Комаров Александр Евгеньевич : другие произведения.

Искатель Тьмы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 4.48*6  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Повесть о дружбе

   Александр Комаров
   Hangmoon@mail.ru

Искатель тьмы

Часть 1

Мой друг - Ваня Зайцев

   Зимние каникулы закончились, и теперь беспросветными серыми тучами, закрывшими солнце уже на многие месяцы, надвигалась бесконечная третья четверть. Погода на улице стояла мерзкая, грязный снег продолжал таять, превращаясь в хлюпающую слякоть, но бьющий в лицо мокрый ветер заставлял меня дрожать и ёжиться как на морозе.
   Я шел по улице один-одинешенек. Все-таки в такой погоде была своеобразная прелесть. Если честно, я не любил людей, а особенно детей, - наверное, потому что меня тоже никто не любил. На самом деле меня одинаково ненавидели и те и другие, но взрослые хотя бы умели скрывать свои чувства и, в отличие от детей, не говорили в лицо, что я тупой урод.
   Я присел на корточки, чтобы загрести немного снега. Пахло сырой землей и непогодой, такой кисловатый аромат. Варежки тут же промокли насквозь, зато снежок получился крепким и увесистым. Я бросил его через дорогу, целясь в голубей, оккупировавших помойку. Промахнулся довольно сильно, снежок угодил в полупрогнившую стенку бака, отразившись глухим звоном железа; вниз по ржавчине лениво потекли остатки тающего снега. Напуганные птицы тяжело взлетели вверх и принялись кружить над старым зданием школы. Я задрал голову, всматриваясь в тихие черные окна самого ненавистного для меня здания. Сейчас в школе никого не было, лишь по запустевшему двору плелась какая-то кривоногая дворняга, озирающаяся через каждые два шага, будто бы псину хотят запинать ногами все кому не лень... Да кому она нужна, дурочка?
   Животных я любил больше, чем людей, но меня всегда бесили всякие холеные породистые доги и доберманы, с которыми хозяева носились, словно с собственными детьми. По-моему, такие заводят собаку ради "пальцев", хотят показать, какие они заботливые и милосердные...
   Я сплюнул со злости... Уроды! В мире слишком много зла, чтобы тратить свою любовь на грязных тупых зверюг. Я пнул стоптанным ботинком кусок ледышки и поплелся дальше - к парку.
   С мутного неба постоянно накрапывало, над городом стоял непроницаемый, навевающий уныние сумрак. Наверное, где-то там, за облаками, и вправду светит солнце, где-то в далеких теплых странах сейчас наступает утро, и над густой зеленью благоухающих лесов поднимается многоголосый птичий щебет. У нас же здесь стремительно темнело, через полчаса город уже погрузится в непроглядный мрак и только разноцветное мигание светофоров будет наполнять красками серое полотно покрывшей всю землю слякоти...
   Я все шел и шел дальше в глубину безлюдного парка; мне очень хотелось плакать. Здесь никто не видел, но я все равно старался кое-как сдерживать позорные слезы. Мокрый снег хрустел под промокшими башмаками, в глазах расплывались блики далеких огней, пробивающихся через голые ветки кустов и деревьев. Я сорвал с головы шапку и швырнул ее в снег, опускаясь на колени... Меня все ненавидят, абсолютно все. Взрослые, кто поумней, отводят от меня глаза, другие нагло тычут пальцем в морду. Дети откровенно смеются... Ну конечно, я не красавец, но смеяться вот так в лицо, обзываться, - что я им сделал?... Да, у меня с рождения заячья губа, и что тут такого?.. Я сжал зубы от злости... На себя посмотрите, уроды!... Какого черта меня поят этими таблетками? Я от них только лысею. Лучше умереть, чем терпеть все это дерьмо... Только Анна Сергеевна, училка по биологии, разрешает сидеть на уроках в бейсболке, остальные гады заставляют снимать... конечно, я ведь двоечник и вредитель... Кто парту сломал? Зайцев сломал, конечно. Кто оторвал занавески? Зайцев, а кто же еще? Он ведь учится хуже всех, самый тупой - значит, он один во всем виноват...
   Я вскочил на ноги, вытирая холодным кожаным рукавом горячие слезы с щек... Ненавижу! Что б они все сдохли! Ну за что они меня так не любят?... Даже - я вновь заревел - даже родители! Вчера я узнал, что и они ненавидят меня. Пошел ночью в туалет и услышал, как они меня обсуждают. Я затаился под дверью. Сперва мама меня за двойки пилила, мол, такой я дурак, что в обычной школе делать нечего, надо в школу для дураков меня отдать. А потом отец как сказал, я чуть не умер: "Сразу было видно, что это урод, сын каких-нибудь алкоголиков, а ты "берем-берем, все зависит от воспитания!". Конечно, в интернате все обрадовались, закивали. Вот теперь мучайся с ним"... А потом еще говорили... о том, что мучиться им осталось недолго, года два-три, но это я и так уже знал, потому что никаким я был не дураком. Если тебя непрерывно пичкают дрянными химикатами - готовься к худшему... и все-таки до этого надежда была, а теперь - все, мрак... ну и слава богу, жизнь - дерьмо...
   Я зарыдал и прижался к мокрому холодному стволу дерева... Нет, не хочу... не хочу, за что?... Так плохо мне еще никогда не было.
  
   Звонок будильника ударил по голове, словно молоток. Я простонал что-то нечленораздельное. Приятный сон тут же забылся, перед глазами все плыло, тело с трудом повиновалось... Чертовски знакомые ощущения. Абсолютная темнота, ставшая уже привычной, сейчас сменилась серым сумраком... Ну хоть чуть-чуть день начал прибавляться, и то слава богу.
   После чашки горячего сладкого кофе настроение как-то сразу улучшилось. Ничего страшного на самом деле не случилось - подумаешь, школа! Не впервой, как говорится, все равно на этой неделе оценки ставить еще не будут - начало четверти. Поиграю в крестики нолики с Яшкой, порисую в учебнике... Что там у нас первым уроком идет? Английский - отличненько!
   Я быстро собрал портфель и, не застегивая пальто, выскочил на лестничную площадку. Родители уходили на работу раньше, так что опаздывать в школу мне приходилось регулярно... Сегодня немного подморозило, вчерашняя слякоть превратилась в сплошное полотно льда. Рабочие еще не успели загадить все своей солью, и ноги сами несли меня вперед, как крылья несут птицу, - один взмах, и под тобой проносятся десятки метров. Разводы и трещинки на ребристой поверхности льда напоминали облака, если смотреть на них из окна самолета... Я один раз летал на самолете в Крым, было здорово.
   Пришел я в класс одним из последних, уже прозвенел первый звонок. Наш седьмой "Б", как обычно, стоял на рогах. Вообще-то учителя в основном не разрешали заходить в класс до начала урока, но в 39-м сломался замок, и контролировать это дело теперь было невозможно. В классе стоял жуткий галдеж.
  -- О, Заяц пришел!
   Я смерил Грачева уничтожающим взглядом, но решил ничего не отвечать. Степа был ни таким уж плохим парнем, даже иногда списывать давал, только вот язык у него был совсем без костей.
  -- Привет. - Я бросил портфель через полкласса на четвертую парту. Тот жалобно звякнул застежками и скатился по гладкой поверхности на пол.
  -- Привет, - дружелюбно ответил Яшка Ларман. Обычно он выглядел более усталым. Мы сидели с ним за одной партой, и не то чтобы мы были такими хорошими друзьями, просто благодаря ему я еще не остался на второй год. Лари (так его обычно называли) был чистокровным евреем, хотя сейчас на этом мало кто акцентировал внимание, но Яшку все равно не любили, почти так же как меня.
  -- Что там у нас сейчас? - зачем-то спросил я, плюхаясь на жесткий стул. И так знал, что английский.
  -- Как каникулы? - поинтересовался Лари.
  -- Отстой, - поморщился я. - Новый год, как обычно, обернулся грандиозной пьянкой, единственным трезвенником в которой оказался я... Потом, правда, наверстал упущенное в парке.
  -- Тебе же нельзя... кажется. - Яшка поправил очки, он постоянно это делал, чем меня изрядно раздражал.
  -- Плевать. Пошли они все к черту, что хочу, то и делаю. - Я проводил взглядом Маринку, самую некрасивую девчонку в нашем классе, но зато самую скромную, что не могло не вызывать определенной симпатии.
  -- Ну, как знаешь, - буркнул Лари, поднимаясь с места. В класс вошла училка - Инна Валентиновна.
   Чего это она такая довольная? Видать, за каникулы забыла, кто перед ней и каким кошмаром может обернуться заурядный урок. Наш 7 "Б" был еще тем классом! Учились-то почти все хорошо, за исключением некоторых индивидуумов вроде меня. А вот поведение оставляло желать лучшего... На самом деле я не такой уж тупой, просто я очень медленно соображаю, никогда не хватает сорока пяти минут на контрольную. А если к доске вызывают, вообще теряюсь и несу полную ахинею... И все-таки я был глупее многих, а уж если сравнивать с тем же Лари, так вообще полный даун, не представляю, как можно так рубить в алгебре, для меня все эти дискриминанты - темный лес...
  -- Садитесь, ребята, - с улыбкой сказала Валентиновна. Она была у нас классным руководителем, так что сейчас наверняка предстоял пустой треп о планах на третью четверть.
   Я обвел класс оценивающим взглядом. Мы сидели за четвертой партой в третьем ряду - ближайшем к двери, слева в одиночестве скучала Маринка, перед ней качались на стульях Леха Колесников и Степа Грачев - нормальные парни, только меры в приколах не знают, особенно Грач, мы с ним постоянно деремся... я обычно получаю больше, но и он иногда кровью отплевывается. На второй парте сидел Олег Бузин, он был до ужаса жирным, но сильным, поэтому его дразнили только старшеклассники, и то редко - какое им дело до какого-то толстого малявки!.. Меня Бузин бесил, не могу толком объяснить, почему... За первой партой, гордо выпрямив спину, восседал Леня Литвинов, наш главный ботан, по-моему, у него ни разу в жизни не было ни одной тройки... разве только по физре... не помню. В нашем ряду сидели только мальчишки. За первой партой - Димон Гайдовский и Витек Кольцов, тоже ботаны, мне они, в общем-то, нравились, только вот ни тот, ни другой со мной почти не общались, видимо, считая меня не тем человеком, с которым нужно дружить... Ну и черт с ними, очень надо... Дальше, на второй парте сидели близнецы - Славик и Дима Беловы, пожалуй, они были самыми нормальными людьми в классе... я поймал себя на мысли, что они меня почти не бесят, в отличии от рыжего, сидевшего прямо перед Яшкой, - он только и знал, что отвлекал Лари, вариант-то на контрольных у них всегда был один и тот же. Мне в этом плане не повезло - место рядом с рыжим пустовало...
  -- Багаев, так и будем сидеть ко мне спиной?! - прикрикнула англичанка на Карена. Вот кто меня действительно бесил, так это он. Слева у окна сидели только девчонки, лишь одна парта была занята парнями, Кареном Багаевым и Антоном Дичко... Ух, ненавижу! Такой мрази нет больше в мире. Вот он был действительно тупой, только благодаря своим богатеньким родителям он получал свои тройки в четверти и переходил в следующий год. Тошу, как его называли некоторые лизоблюды, ненавидели почти все, только вот ему самому это было абсолютно по барабану: Дичко был выше всех на голову и гораздо сильней - он вроде как занимался борьбой. Тренироваться Тоша любил на своих одноклассниках. К тому же эта скотина ничего не боялась. По сути дела, Дичко был уже состоявшимся бандитом. За исключением тех редких случаев, когда он посещал школу, Тоша тусовался со своими старшими друзьями - полными отморозками. Все говорили, что Дичко подсел на наркотики, но в это как-то слабо верилось, уж больно здоров он был, наркоманы - они какие-то щупленькие все.
  -- Так, ребята, всё, успокоились. - Инна Валентиновна постучала указкой по столу. - Прежде чем начать урок, я бы хотела познакомить вас с новым учеником.
   Класс загалдел, встрепенулся. Новичок - вот событие так событие! Считай день удался... Валентиновна, улыбаясь, подошла к двери и подозвала жестом новичка, который, видать, все это время дрожал в коридоре... Я бы умер от страха, если б перешел в новую школу, в если бы выжил, меня бы все равно прибили в ближайшие дни. Сейчас-то все уже привыкли к тому, что я лысый заяц, особо и не пристают... Хоть бы этот новичок тоже, что ль, оказался каким-нибудь уродом, от меня тогда бы совсем отстали... Лишь бы это был не второй Карен или Дичко... Я вытер вспотевшие ладони о форменные брюки (у нас в школе всех обязали покупать фирменную форму, будто мы крутой лицей... угу, конечно - обыкновенная средняя школа).
  -- Артем, - дружелюбно позвала новичка Инна, - заходи!
   Класс затаил дыхание... Артем - имя мне уже не нравится, какое-то слишком взрослое... "Артем Семенович, пройдите в бухгалтерию за зарплатой"... Я встряхнул головой, отгоняя всякую дребедень.
   Инна взяла новичка за руку и ввела в класс... Выглядел он вполне безобидно, не очень высокий, худой, как Леня Литвинов; наверное, тоже ботаник, отличников толстых не бывает... густые светло-русые волосы - такие сейчас не в моде, в наше время пацаны стригутся коротко, даже налысо иногда... Я вдруг почувствовал горькую зависть к этому Артему. Мало того, что моя любимая стрижка, да еще и лицо симпатичное... Я бросил взгляд на первый ряд. Девчонки весело шептались, перемывая новичку косточки... Я бы душу дьяволу продал, чтобы узнать, о чем девчонки говорят, когда у них такое выражение лица.
  -- Ребята, - объявила Инна, - это ваш новый одноклассник - Артем Меньшов. Пожалуйста, будьте дружелюбны и приветливы, может быть, вам предстоит учиться вместе до одиннадцатого класса.
   Все загалдели, засмеялись.
  -- Не бойся, мы тебя не больно зарежем! - громче всех загоготал Тоша, и тут же получил указкой по голове от Ленки Кругловой, сидевшей за его спиной... Вот бы мне можно было так безнаказанно лупить Дичко!
  -- Ну давай, Артем, расскажи о себе, - предложила Инна новичку. Тот аж задрожал, что-то шепнул ей, наверное "Мы так не договаривались"... Что же с тобой будет завтра, если ты уже сейчас трясешься от страха?
  -- Не ссы в компот, там повар ноги моет.
   Дружный смех.
  -- Дичко! Ты у меня сейчас договоришься! - Лицо Инны Валентиновны впервые за сегодня приняло свое обычное повседневное выражение.
   Я не знаю, слышал ли этот Артем что-нибудь - в классе стоял жуткий гам.
  -- Ну давай, не стесняйся.
   Новенький прокашлялся. Все сразу притихли, только близнецы о чем-то весело перешептывались.
  -- Меня зовут Тёма, - неуверенно начал Артем, голос у него был еще детский, но четкий и звонкий, не то что у Карена - ба-ба-ба, бу-бу-бу... - Мы с мамой и папой переехали из старой квартиры в новую, в бывшую школу теперь далеко ездить. Но мне кажется, эта школа не хуже... - Тёма замялся, поднял глаза на Инну Валентиновну.
  -- Расскажи, чем ты увлекаешься, - подсказала учительница. - Беловы, успокойтесь! - прикрикнула она между делом на близнецов.
  -- Я увлекаюсь музыкой, поэзией.. в смысле, литературой... - Тёма покраснел как рак. - Ну, читать, в общем, люблю... еще...
  -- Ладно, садись, - заметив смущение новичка, сказала Инна. И тут (я даже не ожидал) все заорали: "Садись к нам!.. Садись сюда!.." Да-да, садись-ка куда-нибудь поближе к Тоше, пусть он свою необузданную энергию расходует на тебя... Вообще-то я думал, он сядет рядом с Лёнькой, за первую парту.. не с Бузиным же ему тесниться... Я усмехнулся. Вот так-то, Олежек, не надо было жрать столько каши за бабушку да за дедушку...
   Я на секунду отвлекся и даже не заметил, как Артем оказался на свободном месте рядом с рыжим - прямо передо мной.
  -- Привет. - Рыжий протянул руку. - Вовчик.
  -- Тёма.
   Класс так галдел, что Инна в конце концов хорошенько гаркнула на нас, пришлось выпрямиться и замолчать... с ней шутки плохи, может превратить твою жизнь в настоящий кошмар, хотя куда уж хуже?.. К тому же мы можем отплатить тем же...
   Я уперся взглядом в спину впередисидящего новичка. Ты-то чего так выпрямился, нашелся тут праведник! Форму Артем еще не получил и потому был одет в темно-бордовый свитер, на вид очень теплый и мягкий. Мной ни с того ни с сего овладело желание стукнуть кулаком ему между лопаток. Чувствовалась в нем какая-то невидимая слабость.
  -- Начинаем урок, - постучала карандашом по столу Инна. - Who is on duty today?
   По классу прокатилась волна невнятного бормотания.
  -- Nobody, - громче других проговорила Олька Сибиркина с первой парты.
  -- Не "Nobody", а "Nobody is on duty today", - проворчала англичанка. Меня тошнило от этого "он дьюти", даю руку на отсечение, в Англии так никто не говорит. - And now we will talk about Christmas and New Year. Who wants to answer?.. - Я прильнул к парте. - Колесников, stand up.
   Лёха нехотя поднялся из-за парты, уронив при этом пенал соседа на пол, чем рассмешил "следующих кандидатов на ответ"... Лично мне сейчас не до смеха было.
  -- I was in Moscow in new year, - промычал Леха. - I was begun sleep, than was 3 o'clock... After eating we - me and my family - have gone walk to the street. - Колесников переминался с ноги на ногу, буквально выдавливая из себя скудную информацию. - The weather was very good. In the street... э... there was a lot of snow.
   Меня замутило от всей этой чуши, англичанку, судя по выражению ее и без того кислого лица, тоже. Но Инна обычно делала все исправления в конце, то есть когда ты думаешь, что уже получил четверку, она вдруг выдает все то, что ты сказал неправильно, и ставит тебе два бала... Сволочь!
  -- Illuminations was... - продолжал давиться Леха. Класс уже зашелестел тихим хором шепчущихся голосов. Яшка в своем репертуаре - открыл учебник английского на странице, где было упражнение как раз в тему - про Новый год... Вот чем отличник от двоечника отличается? Мне бы в голову не пришло искать подсказки в учебнике. Я глянул на первое предложение: "New Year begins on first of January"... Шизиловка!.. Мне вдруг стало гадко - неужели мы даже это толком выучить не можем? Ведь английский, на самом деле, красивый язык. Словно бы поймав себя на этой мысли, я выделил из общего шепота голос новенького. Видимо Тёма демонстрировал рыжему свое знание английского, а может просто выпендривался, но говорил складно, засранец: "Thyself thy foe, to thy sweet self too cruel. Thou that art now the world's fresh ornament. And only herald to the gaudy spring, Within thine own bud buriest thy content. And, tender churl, makest waste in niggarding. Pity the world, or else this glutton be,
To eat the world's due, by the grave and thee".
   Ненавижу умников! Я почти ничего не понял из того, что он набормотал, и Вовчик, видимо, тоже, потому что отмахнулся в конце концов от Тёмы и заговорщицки ткнул Славке Белову ручкой в спину... А Лёха все продолжал мучаться:
  -- I went... э... skate on...
  -- Next day I skated! - не выдержала англичанка. - Садись Колесников, три с минусом, very bad.
   Когда Инна исправляла ошибки, никто ее, как обычно, не слушал - сейчас самое главное было не оказаться следующим отвечающим. Все затихли, и только Тёма еще что-то бормотал.
  -- Меньшов! - оборвала его тираду англичанка. - Может быть, расскажешь всему классу, о чем вы там шепчетесь?
  -- Я не шепчусь! - опережая соседа, испуганно крикнул рыжий, отстраняясь от Артема. Класс захохотал.
  -- Меньшов... stand up.
   Вот Инна сволочь, человек первый день в школе, а его сразу спрашивают... ну, будет теперь думать, прежде чем умничать! Я улыбнулся собственной шутке. Вообще, не сказал бы, что у меня очень хорошее чувство юмора - до меня шутки медленно доходят - и это бесит.
   Тёма поднялся с места и сразу начал: "When I do count the clock that tells the time, And see the brave day sunk in hideous night; When I behold the violet past prime, And sable curls all silver'd o'er with white..."
  -- Постой, - прервала его Инна, она даже не пыталась скрывать удивление. - Что это такое?
  -- Шекспир, - пожав острыми плечами, спокойно ответил Тёма.
   Англичанка на несколько секунд задумалась.
  -- Это, конечно, замечательно... но ведь я все-таки просила рассказать о зиме, о новом годе...
  -- Хорошо, - перебил ее Тёма. - Silvery snowflakes slowly fell on me from the dark winter sky. I felt mysterious breath of New Year...
  
   На перемене все чуть с ума не посходили. Тёму окружили со всех сторон, каждый хотел непременно пожать руку и сказать новенькому, как он красиво урезонил англичанку... На кличку "Шекспир" Артем не обижался, так что она вряд ли пристанет надолго. Лично я про себя называл Меньшова "очередным умником". В этот момент девчонки, наконец, набрались смелости и подвалили к нему всей гурьбой, оттесняя мальчиков в сторону. Тёма, как полагается, засмущался... а ведет-то себя - сама любезность, этакий скромный умничка с большими голубыми глазами! Я сморщился от отвращения - ненавижу таких вот ангелочков, настоящий пацан не должен смущенно улыбаться на бабские шутки, тупость которых не знает предела. Девчонки по природе своей невероятно наглые и бессовестные создания, за исключением некоторых отдельных личностей вроде Маринки, да и то могущих претендовать на понятие "скромный" с большой натяжкой. И тем не менее им удается учиться на одни пятерки, а ведь глупей созданий свет не видел!..
   Я тяжело вздохнул - что-то накатили вновь печаль и злость. Я стукнул пяткой по ветхой стене, на тускло желтой краске остался черный след от ботинка. Наш завуч бесилась, если видела нечто подобное, всегда орала: "Ты почему без сменки?!". Ну какая у меня может быть сменка? Кеды, что ль? У всех адидасы-рибоки... только позориться! А эти мои башмаки хоть как-то тянули на гриндера - все-таки не кожзам.
  -- Вано, - я почувствовал тычок в бок, - здорово!
  -- Привет, Мих, - без особой радости поздоровался я с Михой Колывановым из параллельного класса, моим единственным другом на этом свете. Вообще-то он меня немного бесил, и тем не менее я чувствовал к нему определенную симпатию и доверие - Миха хотя бы по имени меня называл и не очень дразнился. Мы знакомы с ним с детского сада - с пеленок, как он любит говорить.
  -- Есть сигареты? - Кол выглядел каким-то нервным, ерзал, дергался.
  -- Есть, - раздраженно шикнул я.
  -- Пойдем курнем,- шепнул он мне на ухо.
  -- У нас сейчас алгебра, не могу... - Дело в том, что курить у нас в школе, естественно, запрещалось, особенно такой мелочи, как мы. Поэтому приходилось запираться в туалете во время уроков. Шанс быть пойманным, конечно, был, но все же это не то, что надымить в сортире посреди перемены.
  -- Забей ты на эту алгебру, - скривился Кол. - Пошли...
   Мы поднялись на четвертый этаж - тут почему-то туалет был без окон, свет, как обычно, не горел - приходилось справлять нужду вслепую. Но нам такое положение вещей было только на руку. Во-первых, мелочь сюда боялась заходить, если вдруг кому-то из них приспичит пописать через пять минут после начала урока. Во-вторых, завуч хоть и верещала по жизни как кошка, но в темноте видеть, слава богу, не имела способности.
   Сигареты у меня с каникул остались хорошие - "Марльборо лайтс". Так-то я обычно покупаю всякое дерьмо типа "Явы" - какой толк тратить деньги, если все равно сигареты расстреляют в момент?.. Мы с Михой закрылись в последней кабинке, где привычно воняло канализацией и табачным дымом... Я не знаю, везде ли дети такие некультурные или только у нас в школе принято ссать на пол...
  -- Тьфу ты, черт! - выругался Кол. Он сверкнул зажигалкой, и в этот момент как раз прозвенел звонок.
  -- Не толкайся, - буркнул я по привычке, хотя он ко мне вообще не прикасался.
   Еще один щелчок зажигалки - и маленький язычок пламени осветил коричневый кафель потрескавшихся стен... Все-таки нашу школу пора ремонтировать, а еще лучше снести к чертовой бабушке... Я высказал эту мысль Михе, он ее оценил - хохотнул.
  -- Что нового? - спросил я после первой затяжки. Миха крякнул из темноты что-то нечленораздельное. Я сделал еще затяжку. - У нас новенький в классе, видел?
  -- Неа, - с интересом промычал Кол.
  -- Такой лох, - усмехнулся я в ответ.
  -- У нас новеньких нет, но все тоже лохи.
   Мы дружно засмеялись. Я бросил бычок в унитаз. То ли спуск воды тут не предполагался, то ли все веревки пошли на чьи-нибудь шнурки, но уборщица регулярно стучала директору, что находит окурки в мальчиковом туалете...
  
   На алгебру я опоздал несильно, так что училка не стала требовать никаких объяснений. Зато у одноклассников был повод похихикать лишний раз. Конечно, все знали, где я был, но Дичко тоже курил, так что эта тема должна была оставаться неприкасаемой. Иногда так получалось, что мы курили вместе с Тошей - тогда он, обычно, пускался в лекции о моем ничтожестве, говорил, мол, такие как ты портят лицо человеческой нации. Бывало, конечно, и по душам с ним болтали - тогда Тоша рассказывал о своих приключениях, как он с пацанами обувал детей у игровых автоматов, как избил "одного лоха" до полусмерти, и так далее и тому подобное. Не знаю, то ли он хотел напугать меня, то ли и вправду все эти "страшные истории" были правдой. Я так подозреваю, что в реале Дичко - человек намного страшней, чем он пытается себя подать. Я думаю, он может совершить любой самый ужасный поступок, вплоть до убийства...
  -- Чего ты не пишешь? - шепнул Лари, выводя меня из ступора. Когда я думал о Дичко, то всегда превращался в зомби. Резким движением руки я подвинул Яшкину тетрадь поближе к себе и принялся скатывать примеры. - Дурак, с доски! - огрызнулся тот. Ну да, я так привык списывать у Лари, что про доску совсем забыл. Не знаю, как он меня терпел. Хотя Лари многие ненавидели больше чем меня: например, Колесников и Бузин издевались в основном над ним.
  -- Зайцев, Ларман, помолчите! - прикрикнула училка. Ох, как же мне все это надоело! Одно и тоже в этой школе, сидишь, как истукан, пялишься в доску, ни тебе поболтать, ни в морской бой поиграть, ни поспать, в конце концов... Вообще, какой придурок выдумал переться в школу в такую рань, эти жаворонки нам, совам, всю жизнь испортили!
   Я дернулся от попавшей в ухо свернутой бумажки. Бузин распластался по парте в приступе беззвучного смеха. Я сжал кулаки, захотелось немедленно вскочить, подбежать к этой скотине и набить ему жирное свиное рыло. Все, на перемене я его убью! Слышишь, урод, размажу тебя по стене и ботинком по морде, изо всех сил, - в нос...
   Неожиданно ко мне повернулся Тёма и, виновато улыбнувшись, спокойно так, добрым голосом спросил:
  -- Вань, у тебя нет запасной ручки? А то моя что-то перестала писать...
   Я на пару секунд оторопел, потом встряхнул головой, часто заморгал.
  -- Да, да, есть... бери. - Язык заплетался. Я протянул ему свою ручку, хотя запасной у меня, конечно, не было.
  -- Спасибо, - улыбнулся Тёма.
  -- Мальчики, потише! - прикрикнула училка. Мне ее голос показался каким-то далеким, потусторонним. Зато уличный гул, доносившийся из открытого окна, обрел очертания, и словно бы в лицо дохнуло свежим ветром, как будто запахло сырой землей. В висках приятно покалывало...
   Да что со мной такое? Я бросил взгляд на Бузина - почему-то уже совсем не хотелось его избивать, пошел он куда подальше, делать мне нечего - руки об него марать...
   Я принялся судорожно искать в портфеле карандаш, а сам думал только об одном - Тёма попросил у меня помощи, и самое главное - он назвал меня по имени.
  
   Весь день я ходил сам не свой - витал в облаках, как любят учителя выражаться. Что-то вспомнились времена глубокого детства, когда одноклассники были еще не такими злыми, а я еще не понимал, что я не такой как все, что я хуже других. Я много раз за жизнь задумывался: существует ли хоть что-то, к чему у меня есть способности, в чем я лучше других?... Конечно, в некоторых делах я не такой уж профан, например, я бы не назвал себя слабаком, у меня неплохо получается драться, но такие как Карен и Дичко размажут меня за пару секунд. Еще я немного умею играть на баяне, но про это вообще лучше не вспоминать... Ну, катаясь на коньках, через каждые пять метров не падаю... в общем, ерунда всякая, кому это нужно? Может быть, есть люди еще бездарнее меня, но от этого легче не становится... Вот было бы здорово научиться так же рисовать, как Димон Гайдовский... хотя нет, рисование - это для девчонок... Ну, тогда так же в футбол играть, как близнецы. Или хотя бы учиться на уровне рыжего, а то я совсем двоечником стал...
   После уроков, я, как всегда, раньше всех выскочил из школы, но домой поплелся нехотя. Чего дома-то делать? На школьном дворе было полно малышни, меня чуть не закидали снежками. К маленьким детям я как-то спокойно относился, хотя последнее время они совсем обнаглели, ничего черти не боятся!
  -- Вань, постой! - Я резко обернулся. Нацепляя на ходу шапку, ко мне бежал запыхавшийся Тёма. - Подожди, куда ты так быстро? - Он поскользнулся и чуть не налетел на меня, лишь в последний момент успел зацепиться за пробегающего мимо первоклассника.
  -- Да никуда, - я немного растерялся, - просто домой.
   Тёма заботливо поднял на ноги сбитого им малыша.
  -- Ты ручку-то забыл свою забрать.
  -- А, ну да. - Я растерянно взял из его порозовевших на морозе рук свою старую "Bic Pen".
  -- Ты где живешь? - не собирался отваливать Тёма.
   Я вывернул шею, чтобы показать кивком, - почему-то не хотелось поворачиваться к нему спиной, даст еще пинка, потом бегай за ним по льду.
  -- Видишь - серая девятиэтажка?
  -- А, в 12-м! - обрадовался Тёма. - А я в 15-й переехал - напротив. Так что нам по пути... Это хорошо, когда есть с кем идти к дом - после школы обычно так тоскливо становится. - Тёма зачем-то отступил в сторону и теперь шел не по дороге, а по сугробам, увязая в снегу по колено.
   Мне тоже так захотелось, но я положился на здравый смысл и ограничился банальным скольжением по раскатанным ледяным дорожкам...
  -- Чего ж тут тоскливого? - Я пожал плечами. - Наоборот, считай, еще один день отмучились.
  -- Отмучились? - удивился Тёма. - Почему? В школе так весело, куча друзей, беготня, толкотня... Ты здесь давно живешь?
  -- С четырех лет.
  -- Везет, а я уже три школы сменил, и только в одной шел домой с друзьями.
   Я от неожиданности поскользнулся и грохнулся на пятую точку. Тёма, вопреки ожиданиям, сперва не засмеялся, но когда он попытался подать мне руку и тоже рухнул в сугроб - мы уже захохотали вместе...
  -- И все-таки школа - это кошмар, - не согласился я. - Сидишь часами на одном месте как дурак, на доску пялишься.
  -- Ну почему как дурак? - улыбнулся в конец запыхавшийся Тёма. - Ты как умный пялься.
   Тут уже моя очередь пришла улыбаться:
  -- Как умный я не умею.
  -- Вот ты телевизор смотришь? - неожиданно спросил Артем.
  -- Конечно, - удивился я, - чего еще дома делать?
  -- И здесь то же самое, только вместо телека - доска... Шучу-шучу! - опередил он мои возмущения. - Знаешь, я тебя понимаю, бывает, на некоторых уроках действительно скучно становится.
  -- Ща... - перебил я его, чтобы перебежать через дорогу. Я никогда не шел шагом по проезжей части, даже если на горизонте не было ни одной машины - привычка.
  -- Так вот, - догнал меня Тёма, - тогда нужно просто себя чем-нибудь занять.
  -- Типа морской бой или крестики-нолики? - Я усмехнулся. - Жаль, преподы плеер не разрешают включать.
  -- Да нет, - нахмурился Тёма, - морской бой требует слишком много внимания, к тому же ты вынужден отвлекать соседа по парте, и понижать не только свою успеваемость, но и его.
  -- Ну а что тогда? - чуть резковато произнес я.
   Тёма застенчиво почесал нос;
  -- Я, например, сочиняю стихи.
   Я не выдержал и захохотал. Тёма, по-моему, очень засмущался, но я ничего не мог с собой поделать.
  -- Да, ты здорово сегодня англичанку опустил.
  -- Причем тут Инна Валентиновна? Насколько я понял, она хорошая учительница.
   Я дернул плечами и машинально уставился на окна своей квартиры.
  -- Не знаю, по мне, так все училки - дуры. Кроме рисования и музыки - они никогда двоек не ставят.
  -- Хм, интересная теория... А ты бы на месте преподавателя как уроки вел?.. Просто интересно.
   Я смерил Тёму таким взглядом, будто смотрю на душевнобольного, но тот, похоже, этого не заметил.
  -- Я бы всех отпускал сразу домой, а в четверти - 5.
   Мы дружно засмеялись.
  -- Ну а если серьезно? Например, ты на месте Инны Валентиновны как уроки вести будешь?
  -- Если серьезно, - я нахмурился, - я бы заставлял переводить английские песни любимых групп. Или стихи читать, такие как ты прочитал... Хоть и непонятно, зато красиво. Кто это был, я уж забыл?
  -- Ты о Шекспире? - чуть не хохотнул Тёма.
  -- Ну да, да, - проворчал я. - Это у тебя прикольно получилось.
  -- Я обожаю Шекспира. Ты читал что-нибудь из...
  -- Я не люблю читать, - сморщился я, перебивая Артема.
  -- Может быть, фильмы смотрел? - не унимался тот.
  -- Ну знаю, знаю я твоего Шейк спирта, Ром и Джульета... Омлет... "У тела" - мочилась ли ты на ночь, Везде-мона?
   Я совсем не ожидал такой реакции - Тёма чуть в снег не зарылся от беззвучного смеха... Я-то думал, он только глазами похлопает непонимающе, а потом пошлет меня куда подальше, мол, не фига надсмехаться над тем, что я люблю.
  -- Смешно! - вытирая рукавом слезы, проговорил Артем. - Но на мой взгляд Шекспир не только гениальный поэт, но и великий философ.
  -- Что такое философ? - Я слепил снежок и пустил его в ближайший фонарный столб - промазал.
  -- Не что, а кто... - Тёма тоже бросил снежок и тоже промахнулся. - Скажем так - это человек, задумывающийся и пишущий о смысле...
   Мы уже подошли к моему подъезду и пора было расставаться... Я непонимающе тряхнул головой:
  -- О смысле чего?
  -- О смысле всего! - задорным голосом ответил Тёма, пожимая мне руку. - Ладно, давай. Я побежал, увидимся завтра, пока!
  -- Пока! - взволнованно крикнул я с некоторым запозданием.
   ...Задумывающийся о смысле. Но как можно задумываться о том, чего не существует?..
  
