него сломалась нога, кость станет крошиться, пока не заметят родители. И таких вариантов множество.
  Павел перевел дыхание. Он снова видел перед собой мальчика за магазином, и его удар по булыжнику.
  - За такими детьми, - сказал Павел. - Родителям нужно следить каждую минуту. Это несчастные люди.
  Лейтенант покачал головой, как бы сочувствуя этим несчастным. Они помолчали, затем Павел сказал:
  - Если только предположить, что новые жители - семьи именно с такими детьми, то... Наверное, сообща легче присматривать за ними?
  Седов усмехнулся.
  - Точно.
  
  
  2
  
  "Уазик" отъехал, и Павел, прощаясь, поднял руку.
  Седов выглядел задумчивым, его первоначальное оживление поблекло. Павел почувствовал, что его объяснение лейтенанта по-настоящему не убедило.
  Павел медленно пошел к дому. И понял, что его собственная уверенность в том, что он отыскал достойное объяснение, тает, превращается в ничто. Пока Павел рассказывал Седову о некогда прочитанной статье, он, можно сказать, убеждал сам себя. Но прошло всего пару минут, как все это показалось едва ли не глупостью.
  Павел покачал головой.
  - Что-то здесь не так.
  В следующую секунду он вздрогнул, когда кто-то негромко сказал:
  - Здрасте.
  Павел не заметил, как поравнялся с первым домом, на крыльце которого стоял рыжеволосый парень, тощий и высокий, на вид - лет двадцать. Павел его не помнил. Наверное, Рыжеволосый был один из тех, кто давно покинул Велич, но иногда навещал родственников. Он смотрел на учителя, и, казалось, сомневался, стоило ли вообще здороваться.
  Павел ответил на приветствие, осознав, что смотрел перед собой, но не видел, и Рыжеволосому показалось, что на нем задержали взгляд. Чтобы избавиться от неловкости, Павел кивнул на старый "Опель" вишневого цвета, стоявший во дворе:
  - Твоя машина?
  Рыжеволосый кивнул:
  - Моя.
  - Я - Павел. А ты?
  - Сэм.
  - В смысле Семен?
  - Нет - Сэм, - у Рыжеволосого лицо слегка напряглось.
  - Понятно. Будем знакомы, а то... я все-таки рядом живу. Так что... На побывку к родителям?
  - Да. Я пойду, - Рыжеволосый открыл дверь. - Идти надо.
  Павел кивнул и попрощался. Почему-то Сэм не вызвал у него симпатии, но, подумав о новых семьях, Павел даже усмехнулся. Вот кто действительно не вызывал ничего хорошего.
  
  
  3
  
  Мужчина зрелых лет, которого в Величе знали, как Федорович, шел по шоссе с полной корзиной лисичек. Грибов в этом году народилось немало, а лисичек особенно.
  Когда справа показалась тропа, уходящая к пустырю, Федорович остановился.
  Его жена однажды порывалась напроситься к новым жителям в гости, но в последний момент передумала: не было веской причины, и сами семьи никого еще не приглашали. Она тогда долго злилась, и Федорович даже поругался с ней.
  Он покосился на грибы в корзине и понял, что это самый подходящий повод постучаться в один из двух домов на пустыре. Он угостит новых жителей грибами, и тем наверняка придеться ответить взаимной любезностью - например, позвать его в гости. Конечно, супруга будет довольна.
  В последнее время она только и говорила о новых жителях, постоянно находился какой-то повод, чтобы подолгу мусолить одну и ту же тему. Это уже раздражало Федоровича, и при мысли, что он угодит жене, все сомнения отпали.
  Старик вышел к двум ветхим домам, заметил две серые иномарки и удовлетворенно кивнул: семьи у себя. Он направился к дому, за которым стоял "Фольксваген". Федорович уже представлял, как в поселке заговорят о нем, как о единственном, человеке, кто побывал в гостях у загадочных семей. Он сможет собой гордиться.
  Федорович приблизился к входной двери, спрашивая себя: почему так тихо? Почему в доме не слышно ни телевизора, ни радио? Почему перед домом не играют дети? Неужели в такую погоду можно высидеть дома?
  Он постучал, выдержал паузу, постучал.
  Ему никто не открыл.
  Федорович недоуменно огляделся. Неужели никого нет дома? Отправились всем семейством в лес на прогулку? Это выглядело вполне естественным, и Федорович разочарованно покосился на зашторенное окно фасада.
  Он решил, что на всякий случай заглянет в другой дом, но сначала опять постучал. На этот раз сильней, уверенней.
  Старик уже поворачивался, когда дверь распахнулась. Федорович вздрогнул, едва не выронив корзину. На него смотрел глава семейства, просто смотрел, не говоря ни слова.
  Федорович, запинаясь, приветствовал его.
  - Я тут... за грибами ходил и... думаю, угощу... детишкам полезно...
  Мужчина молчал, глядя старику в глаза. Тот смутился еще сильней. На него смотрели так, как на человека, заговорившего с кем-нибудь на автобусной остановке ради того, чтобы скоротать время. Его терпят, не прерывают, но почти не слушают.
  - Куда вам... грибочков положить?
  Не дождавшись ответа, полез в карман десятки раз штопаного пиджака, вытянул целлофановый пакет, суетливо развернул его.
  - Да ничего, я сюда вам положу. Вот.
  Ему пришлось опуститься на корточки, поставить корзину на крыльцо, чтобы освободить обе руки. Пока старик неуклюже заполнял пакет лисичками, он что-то говорил, но сам не понимал смысл сказанного. В какой-то момент он заметил, что за мужчиной стоит девочка, за девочкой - женщина. И она...
  Федорович вздрогнул, такое странное нахлынуло ощущение, с трудом разогнулся, протянул пакет с грибами. Хозяин дома не пошевелился, чтобы принять пакет. Федорович виновато улыбнулся, положил пакет возле дверного косяка, попятился.
  - Вы уж извините... за беспокойство. А грибочки хорошие.
  Он повернулся и засеменил прочь. Не доходя до кустарника, он не выдержал и оглянулся. Мужчина по-прежнему стоял на пороге, так и не притронувшись к пакету с грибами. И... у дальнего дома тоже стоял мужчина, а рядом девочка.
  В этот момент Федорович испытал сильное правдоподобное чувство, что всего минуту назад его хотели убить!
  Пустырь оказался позади, абсурдное ощущение ослабло, после чего исчезло вовсе. Все же неприятный осадок остался, и Федорович решил, что больше никогда не пройдет мимо этих домов.
  Когда старик миновал первые жилые дома, он покачал головой, наконец, осознав, что именно привлекло его внимание в жене хозяина.
  - Да ведь она же беременна, - пробормотал старик.
  Спустя полчаса Федорович пришел домой и рассказал новость жене, умолчав о своих ощущениях.
  Его жена тут же позвонила своей лучшей подруге.
  Через два звонка новость дошла до матери Павла.
  
  
  4
  
  Павел сидел на застекленной веранде в своей излюбленной кресло-качалке. Маленькими глотками он потягивал питьевой йогурт и смотрел на пустынную Тополиную улицу.
  Его мысли по-прежнему витали вокруг новых жителей Велича.
  Сегодня он не пошел на прогулку - почему-то не возникло желания. Его уже начинало беспокоить собственное наваждение. В последние дни каждая прогулка завершалась продолжительным наблюдением за домами на пустыре. Павел даже достал с чердака старый отцовский бинокль: вдруг он что-то рассмотрит в окнах?
  На веранду вышла мать и рассказала о беременности Джины. В ее голосе не было удивления, скорее энтузиазм женщины, понимающей, что беременность - это всегда благо.
  Сначала это показалось Павлу мелочью в сравнение с последней новостью, что семьи почему-то перестали покупать в Величе продукты. Но потом Павел даже привстал из кресло-качалки. Он вспомнил, что всего две недели назад видел Джину, и она была без "живота"!
  Он покачал головой.
  - Этот Федорович, наверное, был здорово датый.
  В эту ночь Павел долго не мог заснуть.
  
