Колпачёв Максим Викторович : другие произведения.

Лучший стрелок

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    История о противостоянии двух великих городов. И о судьбе парочки простых лучников среди всех тех событий :)

   Сокол! Как же мало их вернулось! До чего мало...
   Чест - невысокий мужик лет, примерно, сорока - нервно теребил пальцами заплетенную в косицу бороду. И не отрывал взгляда от распахнутых настежь ворот, в которые входило войско.
  Точнее как. Войско было несколько седьмиц назад. А сейчас... Чест даже и не знал, как правильнее окрестить этих усталых, измученных людей в грязной одежде, с пропитанными кровью повязками на телах. С лицами, буквально искаженными болью, отчаянием. Нищие? Попрошайки? Уличные бродяги, умудрившиеся где-то достать копья с мечами? Можно и так. Но точно не дружина, что покидала город пять или шесть седьмиц назад. Не лучшие бойцы княжества, не его стальной кулак.
  А ещё их было мало - тех, кто вернулся. Гораздо меньше, чем уходило тогда. Чест не смог бы назвать точных чисел, но прекрасно помнил те многие тысячи, что шли через эти же врата, в поход, воевать. Мощный поток, река дружинников, сильных, умелых, горящих желанием скорее найти и уничтожить врага. А теперь потока не было... был ручей, ручеек. Не река.
  Чест не любил молиться, обращаться к богам. Считал это занятием слабых. Но сейчас, чем дольше он стоял у ворот, тем больше хотелось начать.
  Погода соответствовала. С самого утра моросил мелкий дождь, а теперь вдобавок поднялся и ветер - не очень сильный, но всё равно промозглый и неприятный. Плащ, в который завернулся Чест, пока ещё держался, не промок насквозь - но ветер, этот ублюдочный поток, мгновенно прогнал от тела все остатки тепла.
  Осень. Чест её никогда не любил. С тех самых пор, как, двенадцатилетним мальчишкой, впервые был вынужден ночевать под открытым октябрьским небом, оставшись без матери и отца. Ну а сейчас, почти тридцать лет спустя, его нелюбовь лишь вымахала, разрослась.
  Хотя осень бывает разной. Тогда, когда войска уходили, не было ни ветра, ни дождя. Светило яркое-яркое солнце, будто бы подзуживая к боевому походу и одобряя. Князь картинно, на виду у сотен людей, провожал младшего брата, которому выпала честь вести дружину на врага, дабы снискать кровавую славу. Жрецы Сокола возносили молитвы за удачу бойцов, а простые горожане вокруг улыбались.
  Конечно, уже тогда в сердцах жила подспудная тревога - ведь в неизвестность шли не какие-то там наемники, а родные - отцы, мужья, братья. Но люди гнали её прочь, прятали за улыбками и поднятыми кулаками. Ведь дружинники выглядели такими грозными и свирепыми, они просто не могли проиграть. И тревога уступала, таяла - но, конечно же, не навсегда.
  А теперь она вернулась. Да что там тревога - откровенный страх. Да и не сейчас, если уж разбираться, а дней пять так назад - когда в городе появился первый вестник на взмыленном, загнанном коне и пошли слухи о том, что дружина разбита. Довьят - младший брат князя - убит, а остатки войска спешно отступают. Если не сказать бегут. А за ними, уверенной поступью победителей, движется вся Химейская армия и нет, якобы, ей числа.
  У страха глаза велики. А слухи лишь слухи и есть - в конце концов, вестник говорил только с князем, на площади с речами не выступал. Чест до последнего не верил что всё так плохо, как люди болтают. Точнее не то чтоб не верил... надеялся, скажем так. Где-то очень-очень глубоко внутри лелеял детскую практически надежду в чудо, что было даже несколько странно для сорокалетнего, изрядно потрепанного жизнью мужика.
  Но с тем, что видишь сам, не поспоришь. Если совсем, конечно, не дурак. И сейчас Чест пристально всматривался в изможденные лица уцелевших дружинников лишь с одной целью - найти среди них своего побратима, убедиться, что он жив, не пострадал.
  И не находил. Не убеждался.
  Речь шла о Радане, самым близком человеке Честа, с которым они держались вместе с двенадцати лет. Беспризорники, никому не нужные, всеми брошенные в этом мире. Оба пробились, не сдохли на улицах города, как десятки и десятки других. Научились драться, научились стрелять. Попутешествовали по свету. Даже в наёмных отрядах послужить случилось - причем обоим именно лучниками, не рубаками. Но Радан, будем честны, всегда был несколько лучше Честа. И как стрелок, да и рожей поприятнее вышел. И именно потому, когда побратимы вернулись в родной город, решив, что с наемничеством пора завязать, сумел пробиться ни много ни мало - в дружину самого князя. Ну а Чест устроился в городскую стражу, на что впрочем, особо не жаловался - свой потолок понимал. И вполне логично, когда был объявлен военный поход против Химейцев, агрессивных соседей, Радан, как и вся дружина, поехал за боевой славой, а стражники остались тут, поддерживать порядок.
  В какой-то момент, увидев, что Красные стрелки практически прошли - а именно там служил тот, кого он искал - Чест бросился вперед, к воину, который выглядел как один из командиров лучников.
  - Радан где? Первая сотня, третий десяток, из ваших, - выпалил стражник, уже понимая, что ответ ему вряд ли понравится...
  Грязная, облепленная слипшимися длинными волосами голова повернулась. Глаза посмотрели на Честа с каким-то... удивлением? Будто лучник не понимал, чего от него хочет этот неказистый мужичок в синем плаще стражника.
  - Их порубили же всех, - наконец, после паузы, сказал воин, - всю первую сотню. Если кто выжил - в обозах. Ищи там.
  Чест вздрогнул. Потом кивнул - резко, отрывисто - и побежал.
  Красные стрелки шагали последними. И практически все уже вошли в город. Чест обогнул замыкающих и выбежал за ворота - туда, где тянулись повозки с провизией и ранеными. Он бросился к первой, окинул быстрым взглядом лежащих на дне людей. В обозах ехали только те, кто не мог шагать сам - тяжелораненые, либо всерьез повредившие ноги - все прочие передвигались пешком. Но Радана среди них не оказалось.
  Дальше, следующая повозка. Бледные лица, в которых осталось слишком мало крови, кто-то стонет, не открывая глаз. Но все незнакомы. Дальше.
  Третья повозка. Бочки с пшеничной крупой и сушеной рыбой, раненых нет.
  Дальше.
  Чест всё бежал и бежал, заглядывая в катящиеся к воротам телеги - и чем меньше их оставалось, тем холоднее становилось в груди. Неужели побратим мертв, остался где-то там, гнить в полях?
  Но Сокол, видимо, сжалился над названными братьями. Укрыл коричневым крылом от взгляда Яриста, владыки смерти, дружинника в последний момент.
  - Радан! - выдохнул стражник, замирая возле очередной телеги, - ты здесь!
  Непрошенная улыбка как-то сама собой, без желания Честа, начала тянуть губы вверх.
  Лежащий на каких-то тюках в повозке мужчина - высокий, с небольшой бородкой и правильными, в отличии от побратима, чертами лица, чуть приоткрыл глаза. Но вместо грозной стали, которую столь привычно было в них видеть, там гуляла лишь боль.
  - Брат... - произнес раненный очень тихо и Честу пришлось наклониться, чтобы расслышать слова, - город падёт, беги...
  Глаза вновь закрылись, видимо, даже эта фраза стоила слишком многих усилий, Радан потерял сознание.
  - Что с ним? - резко бросил Чест, обернувшись к вознице, - он выживет?
  - А я знаю? - пожал плечами съежившийся под мокрой накидкой мужик, - лекаря спроси. Но рубанули его серьезно, сам видишь.
  Видеть этого Чест не мог - Радан до самого горла был накрыт какими-то одеялами - но догадаться было в общем несложно.
  - Это, слышь, - неожиданно добавил возница, секунд пятнадцать спустя, - твой друг-то герой, не знаешь небось?
  - В смысле?
  - Убил единственного сына вражьего герцога, лично, стрелой больше чем с сотни шагов снял.
  - Да ну?
  - Ага. Ему Довьят сразу же награду огроменную после этого при всех пообещал.
  "Мгм. До того, как убили самого Довьята", - подумал про себя Чест, но вслух ничего не сказал.
  - Так что лекарей, наверное, хороших приставят, - продолжил меж тем возница, - выкарабкается...
  