   Остаток дня я пребывал в отличном расположении духа. Ничего меня не раздражало, никто не бесил, все проблемы казались ерундовыми и далекими. Даже не знаю, что на меня так благотворно повлияло - разговор с Тёмой или же, что странно, каким-то образом сам Тёма... Наверное, все-таки разговор. Давно ни с кем так интересно не болтал, Миха - тот только и знает, что пошлые анекдоты травить.
   Хотелось верить, что и завтра мы будем возвращаться из школы вместе с Тёмой. Во время уроков-то он вряд ли найдет время, чтобы пообщаться со мной...
   Оказалось, что мои прогнозы неверны. На первой же перемене Тёма подошел ко мне и принялся расспрашивать о биологии, точнее о том, что мы проходили в прошлой четверти. В результате, не получив нормального ответа, Артем отправился выяснять этот вопрос к Лёньке. Я жутко на себя разозлился. Это ж надо быть таким тупым, чтобы забыть, что тебе втирал учитель чуть не полгода!
   На второй и третьей переменах Тёма общался в основном с девчонками. Вообще, казалось, он готов дружить абсолютно со всеми ребятами, кстати, не только нашего класса, но и параллельного. На четвертой перемене Тёма наконец вновь подошел ко мне, но, как назло, невовремя подвалил Кол и все испортил своим дурацким куревом. Не хочется, чтобы Тёма узнавал о моих вредных привычках. Хотя, какая, собственно, разница? Что он, мать, что ль, мне? Подумаешь...
   В общем, нормально поговорить мы с Тёмой смогли только по пути домой, как вчера. Было интересно, мы смеялись почти всю дорогу...
  
   Так пробежали две недели, а казалось, прошли месяцы. Я заметил за собой серьезные изменения. Во-первых, просыпаться по утрам стало не так тошно, потому что школа теперь из угрюмого дома-тюрьмы с решетками на окнах превратилась в светлое и доброе здание, где вместе со мной учится настоящий друг. Во-вторых, сам процесс учебы не вызывал у меня теперь такого отвращения. Не верилось, но за эти две недели я не схватил ни одной двойки, хотя помимо вызовов к доске у нас состоялись уже две контрольные - по алгебре и географии. Благо теперь передо мной место не пустовало, и Тёма, чего и следовало ожидать, без лишних разговоров и упреков дал мне скатать свой вариант. Я потом всю перемену высмеивал нынешнюю бесполезность Лари. Правда, Тёма почему-то не смеялся и даже, по-моему, немного обиделся на меня. Вообще он часто юмор не понимал, но даже если Тёма на что-то обижался, то быстро отходил и вновь продолжал общаться с обидчиком, то бишь со мной.
   Вообще кроме меня у Артема в новой школе за эти две недели появилась просто куча друзей. Даже не знаю, как он успевал контактировать с таким количеством ребят, ведь каждый хотел непременно стать лучшим другом. С другой стороны - почему я решил, что остальные так уж хотят общаться с Тёмой? Это у меня друзей толком никогда не было, а у остальных - полно. Кто для них этот Артем Меньшов? Да никто! Обыкновенный мальчишка... слишком маленький для своих лет, не в смысле роста, а в смысле поведения... Тёма не поворачивал бейсболку козырьком набок, он не носил черного балахона и штанов-труб. У него не было мобильника, и не то чтобы ему, как некоторым, не разрешали брать мобилу в школу - нет, у Тёмы вообще телефона не было. Также ни разу не замечал его с плеером, тогда как почти все пацаны у нас на переменах, сидя на подоконнике, размахивали ногами в такт любимой музыке... Вообще, непонятно, какую музыку Тёма слушает. Я его как-то спросил, так он замялся, пробубнил что-то несуразное, я так и не понял. Хип-хоп ему не нравился, транс, клаб, хардкор, хаус, техно - тоже, я уж подумал, что он металлист, но Тёма на это предположение ответил, что слишком молод для такой тяжелой музыки. Я долго хохотал...
   Однако вернемся к главному. Некоторых своих одноклассников я стал ненавидеть еще больше. Как же можно не замечать всех Тёминых добродетелей (прикольное слово - это он меня научил, загружая своим Шекспиром)? К тем же, кто вместе со мной боготворил Артема, я относился с некоторым недоверием. Я честно пытался быть с ними приветливым, но в душе каждый раз вскипала злость. Особенно меня раздражала Анька Величкина из Михиного класса. Уж не знаю, где они с Тёмой успели познакомиться, но встречаясь с ним на переменах, она каждый раз чуть ли не целоваться к нему лезла. Вообще-то Анька была хорошей девчонкой - красивая, модная и все такое, раньше она мне нравилась, а теперь стала раздражать. Кстати, их общение с Тёмой злило не только меня - тот же Миха Колыванов начинал сверкать глазами каждый раз, как только видел их вместе... Я один раз съязвил на эту тему, мол, втюрился что ль? Миха обложил меня таким матом, что даже у меня, навидавшегося и наслушавшегося в своей жизни всяких непристойностей, уши покраснели...
   Конечно, на первом месте в моем списке "смертников" с огромным отрывом все еще оставался Дичко. Этот придурок издевался надо мной через два дня на третий, если не чаще. Подойдет, просто так подножку, например, поставит или щелбанет по уху - не столько больно, сколько обидно, а сделать-то я с ним ничего не могу! Конечно, темными зимними ночами, когда одолевает бессонница, я часто строил планы мести против Дичко. Ведь никто же не заплачет, если эту скотину случайно убьют в подворотне. Какими же сладкими казались мечты о том, как вся школа будет шептать в один голос: "Антона Дичко вчера зарезали в подъезде. Да, нет, что ты, его задушили и сбросили в реку..." А я бы сидел тихонько в стороне, слушал и наслаждался, просто-таки кайфовал...
  -- Вань, ты идешь?
   Я встряхнул головой, прогоняя дурные мысли:
  -- Да, Тём. Что там у нас сейчас?
  -- Литература! - радостно сообщил Артем. - Потерпи еще один урок.
  -- Литература - это хорошо, - засмеялся я в ответ. - Морской бой не дремлет.
  -- Перестань. - Мы свернули на лестничную площадку и спустились на четвертый этаж. Я всегда прыгал через пять-шесть ступенек, а Тёма соскальзывал по ним, словно вместо лестницы была ледяная горка. У меня так не получалось.
   Литературу у нас вел Яков Альбертович. Он давно уже должен был выйти на пенсию, но замены ему не находили, и бедные дети оказались обреченными на мучения скукой неизвестно на сколько еще лет. Единственная отрада - литератор не требовал особой концентрации ни на себе, ни на своем предмете, так что на его уроках можно было, образно говоря, выспаться... У Степы всегда с собой были карты, и я на литре по жизни садился рядом с ним. Еще к нам присоединялись Колесников, близнецы и Витек Кольцов. В этот раз я попробовал было позвать Тёму, но он, усмехнувшись, сказал, что сейчас не в настроении играть. Ну и ладно, и так народу достаточно.
  -- Ходим из-под дурака! - сдерживая смех, произнес Грачев, сидевший слева от меня.
  -- Степа, ща огребешь! - без особой угрозы пробурчал я.
  -- У кого самый мелкий козырь? - важно выпрямив спину, поинтересовался Кольцов.
  -- У меня! - вызывающе ответил я и тут же пошел под Грача. Тот отбил восьмерку крестей королем пик и тут же сбросил в биту.
  -- Постойте, покажь козыря! - чуть ли не заорал Колесников.
  -- Поздняк, - отрезал Степа, - на шестерку, переводи.
   Близнецы захихикали и бросили еще по шестерке. Витек Кольцов задумчиво почесал затылок. В общем, в первом коне дураком он и остался, мы с Грачем "читерили", Славик и Димыч светили друг другу картами, а Колесникову просто повезло.
  -- Ха! Витек, ходим из-под тебя, - подмигнул я Кольцову после раздачи карт.
  -- Не! - возмутился Димка. - Под дурака ходим!
   Я ткнул пальцем в непристойную надпись на парте и ехидно заулыбался:
  -- Понял? Ходим из-под, а не под...
  -- Слышь, Заяц! - в полный голос крикнул с соседнего ряда Дичко. - Ты ща под себя ходить будешь, если не заткнешься!
   Все сразу нахмурились, едва заметно опустили головы и поджали губы - у каждого был свой зуб на Тошу.
  -- Сам заткнись... урод, мля.
   В классе на мгновение воцарилась почти гробовая тишина, а если учитывать монотонный голос Альбертыча, напоминающий голос зомби, то абсолютно гробовая. Я ощутил на себе десятки удивленных взглядов. Дебил... ну какой черт меня за язык тянул?.. У меня даже голова закружилась от волнения - я уставился в изрисованную вдоль и поперек, затертую локтями старую парту и чувствовал, что не могу оторвать от нее глаз. Дичко и так-то был с виду страшилищем, а когда он злился, так вообще в бешеного вепря превращался... Вот брызжет тебе такой вепрь слюной в лицо, а ты стоишь, сопли растираешь вместо того, чтобы двинуть по свиному рылу...
   На меня вдруг будто что-то навалилось. Какого черта! Да кто он такой?! Лучше я сдохну (тем более что я все равно скоро сдохну), чем буду пресмыкаться перед каким-то ублюдком. Я резко поднял глаза и успел заметить, как Тоша вздрогнул от неожиданности, но через секунду его взгляд вновь стал свирепым и ненавидящим, и говорил этот взгляд только одно - ты труп, Заяц. А вот хрен тебе, Тоша, ты сам труп!..
  -- Дети, успокойтесь! - неожиданно прикрикнул Альбертыч. - Повернитесь к доске, запишите домашнее задание. На следующей неделе вам надо будет прочитать "Капитанскую дочку" и подготовиться к сочинению на эту тему. - Ты покойник, Дичко, разорву!... - Также не забудьте упомянуть Александра Сергеевича Пушкина в вашем... - Ты труп, понял?!
   Я еще раз бросил ненавидящий взгляд на Дичко - тот что-то шептал на ухо Карену. Нет, это я труп. Мне стало отчего-то очень тошно, но страха почти не было.
   Как только прозвенел звонок, все сразу повскакивали со своих мест, загалдели. Дичко был самым высоким в классе и потому не мог затеряться в толпе и ударить меня неожиданно, но он пока и не собирался. Тоша схватил меня за воротник форменного пиджака и, подтянув к себе, пробасил:
  -- Через пять минут, Заяц! За школой! - Из его рта разило как из помойки. Но я на этот раз решил промолчать... в общем-то как обычно.
  -- Быстрей, парни! - заорал Славик Белов. - Бегом в раздевалку, кто последний - тот дурак!
   В дверях образовалась давка. События происходили стремительно, как во сне, и мне на миг показалось, что все это мне просто привиделось... или нет, скорее - как будто я умер и сейчас наблюдаю за происходящим со стороны.
  -- Можете не спешить, - проговорил Карен с типичным акцентом осетинца. - Ух, как же он меня бесит! Мочить Зайца будут долго, на всех зрелища хватит. - Карен схватил меня за руку и потащил к двери. Я резко дернулся, кисть обожгло словно крапивой. Сильный, черт!
  -- Багаев, отпусти! Отпусти, козел! - уже не контролируя себя, заорал я и почувствовал, как по щекам раскаленными дорожками заскользили предательские капли слез.
  -- Поговори у меня, - расплылся в улыбке Карен, будто я был бараном, ведомым на бойню. Он еще раз меня дернул, и я чуть не сшиб ухватившего меня Дичко.
  -- Ты че, Заяц, совсем оборзел? Я же сказал - на улице! - Нас окружили со всех сторон, все жаждали крови и зрелищ, и это было самым обидным. Тоша замахнулся, чтобы влепить мне оплеуху, и тут его рука застыла в воздухе.
  -- Не сметь! - крикнули из за спины.
   На миг все застыли, даже девчонки, безуспешно пытающиеся успокоить нас с самого звонка. Я обернулся - за моей спиной в одиночестве стоял Тёма, его хрупкие кулачки были сжаты так, что костяшки пальцев побелели. В голубых глазах словно горел огонь, только это не был взгляд ненависти... я даже не знаю, как объяснить... никогда ничего подобного не видел, и уж тем более никогда не видел таким безобидного доброго Тёму.
  -- Отпусти его! - приказал Артем голосом звонким и чистым, как разбивающийся хрусталь. Хрупким, как хрусталь... меня всего затрясло, заколотило... Что же это? В голове все перепуталось, из глаз вновь покатились слезы.
  -- Меньшов, ты ваще сюда не суйся! - пробасил Дичко будто издалека. - А то тоже огребешь.
  -- Сбегайте кто-нибудь в учительскую! - испуганно пропищала Ленка Круглова. Все остались на своих местах.
  -- Он никуда не пойдет! - вызывающе крикнул Тёма, подходя на шаг ближе.
  -- Это почему же? - заулыбался Багаев. - Выйдем, поговорим с ним, разъясним кое-какие вещи.
  -- Ему не о чем с вами говорить! - Еще шаг вперед. - А если вам есть что сказать - говорите здесь.
  -- Ну конечно, - хохотнул Дичко. - Трусишка, зайчик серенький, в момент штанишки все обсерит...
   Несколько человек натянуто улыбнулись. Остальные же сохранили угрюмо настороженный вид. Тёма сделал еще один шаг к нам.
  -- Ты бы, Антон, лучше помолчал, потому как из твоего рта ничего хорошего вылететь не может.
   Я медленно развернулся, боясь нарушить воцарившуюся тишину. Сколько раз меня пинал Дичко, но такого злого, разъяренного взгляда я у него никогда не видел.
   Не нужно было иметь глаз на затылке, чтобы ощутить, как Тёма приблизился еще на шаг и теперь находился на расстоянии вытянутой руки от этой мрази. Между моим другом и его болью стоял только я.
  -- Я сказал, он никуда с тобой не пойдет! - повторил Тёма, и в этот момент, разрезая, растаптывая тишину в пух и прах, зазвенел школьный звонок - протяжно, уныло, обреченно... Я на секунду опустил глаза, в моем сжатом кулаке беззвучно хрустнуло, перед глазами мелькнул привычный узор затертого линолеума - и в следующий миг мой кулак рванулся вверх, опережая взгляд... Я вложил всю силу, всю ненависть в этот удар. Я даже представить не мог, что сумею "выстрелить" с такой скоростью... Проскочили какие-то миллисекунды, мне показалось, будто я на мгновение потерял сознание. Костяшки свело в ожидании неизбежного столкновения с ненавистной плотью, но столкновения не было... Мой кулак пролетел в каких-то сантиметрах мимо Тошиного носа... Ну нельзя же так быстро увернуться! Как же так?! Как он успел уклониться?! Я уже не пытался остановить руку, отпрянуть назад... просто ничего не успел. И в следующее мгновение моего лица достиг ответный удар Дичко...
   В глазах вспыхнули красно-черные искры. Это было все равно как удар кувалдой. Я начал падать раньше, чем жгучая боль пронзила всю голову и шею. В носу закипело, губ, казалось, вообще не было, к горлу подкатило что-то твердое, жесткое... "Зуб", - догадался я, прежде чем ударился скулой о ножку стула и на пару секунд потерял сознание.
   Дичко вдобавок плюнул мне в лицо и что-то проорал... все орали, но это уже было не важно. А важно то, что я не успел, а он успел. И так будет всегда... Мне был плохо, очень-очень плохо...
  
   Не знаю, то ли я лежал на полу слишком долго, то ли не реагировал должным образом на какие-то просьбы, но все дружно перепугались. Дичко и Багаев быстренько слиняли, еще до того, как подоспел Альбертович. Он попытался меня поднять, но я лишь отдернул плечо, давая знак, что со мной все в порядке.
  -- Так, дети, выходим из класса! - прикрикнул он на ребят. - Все по домам!
   Усыпанный черным песком пол задрожал от топота ног. Я приподнялся на одной руке, еще до того как последние одноклассники покинули помещение. Пусть видят, что я жив-здоров.
  -- Как ты, Зайцев? - наклонился ко мне учитель.
   Я смерил его уничтожающим взглядом... А как ты сам-то думаешь, старый хрыч? Отвратительно!
  -- Да ничего, нормально, - промямлили мои губы. - Я пойду.
  -- Дай-ка взглянуть на твои раны. - Альбертыч взял меня за подбородок и повернул лицом к себе. Мы встретились взглядами. В его карих глазах читалась вселенское милосердие и забота. Так чего же ты убежал, как только кончился урок? Как же ты с таким мудрым взглядом не увидел, что в классе начиналась ссора?
  -- Оставьте меня. - Я вялым движением освободил свою голову и, сплюнув на пол выбитый зуб, не оборачиваясь вышел из класса. Кого он ненавидит сейчас? Меня или Дичко? Конечно меня - Тоша для него всего лишь непутевый ученик и хулиган. Никто, никто не видит его истинной сущности!
   Я зашел в туалет, смыл запекшуюся кровь вокруг рта и носа... Фу, гадость какая!..
   Честно говоря, я побаивался, что у школы меня будет ждать весь класс во главе с Дичко и Багаевым. Но двор оказался пустынным и лишь Тёма стоял у входа, облокотившись об обледеневшие лестничные перила.
  -- Как ты?! - обеспокоенно воскликнул он, как только меня увидел. - Сильно болит?
   Я широко улыбнулся - не хотелось распускать сопли перед Тёмой. Да и обида, как только я его увидел, куда-то улетучилась. Подумаешь, по морде получил, не привыкать!
  -- Зачем ты пытался его ударить? - нахмурился Артем.
  -- Тебя спасал, - шмыгнул я носом. - Ты видел, как быстро я ударил?
  -- Да, Антона спасла только случайность, но все равно, зря ты это сделал, даже если бы ты попал, он все равно бы тебя избил.
  -- Плевать! - наслаждаясь своей смелостью, довольно заулыбался я.
  -- Мне не плевать! - сдвинул брови Тёма. - Думаешь, очень приятно смотреть, как твоего друга избивают?
   Я неожиданно и впрямь почувствовал себя немного виноватым.
  -- Ну, не смотрел бы...
  -- Угу, конечно. - Тёма прищурился, вглядываясь в мое лицо. - У тебя кровь идет из носа...
  -- Знаю, - отмахнулся я. - Пойдем уже.
   Мы по очереди спрыгнули с крыльца и направились к дому.
  -- Надо с Антоном что-то делать, - продолжал хмуриться Тёма.
  -- Да не называй ты его Антоном! - не выдержал я. - Антон - это человеческое имя, а Дичко не человек, он - мразь... И вообще, не хочу больше о нем ничего слышать. Лучше расскажи, что ребята говорили?
  -- Да ничего особенного, - пожал плечами Тёма. - Ну, типа, Ваня крепко получил, а Тоша-то какая дрянь...!
  -- Так и называли меня - Ваней? - ехидно прищурившись, переспросил я.
  -- Ну... - Тёма опустил глаза. - Нет, Зайцем называли.
   Я громко рассмеялся. Почему-то рядом с Тёмой мне все виделось в розовом цвете.
  -- Не старайся скрыть истину за красивыми словами.
   Тёма приподнял одну бровь:
  -- Чье это высказывание?
  -- Не помню... Только не говори, что мое, такого не бывает, чтобы человек сказал что-то новое.
   Тёма чуть нагнулся и дернул плечами, чтобы поправить портфель за спиной.
  -- У меня другое видение... Я считаю, что любая фраза, слетающая с уст человека, есть уникальное и неповторимое смысловое изречение, ибо каждый видит мир чуточку по-своему... Кто знает, что творится у человека в голове, когда он высказывает ту или иную свою мысль?
  -- Ты слишком сложно говоришь, - перебил я Тёму. - Попроще.
  -- Попроще - ты сказал красиво, но смысл фразы - не прятать смысл за красотой сказанного, что делает ее еще красивее.
   Я заигрывающе пихнул Тёму в плечо:
  -- Если это попроще, то я - испанский летчик! Ты любое слово можешь повернуть так, что кажется - гениально!
   Тёма заулыбался...
   Мы подходили к подъезду моего дома. Пора было расставаться... я потихоньку уже стал ненавидеть свой подъезд.
  -- Ты чего сейчас делать будешь? - неожиданно спросил Тёма.
  -- Да ничего, - с грустью ответил я. - Сяду в темноте, в окно буду глядеть.
  -- Почему в темноте? Что, свет нельзя зажечь?
  -- Можно, только зачем он нужен?
  -- С ним веселей.
  -- Веселей? Это аргумент. - Я улыбнулся. - Только чего веселиться-то в одиночестве? Родители сегодня в гости ушли, будут к ночи.
  -- Как же ты один? - поразился Тёма. Можно подумать, он никогда не оставался в одиночестве! Может, так и есть, только я, в отличие от него, в одиночестве жил.
  -- Как-как? Вот так! - огрызнулся я.
   Тёма поправил шапку, виновато отвел глаза в сторону.
  -- А хочешь, пойдем ко мне? - с неожиданной радостью в голосе предложил он. - Бабушка вчера пирогов привезла, наверное, еще не все съели. Сестра нам чай сделает... А?
   Я чуть не прослезился, не знаю отчего. Чай сделает... Что ж я - сам не могу воду вскипятить? Ан нет - совсем другое дело, когда есть человек, который о тебе заботится.
  -- Конечно хочу, - шмыгнул я носом, пытаясь скрыть эмоции. Что-то чересчур нервным я стал в последнее время. Ну, оно и понятно, кто ж такую жизнь терпеть сможет долго?
  -- Ну пойдем! - обрадовался Тёма. - Догоняй! - Он побежал наперерез тропинке - через сугробы. Я со смехом бросился за ним.
  
   Лифт у него в доме спускаться на первый этаж не собирался - хлопал дверями где-то наверху. Пришлось бежать по лестнице. Тёма, по-моему, радовался больше меня. Пока он искал в портфеле ключи, я думал, что лопну от нетерпения. Но бесконечный миг ожидания наконец кончился, и скрипнувший в утробе двери замок впустил нас в Тёмину квартиру. Я немного растерялся, озираясь по сторонам. Недурно он, оказывается, жил, хотя это я скорее был бедняком, чем он - богатым, и все-таки я почувствовал определенную ущербность.
   Тёма быстренько скинул пальто и мастерски закинул на крючок шапку. В этот момент из открытой двери одной комнаты вышла девушка лет двадцати - ее густые русые волосы и большие голубые глаза были такими же, как у ее брата. И улыбалась она почти так же доброжелательно.
  -- Привет, Тёмчик!
  -- Привет! - бодрым голосом откликнулся Артем. - Вот, познакомься! Мой друг Ваня Зайцев... А это моя сестра Катя.
  -- З-драсте, - с запинкой поздоровался я.
  -- Привет. Не стесняйся, чувствуй себя как дома.
   Не перестающий улыбаться Тёма стянул с себя пухлый красный шарф.
  -- Да, чувствуй себя как дома.
   ...Нет уж, спасибо, дома я обычно чувствую себя не очень хорошо.
  -- Угу.
  -- Кать, сделай нам чаю, пожалуйста.
  -- А сами-то что, безрукие? - загремела посудой Тёмина сестра.
  -- Пойдем, - пропустив последнюю реплику сестры, поманил меня Тёма. - Вот, тут я и живу! - открыл он дверь в свою комнату.
   Мне захотелось присвистнуть, но я удержался, решив, что это некультурно... О такой обалденной комнате можно было только мечтать. Чего тут только не было - компьютер, телек, два магнитофона, куча игрушек - какие-то роботы, машинки, склеенные модели кораблей, а все стены увешаны фотографиями... я всегда мечтал так сделать, только у меня фотографий-то раз-два и обчелся, а те, что есть, - так я на них урод уродом.
  -- Правда, уютно? - с надеждой воскликнул Тёма.
  -- Уютно, - только и смог выдавить я, пытаясь сдержать подступившие слезы.
  -- Готов ваш чай! - донесся с кухни насмешливый голос Кати.
   Через секунду мы были уже на кухне. Тёмина сестра разливала по фарфоровым чашечкам кипяток.
  -- У, какая посуда! - хохотнул Артем.
  -- Ну а как же - чай ведь у нас гости.
  -- Чай гости на чай, - они вместе засмеялись. - Ты тоже с нами посиди, расскажешь, как дела в институте, как сессия?
  -- Ой, и не напоминай, - отмахнулась Катя. - Лучше ты расскажи про свои двойки.
   Я чуть не выплюнул чай от такого вопроса:
  -- Какие у него двойки могут быть?!
  -- А что, не могут? - прищурилась Катя. - В прошлой четверти - целых две: по труду и, - она усмехнулась, - пению.
  -- Издеваешься? - картинно всплеснул руками Тёма. - Между прочим, давить на больное место нехорошо, я тоже могу кое-что вспомнить про тебя, например...
  -- Бяка! - воскликнула Катя.
  -- Сама ты бяка...
   Я ощутил, как по груди растекается тепло крепкого горячего чая. На душе сейчас было спокойно как никогда, юморная семейная перепалка Тёмы и его сестры вызывала у меня улыбку и умиротворение.
   Закончив чаепитие, мы вернулись в Тёмину комнату.
  -- Клевая у тебя сестра, - с завистью шепнул я, как только мы закрыли дверь.
  -- А! - крякнул Артем. - Может, она и клевая, только все еще думает, что я ее кукла, которую, как полагается, нужно обуть, переодеть, накормить и спать уложить.
   Я принялся рассматривать фотки на стене:
  -- Ну понятно - в общем, с жиру бесишься... Хотя старший брат был бы более удачным вариантом, не находишь?... Это ты в Крыму?
  -- Да, в Артеке... Старший брат - неинтересно, лучше младший, или сестренка... О нем можно заботиться, защищать...
  -- Да ну! - отмахнулся я не глядя. - Лучше, когда о тебе заботятся и защищают... Я думал - Артек уже давно развалился.
  -- Почему? - невесело переспросил Тёма. - Пока, вроде, функционирует, все нормально.
   Я посмотрел на следующую фотку. Тут Тёма с рюкзаком на плечах карабкался по каким-то скалам... Вот везунчик!
  -- По мне так лучше сейчас ездить за границу, - предположил я, продолжая тему Артека. - Там тепло, красиво, да и сервис совсем другой.
  -- А тебе он нужен, сервис? - пожал плечами Тёма. - Я был за границей несколько раз - хорошо там, но в любом лагере в десять раз лучше.
   Я чуть лбом о стенку не ударился от смеха... Это надо ж такое придумать!
  -- Ты сам-то понял, что сказал?! В лагере лучше... Да в лагере - сплошной ад. Я один раз посетил одноименное заведение, так до сих пор по ночам вскакиваю с криками...
   Тёма насупился:
  -- Странно, может быть, ты был в самой младшей группе? Им обычно не очень нравится... А много друзей у тебя там было?
   Я тупо уставился в очередную фотку, даже не замечая, что на ней... Внутри закипела злость и обида. Злость - потому что не было у меня никаких друзей в этом клоповнике, а обида - потому что Тёма никак не хотел этого понимать.
  -- У меня только один друг есть, и тот дурак, - буркнул я в ответ.
  -- Это ты о Мишке Колыванове?
   Я обернулся, чтобы сказать какую-нибудь гадость, но при виде Тёминых наивных глаз меня вдруг охватило безумное чувство веселья и счастья... Я засмеялся.
  -- Не, Миха-то - он совсем даун, а этот - дурак!
   Тёма наконец понял, что к чему, и, порозовев, заулыбался.
   Я вновь повернулся к фотографии и тут наконец осознал, на что я только что смотрел. На фото был огромный детский хор, а спереди, у микрофона, стоял не кто иной, как Тёма собственной персоной... Я почувствовал, как мои губы расползаются в ехидной улыбке... Огромных усилий стоило сдержать тысячи пакостных шуточек, рванувшихся на язык... И поэтому я просто удивленно спросил, ткнув пальцем в фотку:
  -- Это ты?
  -- Угу, - смущенно кивнул Артем.
  -- Типа, тили-тили, трали-вали, это мы не тили-тили, это нам не трали-вали?... - все-таки не сдержался я.
  -- Ну и это тоже, - обреченно вздохнул Тёма. - В младшей группе.
  -- Да я чего? Я ничего, наоборот - прикольно!... А я-то все думал - какую музыку он слушает?
  -- Чего думать-то? - надулся Тёма. - Мог бы и спросить.
  -- Ты не обижайся, - как можно добрее сказал я. - Просто чудно как-то.
  -- Обещай, что никому не расскажешь! - неожиданно спохватился Артем.
   Хотел я было сказать, что стесняться тут нечего, но вспомнил наш класс и осекся:
  -- Да не скажу! Не боись!..
   В этот момент в комнату вошла Катя. Я заметил как изменились выражения наших лиц, приобретая дружелюбно-туповатый вид.
  -- Чем занимаетесь? - задала она дежурный вопрос, заметив наше напряжение.
  -- Да ничем, - поморщился Тёма. - О хоре болтали.
  -- Тёмчик, спел бы, что ль, пару песен?
  -- Нееет! - изображая не в меру капризного ребенка, протянул Артем.
  -- Ну спой, я тоже послушаю.
  -- Не хочу, - продолжал ломаться Тёма, правда, крышку пианино он уже как бы невзначай открыл. - Сыграть еще можно, - опередил он следующий вопрос сестры и пробежался пальцами по клавишам... затем взял несколько резких аккордов, и полилась великолепная мелодия, совершенно незнакомая и оттого кажущаяся более сложной и интересной. Я еле удержал отвисающую челюсть... конечно, я не знаток, но, по-моему, лучше играть уже и нельзя... Тёмины пальцы словно бы порхали над клавишами, лишь на мгновение проваливались внутрь и тут же плавно, с удивительной грацией, поднимались вверх. Вот когда начинаешь осознавать ущербность хип-хопа!
   Музыка меня так заворожила, что когда Тёма закончил, я даже не сразу сообразил захлопать.
  -- Спасибо, - смущенно заулыбался он.
  -- Ладно, пой давай! - усмехнулась Катя.
  -- Не буду, - фыркнул Тёма, начав играть что-то спокойное, знакомое, кажется, Моцарта... или Бетховена... или Баха, что ль? Хрен их разберет, в общем...
  -- Хватит ломаться, пой! - заигрывающе толкнула брата Катя.
  -- Ля-ля-ля-ля, бя-бя-бя-бя, раз словечко, два словечко, будет Гнесинка, раз ступенька, два ступенька, будет Склифосовского.
  -- Ну хватит уже! - одновременно разозлилась и засмеялась Катя. Я тоже улыбался, хотя до конца не понял юмора. - Это ты перед хормейстером будешь бя-бя-бя, а мне давай спой что-нибудь лирическое!
  -- Да не хочу я петь! - огрызнулся Тёма.
   Я даже удивился.
  -- Да ладно, - улыбнулся я Кате, - не видишь, он стесняется!
   Та демонстративно цокнула языком.
  -- Стеснительный ты мой! Ну в кого такой пошел? Вот скажите на милость?
   Тёма пробежался пальцами по клавишам, будто вспоминая какую-то гамму, потом несколько раз резко ударил по басам, словно бы выказывая свое недовольствие, и вдруг запел!.. У нас в школе первые пять лет была музыка, вроде бы мы даже неплохо пели (если не дурачились, конечно) "Пусть бегут неуклюже..." или "Улыбку". Так вот - наше мычание было полным ничтожеством. Я и не думал, что мальчишка вообще способен так обалденно петь. Главное, Тёма на вид почти не напрягался, пел хоть и с чувством, но в то же время с некоторой ленцой, упершись взглядом в полированную крышку пианино.
   Довольная Катя, стоявшая у противоположной стороны инструмента, весело подмигнула мне. Я ответил на секунду вытаращенными глазами, мол, чего подмигивать, и так офигеваю...
   А Тёма все пел, высоко так, звонко:
  
   "Волны морские живым серебром к небу яркие искры бросают,
   В погоне за ветром забыли они, что созданы им для веселья!
   Берег скалистый и желтый песок их ждут впереди,
   И смех золотистого света, прожившего бликом мгновение.
  
   А чайки над морем песню поют,
   А чайки смеются над теми, кто снизу.
   И сердце в груди словно в руки берут,
   И сердце в бурлящую пену бросают.
  
   Парусник мой росчерком белым море, как острый клинок, разрезает,
   Прыгает дерзко по согнутым волнам, не замечая шипенья.
   Пристань и берег зеленый остались давно позади.
   От горизонта до края земли нас с ним ждут приключенья.
  
   А чайки над морем песню поют,
   А чайки скорбят по тому, кто внизу.
   И из груди словно сердце мне рвут,
   И сердце о черную гладь разбивают".
  