  
  5
  
  Павел вышел из магазина к старому отцовскому мопеду, вытер рукавом рубахи вспотевший лоб, тихо выругался.
  И что он здесь делает?
  Сейчас Велич стал чем-то далеким, хотя до него было всего двадцать километров. Правда, мопед казался ненадежным средством, чтобы спокойно преодолеть это расстояние.
  Что же он хочет здесь найти? Вот уж действительно - человек сам создает себе проблемы. Павел вспомнил про Дон Кихота и понял, что между ними сейчас много общего. В каком-то смысле Павел уже второй день сражается с ветряными мельницами.
  Вместо того чтобы нормально провести выходные: убрать в доме, позагорать на заднем дворе, вечером потренироваться и посмотреть какой-нибудь фильм, он играет в частного детектива. Вчера он посетил три деревеньки, ближайшие к Величу, сегодня - еще две. В каждой из них он ненавязчиво заговаривал с продавщицами продуктовых магазинов, пытаясь узнать, приезжает ли к ним кто-то похожий на новых жителей Велича.
  Как и всем людям, хозяевам ветхих домов на пустыре необходимо покупать продукты. Конечно, объяснений, почему семьи перестали закупаться в Величе, могло быть множество. Они могли поссориться с кем-то из продавщиц, они могли даже делать заказы на дом, вызывая кого-нибудь извне, пусть это и выглядело ненужным расточительством. Причин могло быть масса, и кажется, какое дело до этого Павлу?
  И все-таки он не вытерпел. Понимая, что подобные поиски вряд ли к чему-то приведут, Павел подготовил с вечера отцовский мопед и утром в субботу сходил в продуктовый магазин, где убедился, что семьи действительно давно не приезжали туда. Если они могли закупаться в двадцати километрах от поселка, они могли выезжать и за тридцать километров, но Павел решил проверить хотя бы ближние деревеньки.
  Мопед кашлял и задыхался, как обреченный больной, и Павел перемещался из деревни в деревню медленно. Вчера он ограничился тремя точками, но ничего не обнаружил. Сегодня он снова потерпел неудачу, осознав, что рассчитывал узнать хоть что-то.
  Теперь он еще сильней хотел узнать: где семьи покупают продукты?
  Но выбора не было - Павел не мог объехать всю область, задавая одни и те же вопросы. Пора было возвращаться домой.
  На обратном пути случилось то, что и должно было случиться - километрах в трех от Велича мопед заглох и, похоже, надолго, если не навсегда.
  Павлу ничего не оставалось, как катить мопед, возвращаясь пешком. Бросить его Павлу не хотелось. Не столько потому, что он еще рассчитывал оживить машину, сколько потому, что техника досталась от отца.
  Он вымотался так, как давно не случалось. В дополнение ему пришлось выслушивать недовольство обеспокоенной матери. Ложась спать, Павел решил, что больше не будет заниматься никакими поисками.
  Но он понимал, что еще нескоро во время своих вечерних прогулок перестанет незаметно приближаться к пустырю.
  
  
  
  3. Странные симптомы
  
  
  1
  
  Лысый костлявый старик осторожно спустился в погреб, пробуя ногой каждую ступеньку коротенькой лестницы. Его лицо с желтой кожей было недовольным. Вполголоса старик бормотал, словно жаловался невидимому собеседнику:
  - Расплодились, твари.
  Нащупав ногами земляной пол, старик удобней перехватил фонарик и осветил углы.
  Вчера он оставил в погребе пять мышеловок. В последние дни крысы основательно попортили продукты, что хранились в доме, и старик решил начать с мерзкими животными войну. Если с этим запоздать, крысы расплодятся, и вред от них станет немыслимым.
  Старик пригнулся, исследуя одну мышеловку за другой. Вчера он вынес пять трупиков, но сегодня его ждало разочарование - ни одна из крыс не попалась. Он не пожалел колбасы, но все оказалось напрасно.
  Присмотревшись, старик заметил, что приманка во всех мышеловках тоже осталась целой.
  Разогнув спину, старик зло и удивленно пробормотал:
  - Твою мать, и куда это вы, отродья, подевались?
  
  
  2
  
  Шестилетний мальчик вышел из дома на задний двор с пакетиком сметаны.
  Он огляделся в поисках кота по кличке Льдинка. В своем кошачьем детстве Льдинка был диким, царапался и не давался в руки, выскальзывая из них, как кусочек льда, за что ему великодушно сменили имя с первоначального Васьки.
  Сейчас Льдинка стал взрослым котом, крупным и ленивым. Днем он редко покидал пределы двора, подремывая после бурно проведенной ночи где-нибудь под кустом смородины или на крыше сарая.
  - Льдинка, льдинка! Кис-кис-кис!
  Кот не появился, и Степа подумал о самом надежном способе, как вызвать ленивца к заднему крыльцу.
  Если в стеклянную мисочку наливали сметану и несколько раз ударяли по ней чайной ложкой, реакция наступала незамедлительно - кот мчался на звук, как неуправляемая ракета, вздымая за собой полосу пыли, как будто у хозяев жили еще четыре кота, которые тоже имели право на лакомство. Уникальность заключалась в том, что кота невозможно было обмануть. Каким-то непостижимым образом Льдинка безошибочно определял содержимое мисочки. Родители мальчика не один раз демонстрировали гостям способности своего любимца - если в мисочку наливали обычную воду или оставляли пустой, по ней можно было лупить ложкой сколь угодно долго, но кот не появлялся. В крайнем случае, котиная голова показывалась на крыше сарая, он зевал, выпучив глаза, и прятался снова.
  Мальчик зашел в дом, взял ложечку, вернулся на заднее крыльцо и налил сметаны. Он улыбнулся, постучал ложкой по миске. Выждав немного, мальчик постучал снова.
  Льдинка не появился. Мальчик нахмурился - он вдруг вспомнил, что не видел Льдинку еще вчера. Расстроенный, он какое-то время постоял на крыльце и, оставив мисочку со сметаной, ушел.
  Он пожаловался матери, что Льдинка не прибежал за сметаной, но она сказала, чтобы сын не беспокоился: кот где-то загулял - у них бывают такие периоды.
  На следующий день мальчик вспомнил о Льдинке ближе к вечеру. Он разговаривал со своим другом - соседским мальчишкой. Тот пожаловался, что исчез их кот по кличке Рыжий - его не видно уже второй день.
  Рыжий был не таким красивым, как Льдинка, но мальчику он нравился.
  Он вернулся к себе и обнаружил, что мисочка по-прежнему полна сметаной. Мальчик какое-то время смотрел на загустевшую сметану, потом, не осознавая, что делает, позвонил знакомой девочке - у нее была красивая персидская кошка, которую не выпускали на улицу.
  Девочка была очень расстроенной - кошка сбежала из дому, и ее не могут найти со вчерашнего дня.
  Мальчик хотел рассказать об этом папе или маме, но они сильно поругались друг с другом, и никто не захотел его слушать. Он решил, что расскажет маме об исчезнувших котах завтра.
  
  
  3
  
  Павел поднялся на крыльцо, поколебался, но все-таки с силой вдавил кнопку звонка.
  В доме, где участковый по Величу снимал комнату, послышалась соловьиная трель. Павел ожидал, что откроет хозяйка, и потому напрягся, чтобы по его лицу ничего нельзя было понять. И все-таки его снова трясло - мелкая неприятная дрожь преследовала его в течение всего дня, вернувшись именно в этот момент.
  Дверь открыл сам Седов.
  - Вы? - вместо приветствия пробормотал он.
  Павел кивнул.
  - Где Васильевна?
  - Э-э... Нет ее. Уехала на пару дней к дочке в Воронеж. Да вы проходите, проходите.
  Павел поблагодарил, прошел в небольшую темную прихожую, остановился, ожидая, пока Седов прикроет дверь, и двинулся за ним в кухню, заставленную немытой посудой.
  - Присаживайтесь, - Седов поставил перед гостем табурет, стряхнул ладонью крошки.
  Павел вгляделся в Седова и заметил, что тот не удивлен его приходом настолько, как можно было ожидать. Догадался, по какой причине учитель мог прийти к нему домой?
  - Я заходил сегодня к вам в кабинет.
  - Понятно. Черт, я... Не было меня весь день. По одному делу пришлось проторчать до вечера в Степановке.
  - Я даже номер мобильника вашего узнал, звонил, но...
  Седов виновато улыбнулся.
  - Перед обедом батарея села - забыл с вечера зарядить.
  - Ладно, главное - я вас все-таки нашел.
  Седов нахмурился. Сомнений не было - учитель пришел к нему, чтобы рассказать нечто важное.
  - Что-то случилось?
  Павел неопределенно кивнул, опустил голову, как будто не зная, с чего начать.
  Седов привстал.
  - Может, кофейку?
  Павел покачал головой.
  - Нет, спасибо.
  - Вы... - Седов запнулся и после непродолжительной паузы пробормотал. - Это как-то связано с новыми жителями?
  - Да. Это связано именно с ними, но я боюсь, вы меня неправильно поймете. То есть я хочу сказать... Вы должны их проверить, лейтенант. Извините, я, наверное...
  Он замолчал, и Седов подбодрил его:
  - Рассказывайте.
  - То, что я увидел вчера вечером... Это такая... жуть, что... Нет, вы подумаете, что я брежу, лейтенант, и я не знаю, как вам...
  - Рассказывайте. Все, как есть.
  