   ***
  
  А теперь они маршировали. Восемь сотен стражников - все, кто не дежурил непосредственно на стенах. Даже патрули с улиц ради этого пригнали. Плюс три тысячи прочих воинов - те из дружины, кто не был после похода хоть сколько-то серьезно ранен.
  Разбившись на несколько колон, солдаты торжественно - по крайней мере, этого от них требовали - шли по пяти улицам, выходящим на огромную площадь, центр города. Там - общее уже построение и пафосные речи князя и жрецов. Точнее наоборот, сначала жрецов, а лишь потом князя. Всё-таки скорее эти шествия - инициатива служителей Сокола, не мирской власти.
  Проводилась репетиция очередного парада в честь юбилея Падения Колояра - вражеского княжества, которое когда-то грозило самому существованию города. Очень давно была война, долгая и кровавая, из тех, что запоминаются на века. И Вецена, город Честа, устоял. А вот Колояр нет.
  С тех пор минуло уже множество лет, но каждый год жители города отмечали уничтожение врага. Проводили огромный, с размахом, парад. Устраивали гуляния. Это стало чем-то вроде национального праздника, чем-то, что действительно объединяло людей. Демонстрировало величие Вецены, давало всем понять, что город будет стоять вечно.
  А в этот раз близился самый главный, самый круглый юбилей. Скоро должно было стукнуть ровно сто лет с момента Падения Колояра. Целый, без скидок, век. Величайшая, неповторимая дата.
  Разница с прошлыми парадами была в одном - но, на взгляд Честа, более чем существенном моменте - помимо приближения годовщины, к городу также приближалась и неприятельская армия, уже разбившая воинов князя в поле и стремившаяся закончить начатое. Более того, после неблагоприятного, для жителей Вецены, сражения, герцог Оттон - так звали их врага - успел, по слухам, объединиться с какими-то непонятными союзниками и увеличить, тем самым, численность своих войск чуть ли не в два раза.
  Учитывая обстоятельства - опять же, по мнению Честа - властители города могли бы найти и более важные занятия, нежели организовывать очередной парад. Дабы Падение Колояра не переросло ненароком в Падение Вецены, со всеми вытекающими.
  Но, посмотрим правде в глаза, Чест всегда несколько недолюбливал эти парады - в основном из-за присущей ему природной лени и нежелания тратить часы на маршировку тогда, когда мог бы, например, поспать. А таких часов было довольно много. И тренировки проводились в основном в то время, когда стражники были свободны от дежурств. То есть предоставлены сами себе и могли отдыхать. Гораздо больше Честу нравилась вторая часть празднеств - то бишь вечерние гуляния. Впрочем как раз ради них от смен, если уж выпали, никто никогда не освобождал.
  Колонны солдат вышли на площадь и, под окрики командиров, перестроились в несколько огромных квадратов - причем дружинники справились заметно быстрее стражников, которых, понятное дело, действовать в строю никто не обучал.
  Теперь оставалось только стоять и ждать.
  Дождь, начавший идти ещё вчера, кончаться явно не собирался. Разве что несколько раз превращался в совсем уж мелкую морось, чтобы потом, пару часов спустя, усилиться вновь. Да и ветер, раз разгулявшись, не утихал. Стоять было холодно и неуютно, капли стекали по лицу и шее, а Чест лишь гадал, когда же, в конце концов, его плащ сдаст оборону и влага доберется до кафтана. По хорошему, под кольчугу - а стражники на параде, естественно, были в броне - полагалась стёганка, набитая конским волосом, но по факту получалось так, что выдавали их только десятникам. Рядовой же состав обеспечивал себя поддоспешниками сам.
  Но погода, тем не менее, людей раздражала мало. Все понимали, что здесь, в городе, всё это мелочи, можно перетерпеть. А вот для герцога Оттона, в поле, дело совсем другое. И чем дольше идет дождь, чем больше размывает дороги, чем длиннее растягиваются обозы и войска противника - тем лучше. Неравноценный, а, значит, хороший обмен.
  Жрецы не стали бубнить привычного о величии столетней победы - всё-таки это репетиция, здесь не произносят речей - и на площадь сразу выехал князь.
  Он был уже очень немолод, правитель города и всех окрестностей. Черного в волосах почти не осталось, лишь седина. Но выглядел статно и гордо, потомственный витязь, как, впрочем, и всегда. Насколько помнил Чест, люди неизменно уважали его, полагали справедливым и мудрым. Гинвилас - так звали князя - не был ни жестоким, ни злым. В отличии, к слову сказать, от некоторых своих предков, любивших, потехи ради, сажать людей на кол или к крестам вниз головой прибивать.
  - Воины! - гаркнул повелитель города и слово его, усиленное магией жрецов, разлетелось по всей площади, - Вы меня знаете! А я - знаю вас!
  Все вокруг замерли. Каждый хотел услышать, что скажет им князь.
  - Я вижу, что вы боитесь! Боитесь того, что будет! Я чувствую вашу тревогу, ваш страх! И знаете что? Я понимаю. Я ведь тоже солдат. И прекрасно знаю, что не боится только тот, у кого с головой слабо. Только дурак! Но у меня есть кое-что для вас. Кое-что, что порадует! Готовы ли слушать меня?
  - Даааа! - разнеслось над площадью тысячеголосое.
  - Так внемлите! Внемлите! И передайте потом мои слова всем, кому можете! Каждому! Нам - к чему ложь? - предстоит тяжелая битва! Сражение более страшное, чем было на Язвенных полях! Но я готов к испытанию, как были готовы мои - и ваши - предки сто лет тому назад! Когда ценой огромной крови прадеды разбили Колоярские орды, извечного, чудовищного врага!
  Ганвилас, распаляясь, говорил, Чест слушал вместе со всеми, кричал, когда надо было кричать, но в голове его гуляли горькие, незваные мысли.
  Почему сейчас, князь? Почему ты проснулся только сейчас? Ведь ты уже почти три десятилетия на троне. Три десятилетия Вецена в твоей власти. Так почему же только несколько месяцев назад мы поняли, что амбиций у нашего соседа, герцога Химейского, куда больше, чем принято было считать? Ведь можно же было задуматься после того, как пал другой наш сосед, вольный город Истран? Или после того, как клятвы верности Оттону принесли сразу несколько крупных феодалов? И как же так вышло, что химейцы, агрессивные ублюдки, обзавелись двумя сильными союзниками? В отличии от нас. Они явно не тратили время на юбилеи войн, случившихся сто лет назад. Не упивались древней славой, смотрели вперед, не назад. А где наши союзники? Где наши друзья? Где тот, кто придет нам на помощь сейчас?
  У нас под носом вырос монстр - а мы проморгали. Потому что не хотели верить, не хотели смотреть по сторонам. И в упор не заметили герцога, который - не сразу, не вдруг, не мгновенно! - решил стать императором...
  - Ну и наконец - продолжал тем временем свою речь князь, - основная сила, основная мощь химейцев - бронированная конница. Те, кто были на Язвенном поле, не дадут мне соврать. И тогда, в битве, она показала себя. Но при осаде города?! Мы ещё здорово посмеемся, когда эти закованные чучела попытаются нас достать!
  Хм. А ведь это пожалуй верно, подумал Чест. Одного из своих преимуществ герцог лишается. Хоть какая-то радость.
  Всего князь говорил минут, наверное, десять. И, надо сказать, говорил не зря - в целом и общем моральный настрой солдат, а также присутствующих на площади городских зевак всё же подрос, люди несколько приободрились. Даже Чест, привыкший смотреть на мир с некой долей здравого пессимизма, решил, что у них в принципе есть ещё шанс. Поражение, в конце концов, позади. А в городе пусть потрепанная, но дружина, крепкие стены и вдоволь продовольствия, чтобы перезимовать. Пусть попробуют взять!
  
  ***
  
  Весь следующий день в город шли люди. Ганвилас во всеуслышание объявил о том, что предоставит защиту всем подданным - и народ услышал своего князя. Пугающие разговоры о приближающемся с каждой минутой герцоге расползлись по округе, заставляя люд бросать всё и искать убежище за крепкими городскими стенами. Правда, в основном стекались всё же бедные крестьяне да жители крошечных соседних городков. Те же сельские жители, что побогаче - владельцы многочисленного скота, зерна, неплохих домов - уходить нередко с насиженного не желали, считая, что каким-то неведомым чудом их пронесёт.
  Ганвиласу не было, как думал Чест, до дурней особого дела. Но ситуацию, когда накануне осады возле города полно легкодоступной провизии, правитель так просто оставить не мог. В конце концов всё то, что не пойдет на прокорм собственной дружины, достанется врагу.
  И вот после обеда из ворот Вецены стали выходить специально сформированные отряды. В каждом было по пять - шесть городских стражников и Чест попал как раз в один из них. Задача у "пятерок" стояла простая - забирать у крестьян в округе всё, что было пригодно в пищу, оставляя взамен монеты, либо, если последних не хватало (а больших сумм рядовым стражникам, естественно, никто не доверял), специальные расписки, которые можно было выменять на деньги после войны. Хозяев при этом, как и прочих подданных князя, звали в Вецену - но по желанию, на аркане никто не тащил.
  Работа оказалась тяжелой и неблагодарной, продавать скот по установленному князем курсу добровольно народ не хотел. А уж про расписки и вовсе лучше промолчать. Но стражники прекрасно понимали что, коль осада затянется, то жрать будет нечего уже им самим, а потому действовали жёстко, без халтуры, и крестьянам ничего не оставалось, кроме как уступать. Порой - обливаясь слезами. А пару раз городским добытчикам даже пришлось применить силу - но так, легко ранив особо возмущавшихся, никого не убив.
  Вернулся Чест в город уже глубоко за полночь, уставший и злой. Вроде как понимал, что нужное дело делал, по другому, в такой ситуации, никак. Но всё равно - было в этом всём что-то тяжёлое, неприятное.
  Впрочем, Чест не дал развиваться дурным настроениям. Нацедил себе чарку кисловатого вина - плохого, чего уж там, не шибко мягкого - да выпил в два глотка.
  
   ***
  
  - Молодчага твой друг, точно тебе говорю, - авторитетно заявил раненный дружинник, вольготно раскинувшийся на низенькой койке, - побольше б таких стрелков, погнали б химейцев взашей.
  - Так а как оно всё было? Нормально можешь рассказать? - спросил Чест, повернувшись к говорящему.
  - Конечно, - пожал плечами воин, - каждый, кто стоял там, сможет. Короче говоря...
  Разговор происходил в одном из домов, оборудованных под госпитали - где лежали дружинники, тяжело раненные в походе. Причем палата была особой, здесь держали лучших, самых элитных бойцов, не рвань какую-то. Чистая, светлая, с паркетным полом и щитами княжьих цветов на стенах - загляденье, а не палата! Самого Честа, например, сюда в жизни бы не положили. Равно как и Радана, к слову сказать. Но, видать, случившееся на Язвенных полях действительно многое изменило - ибо сейчас побратим Честа находился именно здесь, под присмотром личных лекарей самого князя.
  Стражника, когда он пришёл навестить раненного, поначалу, вообще не хотели пускать. Не для таких как ты, мол, палата. Но потом подошел какой-то дружинник, который с трудом вспомнил, что, дескать, действительно Радан очень был дружен с кем-то из городской стражи. Ещё разговоры, пререкания, в общем, в конце концов запустили.
  Побратиму Честа за последние два дня стало, всё-таки, лучше. Цвет кожи был уже не такой бледный, говорить мог, хотя всё-таки слабо, с трудом. Они пообщались минут, наверное, пятнадцать - в основном о всяких пустяках, пока Чест не понял, что Радан слишком устал. Рано ему, всё же, было долго языком трепать - хоть тенденция на выздоровление явно проглядывалась.
  Тут в беседу и влез дружинник с соседней койки. Он чувствовал себя заметно лучше всех прочих в палате, ожидал, что его вот-вот заберут родственники, а дальше долечиваться станет уже дома, сам - а потому откровенно скучал, находясь среди тех, кто с трудом голову от подушки отрывал.
  - Прямо говоря, - продолжил сосед Радана, - в первое столкновение по нашей стороне, считай, ничья не взяла. В центре рубились жёстко, только мертвых считай, а у нас как-то не было ярости этой, не поднял Сокол над нами крыла. Причем что у нас, что у тех ублюдков, настрой гаденький, одинаковый. Столкнулись пехотой, щиты на щиты, потоптались немного, да и разошлись осторожно, оставив десятка три тел лежать. Почуяли что нахрапом друг друга не взять, а подыхать, понятно, никто не желал.
  И, не знаю уж отчего - не командир я, сам понимаешь - но химейцам победить нас в той точке было нужнее, чем нам. Нельзя им было просто стоять.
  Тогда и прискакал герцог этот - точнее, его сын. Геро, кажется. Нарядный, в золоченных доспехах, с охраной. Встал за своими - и давай что-то кричать. На бой их, типа, настраивать.
  Стрелков наших не боялся особо - во-первых расстояние, шагов полторы сотни, считай, во вторых в броне весь - какая стрела если и попадет, то отскочит наверняка. Ну и конь в железе, понятно.
  Да и стрелков у нас почти не было - все в центре, да на другом крае. И вот он, считай, накрутил своих на атаку - морды злее стали, видно, сейчас кинутся - как подскакал оруженосец какой-то, или хрен поймешь кто. Вестовой в общем. Говорит что-то, а пехота ихняя уже вовсю кричит, мечами по щитам стучать даже начали - как герцогский сын возьми да и подними забрало. Так и не понял никто зачем - наверное, что говорил тот оруженосец никак не мог сквозь гам разобрать.
  - Тупой ублюдок, - пробормотал слушавший вместе с Честом рассказ Радан, - я им ещё одолжение... кхм-кхм-кхм... одолжение сделал. Освободил... от дурака.
  Чест с дружинником разом хохотнули, потом последний продолжил рассказ:
  - Ну так и вот, тут наш герой уже не растерялся. Как выстрелил, честно, не заметил - я в первом ряду, с щитом стоял, - зато как гергоцский сыночек мордой стрелу поймал видел прекрасно. Свалился сразу, без криков и дерганий - будто мешок картошки упал. Все даже как-то растерялись - и наши, и ихние, кто рядом стоял. Будто случилось чудо настоящее. Замолчали все разом. А потом, я моргнуть-то успел раза два, наш сотник как "вперед" над ухом заорал...
  Рассказчик усмехнулся.
  - Полторы сотни шагов. С первого выстрела, без пристрелки! В морду! Воистину, силён ты, брат, - дружинник дотянулся рукой до плеча Радана и хлопнул, прямо сказать, неслабо, - уважаю!
  Я бы так не смог, с какой-то непонятной обидой подумал вдруг Чест. Уж точно не с первого выстрела. Точно не без пристрелки. Да и с пристрелкой-то, на самом деле...
  Иногда такое бывало - Чест завидовал своему побратиму. И не сказать что по доброму, по белому всегда. Сам не хотел, стыдился чувств этих - но, тем не менее, не мог ничего поделать, исправить себя.
  Внезапно открылась дверь в палату, внутрь зашли двое - причем обоих, как оказалось, Чест уже знал.
  Первый был тот самый командир, у которого стражник спрашивал про Радана в день возвращения остатков дружины - судя по нашивкам, сотник Красных стрелков.
  Вторым же... невысокий, коренастый, с обильной проседью в густой бороде... Корбут! Первый тысячник Вецены, витязь, чьё место по правую руку князя и на совете и в бою. Именно на его крепких плечах лежала забота о дружине, когда властитель города занимался другими делами.
  - Господин, - склонил голову Чест.
  Конечно, Корбут не был знаком со стражником. И в ответ на приветствие просто едва кивнул. А вот его спутник, сотник лучников, Честа узнал. Задержал взгляд на лице стража на мгновение, затем тоже кивнул - несколько более приветливо, чем начальник.
  - Вот он, сударь, - произнес Красный стрелок, указывая на обалдевшего Радана.
  - Господин тысячник, - пробормотал раненный, пытаясь принять хоть немного вертикальную форму.
  - Лежи, - махнул рукой Корбут, - не дергайся даже.
  Радан прекратил не очень удачные попытки сесть, а тысячник, заткнув большие пальцы рук за пояс, буравил лучника долгим, тяжёлым взглядом.
  И молчал.
  Не смели нарушить тишину и прочие, присутствующие в палате.
  Наконец, - прошла, наверное, минута, вряд ли меньше - Корбут заговорил.
  - Тогда, на Язвенном поле, я командовал правым флангом. И конечно не видел, как ты сученыша завалил. Но слышал! Клянусь Соколом, слышал об этом немало, - тысячник вновь чуть-чуть помолчал, - И ещё слышал, как Довьят наградить тебя обещал. Сейчас он мёртв, конечно - но волю его я исполню. Так будет правильно.
  Сказав это, витязь стянул один из своих перстней - золотой, в виде дракона, свернувшегося вокруг пальца. С большим изумрудом у чудовища в лапах. Безумно дорогой.
  Да что там дорогой! На такой, если продать, пару лет прожить можно. Не слишком себя в средствах стесняя.
  - Владей, - протянул Корбут украшение раненому, - заслужил.
  