   ...Тёма под конец разошелся - так долбил по клавишам, что я невольно отступил назад. Несколько тревожных аккордов и воздушный перебор на высоких...
  -- Все! - хлопнул он крышкой, проворачиваясь на стульчике.
  -- Круто! - только и выговорил я.
   Тёма попытался скрыть улыбку, но не выдержал.
  -- Это что-то новое? - поинтересовалась Катя.
  -- Да не... Это моё, - отмахнулся он от сестры.
  -- Ну понятно, что не моё! - хлопнула та себя по бокам. - Да и в хоре такой загруз не толкают.
  -- Да какой там загруз? Вот Бортянский - это загруз. И вообще, ничего ты в музыке не понимаешь! - Тёма с чуть обиженной улыбкой принялся выталкивать сестру из комнаты. - Иди лучше позвони какому-нибудь из своих парней, пусть он тебя отвлечет.
  -- Какому-нибудь! - воскликнула Катя, цепляясь за открытую дверь. - Ах ты негодник мелкий! - Она обхватила Тёму за шею и принялась ерошить ему волосы.
   Я не мог сдержать смех... Да и не пытался.
  -- Отпусти, бяка! - загорланил Артем.
  -- Сейчас посмотрим, кто из нас бяка... - Катя отточенным за годы движением перехватила Тёмино вырывающиеся тело и принялась щекотать брата свободной рукой.
   Тёма взвизгнул от смеха:
  -- Н-ет! Отпусти! Ваня! Вань, помоги!
   Я не раздумывая прыгнул через кресло и, заливаясь смехом, вцепился в Катин локоть, пытаясь освободить визжащего друга. Через секунду я уже сам оказался со скрученными руками, но наученный "горьким" опытом Тёма сумел выскользнуть и, отскочив назад, швырнул в голову сестры подушкой... Катя вскрикнула, ее воздушные волосы распушились золотистым взрывом...
  -- Беги! - захлебываясь от восторга, крикнул я и тут же получил подушкой по носу. Наволочка окутала лицо приятной прохладой, подушка источала едва ощутимый аромат каких-то летних ягод... И такое счастье вдруг накатило! Такое веселье! Хотелось прыгать, скакать, плясать, упасть на пол и покататься по мягкому ковру, и, конечно же, хотелось непременно треснуть Катю подушкой в ответ, что я вскоре и сделал, получив при этом еще пяток ударов. Тёма преуспел не больше... Я даже не думал, что девчонки могут так круто махаться подушками... В конце концов мы, после ожесточенной борьбы, все вместе рухнули на кресло и чуть не переломали друг другу шеи, когда оно медленно, но громко перевернувшись, упало.
  -- Надеюсь соседи еще на работе! - закрывая ладонью рот, прошептала растрепанная Катя.
  -- Слезь с меня! - крикнул в ответ раскрасневшийся от борьбы Артем.
  -- Не ори!
  -- Ладно-ладно, мир.... Вань, помоги поднять кресло...
  
   Потом Катя и впрямь попала во временной капкан телефонного разговора. А я наконец добрался до компьютера. Денег на клубы у меня никогда не было, но иногда, если долго крутиться вокруг больших, те посылали за сигаретами, а сдача доставалась мне... Потом, когда смотришь, как отцы играют, сам волей не волей учишься чему-то.
   У Тёмы была выделенка - мечта любого компьютерщика. Подумать только! Мало того, что безлимитный интернет-канал, да еще и скорость такая, что винчестер не успевает мигать... Тёма, как мне показалось, игры обожал, но похоже, ему редко удавалось добраться до компа, все-таки он не я - человек занятой... Играли мы, естественно, в "контру", я там все настроил, а то ведь Артем и приконнектиться не мог раньше. Он так долго меня благодарил, что я уже стал отмахиваться. Вообще-то играл я не очень, но если сравнивать с другими моими способностями - я был, безусловно, одарен в данной области... Тёма-то, он играть совсем не умел, зато смеялся много, что не могло не радовать.
   За окнами уже давно стемнело, а мы все играли. И только когда Катя сумела наконец закончить телефонный разговор, мы под ее коротким стремительным натиском, а-ля "у вас все мозги расплавятся!", вышли из заворожившей нас виртуальности... Мы опять все вместе попили чайку. Болтали обо всем подряд. Потом с работы вернулись Тёмины родители. Я почему-то совсем не засмущался и правильно сделал, потому что они оказались такими же веселыми и добрыми, как сам Тёма и его сестра. Единственное, что неприятно было, так это то, что Юлия Сергеевна - Тёмина мама - заметила у меня на губе свежую ранку и напомнила таким образом о сегодняшней стычке.
  -- Подрался, что ли? - спросила она.
  -- Ну, вроде того. - нехотя промычал я, отводя взгляд.
  -- Ха, вот мальчишки!
  -- Мам! - нахмурился Тёма. - Ты так говоришь, будто нам нравится драться.
  -- Да нет, милый, что ты? - растерялась Юлия Сергеевна.
  -- А Ваня, между прочим, меня защищал.
   Ну зачем?! Вот дурак! Стыдоба-то какая...
  -- Вот как?! - по-моему, чрезмерно удивилась Тёмина мама. - Какой замечательный у тебя друг!
   Используя все подвластные мне мышцы лица, я объяснил Тёме, что эту тему надо закрыть.
   Потом Катя рассказала, что Тёма пел какую-то новую песню, но ее брат наотрез отказался выступать сегодня на бис... Стрелка часов близилась к восьми и я вдруг осознал, что засиделся в гостях, но Юлия Сергеевна наотрез отказалась отпускать меня домой, не накормив ужином... Приготовила она жареную картошку и курицу - наивкуснейшее возможное из того, что вообще может быть, но я еле вилкой ворочал. Как будто горло болело, глотал пищу с трудом... Родной дом представал передо мной настоящим адом, меня воротило при одной мысли о несделанных уроках и завтрашней школе... Какое-то у меня было нехорошее предчувствие, словно этот день, так ужасно начавшийся и так прекрасно продолжавшийся, является опорным пунктом в моей жизни, что короткая сказка закончится, и дальше будет только хуже и хуже, с каждым днем... Нельзя словами передать, как же мне не хотелось домой!
   Тёма мне что-то с жаром рассказывал, что-то жутко интересное, а я пропускал половину мимо ушей, метался в капкане собственных мыслей...
  -- Эй, Вань, але! - наконец опомнился Артем. - Ты чего-то какой-то отстраненный.
  -- А?... Ну да... То есть ничего... - Я тяжело вздохнул. - Просто домой идти не хочется. - Я ощутил как розовеют мои щеки. Какой же я все-таки бессовестный, и так весь день на шее сижу, так еще и неохота домой, видите ли...
  -- Домой неохота? - переспросил Тёма и вдруг неожиданно оживился, заблестел глазами. - Слушай! А оставайся у нас ночевать!
   Слева, под ребрами, что-то вздрогнуло, кольнуло. Я чуть не скривился от страха, но тут же осознал, что мне совсем не больно.
  -- Остаться? - только и выговорил я. - Но...
  -- Мам! - звонко крикнул Тёма через дверь. - Можно Ваня у нас останется ночевать?
  -- Конечно можно, - заглянула в комнату Юлия Сергеевна, - только пусть родителям позвонит, а то они, наверное, уже беспокоятся.
  -- Ура! - Тёма прыгнул с кресла мне через голову, и, подскочив к маме, поцеловал ее в щеку...
   Я поверить не мог - как же просто превратить обычный серый день в праздник! Все уныние как рукой сняло, мне снова захотелось скакать от счастья... Конечно мои родоки будут недовольны, но уж их-то уломать я всегда сумею, тем более что они не испытывают особой радости от моего присутствия...
   Так и оказалось! Полупьяный после гулянки отец особого сопротивления не оказал, и, пустившись в скучные воспоминания о своем собственном детстве, проведенном в деревне, разрешил мне переночевать у друга. В конечном итоге я просто бросил трубку - пусть маму загружает подобной чепухой, мне главное - согласие...
   Тёмины родители весь оставшийся вечер смотрели телек, шел какой-то хороший фильм, но нам было не до этого. Тёма радовался, похоже, еще больше меня. Мы с ним устроили настоящее бесилово, гонялись друг за другом по всей квартире, играли в прятки. Потом издевались над Катей. Когда она опять начала болтать по телефону, мы сняли трубку на параллельном аппарате и принялись кряхтеть и шипеть в нее, будто связь испортилась. Катя, конечно, сразу все поняла, пришлось побегать от нее, чему мы были только рады.
  -- Хватит уже хулиганить! - в конце концов прикрикнула на нас Юлия Сергеевна. Чтоб на меня всегда так по-доброму кричали!
   Мы уже и сами вымотались за день, вспотели все. Тёма-то еще днем снял кофту и носился в одной футболке, а я, как дурак, маялся в свитере... Я решился напомнить Тёме, что на завтра задали кучу уроков, - хотел посмеяться над ним, мол, не у меня одного память дырявая. Он схватился за голову, бросился доставать из портфеля учебники, и меня заставил... Чуть настроение мне не испортил, но в итоге оказалось, что уроки вдвоем делать одно удовольствие. Тёма перерешал все примеры за пять минут, а я пока читал параграф по биологии про семейство крестоцветных - такая муть, но пришлось запоминать получше, чтобы ему пересказать правильно.
   Наконец нам приказали ложиться спать - часы уже тридцать минут как пробили одиннадцать. У себя-то дома я ложился когда хотел, но тут уж не поспоришь. Укладывались мы долго и шумно, продолжая бросаться подушками, пока Юлия Сергеевна застилала мне постель - раздвинутое кресло, то самое, пережившее сегодня сотрясение мозга.
  -- Спокойной ночи, мальчики! - Тёмина мать погасила свет. - Только не очень долго разговаривайте, времени уже много.
  -- Спокойно ночи, мам... Спокойной ночи! - ответили мы одновременно.
   Как только дверь закрылась, Тёма вскочил с кровати и принялся греметь полками у себя над головой.
  -- У меня тут где-то был фонарик! - заговорщически прошептал он. Через несколько томительных секунд комнату осветил уютный свет слабенького сувенирного фонаря. Тёма подсветил свое лицо снизу и, зарычав, изобразил вампира. Я захихикал и тут же получил ослепляющий луч в морду.
  -- Ай! Не свети!
  -- Ой! Не подумал. - Тёма выключил фонарик в тот самый миг, как открылась дверь и в комнату вошла Юлия Сергеевна.
  -- Ну-ка, давай сюда, что там у тебя?! - строго сказала она. - Только не делай вид, что уже спишь!
   Тёма обиженно замычал "Ну-у". Меня скрутило в приступе беззвучного смеха, я пошевелиться не мог. Его мама уже вышла, а я все никак не успокаивался. Тёма, гад, швырнул в меня поднятой с пола тапкой.
  -- Хватит трястись! - недовольно прошептал он.
   Я, уже не в силах сдерживать смех, вцепился зубами в край одеяла и, как только мог тихо, захохотал... Тёма сперва возмущался, но потом тоже захихикал - еще похлеще меня. Хорошо, что Юлия Сергеевна больше не заходила, а то я бы лопнул на фиг... Вообще Тёмины родители сами легли спать вскоре после нас. Так тихо стало. Вроде та же улица... наверное, это из за пластиковых окон. Мне ужасно хотелось о чем-нибудь поболтать, но как-то тема в голову не приходила - мы уж сегодня столько общались, что переговорили обо всем, о чем только можно.
  -- Тём, - шепнул я.
  -- А? - тихо отозвался он.
  -- Ты спишь?
  -- Нет, конечно.
   Я захотел что-то сказать, но сам забыл что, а Артем не переспросил. Глаза уже привыкли к темноте и какое-то время я рассматривал предметы на полках, потом просто уставился в потолок. Как ни странно, но спать абсолютно не хотелось. Тёма вскоре как-то подозрительно засопел - наверное, заснул. Я чуть приподнялся, чтобы глянуть на него, но он с головой укутался в одеяло. Я снова уставился в потолок, и тут на меня наконец навалилось все, накопившееся сегодня за день. Слезы беззвучно хлынули по вискам. Между ребрами и животом что-то сжалось - не давало дышать...
   Что же это такое? Почему я не могу так запросто общаться с родителями? Почему у меня дома такая серость и грусть? Каждый день прихожу как в тюрьму... А у Тёмы тут просто рай, и сам он... Что не скажешь, все время улыбается... Почему же все остальные такие сволочи, почему все так не могут?. Ну ладно я - я-то даун, но другие почему такие злые все? А Катя? Ну вот была бы у меня такая сеструха, я бы Богу свечку поставил в благодарность... Конечно-конечно, мои родители, типа, не могут иметь детей. Ну так это, наверное, правильно - раз не могут, так и не фига заводить... Взяли, видите ли, из детдома сыночка - думаете, одолжение мне сделали? А про любовь свою забыли?! А?! Забыли, что я не только сын, а прежде всего живой человек?!... Сволочи! Ненавижу!.. Я всхлипнул. Ну хотя бы деньги, что ль, зарабатывали. Нет, я, конечно, не имею права вас за это судить, в конце концов это ваше дело, но раз не можете обеспечить ребенка материально, хотя бы уделяйте ему хоть чуточку внимания... Понимаю, любить такое убожество, как я, невозможно, но хоть немного внимания можно уделить?...
   Но что Тёма во мне нашел? Ведь все остальные меня ненавидят... Или люди и вправду по сути своей злые существа? Кто, собственно, сказал, что человек должен быть добрым? Я сам-то много добрых поступков за свою жизнь совершил?.. Да нет, маловато, но я хотя бы никого не трогаю, живу сам по себе, а ведь всем остальным обязательно надо выделиться, выпендриться - пнуть первоклашку, показав свою недюжинную силу; придумать прозвище глупому однокласснику, демонстрируя свои незаурядные интеллектуальные способности; или же, проявляя милосердие и сдержанность, вообще не замечать таких как я - не давите червей, они тоже живые! Так?!.. Но я не червь, я тоже хочу компьютер, плеер и телефон, я тоже хочу ролики, тоже хочу играть с друзьями в футбол, пусть и не умею, но разве это главное?.. Вот Тёма - ну он же по сравнению со мной гений просто! Супер-умный, английский знает, стихи сочиняет, а поет-то как! Стесняется еще... да если бы я так пел, то на каждом углу об этом кричал бы!.. Но ведь мы подружились, нормально все... Так почему же все другие такие злые?
  -- Эй, Вань, - настороженно прошептал Тёма. - Ты что, плачешь?
   Я захотел ответить, что нет, но вырвалось только позорное всхлипывание.
  -- ...Что случилось-то?
  -- Да... да... ничего не случилось, - выдавил я сквозь слезы. - Не приставай к... ко... мне.
   Тёма несколько секунд помолчал, но отставать явно не собирался.
  -- Да что с тобой? Ну скажи!
  -- Что-что! Ничтожество я, вот что! - Я уткнулся носом в подушку, меня трясло как в лихорадке.
  -- Перестань хныкать, объясни по-нормальному!
  -- Чего тебе объяснить?! - прошипел я, слюнявя наволочку. - Сам, что ли, не видишь?
  -- Не вижу я ничего! - обиженно протянул Тёма. - Что я видеть-то должен?
  -- Что... что... я ур...од.
  -- Чего?
  -- Что я лысый, тупой урод! - Я вцепился пальцами в края подушки, будто это был последний мой щит перед ужасной правдой жизни.
  -- Ты чего, Вань, спятил? - шикнул на меня Тёма. - Ты думаешь что несешь?
   Я ничего не стал отвечать.
  -- ...Хватит плакать, - жалобно прошептал он после минутного молчания. - Давай поговорим.
   Я наконец нашел в себе силы оторваться от подушки и повернулся к нему. Тёма сидел на кровати, опершись одной рукой о матрац, и всматривался в темноту моего угла. Чего всматриваться, в темноте все равно ничего не увидишь. Я произнес то же самое вслух.
  -- ...Ничего ты во мне не увидишь. Да и нечего на меня смотреть - урод уродом.
  -- Угомонись! Никакой ты не урод. Парень как парень, такой же как все. Что за ерунда?!
  -- Не такой же! - К горлу вновь подступили слезы. - Я страшный до ужаса с этой заячьей губой, к тому же еще и лысый.
  -- Какой заячьей губой? - непонимающе переспросил Тёма.
  -- Такой! Ты дураком не прикидывайся! Будто бы не видел шрам у меня на губе...
   Он немного помолчал.
  -- Видел маленький шрамик... а причем тут... постой-ка, так ты думаешь...
  -- А почему тогда, - перебил я его, - все называют меня лысым зайцем?!
  -- Потому что у тебя фамилия - Зайцев, - непонимающе потряс головой Тёма. - Успокойся, никакой ты не урод, и шрам этот почти незаметный.
  -- Ну ладно, ладно, чего с тобой спорить! - огрызнулся я. - Будем считать, что я красавец... девчонки, кстати толпами за мной бегают, вот только каждая огреть чем-нибудь хочет... Но, согласись, более тупого и бездарного человека ты в жизни не видел!
  -- Ты очень умный, - нахмурился Тёма.
   Мне захотелось по морде ему дать за такое.
  -- Ты сам-то понял, что сказал?! Какой я, к черту, умный? Дурак дураком, и вообще бездарность, ничего я не умею, ничего не хочу... - Я приподнялся с кровати. - Ты вот встречал раньше человека, который бы сам о себе говорил, что он тупой?
   Тёма немного помолчал. Даже в темноте я ощущал, как много эмоций отражается сейчас на его тающем в сумраке лице.
  -- Ты не урод и не тупой... - уверенно прошептал он. - У тебя просто заниженная самооценка, вкупе с потрясающей честностью, из этого выходит такая резкая самокритика...
  -- Честностью?! - перебил я. - Да ты меня не знаешь, для меня любая клятва ничего не значит, я вру даже тогда, когда можно смело сказать правду... Я даже не уверен, знаю ли я вообще, что такое правда? Может быть только сейчас, впервые за всю жизнь я говорю кому-то правду... а знаешь, как с ней сложно жить? Вообще невозможно. Приходиться и себя обманывать, мол, это все такие козлы, а я хороший...
  -- Помолчи! - оборвал меня Тёма. - Если уж хочешь быть честным, признай, что ты далеко не дурак. Подумай, ты рассуждаешь и говоришь совсем не по возрасту. У тебя отличное чувство юмора, ты понимаешь музыку... да-да, я не слепой... думал, за молчанием можно скрыть чувства?!
  -- Да кому нужно это мое заторможенное чувство юмора? - махнул я рукой. - Понимаю я музыку... и что? Какая от этого польза?
  -- Причем тут польза? - удивился Артем. - Жить так интересней.
  -- Ах жить интересней? Ну так вот, ты даже не представляешь, как мне неинтересно жить... и не потому, что мне ничего не нравится, как раз наоборот, я бы многое хотел сделать, но у меня нет ни средств, ни возможностей... Вот у тебя мечта есть?
   Тёмин силуэт вздрогнул:
  -- Есть... конечно.
  -- Ну и какая?
  -- М-м... - замялся он. - Говорят, если откроешь кому-то мечту, она не сбудется.
  -- Они никогда не сбываются... - повернулся я на другой бок. - Так что ты ничего не теряешь.
  -- Ну зачем ты так? - с упреком шепнул Тёма.
   Я и вправду почувствовал себя немного виноватым.
  -- Знаешь, у меня была мечта стать моряком, не потому, что я так люблю море, а чтобы можно было уплыть куда-нибудь подальше ото всех. Куда-нибудь в теплые страны. - Я вздохнул. - Ведь есть на земле места, где солнце светит триста шестьдесят дней в году и можно все время ходить без майки - не замерзнешь... Я ненавижу зиму, Тём. Я зимой вообще подыхаю... - Я немного помолчал. Тёма не перебивал. - А сейчас я понял: не нужны мне никакие дальние страны, никакое солнце... мне ты нужен - друг. - Я вновь заплакал. - Ты-то живешь так каждый день, а для меня сегодня был самый счастливый день в жизни... Знаешь, ты сперва меня взбесил немножко, когда только пришел к нам. Я думал - очередной умник... а ты... а ты... зачем ты со мной подружился? - Я резко повернулся к притихшему Тёме. - У нас полно хороших ребят, не все такие сволочи, как Дичко. Но ты с первого дня потянулся ко мне... Я спрашиваю - зачем? - Тёма только дышал в темноте - ничего не отвечал. - От меня у тебя одно только горе будет, вот увидишь.
   Я замолчал, и в комнате стало до невозможного тихо.
  -- Ты удивительный человек, - наконец прошептал дрожащим голосом Тёма. - Ты не замечаешь или не хочешь замечать всех своих добродетелей. Я бы не променял тебя даже на сотню других друзей, знаешь почему?.. Я не меняю друзей... Друзей нельзя ни на что обменять... Каждый человек по-своему уникален, и ты - не исключение... Ты не перестаешь меня удивлять, это очень важно. Ты же все видишь, все понимаешь. Другим порой это не нравится, поэтому тебе так сложно ужиться с ровесниками. Твоя ошибка в том, что ты отвечаешь злостью на злость, а из этого ничего хорошего выйти не может.
  -- Тебе легко так говорить... "Удивительный, уникальный"... Да только таких уникальных, как я - без сотни шесть миллиардов. Понимаешь, мне не легче жить от того, что ты почему-то считаешь меня уникальным... Ну может быть, совсем чуть-чуть... Тебе, Тём, это сложно понять, поверь, ты видел только светлую сторону жизни, у тебя родители - золото... А сестра!... А главное, ты на самом деле уникальный и одаренный, тебе кажется, что по-другому быть и не может, что это факт, сам собой разумеющийся... Поверь, уникальность ничего не значит - сила и интеллект царствуют в нашем мире.
  -- Ну вот, сам посмотри! - хлопнул Тёма рукой по подушке. - Другой разве бы так сказал?
  -- Слова тоже ничего не значат. Сила и интеллект... может быть, еще удача. Без удачи никуда... Вот только у меня нет ничего из перечисленного. - Я немного помолчал. - А у тебя - есть.
  -- Да, у меня - есть, - не стал спорить Тёма. - Но не забывай, мы еще дети. Мы еще будем расти и развиваться... Знаешь, я раньше мячик руками поймать не мог - координации совсем не было, а потом... Просто надо приложить немного усилий и...
  -- Дети?! - Мне вдруг почему-то стало смешно. - Да, только это и спасает. Мне всегда казалось, что дети изначально рождаются совсем-совсем добрыми и за это получают один дар - дар мечты!.. Мы умеем мечтать, а все остальное лучше делают взрослые... Вот только и это у меня отобрали.
  -- Кто отобрал? - осторожно спросил Тёма.
  -- Не знаю, - пожал я плечами. - Но разве это имеет значение?..
  -- Нет, не имеет, но...
  -- Ты не задумывался, почему я хожу лысым?.. - Я выдержал паузу. Тёма не шевелился. - Я ведь явно в скинхеды не гожусь, и вшей у меня нет... - Я снова всхлипнул. - Тём, я умираю.. еще год-два, и все - тишина, ничто.
   Тёмин силуэт вздрогнул. Я смотрел на него с какой-то непонятной надеждой. А он все молчал и молчал... Ну скажи что-нибудь! Все равно что... Хотя бы голос твой услышать. Иначе я с ума сойду. Господи! Не могу я больше...
  -- Но ведь... - еле слышно, одними губами, наконец прошептал Тёма. - Раз тебя лечат, значит, могут вылечить?
  -- Не могут, - неожиданно для самого себя сказал я вслух.
  -- Могут! - плачущим голосом ответил Тёма. Мне вдруг стало так его жалко. Это я всю жизнь так живу, а ему-то каково?
  -- Может и могут, - поспешил я успокоить друга. - Врач сказал: "Шанс всегда есть, надо только верить".
  -- Верь, Вань, - продолжал плакать Тёма, - пожалуйста!
   Черт, ну что же это, лежим оба - слезами заливаемся...
  -- Я постараюсь... Только не плачь... Мне страшно, когда ты плачешь.
   Тёма всхлипнул несколько раз, потом глубоко вздохнул и принялся свободной рукой вытирать слезы.
  -- Я тоже буду верить, - прошептал он, - вместе у нас все получится.
   Господи, что же ты делаешь?!.. Я изо всех сил боролся с эмоциями - сейчас мне надо было оставаться сильным.
  -- Спасибо. Ты настоящий друг. Единственный мой друг... У меня никого больше нет. Даже мама с папой меня не любят.
  -- Не любят? - в темноте было видно, как блестят большие Тёмины глаза.
  -- Они... - Я что-то засмущался. - Понимаешь, они мне не родные... Я недавно узнал, случайно услышал, как они говорили обо мне... Оказывается, меня взяли из приюта... Не плачь, что ты в самом деле?
  -- Тебя что, никто-никто никогда не любил? - вздрагивая при каждом слове, спросил Артем.
  -- Никто... - Я не стал врать. - Но самое главное - другое: я никогда никого не любил, понимаешь? Я всегда всех ненавидел... Не только взрослых, но и детей тоже... и даже зверей я ненавидел... я как-то убил кошку, случайно - пнул ботинком по голове... А жалко почти не было... Потому что зол был на весь мир... Я принесу тебе одни несчастья... Я... я чудовище!
  -- Замолчи! - в отчаянии крикнул Тёма. - Замолчи... ты не чудовище, ты человек, ты мой друг и я тебя в обиду никому не дам, слышишь?!
  -- Не плачь, Тём, - виновато прошептал я. - Ты же не виноват в том, что я такой. Ты единственный, кто увидел во мне человека... Но не забывай - не вздумай за мной ухаживать, как за беспомощным щенком... Договорились?
   Тёма встал на кровати в полный рост, закутавшись в одеяло как в мантию.
  -- Договорились! - торжественно прошептал он. - Я не буду кидать тебе спасательный круг, я научу тебя плавать.
  -- Мы поняли друг друга, - улыбнулся я.
  -- Не могли не понять - мы ведь друзья.
  -- Да.
   Тёма, расслабившись, опустился на кровать и плюхнулся головой на подушку.
  -- Будем спать? - осторожно спросил он.
  -- Да... - Мне вдруг в голову пришла бредовая идея. - Тём, расскажи что-нибудь напоследок.
  -- В смысле?
  -- Ну, свое стихотворение какое-нибудь.
   Тёма тихо захихикал:
  -- Нашел время.
  -- Ну расскажи! - улыбнулся я.
  -- Ладно, слушай... - Он на секунду задумался, потом начал:
  
   "Пройдут снега, преобразив земные кости,
   Уснет весны зерно под старым одеялом.
   Внутри очнется призрак старой злости,
   У трона чистого души он встанет с черным опахалом.
  
   Но верю, вспыхнет сила лета.
   Надеждой поджигаю страх.
   В руках согрею льдинку смеха,
   И вытру слезы на сырых глазах..."
  
   Проснулся я совсем другим человеком. То, что раньше вызывало отвращение и неприязнь, теперь стало смешным и вызывало лишь безразличие. Мы с Тёмой не говорили вслух об этой ночи, словно бы ее и не было, но между нами образовалась незримая ниточка тайны, связывающая наши мысли и переплетающая наши судьбы... Наверное, я и со стороны сильно изменился, не внешне, конечно, но теперь никто из одноклассников не называл меня лысым, а на "Зайца" я больше не обижался... Близнецы и Грачев с Колесниковым так вообще, словно сговорившись, стали называть меня "Ванно"... Я сперва подумал, что это Тёма успел с ними поговорить, но тот дал понять, что никаких действий не предпринимал.
   Непонятно почему, но и учиться я стал гораздо лучше - за последние дни состоялось пять самостоятельных, а у меня только одна тройка, да и то по русскому. Единственное, что меня настораживало, - Тёма стал последнее время каким-то изможденным, усталым. Я даже подумал, что он записался в какую-нибудь спортивную секцию... Но нет, на мой вопрос он только засмеялся, сказал, что с ним такое бывает, мол, ничего страшного.
   Наверное, я слишком долго жил в страхе и теперь искал опасность там, где ее нет... Я все следил за Дичко. То и дело на переменах наши взгляды встречались. Он улыбался мне по-особенному - только зло может прятаться под такой ухмылкой...
  -- Готовят они что-то, - шепнул я Тёме на одной из перемен. - Поверь, я знаю Тошу не один год.
  -- Да успокойся ты, - с неохотой отвлекся Тёма от разговора с Анькой Величкиной. - Никто тебя бить не собирается, он забыл уже давно все.
   Я потупил взгляд. Хоть бы Артем оказался прав. Но боюсь, такие как Дичко ничего не забывают.
   Я почувствовал неприятный тычок в спину.
  -- Блин, Кол, ты запарил! - гаркнул я, отмахиваясь локтем.
  -- Не ори, - нервно улыбнулся Миха, оттаскивая меня в сторону. - Как контрольная по алгебре?
  -- Как-как? Списал, - нехотя буркнул я.
  -- Чего там было? - вцепился он в мой воротник. - Ответы помнишь?
  -- У тебя же другой вариант, дебил!
  -- Плевать, пересяду.
  -- Да отцепись ты от меня! - я с усилием оторвал его пальцы от своего воротника. Так он что-то меня бесить стал последнее время! - Не помню я ничего, отвянь! - Я резким рывком открыл покосившуюся дверь туалета, пытаясь скрыться от этого дебила.
  -- Пойдем лучше на четвертый? - спохватился Кол.
   Я резко остановился, Миха с разбегу врезался мне в спину, я чуть не упал в вечную лужу на полу. Вообще-то это кран тек, но из-за специфического запаха мне всегда казалось, что кто-то нассал на пол.
  -- Куда ты за мной поперся?! - рявкнул я на Колыванова. - Я вообще не курить иду, ты не подумал?!... Может, я пописать захотел?
   Миха засмущался, видать не ожидал от меня такого. Да пошел он... я сегодня что-то на взводе.
  -- А я, может, тоже... - надул он губы.
   ...Вот упертый баран... Я с разбегу запрыгнул на подоконник - окно, как обычно, было открыто и в затылок дыхнуло леденящим ветром... Но зато воздух свежий... Миха зачем-то спустил по очереди все три унитаза. Какой же он все-таки нервный... Я достал из кармана полупустую пачку сигарет и, щелкнув зажигалкой, сделал пару хороших затяжек.
  -- На перемене? - удивился Кол. Но смотрел он на меня с определенным уважением. - Не боишься?
   Я усмехнулся.
  -- Устал я бояться, Мих, - кинул я понты. - Пора уже брать свое от жизни.
  -- Ну смотри, - пожал он плечами. - Когда морду бьют, не смотрят, трус ты или герой.
  -- Нормальный пацан не должен бояться схлопотать по рылу, - закинул я ногу на ногу.
  -- Это тебе твой Меньшов сказал? - нахмурился Кол.
  -- А хоть бы и он, - зло ответил я. - У тебя какие-то проблемы по этому поводу?
  -- Да, проблемы! Меня бесит, что ты за ним бегаешь как собачка!
   Я швырнул бычок в окно и резко спрыгнул с подоконника.
  -- А ты за свои слова ответишь?
  -- Отвечу!.. Ты тусишь с ним, будто крутой такой же. А на самом деле...
  -- Что на самом деле? - толкнул я Миху в грудь. Тот отлетел к замызганной кафельной стене, и обратно подходить, похоже, не собирался.
  -- На самом деле Меньшову просто нравится, когда его кто-то хвалит. Нашелся тут святоша... И вообще, он меня бесит!
  -- А меня бесишь ты! - заорал я. Ух, как же он меня разозлил!..
  -- Да ты чего, Вано, совсем оборзел?! - вытаращил глаза Миха. - Я ж твой друг!
   Я не удержался и влепил со всей дури ему кулаком в поддых. Он согнулся пополам, застонал.
  -- Какой ты мне друг, зараза?! - не контролируя себя, крикнул я ему в ухо, и, испугавшись собственного голоса, бросился прочь...
   Тёма сразу понял - со мной что-то не то, благо последний урок оставался. Меня прямо колотило всего, как после серьезной драки. Даже учитель справился о моем здоровье, мол, слишком ты, Зайцев, бледный...
   После школы Тёма сразу налетел с вопросами, а у меня будто язык к небу прилип, слезы в глазах застряли.
  -- Да что с тобой такое?
   Я несколько секунд смотрел Тёме в глаза, будто пытался увидеть в них ответ на его же вопрос.
  -- С Михой поругался, в пух и прах, - опустил я голову.
  -- Когда?! Как? - схватился за мое плечо Тёма.
  -- На перемене. Совершенно без причины, он просто меня взбесил... Понимаешь? Просто так - настроение чуть похуже, и я уже готов убить любого... Ни с того ни с сего я вылил на него кучу грязи, а когда он ответил, я ударил его со всей силы и убежал.
   Тёма немножко помолчал.
  -- Не переживай так сильно, Вань... Главное, что ты осознаешь свою вину, ведь так? - Он похлопал меня по плечу. - Если хочешь, любую ошибку можно исправить... Завтра же пойди и помирись с ним.
   Я округлил глаза:
  -- Ты что, спятил?
  -- Почему спятил? - удивился Тёма. - Хочешь, я с тобой пойду?
   ...Сомнительная затея, может выйти только хуже.
  -- Не знаю, Тём, - покачал я головой. - Не уверен, что Кол теперь захочет со мной общаться.
  -- Почему ты так решил? Думаешь, тебе одному плохо? Да он, наверное, сейчас где-нибудь сидит, рыдает... Думает, как бы с тобой помириться.
   Я привстал от удивления:
  -- Издеваешься, да?.. Такие как Кол не плачут... только ноют иногда, да и то от боли.
  -- Вань, не злись, - неожиданно улыбнулся Тёма. - Ты же знаешь, это не кончится ничем хорошим. - Он наклонился, чтобы слепить снежок. - Решено, завтра же пойдем извиняться... Договорились?
  -- Договорились, - натянуто улыбнулся я.
  -- Ну вот и хорошо! - обрадованно воскликнул Тёма. И я почувствовал, как от сердца по всему телу растекается горячее тепло.
   "От горизонта до края земли нас с ним ждут приключенья... Сколько же в нем добра?" - успел я подумать, прежде чем Тёма, не поворачиваясь, сделал шаг назад, и... время будто остановилось: на проезжую часть непонятно откуда вылетела машина, я дернулся вперед, но видя, что не успеваю сделать и шага, выгнулся назад, и, пытаясь сохранить равновесие на льду, резко дернул руками вверх. Опускаясь на холодную землю, я беспомощно наблюдал, как сползает с Тёминого лица улыбка, как он начинает поворачивать голову, и как подлетает от удара о черный капот... Звук тормозов, мой крик и сигнал гудка взорвали тишину уже в тот момент, когда отлетевший на пять метров Тёма со всей силой врезался в бордюр... Еще через секунду я успел осознать, что водитель мерседеса вдавил тормоза до того, как произошел удар.
  -- Тём! - Я бросился к другу. Артем приподнялся на одной руке и испуганно уставился на меня. Шапка с его головы слетела, и все волосы были в снегу. Крови на первый взгляд не было заметно. За спиной послышался хлопок двери, я даже не обернулся. - Ты живой? - только и сумел я выговорить, меня всего колотило, онемевшие на морозе губы тряслись, как у припадочного.
   Тёма растер левой рукой лицо, будто очищался не от снега, а от грязи... Недоуменно посмотрел на меня, несколько раз моргнул... Я взял его за плечи и хорошенько тряхнул.
  -- Да жив я, жив! Все в порядке, не бойся, - протараторил Тёма, словно опомнившись от глубоких мыслей. - Ты сам-то как?
  -- Да я-то что?! Никак!... - Я даже не заметил, когда заплакал. - Чуть не умер от страха.
   Тёма поднялся на ноги.
  -- Не умирай, - виновато улыбнулся он. - Со мной действительно все в порядке. Слава богу, обошлось.
   Обошлось, конечно... Любого другого размазало бы по асфальту, а с ним обошлось... Есть же везунчики... Я был одновременно и очень зол на Тёму, и очень рад за него.
  -- Жив? - подоспел водитель мерседеса. Мне его тон сразу не понравился, а когда, обернувшись, я узнал в нем одного из Тошиных старших дружков, меня вообще затрясло от злости.
  -- Да, живой, - отряхивая пальто, спокойно ответил Тёма. - Извините за столь неосмотрительные действия...
   Этот дебил - водитель - захотел еще что-то сказать, но я перебил и его, и не в кассу извиняющегося Тёму.
  -- Ты охренел, с такой скоростью тут носиться?!.. - Мы впились друг в друга ненавидящими взглядами. Я только сжал зубы крепче. - Тут, между прочим, дети маленькие ходят! Не видишь знак "30 км/ч"?
  -- Так, - с холодной злостью крутого мужика отрезал водитель. - Тебе никто слова не давал. Так что не гавкай. - Он перевел свой волчий взгляд на Тёму. - А с тобой сейчас будем разбираться. - Самое страшное было то, что говорил он почти без эмоций - бездушный, непробиваемый робот.
   Артем испуганно отступил назад, он недоуменно смотрел то на меня, то на водителя... Ну, конечно, откуда ему знать, что значит слово "разбираться" из уст такого зверя... Меня буквально выворачивало наизнанку от злости, не хватало воздуха, я дышал как после стометровки.
  -- Сейчас в ментуру позвоним, тогда и будем разбираться, - из последних сил сдерживал я оскорбления.
   Этот отморозок медленно обернулся, глянул из-под бровей, будто бы увидел пылинку у себя на плече... Они же нас за людей не считают. Мне вдруг стало страшно - не от того, что сейчас меня могут ударить, а от серой безысходности, сдавившей виски холодными щупальцами. "Внутри очнется призрак старой злости, у трона чистого души он встанет с черным опахалом".
  -- Я же сказал, - пробасил водитель, - тебе никто слова не давал. - Он одной рукой схватил меня за голову и сильно толкнул вперед, так что я, кувырнувшись, отлетел в сугроб на обочине. Грязный снег забился в уши и рот, на сжатых зубах заскрежетал песок.
  -- Вы что делаете? - воскликнул Тёма. - Он же двенадцатилетний ребенок, а вы взрослый мужчина!
  -- Слушай сюда, мальчик, - процедил сквозь зубы водитель. - Ты мне машину помял...
  -- Это ты слушай сюда, козел! - не выдержав, заорал я. - Ты чуть человека не задавил, а еще бычишься, мразь! - Я облизал губы, переводя дыхание. - Возомнил себя богом, да?!.. Думаешь бабла наворовал, теперь все можно?!...
  -- Тебе что, мало, сопляк? - раздул ноздри водитель.
  -- Да, мало!.. А ты думал - дал пинка, и человека нет?.. Да-да, я человек, такой же как и ты, разница лишь в том, что ты таких как я не замечаешь, а я таких как ты презираю... Думаешь, я ничего не понимаю - глупый маленький мальчик, который должен с благоговением смотреть в рот умному взрослому дядьке, а на самом деле - тупому бездушному отморозку?.. Ну чего уставился, а?! - заорал я из всех сил. - Не нравится слышать правду?! Экая букашка зловредная, да? Может, убьешь меня, наверняка ведь ствол есть?... Давай!.. - Водитель оставался неподвижным, только лишь мутные серые глаза становились все злее и злее. Я в отчаянии поднял с дороги ледышку и швырнул в него, словно камнем, - на пальто остался грязный мокрый след. - Понравилось?!.. "Мерин" ему помяли... В гробу я твой "мерин" видал! - Я разбежался и со всей дури врезал ногой по двери ненавистного автомобиля. На полированном железе осталась вмятина. Глаза мои застило ненавистью - уже не контролируя своих действий, я принялся колотить ногами по машине. Потом меня схватили за шею и резким движением отбросили назад. Я знал, что будет больно, но желание посмотреть еще раз в эти волчьи глаза перебороло инстинкт самосохранения... В глубине души, за ненавистью, рождался смех, ликование. "Волны морские живым серебром к небу яркие звезды бросают"...
   Первый же его удар заставил меня застонать, скрючиться на снегу, защитить виски ладонями, а почки - локтями. Меня стали пинать ногами, как только что я пинал мерседес. Тёма кричал, что-то отчаянно пытаясь ему доказать...
   Все тщетно. Тёма, они тебя не слышат... Боги зла не слышат людские мольбы. Бесполезно кричать, они нас не понимают, мы ничто для них - черви... Я знаю, я сам бы стал таким, если бы не ты. Ничего просто так не происходит, Тём, все предрешено. Ты попал под машину и остался невредим, а я захлебываюсь от боли - так и должно быть, справедливость все же есть, вот только кто спросит с того, кто надо мной?... Бог? А есть ли он?.. Видит ли он наши страдания, или же сам он посылает их на наши головы?.. "А чайки смеются над теми, кто снизу. И сердце в груди словно в руки берут, и сердце в бурлящую пену бросают".
   Кажется, я на несколько секунд потерял сознание, а когда очнулся, увидел склонившуюся надо мной Инну Валентиновну - нашу классную. Вокруг было полно народу, и взрослых и детей, - наверное, кто-то увидел, как меня бьют, из окна школы и поднял тревогу.
  -- Ты живой, Зайцев? - обеспокоенно спросила мама Лёни Литвинова; она, судя по всему, как раз забирала из школы его младшего брата.
   Я уверенно кивнул, глазами ища в этой неразберихе Тёму... Я увидел его сидящим чуть в стороне, облокотившимся спиной о фонарный столб. Он закрыл лицо руками и тихо плакал.
   "Я принесу тебе одни несчастья..."
  -- Со мной все хорошо! - как можно более бодрым голосом сообщил я окружающим.
   Те тут же обрушили на меня кучу вопросов: "За что он тебя?... Запомнил номер?.. Безобразие!.. С ума все посходили.. Что же это творится?"
   Что творится? Мир катится к чертям собачим, если вы не заметили...
  -- Да знаю я, кто это был, - отмахнулся я от Валентиновны. - Дружок брата Багаева, небось специально подцепил...
  -- Надо сообщить в милицию!
  -- Надо было сообщать, когда Карен с Дичко Валеру Минаева в больницу уложили, - огрызнулся я. - Сейчас поздно сообщать, меня уже избили, мне легче не будет... Что вы думаете, в тюрьму, что ль, его посадят? Да он вас сам всех посадит куда захочет.
  -- Успокойтесь, Иван, - пробасил чей-то папа. - У вас нервный срыв.
  -- Извините, - потупился я. Надо же, имя мое знает, а я даже не помню, кто он такой. - Мне просто хочется побыть одному... - Я подбежал к Тёме и потянул его за локоть. Он послушно поднялся, не отрывая при этом рук от лица.
  -- Пойдем отсюда, - шепнул я ему на ухо. Тёма кивнул.
  -- Мальчики, вас проводить? - спросила Лёнина мама.
  -- Да нет, спасибо, не надо... извините. - Я оттеснил стоящего на пути мужчину. - Все в порядке...
  