  
  4
  
  Три вечера подряд Павел брал с собой отцовский бинокль. Он пытался убедить себя, что не виноват, раз уж новые семьи поселились на пути его каждодневных прогулок, но побороть нечто внутри не мог.
  Он находил свое обычное место возле двух берез в окружении кустарника и подолгу стоял так, наблюдая за домами на пустыре, иногда больше часа. Эта слежка ничего не давала, но на следующий вечер все повторялось.
  Сегодня Павел вышел позже обычного и к тому же решил не уходить, даже простояв в укрытие больше двух часов.
  Темнело. Появился бледный диск луны, но Павел по-прежнему стоял, уставший и понимающий, что смысла в этом никакого. Дома тонули в безмолвии - ни звука включенного телевизора, ни криков детей, ни смеха женщин. Двери закрыты, окна зашторены. И, когда стемнело, в домах так и не включили свет. С трудом верилось, что здесь вообще кто-то живет.
  Павел посмотрел на часы и обнаружил, что уже полночь. Если мать по какой-то причине не легла спать, она встревожится его долгим отсутствием: обычно он приходил гораздо раньше.
  Он уже собирался осторожно покинуть укрытие и возвратиться на шоссе, когда ему послышался какой-то звук. Павел прислушался, потом приложил к глазам бинокль.
  На пороге ближнего дома стояла... девочка.
  В том, что маленький ребенок не спит в такое время и к тому же покинул дом, не было ничего сверхъестественного, но Павла передернуло. Он болезненно сглотнул, надеясь, что за девочкой покажется кто-то из взрослых.
  Этого не случилось. Девочка, не прикрыв дверь, сошла с крыльца, обогнула дом и медленно пошла к летнему домику. И Павел, наблюдая за ней, обнаружил вторую девочку - она шла от задней двери дальнего дома.
  В этот момент он заметил то, на что не обратил внимания с самого начала. Эти девочки - Дина и Тина - уже не выглядели, как трехлетние дети. Они показались Павлу... старше. Лет шесть-семь, не меньше. Быть может, не будь у Павла бинокля, он бы не заметил этого, несмотря даже на лунный свет, но он мог наблюдать девочек крупным планом.
  Ему стало зябко, похолодели пальцы, которыми он держал бинокль. На секунду-другую Павел опустил бинокль и прикрыл глаза. Когда он снова посмотрел в бинокль, девочки сошлись у двери летнего домика и одновременно вошли внутрь.
  
  
  5
  
  Он не знал, сколько прошло времени. Посмотреть на часы Павел не решался - боялся пропустить что-нибудь важное, а чувство времени исказилось. Могло пройти пять минут, но с таким же успехом и двадцать пять.
  Наконец, из летнего домика появилась девочка, за ней - другая. Они вышли друг за другом, преодолев так пару шагов, словно их связали. И Павел заметил, что между ними что-то или кто-то есть.
  Еще немного, и Павел понял, что между девочками находится... младенец!
  Откуда? Неужели кто-то из женщин уже родил?
  Но это ничего не объясняло - в этом случае младенец еще не должен был ходить самостоятельно. "Повзрослевшие" девочки - это еще могла быть зрительная иллюзия из-за недостатка освещения, но ребенок в летнем домике?!
  Девочки немного разошлись, и младенец оказался между ними. Голова у него была слишком большой по отношению к телу, как у детей, больных гидроцефалией. Они двинулись по кругу перед летним домиком. Младенец ковылял, перемещаясь мелкими неуклюжими шажками, и казалось странным, что он не падает и удерживает голову. У Павла возникло ощущение, что ребенок связан с девочками прозрачными, невидимыми в полумраке лентами.
  Когда Младенец повернулся, и появилось его лицо, Павел вздрогнул. Почему-то он не смог рассмотреть у ребенка глаз. Его лицо показалось плоским, как блин.
  Из-за дрожи бинокль сместился, и Павел заметил, что на пороге ближайшего дома стоит мужчина, а у сарая за домом - мальчик. Вот только мальчик был выше и мощнее Демы, который не так давно сломал себе ногу. Сейчас ему было не меньше двенадцати-тринадцати лет.
  И это был именно Дема.
  Павел узнал его одежду - шорты и майку. Только теперь одежда не была свободной, она стала тесной, облепив тело мальчика. И еще Павел узнал его в лицо.
  Отец и сын стояли, не двигаясь, глядя перед собой, и Павел почувствовал уверенность, что еще один мужчина и его сын стоят перед другим домом и сараем. Если бы Павел сместился на другую сторону пустыря, он бы увидел Тиму и Тему.
  Павел снова навел бинокль на младенца, который какое-то время не мог уже сделать ни шагу, балансируя, как идущий по канату. Девочки тоже остановились, их лица ничего не выражали, никто из них не шагнул к младенцу, чтобы его подхватить. Они даже не посмотрели на него, когда младенец сел на попку.
  Павел хотел услышать детский плач, но тишину ничто не нарушило.
  Младенец повалился на спину, задергал ножками и ручками, как жучок, который не может перевернуться.
  Спустя какое-то время младенец перестал дергаться, замер, но Павел все-таки заметил в траве шевеление - младенец как будто искал что-то своей левой ручонкой, остальные конечности не двигались.
  Так продолжалось не менее часа, и Павел уже спрашивал себя, сколько он протянет, разглядывая этот абсурд: застывшие мужчина и его "повзрослевший" сын, девочки-изваяния, младенец, на которого никто из них не смотрит, но с которым у них ощущается необъяснимая связь.
  Павел понимал, что не уйдет, пока все это не закончится, но сильно заныли спина, ноги, а руки вообще онемели. Пришлось ненадолго опустить бинокль, помассировать руки. Когда Павел снова посмотрел в бинокль, он не сразу понял, что увидел. В шаге от младенца что-то шевелилось, и это что-то оказалось маленькой ладошкой.
  Павел тихо застонал. Появился страх, как будто Павла заметили и пытаются окружить. Захотелось уйти отсюда, уйти поскорее и обо всем забыть.
  Если признать, что ладошка принадлежала младенцу, а она никому другому не могла принадлежать, его левая рука должна была стать длинней в два-три раза!
  Этого не могло быть, и Павел уже пытался убедить себя, что ошибся, когда младенец поднял левую ручку.
  Сомнения исчезли: рука младенца была длинней, чем он сам!
  Павел не выдержал и попятился. Последнее, что он видел: девочки подхватили младенца на руки и медленно понесли его к летнему домику. Младенца, у которого рука за какой-то час вытянулась почти в три раза!
  
  
  
