Аннотация: Кажется, что нам уже знакома эта история. 60-е прошлого века, американский город Даллас. Но нет, это Германия и апрель 1945, городок Ласдалл. А героям лишь что-то кажется, что-то видится как бы в тумане.
Юрий Комягин. ПАРАЛЛЕЛЬНЫЕ МИРЫ
КАПИТАН КЕДЕНЕВ. Вот уже второй день мы живем без войны. Я наконец-то сходил в баню, помылся и постирался. Живу в доме, где раньше обитал какой-то важный фриц. Любитель охоты, у него отдельная комната под охотничьи трофеи приспособлены: рога там всякие, шкуры. И ружья такие, что аж глаза зажмуриваешь. Взять бы с собой одно, нам разрешили брать трофеи. Только как эту дуру потянешь? И с другой стороны, ну его к черту, надоело оружие. Вернусь домой - пойду учиться. Вообще, эта война, конечно, последняя. Чего только я не насмотрелся за эти три года, кажется, человечество начинает осознавать, что воевать больше нельзя, это - смерть для всех.
Пашка, мой ординарец, натаскал в комнату матрацев, одеял, подушек. Две ночи я проспал, как король. И жратвы в подвале оказалось навалом, а нас всего пятеро. Вчера пили вино и разбавленный спирт, закусывали фрицевскими консервами. Раньше я про такие только слышал, а сейчас сам увидел. Поворачиваешь специальный ключ, чтобы открыть, и пока открываешь, она шипит и нагревается. Умеют, суки, делать.
Не знаю, насколько мы здесь застряли, но передышка пришлась в самый раз. Надоела эта война смертельно. Раньше думали, что за две недели любого противника разгромим, а фрицев вон сколько времени долбаем. Но в этом году им точно капут. Это уже не под Москвой, не в Сталинграде, мы в Германии. Пьем вино в доме какого-то барона. Правильно Маяковский еще когда писал: барона - вон, шайку - вон его. Сейчас мы кукуем в этом сонном городишке, как его... Ласдалл, что ли... А скоро возьмем Берлин.
После обеда сходил в штаб. Новости хорошие: отдыхаем, зализываем раны, набираемся сил - такая ситуация. Значит, мне что нужно сделать? Написать письма домой; отправить посылку; записи в дневник (не забывать про осторожность); встретиться с Женей, если ее отпустят...
* * *
ФОЛЬКСШТУРМОВЕЦ КУРТ. Моя жизнь заканчивается. Сегодня это окончательно стало ясно. Мне только двадцать четыре, и у меня был белый билет, но это не так важно. Это совершенно не важно. То, что меня не станет... ладно... Так угодно Великому Фюреру, так угодно великой Германии. Поэтому я навсегда останусь в этом полуразрушенном Ласдалле. Подумать только, за все время на город не упала ни одна бомба англичан и американцев, а русские за час разнесли полгорода. Они варвары, дикие азиаты.
Как же страшно мне было в этом бою. Мне показалось, что я удачно замаскировался на первом этаже здания и буду незаметно кусать противника. Жалить его, как маленькая и смертельная оса. Но сначала ударили русские пушки, а потом внезапно возник этот громадный танк. Стальное чудовище, такими монстрами русские хотят покорить немецкий народ. Он был метрах в пяти от меня. Откуда он, черт возьми, взялся? Я понял, что просто ничего не успею сделать, как это произошло. Я должен был погибнуть на месте, меня должно было разорвать на куски, смерть должна была придти ко мне мгновенная, когда ты просто в один миг поднимаешься на небо. Но я не погиб, меня спасло то, что я находился у самого окна. Оглушительно зазвенели стекла и стали рушиться стены. Я успел увидеть, как на улицу вылетел мощный дубовый стол и разлетелся в щепки...
Когда я очнулся, рядом не было никого. Но - удивительная штука - возле меня лежала целехонькая снайперская винтовка, ничуть не пострадавшая в этой передряге. Старый добрый "Маузер" - добротное немецкое оружие, которое я помню еще со школьных лет, с занятий по военной подготовке. Взрывной волной с меня сорвало шинель и всего осыпало какими-то мелкими осколками, а винтовка ни капельки не пострадала. Я воспринял это как знак. Провидение меня спасло для чего-то, для какой-то цели. Я осмотрел свои руки и, кроме царапин, никаких существенных ранений не увидел. Руки действовали нормально, пальцы сгибались. А вот с ногами что-то произошло. Ниже колен они словно онемели. Может, просто затекли. Я попытался встать, и тотчас дикая боль свалила меня на пол. Никто не отозвался на мой крик, значит, бой откатился дальше. Мне надо постараться как-то выбраться из этой каменной ловушки... Я могу ползти - и это чудо. Надо попробовать забраться на самый верх. Занять ключевую позицию. Когда подойдут наши отборные свежие части, я им помогу. И кто-то же наверняка уцелел рядом...