   ***
  
  Пожалуй, ночные дежурства Чест любил всё-таки больше, чем дневные. Если речь о сменах на воротах или стенах, а не уличных патрулях, конечно - тогда ситуация менялась ровно наоборот. Ведь, пока на небе висело солнце, в Вецену постоянно шли люди - торговцы, путешественники, мелкие аристократы, крестьяне из окрестных земель. Иногда человеческий поток становился мощнее, иногда уже - но, тем не менее, он всегда был. В обязанности городских стражников входил беглый осмотр входящих и взымание мзды.
  Разумеется, далеко не все полученные за вход в город монеты отправлялись потом в казну. Часть - причем вовсе не малую - стражи правопорядка оставляли себе. Из них ровно половина уходила десятнику, командовавшему нарядом. Причем - Чест знал это точно - десятник делился с сотником, своим непосредственным начальником. Тот же - это, впрочем, были уже догадки, - не забывал про главу стражи, то бишь самого главного.
  Если учесть, что всего в Вецене было четверо ворот, должность начальника стражи выходила куда более прибыльной, чем могло показаться на первый взгляд. Порой Чест даже думал, что о происходящем знают все, включая самого князя. Что это и есть такой способ оплаты работы, негласный. Впрочем, по здравому размышлению, лучник всегда отбрасывал эти мысли - ибо чушь, если вдуматься да разобраться.
  Так вот. За счёт дневных дежурств у ворот можно было, конечно, положить дополнительно себе что-то в карман. И это, безусловно, нужно и важно. Но и уморишься в такие смены изрядно - двенадцать часов на ногах, осматриваешь входящих, и хорошо если все ведут себя нормально, а то ведь и крикливых хватает. Силу, конечно, применять никто не решался - но голос повысить, а то и какое ругательство прокричать - это легко, это запросто. Особенно если какой-нибудь мелкий, никчемный аристократ. Стражник не витязь, не дружинник ведь даже. По сути быдло с копьем, не сильно лучше обычных крестьян. А его, человека благородной крови, смеет почему-то там не пускать. Хорошо хоть мозгов у аристократиков хватало мечами не начинать махать.
  Или нет, подумал внезапно Чест. Плохо как раз. Стражник представил, как он насадил бы на копье такого взбрыкнувшего дворянчика. Сильным ударом, так, чтобы лезвие прошло тушку насквозь, высунувшись из спины. Благо, такие благородно-никчемные, доспехи если и носят, то где-нибудь в мешке, у лошади на хребте. И слова бы никто потом не сказал, усмехнулся про себя стражник - охрана ворот дело святое. А вот остальные уроды, глядишь, получше бы себя потом вели.
  Но правда состояла в том, что даже и без конфликтов, пусть только лишь устных, стоять двенадцать часов на страже желающей попасть внутрь Вецены толпы - занятие тяжкое. Другое дело ночное дежурство, когда город закрыт для входа, а стражники спокойно в караулке сидят. Ну и стены ещё патрулируют, разумеется. Денег, поверх жалования, никаких нет, зато работа вполне человеческая.
  На данный момент, между прочим, стояла глубокая ночь, и Чест довольно быстро двигался по стенной галерее в сторону ворот, чтобы, как раз, посидеть часок в тепле караулки. Уже минула первая половина дежурства, стражник несколько устал и продрог, а непосредственно на стене лучника сменил другой. Теперь предстоял заслуженный отдых - в сухом месте, где нет мерзкого тумана, горит пусть небольшой, но огонь, и можно перекусить чего-нибудь горячего.
  Чест не дошёл до надвратной башни, от силы, шагов десять. Замер, чуть ли не оцепенел.
  Ибо из ночного мрака городских улиц выезжали конники. Много, целыми рядами. В полной тишине. Одеты в темные плащи с капюшонами, толком ничего не разглядишь, но то, что бойцы, видно сразу - любой отличит. Ехали не то, чтобы быстро, но целеустремленно, к воротам. И останавливаться явно никто не спешил.
  - Что за... - пробормотал про себя Чест, когда снизу послышались крики пришедшей в себя охраны.
  На земле ворота сторожил полный десяток. Плюс поддержка нескольких стражников со стен. Но то, что конники мгновенно порубят всех внизу на мелкие части, не догадался бы разве что очень далекий от воинского дела человек.
  Чест внезапно осознал, что больше не чувствует холода - скорее, у него наоборот, жар.
  Но разбираться в самочувствии времени не было. Стражник отточенным движением набросил тетиву на нижнее ушко лука, завёл рукоять за бедро, пальцы дважды провернули сухожильные нити против часовой стрелки, правая нога упёрлась в нижнее плечо рекурсива, левая рука - вверх, секундное напряжение всем телом - и всё, оружие готово к стрельбе.
  Там, где новичок мучился бы минуту, путаясь и преодолевая силу добрых сорока килограмм, у Честа ушло всего несколько мгновений. И первая стрела уже лежала на тетиве.
  Но всадники, к огромному облегчению лучника, не спешили атаковать. Вместо этого один из них - скорее всего, предводитель - спокойно беседовал с десятником у ворот.
  Точнее как. Спокоен был только конник. Командир стражников точно нет.
  А потом десятник повернулся и отдал своим какую-то команду. А ещё спустя несколько секунд заскрипел засов - ворота явно собирались открывать.
  Ночью. С вражеской армией где-то невдалеке. Вопреки прямому запрету князя.
  А потом таинственный всадник тоже обернулся - и Чест мгновенно его узнал. Как узнал бы, собственно, любой житель этого города.
  Ибо на коне сидел сам князь.
  Первая мысль, глупая, несуразная - войска Оттона приблизились слишком близко к Вецене и правитель ведёт дружину в ночной рейд, внезапную, неожиданную для врага атаку. Ибо то, что молчаливые всадники это дружина, стало абсолютно понятно.
  Но нет, это чушь, какая-то ерунда. Разве князь должен проводить такие рейды? Его дело городом управлять. А это, всё-таки, не поход, не битва даже. Почему всадники выходят из южных ворот, когда армия герцога, всем известно, с севера подступает? Да и маловато было всё-таки конников, чтобы что-то всерьез предпринимать - несколько десятков, даже до сотни, скорее всего, отряд не дотягивал...
  А потом Чест узнал ещё одно лицо в движущихся к воротам рядах. Лицо, которое он видел совсем-совсем недавно.
  Корбут. Первый тысячник.
  Что за дело такое, где требуется и главный военачальник и князь сразу?
  И Чест начал, наконец, понимать. Ещё до того, как увидел княжну и дочек князя. Маленького внука, которому было лет, наверное, пять. Увидел грузовых лошадей с набитыми седельными сумками и обратил, наконец, внимание, что почти у каждого всадника по два запасных коня.
  Чест начал понимать. Но не верить. Он не мог просто взять и поверить, что их князь, их предводитель, мудрый правитель, которого все всегда уважали, который произносил воодушевляющие речи и выступал на парадах, вот так просто берёт и бежит. Бежит из собственного города, бежит от опасности. Бежит ночью, словно вор, словно крыса, словно предатель.
  Бежит. А их всех, всех - оставляет...
  Чест видел. Понимал. Но всё-таки до конца не верил - пока последний конник не проехал под башней и ворота не начали закрываться.
  Какая-то часть стражника безумно хотела поднять лук и начать стрелять. Шанс попасть был немалый. Непонятно, конечно, что под плащами у уезжающих - но даже пластинчатый доспех бронебойная стрела с такого расстояния прошьёт, хоть, разумеется, и не насквозь. А уж жена князя точно никакой кольчуги не надела, тут не то что наконечник - оперение с другой стороны выйдет и пойдет дальше. Лук-то вполне приличный, сорок килограмм.
  Князь, жена, две дочки. Итого четыре выстрела... за сколько? Как быстро дружинники Гинвиласа успеют прийти в себя? Чест раньше был способен засадить в минуту стрел так одиннадцать-двенадцать. Может, всех четверых и не застрелит, но уж князя с женой - наверняка.
  Но другая часть стражника - более разумная и, слава Соколу, большая - понимала, что семья правителя вряд ли в чём виновата. А смерть самого Гинвиласа уже ничего не изменит. Но вот лично ему, Честу, неприятностей принести может ох как немало.
  Смертельных, прямо сказать, неприятностей.
  И разум возобладал-таки над яростью.
  Лучник просто стоял и смотрел, как конники уходят всё дальше и дальше от городских стен. До тех пор, пока последняя фигура в плаще не скрылась в темноте и тумане.
  Слева, в караулке, отворилась дверь. Оттуда выбрался десятник, начальник наряда. Подошёл к Честу, встал рядом. Лицо командира выражало что-то непонятное.
  - Если бы не мы, - десятник обвел рукой себя, Честа, верх стены и надвратную башню, - парней внизу вырезали бы к Яристу. Просто чтобы свидетелей не оставлять, - секундная пауза, - понимаешь?
  Лучник медленно кивнул. Он понимал. Как, наверняка, и все присутствующие этой ночью здесь стражники. Чувствовалось некое напряжение, некая грань. До которой, слава Соколу, всё-таки не дошли - может, по милосердию князя-предателя, а может, просто потому, что слишком долго и утомительно было бы дубовые двери в караулку ломать.
  Кто знает?
  Да и какая теперь уже разница.
  - Они ж всегда знают больше чем мы, - произнес, как бы ни к кому и не обращаясь, начальник, - шишки эти. Князь, тысячники и так далее. У них-то больше информации. Им, типа, положено знать.
  Чест не любил Тэхэ - так звали стоящего рядом - причем, надо сказать, не любил изрядно. И было за что. Иноземец, пришедший откуда-то с юга, смог, прослужив в страже всего пару лет, подняться до командира десятка. Не был он при этом ни умным, ни смелым, но каким-то хитрым, что ли, неприятным. А получив минимальную власть и вовсе испортился, как часто с такими бывает.
  Среди подчинённых мгновенно появились любимчики, которым доставались лучшие посты, причем всегда. Это были самые сильные, самые крепкие люди в десятке. А так же те, кому не повезло - из числа наиболее слабых. Эти, наоборот, вечно отрабатывали за двоих, сугубо дерьмовые наряды и тяжкие места. А с теми, кто просто остался посередине Тэхэ вполне себе подружился - да только гнилью от той дружбы за версту пахло. Ему улыбались - и он не трогал. Не переводил середняков в разряд худших, с вечно-тяжелыми постами. И наряды среди таких улыбчивых более-менее нормально распределял. Ну а взамен получал молчаливое согласие на свои действия со стороны большинства.
  Для Честа, изначально, было намечено место именно в середине прослойки - дружить с Тэхэ, улыбаться, жить нормально. Но лучник не привык играть в маски, а широкая, наглая морда десятника стражнику претила изрядно.
  Конечно, куда-то там лезть и что-то перестраивать Чест отнюдь не пытался, но скрывать своё отношение к новому командиру тоже нужным не считал. И, разумеется, вспыхнул конфликт. Было много всего - и дополнительные наряды и словесные перепалки и даже короткая драка. Потом Тэхэ понял, что тут ему лучше отступить, пока, глядя на Честа, ещё кто-то не взбунтовался. И смирился с вечным пренебрежением в глазах лучника, так и не узнав, что, по сути, обязан своему противнику жизнью - ни много, ни мало. (разбит)
  Всё дело в том, что один раз, сильно на эмоциях, стражник поделился происходящим с Раданом. И сразу о том пожалел. У названного брата буквально глаза загорелись от услышанного - причем совсем не добрым огнём. Темперамент у дружинника всегда был вспыльчивым, а проблемы он умел решать, по сути, лишь одним способом - и потому просто предложил ублюдочного десятника убить.
  Точнее как. Не предложил. Заявил. Заявил, что пристрелит Тэхэ, а от Честа требуется лишь узнать маршрут начальника после окончания смен. Всё остальное дескать, Радан берет на себя.
  - Думаю, стрела в основание затылка заставит этого человека несколько... поутихнуть, - хохотнул тогда дружинник, но взгляд был вполне серьёзен. - Ты знаешь, я сделаю хорошо. Тихо.
  О да, Чест знал. Знал, как виртуозно его названный брат обращается с луком. И отлично помнил, когда тому пришлось в первый раз убить. Точнее, им обоим. В этом самом городе. Ещё подростками. Ради выживания. Зарезать здоровенного стражника, который очень любил избивать беспризорных детей.
  А теперь он сам носит плащ стражника. На этих же улицах. Какая ирония!
  В общем, тогда Чест Радана отговорил. Не из жалости к Тэхэ, конечно, а... честно говоря, он и сам не смог бы объяснить почему. Просто это казалось как-то неправильно, что ли. Не нужно. А потом, так совпало, конфликт с десятником понемногу сошёл на нет. Проблема исчезла.
  - Они всегда знают больше, - повторил, тем временем, Тэхэ, - всегда. Что они выведали такого, что решили свалить из Вецены нахрен? А, Чест, как считаешь? Разве город не имеет шанс устоять?
  Лучник лишь молча пожал плечами. Говорить не хотелось, да и нечего было сказать.
  - Валить надо, в общем, - добавил, сплюнув со стены, десятник, - раз Ганвилас копытом помахал. И поздно пока не стало. Дело, определенно, дрянь. Если надумаем с парнями - двинешь с нами?
  Странное дело, но в последние месяцы Тэхэ стал относиться к Честу с некой долей симпатии, что ли. Тянуться к нему как-то. После того, как конфликт утрясся. Будто всё же хотел втянуть лучника в свою зону влияния - не силой, так иначе. Чушь, дичь конечно, но, тем не менее, факт. Может потому, что Чест мощь внутреннюю показал, а может десятник чувствовал, интуицией своей звериной, что чем-то своему противнику обязан... кто знает?
  Впрочем, на отношение лучника это, в любом случае, никак не влияло.
  - Нет, - покачал головой Чест, - куда валить? Все свалят - Вецену кто будет оборонять?
  И не то, чтобы не было соблазна... Стражник, конечно, любил город, но и умирать за него никогда не мечтал...
  Можно на рынке распродать вещи, в две трети, а то и половину цены - чтобы быстро, не ждать - купить какую-никакую конягу, и уже завтра скакать на юг - подальше от надвигающейся бойни, по стопам князя.
  Кто осудит, раз даже Ганвилас с Корбутом бежали?
  Да только в одном из госпиталей, в элитной палате, лежал Радан. Потерявший много крови, с тяжелой раной в груди. И не мог самостоятельно встать. Он не то что из города - из койки не мог сбежать. И это держало Честа куда крепче, чем любые кандалы или патриотические слова.
  - Ну да, - как это ни странно, не стал спорить Тэхэ, - твоя правда.
  