   Ничего не было в порядке. Тёма сам на себя не походил - весь побелел, осунулся, глаза красные, рассеянно смотрящие... Он так сильно прижал ладони к лицу, что я с трудом сумел оторвать их... Никогда бы не подумал, что Тёма может так заразительно реветь. Но я все же сдержался... Хватит слез, надо быть сильнее!
  -- Тём, успокойся. Со мной все хорошо. Было почти не больно... Он бил как девчонка... Ну Тём!
  -- Ты... ты видел его глаза? - выдавил через слезы Артем.
  -- Да, - кивнул я, - волчий взгляд.
  -- Нет-нет, - как пьяный замотал Тёма головой, - не снаружи - глубже...
  -- Чего? Не понял...
  -- Внутри, за ледяным туманом, - напряг лицо Тёма, пытаясь объяснить, по-видимому, необъяснимое. - Ты видел?... Он словно горел изнутри! Выиграл! Там уже почти ничего не осталось. Это бесконечное мучение... А потом вы сцепились. - Артем снова всхлипнул. - Он так тебя бил, я думал, он убьет тебя... Он хотел убить тебя, понимаешь? Я никогда раньше не видел, чтобы ребенка хотели убить на самом деле... Это... Это..
  -- Ты бредишь. - Я похлопал друга по влажным, раскрасневшимся щекам.
  -- А? Что? Да-да, - часто закивал он. - Мне нужен покой, я должен немного отдохнуть.
  -- Пошли, - пожалуй, чересчур хмуро произнес я, но состояние Артема и впрямь не предвещало ничего хорошего. Я проводил его до квартиры - он все еще всхлипывал, но плакать уже перестал. Встретившая нас Катя долго таращила глаза, глядя поочередно то на меня, то на Тёму.
  -- Подрались, что ль, опять с кем-то?! - наконец с упреком спросила она.
   ...Брата своего не знаешь - неужели он стал бы драться?
  -- В аварию попали, - съязвил я.
  -- Чего? Как?! - испугалась Катя.
  -- Да нормально все, - буркнул Тёма. - Подумаешь, подцепила машина чуть-чуть. - Он скрылся за полуоткрытой дверью.
  -- Что значит "подумаешь"? - посуровела Катя. - Вань, объясни хоть ты по-нормальному, что случилось?
  -- Ничего страшного, - серьезно ответил я. - Только...
  -- Что?
  -- Присмотри за ним... Мне кажется, Тёмка не в себе. - Катя как-то нехорошо прищурилась, кивнула. - Ладно, я пойду, пока... Тём, пока!
  
   На следующий день Артем не пришел в школу. Я очень испугался, что столкновение с автомобилем не прошло просто так, и все ждал, когда же закончатся занятия, - не терпелось позвонить ему. Весь класс только и трезвонил о моем вчерашнем избиении... Я, конечно, понимаю, посмаковать такое сам бог велел, но не до такой же степени!
   После уроков я впервые за сегодня столкнулся лицом к лицу с Дичко. Уже кулаки сжал, готовясь к очередным неприятностям, но Тоша только проводил меня смеющимся взглядом, мол, жив еще?.. ну иди погуляй, подыши, пока есть такая возможность...
   Как пришел домой, сразу бросился к телефону. Я уж и не помню, когда кому-нибудь звонил, - пальцы мимо кнопок промахивались...
  -- Але, - произнес усталый Тёмин голос из трубки. Искаженный телефонным динамиком, он казался совсем детским - смешным немного.
  -- Але, привет! Ты как?!
  -- Привет. - Я почувствовал, как он улыбается с той стороны провода. - Да нормально все.
   Судя по интонации, с ним действительно было все нормально.
  -- А чего в школу не пришел?
  -- Заболел, - после некоторой паузы сообщил Артем.
   Так все-таки нормально или заболел?
  -- Чем?
   Тёма засопел через трубку:
  -- Вань, говори всем, что у меня трещина на берцовой кости, пришлось гипс наложить.
  -- Чего, в натуре?! - Я даже не сразу сообразил, где эта берцовая кость находится.
  -- Нет... не в натуре, - с упреком ответил Тёма. - Но ты говори всем так... И не бойся за меня, - успел предотвратить он мой вопрос. - И еще...
  -- Да?
  -- Ты помирился с Мишей?
   О боже! Нашел о чем спрашивать! Думать сейчас об этом дундуке...
  -- Нет, не успел, - с неохотой сообщил я.
  -- Помирись, обязательно... Слышишь?
  -- Слышу, - пробурчал я после небольшой паузы.
  -- Обещай, что завтра помиришься.
  -- Постараюсь.
  -- Обещай.
  -- Ну хорошо-хорошо, обещаю!
   Тёма какое-то время ничего молчал. Из трубки доносился чей-то отдаленный голос.
  -- Ладно, Вань, давай... А то на меня тут уже сестра орет, говорит, отдыхать надо.
  -- Давай. - Я улыбнулся и, прежде чем успел положить трубку, успел услышать Катин голос: "Вот ты, Тёмчик, бяка, когда это я на тебя орала?... Да вот сейчас и..."
  
   Я нашел в себе силы и помирился с Колываном, как и обещал. Миха даже почти и не обиделся на меня, но тем не менее мы стали разговаривать все реже, и все меньше я вспоминал о нем. Как бы я не хотел найти в Михе хорошее, по сравнению с необычайно развитым и умным Тёмой он казался ужасно примитивным и обыденным, если так можно сказать. Что ж, все познается в сравнении и у всего есть обратная сторона... Сейчас я стал понимать, что до этого медленно, но неотступно катился по дорожке криминала. Конечно отнимать червонец у второклассников - это еще не преступление, но, чего там греха таить, сегодня я ограбил малыша, а завтра грабанул бы квартиру... Сейчас такой порядок вещей казался мне диким... Тёма изменил мою жизнь, очень круто изменил. Я это понимал и старался гасить вспыхивающее то и дело зло внутри себя. Получалось не всегда, тем более что Тёма все болел и болел, прошел почти месяц, а он все не приходил в школу. Анька Величкина навещала его, сказала, что он поправляется. Уж не знаю, какие у них были тайны и что она знала про меня, но общалась она со мной довольно грубо и неприветливо. Меня это бесило, но я старался сдерживаться... Тёма выздоровеет, надо будет с ним об этом поговорить.
   Дичко от меня не отставал, то и дело кидал какое-нибудь обидное оскорбление или выставлял "невзначай" локоть... Но и на него мне стало наплевать - пусть себе бычится, мне все равно...
   Единственное, что мне действительно не давало покоя, так это все чаще и чаще возникающая в голове мысль о моей страшной болезни... Нет, пока, слава богу, самочувствие не ухудшалось, и все же... С Тёмой мне было не до этого, мысли были заняты совсем другим... да потом, Тёма умел своей улыбкой вывести меня из любого уныния. А без него трудно, и все же я боролся, потому что не на кого сейчас было положиться, только на себя...
   Весь февраль на улице стояли двадцатиградусные морозы со снегами и ураганами. Только к началу марта с юга пришел циклон, обративший улицы города в слякотное месиво. Все дороги зачем-то засыпали реагентами. Серые облака плыли так низко, что верхние этажи высоток растворялись словно в тумане.
   В общем, настроение было не ахти, к тому же приближалась целая череда контрольных и самостоятельных, предвещающих изобилие красного цвета в дневнике... Красная ручка у меня ассоциировалась с двойбанами.
   Тёма появился совершенно неожиданно, почему-то на втором уроке - стукнул меня линейкой по макушке, рассмеялся. Я так обрадовался, что даже ничего в голову не пришло ответить.
  -- Как учеба, двоечник? - подколол он меня, шаря рукой в портфеле.
  -- Без тебя туговато, - виновато улыбнулся я. - Но вроде на второй год оставлять не собираются... Ты чего так долго болел? Я уже даже бояться перестал...
  -- Ну а что, плохо что ли - устроил себе лишние каникулы. - Тёма весело подмигнул.
  -- Ты же у нас фанат зубрежки, - съехидничал я.
  -- Нет, ты не понял, я фанатею, когда кто-то что-то зубрит, например ты, а сам-то, сам - ни-ни.
  -- Знаешь ты кто, Тёмик?! - захлебываясь радостью воскликнул я.
  -- Знаю, спасибо за комплемент, - быстро проговорил он.
   ...Ну откуда в нем столько жизненной энергии? Столько радости!
  -- Да-да, именно это я и хотел сказать...
   После школы мы долго не шли домой, уселись на качели в соседнем дворе, долго болтали - обо всем. Я наконец решился спросить, чем же на самом деле болел Артем.
  -- Не знаю, честно, - посерьезнев, ответил он. - Со мной иногда это бывает - такая усталость наваливается, что ни рукой ни ногой. И бесконечное уныние, грусть. А потом все резко проходит и, знаешь, кажется, будто ты заново родился. Хочется петь и танцевать, хочется взлететь к облакам, понимаешь?
  -- Понимаю, - серьезно кивнул я. - Наверное, это у тебя был затяжной нервный срыв, я слышал что-то об этом... А чего, ты правда испугался, что этот гад меня убьет?
   Тёма отвел глаза и часто закивал.
  -- Больно было?
  -- Ерунда, - махнул я рукой, - надо просто знать, как сгруппировываться в подобных случаях... Да и вообще, нормальный пацан не должен бояться получить по рылу.
  -- Нормальный пацан? - с неожиданным удивлением переспросил Тёма. - Это из той же серии, что и "настоящий мужик"?
  -- Ну типа того, - я пожал плечами.
   Тёма вздохнул.
  -- Мне кажется не надо стремиться стать настоящим мужиком - надо стремиться стать настоящим человеком.
   Я промолчал. Дурацкая шутка, возникшая в голове, мешала мне сосредоточиться на высказанной мысли.
  -- Когда следующая проповедь, батюшка? - все-таки не выдержал я.
  -- Ты курить-то не бросил? - ответил вопросом на вопрос Тёма. Я недоуменно посмотрел на него, а потом мы дружно рассмеялись.
   Он напомнил, и мне вдруг ужасно захотелось покурить, но сейчас это выглядело бы совсем безвольным.
   Тёма, воспользовавшись паузой, подозвал к себе какую-то дворняжку и принялся трепать ее по загривку.
  -- Да, вот так, мой хороший... замечательный пес, правда?
  -- Тём, - пропустил я его бормотание мимо ушей, - я хотел спросить... это... - Артем смотрел на меня со всей открытостью и вниманием, что только добавляло мне смущения. - Ну, в общем, я проболтался о том, что ты поешь в хоре.
  -- Я заметил, - чуть обиженно произнес Тёма. - Некоторые несознательные личности, не будем указывать пальцем, весь день сегодня прикалывались...
   Какие же все-таки есть козлы!..
  -- Прости, - опустил я голову.
  -- Забей, - отмахнулся Тёма, продолжая тискать дворового пса.
  -- Просто Вовчик рыжий, - поспешил я хоть как-то оправдаться, - он же по жизни с плеером ходит... Включил какой-то диск, а там эта песня про лесного оленя, только в хардкоровской переработке... Чего-то заговорили о детских песнях, я и ляпнул: "Прям как в Тёмином хоре"... - Я немного помолчал. - Меня Катька твоя чуть не убила потом.
  -- Почему это она моя?! - Тёма сдвинул брови.
  -- Ну вы же с ней дружите. - Я растерялся. - Она и дома у тебя была, когда ты болел.
  -- Я много с кем дружу, - нахмурился Артем.
  -- Да ладно тебе, я просто так сказал. - Я облизнул губы, несколько раз вдохнул и выдохнул - волновался. - Думаешь... я боюсь, что ты можешь обменять меня на нее?
  -- Я не меняю друзей, - протараторил Тёма, - я уже говорил!
  -- Дело не в этом. - Я покачал головой. - Вот ты сейчас гладишь эту псинку... Знаешь, я раньше думал - как это люди могут тратить свою любовь на каких-то собак, когда в мире столько зла? Но сейчас я понял, что глубоко заблуждался. У любви нет количества, ее нельзя потратить, она либо есть, либо ее нет.
   Тёма несколько раз моргнул, озадаченно вглядываясь в мое лицо.
  -- Хотелось бы в это верить, - наконец произнес он. - Но, к сожалению, некоторые люди и правда бывают добрыми только со своими питомцами.
  -- Это неправильно.
  -- Да, мне кажется - это какая-то болезнь.
   Болезнь?... Какой же ты все-таки наивный.
  -- Это не болезнь, Тём, - невесело рассмеялся я. - Это называется злом... Скорее уж наоборот: болезнь - это как раз добро. Тебе нелегко это понять, но нормальное состояние среднестатистического человека - ненависть ко всему сущему.
  -- Ты неправ, - покачал головой Тёма. - Ты заблуждаешься.
   Я посмотрел в его большие светлые глаза, полные надежды и чистоты... Пусть будет так, как ты говоришь, Тём... очень хочется в это верить.
  
   Всю ночь я плохо спал, разные мысли лезли в голову. Мной овладело странное чувство - будто я забыл вопрос, на который хочу получить ответ. Немного кружилась голова. Может быть, это было из-за погоды. За окном дул сильный ветер, синоптики обещали резкую смену давления... Поскорее бы весна, а то уже осточертело жить в этом сумеречном тумане...
   Проснулся я с устойчивым чувством чего-то недоделанного, недосказанного. Как ни странно, хотелось побыстрей бежать в школу. Сейчас была мода приходить за минуту до начала уроков, а если во время звонка запыхавшийся вбежишь в класс - вообще круто... Так что я, как дурак, минут двадцать сидел на подоконнике в гордом одиночестве. В этом тоже была своя прелесть, будто ты пробыл в школе не на несколько минут дольше опоздавших, а часа на три, и, конечно, все новости на сегодня уже устал обсуждать. К тому же есть шанс пообщаться с девчонками, пока их не стало слишком много и они не превратились в стаю насмехающихся дур.
   Тёма, как назло, сегодня решил прийти как раз во время звонка, так что мы даже поздороваться не успели... Математичка - коза: и так предмет сложный, да еще и орет на всех, чуть голову повернешь. Другое дело история! И действительно, кому какое дело до дел давно минувших дней, лучше пусть дети порисуют в учебниках, все равно их никто не читает... Какой-то на меня сегодня приступ цинизма навалился, все было по барабану - казалось неважным... что-то другое щекотало душу, что-то неопределенное, будто бы еще не состоявшееся.
   Я ждал Тёму у входа, как обычно. Он что-то там обещал Инне Валентиновне, какие-то учебники, что ль, показать новые. Помешались все на этом английском!.. В общем, сказал подождать минут пятнадцать. Все наши уже разошлись, так что во дворе не было обычного столпотворения.
  -- Зайцев! - Я сперва даже не сообразил, кто это меня окликнул таким тоном. Когда обернулся, увидел стоящую в дверном проходе Величкину. Вид у нее был странный, вся красная, волосы растрепанные, взгляд как у ястреба - молнии мечет.
  -- На кнопку, что ль, села? - понимая, что напрасно шучу, все же проговорил я.
  -- Идиот. - Она повертела пальцем у виска и решительно подошла ко мне. - Ты что Артему про меня наплел?
  -- Наплел?! - ощетинился я. - Нужна ты больно, плести про тебя. - Я демонстративно отвернулся. Но тут же почувствовал рывок назад. - Эй, пальто порвешь! Сама зашивать будешь!
  -- Обойдешься! - сквозь зубы процедила Анька. - Думаешь, можешь вот так против меня Тёму настраивать, и отворачиваться, когда с тобой разговаривают?
  -- Какие мы гордые, - съязвил я. - Слушайте нас, а не то мы лопнем... По морде бы тебе врезать, жаль - девчонка...
  -- Ну врежь, Зайцев, давай!
  -- Тупая дура! - всерьез обозлился я. - Ты даже не представляешь, что это такое - получить кулаком в нос. Девчонки вообще не знают, что такое боль.
  -- Да, зато ты все про все знаешь. Только это и умеешь, морду бить... думаешь, один раз заступился, так теперь тебе всю жизнь обязаны будут?
   Я сразу даже и не понял, что она имеет в виду.
  -- Когда это я за тебя заступался? Делать мне больше неч...
  -- Дебил, я то тут при чем? - перебила Величкина. - Посмотрим еще, долго ли Тёма тебя терпеть будет!
  -- Что значит терпеть? - Я немного растерялся.
  -- А то значит!.. Думаешь, он просто так решил с тобой подружиться? - Анька расплылась в торжествующей улыбке. - Я сразу спросила: "Что ты с этим дауном возишься?" И Тёма, он знаешь, что ответил?... Сказал: "С другими каждый дурак подружится, а ты вот с таким дебилом попробуй".
   Я отступил назад, хотел что-то сказать, но в горле ком застрял. Засосало под ложечкой.
  -- "...Ну и как, получается?" - спросила я. И знаешь, что он ответил? - Величкина оскалилась. - "Не очень", - говорит, - "я изо всех сил стараюсь, но Зайцев - он такой урод... он просто чудовище... мразь"...
  -- Ваня!
   Я с запозданием обернулся - кружилась голова. На меня из дверного проема смотрел Тёма, и в его глазах были все мучения мира... Анька испуганно вскрикнула. С трудом контролируя собственное тело, я сделал шаг назад, потом еще один и еще.
  -- Дура! - успел я услышать через заволакивающую сознание пелену слез. Я сам не знал, куда бегу, тело и разум сейчас существовали по отдельности. Несколько раз я падал, застревая в сугробах. Сорвавшаяся с головы шапка осталась где-то в снегу. В лицо хлестал неприятный порывистый ветер, несущиеся навстречу рваные облака создавали эффект полета... полета в никуда.
  -- Стой! Вань!.. Ну стой же! - Кажется, Тёма тоже плакал. Я даже не знал, виню ли я его. Я вообще сейчас ничего не знал, кроме одного - зло опять оказалось сильней.
   Тёма попытался ухватить меня за плечо, но я провернулся на ходу и врезал ему кулаком по плечу, потом толкнул вперед и мы вместе рухнули прямо в грязь у обочины. Он тут же вскочил, а я так и остался лежать на мокром снегу. Силы резко иссякли, я не мог голову приподнять. Тело скрутило в спазмах рыданий.
  -- Вань, Ваня! - Тёма попытался поднять меня на ноги. - Она же просто дурочка! - закричал он в отчаянии. - Ты же знаешь, я не мог так о тебе сказать!.. Ну прислушайся к сердцу! Я никогда такого не говорил, я твой друг, слышишь?!.. Помнишь наш вчерашний разговор? - Тёма нервно улыбнулся, стряхнул слезы трясущимися руками. - У любви нет количества, ее нельзя потратить! Помнишь, ты сам это сказал?!
  -- Я верю тебе, Тём, - неожиданно спокойным голосом сумел проговорить я. - Но это ничего не меняет.
  -- Почему, Вань? Ну почему ты так думаешь?
   ...Да потому что я сам был злом, Тём.
  -- Как ты не понимаешь, добро - это феномен... нет, добро - это великий дар, самый главный твой дар. - Я нашел в себе силы и поднялся на ноги. - Знаешь, я ждал чего-то подобного с тех самых пор, как ты впервые заговорил со мной. Все думал: когда же ты наконец поймешь, что я ничтожество?.. Я даже специально провоцировал тебя на подобные действия, на подсознательном уровне мне, наверное, хотелось этого... - Тёма смотрел на меня с недоумением и тревогой. Не завидовал я ему сейчас - ведь он и вправду ни в чем не был виноват. - Я думал: "Вот-вот, ни сегодня-завтра я сделаю какую-нибудь гадость и Тёма отвернется от меня". Но каждый раз, когда я был на грани, что-то сдерживало меня. Я сам изменился, понимаешь?
  -- Но что тут удивительного? - искренне поразился Тёма, делая шаг вперед.
   Я резко отскочил.
  -- Не подходи! - остановил я его. - Не прикасайся ко мне. Я верю в искренность твоего желания помочь мне, но я этого не заслуживаю. Пока ты болел, я много думал обо всем - о судьбе, о жизни... Все должно было быть по-другому. Я думал, что уже не могу быть счастливым, ты даже не представляешь, насколько я был несчастлив, насколько был озлоблен на весь мир... И вот ты подарил мне надежду, вселил в меня тепло своей души... - Я отступал с каждым шагом все дальше и дальше. Мне становилось страшно от того, что я говорю, но останавливаться уже было поздно. - И я изменился, Тём, я стал лучше, вопреки своим собственным суждениям... Но мир, Тём, мир остался таким же... Я смог изменить себя для мира, но не смог изменить мир для себя.
  -- Не говори так, - растерянно всхлипнул Тёма. - Не говори таким голосом. Ты меня пугаешь... Все хорошо, все будет хорошо, надо только немного подождать. Я чувствую твою боль, я тебя понимаю... Ты слишком долго жил во тьме заблуждений. Откройся миру, и ты увидишь, как он на самом деле прекрасен!
   Я остановился, замер, боясь моргнуть. Наши взгляды сейчас говорили куда больше слов. Тёма-Тёма, ну откуда ты такой взялся?.. "Но верю, вспыхнет сила лета, Надеждой поджигаю страх. В руках согрею льдинку смеха, И вытру слезы на сырых глазах"...
   Он улыбнулся... преодолел слезы и улыбнулся. Я позорно всхлипнул. Он сделал шаг вперед, я остался на месте. Между нами была дорога - несколько метров мокрого асфальта. Я понял, как должен действовать, еще до того, как в поле бокового зрения появилась машина... Эх, Тёма-Тёма!
   Мой самый быстрый удар в жизни был ничем по сравнению с тем движением вперед, что я сейчас сделал. В последний момент водитель дернул руль в сторону и оставил мне мизерный шанс. Тёма успел расширить удивленные глаза, еще не понимая, зачем я ударил его в грудь... а потом меня дернуло вверх, послышался звон бьющегося стекла, мир провернулся вокруг собственной оси, и прежде чем тело окутала жгучая, затемняющая взор боль, перед глазами огненным вихрем ярких красок промчались все светлые воспоминания из жизни... и кругом там был снег, в этом году выдалась снежная зима...
  -- Ваня! - захлебываясь слезами, бросился ко мне Тёма. А мне почему-то было хорошо... только очень обидно, но хорошо, не знаю, как объяснить. Тёма склонился надо мной, загораживая слепящий белый свет облаков, его слезы падали прямо мне на лицо и от этого хотелось улыбаться.
  -- Боли нет, - прошептал я одними губами.
  -- Как ты, Вань?! - дрожащим голосом пробормотал он.
  -- Прости, Тём... но это все.
  -- Не говори так. Пожалуйста!
  -- Не бойся слез, Тём, ты один во всем мире имеешь на них право.
  -- Ну почему?! - взмолился он, обращаясь не то ко мне, не то к небесам. - Я не хочу, не умирай... Ну не умирай, Вань!
   Неожиданно тучи на небе разошлись и на мое лицо упали теплые лучи солнечного света... Как давно я его не видел!.. И видел ли вообще?.. Я улыбнулся еще шире.
  -- Я счастлив, Тём, я счастлив по-настоящему... впервые в жизни! Теперь меня уже не удержать.
  -- Что же я натворил? - в отчаянии прошептал Тёма. - Что же я сделал?
  -- Ты все правильно сделал. Ты должен жить... я знаю. Без тебя мир пропадет, почернеет - впадет в вечный сумрак... - Я не выдержал и всхлипнул. Боль прокатилась горящей волной по всему телу. - А я?.. Что я? Я здесь никто - я лишний. Быть может, только в твоем сердце останется память обо мне...
  -- Не умирай, - уже совсем обреченно прошептал Тёма.
   Я собрал последние остатки сил и, превозмогая боль, протянул руку вверх - к солнцу... Как все, оказывается, быстро!..
  -- Я буду счастлив, живя в твоей душе... прощай...
   "И смех золотистого света, прожившего бликом мгновение"... Меня не стало...
  
  

Часть 2

Искатель тьмы

   Пришла весна. После хмурой и холодной зимы, затянувшейся в этом году как никогда, любой журчащий ручеек, любой купающийся в луже воробей вызывал радость и невольную улыбку. Я наблюдал с балкона за тем, как дворники счищают последние остатки упрямого снега с нашей улицы. Вообще-то мама не разрешала мне выходить на балкон в одной футболке, но сейчас дома никого не было, и я не удержался - уж больно погода сегодня была чудесная. Холодный ветерок то и дело напоминал о дыхании уходящей зимы, но лучи весеннего солнца приятно согревали лицо и плечи. В густом синем небе не было ни единого облачка. Над соседним домом кружила стая белых голубей - казалось, будто всю зиму они сидели взаперти, а сейчас вырвались на волю и теперь упиваются волшебным даром полета.
   Я глубоко вздохнул. Что-то нахлынули воспоминания - прохладным чистым ручейком растеклись по моему сознанию. Прошло уже больше полутора месяцев с тех пор, как я потерял друга. Ванина смерть меня чуть с ума не свела, я в какой-то миг сам был на грани жизни и смерти, вообще дышать не мог - хватал воздух ртом как рыба, а в горле будто что-то застряло. Все изменилось - посерело, поблекло. Желание жить исчезло как таковое. Говорят, я постоянно бредил и плакал ночи напролет... не знаю, таких подробностей я сейчас не могу вспомнить, для меня весь тот период слился в памяти в одно черное пятно ужаса и печали.
   У меня с детства была какая-то странная болезнь. Врачи не решались дать точное определение, говорили только, что это что-то нервное... Дело в том, что периодически я впадал в бессилие - как говорится, ни рукой ни ногой... и не потому, что не мог двигаться физически - просто не хотелось, то есть почти полностью пропадало желание что-либо делать, я впадал на несколько дней в уныние. Такое обычно случалось со мной после череды каких-то неприятностей или одного более значимого события; последний раз я заболел, когда водитель наехавшего на меня мерседеса избил Ваню. Но тогда я провалялся в кровати всего пару недель, а сейчас - уже больше месяца. Вообще я обычно выздоравливал внезапно - грубо говоря, просто просыпался в один прекрасный день и понимал, что жизнь прекрасна. Сейчас же я вроде бы уже и не болел как обычно, но в груди оставалась какая-то тяжесть, будто в сердце застрял маленький камешек. Не знаю, смогу ли я еще когда-нибудь испытать незабвенное чувство абсолютного счастья. Может быть, общение с друзьями вернет мне радость жизни?.. Я так радовался когда меня навещали ребята. Жаль только, Анька не приходила, наверное, ей тоже очень тяжело, но я ее почти не винил. Два раза приходили близнецы... а, не, даже три, только в первый раз я был еще не в состоянии с кем-либо общаться, так что Катя их с благодарностью выпроводила. Еще Витек Кольцов с Димой Гайдовским навещали, передали от Инны Валентиновны список того, что надо выучить. Кстати, я что-то забыл, куда сунул эту бумажку, надо на нее хоть глянуть. Ладно, наверстать школьную программу всегда успеем, ну, получу пару двоек, так даже интересней - будет что вспомнить!
  -- Тёмчик! - крикнула из за спины рассерженная Катя. Что-то она рановато вернулась. - Ты с ума сошел - в одних трусах на балконе стоишь?!
  -- Не холодно.
  -- Я тебе дам "не холодно"! - Сестра слегка толкнула мою опущенную голову. - Еще простуды не хватало, и так из-за тебя вся программа в хоре полетела.
  -- Да ладно, что я - один, что ль, там петь умею? Вовчик Куликов, по-моему, лучше в десять раз. Он "Соловья" почти как девчонка поет.
  -- У Вовчика твоего мутация голоса началась. - Катя уперла руки в бока.
  -- Вот те раз! - ...Бедный, он так фанатично любил пение. Я сдвинул брови. - Тоже хочу мутацию, надоело уже.
  -- Ты думай хоть, что несешь!
   Я сел на кровать, обхватив коленки руками. Лежать уже надоело.
  -- Хочу погулять, - обиженно проговорил я.
  -- Ты еще не выздоровел.
  -- Выздоровел!
  -- Тогда чего капризничаешь?
  -- Хочу и капризничаю... - Я улыбнулся. - И вообще, отстань от меня!
  -- Значит завтра в школу собрался? - Катя прищурилась.
  -- Да, собрался, а что?
  -- Может быть, и уроки сделал?
  -- Может быть.
  -- А ну-ка, покажи!
  -- Я сказал: "может быть", а не "сделал"... И вообще, твое какое дело? Надо вам в институте почаще сессии устраивать - глядишь, злые противные сестры будут поменьше доканывать своих бедных младших братьев.
   Мы дружно рассмеялись. Катя набросилась на меня и принялась щекотать. Бяка! Как я завидую тем, кто не боится щекотки! Я чуть не задохнулся от смеха, а она все не отставала. Однако настроение после этого резко улучшилось и я решил на самом деле пойти завтра в школу, хотя родители были не в восторге от этой идеи. Скажешь кому - засмеют... Хорошо, заставили все-таки позвонить, узнать домашнее задание. Оказалось, у нас еще каникулы не кончились, так что жаждущим знаний придется маяться еще три дня... Интересно, что мне поставили в четверти? Как говорится - явился, получил пару случайных пятерок и исчез без следа.
  
