Случилось это перед войной с немцами. Жили мы с семьей во Мглине, Брянской области. Я тогда учился в восьмом классе. Как-то летом пришел домой, вышел в большую комнату. За круглым столом сидели трое мужчин, одетые в одинаковые черные плащи-макинтоши, на коленях они держали черные широкополые, модные в интеллигентской среде, шляпы. Они походили на похоронную команду. Я еще тогда подумал: "Вырядились, в такую-то жару". Но никто из них даже не вспотел. Они никак не представились, в те годы это считалось излишним.

  

   Тот, кто выглядел старше всех, достал из кармана вместо удостоверения большую плоскую пачку "Казбека", повертел ее в руках, но открывать не стал, бросил на стол. Другой человек так посмотрел на маму, что она без звука вышла из комнаты. Третий все время просидел не шелохнувшись. "Ну, рассказывай, что ты видел вчера вечером?", - спросил меня старший. Я сразу понял, что они имеют в виду, и все повторил им, о чем всем рассказывал.

  

   Вчера, в три часа дня я шел с речки. Была страшная жара, все вокруг вымерло. Недалеко от кладбища и церкви, возле оврага, на каких-то трех подпорках, скособочившись, стоял странный аппарат без опознавательных знаков, похожий на яйцо с металлической юбкой, откуда торчали сопла, как у ракеты. У него не было крыльев, но почему-то я был абсолютно уверен, в его способности летать. Иначе откуда бы он здесь взялся, колес видно не было.

  

   Трое человек, одетых в очень необычные летные костюмы, ходили вокруг одной из опор аппарата, что-то там высматривали, как бы пытаясь ремонтировать ее. Я очень увлекался тогда авиацией, подошел к ним, спросил, кто они такие и не нужна ли помощь? Один из них спросил, нет ли здесь поблизости кузницы? Я сказал, что насчет кузницы не знаю, но есть лудильщик Ахмет, осетин, у него мастерская совсем недалеко. Летчик обрадовался, и попросил меня сбегать к лудильщику и принести кувалду и паяльник. Я поинтересовался, что за аппарат, мне ответили, что это экспериментальная "реактивная" модель. Я тогда слова-то такого не слыхал применительно к самолету. Еще сказали: если я буду достаточно проворен, меня покатают на нем.

  

   Я сам бежал как реактивный аппарат, но пока уговаривал Ахмета, пока он сам лично с инструментами хромал до места аварийной посадки, аппарата там уже не оказалось. Ахмет мне дал взбучки за вранье. Я аж даже заревел от обиды, что он мне не верит и что из-за его медлительности мне не удалось покататься на "реактивном" самолете.

  

   В отличие от неграмотного лудильщика, люди в макинтошах мне поверили сразу (допрашивали вежливо, но у меня все поджилки тряслись), взяли с меня подписку о неразглашении государственной тайны и ушли. Через некоторое время пришел отец. Мы с матерью ему все рассказали. Отец сказал нам, что когда увидел черную "эмку", которая остановилась за огородами недалеко от нашего дома, то "трухнул и спрятался в бане". Из окошечка бани отец видел, как визитеры через некоторое время вышли из нашего дома, сели в "эмку" и укатили в сторону кладбища. Отец не сомневался, что это были сотрудники НКВД. Но, как потом выяснилось, не из городского отдела, а из области. Потому что наш дядя Яков служил в местном НКВД (он спас моего отца, посоветовав ему уехать в Москву в 37-м году, позже отец вернулся) и сказал, что никаких людей к нам его контора не посылала.

  

   Отец высказал догадку, и мы с мамой немедленно согласились, что я видел секретный немецкий самолет, и лучше будет, если я забуду о случившимся.

  

   Сейчас много говорят о НЛО, и теперь я думаю, может, я видел нечто на него похожее, но "летчики" вовсе не походили на пришельцев и говорили без акцента. Так кто же они? И кто те люди, приезжавшие к нам под видом чекистов? До сих пор все это для меня является загадкой, хотя мне уже исполнилось 75 лет. Но эта история имела продолжение.

  

   Когда началась война, я, к тому времени закончивший 9 классов, пошел в военкомат. Офицер, записывающий призывников, спросил, буду ли я заканчивать десятый класс? Если "да", то он мне даст отсрочку. Я согласился. Когда пришли немцы, этот офицер заявился вместе с ними уже в немецкой форме. Оказывается, он был немецким агентом и специально давал отсрочку нашим ребятам, чтобы они не шли на фронт. Он разыскал меня и расспросил о том случае с аппаратом. Удивляло, откуда он мог знать про это? Впрочем, слухи в маленьком городке распространяются быстро. Я сначала хотел наврать ему, но потом подумал, что ему, профессиональному агенту, возможно, известны какие-то конкретные детали и, значить, он может подловить меня на чем-нибудь и тогда мог запросто расстрелять (я видел как они это делали), - и сказал всю правду. Я не испытываю угрызений совести, потому что никакой тайны мне не было известно.

  

   Но самое смешное было то, что в 1989 году меня вызывали повесткой в УКГБ города, где я теперь живу, и вежливо так расспрашивали, кто такой этот офицер, и все в таком роде. А я уж ни лица его, ни фамилии не помню. Я тогда подумал: "Вас скоро самих будут допрашивать, а вы ерундой занимаетесь". Но им, очевидно, виднее, чем заниматься. Что странно, про аппарат словом не обмолвились, и я промолчал. Так что и кэгэбэшники мало что от меня добились.

  

   Но пришли новые времена. Мне, пережившему НКВД, ГЕСТАПО, МГБ, КГБ, КПСС и даже СССР, теперь нечего бояться и можно все рассказать, как было. Но, оказывается, существует еще одна инстанция, которую следует опасаться. Мой внук смеется, говорит: "Дед, если ты будешь трепаться, придут зеленые человечки и устроят тебе ретроградную амнезию".

  

   Одно спасение от опасных тайн - гласность. Но на всякий случай остаюсь анонимом.

  

  

  

   Записал Владимир КОЛЫШКИН

   г. Пермь. 1999 г.