  4. Обычный вечер
  
  
  1
  
  Седов остановил машину, заглушил двигатель, прислушался. Покачав головой, вытянул несвежий платок и вытер лицо. Ему становилось все больше не по себе, и он, признаться, заставлял себя делать все это.
  Когда учитель закончил свой сбивчивый рассказ, он опустил голову и долго молчал, прежде чем Седов переспросил о ничего не значащих мелочах. Лейтенант заговорил было, что завтра с утра обязательно посетит дома на пустыре, но учитель так посмотрел на него, что не понадобилось никаких слов.
  - Хорошо, - сказал Седов. - Я съезжу туда сегодня. Еще не поздно, и они не должны спать. Гляну, что к чему.
  Учитель попросил лейтенанта, чтобы тот заехал к нему на обратном пути - рассказать, что узнал. Павел сказал, что будет ждать лейтенанта, пока тот не зайдет, ждать столько, сколько понадобится.
  - Заходите, даже если будет поздно. Я не буду спать.
  Лейтенант предложил подбросить учителя к дому, но тот отказался, сказав, что хочет пройтись.
  Седов отбросил влажный платок на панель управления, тяжело выбрался из "уазика". Отдуваясь, огляделся.
  Он поставил машину, заехав в кустарник, на другой стороне шоссе - напротив тропы, ведущей к пустырю. Теперь "уазик" можно было заметить лишь, поравнявшись с ним.
  Почему-то Седов не решился подъезжать на пустырь в открытую. Он пройдет к нему по тропе и какое-то время понаблюдает за домами. Кроме обычной осторожности для этого была еще одна причина - лейтенант хотел упорядочить в голове сумбур, возникший после разговора с учителем.
  Смысл услышанного доходил с каким-то опозданием. Лишь сейчас, перейдя шоссе, Седов осознал, насколько жуткие подробности сообщил ему учитель. Жуткие и неправдоподобные.
  Ухватившись за последнее определение, Седов попытался убедить себя: учитель что-то напутал, что-то преувеличил, что-то, возможно, наоборот не досказал. Как иначе? Было темно, а в темноте и не такое мерещится. Плюс - он устал, он сам сказал об этом. И еще, когда к кому-то есть предубеждение, это не может не сказаться на общей оценке.
  Да и что, в конце концов, произошло? Какие-то странные семейки не желают общаться с жителями поселка, выгуливают детишек по ночам, но разве это причина, чтобы местный участковый звонил в ближайшее отделение милиции и требовал содействия?
  Седов медленно продвигался по тропе и понемногу успокаивался. Состава преступления со стороны новых жителей нет. Даже то, что они скрыли какого-то младенца, не повод для того, чтобы врываться к ним в дом.
  Лейтенант хмыкнул. Сейчас все вокруг стали умниками - чуть что, вопят о своих правах и запросто идут в суд, чтобы там им "восстановили честь и достоинство". Седов понимал, что у него слишком "теплое" место, чтобы лишаться этого из-за собственной глупости и спешки.
  Когда лейтенант прошел две трети тропы, он решил сойти с нее, и в этот момент что-то бросилось ему в глаза за дальним кустарником. Он замер, постоял с полминуты, подошел ближе.
  Это была машина одной из семей.
  Чуть дальше Седов обнаружил второй автомобиль.
  Лейтенант стоял, не зная, как быть, и внутри как будто что-то неприятно шевелилось.
  Обнаруженные Седовым машины выглядели, как вещи, выброшенные за ненадобностью. Машины просто загнали поглубже в лес, игнорируя царапины на капоте, погнутый бампер и сломанное боковое зеркальце.
  В какой-то момент Седову захотелось вернуться к шоссе, чтобы в дальнейшем прийти сюда не в одиночестве. Он даже подумал: не позвонить ли в ближайшее отделение ФСБ? И все-таки лейтенант подавил в себе эти мысли, несмотря на сильное, явственное беспокойство.
  Он не представлял, что сказать. Как вообще отреагируют посторонние на младенца, у которого якобы "быстро выросла одна рука" и у которого "не было глаз"? После таких заявлений Седов рисковал подпортить свою репутацию на долгие годы, если не навсегда.
  Что же делать?
  Седов нащупал "Макаров" в кобуре, похлопал по нему. Ничего страшного не произошло. Он зайдет в один из домов, задаст хозяев пару вопросов, потребует показать ему летний домик и объяснить, откуда взялся младенец. Пожалуй, это самый оптимальный вариант. Сначала он сам убедится, что с детьми этих семей что-то происходит, и тогда станет ясно, как действовать дальше.
  Все-таки... он вооружен, и эти странные семейки ему ничего не сделают. В крайнем случае, он всегда может вызвать подкрепление по рации или сотовому.
  Проверив пистолет, Седов направился к пустырю.
  
  
  2
  
  Настя примеряла сережки, стоя возле зеркала в прихожей, и поглядывала на Никиту. Брат сидел в кухне, чавкая первым в этом году арбузом.
  Настя хотела поговорить с ним, но ее отвлекали мысли о предстоящей вечеринке в доме одноклассницы Оксаны. Обычно Настя не очень-то беспокоилась о своем внешнем виде - все равно не красавица, чего зря напрягаться? Но сегодня она вдруг осознала: там будет Валера, и они, возможно, в следующий раз увидятся только спустя много-много месяцев.
  Почти половина класса, единственного выпускного в местной школе, уже разъехалась, и к Оксане придет максимум человек десять.
  Настя волновалась, хотя понимала: Валера не будет с ней уже никогда. Их недолгие отношения еще той осенью ушли в прошлое навечно, нечего терзать себе душу, и любые наряды - это не более осязаемая надежда, чем паутинка, унесенная ветром.
  Девушка вздохнула, сняла сережки, положила их на тумбочку. Пожевав нижнюю губу, взлохматила свои длинные вьющиеся волосы - единственное, что было в ее внешности "на уровне". Вновь представила высокого худенького Валеру с миловидным личиком, взмахнула рукой, будто отгоняя надоедливую муху, и даже почувствовала агрессивное желание отрезать свои локоны.
  Чтобы не совершить глупость, которая ничего хорошо не принесет, лишь усилит тоску, Настя отвернулась от зеркала и прошла в кухню.
  Никита засопел, покосившись на сестру, и принялся за следующую дольку арбуза.
  - Ну-ну, - сказала Настя. - Сильно не разгоняйся, не то ночью приснится, что идешь в туалет, а сам нальешь в кровать.
  - Я вот эту еще доем, и - все.
  Настя улыбнулась. Сама расстроенная, она вдруг почувствовала к брату невыносимую жалость. Зимой у него обнаружили сахарный диабет, и теперь мальчик сидел на уколах: по четыре в день. Он был крепеньким, плотным, выше большинства своих одногодок, со стороны они с тоненькой Настей меньше всего напоминали родных брата и сестру, он - темненький, она - светленькая, вся в веснушках. Причина, конечно, была в том, что у них - разные отцы. Сейчас Никита, ранее подвижный и казавшийся абсолютно здоровым, часто бывал бледным, поникшим.
  Настя погладила брата по голове.
  - Никита, только больше не кушай, хорошо? Арбуз, конечно, не шоколадка, но его тебе тоже лучше не надо.
  Мальчик перестал жевать, тоскливо посмотрел на сестру. Она похлопала его по спине ладошкой.
  - Ладно, доедай. Только это - последняя долька.
  Брат кивнул. Когда он отодвинул тарелку, Настя сказала:
  - Никита, тебе надо бы научиться самому себе делать уколы. И мама об этом говорила. Вдруг как-нибудь в нужный момент никого из нас не будет дома? Только ты, ради Бога, помни: набирай в шприц чуть-чуть, как я всегда делаю. Передозировка может вызвать кому, а от этого, тьфу-тьфу, и умереть даже можно, если "скорая" вовремя не приедет.
  Никита тяжело вздохнул, глядя в сторону. Настя грустно улыбнулась.
  - Это очень просто, ты, главное, не бойся. Ладно... В другой раз покажу, как это делается, сейчас сама уколю. Неси инсулин.
  
  
  3
  
  Седов задержался у крайних деревьев, но понял, что, если промедлит, решительность исчезнет вовсе. И лейтенант двинулся к ближайшему дому, куда однажды уже стучался.
  Его рука непроизвольно касалась кобуры с пистолетом.
  Седов уверенно постучал в дверь, но прошла минута, а ему никто не открыл. Лейтенант постучал снова - на этот раз не так настойчиво. Он был в растерянности. Если бы Седов случайно не обнаружил в лесу две серые машины, он бы решил, что семьи куда-то уехали.
  Все выглядело именно так: дома закрыты, машин нет.
  Но в том-то и дело, что теперь стало ясно - семьи нарочно спрятали машины, чтобы у случайного прохожего создалось впечатление об их отсутствии.
  Получалось, они здесь? Почему никто не открывает?
  Седов сошел с крыльца, глянул на соседний дом. Пройти туда? Может они там все вместе? Что, если и там никто не откроет? Лейтенант почувствовал себя, как мальчишка, к которому на свидание не пришла девушка, хотя час назад она клялась в этом по телефону. Неужели Дима или Джина сейчас следят за ним и ждут, когда он уйдет? Но почему?
  Нахмурившись, Седов вернулся к двери и опять постучал, на всякий случай даже потянул дверь на себя, но тщетно - она была заперта.
  - Эй! Есть кто дома?
  Ответа не было.
  Седов медленно обошел дом, поколебался и направился к дальнему дому. Путь его лежал мимо летнего домика, и Седов приостановился. Если семейки куда-то действительно свалили, не лучше ли пока проверить этот домик? Одного взгляда в окошко будет достаточно, чтобы оценить обстановку внутри.
  Мысль показалась толковой, и Седов взял чуть левее.
  В следующее мгновение он остановился. Из окошка к земле тянулась какая-то тонкая светлая палка и...
  Лейтенант почувствовал, как слабеют ноги. Он даже закашлялся, настолько абсурдным показалось то, что он увидел. По цвету палка напоминала человеческую руку, но Седов все равно не подумал бы о таком сравнении, если бы не рассказ учителя о младенце с удлинившейся рукой. Этого не могло быть, но ничего иного на ум не приходило: палка была похожа на человеческую руку!
  Седов, как в трансе, шагнул к домику, остановился, кое-как отвел взгляд от светлой палки, посмотрел на дверь. Потом лейтенант шагнул к двери, и палка выпала из поля зрения.
  Седов даже не постучал. Он медленно обхватил поржавевшую дверную ручку и потянул дверь на себя.
  Дверь открылась.
  