* * *
КАПИТАН КЕДЕНЕВ. Ура, Женьке дали увольнительную. Нет боев - нет новых раненых, а у медсестры тоже должен быть отдых. Мы пробирались через развалины подальше от людских глаз, и не было сейчас человека, счастливее меня. Женька, мы в Германии, а ведь еще пару месяцев назад мы бились в Польше, и мина из шестиствольного "ванюши" швырнула меня в овраг. Я остался жив, и ранения оказались так, почти пустяковыми...
Вот и дом, с башенками и балконами, где я остановился. Женька зашла в одну комнату, потом - в другую. Достала из буфета бокал - я еще удивился, какая у него длинная тонкая ножка.
-Неужели это все для одной семьи? - удивилась она.
-Ты же читала, что у нас до революции тоже так было.
-Зачем им столько?
-От жадности, наверно. Имеешь целую гору, а хочется еще больше.
И тут она увидела эти двери, узкие и высокие.
-А там что?
-Барахло разное сложено. Вроде кладовки.
-Барахло...
Женя хотела уже пройти дальше, но вдруг остановилась и потянула ручку дверей на себя. Комната за ними напоминала большой шкаф. Тут висели шубы... платья разные. Короче, всякой одежды. Женя - так аж закачалась от удивления. У меня сразу мелькнула мысль: вот было бы здорово отправить все это великолепие в наш драматический театр.
Не знаю, о чем в этот момент подумала Женя. Она шагнула вперед и исчезла. А потом появилась, и я ее сразу не узнал. Вместо привычной гимнастерки и тяжелой юбки на ней было такое ослепительно голубое небо, то есть платье. Такое ослепительное, что я даже зажмурился. Я подумал, что, может, мне все это снится. На войне мне несколько раз снились странные сны. Я видел какой-то большой город, весь в сверкающих огнях. Может, это был город из будущего, в котором будут жить наши дети и внуки, не знаю. Во сне я видел вереницы машин, и все они были необычные, длинные, черные, словно... словно лакированные. Колонна этих машин ехала по главной улице города, а на тротуарах по обе стороны дороги стояло множество людей. Люди махали руками, радовались, улыбались. И бросали на машины цветы. Но в этом хорошем мирном сне все же что-то происходило не так. Я знал, что вот должно было случиться что-то страшное, но не понимал, что именно. Потом я просыпался и думал, что чувство тревоги у меня возникало потому, что сон о мирном городе мне снился на войне. Когда меня чуть не ухлопал залп из "ванюши", я ведь тоже почти увидел это заранее во сне. Накануне мне приснилось, что я спортсмен и прыгаю в длину, и мне во что бы то ни стало надо победить в этих соревнованиях. Я и победил.
А что означает город будущего в моих снах, я не знаю. Сюда бы мою бабушку, которая всей деревне растолковывала сны. Только она далеко отсюда. Милая бабушка, я скоро вернусь. Может, даже, буду ехать на длинной черной машине, а ты выйдешь встречать меня.
* * *
ФОЛЬКСШТУРМОВЕЦ КУРТ. Ступеньки я преодолевал одну за другой. Упирался локтями, подтягивал к ним живот, потом - снова локти. Винтовка была тяжелой, но я ее не выпускал. Вот так, ступенька за ступенькой... И тут я вдруг представил себе такую картинку. В этот городок приезжает Сталин, наверняка он появится в Германии. И мне сразу стало легче подниматься. Я должен убить Сталина, и тогда все сразу изменится. Правильно, Сталин обязательно приедет, чтобы показать, что его сапог топчет немецкую землю. И тут как раз я, в полуразрушенном складе школьных принадлежностей. Я и надежная винтовка "Маузер" с оптическим прицелом. Я уже почти на самом верху. Локти, живот, винтовка, ноги... Я очень устал, но небеса дают мне силы, и скоро обо мне заговорит вся Германия.
* * *
КАПИТАН КЕДЕНЕВ. Надо же, я задремал. Это все шампанское из баронских подвалов. Я открыл глаза и...
-Женька, ущипни меня.
-Дурачок, ты уже не спишь. Это точно я. Правда, я красивая?
-Ты очень красивая. А что это у тебя на руках? Перчатки? Ну, ты прямо как Любовь Орлова.
-Кто?