  ***
  
  На следующий день проводилась генеральная репетиция парада. До юбилея Падения Колояра оставалась неделя и те, кто теперь руководил городом - интересно кто, кстати? - посчитали, что пехота, несмотря ни на что, должна тренироваться торжественно маршировать.
  Будь воля Честа, он этих любителей праздников встречать герцога Оттона бы отправил. Может, химейцам сумеют внедрить какой-нибудь юбилей?
  На построение не явились Тэхэ и два его лизоблюда из десятка. Сотник спрашивал где они, собирался кого-то за ними послать, но Чест знал, что смысла это имеет мало. Троица скоро окажется за пределами городских стен, если ещё не оказалась.
  Другой новостью, неожиданно быстро разлетевшейся среди солдат, стало то, что этой ночью убили главного веценского жреца. Подстрелили из арбалета, в горло, сразу же насмерть.
  Не очень понятно, толи химейское золото тут роль сыграло, толи кто-то счёты свёл удачно - но магический потенциал города со смертью могущественного служителя Сокола подпорчен был изрядно. Все оставшиеся жрецы были слабее, насколько Чест вообще ситуацию понимал.
  Известие, естественно, не очень-то приободрило собравшихся. Разговоры ходили всякие, вплоть до того, что у вражьего герцога уже своя сеть шпионов-убийц внутри города спрятана. И стоит, дескать, начаться штурму, как эти шпионы в спину защитникам и ударят. Командиры, понятное дело, разговорчики такие пресекали, но не сказать, что справлялись быстро и всегда удачно.
  Про бегство князя и первого тысячника, слава Соколу, никто ещё не знал. А тем, кто был в курсе, хватало, видимо, мозгов язык за зубами держать. Да вот надолго ли, размышлял Чест - ведь тогда, на воротах, стражников было в общей сложности почти полтора десятка. Много. Плюс дружинники, что с князем уехали - наверняка кто-то кому-то что-то да ляпнул.
  А ближе к вечеру к городу вышли первые вражеские отряды. Не разведчики - те уже давно шныряли вдали от стен - а именно полноценные воинские части, авангард. Впрочем, приближаться химейцы не стали, разбив лагерь так, что ни лучники со стен, ни даже установленные на некоторых башнях орудия их достать не могли.
  Оставалось только смотреть.
  Два последующих дня ничего особенного вроде и не происходило - только к герцогу постоянно подходили и подходили подкрепления, а инженеры врага трудились в поте лица.
  Всех, кто стоял в эти дни на стенах, занимало всего два вопроса. Что именно делают северные мастера и сколько солдат умудрились собрать их враги? Ответ на первый вопрос открылся довольно быстро, уже на следующий день после начала осады.
  Требушеты.
  Огромные, мощные, явно сработанные не с нуля, а лишь собранные из частей, заготовленных ранее. Вражеские инженеры ещё что-то доделывали и настраивали в грозных машинах, а Честу уже было страшно, даже до первых выстрелов.
  Что же до численности армии Оттона, то тут ясности никакой не было. Много? Да. Больше десяти тысяч однозначно. Но больше насколько? Чест просто терялся, он не умел настолько хорошо считать. Плюс осаждающие почему-то постоянно перемещались - какой-то отряд туда, какой-то обратно. Из-за горизонта время от времени приходили новые силы - правда, как казалось стражникам, уже в основном не войска самого Оттона, а союзных ему феодалов. Хотя, опять же, с такого расстояния - как точно сказать? (разб)
  Вецена располагала, если считать и дружину и стражников, примерно четырьмя тысячами бойцов - разумеется, насколько знал Чест. В точные цифры его, понятно, никто не посвящал. Вроде не так уж и мало - учитывая, что битва не в поле, у них мощная крепостная стена. Однако каждую ночь, когда лучник смотрел на лагерь, раскинувшийся за городом, костры, зажженные воинством герцога, казались бессчетны и бесконечны.
  И, опять же, вызывали страх.
  Вместо Тэхэ назначили нового командира - не из их десятка, пришлого. Какого-то, якобы, сурового рубаку. Новенький Честу понравился - не пытался рисоваться, манипулировать и торговать нарядами, говорил мало и по существу. Впрочем, чтобы по-настоящему узнать человека нужно несколько больше чем два дня.
  Когда требушеты северян наконец заговорили, стало... не то, чтобы жутко, пока что... опасно, скажем так. Камни из непристрелянных машин ещё летели совершенно не точно - не долетая до стен десятки шагов, либо, наоборот, со свистом уносясь в жилые кварталы, - но каждый стражник резко почувствовал, что игры кончились. И больше нет безопасных мест.
  Пять здоровенных требушетов возвели инженеры врага - таких, что могли вести огонь по осажденному городу, не попадая, при этом, под обстрел машин, установленных на башнях. Но северные мастера не остановились на этом - там, вдали, продолжались работы. Воздвигались деревянные остовы чего-то ещё. Тараны? Осадные башни?
  Воистину, Оттон хорошо подготовился как к штурму, так и к осаде.
  А потом кто-то, наконец, проболтался, что князь бежал. Да и вряд ли это можно было долго скрывать, болезнью властителя отговариваясь. Возможно, если бы не существовало полутора десятков свидетелей, те, кто управлял городом, смогли бы придумать хорошую версию, сказку. Но свидетели были и со сказкой не срослось. Город узнал правду - мерзкую, неприятную правду - без всяких прикрас.
  Защитников Вецены будто грязной водой окатило. Ледяной водой на улице в ноябре. И известие это, безусловно нежданное, шокировало народ куда больше, нежели падающие с неба камни в треть человека величиной.
  Пошли разговоры всякие, страх, будто специально ждавший такой новости, набирал силу среди сильных духом вчера ещё людей. Вечером того же дня почти полторы сотни дружинников подъехали, во всеоружии, к южным воротам и потребовали их открыть.
  Начальник караула подчиняться не имел права - но в его отряде было всего тридцать людей. Простых стражников, которым вовсе не хотелось умирать непонятно за что. Поэтому после недолгих колебаний полусотник ворота всё-таки отворил.
  Тут следует уточнить, что герцог не имел ни сил, ни желания, чтобы равномерно окружать весь город, довольно-таки немалый. Его основной лагерь был на севере, лагеря союзников - востоке и западе. А с юга за Веценой присматривали многочисленные, но не очень сильные конные отряды, целью которых было в первую очередь заранее высматривать тех, кто направляется в город и только потом ловить тех, кто, наоборот, из него бежал.
  А полторы сотни ратников немалая сила, чтобы сходу, без подкреплений, с ними драться. Да и зачем? Ведь уходят дружинники, не бесполезные рты-крестьяне.
  В общем, судя по всему, отряд прорвался. Конникам удалось бежать точно также, как раньше Гинвиласу. И это, как ни странно, тоже действовало удручающе.
  Человек, возглавивший оборону города - Наримонт - узнав о случившемся, был в ярости. Несколько дней назад всего лишь четвертый тысячник, а теперь, неожиданно для себя, взлетевший на место князя, он явно со всем не справлялся. Не потому, что оказался не слишком умён, решителен или так далее - просто банального опыта не хватало. Не слишком-то знатных кровей, Наримонт стал тысячником всего полтора года назад, к тому же пробившись из лучников - то есть тех, кого в дружине, традиционно, несколько меньше, чем рукопашных бойцов, уважали.
  В общем, среди воевод Наримонт был младшим.
  Но что остается делать, если первый тысячник сбежал, второй погиб на Язвенных полях, а третий, после всё того же сражения, не может самостоятельно подняться с кровати? Только принимать бразды правления на себя.
  Но в ситуации с дезертирами Наримонт, кстати, не оплошал. Он вызвал командира, приказавшего открыть ворота, к себе - в сложившейся ситуации как-то так само собой получилось, что стражники, подразделение отдельное, тоже под руку четвертого тысячника встали - долго его допрашивал, а потом приказал повесить как предателя. Прямо на площади, не откладывая. Вместе с ним - каждого шестого из тех, кто ворота тогда охранял. Мол, пусть жребий кидают.
  Стражники, когда услышали, чуть было не взбунтовались - но забирать приговорённых явились Черные Куницы - стрелки, которыми Наримонт лично когда-то командовал. Две сотни, полный, не считая погибших на Язвенном поле, отряд. Плюс сотня мечников - тоже из четвертой тысячи, те, кто командира своего искренне почитал.
  Увидев такую силу городские стражи, никогда, в общем-то, особой слаженностью не славившиеся, быстренько бросили жребий, да и передали дружинникам пятерых бедолаг. И уже к полудню на городской площади колыхались шесть тел, с табличками на груди, гласившими: "Трус. Предатель".
  Стражники, конечно, ворчали, однако казни сработали - больше ворота никто никому не открывал. Да и в целом жёсткие меры положительно на ситуацию в городе повлияли.
   Воодушевившись, Наримонт решил предпринять довольно рискованный шаг. А именно ночную вылазку к вражеским требушетам, почти что готовым башням и таранам. Это имело смысл, ибо, во-первых, осадные орудия герцога уже вполне пристрелялись - и теперь днями напролёт долбили стены Вецены, безнаказанно их разбивая. Процесс не очень быстрый - предки строили крепость как надо - но, тем не менее, имеющий только один финал. Второй же момент заключался в том, что все свои осадные орудия Оттон приволок с севера - а здесь, по сути, лишь собрал воедино имеющиеся части. И если их удастся уничтожить, то следующую партию ему подвезут явно нескоро - особенно учитывая погоду, которая с каждым днем лишь ухудшалась. (разб)
  А ведь стоять под дождями в конце осени в поле - то ещё испытание. Очень мало приятного. Не говоря уж про то, чтобы зимовать...
  В общем, затея была хороша. Но что-то, увы, не получилось. Что-то Наримонт не так рассчитал.
  Подробностей Чест не знал, конечно - он и про вылазку-то услышал лишь после её завершения, как и весь рядовой состав - но переполох со стены слышал, дежурил как раз. Переполох, огни какие-то, люди кричали. Что происходило - непонятно. Но ни один требушет так и не загорелся. Ни одна осадная башня не упала. А из сорока ушедших бойцов вернулось, как стало позже известно, лишь пять...
  В день юбилея обстрел города был особенно силён. Наверное, враги знали о празднике, как объяснить это иначе. Да и немудрено - секрета из дня падения Колояра никто не делал, скорее наоборот, похвалялись. А отношения с отцом герцога Оттона у князя Вецены когда-то были вполне себе неплохие. Даже воинственный бог северных людей - который, собственно, так и звался - Воин - официально считался названным братом Сокола. Чест ещё помнил те времена.
  Но годы шли и, как-то понемногу, по чуть-чуть, у химейцев силу набирала новоявленная группа жрецов, которая объявляла, что названый брат это, конечно, да, да только бросил Сокол Воина в самый ответственный момент. Надвигалась великая битва с другими богами, было бессчетное море врагов... и ушёл Сокол, сказав, что останется нейтрален. Оставил брата одного. Чест понятия не имел, откуда северные жрецы всё это черпают, да только теперь эта версия стала у них основной. Что, естественно, любви между народами не добавляло.
  Наримонт и служители Сокола провели в день Юбилея парад - быстренько, на скорую руку, совсем не так, как до войны его Чест представлял - сказали какие-то слова воодушевляющие - какие именно, стражник не запомнил, но так себе, если по правде, были слова - да и разогнали всех по местам. Нечего мол в центре толпиться, когда камни с неба падают. О вечерних гуляниях, понятно, даже не заикались.
  А еще пару дней спустя начался штурм. Герцог Оттон, не хотел, очевидно, долгой осады. Не хотел в поле зимовать.
  Пять огромных осадных башен - на вскидку, ничуть не уступающих стенам Вецены высотой - двинулись вперед. Между ними, как боевые псы между хозяевами, ползли тараны.
  Стояло ранее утро - промозглое, ветреное, неприятное. Серое. И в этой серости черные пятна боевых машин герцога смотрелись какими-то жуткими зубами, клыками неведомого монстра, двигающегося прямо под землей. Чудовища, намеренного проглотить, сожрать весь город без остатка.
  А по сути так ведь и было - чудовище или взбешенный северный герцог, разница невелика.
  У Вецены, впрочем, имелись свои требушеты. Равно как и обученные инженеры под них. И как только осадные монстры химейцев пересекли определенную черту, снаряды взлетели в воздух.
  Нельзя сказать, чтобы эффект вышел очень уж впечатляющим - Чест, как и окружающие его люди, надеялись на большее. Но всё же требушеты защитников были давно пристрелены и два или три камня попали в цель. Одна из осадных башен, дернувшись, остановилась, её корпус приобрёл заметный наклон. Другая получила удар куда-то в область верхней площадки - во все стороны полетели доски и щепки, возможно мелькнула и парочка тел - но, тем не менее, продолжала двигаться вперед. К стенам.
  - Не туда, - прошипел Сигур, стражник, стоявший рядом с Честом, - по низу надо бить! По низу!
  - Умник, тоже мне, - бросил в ответ какой-то лучник, - без тебя разберутся куда бить, наверно. Им там видней.
  - Ну-ну.
  Следующий залп остановил ещё одну осадную машину герцога. Причем снаряд, очевидно, снёс какую-то опорную балку - башня накренилась так, что казалось, до падения считанные секунды. Были видны люди, прыгающие на землю и бегущие прочь. Второй камень прошёл сквозь корпус другой башни, но каких-то серьезных повреждений, судя по всему, не принёс.
  - К стрельбе огненными - готовьсь, - пронеслась по цепочке лучников команда.
  Враги подошли уже достаточно близко и скоро должны были выйти из зоны поражения требушетов. А для стрелков дистанция стала вполне в самый раз.
  Последним залпом инженеры выпустили бочки, полные огня. Чест не знал, почему с этим ждали так долго - толи такой тип снарядов был менее точен, толи не мог далеко летать. А возможно, огненных запасов в принципе было очень немного - кто знал?
  - Бей! - тут же заорал где-то далеко сотник и десятники, почти сразу за ним: - Бей! Бей! Бей!
   Выполняя команду, Чест мгновенно обмотал древко стрелы паклей, опустил в чан с маслом, сунул в огонь. Чуть выше наконечника вспыхнуло яркое пламя. И две секунды спустя горящая стрела уже летела в сторону ближайшей башни.
  А Чест уже заматывал другое древко.