  
  4
  
  Игорь прикрыл окно в своей спальне, чтобы не налетели комары, начал медленно одеваться, непроизвольно прислушиваясь к голосам на кухне - к матери пришла соседка, и теперь они вместе с отцом в очередной раз затянули свою любимую тему: новые семейства.
  Игорь покачал головой. И как их еще не затошнило от этих разговоров? Сколько можно мусолить одно и то же?
  Он собирался на вечеринку - что-то вроде последней встречи его одноклассников, и вдруг понял, что там наверняка заведут ту же шарманку, а это займет немало времени.
  Еще утром он думал не идти. Он был законченным индивидуалистом и даже не согласился попасть на общее фото класса перед выпускным вечером, чем, конечно, поразил всех, казалось бы, привыкшим к его странностям и рассуждениям. Он не был близок с большинством одноклассников настолько, чтобы вечер получился очень приятным, но особенно укрепляло его в нежелании идти в дом Оксаны, что там обязательно будет Антон.
  Игорь ненавидел Антона, и это чувство было взаимным, притом, что в открытую они не враждовали, никогда не дрались, хотя в средних классах какие-то конфликты были.
  Антон был высоким и очень смазливым, в нем присутствовал некий шарм, внутренняя сила, что привлекало к нему многих девушек в школе, и вынуждало ребят стремиться к приятельским отношениям с ним. Но Антон был еще и неприкрытым циником. Общаясь с одноклассниками, он делал это с покровительствующим снисхождением. Он на всех смотрел свысока и, по большому счету, никого не уважал, хотя со стороны нередко казался даже вежливым.
  Иногда Игорь ловил себя на неприятной мысли, что сравнивает себя с внешностью самого нелюбимого одноклассника. В отличие от Антона у него все было так себе: и посредственное лицо, и не самый достойный рост, и фигура - коренастая, с неширокими плечами.
  Игорь был уверен, что не пойдет, и о нем вообще вряд ли вспомнят, но ближе к вечеру его вдруг охватила сильная тоска. Ему захотелось попрощаться с ребятами - он провел с ними долгие годы, и его сентиментальность начинала проявляться, испуганная тем, что одна из привычек вот-вот уйдет в прошлое.
  Одевшись, он вышел из дома с намерением вернуться назад, как только вечеринка закончится, хотя Оксана говорила: ее родители уехали на выходные, и ребята могут остаться ночевать. Дом Оксаны, достаточно просторный, чтобы разместить с десяток человек, находился в конце Лесной улицы - самый крайний дом в северной части Велича. Из всех одноклассников ближе всех к Оксане жил именно Игорь. Его дом стоял недалеко от перекрестка Лесной и Тополиной улиц - чуть больше километра от Оксаны.
  Игорь вышел со двора, пытаясь расслабиться и отогнать тоску.
  
  
  5
  
  На Седова смотрела женщина.
  Седов едва не закричал во всю силу своих легких. И не только от неожиданности - он едва не столкнулся с незнакомкой, ее лицо оказалось ближе вытянутой руки.
  Были другие причины. Эта женщина не была членом новых семей, во всяком случае, Седов о ней не знал и не слышал от учителя. У нее было ужасное выражение лица, косметика наложена так густо, как будто женщина собралась на маскарад. Скорее всего, знакомые вряд ли бы узнали ее под таким невообразимым слоем. Волосы спутаны и вымазаны чем-то похожим на... краску? Из одежды - только розовый халат без пояса и пуговиц, и, чтобы он не распахнулся, женщина держит руку на животе, другая засунута в кармашек.
  Седов заметил какие-то пятна у нее на ногах, но все происходило так быстро. И еще этот запах. Он напоминал...
  - Они уехали, лейтенант Седов, - быстро заговорила женщина. - Уехали. Скоро у Томы День Рождения, и они уехали, чтобы найти ей платье.
  Казалось, она не хотела, чтобы Седов произнес хоть слово.
  - Согласитесь, лейтенант Седов, на тридцатилетие женщине необходимо красивое...
  В горле у нее забулькало.
  Между полураскрытых губ появился кровавый пузырь.
  Седов попятился. Происходящее было слишком неожиданно, лейтенант попросту растерялся.
  Женщина попыталась сказать что-то еще, но у нее ничего не вышло - слова тонули в омерзительном бульканье. Женщина поднесла руку к горлу, халат распахнулся.
  И Седов вскрикнул.
  Между полами розового халата зияла дыра - от лобка до самых грудей, повисших как полураздавленные сливы. Внутренностей не было. Незнакомка была выпотрошена, как труп, подготовленный к похоронам. На ногах были узоры из засохшей крови, и стало ясно, какой от нее исходил запах.
  Лейтенант оступился и едва не упал, кое-как удержав равновесие. Несмотря на шок, он заметил, что у женщины нет одной руки. Когда незнакомка пошевелилась, рукав в кармане обмяк - он был пуст.
  Седов отвернулся, со стоном опорожнил желудок. Вновь посмотрев на крыльцо, он увидел закрытую дверь - незнакомка исчезла.
  Лейтенант попятился. Он понимал, что должен зайти в летний домик, но также понимал, что не заставит себя это сделать. В этот момент он услышал какие-то звуки и огляделся.
  С двух сторон к нему шли главы странных семейств - Дима и Тима. Они сближались с растерянным Седовым быстро. Их лица ничего не выражали, они молчали, были безоружны, но от них исходила явственная угроза.
  - Эй! Что у вас здесь происходит? - слабо возмутился Седов.
  Ему не ответили. Расстояние сокращалось.
  Седов поборол оцепенение и вытащил пистолет.
  - Стоять! Стоять на месте и не шевелиться, пока я не выясню, каким дерьмом вы тут занимаетесь!
  Похоже, оружие не произвело на мужчин никакого эффекта.
  Седов почувствовал, что вот-вот потеряет самообладание, и, вскинув пистолет кверху, пальнул в воздух. Но выстрел не остановил мужчин. И Седов навел пистолет на Диму, повернулся, прицелился в Тиму.
  - Замерли! Или я продырявлю вас к чертовой матери!
  Лейтенанта отделяло от мужчин всего десять шагов, но он еще колебался. Руки налились тяжестью. Ему показалось, что Дима находится немного ближе, чем Тима, и лейтенант выбрал его.
  - Еще один шаг, ублюдок...
  И когда Дима не остановился, лейтенант выстрелил ему в ногу.
  Пуля вонзилась Диме в бедро, продырявив джинсы, но он только вздрогнул - не закричал, не остановился.
  Седов обернулся к Тиме и выстрелил в него трижды. На этот раз лейтенант стрелял в плечо и грудь. Он видел, как у Тимы выступила кровь, как вздрогнуло его тело, напоровшись на пули, но это лишь на секунду замедлило его сближение.
  Глупец! Как он мог сунуться сюда после того, что ему рассказал учитель?! Один и с каким-то засраным пистолетиком! Да здесь группа захвата нужна!
  От Димы Седова отделяло три-четыре шага, и лейтенант рванулся в сторону. Он еще надеялся спастись: почему-то мелькнула уверенность, что эти странные люди не бегают. И действительно - оглянувшись, Седов увидел, что Дима и Тима остановились, глядя на него, как дети, удивленные, что один из них вдруг вышел из игры.
  Седов даже приостановился. Происходящее напоминало абсурдный, но реалистичный кошмар.
  Неожиданно Дима присел, показавшись на мгновение человеком, сидящим на унитазе, потом все его тело пришло в движение, и Седов не поверил тому, что видит.
  Ноги Димы на секунду удлинились! Спина стала широкой, как будто по бокам что-то выросло. Дима оттолкнулся и... прыгнул!
  Седов снова побежал, не в силах отвести взгляда от Димы, пролетевшего шагов пятнадцать, пока он не опустился на беглеца. Седов вскрикнул. В последнее мгновение он заметил, как пальцы Димы удлинились, став заостренными. Седова опрокинуло под тяжестью тела, опустившегося на него после прыжка: Дима проткнул ему правую лопатку.
  Седов выронил бесполезное оружие, растянувшись на земле, глянул мутными глазами на Диму, который медленно выпрямился в шаге от лейтенанта. Боли еще не было, лишь правая рука онемела, отяжелела правая часть спины.
  - Я вырос, - грудным голосом сказал Дима.
  Седов заметил, что к ним приближается Тима, увидел мальчиков-подростков возле сараев и девочек, стоявших плечом к плечу у входа в летний домик.
  - Кто вы? - с трудом выдавил из себя Седов.
  - Я вырос, - голос Димы слился в один с голосом Тимы.
  Седов отвернулся и попытался ползти, не думая, есть ли в этом смысл.
  Дима помедлил, шагнул к лейтенанту, нагнулся и нанес удар. Его пальцы пробили Седову голову, войдя в затылок.
  