   Честно говоря, я немного побаивался, что ребята уже забыли, кто я вообще такой. Однако когда я вошел в класс, меня чуть с ног не сшибли, спеша пожать руку. Так приятно вновь было видеть лица друзей. За время болезни я совсем отвык от смеха и улыбок.
  -- Меньшов - халтурщик! - обрадованно закричал Степа. - Сам наполучал пятаков и отвалил, а нам тут парься!
  -- Грачев, помолчи лучше! - нахмурилась сидящая за ним Маринка.
  -- Сама помолчи, - отмахнулся Степа.
   ...Девочки, конечно, поумней парней - понимают, что я не просто так болел и лучше об этом не напоминать, но, с другой стороны, я не хочу сострадания к себе, ей-богу, лучше пусть все забудут о случившемся. А Ваня... он бы понял. Все равно не проходит дня, чтобы я не думал о нем.
   Я окинул класс взглядом. Все как обычно. Так, а...
  -- А это кто такой? - шепнул я рядом стоящему Лёне, указывая взглядом на незнакомого мальчика, сидящего рядом с Яшкой - на Ванином месте.
  -- Новенький, - с какой-то странной таинственностью произнес тот. - Высотку напротив наконец достроили, у нас в школе, на предварительный взгляд, человек тридцать новичков.
  -- Пойду поздороваюсь, - сказал я, не отводя от новичка взгляда.
  -- Давай...
   Я не спеша подошел к своему месту, аккуратно положил портфель на парту. Должно быть, новенький волновался, потому что никак не хотел отрывать взгляда от учебника.
  -- Привет, - решил я взять инициативу на себя.
   Он поднял голову, слегка улыбнулся, изучающе посмотрел на меня.
  -- Привет, - он протянул руку, - Ромик.
  -- Тёма, - улыбнулся я в ответ. Что-то необычное было в его взгляде, будто за темными блестящими зрачками скрывалась какая-то тайна. Мной овладело странное чувство, доселе неведомое, но в тоже время будто знакомое. Сложно объяснить... это как новый, ни на что не похожий вкус. Мне даже показалось, что я ощутил дыхание морского ветра. Все это мимолтено - на грани сознания.
  -- Я случайно не на твое место сел? - спросил Рома.
  -- Нет. - Я помотал головой. - Тут свободно.
  -- Антон сказал: "Тут везде занято".
  -- Это Дичко, что ль? - нахмурившись, мотнул я головой в сторону окна. - Ты его не слушай, вообще старайся поменьше с ним общаться. А то мало ли что...
  -- Например? - с неожиданной прямотой спросил Рома.
   Я ничего не ответил, потому что в класс вошла Инна Валентиновна. У нас всегда первым уроком в понедельник был английский.
  -- Садитесь, ребята! - Я поймал на себе ее короткий встревоженный взгляд. Взрослые - они все лучше запоминают, особенно плохое. К сожалению, они не всегда осознают, что мы не дураки, мы все понимаем... может быть, даже лучше них. Мы более чувствительны к происходящему. - Ну что, отдохнули? - поинтересовалась учительница.
  -- Нет!.. Неа!.. - дружно ответил класс. Валентиновна заулыбалась.
  -- Ничего, последняя четверть осталась, потерпите чуть-чуть, тем более сейчас весна... А дальше - летние каникулы. - Класс ответил одобрительным гулом. - Дети, у нас, как и в прошлой четверти, есть новенький. Давайте с ним познакомимся.
   Я с ужасом и одновременной ностальгией вспомнил свой первый день в этой школе. Это ж надо такое придумать - рассказывать о себе перед незнакомыми ребятами!
   Рома неторопливой походкой вышел к доске, повернулся к классу. Не капли волнения, будто каждый день переходит в новую школу!.. Выглядел он обычным парнем - чуть повыше меня, худой такой же, непричесанный, густые черные волосы чуть завиваются у висков.
  -- Привет всем, - улыбнулся он. - Меня зовут Рома. Фамилия - Светлов. - Он бросил на меня короткий взгляд, будто что-то собирался этим обозначить.
  -- Расскажи о себе, - предложила учительница. - Чем ты увлекаешься?
  -- Где-то я все это уже слышал, - шепнул я соседу - Вовке...
  -- Увлекаюсь футболом, - начал Рома, - музыкой, люблю собирать модели кораблей, люблю рисовать, увлекаюсь шахматами, шашками, другими интеллектуальными играми... а вообще мне все интересно.
  -- Какой молодец! - поблагодарила Инна Валентиновна. - Спасибо, Рома, садись, начнем урок...
   То ли я уже отвык от учебы, то ли слишком много новостей до меня пытались донести, но показалось, что прошел не один учебный день, а как минимум неделя. С новеньким я толком не успел пообщаться, только на четвертом уроке - алгебре. Татьяна Владимировна - учительница - заметила, что он ничего не записывает.
  -- Светлов, у тебя ручки нет или тетради? - спросила она с присущей долей превосходства в голосе.
  -- Желания нет, - спокойно ответил Рома, причем никакой насмешки в его словах не чувствовалось.
  -- Ах вот значит как? - нахмурилась математичка. - Может быть, тогда выйдешь к доске, решишь примеры, которые я написала?
   Класс засмеялся.
  -- В первом примере ответ "3", - проигнорировал насмешки Светлов, - во втором - "0"...
  -- Вы это уже проходили в предыдущей школе? - недоуменно спросила Татьяна Владимировна.
  -- Нет, но я же слушал вас... в пол-уха, - окончание он шепнул. Я чуть не прыснул от неожиданности. - У меня хорошая память.
  -- Ладно, не морочь мне голову! - строго сказала Татьяна Владимировна. - Дайте ему кто-нибудь ручку и листик... В следующий раз приноси свое, а иначе начнешь четверть с двойки, которую я тебе не побоюсь поставить, несмотря на твои способности...
   Я дал ему ручку, а Яшка в кои-то веки не поскупился вырвать из тетради листочек... Так вот, когда уроки закончились, я заметил, что этот листочек так и остался чистым.
  -- Спасибо за ручку, - поблагодарил меня Светлов.
  -- Да не за что... - Я поймал себя на мысли, что пытаюсь снова вглядеться в глубину его глаз, но он не смотрел в одну точку дольше двух секунд, постоянно переключая свое внимание с одного события на другое. - Ты так ничего и не записал? - осмелился я спросить.
  -- Да ладно, - махнул он рукой. - Лучше пока понаблюдаю.
  -- В смысле? - не понял я.
  -- Понаблюдаю за ребятами, посмотрю, кто как себя ведет... Это очень интересно, можешь сам попробовать.
  -- А зачем это? - Я недоверчиво прищурился.
  -- Как зачем?! - оживился Рома. - Хочу сразу выяснить, кому что интересно, чтобы побыстрее подружиться.
  -- А, - неопределенно ответил я. - Сперва не понял просто... Ладно, я бы с удовольствием поболтал, но мне надо бежать, я кое-куда опаздываю. Пока.
  -- Пока!
  
   А опаздывал я в хор. На самом деле времени было достаточно, даже слишком много, как раз хватало для того, чтобы зайти в мой любимый книжный, находящийся совсем рядом со зданием музыкальной школы, где базировался наш коллектив. К сожалению, ввиду моей ужасной рассеянности... ну не такой уж и ужасной, но все-таки... я почти всегда упускал ход времени и потом приходилось нестись бегом, из-за чего сбивалось дыхание... В общем, хормейстеры вечно на меня орали и, если разобраться, правильно делали.
   Сегодня я все-таки умудрился не опоздать, пришел как раз вовремя. Репетиция в итоге все равно задержалась, потому что остальные тоже не отличались сверхпунктуальностью. Тем более весна на дворе!.. Окна в зале были нараспашку, и я еще с улицы услышал, как наши распеваются. Я по привычке уже не мог идти шагом - со скоростью ветра взбежал по старой широкой лестнице с мощными резными перилами на второй этаж... Чего-то я даже разволновался не на шутку.
   Ребята наши мне очень обрадовались, даже песню из-за меня оборвали. Жаль, толком пообщаться не успели, Татьяна Александровна - наш хормейстер - тут же заставила меня занять свое обычное место и петь какую-то новую кантату. Слов я не знал, поэтому приходилось подхватывать на лету, ничего хорошего из такого маневра выйти не могло, так что я практически просто хлопал ртом, словно рыба... Накатилось веселье, постоянно хотелось улыбаться, что, конечно же, не соответствовало серьезному настрою музыкального произведения.
   Потом стали репетировать песню Пахмутовой "Просьба". Такие патриотические произведения у нас традиционно исполнял Сашка Родионов. Вовчик больше солировал в народных, а мне доставались мажорные детские песенки и классика. Конечно, я больше любил первый вариант - выучил, спел, тебе похлопали. А классика... по-моему, это интересно только исполнителю, то бишь мне, но того блеска в глазах слушателей, который обычно бывает во время исполнения старых добрых детских песенок, во время классики не наблюдается.
   Вообще, во всем есть свои плюсы и минусы. Мне как-то всегда было интересней сочинительство, чем исполнение. Уж больно простые слова в этих детских песенках, а в классике - так там вообще смысла обычно нет, там вся соль в музыке.
  -- Эй, - шепнул я стоящему рядом Вовчику. - Слышал, у тебя началась мутация голоса?
   Он пафосно улыбнулся. Вовчик был старше меня на полтора года и не упускал возможности как-нибудь подколоть младшее поколение, то бишь нас с Сашкой, а-ля "Когда ты еще соску жевал, я уже чирикал, как соловей!"
  -- Слухи о моей кончине сильно преувеличены, - шепнул Вовчик в ответ.
   Я с трудом сохранил серьезное выражение лица. Все-таки песня какая! Нехорошо смеяться.
  -- Так где ты оплошал?
  -- В последний день гастролей решил искупаться в тихом океане, - хохотнул Вовчик. - Кстати, весело в Японии было, зря ты не поехал.
  -- Кимоно приобрел? - Я надул щеки, с трудом сдерживая смех.
  -- Не, - поморщился Вовчик. - Майку Рональдо по дешевке купил.
   Ах ты...
  -- А мне? - обиженно шикнул я.
  -- Тебе по губе... Надо было заказывать.
  -- Так, Меньшов! - наконец не выдержала Татьяна Александровна. - Ты специально пришел Куликова отвлекать?
   Я покраснел как рак, но не от того, что взыграла совесть, а от того, что сдерживал рванувшийся из груди хохот. "Ведь земля без зверей не земля!" - спели мы хором в конце, и Вовчик, сволочь, ведь видит - я еле держусь, добавил саркастически: "Да, земля без зверья не земля". Спасло меня лишь то, что по окончании песни мы должны были изображать звуки леса - что-то вроде пения птиц. Так что мой пронзительный хохот в ладонь вполне сошел за крик взбесившейся выпи...
   Татьяна Александровна на меня наорала, да так, что теперь я покраснел уже от стыда, но смешинка все равно не отставала, так что когда меня заставили солировать в песне "Такое бывает", я еле сдерживался, потому как слова там довольно потешные. Вообще петь в хоре - это умора, так с нами хормейстеры бьются, столько сил вкладывают, а мы только и ждем, чтобы вставить в свободный такт пару новых нот со словами подозрительного содержания. Особенно в этом плане у нас преуспевал Вовчик - привык, что ему все сходит с рук: все-таки голос у него был потрясающий. Правда, он пел в грудном регистре, а я - в головном, и это почему-то считалось сложней и круче. Хотя, если честно, у меня действительно голос был почище, но я и прогуливал чаще, мне ведь тоже все с рук сходило, я тоже был как бы не в меру одаренным по этой части. "Как бы" - потому, что самому мне пение не казалось очень сложным занятием. Конечно, меня многому научили в хоре, и все же никаких особых трудностей я не испытывал... Разве только во время смеха!
  -- Меньшов! - спокойно, но очень строго сказала Татьяна Александровна, обрывая последний куплет песни. - Выйди в коридор, пожалуйста. Когда насмеешься вдоволь, возвращайся.
  -- Ну-у, - промычал я. Вот теперь что-то смеяться расхотелось. - Я больше не буду... Только поставьте меня подальше от Куликова, он меня смешит.
   Ребята дружно захохотали, так громко и заразительно, что даже Татьяна Александровна улыбнулась.
  -- Ой, горе ты мое, Артем, - многозначительно вздохнула она. - Иди, встань в задний ряд. Чтоб я хоть тебя не видела...
   Мальчиков вместе со мной было всего шестеро, остальные - девчонки. Это обычное дело. Пели они лет до шестнадцати, никакой голос у них не ломался, да и вообще, они намного лучше нас пели, мне так казалось...
   После репетиции меня долго не выпускали из оцепления, мучая расспросами о моем длительном отсутствии. Начали наперебой рассказывать о бывших и грядущих гастролях. Спас меня Вовчик - отстреливаясь острыми шутками и растолкав собравшихся, он вытащил меня на свободу.
   Мы с ним обычно после хора всегда шли в "Макдональдс", но сегодня погода так веселилась и сияла, что мы решили пообедать на улице, купив себе по паре горячих сосисок... Я очень люблю чебуреки, но они чересчур острые - это пагубно для связок.
   Мы уселись на спинку старой покосившейся лавочки, стоявшей под столетним тополем, который летом был любимым местом лазающих по деревьям мальчишек, то бишь нас. Но сейчас листьев еще не было, а без них неинтересно, листья ведь шепчутся и шелестят - обожаю... Кругом журчали ручьи, и казалось, будто мы сидим посредине мелкой блестящей реки. Эх, в такие минуты хочется чего-нибудь вытворить, в хорошем смысле слова, конечно! Собрать на свалке барахла, построить грандиозную плотину, пусть потом будет засор и гигантская лужа, оно того стоит. В кои-то веки корабликам будет где развернуться!
   "Под тополем старым, над чистой водой,
   Свет солнца в зеркале крыш - золотой.
   И листьев нет еще, но слышан уж их шелест.
   И снега талого чуть ощутимый аромат.
   Собрать бы камни и построить берег
   Для моря, где корабль будет по волнам скакать"...
  
  -- Я стих придумал, - нарушил я наше обеденное молчание.
   Вовчик старательно вытер салфеткой пальцы и принялся вертеться в поисках урны. Хорошо, что она тут была - Куликов был не из тех, кто носит мусор в карманах.
  -- Я тоже, - с наигранным безразличием проговорил он. - "Палка, скалка, огуречик, вот и вышел человечек, а без огуричка он, считай, не человечек"...
  -- Ты, пошляк малолетний! - толкнул я Вовчика в плечо, заливаясь краской и одновременно смеясь. - Вот пристал к стишку!
  -- Где ты тут пошлости увидел?! - демонстративно обиделся Куликов. - Вот мазахистский вариант - это да.
  -- Ну я и говорю, ты... пошляк малолетний! - Я засмеялся.
  -- Малолетний - это ты... И пошляк - тоже ты, потому что я даже не знаю, что это такое.
  -- Сам ты дурак, - только и нашел я что ответить. Переговорить Вовчика было невозможно.
  -- То-то я смотрю, "поставьте меня в задний ряд, рядом с девчонками", - продолжал он издеваться. - Тебе сколько лет-то, мальчик?
   Я лишь смущенно и немножко гордо улыбнулся - лучший способ перевести разговор на другую тему. Я открыл портфель, чтобы выкинуть из него накопившиеся за день фантики, раз уж урна поблизости... Так, а это еще что такое? Какая сволочь сунула в мой портфель самолетик?!
  -- Гляди! - хохотнул я, показывая бумажный самолетик другу. - Подсунули.
  -- Разверни, - ехидно улыбнулся Вовчик, - вдруг там любовное послание!
   Я принялся торопливо разворачивать листок, даже чуть не порвал, будто он и вправду мог оказаться любовной запиской.
  -- Дай-ка! - Вовчик попытался выдернуть самолетик из моих рук, но я резко повернулся к нему спиной, пряча записку у живота. На тетрадном листочке действительно была надпись, только вовсе не любовная. Каким-то ужасным почерком, словно у автора сильно тряслись руки, было начертано два слова: "Бойся зла"...
   Мне показалось, что сердце в груди на секунду замерло. Я почувствовал, как начинает кружиться голова, а потом нахлынул страх... нет не ужас, не кошмар, когда хочется залезть с головой под одеяло, а именно дикий страх. Я был уверен, что тот, кто это написал, не хотел испугать меня - он хотел предупредить, предостеречь...
   Но что меня так испугало?.. Я встряхнул головой.... Кто-то просто дурачится! Или нет?.. Я снова глянул на надпись - нет, трясущиеся руки тут не причем, автор специально вырисовывал такие буквенные линии.
  -- Ну что там?! - уже больше обидчиво, чем ехидно, спросил Вовчик. - Дай глянуть!
   Я машинально сжал записку в кулаке, пытаясь спрятать ее в застегнутом кармане куртки.
  -- Не дам.
  -- Ну дай! - взмолился Вовчик. - А то ведь отниму!
  -- Только попробуй! - Я быстро отскочил назад. Под ногами захрустел скользкий талый снег.
  -- Да ладно, я пошутил, - нахмурился обиженный Вовчик.
   И тут я подумал: "А что, собственно, случится, если я покажу ему записку?"
  -- Держи. - Я протянул руку со смятым листком вперед.
  -- Не надо, - сжал мои пальцы Вовчик. - Если ты не хочешь, я не буду...
  -- Там написано... - У меня словно ком в горле застрял, снова нахлынул страх, но я все же произнес: - "Бойся зла".
  -- Что за ерунда? - поморщился Вовчик. - Я-то думал...
   Действительно, какая-то ерунда, однако я почувствовал облегчение, когда поделился этой странной ерундой с другом.
  
   Остаток дня я был весь в себе, запоздало реагировал на вопросы родителей, сам все время молчал - все думал о записке. Кто же хочет меня предупредить, и главное - о каком зле?.. Снова вспомнился Ваня. Господи, я до сих пор не мог поверить в это, все произошло будто вчера... Все должно было быть по-другому! Кто виноват?.. Опять винить во всем судьбу или наконец признать значимость зла?.. Что случилось в тот миг с Анькой? Ведь я никогда ее такой не видел, не может же быть, что все остальное время она разыгрывала спектакль?.. Нет-нет, я верю, что она действительно добрый и отзывчивый человек, и тем не менее что-то заставило ее сказать Ване то, что она сказала, опорочив не только себя, но и меня. А я ведь только попросил ее быть помягче с Зайцевым, ничего больше... Может быть, у нее на Ваню были старые обиды?.. Кто знает.
   Я поймал себя на мысли, что если кого и виню в смерти, то уж точно не Аню. На самом деле мне хотелось обвинить Дичко. Я никак не мог понять, как я на самом деле отношусь к нему. Ненависть ли это, или я только хочу его ненавидеть? Скорее второе, Ваня был прав - я слишком наивен, я не вижу жестокости, точнее вижу ее не так как все, я очень сентиментален, но злость не вызывает во мне ответную злость, только переживания - сострадание, печаль, обиду. И все же я знаю, что такое зло, я чувствую его, когда болею...
   Мне стало жутковато от собственных мыслей и я принялся разучивать первую попавшуюся симфонию на пианино, чтобы отвлечься... Помогло.
  
   На следующий день страх прошел, осталась только настороженность и любопытство. Я понаблюдал на географии за одноклассниками, но ничего необычного в их поведении не обнаружил - никто на меня не косился, не смотрел из-под бровей и так далее и тому подобное - все вели себя как обычно.
   Остался единственный, наиболее вероятный вариант: записку подложил Ромка Светлов - новенький. Я сперва даже хотел так прямо и спросить его об этом, но потом вдруг испугался, не вышло бы недоразумения. Я решил подождать, посмотреть, что будет дальше...
   Шли дни, но ничего необычного не происходило. Новенький быстро вжился в коллектив, бегал вместе с нами по коридорам, толкался у стенки, обменивался разными кассетами и дисками с ребятами... Разве только...
   Насторожил меня урок рисования. Дело в том, что Светлов очень хорошо рисовал. На первом уроке учительница поставила очередную вазу, мол, срисовывайте. Ромка заявил, что у него нет карандаша, а ручкой он не сможет грамотно передать глубину изображения. Класс долго хохотал, но по-доброму, а учительница ответила, что главное не инструмент, а видение перспективы. И тогда Ромик нарисовал "это". Не знаю даже как описать, издалека взглянешь - кривизна какая-то, но если подойти поближе и посмотреть с определенного угла, создавалось полное впечатление, будто на белом листе бумаги стоят настоящие объемные фигуры, а в глубину стола уходит чернеющая яма... Я как-то видел такие рисунки на асфальте, но чтобы ученик 7-го класса, да за один урок!.. Тогда-то я и подумал, раз у Ромы такой художественный талант, может быть, он подсознательно передал на бумаге не только смысл слов, но и нечто другое - свои чувства, опасения?..
   Эта догадка мешала нам сблизиться. Я чувствовал, что он тоже стремится побольше общаться со мной, тем более мы сидели "друг за другом", но каждый раз, как я начинал говорить с Ромой, нас кто-нибудь отвлекал, спрашивал, звал, толкал... В общем, все это было странно...
   Прошло целых три недели с начала четверти, когда нам, наконец, удалось нормально поболтать. Татьяна Владимировна устроила контрольную по алгебре, а первая контрольная всегда как гром с неба - потом, под конец четверти, ты уже привыкаешь, у тебя куча оценок, тебе есть что терять, или же наоборот - терять уже нечего... а первая контрольная, как правило, проходит очень нервно. Я обычно успевал решать все гораздо раньше окончания урока, а за оставшиеся минуты все быстренько перепроверял и исправлял... Но это в теории, а на практике в оставшиеся минуты я решал второй вариант для соседа. В этот раз примеры были несложными, но очень длинными... последний так вообще упирался в край листа.
   Я судорожно переписывал решения на чистовик, когда почувствовал легкое постукивание по спине.
  -- Тём, - еле слышно шепнул Ромка. - Решил?
   Я бросил осторожный взгляд на математичку, та что-то писала в журнале.
  -- Угу, - кивнул я не оборачиваясь.
  -- Давай сверим... - Он зашуршал бумагой, я насторожился, в другом конце класса кто-то из девчонок закашлял, Бузин пододвинул стул чуть вперед - обычная цепная реакция. - В первом - 5, во втором - 3,5, в третьем - 7...
  -- В третьем тоже 3,5, - перебил я. Татьяна Владимировна оторвала взгляд от журнала, я резко опустил голову, ощущая себя Фродо, прячущимся от всевидящего ока Саурона.
  -- Да, точно, - шепнул Рома через несколько секунд. - Дальше... в пятом - 0, в последнем - "-1".
  -- У меня просто 1, - взволнованно прошептал я.
  -- Проверь, тут точно "-1".
   Я быстро пробежался глазами по длиннющему решению... вроде все правильно.
  -- Дай глянуть. - Я просунул левую руку подмышку, не отрывая взгляд от учительницы. Через пару секунд в мою влажную ладонь уперся острый край листа, я сжал пальцы и, словно фокусник, грациозным движением вытянул листок будто из ниоткуда.
   Ах вот оно что! Болван, минус на минус тут не дают плюс, здесь же сокращается вначале!.. Я принялся исправлять свой вариант. И тут, скрипнув стулом, ко мне повернулся Славка Белов. Как же невовремя!.. Он обладал феноменальной способностью читать перевернутые вверх тормашками книги и делал это с необычайной скоростью, иначе как бы он мог столь благополучно списывать у меня все контроши?
  -- Подожди ты! - шикнул я на него.
  -- Так, Меньшов, Белов! - Голос Татьяны Владимировны разрезал тишину, как взрыв бомбы в ясный летний день, и имел практически тот же эффект - все приникли к партам. - Обоим оценка на бал ниже! - осчастливила она нас.
  -- Да я просто листок попросил! - возмущенно протянул Славик.
  -- Я предупреждала, готовьте листочки до начала урока - один чистовик, один черновик.
   Я вздрогнул и машинально сдвинул третий лист под стол.
  -- Меньшов, что там у тебя? - Математичка встала из за стола и направилась ко мне.
  -- Ну, мы просто сверяли ответы, - не решился я обманывать. Так авось еще и пронесет.
   Татьяна Владимировна выпучила глаза и окинула класс пораженным взглядом, мол, вы слышали - какой кошмар?.. Если кто и смеялся, то делал это без звуков и без всяких эмоций на лице. Все изображали усердную работу.
  -- Давай-ка сюда.
   Мне ничего не оставалось, как дрожащей рукой протянуть ей Ромин листочек... Честно говоря, было ужасное искушение как-нибудь обхитрить учительницу, например, отдать ей свой листок, а Светловский перевернуть обратной стороной, прикрывая черновиком, или же спихнуть все на рыжего, что это его лист случайно попал ко мне... но все это напоминало детский сад и ничего хорошего не обещало.
  -- Я уж все решил, могу сдать, - только и нашел я что сказать.
  -- Да нет, спасибо, Меньшов, можешь оставить себе. Я ставлю тебе двойку.
   Вот так вот!... Я почувствовал, как к горлу подбираются обидные солоноватые слезы... Но ведь я все решил!.. Блин, первая же контрольная! И Кате зачем-то про нее сказал.
  -- Чей листочек? - безразличным голосом спросила Татьяна Владимировна у класса.
  -- Мой, - обреченно буркнул Ромка в тишине.
  -- На, возвращаю в целости и сохранности, - не смешно пошутила математичка. - С двойкой в довесок.
   Ну это уж слишком!
  -- Почему "два"?! - громко и звонко воскликнул я. Вышла "ре" третьей октавы. - Я же списывал! Ему-то за что?
  -- Мне все равно, кто у кого списывал, - строго отрезала Татьяна Владимировна.
   Я немного помолчал, пытаясь запихнуть слезы подальше внутрь.
  -- Можно выйти?! - спросил я вызывающим тоном.
  -- Я тебя не держу, - усмехнулась математичка.
   Трясущимися руками я собрал портфель и быстро выскочил в коридор. Лицо горело как на морозе, видать я красным был, как рак... Ну ладно-ладно, никуда не денется, все равно поставит пять в четверти!
   Я запрыгнул на непривычно пустынный подоконник, до конца урока оставалось еще минут десять. Дверь в класс снова открылась и в коридор вслед за мной вышел улыбающийся Ромка.
  -- Попались! - с саркастической обреченностью проговорил он, лениво вскарабкиваясь на подоконник рядом со мной.
  -- Так нечестно! - обиженно проговорил я. - Мы же почти все сделали сами, только ответы сверяли.
  -- Да ладно! - махнул рукой Рома. - Подумаешь, чего я, двоек не видел?
  -- Ага! Я-то видел, а вот родители каждый раз смотрят с удивлением новорожденного.
   Ромик хихикнул:
  -- Ну ты придумал... Скажи, что дал списать, тебя поймали и поставили 2. Ведь так и было.
  -- Не совсем... это... - Я поморщился в раздумьях. - Но ладно, забей. Лупить меня не будут все равно, только поругают чуть-чуть.
  -- Ха, тебя за такую ерунду ругают? - удивился Рома.
  -- Вот именно - за ерунду! Я им тоже всегда говорю...
  -- Наверное больше не за что, - пожал плечами Светлов. - Родителям это необходимо... - Он оценивающе посмотрел на меня широко открытыми глазами. - Ругать своих детей... Будь ты хоть трижды ангел, скажут, что перья помял, и влепят подзатыльник.
   Я задумался... Может и правда. Только вот интересно, отчего такое с родителями происходит?
  -- ...Это от накапливающегося в потенциале сострадания, - будто услышав мои мысли, разъяснил Рома.
  -- Чего-чего? - расплылся я в улыбке.
  -- Ну, любой человек... - Ромка задумчиво почесал нос. - Наверное, любой человек нуждается в ком-то, о ком можно заботиться, опекать... А заботиться - значит что? Любить, помогать, жалеть... Так вот, а если ребенок такой молодец, что ему и помогать не в чем, и жалеть нечего, потому как проблем у него никаких нет?..
  -- Хочешь сказать, - перебил я, - родители сами создают детям проблему, чтобы потом ее решить?
   Рома кивнул:
  -- Что-то типа того... Конечно, делают они это на уровне подсознания, и все же...
   Интересно, как-то я об этом не задумывался... В нашем разговоре образовалась определенная пауза. Мне ужасно хотелось поговорить о чем-то еще, с Ромкой было так интересно! Но он начал сам:
  -- Тём, если я тебя кое о чем спрошу, обещай, что не обидишься?
  -- Обещаю, - не задумываясь ответил я.
  -- Ты не держишь на меня обиды за то, что я сижу на Ванином месте?
   На меня как ушат ледяной воды вылили. С виду я совсем не изменился, но внутри все пришло в движение - вздрогнуло сердце, на миг застыло дыхание, по спине пробежался холодок...
  -- А ты откуда про Ваню знаешь? - теряя фокусировку зрения, отрешенно спросил я.
  -- Антон рассказал... Так ты не в обиде?
   Я энергично замотал головой, глотая скопившийся в горле ком... Антон рассказал? Представляю, что эта сволочь могла наплести... Я задумчиво прищурился:
  -- И что же Дичко тебе наговорил?
  -- Тебе будет неприятно это слышать, - насупился Ромка.
  -- С чего ты взял? - вызывающе спросил я.
  -- Ну вы же были друзьями.
  -- Это тоже Антон сказал?
   Ромка отвел глаза.
  -- Не, это Яша уже потом, - виновато пробормотал он.
  -- Нет, - повторил я, - никаких обид, честно.
   Рома несколько раз поднял и опустил глаза:
  -- Расскажешь, как это случилось?
  -- Зачем тебе? - Я насторожился.
  -- Не подумай ничего плохого, - поджал губы Ромка. - Просто не укладывается в голове.
  -- И не уложится, - мрачным голосом ответил я. - Такое не воспринимается умом, поверь.
  -- Умом многого не понять, - задумчиво произнес Ромка. - А вот сердцем... - Как только он это сказал, я будто на самом деле ощутил тот камешек, который впился в мое сердце после болезни.
  -- Это смотря какое сердце, - медленно, выговаривая каждое слово, сказал я. - У кого оно чувствительное, а у кого - лед. - "Только вот лед можно растопить", - продолжил я про себя, - "а хуже всего, когда сердца вообще нет"... А может быть, сердце дано человеку для любви? Для созидания чувств, а не для их приема? Потому и болит от печали.
   Ромка загадочно улыбнулся, будто каким-то образом понял о чем я думаю.
  -- Я слышал, водитель сел в тюрьму, - не то спросил, не то утвердил он после некоторой паузы.
  -- Нет, это посчитали несчастным случаем... Да это и был несчастный случай.
   Ромка нахмурился, потупил взгляд:
  -- Ты так спокойно говоришь... да я бы убил этого гада!
  -- Ну ладно тебе, тоже... - опустил я глаза. - Это ж не какой-нибудь маньяк - обычный мужик... А потом... - я тяжело вздохнул, мне было непросто говорить - друга мне уже не вернуть, и тысячи смертей виновных тут не помогут.
  -- Это ты зря, - покачал головой Ромка. - Я вот как думаю - на любое злое действие должно быть доброе противодействие, а иначе мир охватит хаос.
  -- Ты, по-моему, физику переучил, - не сдержал я улыбки. - Люди не роботы, на них другие законы действуют.
   Ромка пожал плечами.
  -- Может и так. - Он немного помолчал. - Вот только подумай, какие тараканы должны бать в голове человека, который подвыпивши мчится под сотню у школьного двора, там, где ограничение "30"? Думал он о детях?.. Хотелось бы верить, но скорее всего этот, как ты сказал, порядочный мужик думал только о себе, о своей никчемной жизни.
  -- Жизнь не бывает никчемной, - вздохнул я, а сам вспомнил того водителя. Он ведь даже не плакал, только ругался через зубы, трясся как невротик, боялся, как бы в тюрьму не угодить... Ну неужели же Ромка прав?!
  -- Может, твои слова и верны, - виновато произнес он. - Но меня каждый раз такая злоба охватывает, когда я вижу нечто подобное.
   Я неопределенно кивнул... Но я не был уверен, понимаю ли я его. Для меня зло всегда было болезнью - немножко подождать, помучиться, и оно исчезнет.
   Прозвенел звонок на перемену. Наши выходили в коридор неспешно, с опущенными головами, видать не только у меня со Светловым за контрольную будет пара... Я поймал себя на том, что эта мысль успокаивает. Почему? Наверное, из-за единства - так сказать, разделим с друзьями печаль и невзгоды... А все-таки я так и не выздоровел до конца.
  