  Стрел было огромное, дикое количесто. Их метали сотни людей. Плюс бочки, разбившиеся о бревна осадных башен - на сей раз, с максимально близкого для требушетов расстояния, попали практически все. Пламя лизало стены приближающихся машин, где-то мощно и страшно, где-то более робко, огоньками нескольких стрел. Но огня было много и казалось, что дело сделано - ещё немного и черные монстры вспыхнут, подобно факелам. Загорятся снаружи и изнутри.
  Ещё совсем чуть-чуть.
  И лучники стреляли - каждый с той скоростью, которой мог, без всякой команды и равнения на других. И башни всё ползли и ползли вперед, а пламя, игравшее тут и там на их бревнах, никак не хотело перекидываться на строения целиком. А на верхних площадках приближающихся монстров постоянно мелькали тёмные фигуры и окатывали стены водой. Стены, полностью оббитые мокрыми шкурами различных зверей.
  А потом, в какой-то момент, стало совершенно ясно, что всё это напрасно, огонь не вспыхнет, башни не поджечь. Не силами одних только лучников, без поддержки требуштов, по крайней мере.
  - Отставить огненные, - пронеслось по цепочке, - Обычными, по людям, бей.
  А машины герцога подползли уже совсем близко. Были хорошо видны бойницы и закованные в сталь фигуры, мелькающие на верхних площадках нет-нет. Из пяти осадных башен Оттона до стен добрались лишь три, а если без серьезных повреждений, то и вообще две, но и этого, на взгляд Честа, более чем хватало.
  Лучник наложил стрелу - бронебойную, собственно, он и не брал с собой сегодня других - но натягивать лук не спешил. Нужно было определить подходящую цель, он итак уже кучу стрел, считай зря, спустил. А они дороги - общий запас, который принесут позже, будет куда хуже к его оружию подходить.
  Башня, ближайшая к Честу, остановилась. Миг - и на стены упал деревянный мост. Массивный и довольно громоздкий, шага в четыре шириной. И, дождавшись наконец своего часа, вперед повалили мечники герцога - химейская бронированная пехота. Закрытые шлемы, кольчуги и пластинчатые доспехи, круглые, со стальной каемкой, щиты.
  У них было некоторое преимущество перед дружинниками на стенах - доски моста легли на зубцы, подарив нападающим высоту. Но для стрелков - и справа, и слева - химейцы представляли отличную мишень.
  И защитники своего упускать не собирались. Перекидной мост буквально за несколько секунд бешенной стрельбы наполнился раненными и убитыми - в основном первыми, всё же пехотинцы герцога были в хороших доспехах, которые было непросто пробить. Кое-кто, громко крича, полетел вниз, к основанию стены. Выжившие, закрываясь щитами, двигались вперед - но это было уже не так просто, учитывая необходимость постоянно переступать через стонущих товарищей под ногами.
  Те несколько воинов, что проскочили на стену первее всех - в лучшей экипировке, очевидно самые сильные бойцы - столкнулись с многократным перевесом дружинников и необходимостью драться в полуокружении, потому что подкрепление было перебито практически всё. А тут может быть лишь один финал, несмотря насколько ты хорош.
  Сейчас Чест очень тщательно целился - в отличии от минут, когда огненными в башню стрелял. И старался попасть в ноги врагам. Во-первых, во время войны, от раненных мороки куда больше, чем от мертвецов. А лучник специально обмазывал наконечники стрел - не слишком, к слову сказать, хорошо закрепленных - грязью. Во-вторых же, чаще всего ноги у рядовых мечников не были закрыты броней. В то время как попадание в пластинчатый доспех, который носили многие люди герцога, оставляло высокий шанс что стрела просто соскользнет, уйдет в сторону или вверх.
  После двух довольно досадных промахов, лучник наконец увидел, как здоровый детина, не по человечески взвыв и схватившись за колено, упал на доски - выронив разом и щит и меч. За край мостика не перевалил, что досадно, но, в принципе, сойдет.
  Дорожка между осадной башней и стеной, тем временем, уже была полностью забита телами - стонущих, кричащих или замолчавших навечно людей. Ноге негде было ступить. Атака забуксовала, а из химейцев, кто успел спрыгнуть на стены, в живых остался всего лишь один.
  С верхней площадки деревянной башни, конечно, ещё стреляли - но слабо и мало, ибо недалеко возвышалась уже другая, гораздо более высокая городская башня - и летящий оттуда поток стрел убивал всякое желание лишний раз высовываться. А ответить химейцам было уже нечем.
  Казалось, штурм отбит. По крайней мере, на этом участке, здесь.
  А потом прилетевшая снизу стрела ударила в лицо Сигуру, куда-то под глаз, и он завертелся на месте, харкая кровью и пытаясь схватить Честа за плечо.
  - Че... пхш... Ччччщщщ... - что-то шипел, уже совершенно бессмысленно, полный красным рот.
   Стражник поймал соратника, стиснул стремительно теряющее силу тело и, понимая что раненному остались считанные секунды, бережно опустил вниз. Когда голова - к слову сказать, пробитая, несмотря на шлем, насквозь - коснулась каменного пола, Сигур был мертв.
  Короткая, толстая стрела. Если точнее, болт. К стенам Вецены пожаловали арбалетчики.
  Чест никогда не был особо дружен с Сигуром - как, собственно и кем-то ещё из десятка. Но то, что его убили болтом, убили из арбалета, почему-то взбесило стрелка.
  Может, дело в том, что стражник, как и все лучники, не слишком-то жаловал самострелы - чересчур простое, на его взгляд, оружие, научиться стрелять из которого может любой дурак. А может напряжение, копившееся все эти дни, наконец-то сказалось. Кто знает? Точно не Чест.
  Он никогда не задумывался о подобных вещах.
  Стражник поднялся, встал напротив бойницы. И начал стрелять.
  Люди герцога, пока защитники отбивались от осадных машин, времени зря не теряли - всё пространство возле стен было полно новыми врагами. Кто-то тащил лестницы, кто-то пускал стрелы, кто-то бежал к таранам и башням. Строго говоря, на участке были уже не только химейцы - хватало и иных, диких, в чудных рогатых шлемах, с топорами. По доспехам, они, пожалуй, уступали мечникам Оттона - носили в основном кольчуги, без пластинчатой брони - но вид имели пугающий.
  Чест, впрочем, не испугался. С быстротой, вызвавшей бы уважение даже у Радана, он выпустил четыре стрелы, задев двух арбалетчиков врага. Причем одного, судя по всему, насмерть. А потом понял, что колчан пуст.
   - Стрелы! - заорал Чест, делая шаг от бойницы.
  Где-то тут постоянно бегали мальчишки-разносчики, кто-то из них услышит и притащит новый пучок.
  И тем временем осадная башня, про которую, на какое-то время, забыли, выплюнула из себя новых врагов. В тяжелой броне, с большими щитами, атакующие не обращали внимания на стонущих товарищей - перли прямо по телам раненых и мертвецов.
  И в тоже время о стены стали биться штурмовые лестницы, закинутые снизу - с крюками, чтобы нельзя было сбросить и окованные сверху сталью, чтобы не перерубить.
  Одна из таких вцепилась в камень как раз возле Честа. Стражник сорвал колчан с тела Сигура - стрел, к сожалению, там было немного - и, высунувшись из бойницы, с полной растяжки выстрелил в злобную харю карабкающегося наверх врага.
  Попал - ублюдок разжал пальцы и совершенно бесшумно свалился вниз. Но и сам стражник стал чьей-то мишенью - вражеский болт сломался о камень в ладони от лица.
  А возле деревянного моста уже шла отчаянная рубка - новая волна атакующих смогла добиться того, что не могли до них. Более-менее большой площадки на стене. Конечно, по-прежнему со всех сторон летели стрелы - но, во-первых, новые враги были защищены куда лучше старых - полные доспехи, скрывающие и ноги и лицо - во-вторых же, защитники уже не могли сосредоточить столь плотный огонь - ибо осадная башня не была больше единственной мишенью. Новые мишени появились везде.
  Чест часто дышал, облокотившись затылком о камень возле бойницы. Он боялся снова туда высовываться - после того, как неизвестный болт едва не оборвал его жизнь. Казалось бы, во время битвы такое повсеместно бывает. Но нет, Чест не мог, не хотел. Лицо Сигура, убитого практически на этом же самом месте, было уж слишком свежо. Но и помогать своим, дерущимся у мостика, стражник тоже не решался - ведь рядом, по-прежнему, торчали крючья вражеской лестницы - вдруг кто-то вылезет как раз во время стрельбы?
  Надежда только одна: меч. Чест, конечно, не так, чтобы очень уж хорошо с ним обращался. Всё же он лучник, не рубака-боец. Но воткнуть в голову, которая появится над лестницей, умения хватит. Тут сомнений нет.
  Воин осторожно положил лук на пол, потянул из ножен клинок. Самый обычный, простой одноручник, который выдают каждому новобранцу в городской страже. Когда он с ним тренировался в последний раз? Прошёл месяц-другой?
  Итак, теперь ждать. Ждать. Сейчас появится вражеская башка, скорее всего с уродскими рогами. Сейчас. Вот-вот.
  Но шли секунды, а лестница так и стояла пустая: никто почему-то не лез. Хотя внизу, Чест это помнил точно, были враги. Может, они тоже боялись? Не так-то это легко - карабкаться на высоченную стену, где тебя, скорее всего, ждет чей-то меч. Или в каком-то другом месте случился прорыв? А может, все, наоборот, бегут?
  Хотя нет. Что-что, а бегут химейцы вряд ли - судя по рубке возле осадной башни. Атакующие потеряли с десяток латников, но позицию на стене заняли крепко. Справа и слева толпились дружинники, пытались сжать, сдавить, неугодный пятачок, так, чтобы тела ублюдков посыпались вниз, на землю... и не могли.
  Сверху, конечно, стреляли. Стреляли по мостику, где толпилось подкрепление герцогских, по спинам тех, кто был уже на стене... враги падали, кричали... и лезли вперед вновь и вновь. Обстрел уже нельзя было сравнить с тем, что устроили вначале - слишком многие из лучников метили в тех, кто готовился по лестницам лезть на стены, а кто-то из защитников был попросту мёртв...
  Чест резко обернулся на звук, раздавшийся сзади. Тот отвратительный, мерзкий всхлип, который рождается где-то в пробитой железом груди.
  В десятке шагов позади на землю медленно оседал стражник. Одна рука его скользила по собственному горлу, пытаясь зажать рану, из которой кровь била совершенно жуткими, пугающими толчками, другая же, невесть зачем, не отпускала меч.
  Рядом, несколько пригнувшись, стоял убивший парня ублюдок - огромный, черный, в кольчуге с нашитыми сверху пластинами, рогатом шлеме, грязные пальцы - на жутком совершенно топоре.
  Не человек герцога - кто-то из числа убманцев, северных варваров, союзников Оттона.
  Первый, кто сумел-таки по какой-то из лестниц взобраться на стену, избежав всех копий и стрел.
  С отчаянным криком вперед бросился Завид - новичок в страже, не прослуживший и года. Черный воин легко отбил его атаку, а в ответ, на четверть мгновения позже, рассек стражнику грудь. Кольчуга не выдержала удара, хлынула кровь, и Завид - весёлый, добрый парень - рухнул на камни. Молча, лицом вниз.
  А Чест вдруг очень отчетливо понял, что его от убманца отделяют всего несколько шагов. И между ними никого больше нет.
  Где-то сзади, за спиной северного чудовища, были ещё стражники. Но они сцепились с новыми врагами, прущими по лестницам вверх. Позади Честа сражались дружинники - но тоже, именно что сражались, с латниками герцога, теми, кто по штурмовой башне лез.
  А между этими группами - на пространстве, шагов, наверно, в пятнадцать, находилось всего два человека. Убманец и Чест.
  Следовало что-то делать - быстро атаковать, быть может, а может, наоборот, чуть-чуть отступить - но лучник не мог даже оторвать взгляда от приближающегося убийцы.
  Чест, бывший в детстве - очень и очень давно - трусоватым ребенком, а потом со временем поборовший, сломавший это в себе - будто вернулся в того, десятилетнего, мальчишку.
  И оцепенел. Он буквально не мог пошевелиться, не мог даже поднять меч. Просто смотрел на черную фигуру с боевым топором, на лезвии которого ясно виднелись капли - те капли, что совсем недавно были внутри Завида, где-то в его груди.
  Убманец сделал два шага вперед - очень плавных, осторожных шага. Возможно, он тоже опасался замершего в неподвижности Честа, ждал какого-то подвоха от него - а потом, хищно оскалившись, варвар прыгнул вперед.
  Стражника спасли лишь рефлексы - всё же, столько лет прослужил. Он успел отскочить назад, исключительно инстинктивно - и вскинуть меч. Удар отдался в ладонях, да так, что Чест едва не разжал пальцы, но, всё-таки, утерпел.
  Теперь их разделяло чуть больше шага.
  Убманец чуть-чуть пригнулся и Чест, как-то отстраненно, подумал, что на сей раз ему уж точно удар не отбить - даже если снова сумеет подставить меч. В руки даст так, что рукоять не удержит. И все, конец.
   ...А потом в лопатку варвара с хлюпающим звуком вошла стрела. Резко и неожиданно для обоих.
  От силы удара убманца бросило вперед, а кончик стального наконечника показался со стороны груди - но оружия воин так и не выпустил. Он зашипел - дико, словно лесной кот - развернулся в пол оборота - движением резким, кошачьим опять же - дабы видеть и Честа и площадку сзади - и перехватил топор левой рукой.
  Пронеслась мысль, что сейчас идеальный момент для удара. Сейчас, когда его противник дезориентирован, не понимает, откуда его атаковали, а плечо болит. Рубить сейчас - значит, получить все шансы закончить бой сразу. Победить.
  Но правда в том, что оцепенение не пропало. Даже теперь.
  Стражник не шелохнулся.
  И тогда варвар ударил сам. Получилось не очень ловко - левой рукой убманец явно владел похуже, как правой, да и топор был тяжел - но Честу хватило. Сталь столкнулась со сталью, меч стражника вырвался и полетел вниз, а забрызганное кровью лезвие, чуть изменив первоначальный маршрут, с огромной силой врезалось в шлем Честа - правда, всё-таки, удар уже не был прямой.(разб)
  И свет померк.
   ***
  Когда Чест открыл глаза, всё изменилось.
  Во-первых, сильно болела голова. Очень сильно.
  Правую половину лица будто обхватил какой-то мерзкий, с присосками, осьминог, а по телу бежали щупальца боли. Осьминог жег и плевал ядом, и при этом, определенно, был живой. Ведь боль не была равномерной, а постоянно пульсировала: чуть больше, чуть меньше, чуть жестче, чуть слабей. А где-то там, в глубине черепа, горел раскаленный гвоздь. И, подстраиваясь под ритм осьминога, кто-то словно бил по нему маленьким молотком.
  Бам! Бам! Бам!
  Чест попытался приподняться, понять, что происходит. Но очередное "Бам" было настолько сильно, что сознание не выдержало наплыва боли. Лучник отрубился вновь.
  