-Любовь Орлова, киноактриса.
-Так тебе нравится киноактриса?
-Теперь ты дурочка. Я люблю тебя.
-Скажи еще раз.
-Что? Что ты дурочка?
-Нет, что любишь меня.
-Я люблю тебя.
-Я тебя тоже.
-Отправь это платье домой. Когда вернешься, ты будешь самая красивая.
Я обнял ее и поцеловал. Платье, электрически потрескивая, заструилось у меня под руками...
И снова я уснул, счастливо и безмятежно. А Женька - так, кажется, уснула раньше меня. На войне особенно ценны такие мгновения... Я проснулся внезапно, словно от толчка в бок. Оказалось, меня действительно толкнули.
-Ты чего, Женька?
-Я видела это.
-Что это?
-Ну, этот город. Где машины едут по главной улице...
-Подожди, ты точно это видела?
-Точно. Мы с тобой были в такой открытой машине, где нет верха.
Я растерянно подумал, что не может один и тот же сон снится и мне, и Женьке. Причем одновременно. Но он же... снился. Как так?
* * *
ФОЛЬКСШТУРМОВЕЦ КУРТ. Пока я забирался на самый верх, ступенька за ступенькой, наступила ночь. Я лежал у разбитого окна на полу, подложив под щеку гладкую поверхность приклада. Теперь надо пережить ночь и дождаться утра. Я сделаю это, обязательно сделаю. У меня лишь что-то с ногами, а руки действуют нормально, и глаза видят далеко. Вот во рту пересохло, это да. Болели содранные локти, и все еще дрожали от напряжения пальцы. Ну, это уже совсем ерунда.
Апрельская ночь 1945-го. Русские в Германии, а я все еще жив. Кажется, я задремал, потому что отчетливо увидел Ирму рядом с собой. Я смотрел на ее милое лицо и говорил:
-От меня зависит исход войны. Теперь только от меня.
Во сне я был твердо уверен, что именно в Ласдалле появится Сталин и будет ехать по дороге, которая мне отсюда, с шестого этажа бывшего склада школьных принадлежностей, отлично видна. И я не промахнусь. Даже если глаза станут отказывать, оптика не подведет. Наша оптика надежная, это уже не раз проверено. Ну а теперь спать, надо обязательно выспаться.
* * *
КАПИТАН КЕДЕНЕВ. Ох, не хотелось утром подниматься, и я провалялся чуть ли не до девяти. Но все, хватит. Умылся во дворе, побрился и даже освежил себя одеколоном "Шипр". В штабе ординарец комдива прояснил мне обстановку:
-Сегодня еще здесь простоим, а завтра выступаем.
На улице я встретил Славку Березова, моего давнего знакомца еще с Курской дуги. Вот интересный товарищ, всегда веселый и улыбчивый, даже в те моменты, когда казалось, что каюк всем.
-Ваня, смотри, какого красавца я раздобыл.
И он гостеприимно распахнул дверцу трофейной легковушки:
-Прошу. Прокачу с ветерком.
-Давай сначала Женю в госпиталь подкинем.
-Слушаюсь. У вас нынче персональный извозчик. Куда изволите-с, товарищи офицеры и дамы?
Артист, честное слово. Я уселся на переднее сиденье, Жена - сзади, туда же капитан Колосов запрыгнул, пронырливый чертяка и большой любитель прокатиться на авто. Ну и Славка, само собой, за руль.
-С ветерком!
Он щелкнул какой-то кнопкой, и крыша вдруг поехала назад. Вот это да!
-Как? - воскликнул Славка, довольный произведенным эффектом. - В апреле-то не замерзнем.
-Поехали.
И машина плавно тронулась по дороге.
* * *
ФОЛЬКСШТУРМОВЕЦ КУРТ. На удивление легко я встал на колени. Это было то, что нужно. Грудью я лежал на подоконнике и мог свободно целиться. Дорога словно въезжала в окуляр, я видел ее отчетливо. Шершавый язык еле ворочался во рту, но эту ситуацию никак нельзя было поправить, и я старался не обращать внимания. Мне оставалось только ждать.
Наверно, мои вчерашние мысли о Сталине были чересчур наивные... Ладно... Но кто-то же должен проехать по этой дороге, грузовик или легковушка. Может, даже простая повозка. Двух-трех русских я успею снять. Если каждый немец ликвидирует двух-трех русских, то победа будет за нами. Вот и солнце стало моим союзником. Оно слепит противника и тем самым помогает мне.