   Неделю до майских праздников мы с Ромкой провели бок о бок. Почти на каждой перемене болтали друг с другом. Правда, о Ване он больше не вспоминал. Мы в основном шутили, смеялись. В один день исправили оценки по алгебре... Вообще Ромик был удивительно общительным - я постоянно заставал его за разговором с каким-нибудь малышом, который с открытым ртом слушал о вещах, зачастую не совсем ему понятных... или, наоборот, со старшеклассником, с легкой улыбкой превосходства разглагольствующим о той или иной проблеме бытия. Проблемы, как правило, ограничивались не выходом "Спартака" в следующий этап кубка чемпионов или очередным сокрушительным поражением российской сборной. Ромка футболом увлекался, отлично в него играл, не уступая многим десятиклассникам, и потому имел некоторый авторитет в этой области.
   Несколько раз я встретил их вдвоем с Анькой Величкиной, и очень обрадовался, хоть она и опускала глаза при виде меня, но я-то на нее никакого зла не держал. Это здорово, что они дружат с Ромкой!..
  
   На майские у нас с хором традиционно намечались зарубежные гастроли. На этот раз летели в Болгарию. Мне, если честно, не очень хотелось. В Москве сейчас стояла такая замечательная погода, на деревьях уже лопнули почки, воздух благоухал чудесным ароматом молодой весны. Я был одновременно счастлив и встревожен - непередаваемое чувство... Наверное, поездка должна была пойти мне на пользу, и все же жаль было пропускать целых десять весенних дней. Обычно я сочинял, когда мне было грустно, но сейчас душа так и горела творческими порывами...
  
   "Солнце бы круглые сутки светило, когда бы не долгая темная ночь.
   Но вечные звезды - они так красивы и одиноки, что по-другому им не помочь.
   Они смотрят сверху на землю, но видят, как тут расцветает весна.
   А что наверху? Только гордость и холод, только тьма, пустота, тишина.
   Так кто для кого бесконечен? Мы - пыль средь звездных гигантских светил?
   Иль тусклые искры, поблекшие в наших очах, что счастья и света полны?"
  
   Я уже был в Болгарии в позапрошлом году. Только тогда мы остановились там всего на денек - помнится, я отключился в автобусе, а когда проснулся, за окном уже проплывали аккуратненькие польские домики с цветущими фасадами и декоративными оградами...
   В это раз, слава богу, обошлись без автобуса. Прилетели мы к полудню, но... пока добрались до места, пока вся эта волокита с гостиничным расселением, перетаскивание тяжеленных сумок с костюмами, - в общем, уже начало смеркаться. На улицу нас в первый день так и не выпустили. Вовчик попробовал повозмущаться, но его быстро урезонили. На гастролях старшие всегда были строже чем обычно. Помнится, когда я еще а младшей группе пел, мы с Саньком Родионовым в латвийской гостинице, прихватив картишки, отправились ночью в соседний номер и, как назло, пересеклись со старшими девчонками, те стали на нас шипеть, мы тоже завозмущались, в общем, всё это услышал Олег Сергеевич... Ох и досталось же нам четверым тогда!.. Еще один раз, во времена не столь отдаленные, мы с Вовчиком зачем-то разбросали туалетную бумагу по коридору, даже не помню, как все узнали, что это сделали именно мы, может и не узнали, просто больше-то было некому... Но это все ерунда по сравнению с тем, как мне досталось в Америке. Во Флориде проходил международный фестиваль детской песни, от нас поехали только двое - я и Лена Ким... сейчас она уже ушла из хора... Так вот, тогда я впервые увидел океан! Как раз был шторм, гигантские темно-бирюзовые волны не спеша, как будто даже лениво накатывались на километровый, гладкий как стекло пляж, накрывая его белым одеялом шипящей пены. А в небе кружили чайки... тысячи, сотни тысяч, я никогда больше столько не видел. Меня как загипнотизировало все это - я целый час просто стоял на причале, восхищаясь каждый раз, когда ветер доносил до лица теплые брызги взрывающихся о дамбу особенно больших волн. Я позабыл обо всем на свете, меня отпустили-то всего на пятнадцать минут... Какое там! Я уже весь промок до нитки, а никак глаз отвести не мог от океана. Потом еще решил, раз уж одежда вымокла, можно и искупаться... Вода была теплая-претеплая, у нас в России такой не бывает, правда, очень соленая, даже глаза щипала. Помню, такой восторг был, когда я прямо в одежде... только башмаки снял... прокатился животом на волне. Заливаясь смехом, бросился снова, и меня сшибло с ног, закружило!.. Это незабываемо, с тех пор я море и полюбил... Да, так вот, в третий раз мне прокатиться на волне не дали - американские смотрители в полном составе бросились меня спасать, а когда "спасли", выяснилось, что наши меня уже чуть ли не в розыск объявили... Помню, плакал я всю ночь, думал, сжалятся на до мной, простят, но не тут-то было, никто ко мне не пришел, успокаивать не стал. На следующий день, правда, все как будто забыли о вчерашнем инциденте, и спел я, надо сказать, отлично, за что и получил приз...
   Однако с тех пор я, словно в отместку, куда бы мы не ехали, стараюсь во что бы то ни стало искупаться в местном водоеме. Даже Вовчика этим делом заразил, но, как теперь оказалось, он больше меня склонен к простуде, и посему на этих гастролях "спасать" себя в случаи шторма придется самому...
   У нас было намечено четыре концерта, а в остальные дни мы просто отдыхали - дурака валяли. Отель наш располагался в десяти минутах ходьбы от моря, так что я каждый день с друзьями гулял по пристани, далеко по пляжу - к скалам и обратно. Наверное, нас считали уже достаточно взрослыми, чтобы отпускать вечером в город без присмотра.
   Вода в море была ледяная, но я все равно решил соблюсти свою традицию. Только уже после всех концертов, а то мало ли, простужусь еще на самом деле, не хочется подводить наших... За день до отъезда удалось вырваться к морю одному, было уже темно, но небо еще горело вечерним заревом, вырисовывая на своем фоне черные силуэты людей. Неподалеку купалась группа местных ребят, они повизгивали от холода и восторга, толкались, бегали друг за другом, я многое понимал из их криков - все-таки языки очень похожи... Поднимающиеся в воздух брызги казались свинцово-тяжелыми - черными, загадочными. На меня что-то накатила щемящая сердце грусть, будто было у меня что-то, и это "что-то" отняли - вырвали с мясом, не предупредив, не спросив разрешения, жестоко посмеявшись. Даже плакать чуть-чуть захотелось.
   Я сжал в руке холодный покатый камешек, швырнул его в море. На серебряной ряби вдалеке мелькнуло три черных взрывчика. Я быстро разделся, оставшись в одних трусах - черных, плотных, которые вполне сходили за плавки, специально их взял, зная, что ни мама, ни Катя ни одобрят идею купания. Несколько минут постоял по колено в воде. Волны были небольшие, так что камешки не обдирали голени, а наоборот, приятно щекотали их. Потом отважился, нырнул... Ух, точно простужусь! Жуткий леденец! Приложив неимоверные усилия, проплыл несколько метров вперед и сразу назад - на берег. Вообще, нет - пожалуй, не простужусь. Ногам вода казалась даже теплой. Ладно, все, бегом в отель... Я надел штаны на голое тело, а мокрые плавки упаковал в заранее приготовленный пакет. Сейчас приду, сразу в душ, а то волосы немножко замочил, придерутся еще!
   Ну, кайф был после купания, стоило оно того! Всю тяжесть сразу как рукой сняло. К тому же повезло - никто на мое подозрительное отсутствие внимания не обратил. В холле показывали какой-то новый блокбастер, половина наших была там весь вечер, и руководство тоже.
   В общем, возвращался я домой с чувством выполненного долга!.. В Москве за десять дней так все распустилось, расцвело, что глазам не верилось. И солнце будто бы стало по-настоящему теплым, еще не палящим, но уже немножко обжигающим. Я поймал себя на мысли, что не очень-то хочу в школу. Это зимой, когда на улице двадцатиградусный мороз, а все небо закрыто монотонными тучами, в школе не так скучно, сейчас же просиживать зад на нудных лекциях Якова Альбертовича, когда за окном под порывами свежего теплого ветра шумит молодая листва тополей, а сухой оранжеватый асфальт раскрашен цветными мелками детей, казалось просто преступлением.
   Я оказался не единственным, кто решил ускользнуть с последнего урока. Еще сбежали близнецы, Рыжий и Бузин, последний, правда, пожаловался на головную боль, но всем было известно, что если что у него и болит, то... ладно, не будем о Бузине... Я хотел и Ромку сагитировать, но тот с таким азартом играл в подкидного на перемене, что я решил - ему не хватит пятнадцати минут, чтоб насладиться процессом. Беловы, как всегда, смотались быстро и незаметно. Вовик Рыжий шел чуть впереди меня, спокойно так, руки в карманах. Я, если честно, немного волновался - вдруг сейчас завуч поймает да и спросит: "Куда отправился, Меньшов?!" Что я скажу? Да ничего, врать я не буду, правду говорить - упаси господи, расплачусь и все... В общем, лучше не попадаться.
   Мне повезло - и в коридоре, и на лестнице, и в холле было безлюдно как на заброшенном аэродроме. Я уже открывал дверь на улицу, когда услышал впереди неприятный акцент Карена, и Вовик что-то испуганно пробормотал, типа: "Отстаньте, вон Меньшов тоже сбежал!"
   Я вышел на улицу на секунду раньше, чем понял, что лучше бы мне было немного подождать в холле. Яркий солнечный свет резанул по глазам, заставив меня прищуриться. Рыжий уже частил метрах в двадцати от входа, оглядываясь по сторонам, как дворовый пес. Багаев сидел на перилах, пялясь прямо на меня, Дичко тоже был здесь - стоял напротив, опершись на одну ногу, с сигаретой в руке... Я подумал, что единственное их хорошее свойство - это то, что они особо не обременяют учителей своим присутствием на уроках, как, например, сегодня... Оба были без формы. Карен - в широком спортивном костюме, Дичко - в грязной футболке "Onyx" с портретами каких-то негров и рэперовских штанах с отвисшей задницей... все время забываю, как они называются, наверное, потому что не хочу запоминать.
   Тоша щелбаном отправил сигарету в многосальтовый полет и с наигранной ленью шагнул вперед.
  -- Меньшов! - пробасил он с легкой улыбкой на обветренных губах. - Что это ты уроки прогуливаешь?
  -- А у нас сейчас разве есть урок? - решил сострить я.
   Багаев коротко заржал, Дичко удивленно пожал плечами:
  -- А как же, Меньшов, вот ведь бездарь, ни только не знает, что урок, да еще и не помнит, какой!
  -- Может напомнишь? - прищурился я, подавляя волнение.
   Дичко замялся на секунду, но его выручил Карен:
  -- Литра сейчас, кажись.
  -- А! Ну да, - кисло улыбнулся я. - Забыл, ну спасибо, что напомнили. - Я развернулся, чтобы войти в школу, но почувствовал крепкую руку Антона у себя на плече.
  -- Нет, Меньшов! Поздняк метаться. Урок уже начался, а опаздывать не хорошо.
   Я дернулся в сторону:
  -- Отцепись! Вы тоже прогуливаете, и что дальше?!
   Они заржали, но уже как-то нервно - гадко:
  -- Ну так мы - это мы! Ты че, Меньшов, тупой? А ты - это ты! Доперло? - Дичко попытался постучать мне по лбу, но я вновь увернулся, однако дальше отступать было некуда - я прижался спиной к прохладной стене, ощущая, как часто бьется мое сердце... Да что же это в самом деле такое, трус я, что ли?
  -- Слушай, Антон, отстань от меня, я тебя не трогал!
  -- Не трогал?! - пробасил Дичко. - Это как это? Вот так? - Он ткнул мне двумя пальцами под ребра - довольно больно и неприятно. - Или так? - Я дернул головой от полученной саечки. Дичко чуть склонился, чтобы наши лица оказались совсем рядом, я почувствовал резкий запах сигаретного дыма, смешанного с дынной жвачкой. - У тебя что, были мысли меня трогать, а? - негромко проговорил он уже без всякой улыбки. Я промолчал. - Ну что ты надулся, Меньшов? Думал, я от тебя отстану? Думал, я забыл ту твою выходку? - Он перешел на шепот. - Я твоего Зайца пить из унитаза заставлял и тебя заставлю, понял?! А будешь еще рыпаться, падаль, убью, сдохнешь так же, усек? - Я молчал - немного подкруживалась голова, в горле ком застрял. - Усек, мля?! - рявкнул Дичко, ткнув меня под дых. Я, сгибаясь, энергично закивал, стало очень страшно, не от того, что он сказал, а потому что сердце вдруг больно закололо.
  -- Мне надо идти, - пробормотал я. - Отпусти!
  -- Бя-бя-бя, вали отсюда, гнида мелкая!
   Я торопливо ретировался. Сердце, слава богу, отпустило, только немножко тяжесть еще ощущалась под ребрами. Плакать, как ни странно, не хотелось, но такое ощущение было, будто меня дерьмо есть заставили... Какая же он все-таки сволочь!
   Весь день был испорчен, и никакое весеннее солнце вкупе с воркующими голубями помочь тут уже не могло. Дома попробовал поиграть на пианино, но музыка получалась бесцветная и угрюмая - мысли были совсем о другом... "Бойся зла"... вот уж точно подмечено! Что еще остается? Только бояться... А будешь игнорировать, оно тебя само достанет.
   Выглядел я, наверное, не очень. Сестра сразу смекнула, что со мной что-то не так. А если Катя пристанет, так уже не отвяжешься - будет весь день ходить вокруг да около, глядеть исподлобья. Но я был непреклонен, ни словечка не сказал на все эти ее взгляды, и лишь к самому вечеру сдался, когда она уже зашла спокойной ночи мне пожелать.
  -- Тёмочка, ну что же ты такой несчастный, измученный? - со вздохом спросила она без особой надежды на ответ. А я вдруг заревел - сам не ожидал от себя такого. Прямо-таки сдавило грудь от обиды, все сразу вспомнилось - и Ваня, и оскорбления Дичко, и даже двойка по алгебре!
  -- Н-не м-огу я так больше, - заикаясь, выдавил я. - Ни одно, так другое, черная полоса какая-то. Это никогда не закончится.
  -- Да что ты?! - засуетилась Катя, заботливо раздвигая на лбу мои спутавшиеся волосы. - Черные полосы уже позади, дальше все замечательно будет, не плачь, Тёмчик!
  -- Да ничего не хорошо! - только обиделся я. - Что тут хорошего, я теперь дружить ни с кем не могу!.. Знаешь, как страшно? А еще эти дураки пристают... - Я снова заревел.
  -- Знаю-знаю, конечно страшно, - прошептала Катя. - Бедненький Тёмочка, замучили ребенка.
   Я вскользь подумал, что я не такой уже маленький, чтобы реветь на руках у старшей сестры, но почему-то не хотелось сопротивляться, и я только еще крепче обнял Катьку.
  -- Уже нет его, понимаешь? Нет!.. А все вокруг такие злые, как не стараешься, только и ждут, чтобы предать друг друга. Неужели же если мир вокруг жесток, это повод для того, чтобы самому быть жестоким?
  -- Нет конечно, Тёмочка, братик мой... - успокаивающем мягким голосом прошептала Катя.
   Я всхлипнул:
  -- Ну почему никто не хочет быть другим? Все только прячутся друг за друга. Вот буду делать как все, а хорошо это или плохо - какая разница?.. Откуда в людях такое стремление? Никто не хочет быть хорошим, добрым, отзывчивым. - Я нежно оттолкнул Катю от себя, что-то вдруг стыдно стало - разревелся как первоклассница.
  -- Ты, главное, сам оставайся добрым и отзывчивым, - посоветовала сестра.
  -- Я стараюсь, - вытирая слезы пробормотал я. - Но толку от этого мало.
  -- Ложись-ка, Тём, спать! - Она погладила меня по голове, я даже не стал сопротивляться. - Утро вечера мудренее, завтра все проблемы ерундовыми покажутся.
   Я часто закивал:
  -- Спокойной ночи.
  -- Спокойной ночи. - Она погасила свет.
  -- Кать, - шепнул я.
  -- Да?
  -- Еще я два получил по математике.
  -- Бедненький. Совесть замучила ребенка. Если б ты знал, какая это на самом деле ерунда! - Я чувствовал, как она в темноте улыбается. - Не переживай, спи спокойно.
  -- Спокойной ночи, - пробормотал я еще раз, и почти сразу вырубился.
   Снилось мне что-то странное: будто бы из темноты прилетело какое-то существо - невероятно красивое, напоминающее подводного ангела, полупрозрачное, по стеклянным крыльям приятный солнечный свет течет, и движения такие настоящие - плавные, завораживающие... И вроде бы оно мне улыбнулось, а потом вдруг как ткнёт пальцами в грудь, я даже ахнуть не успел, а из сердца кровь уже идет, только не красная, а прозрачная, как вода - морская вода, я попробовал на вкус... В общем, типичный бредовый сон, только какой-то загадочный осадок остался после него...
   Следующее утро и впрямь разогнало грусть вчерашнего вечера. И снова я любовался бликами весеннего солнышка в чашке со сладким янтарным чаем, из-за чего чуть в школу не опоздал. Честно говоря, немножко страшно было - вдруг Дичко опять начнет придираться?.. Надо просто вместе с ребятами держаться, одному не ходить!..
   Но он ко мне не приставал, даже не смотрел на меня, будто ничего такого не было. Зато я за ним внимательно следил весь день, и то, что он творил, не входило ни в какие рамки. Как же я раньше мог не замечать?! Дичко практически не переставал сыпать грязными оскорблениями и больно подкалывать, причем не только наших... мы ему, наверное, уже надоели... но и ребят из параллельного класса, и малышей и даже старших - тех, кто похилее. Некоторые - молодцы, внимания на его дерзкие шуточки не обращали, проходили мимо, гордо вздернув подбородок. А другие вроде делают вид, что не расслышали кинутого в их адрес оскорбления, но лица сразу краснеют, глаза бегать начинают из стороны в сторону... И никто, главное, не отвечает, значит, не в первый раз уже, знают, чем это может для них закончиться. На большой обеденной перемене Дичко все-таки побил одного шестиклассника, когда тот попытался протиснуться в буфет без очереди... Ну побил - это громко сказано, так, отпихнул локтем, но у парня... кажется, его Максимом зовут... нижняя губа заметно распухла.
   К концу занятий я снова был мрачнее тучи, только плакать сейчас совсем не хотелось. Надо было что-то делать с этим Дичко, он ведь как действует - каждый день одного и того же не тюкает, и получается, что тебе достается раз в четверть, а то и реже, да вот только получает вместе с тобой вся школа... Может, у него и расписание имеется? Черный список мучеников?.. Господи, маньяк какой-то!.. Я вдруг почувствовал волнение, страх... снова вспомнил ту записку. Однако никакой страх не мог перебороть обостренное чувство справедливости. Я видел, как сегодня Дичко придирался к Кольцову, отнял у того батарейки... Точнее одолжил, но понятно, что...
  -- Витек! - осторожно подозвал я его на перемене.
  -- Ну? - невесело откликнулся Кольцов; настроение, у него, естественно, сегодня было испорчено.
   Я поманил его пальцем, чтобы подошел поближе - мол, разговор требует секретности.
  -- Весь день наблюдал сегодня за Антоном, - прошептал я. Кольцов вздрогнул, но промолчал. - Я, конечно, не так давно в этой школе, но, по-моему, с этим надо что-то делать!
   Витек снова ничего не ответил, только поднял на секунду доселе опущенные глаза, будто хотел убедиться, здоров ли я?.. Хотя была в этом взгляде и надежда, и затаившаяся злость. Так что я даже не очень удивился, когда на последней перемене ко мне, вроде как невзначай, подошел Гайдовский и прошептал: "Через двадцать минут, после уроков, на заднем дворе". Я понимающе кивнул, быстро огляделся по сторонам, несколько человек поспешили отвернуться - наверное, их уже уведомили. Не знаю, кто координировал оповещение, поэтому я решил сам не распространять услышанную информацию.
   Нам повезло: Дичко смотался из школы, как только прозвенел звонок - выскочил на улицу и укатил с Багаевым на том самом мерседесе. Можно было сразу идти на задний школьный двор, но я решил не нарушать правил, выждать, дабы не вызывать у девчонок подозрений.
   Собрались почти все парни, не было только Бузина, Лари, Рыжего и Светлова. Ну, Ромка сегодня сбежал с последнего урока, так что ему не могли сказать... Главным, как ни странно, оказался Лёня Литвинов - вообще-то он всегда был инициатором всех наших затей, но всякие разборки обычно его пугали. Наверно тоже устал терпеть Тошины выходки.
   Во дворе за деревьями какие-то ребята играли в футбол, слышалась азартные крики и звуки ударяющегося о дощатый борт мяча. Нам это было скорее на руку - все равно они не слышат, о чем мы тут говорим. Мы расселись на кроне старого поваленного дерева, лежащего у забора, наш трудовик уже полгода (а может и больше) хотел распилить его, но каждый раз находил для нас какое-нибудь "более важное" занятие.
  -- Надеюсь все знают, зачем мы тут собрались? - начал Лёня.
  -- Нет.. неа, - одновременно сказали Грачев с Колесниковым.
  -- Да знают, знают, - отмахнулся Димка Белов. - Из-за того, что Дичко Меньшова избил.
   Я чуть не лопнул от возмущения:
  -- Когда?! - удивился Степа.
  -- Ничего он меня не избивал! - поспешил я внести ясность. - Только оскорблял.
  -- Зато меня избивал, - пожаловался Кольцов.
   Все разом принялись что-то говорить, возмущаться.
  -- Да заткнитесь вы! - заорал громче всех Лёня.
  -- Сам заткнись! - Огрызнулся Колесников и тут же чихнул - наверное, у него была весенняя аллергия. Мы дружно засмеялись. Вообще странно, мы даже толком не стали решать проблему, а уже казалось, что она стала не очень-то важной и пустяковой.
  -- Признайтесь, что Дичко многократно избивал каждого из вас, - нахмурился Лёня. - Ну, если не избивал, - поспешил он перебить Колесникова, - то по крайней мере оскорблял!
  -- Да-да, - со злостью закивал Степа, - меня он по жизни бараном называет!
  -- Да ты и есть баран, - лениво заметил Лёха Колесников.
  -- Пошел ты, - так же лениво ответил Грачев.
  -- Заткнитесь оба, - совсем уж безразлично проворчал Литвинов. - Дело сейчас не в том, как кого оскорбляли. Если уж на то пошло, то твой баран - это скорее комплимент из уст Дичко, потому как если вспомнить то, что он говорил мне...
  -- Ну понятно, - не выдержал я.
   Лёня кивнул:
  -- Да, так вот, надо наконец что-то придумать, нельзя же вечно терпеть издевательства этого придурка!
   Наступило неловкое молчание. Все переглядывались, ждали, когда кто-нибудь выскажет свою идею.
  -- По-моему, - осторожно начал я; все тут же замерли с открытыми ртами, ловя каждое мое слово, - надо подойти к нему вот так вот вместе и поговорить.
  -- Поговорить? - сделал кислое выражение лица Гайдовский. - Да Дичко слова-то такого не знает!..
  -- А по-моему, надо подойти вот так и ногами эту мразь запинать! - осмелился высказать общую мысль Лёха.
   Все вновь оживились, зашумели, принялись размахивать руками, изображая, как они будут "мочить козла".
  -- Ладно, кто за такой вариант? - вновь взял на себя организаторские функции Литвинов. - Поднимите руки.
   Подняли все, кроме меня, Кольцова и близнецов.
  -- Вы чего, зассали?! - тут же высказался Колесников.
  -- А вы чего, свихнулись? - парировал Славик. - Он же блатной - криминал, ты чего, не понимаешь? Сейчас мы его побьем, а завтра они нас по одиночке закопают... И правильно, между прочим, сделают, не фига вдесятером на одного нападать... Вы как хотите, а я в этом участвовать не буду.
  -- Я тоже, - поддержал его брат.
   Сторонники силового метода дружно посмотрели на Кольцова, но тот только опустил взгляд. Потом они глянули на меня:
  -- Ты тоже боишься?
  -- Мы все боимся, - честно ответил я. - Но не поддержал я вас из других соображений.
  -- Из каких же это?! - прищурился Грачев.
  -- Из моральных! - осек его Гайдовский.
   Лёня понимающе вздохнул:
  -- Ну и что же нам делать?
  -- Ни у кого нет знакомой крыши? - без особой надежды спросил Димка.
   Мне захотелось покрутить пальцем у виска, но Витек Кольцов сделал это раньше меня.
  -- И все-таки я предлагаю первый вариант, - вновь проговорил я. - Подойдем вместе и скажем все, что мы о нем думаем.
  -- Ну и в репу он тебе даст! - отмахнулся Лёха. - Лучше уж самим сразу дать, тогда будет шанс.
  -- За него ведь еще Багаев заступаться начнет, а у него разряд по боксу!
  -- Плевать! - возбужденно воскликнул Колесников. - Я не боюсь схлопотать по морде!
  -- Ты когда последний раз хлопотал-то? - урезонил его Степа. - От меня в пятом классе? - Колесников захотел что-то возразить, но, видимо, было нечего. - Помнишь, как он Зайцеву дал?!
   Я почувствовал легкий холодок в сердце... Как вчера все это было, прошло уже вон сколько времени, а вместо того чтобы забыть, только новые детали вспоминаю.
  -- Ну, то Зайцев, - хмуро ответил Колесников. - А то я.
  -- Нашелся тут Тайсон! - Грачев стукнул друга портфелем по спине.
  -- Отвали!..
  -- А я вот что думаю, - прищурил один глаз Гайдовский. - Не будет Дичко драться с толпой, не такой он человек.
  -- Правильно! Он хоть и сильный, а такое ссыкло!
  -- Может и не будет, пчхи... Может и не будет, - повторил Колесников, - но потом точно по одному ловить начнет, так что лучше сразу и вместе.
  -- А что? - Лёня задумчиво посмотрел куда-то в небо. - Может и струсит он, если хорошо огребет.
   Все замолчали. Лица серьезные, суровые. Такую информацию надо было переварить. Я вспомнил вчерашний инцидент с Дичко, его голос, его волчий взгляд, и еще вспомнил, что Ваня рассказывал про него... я, если честно, тогда поверить во многое не мог, но сейчас вдруг вспомнилось, и по спине холодок пробежал.
  -- Не струсит.
  -- Угу, - обреченно закивал Кольцов.
  -- Вы как хотите, а я больше не буду перед ним пресмыкаться! - озлобленно отрезал Лёха. - Если не пойдете, я один с ним буду биться.
  -- Эх, Колесо, - мечтательно вздохнул Степа, - был бы ты и правда Тайсоном...
  -- А что! - поднял брови Димон Гайдовский. - Карен стопудово не полезет в драку один на один.
  -- И никакая братва такой базар не поднимет, коли пацаны честно подрались, - как бы между делом проговорил Славик. Брат, как обычно, поддержал брата. - А главное - это может его действительно унизить и сломать, тогда как коллективное избиение только разозлит еще больше.
  -- Решено! - поднял к небу указательный палец Лёня. - Бьемся с Тошей один на один.
  -- Ага! - передразнил Грачев. - Вот ты и будешь биться.
  -- Я не могу, - обиделся Лёня.
  -- Ах, не можешь? - возмущенно заорал Колесников. - Как списать дать, так хрен, и как драться - так тоже?..
   Близнецы и Степа засмеялись.
  -- Да дам я тебе списать, - виновато пробурчал Лёня.
  -- Ловлю на слове, - опустил глаза Колесников, принявшись ковырять в земле палкой, которой он до того размахивал у меня перед носом. Видать, у них друг на друга давние обиды были... Вообще такие собрания, по-моему, очень полезны - даже если мы ничего с Дичко не решим, все равно не будем жалеть об этой встрече.
  -- Тёмыч, ты как насчет подраться? - не то пошутил, не то действительно спросил Грачев. Если первое, то я не понял юмора.
  -- Понятно, - отмахнулся Степа. - Может ты, Димон?
  -- Ошалел, что ль? - покрутил пальцем у виска Гайдовский.
  -- Я бы подрался, - поджал губы Славик. - Но заведомо известно, что он меня уроет и Диму тоже... - Все посмотрели на второго Белова - брат не стал спорить.
  -- Хватит фигней страдать! - не выдержал Лёнька. - Если кто и может побить Дичко, так это Степа.
  -- Дорогой мой Ватсон, я вам всегда об этом говорил! - засмеялся Колесников.
  -- Ха-ха-ха, -передразнил Грачев. - Очень смешно... Меня ведь Тоша и так почти не трогает, нафига мне это надо?
  -- Ну вот так всегда! - не выдержал я. Даже вскочил на ноги. - Меня не трогают, значит все по барабану... А если друзья слабей?
  -- Ну и что? - пробурчал Грач. - Вы слабей, а я еще и виноват.
  -- Вот именно! Надо заступаться за слабых... Только что был разговор - "списать не даешь, а все туда же"... - Я набрал в грудь побольше воздуха. - А чего я тебе списывать-то даю? Да ничего, просто так, без всякой корысти! А вот драться не умею, так уж получилось!
   Степа опустил глаза. Все остальные укоризненно смотрели на него, только Колесников упорно продолжал тыкать палкой в землю.
  -- Нехорошо получается, Степ, - пробормотал он, не поднимая глаз. - Класс у нас вроде хороший, но какой-то разрозненный.
  -- Про что и говорю, - быстро кивнул я.
  -- А все из-за чего? - философски скрестил руки Гайдовский. - Такие вот эгоистичные личности водятся.
   Степа резко поднял голову, длинные черные волосы взметнулись, будто под порывом ветра. В глазах - злость и обида.
  -- Это я-то эгоист?!
  -- Ты, ты, - абсолютно спокойно проговорил Димон. Остальные закивали.
  -- Да вы что, ребята? - выскочил на ноги Степа. - Да я... да я за вас десятерых Дичко закопаю!
   Я улыбнулся. Молодец Грач! Я знал, что ты так скажешь, по крайней мере, мне этого очень хотелось.
  -- Ну вот, совсем другое дело, - важно произнес Лёня.
  -- А теперь сядь, - устало пробормотал Колесников. - Потому что никого ты никуда не закопаешь, и не потому, что трус или эгоист, а потому, что кишка тонка.
   Ни фига себе!.. Все оживились. Славик даже присвистнул. Степа чуть прищурился, но спорить с другом не стал.
  -- ...То, что Тоша тебя ни разу не трогал, не означает, что ты такой страшный и сильный. Надо признать, что при желании он тебя в стену впечатает.
  -- Ну а кому тогда драться-то? - вмешался Витек.
  -- Тебе, - съязвил Грач.
   Лёха тяжело вздохнул и наконец вышвырнул свою дурацкую палку за забор.
  -- В прошлый раз я ему губу разбил, просто пропустил дурацкий удар; мне кажется, сейчас есть шанс.
  -- Когда кажется, креститься надо, - помотал головой Степа. - Уроет Дичко и тебя, и меня, и всех нас вместе взятых.
  -- Поднял мораль, - обиженно пробормотал Дима Белов. - Спасибо...
   Идея пришла сама собой, как озарение, и, что самое главное, тут же воплотилась в жизнь, потому как только я поднял глаза, увидел перелезающего через школьный забор Ромку Светлова. На нем была майка "Барселоны" и потертые джинсовые шорты с бахромой по краям, наверное, переделанные из джинсов, - видимо, Ромик все это время играл в футбол рядом с нами, он весь был взмокший, тяжело дышал... и волосы взъерошены черте как.
  -- А! - дружно воскликнули близнецы. - Вот и прогульщик!
  -- Вы чего это все тут делаете? - спросил Ромка, ловко подкидывая заранее переброшенный через забор мяч.
  -- Слушай, Светлов! - с наигранной наглостью, словно на коньках подкатился к нему Литвинов. - Не хочешь размяться на досуге?
  -- В каком смысле? - непонимающе, по-глупому улыбнулся Ромка.
  -- В смысле морду набить, - буркнул прямой Грачев.
   Ромик предвкушающе заулыбался - я сразу понял, что он сейчас скажет.
  -- Тебе, что ль? Это мы запросто!
  -- Ему любой запросто... - поморщился Колесников. - А вот Тоше слабо?
   Улыбка с Ромкиного лица стала медленно сползать, но, как мне показалось, он даже толком не воспринял суть услышанного - не понравилось ему другое.
  -- Ты меня на слабо, что ль, хочешь взять? Я в такие игры не играю, сразу говорю.
  -- Да нет, Ром! - поспешил я оправдаться. - Нам правда надо.
   Ромка посмотрел на меня выпученными глазами - я почувствовал, как щеки наливаются краской.
  -- А поподробней? - проговорил он после мучительной паузы.
  -- Ну чего поподробней? - проворчал Лёня. - Мы тут собрались не в футбол играть, как некоторые... Вот решаем проблему школьной тирании в лице некоего Дичко А.А.
  -- Хватит умничать! - осадил его Гайдовский. - Суть такова: Тоша своим неподобающим поведением вывел нас из терпения, вот мы и собрались решать, что с ним делать.
  -- И, конечно, ничего лучше не придумали, чем набить ему морду? - широко и искренне улыбнулся Ромка.
  -- Да, Но есть одно "но", - вздохнул я. - Надо его один на один уложить.
  -- Гениально!.. И кто же герой?
  -- Хватит выпендриваться, - буркнул я, озвучивая общее настроение. - Нету у нас пока героя... Вот подумали, может, ты хорошо дерешься?.. Если согласишься, конечно.
   Ромка сразу посерьезнел, вытер свободной рукой капельки пота со лба, медленно опустился на ствол дерева рядом со мной.
  -- А что он вам сделал, Дичко?
  -- Что сделал?! Да он!.. - дружно загалдели мы. - Да этот козел, дебил, да он...
  -- Все ясно! - замахал руками Ромик. - Только почему сейчас? Надо было сразу!
  -- Ну он во какой, а мы... - проныл Кольцов.
  -- А с чего вы взяли, что я с ним справлюсь? - спросил Ромик.
   ...Почувствовали.
  -- А мы и не взяли! - гордо ответил Колесников. - Просто спросили.
  -- Да ладно, Лёх, не обижайся, - серьезным голосом сказал Ромка. - Думаете, я совсем слепой, не вижу, как эта мразь ко всем пристает? Я бы ему и так влепил, просто ждал, когда вы додумаетесь устроить что-нибудь в таком роде, как сейчас.
  -- А ты с ним справишься? - с надеждой спросил я.
  -- За такой взгляд, Тём, - без рук. - улыбнулся Ромка.
   Я снова почувствовал себя неловко: не умею я просить помощи, да и не люблю - лучше, наоборот, помогать другим.
  -- Без рук не надо, Ром.
  -- Как скажешь.
  -- Ох-ох-ох! - передразнил Ромку Колесников. И мы дружно засмеялись. На душе стало легко, только боевой азарт появился, но страха не было. Каждый новый друг не просто придает уверенности, а удесятеряет ее...
  