  
  
  5. Те, кто не спал
  
  
  1
  
  Вечеринка затухала.
  В доме на улице Лесная, стоявшем обособленно и за которым начинался лес, уже больше часа не было прежнего веселья. Выключили музыку, поутихли радостные голоса, и одноклассники разбрелись по комнатам.
  Правда, теперь - бывшие одноклассники.
  В дом проникла грусть. Начиналось все гораздо лучше.
  Их было девять человек - пятеро парней и четыре девушки. Ровно половина выпускного класса средней школы Велича. Больше собрать не удалось - остальные уже уехали из поселка.
  Впрочем, никто не печалился - десять человек для компании немало, и они тоже очень скоро последуют за остальными. Такова их судьба. Такова судьба самого поселка - чтобы выпускники уезжали и, скорее всего, навсегда. Молодые люди сами этого хотели и потому прощались не только друг с другом, но и с местом, где родились и учились.
  Витька и Валера все еще пытались тянуть опьяневшими голосами какую-то медленную попсовую композицию, не смущаясь, что их практически никто не слушал, за исключением Алеси.
  Невысокая девушка с невзрачной внешностью улыбалась, глядя на одноклассников, ее глаза блестели. Она заканчивала свою третью бутылку пива, и эта доза уже опьянила ее достаточно.
  Витька, худой, с длинным носом и веснушчатым лицом, прервался, выходя из дуэта, чтобы икнуть, и Алеся выкрикнула:
  - Давай, Витька! Давай, Санек! Скоро о вас узнает вся страна! Очень скоро вы...
  Она рыгнула, и в этом звуке потонул конец фразы.
  Двое парней загорланили дальше, как будто подбодренные пророчеством одноклассницы.
  Мимо гостиной, где они находились, иногда проходили другие ребята - из ванной в кухню, в соседнюю спальню или во двор - покурить. В дверном проеме задерживалась задумчивая Настя. Заглядывал Антон, как всегда самоуверенный, с чувством собственного превосходства. На минуту останавливался, грустно улыбнувшись, Игорь. Увидев самодовольные физиономии исполнителей, переглянулись и хихикнули Петра и Оксана.
  Дольше других задержался Костя - Алеся была его девушкой. Они составляли особенную пару - кроме них, никто в классе из парней и девушек не встречался.
  Со стороны их всех можно было принять за компанию давних друзей, но это было не так. Дружили Витька и Валера, с ними частенько проводил свободное время Костя. Близкими подругами были Оксана и Петра. У остальных друзья и подруги были со стороны. У Игоря и Антона друзья были старше их, они давно покинули Велич.
  Еще около полуночи оживление, казалось, не иссякнет никогда. Но спустя пару часов энергия пошла на убыль.
  Ручей общения пересыхал.
  
  
  2
  
  Антон медленно прохаживался по дому, заглядывая в комнаты. Он ждал.
  Ждал, когда все эти однокласснички, наконец-то, нагалдятся, допьют остатки спиртного и пожелают друг другу приятных сновидений.
  Да, поначалу и ему было весело. Полакомиться готовкой хозяйки, немного выпить, послушать музыку, поприкалываться над кем-нибудь из ребят. Но сейчас ему это надоело и хотелось совершенно другого.
  Пожалуй, из-за этого "другого" он сюда пришел и оставался до сих пор. В противном случае он бы уже покинул эту славную компанию, игнорируя просьбы остаться, недовольство и возможные разговоры-осуждения за спиной. Уж теперь, когда все вот-вот разъедутся и неизвестно, встретятся ли еще раз вообще, ему все равно на все сто.
  Ждать для Антона не было приятным занятием, но цель того стоила. И Антон не сомневался, что он свое получит. Всего лишь немного терпения.
  Пока одноклассники не начали разбиваться на группки, он больше следил за поведением Петры. Черноволосая, чем-то похожая на свою мать, которая происходила из румынских цыган, Петра, по мнению Антона, была самой "аппетитной" девушкой в школе. Когда-то, в пятом классе, они даже вместе сидели за одной партой. Антон никогда не влюблялся, как большинство мальчишек, но что-то близкое к этому в его душе в подростковом возрасте вызвала именно Петра.
  Все это осталось в прошлом, и теперь Антон хотел лишь одного: затянуть девушку в постель, благо ей уже нечего смущаться - они "рискуют" больше никогда не увидеться. Желание особенно подогревала холодность Петры в отношении Антона. Он подозревал, что холодность напускная.
  Он знал, что симпатичен многим девушкам, для него это давно стало чем-то естественным, и Антон допускал, что нравится и Петре. Только она, эта гордячка, не подает вида. Быть может, ее настроил против какой-то давний эпизод, какое-то слово Антона, но это уже не имело значения. Главное - они в одной компании. Петра, как и остальные, выпивала, и почему бы ей не получить удовольствие с таким парнем, как Антон?
  Обсуждая Петру со своими дружками, которые давно уже подались в столицу, покинув этот дерьмовый Велич, Антон пришел к выводу, что "цыганка" всего лишь опасается слухов о ней, боится выглядеть "сучкой", которой в реальности и являлась. Наверняка она, уезжая из Велича куда-нибудь к родственникам в большой город, где ее никто не знал, отрывалась по полной.
  Антон не сомневался в этом. И решил, что другой возможности может и не быть.
  Он заметил, что Петра вместе с Оксаной уединились в кухне, но он туда не пошел, чувствуя, что еще рано - их болтовня продлится какое-то время.
  Он на минуту остановился возле комнаты, где горланили Витька и Валера, за спиной у Кости. Тот поглядывал на свою подружку - Алесю.
  Антон поморщился. Вот уж у парня вкусы. Сам очень ничего, физиономия даже привлекательней, чем у Антона, но выбор! Неужели она нравится ему больше других? Такой, как Костя мог бы найти кого-нибудь получше - уж у него с этим проблем не случилось бы.
  Антон скользнул взглядом по Витьке и Валере. Витька был объектом номер один для насмешек со стороны Антона. Он сопротивлялся, но вяло - понимал, что такая посредственность, как он, должна почитать за честь, если к нему вообще обращается такой парень, как Антон.
  Антон хмыкнул, отошел от комнаты. В соседней спальне он обнаружил Настю, сидевшую в одиночестве. Антон, любитель подколок, подумал, не сказать ли девушке что-нибудь этакое, но ее вид простоватой влюбленной дурочки остановил даже его.
  Все в классе знали, что она зациклена на Валере. Когда-то они даже начинали встречаться. Но Валера канючил, засматриваясь то на одну девушку, то на другую, и Настя проявила "благородство" - отпустила его на свободу. Судя по всему, Валера не имел ничего против. Это никак не сказалось на чувствах Насти - она по-прежнему обожала его и, понимая, что не нужна ему, как девушка, была рада хотя бы "остаться друзьями".
  Антон решил, что можно пока подышать свежим воздухом, и вышел в прихожую. Через узкое окошко у двери он заметил на крыльце тень. Игорь. Антон поколебался и не вышел на крыльцо. Пожалуй, из одноклассников Антон больше всех не переваривал Игоря. По его мнению, тот был ненормальным - всегда сам по себе, в раздумьях, какие-то странные суждения.
  Антон помедлил и решил присоединиться к сидящим на кухне. Лучше, чем маяться бездельем. Заодно еще раз присмотрится к Петре, выяснит, насколько та "накачалась" выпивкой.
  