   ***
  Винзенз был в бешенстве. Из всего отряда, отданного под его руководство, выжило лишь три человека. Три! Включая самого Винзенза да раненного бойца с пробитой ногой. Это из полной-то дюжины солдат. Был ещё и четверый, если совсем уж често, но, судя по хрипам, больше получаса тот уже не проживёт - стрела, хоть и не пробила сердце, вошла слишком нехорошо.
  Отряд уничтожен, разгромлен. И где? При штурме стен, в неравном бою? Нет, тогда можно было бы списать почти любые потери. В засаде! В городе, между домов, в уличном бою с какими-то мужиками! Не дружинниками, нет. Не стражниками даже! Просто горожанами, державшими луки в руках.
  Ну если начистоту, два дружинника всё же были - они, собственно и руководили засадой. Но дело это не так, чтобы сильно меняло. А коли точнее, не меняло вовсе. Всем будет плевать, когда придется за случившееся отвечать.
  А отвечать будет нужно, ещё как. Каждая собака знала что их отряд на штурм никто не посылал. Дюжина, как и большая часть легкой пехоты, вошла в город, когда стены уже пали. Чтобы улицы зачищать. И когда будет разбор полётов, его, Винзенза, разжалуют в рядовые обратно. А то ещё в придачу и служить отправят куда-нибудь к Яристу на рога. И всё, прощай зародившаяся было карьера, прощай навсегда.
  Дело ещё и в том, что Винзенза назначили десятником совсем недавно. Буквально пару седьмиц назад. И это была первая боевая операция, где он, как командир, должен был себя показать.
  А вышло наоборот. Вышло, что Винзенз положил всю дюжину в обмен на пятерых мужиков, вооруженных луками да ножами, да двух дружинников в красных плащах. Хорошо хоть баб в их отряде не было, вообще б позору не избежать!
  - Командир, - подошёл к застывшему в злых мыслях десятнику единственный оставшийся боеспособным солдат, - глянь, это ж Красные Стрелки, - кончик меча небрежно качнулся в сторону раненных, но пока не добитых, дружинников врага.
  - И чё?
  - Как чё? Это у них тот щегол, что Геро нашего убил, служил в отряде.
  - И? - ощерился не понимающий, куда клонит его подчиненный, десятник.
  - Так ведь его ранили тогда. Ты ж сам рассказывал. Но не убили. И сейчас он где-то здесь, в городе. Отлеживается где-то. Вдруг эти - знают? Должны знать.
  - А точно же... - глаза Визенза заблестели, губы, ещё миг назад плотно сжатые, растянулись в ухмылке, - а ведь и правда же, да! Красные стрелки!
  Всё дело в том, что герцог Оттон, взбешенный внезапной гибелью сына, пообещал за голову убившего его лучника воистину королевскую награду - тысячу золотых тамеров - сумму, на которую кто-то вроде Винзенза мог запросто прожить оставшуюся жизнь.
  Но деньги, и это обязательное условие, давались за живого - и только живого! - Радана. От мёртвого толку мало, его ведь нельзя пытать... А пытать герцог Оттон хотел сильно и много.
  Эту информацию, равно как и все данные о Радане, уже давным-давно спустили в войска. И теперь вся армия, вторгшаяся в Вецену, охотилась, подспудно, за Красным стрелком.
  Плюс, подумал Винзенс, если я приведу герцогу его врага, все точно забудут о том, что случилось с отрядом. Кровник самого Оттона куда важней.
  - Ты молодец, Керт, - произнес десятник, ударяя, от переизбытка эмоций, себя в локоть, - и эти уроды сейчас расскажут всё, чтобы нас обогатить. Язык знаешь?
  Солдат отрицательно покачал головой.
  - Ярист! Я тоже. Ладно, пошли прогуляемся по домам, сейчас какого-нибудь знатока найдем. Хэйден! - это уже к раненному в ногу, - следишь за этой парой, пока мы не придём.
  - Я немного знаю их наречье, командир, - неожиданно отозвался названный Хэйденом, - не нужно никуда ходить.
  