   На следующий день все заговорщики были как на иголках. Мы постоянно переглядывались друг с другом, подмигивали, вопросительно дергали подбородками, пожимали плечами и тому подобное. Учеба сейчас вообще никого не интересовала - я хоть и читал вчера учебники, но думал в тот момент совсем о другом и, естественно, ничего не запомнил. Ну а что можно по этому поводу сказать о том же Грачеве? Да ничего - не делал он никакой домашней работы, спроси его сейчас по любому предмету - два! Я уж намекал-намекал Гайдовскому, но в итоге пришлось везде, где спрашивают, самому руку тянуть, бог помиловал - контрольных сегодня не было. Первые два урока нас мучил бесполезной работой трудовик, и Дичко, как обычно, прогулял все это дело. Я уже заволновался - вдруг вообще сегодня не придет, но нет - явился, вломился в класс за пять минут до начала русского. У меня сразу адреналин в крови забурлил, руки задрожали, будто это я вызвался с Тошей драться. Колесников - дебил, пустил по рядам листок с кривым рисунком, где некто, весьма смахивающий на Ромку, колотил дубиной кого-то совсем не похожего на Дичко, но в штанах с отвисшей задницей. Хорошо еще на первый ряд эти художества не попали.
   Звонок на перемену никогда не вызывал во мне столько чувств одновременно - радость, волнение, испуг, азарт, вину и еще кучу ощущений без названия! Я заметил, как заговорщики разом глянули на Ромку. Тот как ни в чем не бывало складывал тетрадки в портфель.
  -- Ром, - услышал я свой собственный дрожащий голос, - может сейчас? - Я вдруг осознал, что мы делаем что-то не то, но других вариантов не было - странное ощущение.
  -- Не трясись, - в полный голос сказал Ромка. - Сейчас так сейчас, потом так потом...
   Я как завороженный провожал взглядом спокойно перешагивающего через чужие портфели Ромика, который приближался все ближе и ближе к раскачивающемуся на стуле Антону... Ух и здоров же тот вообще, таким жлобам в 7-м классе не место! Шла обычная "переменочная" суета. Мне было плохо видно со своего места, я не выдержал и вскочил, и все остальные повскакивали. Но внимание Дичко уже было привлечено к Светлову. В его глазах читалось явное недоразумение и обычное презрение - мол, что этот козел делает в моем ряду?..
   Я никогда ничего не знал о том, как надо вести разговор в подобных ситуациях, что можно говорить, что нельзя... Какие слова надо при этом использовать? Наверное, нужно побольше мата, но я как-то с опаской к этому мату относился, и, честно говоря, краснел каждый раз, когда у меня вырывались такие слова, что, надо заметить, случалось крайне редко, в основном только в лагере...
   Рома подходил все ближе, и я чувствовал, как все чаще и чаще колотится мое сердце. Дальше все произошло очень быстро и совсем не так, как я предполагал. Ромик без разговоров врезал ногой по стулу, Дичко резко взмахнул руками, но ухватиться было не за что, и он со страшным грохотом загремел на пол вместе со стулом, девчонки сзади дружно взвизгнули и отскочили назад. Тоша что-то заорал, но слова слились в один сплошной неразборчивый рев... Мое сердце просто купалось в адреналине. Все вокруг что-то орали, прыгали... Дичко, пытаясь побыстрей вскочить на ноги, схватился за край задней парты, но не привинченная крышка вместе с яркими девчоночьими тетрадками съехала в сторону и с треском падающих пеналов обрушилась на пол. Тоша оказался в крайне неудачной позиции и даже не сумел увернуться от схватившей его за волосы Ромкиной руки - тот сильно дернул на себя, вытягивая Дичко в узкий промежуток между рядами. И тут все ребята рванули вперед, каждый хотел пробраться поближе - толкались, отшвыривали друг друга... Я вскочил на Маринкину парту с ногами, крышка тут тоже была не привинчена и потому лишь чудо спасло меня от полета вниз головой в самое пекло событий.
  -- Ты чего, козел!? - заорал Тоша. - Я ж тебя убью!
   Ромик врезал ему коленом по морде и отскочил на метр назад - дальше было некуда. Дичко наконец встал... Все, сейчас начнется!.. Орать он ничего уже не стал - ударил бесшумно и очень-очень быстро, умело. Ромка как-то непонятно качнулся вперед, будто его кто-то со спины подтолкнул, скорее всего, так и было, но Тошин кулак проскочил мимо, а дальше... Я чуть не обмер... Дальше был такой сокрушительный апперкот, что мне показалось, как через крики и визг до моих ушей доносятся звуки ломающейся челюсти Дичко... Он грохнулся на грязный линолеум, но, судя по яростному блеску в ошалевших глазах, прекращать драку пока не собирался. Я коротко глянул на Ромку - в его прищуренном взгляде был боевой азарт и невозможное спокойствие, и только правая рука дрожала как у невротика... Но удар-то какой!
  -- Место! Место освободите! - заорал громче других Лёха Колесников. Народ нехотя отступил назад, я снова чуть не загремел со своей парты...
   Следующий удар Дичко нанес ногой, немножко нелепо выглядело это в его широких штанах (формой он себя нечасто обременял), таким вот движением ломают снеговика, которого малыши с трепетом лепили добрый час. Ромка отскочил назад. Эх, Лёха дело говорил!.. Кроссовок оставил грязный отпечаток на школьных брюках, но вся сила уже сошла на нет.
  -- Ты куда целишь, гад?! - неожиданно вскипел Ромик. И тут же сам ударил туда, куда целил ему Дичко. То в последний миг увернулся, но последовавший за этим молниеносный удар кулака заставил его взреветь от боли и схватиться за подбитый глаз... Ромка, уверившись в собственной победе, решительно пошел вперед, Дичко бросился в атаку, но не ударил соперника, а крепко схватил его за руку и рывком подтащил к себе. Они принялись бороться. Дичко был, конечно, намного сильней физически, но зато Светлов оказался в более выгодном положении, и потому их позиции примерно уравнялись. Тоша брызгал слюной, ревел от злости, Ромка же старался сохранять спокойствие, но по выступившим капелькам пота на его напряженном раскрасневшегося лице было видно, как ему сейчас тяжело. Несколько секунд они стояли на одном месте, не в силах перебороть друг друга; их лица были совсем рядом, они не отрывали друг от друга глаз, будто жаждали испепелить соперника взглядом...
  -- Ну, бей же головой! - заорал Лёха.
   Раньше на эту идею отреагировал Дичко, но Светлов вовремя выставил лоб и удар сошел на нет. Я возликовал в душе. Ромик издевательски улыбнулся, однако сдерживать натиск Дичко он больше не мог и попятился назад. Деваться было некуда - он резко дернулся вниз, почти приседая на корточки. Руки расцепились и Тоша тут же нанес удар, однако Ромик вовремя двинулся вперед и попавший в ребра кулак не причинил ему видимых повреждений - замах у Тоши получился совсем слабый. И вот теперь уже Ромка ударил головой, да так быстро и сильно, что мне показалось, что даже у меня искры из глаз полетели, не то что у Дичко... Тоша взвыл и отпрянул назад, отворачиваясь. Ромик изо всех сил, как по футбольному мячу, врезал тому ногой под колено, потом прыгнул сверху и начал колотить Антона по окровавленному лицу... Бил резко, точно. Дичко уже не сопротивлялся - по-моему, он сейчас слабо понимал, где находится и что вообще происходит.
  -- Всё, Ром! - неожиданно громко заголосил я. - Оставь его!
   Все враз что-то заорали, замахали руками. Ромка поднял взмокшую голову и победоносно глянул на меня, на его лице сияла торжествующая улыбка...
   Так кончилась многолетняя тирания Антона Дичко. Для меня это стало абсолютно очевидным. Я не знал, что теперь будет с Ромкой, как дальше сложатся их отношения. Честно сказать - я боюсь за него, не думаю, что Тоша теперь станет тихеньким троечником-переростком, каким бы он должен был быть по своему умственному и физическому развитию. Нет, скорее всего, вся его злость, вся энергия обретет направление - цель... Ох, Ромка, герой, выручил остальных, а сам-то как?!
  
   Когда в класс подоспели учителя во главе с завучем, драка уже закончилась. Светлов быстренько затерялся среди нас, а так как видимых повреждений у него на лице не наблюдалось, понять, кто избил Дичко, было невозможно... По-моему, взрослые подумали, что мы поколотили хулигана всем классом, и единственное, что их разозлило, - это место драки. Почему, мол, не на улице?.. Ну а что нам ответить? Нам сейчас было все равно, хоть два всему классу ставь, хоть родителей вызывай!.. Да и вообще - за строгостью в глазах преподавателей я видел такое же торжество, как и у ребят. Дичко всех уже достал - это было ясно.
   Его в итоге отправили в медкабинет, где выяснилось, что челюсть действительно сломана и надо ехать в травмпункт.
   А в школе тем временем начался настоящий праздник - без бенгальских огней, без иллюминаций, без песен и танцев, но по духу, по настроению - это был настоящий безмолвный праздник... Уж не знаю, кто такой быстрый, но через пять минут о происшествии знала вся школа! На Ромку смотрели как на героя, с трепетом и восторгом, и даже старшеклассники подходили к нему, жали руку, хлопали по спине и говорили что-нибудь смешное... Вообще я заметил - в одиннадцатом классе все становятся такими юмористами! Наверное, возраст особенный - еще ребенок, но уже довольно умный...
   Когда занятия закончились, весь класс собрался провожать Рому до дома, но в итоге, пользуясь своим авторитетом, заговорщики, то есть мы, всех разогнали и провожали его сами. Конечно, никакая братва, чего некоторые боялись, пока нас не караулила...
   На следующий день Дичко не пришел в школу, а когда Татьяна Владимировна раскрыла доску, класс ахнул! Большими красивыми буквами во всю длину было написано: "Не бойся зла!" И от этого послания излучались не страх и волнение, а энергия и радость. Жаль только математичка после неудачных попыток выяснить, кто же это так балуется, заставила меня стереть надпись с доски. Ромка многозначительно улыбался, когда я возвращался на свое место...
   На второй день Дичко все-таки явился. Весь день молчал, зыркал из-под бровей на Ромика, кивал шепчущему на ухо Карену, кстати, пропустившему драку, озирался, будто ожидая повторного избиения... В общем, никто не удивился, когда после окончания уроков у школьных ворот стоял тот самый мерседес, возле которого покуривала вся их банда. Я уж хотел к директору бежать, пусть, думаю, звонит в милицию. Но выручила Маринка - тихонькая, неразговорчивая. А тут вдруг: "Хочешь, Ром, мой папа тебя подвезет?" А у папы черный джип "Хаммер" - может тоже бандит, а может просто бизнесмен, не знаю. Но Тошин мерс сразу уехал - связываться не захотели... На следующий день повторилось то же самое, а потом уже не было никакой братвы, надоело им, видать, позориться перед школой, а может поняли, что взрослым дядькам не подобает наезжать на двенадцатилетнего мальчика. Дичко выглядел мрачнее тучи, бродил весь день из стороны в сторону, будто волк вокруг стада.
   Чувствовал я - что-то будет, но такое!.. Хорошо, что я не отводил от Ромки взгляда. На большой перемене Тоша вроде как невзначай подошел к Ромику сзади... тот о чем-то весело болтал с близнецами. Я заранее, еще не понимая зачем, но уже чувствуя подвох, бросился вперед и на ходу увидел, как в руке у Дичко блеснуло тонкое лезвие выкидного ножа! Я понял, что не успеваю, и потому просто заорал: "Сзади, нож!" Ромка отпрянул в сторону в самый последний момент, лезвие чиркнуло о край его пиджака, на пол упали яркие капли крови. Коридор наполнился душераздирающим девчоночьим визгом. Тошу тут же скрутили проходящие мимо старшеклассники. Из учительской с вытаращенными глазами выскочили Яков Альбертыч и Инна Валентиновна. Ромик выглядел немного испуганным, побелевшим, но он даже не поморщился от боли. Мы всем классом ломанулись за ним в медкабинет, и пока врач - Галина Петровна - не гаркнула на нас, не хотели оставлять друга.
   Слава богу, рана оказалась совсем крошечной, даже зашивать не надо, замазали зеленкой, забинтовали - и все. Ромку, конечно, отправили домой, сказали: "Пусть родители пишут заявление!" А Антону так сразу и заявили: "Этот год доучишься, а потом подыскивай себе новую школу!" Хотя, мне кажется, Дичко с Кареном все равно перешли бы в другую школу, тут они уже стали всем ненавистными и чужими.
   Страха почему-то не было, хотя, если подумать, ведь Ромика могли реально убить, хотя верилось в это как-то с трудом... "Не бойся зла!" И все-таки на душе у меня было неспокойно. Что еще может предпринять Дичко? Отстанет ли он, если будет ходить в другую школу? Вряд ли, живем-то мы все рядом. Может быть, забудет обиды? Тоже маловероятно, такие как он ничего не забывают... Я почувствовал, как внутри зарождается настоящая ненависть. Вот почему такие как Тоша не попадают под машину? Какая несправедливость! Один встал на путь добра, переборол себя, начал исправляться - и вот тебе раз! Получай!.. Другой же - ну как есть подонок, так нет ведь, всех переживет еще, и всю жизнь будет вокруг себя одно только зло плодить!
   Эти мысли не давали мне покоя, с каждым новым днем становилось все тревожней и тревожней. Рома несколько дней не ходил в школу, ребята звонили ему на сотовый, сказали - все в порядке, но я-то знал - ничего не в порядке, ничего еще не кончилось... И камешек из сердца никуда не делся, время от времени он напоминал о себе колючей прохладной болью, растекающейся по всей груди.
   Наконец я не выдержал и решил во что бы то ни стало навестить Ромку, и чем скорее, тем лучше, будто если я соберусь завтра, то могу уже не успеть... Очень гадкое ощущение. На улице стояла тягучая невидимая духота, на светлом небе черной кляксой растекалась плотная грозовая туча, готовая взорваться дождем в любой момент, а у меня даже кепки не было, не то что зонтика... Вообще я зонты не признавал - промокать так промокать... Я бегом добрался до новой высотки, где жил Ромка и, поднявшись по лестнице, постучал в окошко к консьержке.
  -- Чего тебе, мальчик? - приветливо спросила она.
  -- Я к Роме Светлову, не подскажете, в какой квартире он живет?
  -- Сейчас посмотрим... - Женщина не спеша одела очки и принялась пролистывать список жильцов. На лестничной площадке было чисто и тепло, однако чересчур тихо - как-то непривычно, никакого журчания воды в подвале, громыхания лифтов. Да, новое - оно и есть новое... - Мальчик, а ты уверен, что твой друг живет именно здесь? - наконец проговорила консьержка.
   Уверен ли я?!... Нет, я был не уверен. С чего я, собственно, решил, что он живет именно здесь?.. Хотя стой, ну, Яшка же говорил... Ничего не понимаю.
  -- Извините. - Я быстренько выскочил на улицу - тут уже разгулялся ветер, над тротуаром в безумном танце проносились прошлогодние сухие листья, туча зависла прямо над головой... И что же делать?! Позвонить? Но я телефон не знаю, а кто знает?.. Гайдовский? Грач!
   Закинув поудобней за спину портфель, я понесся домой - звонить Степе. Решил немного срезать - пробежать через местные гаражи, хорошо, что задние ворота оказались незакрытыми... Потом - сквозь старые дворы, мимо пятиэтажек... Над головой сверкнуло и в ту же секунду ударил гром. Эх, ну быстрей, если дождь ливанет, Катя же ведь не отпустит!.. Громыхнуло еще раз, зашуршали листья, по темечку несколько раз неприятно стукнуло... На улице уже никого не было, люди предусмотрительно попрятались в укрытиях.
  -- Тём!
   Я так резко остановился, что не устоял на ногах и позорно плюхнулся на задницу, хорошо хоть руку успел выставить в последний момент.
  -- Ромка! А ты что... я как раз тебя, в смысле...
   Он стоял между двумя гаражами-ракушками, чуть наклонившись, будто от кого-то скрывался. Сосредоточенный, серьезный.
  -- Время на исходе, надо срочно поговорить. - загадочно произнес он. Дождь усиливался с каждой секундой, грозя превратиться во все смывающий ливень. Мы не сговариваясь побежали к ближайшему дереву - это был огромный столетний вяз, с раскидистой кроной, непонятно, как его еще не срубили? Наверное, жильцы не дали. Я прижался спиной к сухому ребристому стволу, задрал голову к небу. Сверкнуло... Грохот. Я невольно заулыбался. Уж очень красиво и величественно выглядела растянувшаяся по всему небу голубая молния.
  -- Где ты живешь? - еле переводя дыхание проговорил я.
  -- Вот об этом нам и надо поговорить. - очень серьезно ответил Рома, и в его взгляде было нечто особенное, как тогда, в первый день, когда я впервые его увидел... Улыбаться сразу расхотелось, снова стало тревожно.
  -- Я не совсем понимаю...
  -- Подожди, послушай! - взволнованным голосом протараторил Ромка. - Все пошло не совсем так, как я хотел... Не перебивай!.. Сейчас поймешь. В это трудно поверить, но, как я уже говорил, время на исходе, у меня не остается другого выбора. - Он сделал паузу, чтоб отдышаться. - Я вынужден раскрыться тебе, хотя это против всех правил... Ты, главное, ничего не бойся! Что бы не случилось - все так и должно быть...
  -- Ром, я не понял ни одного слова...
  -- Не перебивай! - Он схватился за мое плечо, и умоляюще тряхнул, словно прося прощения. - Сперва послушай... - Ромка набрал побольше воздуха в грудь и наконец выдал: - Нет у меня никакого дома, Тём, ни мамы нет, ни папы, ни дедушки с бабушкой.
   У меня голова закружилась от такой информации. Снова загремело сверху. По широкому стволу плавно опускалась влажная змейка дождевой воды.
  -- Умерли? - только и произнес я.
  -- Да нет, ты не понял! - виновато произнес Ромка. - Вообще их нет, и никогда не было... Я же сказал, в это трудно поверить... Я не человек, понимаешь?
  -- Да что за бред!? Не смешно. - Я оттолкнул его руку от своего плеча, но тут же замер, охлаждая собственный пыл. Судя по взгляду, шутить он явно не собирался.
  -- Я не совсем человек, - еще раз повторил он, опуская голову.
  -- А кто же ты? - сам не понимая, какой ответ хочу получить, спросил я.
  -- Искатель тьмы, - сказал он тихо-тихо, так, что его голос слился с шумом дождя. И меня вдруг охватил ужас - настоящий страх. Что-то мистическое во всем этом было! Вроде бы ничего не произошло, а ощущение такое, будто я прикоснулся к какой-то страшной тайне.
  -- Не пугай меня, Ром, я что-то нервный стал последнее время...
  -- Я же говорю - ничего не бойся... - Он снова взял меня за плечо, будто в этом был какой-то скрытый смысл. - Хотя, я бы, наверное, на твоем месте тоже боялся. - На миг его лицо окрасилось в яркий бледно-голубой цвет, и тут же земля под ногами затряслась от грома...
   Я испуганно отпрянул назад:
  -- Что это было?!
  -- Молния.
  -- Нет-нет, - быстро затараторил я, - что было с твоими глазами?.. Они...
  -- Они исчезли, - сказал он почти шепотом. Я впился ногтями в кору вяза, чтобы удержать себя на месте. - Не бойся, все хорошо, все нормально...
  -- Это фокус? - с последней надеждой спросил я.
  -- Не совсем, - расплывчато ответил Ромка. - Смотря что подразумевать под словом "фокус"...
  -- Обман, что еще?!
  -- Тогда нет, - решительно сказал он. - Так я вижу тьму, или зло, называй как хочешь.
  -- Для этого нужен разряд молнии?
  -- Нет, - Ромка чуть улыбнулся, - не нужен.
   Я сглотнул - в горле ком застрял. Страх потихоньку отступал.
  -- Можешь повторить? - осмелился спросить я.
   Ромка пожал плечами:
  -- Такое против правил, но я понимаю, тебе это необходимо, поэтому смотри.
   Я замер в оцепенении. А он неожиданно протянул левую руку вперед и повернул ладонью вверх - в следующее мгновение линия жизни на его ладони засветилась таинственным синим светом... Я приоткрыл рот, но слова застыли на языке. Ромка дернул руку вниз и в воздухе остался светящийся шлейф, растворившийся только через несколько секунд. Он огляделся по сторонам - никого кроме нас во дворе не было.
  -- ...А теперь смотри в глаза. - Он едва заметно улыбнулся. - Только приготовься, будет страшно! - Я уставился в его огромные черные зрачки, боясь даже пошевелиться. Он неожиданно хохотнул. - Ну не настолько же страшно! - Сказал - и тут же его глаза исчезли, а вместо них... да ничего вместо них - чернота! - Рома моргнул и глаза снова появились. - Ну что, теперь веришь?! - бодрым голосом спросил он.
  -- Но что же это получается? - озвучил я одну из миллиона родившихся у меня в этот момент мыслей - безусловно, самую глупую.
  -- Да ничего не получается. - Ромик потер глаза и часто заморгал. - Так я могу смотреть на людские души.
  -- И ты сейчас видел мою душу? - все еще не до конца веря в происходящее, спросил я.
  -- Да, - пробормотал он, продолжая часто моргать, - и надо сказать, это было не очень приятно в том смысле, что мое зрение искателя тьмы настроено, соответственно, на тьму. Поэтому я и ждал в прошлый раз вспышки молнии... - Он сделал паузу, давая мне время осмыслить услышанное. - Не понимаешь?.. - Ромик напряг лоб в задумчивости. - Ну представь, что ты хочешь найти в комнате темный угол, а смотришь на лампочку.
  -- Да я понял, понял, - встряхнул я головой, отгоняя завороженность. - Ты хочешь сказать, что ищешь злых людей.
   Ромка улыбнулся, в этот миг его лицо словно вспыхнуло от молнии, однако глаза остались обычными, но улыбка все равно получилась какой-то зловещей. Меня пробил озноб.
  -- Хорошо, что ты перешел сразу к делу, - чуть смущенно сказал он. - Я прошу, не спрашивай меня, кто я такой на самом деле.
  -- Ладно, не буду. - Я впервые за весь разговор отвел взгляд в сторону и посмотрел на небо. Туча уже рассеивалась, дождь скоро кончится, правда, мы все равно изрядно вымокли - против такого ливня никакое дерево не спасет.
  -- Ты правильно сказал, - начал Рома, - но не совсем... Люди, которых я ищу, - не просто злые. Они - источники зла. Просто злых людей и искать не надо, вон они, повсюду, но изначально они не были поражены тьмой, считай, что это отравление.
  -- Отравление тьмой?
   Рома одобрительно кивнул.
  -- Изначально каждый человек рождается абсолютно добрым. Зло же накапливается постепенно - в течение всей жизни. Но люди очень разные - кто-то больше впитывает в себя окружающий мир, кто-то меньше... Может так получиться, что человек попал в хорошую обстановку, у него замечательные родители, учителя, много друзей, в конце концов, он достаточно обеспеченный... - Ромка облокотился о влажный ствол вяза, дождь еще накрапывал, но уже не так сильно - почти бесшумно. - Ты думаешь, такой человек обязательно станет хорошим?.. Не обязательно, хотя и наиболее вероятно. Однако, несмотря на все благоприятные условия, он может быть слишком впечатлительным, и тьма вольется в него плавно, незаметно... Ото зла все равно никуда не денешься, оно повсюду, взять хотя бы телевизор. - Ромка усмехнулся. - Ты можешь вспомнить хоть один американский фильм, в котором бы не было такой штуки, как пистолет?
  -- Изгой, - невесело буркнул я.
  -- На необитаемом острове пистолеты не нужны, там тьма берет другим - печалью, отчаянием, безысходностью... Но не в этом суть. Главное, что если такой вот чувствительный ко злу человек попадет в ужасные условия, он станет настоящим чудовищем - маньяком, убийцей, предателем.
  -- Почему ты уже второй раз сказал "станет"?
  -- Потому что у взрослого человека вырабатывается некий иммунитет к окружающему миру... - Ромка задумчиво поджал губы. - Вот представь губку, которую бросили в ванную... Хотя нет... Лучше представь, что ты нырнул в море - прохладная вода обволокла тело, в лицо ударили брызги, глаза защипало от соли...
  -- Я представил, - взволнованно проговорил я, вспоминая недавнюю Болгарию.
  -- А теперь - все то же самое, только в теплом плавательном костюме, с аквалангами и в маске... Чувствуешь разницу?
  -- Чувствую.
  -- Волна так же подбрасывает, но ощущения уже не те... Но это еще хорошо. А теперь представь, что ты в подводной лодке...
  -- Ну, я понял твою мысль.
  -- Дети лучше чувствуют мир - его мельчайшие изменения, колебания... И все-таки здесь есть одно "но". Тебе стоило бы спросить: откуда вообще берется зло?.. Подумай - вот, например маленький ребенок, не видевший в жизни ничего кроме своей уставленной плюшевыми игрушками комнаты и спинки розовой коляски. Откуда тут взяться злу?
  -- Наверное, из боли, - предположил я. - Упал - стукнулся о край кроватки...
  -- Правильно. Боль, одиночество, усталость - все это порождает в человеке зло, однако вряд ли такой младенец почувствует настоящую злость... Скорее ему станет просто обидно - нехорошо, неприятно, и он заплачет, чтобы позвать маму, которая его успокоит, обласкает и, грубо говоря, даст конфетку.
  -- По-моему, пример не очень удачный, - возразил я. Страх уже прошел и осталось лишь ужасное любопытство. - Такой младенец не понимает, где верх, а где низ, а ты о добре и зле.
   Ромка усмехнулся:
  -- Ты снова прав. Человек, не понимающий, что он творит зло - не злой человек. Это как животные - волки, тигры... Другое дело, когда человек получает удовольствие от темных дел... Но малыша я привел в пример немного из других соображений. Просто я хотел сказать, что если бы любая боль добавляла в копилку души монетку зла, мир через день-два превратился бы в одно сплошное черное пятно смерти и ужаса... Нет, боль всего лишь пробуждает злость - злость внутреннюю, рожденную человеческим разумом... - Ромка вдруг затараторил очень быстро. - Смотри, вот идет человек по улице, его зацепили плечом, он грязно выругался, тот, кто его зацепил, разозлился и в отместку пнул попавшуюся на глаза дворнягу, из окна соседнего дома это увидела какая-нибудь старушка, прокляла изверга до третьего колена, и пошла к подруге жаловаться на жизнь, а та, в свою очередь, гаркнула на внука; внук решил, что ненавидит всех стариков, к тому же желание учить уроки у него исчезло, и завтра он получит двойку, а учительница подумает, что этот болван неисправим, и вообще, зарплата у нас маленькая! А учитель - это уже целый класс. - Ромик выдержал паузу, прежде чем произнес: - Эта волна тьмы... ничего, что я так называю зло? Просто привычка...
  -- Ничего.
  -- Так вот, эта волна не будет идти бесконечно долго - она может утихнуть на первом же человеке, который сдержал обиду и нейтрализовал зло, ведь оно довольно легко искореняется из сердца, проще, чем кажется... Хотя в твоем случае скорее наоборот. - Ромка улыбнулся. - Чем сильнее зло, тем дальше может разойтись волна тьмы от эпицентра... - Он вдруг стал сосредоточенным - лицо напряжено, глаза смотрят куда-то в пустоту. Издалека докатился приглушенный гром минувшей грозы. Дождь закончился, и теперь капало только с листьев. Повсюду были ручьи - грязные, пенистые, вода не успевала так быстро впитаться в промерзшую землю... - Если сделать зрение сверхчувствительным и посмотреть вниз с высоты птичьего полета - будет видно, как расползаются по городу ужасные черные пятна... Это очень опасно, можно запросто ослепнуть... Но нам приходится так делать, иначе очень сложно найти источник зла.
  -- Объясни, - осторожно потребовал я.
   Ромка вздохнул, устало взглянул на меня, чуть улыбнулся.
  -- На свете есть ужасные люди - настоящие монстры, готовые разорвать весь мир в клочья. Они настолько сильно заражены злом, что уже не могут выйти на путь исправления. Они щедро расплескивают тьму вокруг себя, заражая ею все вокруг, как чумой. Но рано или поздно они умрут, и волна их зла иссякнет, так же как и всё остальное. - Ромка перешел на шепот. - Однако есть люди, изначально родившиеся с черной душой - как бы не сложилась их жизнь, они все равно станут чудовищами... Никакие родители, никакое воспитание не может подавить их внутреннюю злость, только приглушить ненадолго, но это еще хуже, потому что когда лопнет тоненький барьер, может произойти настоящий взрыв тьмы, обернувшийся смутой или войной. К тому же дремлющее зло не так уж легко обнаружить... Но самое главное... - Ромка прикрыл глаза. - Они бессмертны... почти бессмертны. Если источник зла умирает, то в ту же секунду на земле рождается новый такой источник... Поэтому лучше всего нейтрализовать такого человека - например, посадить в тюрьму на пожизненный срок или свести с ума, - это иногда уничтожает источник навсегда, то есть рождается он снова сумасшедшим... И чем раньше удастся отыскать источник зла, тем лучше.
  -- Но ведь... - осторожно проговорил я. - Но ведь, как я понял, это не очень сложно с твоим-то зрением?
   Ромка открыл глаза и изучающе посмотрел на меня, будто я сказал какую-то несусветную глупость; его губы расплылись в невеселой, какой-то даже сумеречной улыбке.
  -- Это моя вина, что ты не так все понял, - спокойно сказал он. - Я просто не хотел тебя пугать... Но это не черные пятна на белом листе. Это настоящий шторм - огромный океан тьмы. Кипящий, бурлящий, ревущий океан тьмы. -1Я почувствовал, как по моей мокрой спине пробежали мурашки. В горле неприятно запершило, будто я простудился. - Чтобы увидеть настоящую картину, надо заглянуть человеку в глаза. А с высоты видно только примерное местораспоположение - плюс-минус километр. Дальше надо рассчитывать через смещение центра... Ну ладно, не буду тебя нагружать техническими вопросами... Главное - я узнал, что в вашей школе есть источник зла.
  -- Дичко? - чувствуя, как замирает в груди сердце, спросил я.
  -- Очевидное - не всегда правильное. Антон мог быть просто злым, не обязательно источником. Нельзя недооценивать тьму, зло бывает очень хитрым... Я сперва больше думал на Багаева, однако после ряда событий стало понятно, что он вполне добрый и душевный человек, только плохо воспитанный и глуповатый. В десятом классе учится Иван Попов - тоже был кандидат, но нет... Миша Колыванов тоже прошел проверку. Аня Величкина - нет, просто затаившаяся детская обида.
   Мне стало не по себе от всего этого, даже голова немного закружилась. Я почему-то боялся - понимая, что такого не может быть, - что Рома сейчас скажет: "И в итоге это ты источник зла!"
  -- И в итоге это Дичко источник зла! - словно прочитав мои мысли, торжественно произнес Ромка. - Когда мы дрались, наши взгляды были совсем близко. Я взглянул на его душу, когда ударил головой - никто ничего не понял.
   Я облегченно вздохнул. Уж если кто и подходил на роль прародителя зла, так это Дичко. Хотя все равно гадко на душе от всего этого становилось.
  -- И что дальше, Ром? - каким-то дребезжащим, чуть ли не плаксивым голосом спросил я.
  -- А дальше ты должен мне помочь с Дичко, - спокойно ответил Ромка. - Если хочешь, конечно!
   Помочь? Что это значит? Поймать, убить? Свести с ума?.. Я все равно буду обязан согласиться. Если это все правда, Дичко гораздо опаснее, чем простой хулиган, он ведь сам запросто убить может.
  -- Что надо делать? - неуверенно проговорил я.
   Ромик оживился:
  -- Сможешь завтра привести его одного к футбольному полю, знаешь - за школой?
   Я кивнул. И тут вдруг почувствовал как из глаз полились слезы... Как же это так? Уж не снится ли мне кошмар?! Ромка - искатель тьмы! Какая-то высшая сила... Почему именно он? Ну почему не другой?!..
  -- Один вопрос можно? - собрав всю оставшуюся волю в кулак, спросил я ровным голосом.
  -- Ну давай, - он уже собрался уходить - повернулся спиной.
  -- Тебя действительно зовут Ромой Светловым?
   Он пожал плечами - такой живой, обыкновенный парень, ничем не отличающийся внешне от других.
  -- Светлов?.. а что, пожалуй, на самом деле! - Он улыбнулся. - Хотя имя дают родители, а у меня родителей, как я уже говорил, нет.
  -- А сколько тебе на самом деле лет?
  -- Мало. Но это уже второй вопрос... Увидимся завтра, пока.
  -- Пока, - угрюмо пробормотал я.
  