Внизу на дороге показалась машина. Это был "Опель" без верха. Прекрасно, что так. В окуляре оптического прицела я увидел лица врагов так отчетливо, как если бы они находились совсем рядом со мной. Я приготовился к стрельбе: прицелился и затаил дыхание.
* * *
КАПИТАН КЕДЕНЕВ. Славка вел машину, как заправский лихач. Так небрежно, одной рукой держась за руль. Дорогу наши танки не успели разбить, мы ехали быстро. Перед поворотом Славка сбавил скорость. Правильно, а то могли бы и не вписаться. Тут уже дорога стала посложнее. Какие-то обломки, техника разбитая... На мину бы не наскочить. Но вроде не мы первые тут катим. Вот здание многоэтажное, какое-то угрюмое, закопченное. Стена на первом этаже разворочена, похоже, танковым выстрелом. Что-то как мелькнуло там внутри. Нет, показалось.
Но уже холодными струйками заползала вовнутрь тревога. Я сжал покрепче автомат. Сердце забарабанило тугой колотушкой: бум-бум-бум! Да ведь уже прочесывали это здание, не должно быть там никого. И тут до меня дошло, что опасность на самом деле поджидает нас впереди. За железнодорожной насыпью сверкнул быстрый лучик - это солнце отразилось... в оптическом прицеле? Я быстро вскинул автомат, но больше ничего сделать не успел. Выстрелы загрохотали, казалось, отовсюду.
* * *
ФОЛЬКСШТУРМОВЕЦ КУРТ. Славная винтовка "Маузер". Не длинная, не короткая, не очень тяжелая. Короче, то, что надо... Я люблю оружие с детства, лет в семь впервые взял в руки пистолет, ощущая его магический вес в руке. Потом, когда я стал постарше, были охотничьи ружья и карабины. "Шмайсер" тоже мне понравился, только такой... трескучий.
В первом бою с красными, когда загрохотала артиллерия, и все вокруг смешалось, мой автомат куда-то подевался. Я схватил первое попавшееся. Это оказалась винтовка "Манлихер-каркано" наших итальянских союзников. Хотя какие они союзники, выкинули к тому времени белый флаг. Ну, "Маузер", конечно, лучше. Надежнее. Я прицелился и затаил дыхание. Три-четыре выстрела я успею сделать. Больше мне, пожалуй, не дадут. Вот они, мои последние секунды. Крупная голова сидевшего на переднем сиденье отчетливо заполнила прицел. Я чуть напряг палец, надавливая на спусковой крючок.
Внезапно там, на дороге, что-то произошло. В ушах у меня зазвенело от выстрелов. Кажется, там, у железнодорожной насыпи, кто-то опередил меня. Я увидел, как фигуры людей, сидевших в машине, неестественно задвигались, сам "Опель" завилял по дороге, набирая скорость. И только после этого я почувствовал глухие толчки приклада в плечо: это были мои собственные выстрелы. Все. В изнеможении я закрыл глаза.
* * *
КАПИТАН КЕДЕНЕВ. Что-то очень горячее резко рвануло мое горло. Так когда-то в детстве меня резко рванул за руку соседский пес. Было очень больно... Сверкнуло солнце, рассыпаясь на сотни брызг. Наверно, мы все-таки угодили в засаду. Я ранен? Я умираю?
В сорок втором, когда надо было выпрыгнуть из окопа в холодную чавкающую грязь, а уже загрохотали первые немецкие пулеметы, я выскочил и вдруг почувствовал, что все пули, летевшие нам навстречу, меня обминают. Меня тогда словно зонтиком таким накрыло. Дождевые капли с него стекают и все. В тот миг я был не возле разбитой тверской деревушки, а где-то совсем далеко от нее, словно на другой планете. Или просто в какой-то другой местности. Что-то мелькало у меня перед глазами, и небо куда-то обрушивалось...
Но вдруг я почувствовал, как острый холод заползает мне под шинель. Я лежал в стылой желтовато-мутной луже, сбитый на землю тяжелой немецкой пулеметной очередью. Мне хотелось отползти чуть в сторону, подальше от этой ледяной воды. Я не мог пошевелиться, но твердо знал, что все закончится хорошо.
А вот сейчас... сейчас... сейчас...
* * *
Из записи в журнале передвижного полевого госпиталя:
"КЕДЕНЕВ Василий Владимирович, 1917 года рождения...
Сквозное пулевое ранение черепа с повреждением мозгового вещества (входное отверстие - в лобной области, выходное - в области затылка). Доставлен в коматозном состоянии, без пульса. Введен один сантиметр кубический 1 % раствора морфия, один сантиметр кубический коффеина. Состояние не улучшилось. Умер в 13. 15".