   ***
  
  Когда Чест очнулся во второй раз, голова болела уже не так сильно. Но всё-таки болела. С огромным усилием, преодолевая желание взвыть, стражник стянул смятый с одного края шлем. Ощущение было такое, словно мордой по песку, хорошенько прижав, протащили.
  Потом Чест осторожно встал - сначала на четвереньки, потом уже, кое-как, на ноги.
  Везде, куда не посмотри, валялись трупы: справа, слева, ближе или дальше. Особенно много - под стеной, возле откидного моста штурмовой башни. На мостике, собственно, тел тоже хватало. Но дело этим не кончалось: люди в доспехах обильно валялись и на мостовой непосредственно города, на расстоянии уже десятков шагов от стен. А вот живых видно нигде не было. Только крики да пожары где-то вдали.
  Враги вошли внутрь. Тут двух мнений быть не могло.
  Кто-то, возможно, ещё сопротивлялся захватчикам. Хотя почему возможно? Наверняка в глубине Вецены шли бои. Узкие переулки, каких полно в любом городе, способны задержать огромное войско. Ибо тут как раз не особо помогает число. Уличные бои в особых случаях, бывало, могли длиться и несколько дней. Честу приходилось участвовать в таком месилове как-то раз, ещё в бытность наемником. Да только итог, коли уж дошло до этого, всегда один. Если захватчики и не могут прорваться в каком-то особо укрепленном месте, они просто всё жгут. А в Вецене деревянных домов стояло очень много. Собственно, дымки начинающихся пожаров уже были видны.
  Нужно к Радану, мелькнула мысль. Взять его и бежать. Бежать прочь, пока ещё где-то идут бои и не всё вокруг перекрыто.
  Рука стражника непроизвольно залезла под кольчугу, нащупала перстень, висящий на груди. Тот самый, что подарил побратиму Корбут, с изумрудом, золотой. Они тогда решили, что пусть лучше у Честа хранится - слишком многие видели, как первый тысячник драгоценность эту Радану вручил. И раненный дружинник не хотел, проснувшись однажды утром, её не найти.
  А Чест сохранил. И теперь денег, вырученных после продажи перстня, им двоим хватит на год самое меньшее - куда бы они не пришли.
  Как и всегда, вместе.
  Стражник, несколько уже окрепший, спустился со стены во двор. Очень и очень осторожно - не хотелось, с гудящей-то головой, на солдат герцога Оттона наткнуться. И двинулся в сторону госпиталя, с луком в руке.
  Мысли в голове путались, метались. Чест не до конца понимал, как лучше сейчас бежать. Радан же не может идти сам! Придётся его тащить на себе, а это сильно на всё влияет. На то, что никого не встретишь, уже надеяться нельзя. Разве что переодеться в доспехи врагов? Слава Соколу, трупов, которым они больше не нужны, хватало. Переодеться и притвориться что он, простой ратник, раненного аристократа к лекарю тащит?
  Будь Чест один, задача сильно бы упрощалась. Он более-менее здоров, и спрятаться, а потом прошмыгнуть между постов врага много навыков не надо. Но с раненным на руках...
  Благо, Радану полегче уже. Явно идет на поправку. Даже с кровати на полминутки вчера вставал. Это обнадеживает. Будь дружинник в том состоянии, каком с Язвенного поля привезли - Чест не знал бы, что делать сейчас.
  Говорят, герцог Оттон жесток и мстителен. Он сильно разозлился, когда наследника потерял. А ещё говорят, что ублюдок знает, будто прибил его любимого сыночка Красный стрелок, которого зовут Радан.
  И, учитывая что город скоро падёт в лапы герцога, нужно бежать. Пока ещё идут уличные бои, пока есть шанс - бежать.
  Всё это крутилось в голове Честа, пока он шагал по мостовой города. Трупы, кровь - этого хватало с преизбытком, кто-то вопил, кто-то стонал. Один раз пришлось прятаться от мелкого - меньше десятка - отряда мечников герцога, один раз - обходить занявшийся огнем квартал.
  И наконец госпиталь. Один из. Самый богатый и элитный, где, волей князя, лежал Радан. Красивый двухэтажный дом, сложенный из камня, двустворчатые, выкрашенные в фиолетовый цвет, двери, распахнутые настежь...
  Стоп. Почему распахнутые? Чест замер. Всегда закрывали, сколько он помнил, всегда. А уж сейчас, когда такое в городе творится, тем более сам Сокол велел...
  Присмотревшись, стражник увидел то, на что не обратил внимание сразу - внутри, в холле, считай, возле самых дверей, сидел человек. Сидел прямо на полу, прислонившись спиной к стенке. На ногах - обнаженный меч. Чуть-чуть красного на паркете - кровь, вероятно причем, самого солдата. Ибо он ранен, повязка на левом бедре.
  И да, конечно - цвета герцога на груди и плече.
  Враг.
  Чест, боясь даже гадать о том, что это значит, начал понемногу красться вперед.
  Госпиталь захвачен? Радана поймали люди герцога? Убили? Но своего почему бросили, не унесли? И почему так рано, ведь бой за город ещё идёт!
  Вражеский воин, прямо сказать, был довольно беспечен - не смотрел по сторонам, только вперед. Возможно, его чересчур мучила собственная рана, кто знает? Стрела Честа пробила кожаный доспех с двадцати шагов, по оперение ушла в грудь. Губы солдата приоткрылись, приняли форму буквы "о" - но так и не издали никакого звука. Человек герцога был уже мертв.
  Стражник вошёл в госпиталь.
  Большую часть расстояния до палаты, где лежал Радан, Чест, наплевав на осторожность, преодолел бегом. Лишь у самого входа остановился, и наложив стрелу, двинулся тихо, как только мог.
  Очень осторожно заглянул в приоткрытый дверной проем.
  И увидел двоих. Точно таких же, как тот, у входа - кожаные доспехи, мечи в руках. Только здоровые, без каких-то видимых ран. На полу, в луже крови, лежала монашка, а воины Оттона стояли... как раз над кроватью Радана! Лицо побратима было бледно, в глазах - злость.
  Северяне же, судя по виду, были очень довольны. И громко переговаривались между собой.
  Чест, как ни крути, был неплохим лучником. И, несмотря на пульсирующую боль в башке, сумел уложить одного из герцогских, выстрелом навскидку, куда-то в грудь. Но вот второй раз - а стражник успел выстрелить дважды - уже не попал. Вражеский мечник, зарычав, бросился вперёд, к Честу, и тот, понимая, что времени для стрельбы больше нет, не успеет, швырнул лук в бородатое лицо, а сам захлопнул дверь в палату прямо у приближающегося врага под носом. Прижался, удерживая, спиной.
  Секунду спустя последовал мощный удар - воин герцога ломился как вол. Чест выхватил меч и поспешно отбежал в сторону. И когда химеец вновь ударил в дверь плечом, её уже ничто не держало. Разогнавшийся воин левым боком вперед вывалился в холл, где, сказать прямо, с трудом удержался на ногах.
  Ждавший именно этого Чест атаковал.
  Будь на месте стражника настоящий мастер меча, скорее всего, поединок окончился бы, не начавшись - позиция для атаки вышла замечательная. Но мастера меча не было и клинок Честа лишь скользнул кончиком по лопатке врага - правда, взрезав и доспех и плоть под ним. Порез вышел длинный, но неглубокий.
  Но развить успех не получилось - все дальнейшие удары Честа противник, пусть и несколько ошарашенный, отбивал. А в какой-то момент и вовсе перешёл в атаку.
  Стиль боя химейца не отличался какой-то утонченностью, изысками и так далее. Он просто пёр вперед и лупил со всего размаху.
  Удар слева, справа, слева, справа, сверху, слева, слева, укол.
  Удар справа, сверху, слева, справа, укол.
  Герцогский боец бил так, будто и вовсе не было у него никакой раны.
  И - всё это в полной, если считать стального звона и шарканья шагов, тишине. Только шипение сквозь плотно сжатые зубы, на слова, даже маты, никто из противников размениваться не собирался.
  Чест всё отбивал - но приходилось постоянно пятиться, отступать.
  У врага, к слову сказать, было преимущество перед стражником. Примерно на ладонь более длинный меч. Да и сам боец герцога оказался несколько выше, здоровей. Не сказать что это критично, конечно, однако Честу, из-за этого, было сложней.
  С другой стороны у лучника тоже имелось своё преимущество: неплохая кольчуга против варёной кожи, из которой был сделан химейский доспех.
  Прямого попадания она бы, конечно, не выдержала, но от скользящих порезов спасала, причем уже дважды - кончик меча химейца соскакивал, броню не пробив.
  В третий, раз, впрочем, клинок противника полоснул Честа над самым локтем - там, где уже кончался доспех. Прошёл глубоко, до самой кости. Брызнула кровь.
  В четвёртый - оставил хорошую отметину на ноге.
  Чест чувствовал, как что-то горячее побежало в сапог, по коленке. И столь же горячее - по левой руке.
  А воин гецога напирал, продолжать бить в том же темпе - и уходили все силы, дабы вражескую сталь увести в сторону, как-то остановить.
  Пот продрался-таки сквозь ресницы. Соленое, неприятное стояло в глазах. А внутри, чем больше вытекало крови, чем яснее становилось, к чему движется бой - тем больше бушевала злость.