   Остаток дня выдался каким-то сумбурным. В голове все перепуталось, я пытался сопоставить факты, вспоминал, как вел себя Ромка, и главное, как вел себя Дичко. Я ни разу не смотрел в его глаза дольше секунды, это просто невыносимо! Каждый раз я опускал голову, как только наши взгляды пересекались. Был ли Тоша таким уж чудовищем? Не знаю, но я не мог вспомнить ни одного его хорошего поступка, даже по отношению к Багаеву... Они только ржали все время и постоянно подкалывали друг друга, а случись у одного неприятность - никакого сочувствия не было и в помине.
   Чем больше я о Дичко думал, тем отчетливей внутри нарастал таинственный страх. Источник тьмы! Заражающий злом все вокруг себя. Бессмертный... Нет, я был полон решимости помочь Ромке... Нельзя мне сейчас бояться! Надо собрать силы, успокоиться. Все должно выглядеть естественно...
   Мой план не отличался какой-то особенной хитростью и изяществом. Я решил просто подойти к Тоше, когда тот будет один, глянуть из-под бровей и сказать негромко, но уверенно... Угу, уверенно... как бы только дрожь в коленках унять и пересохшее от волнения горло прочистить?..
   Случай подвернулся на первой же перемене. Дичко один пошел в сортир - курить, естественно. Я, словно зомби, ровными шагами отправился за ним. Как назло, Литвинов вставил какую-то дурацкую шутку насчет недержания. Но я даже не обернулся...
   На первый взгляд в туалете никого не было, как будто Тоша успел выпрыгнуть в окно. Эх, жаль не выпрыгнул!.. Он выскочил из-за угла так резко и неожиданно, что я чуть не шлепнулся на мокрый кафель... Какой уж тут взгляд из под бровей?! Тут бы слезы обиды удержать...
  -- Ну что, Меньшов, не обоссался? - довольным голосом спросил он.
  -- Как остроумно, - с нарочитой небрежностью пробормотал я.
  -- Нефига в сортир на переменах ходить, когда можно на уроке отпроситься, - продолжал прикалываться Тоша. Видать, у него сегодня было хорошее настроение.
  -- Я по делу... - Ой, дурак! - В смысле, насчет Светлова.
   Тоша сразу принял деловой вид, сделал демонстративную затяжку, выдохнул через нос, не спеша.
  -- Ну и?.. - неестественно безразличным тоном спросил он.
  -- Если хочешь реванша, приходи сегодня один на футбольное поле за школой. - Дичко непонятно усмехнулся, тряхнул головой, а глаза-то сразу загорелись, вспыхнули азартом... - Придешь?
  -- Приду.
  -- Договорились, - пряча взгляд, я протянул ему руку... Мерзко как-то получается - вроде говорю правду, а чувство, будто гнусно обманываю. - Только я с тобой пойду, Светлов просил проследить, чтобы ты дружков своих не привел.
  -- Дружки у девочек! - огрызнулся Дичко. - А кто даст гарантию, что он не явится с кодлой?
  -- Он будет один, - быстро и уверенно проговорил я. - Не хочешь - не приходи! У меня все! - Я развернулся и уже собрался уходить.
  -- Стой.
  -- Ну?
  -- У меня тогда тоже есть условие...
  -- Валяй.
  -- Если я разделаюсь с твоим Светловым, то потом и тебя урою, договорились?
   Я слышал, как довольно он дышит - неровно, сипловато... Прокуренный давно источник тьмы-то...
  -- Договорились, - буркнул я и, не оборачиваясь, пошел прочь.
   Весь день я следил за Дичко, боялся, как бы он не позвонил своим. Но вроде все было чисто. Нельзя сказать, что мне от этого стало спокойнее. Раз он так спокоен, значит уверен в своих силах, значит какой-то план на этот счет имеет... Но, с другой стороны, он же даже близко не догадывается, что его ждет на самом деле. Да и я понятия не имею, если уж так разобраться...
   За двадцать минут до окончания последнего урока Тоша вдруг пожаловался на плохое самочувствие и попросил отпустить его домой. Я ужасно занервничал, и через минуту, хоть это и выглядело подозрительным, попросился в туалет. Портфель пришлось оставить, да и ладно, не пропадет!.. Дичко как ни в чем не бывало ждал меня в коридоре.
  -- Ты чего?!
  -- Ничего, тупой урод! - шикнул он. - Хочешь, чтобы весь класс наблюдал, как мы идем вместе за школу? Да и вообще, не доверяю я тебе, Меньшов.
  -- Взаимно, - стрельнул я глазами.
  -- Не умничай, - зло буркнул он. - Пошли!..
   На площадке, естественно, никого не было... Я впал в ужас от мысли, что придется провести тридцать минут наедине с этим гадом. Однако не успел Дичко рот открыть, как из-за котельной напротив послышался негромкий свист, и, обернувшись, я увидел Ромку. Он выглядел встревоженным, лицо бледное... или мне так показалось... глаза живые - подвижные... А вдруг вчера все-таки были фокусы, и никакой он не искатель тьмы, а простой мальчишка?!
  -- Сюда идите, - негромко проговорил Ромка.
   Дичко уверенным и быстрым шагом отправился к своему врагу. Мне пришлось перейти на бег, чтобы поспеть за ним.
  -- Ну чего, Светлов!..
  -- Тсс! - Ромка прислонил палец к губам. - Не шуми! Я никуда не убегаю. - Он прислонился спиной к старой железной двери, огляделся по сторонам - нет ли кого - и дернул за ржавую коричневую, с крапинками черного, ручку. Дверь устало скрипнула петлями и неохотно отворилась, отрывая клочья прошлогодней травы.
  -- Сюда, - скомандовал Ромка, будто не драться с Дичко собирался, а секретничать с ним.
  -- Зачем? - заволновался я.
  -- Дебил, - шикнул Дичко, - Не под школьными же окнами отношения выяснять!
   Я поспешил следом за ними, боясь пропустить что-нибудь важное. Сейчас я ощущал себя намного младше их обоих, будто маленький мальчик, не послушавшийся маму и затесавшийся в компанию умных, но слишком грубых для его чистого мировоззрения взрослых... Но когда-то же надо жизнь познавать!
   Котельная на самом деле была не совсем котельной, а скорее какой-то трансформаторной будкой... я в этом не очень разбираюсь. Тут было полно труб, всяких кранчиков, по стенам тянулись провода, покрытые серой коркой многолетней пыли. Хорошо единственная лампочка не перегорела, потому что окон тут не было, только круглые прорези диаметром с кулак у самого потолка. По прямым лучам дневного света было видно, насколько тут пыльно, даже в горле сладковато запершило... как будто кусок мела разжевал.
  -- Ну чего, Дичко, драться хочешь? - довольно буднично поинтересовался Ромка.
  -- На этот раз драки не будет, - усмехнулся Тоша. - Будет избиение младенцев.
  -- Так чего ж в прошлый раз не избил? - пожал плечами Ромка. Я молчал, старался быть незаметным. Пусть сами разбираются.
  -- В прошлый раз пожалел, - раздраженно ответил Тоша.
   Рома озадаченно покачал головой:
  -- Нет, Дичко. Такие как ты не знают, что такое жалость. Признай свое поражение.
  -- Пошел ты, козел! Плевать я на твою жалость хотел, и на тебя тоже... Я вообще с тобой сейчас еще разговариваю только потому, что хочу выяснить, с какого хрена ты на меня наехал?
   Ромик улыбнулся:
  -- Знаешь, Дичко, по-моему, в твоем случае этот вопрос совсем не уместен. Во-первых, ты такой подонок, что набить тебе морду нужно было без всяких причин, во-вторых - причин этих, опять же, в твоем случае, целая куча, и в-третьих - тебя не должны заботить подобные вопросы, потому как ты сам каждый день избиваешь кого-нибудь просто так...
   Я подумал, что Тоша сейчас разозлится - заорет, - а он только еще шире улыбнулся, сунул руки в карманы как ни в чем не бывало.
  -- Ну ты дурной, Светлов. Это я, а то - ты!.. Действительно, если б я тебе в рыло дал без причин - какие тут вопросы? Но когда такая шмакодявка вдруг начинает бычиться... Меня это бесит!
  -- Бешенство тут не причем, - нахмурился Рома. - Все гораздо хуже, ибо бешенную собаку можно пристрелить, а такую сволочь как ты, к сожалению, нет.
   Вот сейчас Тоша озверел. Напрягся весь, желваки заиграли:
  -- Ну ладно, козел! Сейчас посмотрим, кто из нас сдохнет как собака!
   Я не выдержал и ахнул. Дичко на моих глазах вытащил из-под футболки большой черный пистолет, кажется, ТТ, я все время путаю модели... Но как же так?! Ведь было видно, что он что-то скрывает. "Если я разделаюсь с твоим Светловым, то потом и тебя урою, договорились?" И что? Он нас убьет?!
  -- Ром! - испуганно крикнул я. Пусть что-нибудь сделает, я же не искатель тьмы и не источник зла, я простой человек, меня же убьют, и все!
  -- Не бойся, - ледяным голосом ответил Ромка. - Такие подонки сразу не стреляют, он еще попробует нас помучить.
  -- Какой ты догадливый, Светлов, - процедил Дичко, тыча стволом ему прямо в лицо. - На колени, оба!
   Я быстро упал на грязный пол. Неприятно укололся о какой-то камешек. Сердце колотилось как на стометровке, а легкие словно бы заснули, совсем кислорода не давали.
  -- Обойдешься, - со сталью в голосе ответил Ромка. - Поднимись, Тём!..
  -- Да я тебе мозги вышибу! - заорал Дичко. - На колени!
  -- Ничего ты никому уже не вышибешь, - поморщился Ромка. - Поздно опомнился. И на коленях перед тобой никто стоять не собирается. В прошлый раз ты получил по заслугам. Если тебе уж так интересно, то сделать это меня попросили ребята - почти весь класс.
   Дичко харкнул.
  -- Разговорчивый ты стал, Светлов, как ствол увидел...
  -- Знаешь, я сперва и вправду испугался, когда ты пистолет достал. Думал, может себя застрелишь. Но теперь-то уже не успеешь, источник.
   Я продолжал не дышать.
  -- Ты чего, несешь, урод?! Встань на колени и ударься десять раз лбом об эту трубу, считаю до трех... Раз...
  -- Десять, три... С каких это пор ты стал сведущ в математике?
  -- Два...
   Ромка устало вздохнул:
  -- Ну давай уж, не томи.
   Дичко поджал губы, затрясся весь от злости, перехватил пистолет поудобней. С расстояния трех метров промахнуться было невозможно, но он чего-то ждал. Каждые полсекунды отдавались в висках упругим ударом сердца. Я несколько раз глубоко вдохнул, ни разу не выдохнув... Ну же!
  -- Три!.. - громыхнуло, вспыхнуло. Рома на какой-то миг словно исчез - с такой скоростью он наклонился, и тут же его ладонь вспыхнула ярким синим светом. Ошеломленный не меньше моего, Дичко заторможенно перевел дуло пистолета на новое место, но Ромка с невозможной скоростью дернулся вперед. Оставляющая в воздухе светящийся шлейф рука немного отстала от тела, но зато удар получился такой силы и резкости, что выбитый у Дичко пистолет оставил на изгибе полуметровой трубы глубокую вмятину... Тоша взвыл, хватаясь за плечо, - переломленная в нескольких местах рука болталась как плетка. На миг я увидел в поднявшемся от выстрелов дыму Ромкино лицо: у него, как тогда, в грозу, не было глаз. Дичко, видимо, тоже это заметил, потому что на секунду даже перестал стонать, удивленно уставившись на врага.
  -- Тём, помоги его связать, - с торжествующей ноткой в голосе попросил Рома. - Веревка у двери, на стене.
   Я схватил моток бечевки и принялся судорожно обматывать руки Антона. Он не сопротивлялся, только стонал время от времени.
  -- Хватит скулить! - повысил голос Ромка. - Тебе ведь почти не больно, источник, злость залила жилы, и тебе теперь все равно. Не притворяйся, меня ты не обманешь.
   Дичко криво улыбнулся и прищурил глаза. Неужели он и вправду притворялся?!
  -- Кто бы ты ни был, - процедил Тоша со злой насмешкой, - я найду способ разобраться с тобой!.. В этой жизни или в следующей...
   Ромик не спеша достал из-за пазухи тонкий серебристый стилет и, покрутив клинок в руках, протянул его мне.
  -- Надеюсь, для тебя, - обратился он к Дичко, - следующей жизни не будет. Тём, соберись... и прости.
   Я сжал стилет дрожащими руками - металл был теплый, нагретый у Ромки подмышкой.
  -- За что простить? - с запозданием переспросил я.
  -- За то, что предоставляю это тебе, - угрюмо ответил Рома.
   Я еще раз посмотрел на клинок - в полированном лезвии блестело отражение моего испуганного глаза, и розовела мокрая от слез щека.
  -- Но ты ничего такого не говорил! - быстро прошептал я, чувствуя как накатывается страх. - Сделай это сам!
  -- Я не могу, - быстро ответил Ромка. - Помнишь, о чем мы говорили? Зло обретет новый выход. - Он виновато опустил глаза. - Я могу испытывать антипатию, злость, но не ненависть... а вот ты - можешь. И чем больше ты будешь ненавидеть его, тем больше шансов на исчезновение источника. Это как при пожаре - пламя пламенем сбивают.
   Ненавидеть?.. Да не могу я никого ненавидеть! Вообще не хочу больше в этом участвовать. Хочу домой!
  -- Ну я не могу! - в отчаянии проныл я. - Почему ты выбрал меня?! Я что, палач? - Слезы быстро подступили к глазам. - Нашел бы кого-нибудь позлее себе в помощники! Вечно со мной что-нибудь случается... не хочу!
  -- Я еще раз прошу прощения. - виновато проговорил Ромка. - Но ты умней других, может быть, не головой, но сердцем... Ты должен понять необходимость этого.
  -- Но убийство - грех!
   Притихший Дичко неожиданно захохотал - противно так. Меня аж дрожь пробила.
  -- Это не убийство, это освобождение! - торжественно ответил Ромка.
  -- В ад попадешь! - продолжал смеяться Тоша.
  -- Не попадешь, - поспешил с ответом Ромка. - Ничего такого не бойся. Доверься мне.
  -- Доверься мне! - противным голосом передразнил Дичко. - Нашелся тут ангел.
  -- Я не ангел.
  -- Кто бы ты ни был, тупей урода я в жизни не встречал... Неужели ты думаешь, что у этой размазни хватит смелости засадить мне нож в живот?!
   Я ужаснулся. Как же он может так себя вести? Почему он не боится? Ведь он все еще ребенок, пусть и большой, но ему должно быть страшно.
  -- Это не человек, это - чудовище! - будто услышав мои мысли, проговорил Рома.
  -- Нет, - протянул Дичко, - я как раз человек, а вот такие как Меньшов или Зайцев - ошибки природы.
  -- Сам ты ошибка! - не выдержал я. Упоминание о Ване как будто вернуло мне жизненные силы, по телу разлилось колючее тепло. - Ты ему и в подметки не годишься, тварь!
   Дичко издевательски захохотал:
  -- Я?! Не гожусь в подметки этому лысому зайцу?! Этому юродивому дауну?! Да ты заболел, мальчик?
   Мальчик? Он что, специально пытается меня разозлить?.. Или он еще глупей, чем я думаю?.. Я закрыл глаза, чтобы не видеть его отвратительной физиономии.
   Дичко продолжал издеваться:
  -- Надо памятник тому водителю поставить, который сбил эту собачонку! Хотел бы я посмотреть, жаль, не успел вовремя... Говорят, он не сразу подох, сперва обмочился... Слабак!
  -- Замолчи! - срываясь на визг, закричал я. - Замолчи!.. - Меня всего колотило, трясло, сердце болезненно стонало, из зажмукренных глаз продавливались горячие капли слез.
  -- Сейчас! - услышал я твердый голос Ромы.
   Да-да... Сейчас. Подожди только капельку, подожди чуть-чуть, я смогу... Руки сжали скользкий эфес до боли в суставах.
  -- Ну давай! - совсем обезумевши, заорал этот монстр. - Или кишка тонка? Сосунок! Добрый маленький мальчик! - Дичко громко и противно захохотал.
   Я облегченно вздохнул и опустил клинок. Лезвие коротко звякнуло о бетонный пол. Тело с трудом повиновалось, накатила какая-то жуткая, необъяснимая усталость. Но мне стало хорошо, мне полегчало... Неважно, как все это закончится, но я четко осознал - я никогда никого не убью. Неважно, кто передо мной, враг или друг, - если я это сделаю, мир для меня почернеет, зальется тьмой... Никуда зло источника не денется, оно выльется наружу, заполнит мой мир до краев, а я этого не перенесу, будет только хуже... Если уж кому и суждено носить такое бремя, так пусть это будет злой от рождения. "Под тополем старым, над чистой водой, Свет солнца в зеркале крыш - золотой"... Не будет больше никакого света, и солнца не будет, и чистой воды, одна сплошная серость и грязь... Как же Ваня мог так жить?! Я его и вправду не понимал, он ведь уже родился в таком мире, а мне даже заглянуть туда страшно. "Без тебя мир почернеет - впадет в вечный сумрак..." Я заглянул в глаза тьме и все понял!
  -- Я никого не убью! - уверенно сказал я, распахнув мокрые глаза; голос немного дрожал, но звучал звонко и ярко, как должен был.
   Тоша захохотал, торжествующе задрал кверху голову.
  -- Идиот! - перекрыл его смех Ромка. Он быстро наклонился, подхватил стилет и совершенно по-будничному, будто делал это каждый день, воткнул клинок в грудь Дичко... Тот захрипел, успел резко дернуться вперед, и перед тем как в его выпученных глазах угасла жизнь, он успел прошептать два слова: "Так нечестно"... Я попятился назад, Ромик не спеша повернулся ко мне, в его взгляде не было и капли жалости или волнения, только досада и злость.
  -- Знаешь, - тихо проговорил он, - ты мне даже чем-то нравился - жаль, что ты так ничего и не понял.
   Но он был неправ - я уже все понял, хотя ничего и не знал, однако сердце никогда не обманывает...
  -- Ты не искатель тьмы!
   Он улыбнулся:
  -- Естественно, я искатель света.
  -- И что же, ты меня теперь убьешь?
  -- Конечно! - без особой радости ответил он. - Ты не пустил в душу зло. Мне ничего другого не остается... А жаль - ты бы мог стать отличным искателем.
  -- А ты бы мог стать отличным другом! В любом случае, я все равно ни о чем не жалею... Только прежде чем умереть, - во мне внезапно проснулась удивительная решимость, страха не осталось, злости тоже не было, только спокойствие и уверенность, - я хочу знать, зачем тебе все это нужно?
  -- Ты, как и полагается, задал сразу самый главный вопрос. Но чтобы ответить на него, я должен сперва сделать небольшое отступление. Я должен рассказать тебе о человеке...
  -- Да что ты можешь знать о человеке? - перебил я.
  -- Гораздо больше, чем ты думаешь... Но я тебя понимаю, ты же никогда не смотрел на людей снаружи, зато я никогда не видел их изнутри. - Ромка мечтательно поднял глаза к потолку. - Человеческая душа невероятно красива и непостижима. Ты даже не представляешь, какая борьба идет Там за эту красоту! Хотя тебе все равно сейчас не понять, все очень сложно, даже для меня. Скажу лишь, что все берет свое начало в том, что вы называете душой. - Он усмехнулся. - Забавная формулировка и очень примитивная. - Так вот, что касается твоего вопроса... Представь два бриллианта одинаковой величины, одинаковой огранки, но разной чистоты, в темноте они неотличимы от стекляшек, а на свету они неотличимы друг от друга, но добавь еще яркости - и тот, что чище, заиграет всеми цветами радуги. Но идеально чистых бриллиантов не бывает - все равно они все испещрены мельчайшими трещинками...
  -- Но и людей абсолютно добрых не бывает, - остановил я Светлова. Он лишь усмехнулся:
  -- На себя посмотри, источник света.
   Нельзя сказать, что бы я не догадывался. Подобная теория пришла мне на ум еще вчера, когда он рассказал мне про источники зла. Раз есть одно, значит есть и другое.
  -- Я иногда злюсь.
  -- Конечно, ты же человек. Ты так же накапливаешь зло, как и все, но твои странные заболевания неспроста, душа отторгает все накопившееся зло, и ты снова становишься чистым, прозрачным, невидимым, потому-то тебя было так сложно найти... Если бы не Зайцев...
  -- А Ваня-то тут причем?! - чувствуя, как внутри все закипает, быстро спросил я.
  -- Такой резкий переход от тьмы к свету невозможно было пропустить. А Дичко очень удачно подвернулся, хотя, впрочем, ничего удачного - этот дебил все испортил, когда цель была уже так близка.
   Мы немного помолчали, играя в дуэль взглядов.
  -- Ты так и не ответил на мой вопрос. Зачем тебе это нужно?
  -- Что тут непонятного? Цена бриллианта возрастает с его чистотой, а с людьми эффект еще сильнее... Чем меньше света, тем он ценнее. К сожалению, лучше объяснить не могу, да и не буду, я и так слишком много тебе наговорил.
  -- Но почему ты на стороне тьмы?
  -- Да потому, что тьма лучше света. Она дает настоящую свободу. Если ты стремишься стать добрым, ты не должен творить зла, совершать ужасные поступки... но никто тебе и слова не скажет, если ты, не сдерживая свою злость, заодно и совершил добро.
   Ах вот как!..
  -- Хочешь сказать - вам можно, а нам нельзя?!
   Он усмехнулся, склонил голову набок, посмотрел так, будто никогда меня не видел:
  -- Хочу сказать - ложка дегтя портит бочку меда, а не наоборот... Ладно, по-моему, пора заканчивать эту песню...
  -- По-моему тоже, - сказал знакомый голос из-за спины. Ромка вздрогнул. Я резко обернулся.
  -- Литвинов, ты откуда здесь взялся?
  -- Я думаю, ты уже не испугаешься, - серьезно ответил Лёня, но в его глазах читались смех и торжество, - если я скажу, что в данный момент я не совсем Литвинов.
  -- Мелкий паразитишка, - зло проговорил Рома, - вот кто он сейчас на самом деле.
  -- Не драматизируй, Светлов. Фамилию-то себе какую выбрал... По-моему, пора признать свое поражение. - Говорил Лёня быстро, с легкой тревогой в голосе.
  -- Ты мне ничего не сделаешь! - испуганно крикнул Рома.
  -- Я не сделаю, а вот он... - Лёня с надеждой посмотрел на меня. - Глупо сравнивать добро с мёдом, а зло с дегтем... На самом деле все совсем не так, ибо тьма в свете не может существовать, а свет во тьме - может... Твой друг сам ничего не понимает, он молод и амбициозен, помоги ему изгнать зло.
  -- Как? - неуверенно спросил я, глядя то на Лёню, который был не Лёней, то на Светлова, который тоже оказался не тем, за кого его принимали раньше.
  -- Ты источник света - обладатель неслыханной силы, ты можешь менять мир. Так используй свою силу! Используй свое добро!..
  -- Еще одно слово, - разозленно закричал Ромка, - и я оторву тебе голову! - Его рука вновь вспыхнула чудесным синеватым огнем.
  -- Быстрей, - Лёня отступил назад, - иначе он убьет ни в чем неповинного Литвинова.
   Светлов сжал зубы от злости - он выглядел обескураженным, заблудшим, потерявшемся... Кто он на самом деле? Что я о нем знаю?.. Искатель... каждый день новые города, новые лица. А есть ли у него дом, есть ли друзья?.. А враги?.. Ведь не стал бы он так много мне рассказывать, если бы в его душе не было хоть капельки добра. Я понял, что сказал Лёня о силе, и понял вовремя. Рома бросился вперед - очень быстро и стремительно...
  -- Стой, Ромка! - в отчаянии закричал я. Он как будто врезался в невидимый барьер - отскочил назад и со стоном рухнул на пыльный бетон. - Ром, я же знаю, ты в душе добрый, каждый человек в душе добрый. - Мне ужасно хотелось плакать, но я пока сдерживался.
  -- Дурак! - завизжал он, скрючившись от боли. - Я не человек и у меня нет души.
  -- Думай что хочешь! - обиженно крикнул я. - Но за то время, пока я знаю тебя, ты вел себя как настоящий человек. Мне бы хотелось, чтобы ты был моим другом. Но... но, - я всхлипнул, - раз так получилось, то дай мне хотя бы помочь тебе... А душа?! Ты ее заслужил, бери и будь спокоен. - Я вздрогнул от неожиданности и быстро отпрыгнул назад, потому что Ромка вдруг истошно закричал и вспыхнул ярким синим пламенем - он завертелся на полу, замахал руками. Через языки огня невозможно было ничего разглядеть...
  -- Стой где стоишь, - взволнованно протараторил Лёня. - Пробужденная душа выжигает в нем зло...
   Ромка извивался еще несколько секунд, а потом замер. Огонь плавно перекрасился из синего в обычный - оранжевый, только дыма все равно почти не было и запаха гари тоже. А потом пламя иссякло, так же неожиданно, как появилось. Я затаил дыхание, наблюдая за тем, как Ромка, испуганно озираясь по сторонам, медленно поднимается на ноги. Он был абсолютно голый, весь в саже и копоти, будто и вправду вышел из костра, однако взлохмаченные волосы остались целы. Он озирался по сторонам, будто видит все в первый раз, хотя я точно знал, что он все помнит и понимает. Я не отводил взгляда от его глаз и в тот миг, когда он, наконец, посмотрел на меня, мне показалось, что наши души переплелись, что я чувствую его, а он - меня, и даже обрывки его мыслей пронеслись метеоритным дождем перед моим внутренним взором. Ромка вдруг улыбнулся - очень привычно, знакомо до боли - и в ту же секунду исчез, расплываясь в синем, светящемся дыму.
  -- Куда он делся!? - испуганно закричал я, не оборачиваясь к Лёньке.
  -- Туда, - спокойно ответил он. - Для того чтобы стать человеком, надо для начала родиться. Хотя он может теперь стать настоящим искателем тьмы, это уж как ему вздумается.
  -- Я еще его увижу? - с надеждой и легкой досадой спросил я.
  -- Кто знает, - пожал плечами Лёня. - Ваши судьбы теперь связаны... Впрочем, я не имею права ничего рассказывать. Я всего лишь наблюдатель.
  -- За кем? - быстро спросил я.
  -- За ним. Я давно следил за Светловым, перепрыгивал из человека в человека. Как ты понял, своего тела у меня пока нет. - Последнюю фразу он сказал с явной долей сожаления. - Видишь, как все получилось... Он хотел использовать Дичко, чтобы погасить в тебе свет, но в итоге не только сам вспыхнул, да еще и наговорил тебе столько всего, что ты теперь стал практически неуязвим.
   Я испуганно глянул на Тошу - за последние минуты произошло так много событий, что его смерть отошла на второй план.
  -- А что же с Дичко теперь? - глупо пробормотал я.
  -- Ну раз уж нашли источник, - засмеялся Лёня, - надо нейтрализовать. - Он быстрым шагом подошел к обвисшему на трубе Антону и дотронулся указательным пальцем до его лба. - Душа еще тут. Отлично, поступим так, как поступают искатели...
   Дичко неожиданно ожил, задергался, застонал, а потом его покрасневшие глаза закатились, изо рта потекла красная кровавая пена и он снова обмяк. Я отвернулся, меня чуть не вырвало, это было самое ужасное из того, что я сегодня видел... Лёня понимающе поджал губы, виновато опустил глаза.
  -- Что ты с ним сделал? - словно отплевываясь выговорил я.
  -- Замкнул его зло само на себе.
  -- А по-русски?
   Он улыбнулся:
  -- Заставил в один миг ощутить все плохое, что он сотворил с другими за всю свою жизнь.
   Меня вновь замутило. Даже в глазах на секунду потемнело.
  -- Это жестоко, - потупив взгляд, сумеречно проговорил я.
  -- Тебе нужен покой и отдых, - словно оправдываясь, ответил Лёня. - А мне пора уходить... Твой друг - Литвинов - будет помнить все, кроме этой котельной и записки, которую я подбросил тебе в портфель...
   Я не смотрел на него - почему-то меня одолела ужасная обида, словно откат от всех сегодняшних событий.
  -- А теперь прощай, - проговорил он после некоторой паузы, - спасибо тебе.
   Я еще немного выждал, потом поднял голову - его уже не было, и только из приоткрытой двери в котельную пробивался яркий солнечный свет... Тебе спасибо, кто бы ты ни был.
  
   Все это вскоре забылось, как страшный сон, гораздо быстрее, чем я думал... В школе несколько дней трубили о смерти Дичко, почему-то появилась версия, что он совершил самоубийство... Если разобраться, так оно, в принципе, и было. Однако, несмотря на все охи и вздохи, никто не собирался плакать, а некоторые и вовсе злорадствовали по этому поводу. Про Ромку никто ничего не знал. Я решил сам придумать подходящую версию, пока его исчезновение не обросло страшными историями про какого-нибудь маньяка, как это обычно бывает. Я шепнул нескольким людям, что Ромкины родители отправили учиться сына в частную школу в Англии. Вскоре мне уже твердо сообщили, что Светлов шлет привет из Америки. Я воспринял эту новость подобающей улыбкой - не все ли равно, в самом деле...
   Литвинов ничего не помнил и вел себя вполне обыденно, разве что стал ближе с одноклассниками и теперь всегда давал Лёхе списывать. Вообще наш класс стал намного дружней. Наверное, общая тайна "заговора" сблизила нас. Мы постоянно собирались у близнецов или у Гайдовского, болтали, смеялись, играли... Все было хорошо. Все были счастливы!.. Вот только я ощущал себя немного одиноким - какое-то странное чувство возникало, будто я чужой на этом празднике жизни, будто это не мои друзья, а... как бы сказать.. Чужие, взятые взаймы... Моя собственная тайна мешала мне, давила тяжелым грузом на сердце и я никак не мог от этого избавиться... Какое-то странное сладковатое мучение - ты знаешь что-то очень хорошее, но не можешь никому открыться. Все равно что видеть выигрыш в лотерейном билете, и молчать... Это сложно объяснить...
   Шла последняя неделя учебного года. Май выдался по-настоящему летним - теплым, безоблачным. Свежая листва придавала воздуху особый аромат. Вовсю цвела черемуха. По вечерам в парке уже можно было услышать соловья. Но соловья мне сейчас было тяжко слушать - грусть он на меня навевал... Да и романс мне этот порядком надоел. Я всегда больше любил щебет утренних птах. К сожалению, я ужасный соня, с трудом поднимаюсь по утрам, но если вдруг выпадает проснуться часов в шесть, для меня это оборачивается настоящим праздником - на улице еще очень тихо, мягкое оранжевое солнышко почти не слепит, и все вокруг словно бы замирает, наслаждаясь кратким мигом пробуждения. А может быть и хорошо, что я не так часто вижу рассвет, а то привык бы еще... Человек ко всему привыкает, только кто-то раньше, кто-то позже... Я вот мог гулять по парку до самого вечера, тем более что не так уж часто мне это удавалось. Друзья, хор, дела всякие, попробуй тут еще вырваться... В такие минуты я радовался, что не имею сотового телефона. Вообще в лес с мобильником ходить - все равно что плавать, привязываясь веревкой к пирсу. Наш парк, конечно, не лес, но все-таки - природа.
   Я сидел на одной из многочисленных лавочек, расположенных по кругу вдоль главной площади, -зимой тут каток заливали, а теперь у входа соорудили сцену и по выходным сюда приезжали разные артисты - концерты устраивали. Сейчас сцена пустовала, а на площадь выкатили несколько ларьков с разными сладостями и игрушками. Я хотел было подойти посмотреть, да денег все равно с собой не было. А потом, лень было вставать, я сидел уже достаточно долго, тень от кроны старого вяза, под которым я расположился, проползла уже метра три и готова была зацепить мои башмаки.
   Я наблюдал за одним мальчишкой - маленький, класс второй-третий. Он сидел на инвалидном кресле, но это не мешало ему весело размахивать ногами в такт незатейливой музыке, исходящей из радиодинамиков, спрятавшихся где-то в листве деревьев. От спинки кресла тянулись две нитки с привязными на концах воздушными шарами - те смешно пошатывались из стороны в сторону, будто тоже подтанцовывали пареньку... Родителей с ним не было, видимо, отошли в какой-то из ларьков, поражающих внушительностью своих очередей. И все же мне показалось странным такое длительное отсутствие взрослых - все-таки ребенок маленький, да еще инвалид... Минут через двадцать мальчик перестал размахивать сандаликами, заметно погрустнел, уперся подбородком в ладони, просидел так еще минут пять... А потом тяжело вздохнул и, в последний раз оглядевшись по сторонам, как ни в чем не бывало поднялся с кресла и не спеша побрел прямо к моему вязу... Я выжидал, даже фальшиво изображал, будто не замечаю его, но то и дело поднимал глаза, чтобы взглянуть на его рыжеватую макушку.
  -- Привет, - сказал он так, будто мы были всю жизнь знакомы. Он сел рядом со мной и уставился вдаль, видимо, пытаясь все же найти в толпе своих непунктуальных родителей.
  -- Привет, - осторожно поздоровался я. Вблизи он был еще меньше, чем с расстояния, такой хрупкий, беззащитный...
  -- Отдыхаешь?
  -- Отдыхаю, - неуверенно и даже чуть-чуть смущенно ответил я. - Про тебя забыли, что ль?
  -- Угу, - вздохнул мальчик. - Опять... Ну и ладно, не привыкать. - Он глянул на меня из-под бровей большими глубокими, как небо, глазами. Потом достал из кармана шортиков какую-то бумажку и протянул ее вперед: - Это тебе.
   Я искренне улыбнулся, бережно приняв "подарок".
  -- Спасибо... - Мне пришла в голову хорошая мысль. - Слушай, может, ты есть хочешь? У меня остались бутерброды.
  -- Давай, - скромно улыбнулся мальчик. - Только я лучше там съем, а то кресло без присмотра не хочется оставлять...
  -- Хорошо. - Я достал из портфеля пакет с двумя бутербродами и протянул один мальчишке.
  -- Спасибо... - Он тут же откусил добрый кусок. - Ну я пошел, до встречи.
  -- Пока, - улыбнувшись ответил я, машинально разворачивая полученную бумажку.
   Недожеванный кусок хлеба застрял у меня в горле, сердце заколотилось с утроенной скоростью... Я знал этот почерк очень хорошо - неровный, размашистый, крупный... Это был почерк Вани Зайцева. Я почувствовал, как к глазам подбираются слезы, но не стал противиться - так и должно было быть...
  
   "Вот видишь, как все получилось... Легко и сложно... Наверное, так и должно было быть, но в любом случае я очень рад за тебя и действительно счастлив!.. Я все это время был с тобой, как обещал, я жил в твоем сердце, в твоей душе... Тут очень светло и просторно. И еще тут кругом любовь - смешная наивная девчонка! Такая хохотушка! Очень смахивает на тебя, точнее на твою сестру... Впрочем, не воспринимай слишком серьезно - я, когда счастлив, порой несу такую чушь!..
   Я думаю, пришла пора нам расставаться... Ты только не грусти, я покидаю твое сердце, но не память... Надеюсь, я останусь для тебя светлым воспоминанием. Ничего не бойся, просто живи, как живешь. Прощай...
  
   И листьев нет еще, но слышан уж их шелест.
   И снега талого чуть ощутимый аромат.
   Собрать бы камни и построить берег
   Для моря, где корабль будет по волнам скакать...
  
   P.S. Да, и слезы-то вытри, плакса!"
  
   Я послушно растер сладкие слезы по лицу, несколько раз шмыгнул носом. Посмотрел вслед голубоглазому мальчику - его уже нигде не было. Как он сказал? "До встречи". Эх, а ведь где-то я тебя уже видел, может быть во сне, а может и наяву!
   Я внезапно ощутил, что камешек, прочно застрявший в моем сердце после Ваниной смерти, исчез - растворился навсегда. Дышать стало легко и свободно. Я больше не чувствовал вины. Я снова стал самим собой. И такая радость вдруг на меня навалилась, такое счастье! Я готов был обнять весь мир, который улыбался мне в ответ ярким, уже почти летним солнышком.
Оценка: 4.48*6  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"