  
  3
  
  Игорь поднял голову и долго смотрел на звезды. Ему было грустно.
  Очень скоро ему придеться уезжать из родного поселка, а ему этого не хотелось. Он понимал своих одноклассников, их стремление убраться из места, где молодежи нечем заниматься вечерами, но сам он с удовольствием ничего бы не менял в своей жизни. Да, это вызывало удивление, даже отторжение со стороны одноклассников, хотя Игоря это не смущало настолько, чтобы кого-то в чем-то убеждать или делать вид, что он пошутил и теперь хочет того же, что и остальные.
  Он прислушался и понял, что Витька и Валера замолчали. Игорь улыбнулся. Он вдруг почувствовал необъяснимую нежность ко всем своим одноклассникам, хотя по-настоящему не дружил ни с кем из них.
  Он поколебался и решил, что сейчас самое время уйти. Позже его извечная чувствительность сделает прощание едва ли не болезненным.
  Игорь вернулся в дом, заглянул на кухню.
  На него посмотрели две девушки и парень. Оксана - вопросительно, Петра - равнодушно и невнимательно, Антон - с едва уловимой неприязнью.
  - Оксана, можно тебя на пару слов? - спросил Игорь.
  Девушка вышла из кухни в коридор.
  - Ты что-то хотел?
  Игорь, замявшись, кивнул.
  - Я думаю, что мне пора. Потопаю домой.
  - Уходишь? - девушка удивилась. - Так быстро?
  Игорь виновато улыбнулся.
  - Оксана, все и так уже сонные. Скоро начнут "рубиться". И я тоже до утра не выдержу.
  Она не возражала, но смотрела на него с сомнением.
  - Ты только не обижайся, - сказал Игорь. - Было классно, и мне все понравилось, особенно бутерброды с киви. И ребятам места больше будет. Что мне тут идти?
  Он говорил мягко, но Оксана поняла, что уговаривать его бесполезно. Он странный, этот Игорь, странный и непонятный, хотя Оксана ничего не имела против него. И она давно не была бодрой, а убеждать кого-то - это прилагать усилия. Она тряхнула волосами и тихо спросила:
  - Ты хоть попрощаешься со всеми?
  Игорь опустил голову.
  - Зачем?
  - Как "зачем"? Это твои одноклассники.
  - Оксана, извини. Мне и так грустно. Пусть лучше все останется, как есть. Я не хочу отвлекать ребят, - он кивнул в сторону комнаты, где находились Валера и Витька. - Я им только веселье подпорчу своими прощаниями.
  - А что я всем скажу?
  - Ничего не говори. Никто и не заметит.
  Девушка помедлила.
  - Как знаешь. Пошли, я тебя проведу.
  Они вышли из дома, остановились у калитки. Игорь повернулся к ней.
  - Не обижайся, пожалуйста.
  - Да ладно.
  - Счастливо тебе, одноклассница.
  Он подался к ней и на мгновение приложился губами к ее щеке.
  Оксана грустно улыбнулась.
  - И тебе счастливо, Игорь.
  Оксана вернулась к одноклассникам.
  Игорь какое-то время стоял и смотрел на ее дом. В груди появилось приятно-болезненное жжение. Он был у Оксаны всего несколько раз, но сейчас его переполнила ностальгия: неужели он больше никогда не придет сюда?
  Он шел домой медленно, часто останавливался, смотрел на небо, вглядывался в размытую массу деревьев по обеим сторонам дороги. И все-таки грусть не уходила. Несколько раз Игорь поймал себя на мысли, что ему хочется вернуться назад. И попрощаться с одноклассниками, пожав руку каждому.
  Конечно, он не сделал этого. Лучше ничего не менять.
  Вернувшись домой, Игорь какое-то время еще посидел во дворе в принесенном с веранды кресле. Перед глазами в беспорядке крутились эпизоды сегодняшнего вечера. Темнота поблекла, небо стало светлеть. Он поднялся из кресла и почувствовал в ногах странный дискомфорт. Ощущения напоминали ему судорогу в холодной воде.
  Игорь опустился в кресло, помассировал ноги, и все прошло, он даже не успел встревожиться. Внезапно навалилась сильная сонливость, и он не стал чистить зубы. Быстро разделся и лег в кровать.
  Спустя минуту он уже спал.
  
  
  4
  
  Уже минут пятнадцать, как в доме Оксаны было тихо.
  Антон понимал, что нужно выждать еще немного, но нетерпение оказалось сильней его. Он подошел к спальне, где устроились одноклассницы, прислушался. Он опасался, что девушки еще болтают, но не услышал голосов.
  Антон нервничал. Он уже сомневался, что с Петрой что-то получится. Когда Игорь вызвал Оксану, Антон остался наедине с Петрой.
  Он не хотел спешить, все равно еще никто не спал, слова вырвались сами собой:
  - Может, прогуляемся, когда все лягут? - предложил он как можно более равнодушно. - Или посидим во дворе, в беседке?
  Петра покачала головой и бросила короткое "не хочу".
  Антон нахмурился, почувствовав злость, и, чтобы не выдать себя, вышел, пробормотав, что хочет узнать, где Оксана. Столкнувшись с ней в коридоре, Антон ненавязчиво убедил ее, что не плохо бы закругляться - парни все пьянее и пьянее, как бы чего не вышло, да и нагулялись уже достаточно. Оксана согласилась, и вскоре все начали устраиваться на ночь. Девушки в одной спальне, ребята - в двух других.
  Антон постепенно успокоился. Наверняка "цыганка" ломается, но Антон привык доводить начатое до конца. Это была его сильная черта, чем он и гордился.
  К тому моменту, когда все стихли, Антон убедил себя, что не все потеряно, и надо лишь действовать хитрее. Сначала вывести Петру из дома и только потом переходить непосредственно к делу. "Цыганка" сама раздвинет ноги, как только поймет, что об этом никто не узнает.
  Он медленно вошел в комнату и замер.
  Дыхание девушек, ровное и медленное, убедило его, что они уже спят. Антон присмотрелся, отметив, что девушек трое, не четверо, но главное - здесь была Петра.
  Она лежала, свернувшись калачиком, на одной кровати с Оксаной. Он наклонился к ней, с минуту не решаясь разбудить ее.
  - Петра, - прошептал он.
  Ничего не изменилось, и парень легонько потряс девушку за плечо. Она открыла глаза, и Антон быстро пробормотал:
  - Тише, Петра, это я. Просыпайся, крошка.
  - Что такое?
  - Я хотел поговорить с тобой, а ты так быстро заснула, что...
  - Что тебе надо?
  - Тише, Петра. Девчонки уже спят.
  - Что тебе надо?
  Голос ее был недовольным, чувствовалось, что девушка вовсе "не ломается", и Антон начал злиться.
  - Петра, давай выйдем отсюда, не то мы всех разбудим.
  - Зачем?
  - Я хотел поговорить с тобой, и...
  - Утром поговорим.
  - Нет, давай сейчас - это важно. Утром я уже и забуду, что хотел сказать.
  - Что за срочность?
  Антон почувствовал, что едва сдерживается, но нужно было говорить спокойно и равнодушно, если он хотел добиться своего.
  - Петра. Сегодня мы все прощаемся, и я хотел поговорить с тобой, как с одноклассницей. Тебе трудно сделать мне одолжение?
  Петра не возражала, и Антон понял, что повел себя правильно.
  - Хорошо. Я тебя слушаю.
  - Петра, давай поговорим там, - он указал на дверь. - Здесь же спят.
  Не говоря ни слова, она откинула тонкое одеяло и встала. Она была в коротенькой маечке и белых трусиках. На фоне ее смуглой кожи это выглядело восхитительно, и у Антона по телу прошла дрожь.
  Петра потянулась к шортам, и Антон прошептал:
  - Да так иди - все равно в темноте не видно.
  - Обойдешься.
  Антон не настаивал - боялся, что Петра передумает и заупрямится снова. Плюс зашевелилась Оксана, и они могли ее разбудить.
  Они вышли в коридор, Антон прикоснулся за локоть Петры, но та, пусть и не резко, все-таки отстранилась.
  - Пошли на крыльцо, - прошептал Антон.
  - Из дома я выходить не буду.
  - Петра, здесь все слышно, парней разбудим. Пошли. Чего ты...
  - Нет. Или здесь, или я иду спать.
  Голос ее стал злым. Проклятье!
  - Давай хоть на кухню зайдем. Там не так слышно.
  Девушка вошла туда первой. Антон - следом. Когда он прикрыл дверь, он растерялся. Одноклассница смотрела на него, но он вдруг превратился в четырнадцатилетнего мальчишку на первом свидании.
  Он понимал, что нужно действовать: подойти к ней вплотную, обнять, сказать что-нибудь возбуждающе-приятное, но никак не мог решиться. По ее поведению он уже догадывался, что его ждет неудача - слишком уж она настроена против него, но отступить он уже не мог. Желание чем-то горячим заполнило его, и Антон собой уже не управлял. И еще парня злил сам факт потенциального отказа.
  - Ну? Я тебя слушаю.
  - Знаешь, я...
  Он запнулся, шагнул к ней, притянул к себе за талию. И даже успел прикоснуться губами к ее губам, хотя поцелуя не вышло - Петра оттолкнула его.
  - Ты... Что ты... - пробормотала девушка.
  Он снова подался к ней, сжал ее плечи, и одна рука соскользнула на ее грудь.
  - Петра, ты даже не знаешь, как я...
  -Убери лапы! - вскрикнула одноклассница, толкнув его в грудь.
  - Петра, я... Ты не бойся - все будет хорошо, тебе понравится. Не бойся, я буду молчать, - он снова подался к ней, пытаясь обнять. - Если ты думаешь, что у меня нет "резинки"...
  - Отвали от меня! - вскрикнула она громче.
  В голове у Антона прояснилось. Он не только потерпел фиаско, он рисковал, что об этом узнают все одноклассники.
  - Не ори, поняла?
  - Не вздумай меня больше лапать! - девушка попятилась к окну.
  Антону померещился какой-то звук в коридоре.
  - Да заткнись ты... сука.
  - Ах, ты тварь! Привел меня сюда и...
  - Заткнись!
  Послышался шорох, и кухонная дверь открылась.
  - Эй, вы чего?
  Это был Витька.
  