  "Не хочу сдохнуть! Не сейчас, не здесь! - мысли, короткие, резкие, точно совпадали с ударами мечей: - Проиграть какому-то тупорылому уроду! Ублюдку из легкой пехоты! Не латнику! Не дружиннику! Обычному отбросу! Нет!"
  Клинок противника резанул Честа снова - на сей раз, оставив уродливую полоску на щеке.
  Взвыв, забыв от ярости о защите, стражник бросился вперед.
  Боец герцога был готов к чему-то такому - и даже среагировал - но, как оказалось, недостаточно хорошо.
  Они оба достали друг друга - меч химейца пропорол бок Честа, на сей раз пробив кольчугу насквозь, лучник же с огромной силой рубанул по правой руке противника, умудрившись попасть под эфес. Лезвие вошло у основания большого пальца, а вышло где-то между средним и безымянным. Кисть развалилась надвое и отрубленная часть шлепнулась на пол.
  Это произошло практически одновременно и они оба закричали. Оба выронили мечи. И упали на доски пола, Чест - схватившись за новую рану, боец герцога - баюкая искалеченную ладонь.
  Шли секунды, каждый из противников не видел другого, чувствуя и ощущая лишь свою боль. Но потом пальцы Честа, всё же, обхватили рукоять лежащего рядом меча. Дело ещё не было сделано, Радан по-прежнему ждал его.
  Преодолевая слабость, стражник поднялся. Будто тень, отражение в зеркале, встал и вражеский воин - оружие он теперь держал левой рукой. Лицо химейца было перекошено болью, он что-то произнес, хрипло и зло, но Чест не знал языка герцогства, даже самых простых слов. Да и какая разница? Договориться всё равно нельзя - если этот уйдет живым, значит, придут ещё.
  Стражник молча атаковал. Из-за новой раны, наверняка сломавшей, помимо прочего, несколько ребёр, выглядело это, конечно, не очень. Но и его противник, солдат герцога, стал явно уже не тот. Химеец не был обоеруким, не умел биться левой рукой. К тому же явно испытывал дикую боль.
  Пять-шесть ударов - и Чест, морщившийся и шипевший при каждом, загнал врага в угол. Это было несложно - ведь тот скорее старался уклоняться, а не отбивать. А когда отступать стало некуда, враг снова что-то прокричал, на сей раз - с открытой ненавистью, а не просто зло.
  Чест ткнул мечом. Воин герцога заткнулся на полуслове, захрипел и осел на пол.
  Радан, как выяснилось, прекрасно всё слышал. Да и не мудрено - выкрики и звон стали разносятся довольно далеко. И на бледном лице дружинника появилось подобие улыбки, когда Чест вошёл в палату.
  - Живой, - произнёс побратим, оглядывая стражника с головы до ног, - Всё-таки живой...
  - Ну а как иначе, - как можно беспечней усмехнулся Чест.
  - Что... происходит снаружи? - с явным трудом прохрипел один из соседей Радана, тяжелораненый с потным лицом.
  - Город скоро падёт. Люди герцога прорвали оборону. Сейчас идут уличные бои, но это вряд ли надолго.
  В палате поднялся негромкий гул - всякий, кто мог говорить, говорил.
  - Нам надо валить, - произнес Чест, обращаясь к Радану, - раз эти ублюдки пришли за тобой, то придут и ещё. Другие.
  - Да... Они сказали... через неё, - дружинник кивнул на тело монашки, - Герцог Оттон желает меня видеть... живым, - Радан усмехнулся, - о сыне своем поговорить. Даже награду, нехилую, назначил. Но... как мы свалим... теперь?
  Глаза дружинника выразительно пробежали по ранам Честа.
  - Ты того и гляди сам на соседнюю койку ляжешь.
  - Справимся, - пробормотал стражник, - сейчас только, я перебинтуюсь...
  Перебинтоваться и правда было нужно - ибо кровь из ран по-прежнему бежала, а Честа уже начинало заметно шатать.
  - Переоденемся с тобой в этих жмуриков, - стражник, присев на край кровати, резал длинные полоски из простыни, - а потом свалим из города, пока ещё бой идёт. Пока... хаос.
  Радан ничего не ответил, но лучник видел сомнение, явное сомнение в его глазах.
  План был выполним, пока стражник был здоров и мог тащить на себе раненого. Но сейчас? Возможно, Чест мог бы ещё уйти сам, да. Но с Раданом, который пройти и двадцати шагов не может, на шее?
  Плевать, подумал Чест, начав мотать ногу. Справимся. Справимся, как справлялись всегда. На худой конец заляжем где, или может, нас обоих солдаты герцога, приняв за своих, вынесут... Главное убраться из этой Яристовой палаты. Самое важное сейчас.
  Дверь в помещение, которую Чест прикрыл, резко распахнулась. Внутрь ввались солдаты - много, человек пять.
  Все в герцогской униформе, в кожаных доспехах. Ввалились... и замерли у самого входа. В руках мечи, копья, луков не видно, некому стрелять.
  Чест подскочил, как ужаленный. Схватил клинок. И сразу почувствовал, что стоять сможет недолго: вот-вот упадёт.
  Один из солдат герцога что-то спросил. Громко и требовательно.
  Естественно, на каркающем своём языке.
  - Чест, - позвал Радан каким-то странным, непохожим на себя голосом.
  - Что?
  - Я не хочу попадать к ним в плен.
  Стражник ничего не ответил. Он смотрел на врагов.
  Чего они ждут, почему не атакуют? Видно же, что он ранен и долго не простоит.
  Может, того и хотят - чтобы сам грохнулся? Боятся, что может кого-то перед смертью из них зацепить?
  - Чест, ты меня слышишь? - спросил Радан, на сей раз требовательно, - Я не хочу попадать к ним в плен!
  Стражник покосился вниз. И встретился глазами с Раданом. С испуганным - никогда такого у побратима не было! - взглядом.
  - Нет...
  - Да! Чест, ты должен... Должен, Ярист тебя побери!
  - Нет!
  - Не будь эгоистом, ублюдок. Ты знаешь, что меня там ждёт. Знаешь, что за человек Оттон. Зачем он меня именно живым потребовал взять.
  Стражник ничего не ответил. Лишь опёрся левой рукой о изголовье кровати. Сила уходила, всё тяжелей и тяжелей было держаться на ногах.
  - Ярист! Ну давай же, решайся, Лешак!
  Лешак. Прозвище юности, давних, давних годов. Чест никогда не любил эту кличку... и Радан прекрасно об этом знал.
  Химейцы наконец-то двинулись вперед. Неспешно, прикрывая друг друга. Проход между койками был довольно-таки узким, поэтому даже раненный противник мог натворить дел.
  "Хотя каких дел? Врать самому себе - зачем? Я с трудом с одним-то справился, а сейчас их уже пять. А я вот-вот упаду".
  - Чеееест! Твою мать!
  Стражник резко повернулся к Радану. Мир вокруг расплывался и не только от вытекшей крови - влага, которой только что не было, появилась в глазах.
  Дружинник натянуто улыбнулся.
  - Давай. Сейчас!
  Закричав, Чест ударил. В горло, чтобы наверняка.
  Удар вышел сильным, хорошим. Красное забило бурной струей. У дружинника моментально остекленели глаза.
  Лучший стрелок Вецены наконец-то получил свою истинную награду.
  Продолжая кричать - даже не понимая что именно - стражник развернулся к врагам.
  Странно, но они снова замерли. У них была неплохая возможность атаковать, когда Чест отвлекся, но нет. Не стали.
  Возможно, что-то почувствовали, проявили уважение?
  Кто знает?
  Солёное совсем затопило глаза, будто в них щедро плеснули морской водой. Ноги дрожали, держали с трудом. Кровь из пореза на левой руке добралась уже до ладони. Но больно почему-то не было. Только жарко.
  - Ублюдки, выродки, сссуки, ну идите, идите, сюда! Нет? Боитесь?! Ждёте?! Ну так я сам!
  Чест бросился вперед, подняв меч для атаки. Сцепился с первым солдатом. Звякнул отбитый удар. А потом другой химеец ткнул копьем из-за спины собрата. Сильно, умело и хорошо. Стальной наконечник прошёл сквозь кольчугу на животе, не заметив металла. Чест захрипел, пальцы разжались, пришла спасительная боль.
  
   * * *
  
  Герцог Оттон смотрел на огонь, пожирающий Вецену, с безопасного расстояния, вдали от стен города.
  В его голове бродили странные мысли. Казалось бы, нужно радоваться, ведь война выиграна и враг уничтожен, всё позади. Больше не будет проблем на границах и высокомерных взглядов от князей и зазнаек - послов. Будто он не высокородный герцог, а так, какой-то провинциальный, возомнивший о себе, барон. Будто химейский народ, который объединил его дед - отбросы, не достойные сидеть с жителями древней Вецены за одним столом.
  Оттон очень хотел, чтобы к нему на цепи притащили Гинвиласа. Униженного, как пса. Герцог напомнил бы князю об их беседе семилетней давности, когда молодой ещё Оттон, только-только занявший трон, пытался договориться о обмене территорий, где жили химейцы под веценской властью. Всего десяток деревень, тысяча - другая крестьян, не больше. И встретил ледяной, унизительный отказ.
  Ох, как бы герцог сейчас хохотал!
  Но Гинвиласа не было. Он сбежал.
  А ещё не было Геро. Единственного и любимого. Оттон потерял его навсегда.
  И не чувствовался вкус победы, не было радости, которую - герцог отчетливо видел - испытывало всё его окружение, тысячники, оруженосцы, охрана.
  Война, к которой готовился несколько лет, окончилась. И в отместку за Геро Вецена погибнет - сгорит его волей полностью, дотла.
  Но разве это что-то уже изменит? Наследника больше нет, цена оказалась слишком высока.
  
  КОНЕЦ
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"