  
  5
  
  Никита понял, что проснулся, и это стало для него облегчением.
  Исчезли лица всех девочек из его класса - это был всего лишь неприятный сон. Они улыбались, делали вид, что мило беседуют друг с другом, а сами исподтишка следили за Никитой, за его нервными и стыдливыми поисками места, где есть туалет.
  В животе у него уже лежал тяжелый камень, грозивший все прорвать, появилась боль, но хуже всего был стыд. Ведь все знали, что с ним такое.
  Кое-как мальчик поднялся с кровати. Спать хотелось ужасно, но еще сильней хотелось в туалет. Пошатываясь, Никита вышел из комнаты. Осколки сна всплывали один за другим, и мальчик восстановил картину кошмара целиком.
  Оказывается, он находился в каком-то просторном здании среди толпы детей своего возраста. Все расхаживали с бокалами в руках, как на вечеринке для взрослых знаменитостей. Все что-то пили - кто фанту, кто колу, кто просто сок или минеральную воду. Пили все, но никто не испытывал никакого беспокойства. Кроме самого Никиты. И это было странно, ведь они пили вкусные напитки в здании, где не было туалетов!
  Никита обнаружил это не сразу. Опасность выплывала постепенно - по мере тщетных поисков. Все стало ясно, когда он уже не мог ходить, и его скрутило.
  Мальчик, наконец, достиг туалета, щелкнул выключателем, но света почему-то не было. Он на ощупь отыскал унитаз, сел на него, все еще чувствуя ужас прерванного сна. Еще бы. Обдуться перед всем классом - ниже этого пасть уже невозможно.
  И зачем только он ел на ночь арбуз? Говорила же Настя: не надо.
  Никита вставал в туалет еще до полуночи. Родители еще не спали и смотрели какой-то поздний фильм. Теперь в доме было темно и тихо.
  Никита вскинул голову - он едва не задремал сидя на унитазе. Мальчик поднялся, натянул трусы.
  Хотел выйти из туалета, но ноги почему-то не подчинились - они онемели, не желая сгибаться в коленях. Онемели и руки. Мальчик вообще плохо чувствовал тело. На какие-то секунды Никита даже испугался. Он едва не закричал, сдержавшись лишь потому, что знал: за то, что он зря разбудит среди ночи родителей, отец его накажет.
  Неприятное онемение в теле прошло, и Никита закрыл за собой дверь туалета, вернулся в спальню.
  Ложась в кровать, ему почему-то захотелось увидеть родителей - просто заглянуть к ним в спальню. Конечно, он этого не сделал. Зачем? Еще разбудит.
  И он уже не мог бороться со сном.
  
  
  6
  
  Антон вздрогнул - его как будто облили холодной водой. Как не вовремя приперся сюда этот мудак!
  - Он меня лапал! - сказала Петра. - Заманил сюда и...
  - Не ори ты... - у Антона перехватило дыхание.
  Он понимал, что еще может все перевернуть в свою пользу: подать все так, что Петра сама его спровоцировала. Сказать, что она весь вечер посматривала на него и откровенно улыбалась, а в последний момент взбрыкнула. Во всяком случае, Антон мог уравновесить ситуацию, скрыв свой провал, но секунды шли, а он никак не мог сказать хотя бы слово.
  Положение ухудшалось тем, что ненормальная "цыганка" вовсе не постыдилась постороннего. Наоборот - ее "праведное" негодование требовало выхода, и она, судя по всему, готова была сообщить о "наглости" Антона всему свету, только бы "поставить его на место".
  - Он лапал меня. Скотина! Он лапал...
  - Заткнись, - выдавил Антон и сказал однокласснику. - Витька, иди спать. Мы сами разберемся.
  Кажется, его начальственный тон в этой ситуации был ошибкой. Витька был нетрезвым, его разбудили, и все это придало ему отваги, которой у него никогда не было.
  - Антон, ты что, Петру обижаешь?
  - Не лезь не в свое дело. Чего ты вообще сюда приперся?
  Похоже, Витька был пьянее, чем думал Антон. Во всяком случае, он не отступил, наоборот встал на выходе и потребовал, чтобы Антон оставил Петру в покое.
  - Никто ее не трогает. Хватит орать, вы всех разбудите.
  Он оправдывался, и это лишь разожгло Витьку. Антон слишком часто за последние годы посмеивался над ним, и хотя никогда не бил его, этого и не требовалось - насмешки были не менее эффективны. Пожалуй, это стало главной причиной, почему Витька не отступил. И еще Антон был не прав - самый подходящий момент, чтобы возмутиться его поведением, понимая, что поддержка остальных будет на его стороне.
  - Ты явно обнаглел, - сказал Витька.
  Антона поглотила злость. Какой-то тупой кретин предъявляет ему претензии! И кто? Витька?! Тот, кого Антон ни за что не считал, и кто в другой ситуации и слова бы не посмел сказать!
  Рука скользнула в задний карман джинсов, туда, где Антон постоянно носил нож с выкидным лезвием. Антон брал его просто так - для солидности. Сейчас он не собирался пускать нож в дело, Антон выхватил его неосознанно. Ни Петра, ни Витька не заметили, что у него в руке.
  Антон шагнул к однокласснику, и Петра вскрикнула:
  - Витька, позови ребят!
  - Не вздумай, - сказал Антон.
  Витька улыбнулся: он чувствовал себя хозяином положения. Он даже мог позволить себе маленькую фору - не сразу выполнить законную просьбу Петры и еще немного насладиться своим триумфом и состоянием Антона.
  За спиной Витьки возникла тень, и Антон рассмотрел Костю.
  - Что у вас такое? - спросил одноклассник.
  Появление Кости стало последней чертой - Антон уже не контролировал себя. Мысль, что теперь об этом узнают все, была непереносимой.
  Кроме того, Костя был не тем, кого можно было с легкостью отпихнуть, как того же Витьку. Он наверняка ответит, пусть всегда и побаивался Антона, возникнет потасовка, но этого Антону нельзя допустить. Он оказался в западне, и это все решило.
  - Костя, - сказала Петра. - Он заманил меня сюда и...
  - Отойди в сторону, - сказал Антон. - Дай пройти.
  Витька улыбнулся
  - Что?
  Он не собирался пропускать Антона - у него появилась поддержка, и глупо было этим не воспользоваться.
  - В сторону, тупица! Ты ногтя моего не стоишь, лох, а еще что-то говоришь мне.
  Улыбка у Витьки исчезла, и он разозлился.
  - Ты обнаглел окончательно!
  Он даже сам шагнул к Антону!
  - В сторону, и я уйду отсюда, - Антон нажал кнопку на рукоятке, и послышался глухой щелчок.
  - Ты что не понял... - заговорил Витька.
  Петра вскрикнула:
  - Витька, осторожно, у него в руке...
  Но было поздно - Антон нанес два быстрых удара ему в грудь. Витька пошатнулся, отступил и уперся спиной в стену.
  - Эй... - вырвалось у Кости.
  - У меня... - прошептал Витька. - Почки больные. Ты что...
  Он начал сползать по стене. Антон замер, глядя на одноклассника, схватившегося за грудь. Петра ахнула - она хотела закричать, но вышел невнятный всхлип. Все повернулось так, как она даже не могла предполагать. Костя застыл в дверном проеме. Так продолжалось некоторое время, пока у Кости не вырвалось:
  - Да ты ведь его... - он запнулся.
  Антон вышел из непродолжительного оцепенения.
  - Я же говорил этому придурку... Тупая деревенщина.
  - Ты убил его, - прошептала Петра.
  - Он сам напоролся на нож! Вы это видели.
  - Ты убил его! - на это раз Петра кричала.
  - Да у него всего лишь царапина.
  Антон шагнул к выходу, и Костя с опозданием попятился.
  - Зачем ты...
  - Дай пройти! В сторону! Не вздумай мне мешать.
  При мысли о последствиях его охватила паника. Костя не собирался задерживать его, но Антон размахивал ножом так, словно перед ним стояли несколько человек, тем более из-за темноты не было ясно, что делает одноклассник. Антон уже пожалел, что достал нож, что вообще взял его с собой на эту вечеринку, где он вполне разобрался бы с помощью одних кулаков, но было поздно: он совершил то, после чего пути назад не бывает.
  Антон выскочил в коридор, заметил у гостиной размытые тени - наверное, разбуженных одноклассников, завозился в прихожей, но все-таки открыл дверь и, выбежав из дому, захлопнул ее за собой.
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"