Не Роман Михаила Веллера
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
ЮРИЙ КОМЯГИН
НЕ РОМАН МИХАИЛА ВЕЛЛЕРА
Какая-то поверхностная малообразованность, проявившаяся во взрослом культурном человеке, меня даже удивила и разочаровала.
И вот с тех пор это чувство не покидает меня уже никогда.
М. Веллер. "Мое дело".
В родной библиотеке (Гродненской областной научной библиотеке имени Е. Карского) я увидел эту книгу: М. ВЕЛЛЕР "Слово и профессия" (М., "Аст", 2008). Взял с полки и полистал. Вот он, знаменитый "Ножик Сережи Довлатова" (вместе с "Не ножик не Сережи не Довлатова"). Надо перечитать. Перечитать, не торопясь, наслаждаясь. Ну, ладно. Стал перечитывать. Не торопясь. Сейчас, думаю, вот-вот дойду до наслаждения. Наткнулся в процессе перечитывания на фразу "Автор вообще большой педант в деталях". Обрадовался. Уважаю. Я тоже стремлюсь к педантизму в деталях, но, увы, получается далеко не всегда. Хотя лучше бы М. Веллер этой фразы не писал. Споткнувшись в его тексте раз в восьмой, я взял ручку и лист бумаги. Получился комментарий читателя к сочинению писателя. Отклик на вопрос о педантизме в деталях. Ну, а почему бы и нет? Курсивом я обозначаю написанное М. Веллером с указанием страницы из вышеупомянутой книги данного автора. Кто читал веллеровский "Ножик...", поймет, почему я избрал такую форму.
Стр. 17. Ножик Сережи Довлатова.
Стр. 18. Этот ножик подарил мне Довлатов... он переслал редакции подарки: пробный флакончик французских духов, что-то пишущее и складной ножик с латунным крестиком на вишневой пластмассовой щечке.
Стр. 83-84. Тот ножик я давно потерял - забыл в гостинице вместе еще с кучкой походно-хозяйственной мелочи. Честно говоря, толку с него было немного: пинцетик сломался, зубочистка затупилась, пилить пилкой было нечего, а хилое маленькое лезвие разболталось. Такие ножички на распродаже в Нью-Йорке, как я позже увидел, стоят 99 центов.
В общем, говно оказался подаренный С. Довлатовым М. Веллеру ножичек. Якобы швейцарский по внешнему виду, а на самом деле самый натуральный китайский ширпотреб. Такой совсем не жалко в гостинице забыть, ведь 99 центов (цифра 99 еще возникнет на наших страницах), как презрительно подчеркивает М. Веллер, на распродаже в Нью-Йорке... Да и то ведь: ни волосы из носа повыдергивать, ни в зубах поковыряться, какой с него прок.
Смысл веллеровского пассажа, понятно, в другом. Ведь ножик, подаренный Довлатовым (не важно, по какой цене купленный), приобретал ценность именно как подарок Довлатова, живого классика русской литературы. А уж после смерти Сергея Донатовича тем более. Веллер словно говорит читателю: подумаешь, нашли писателя. Такое поведение не ново. Скажем, Владимир Войнович немедленно подарил кому-то врученную ему фотокарточку Александра Солженицына с автографом.
Стр. 20-21. Лурье и пересек меня с Довлатовым забавным образом... Меня решили оплатить посредством редакционного гонорара за отшибную внутреннюю рецензию, из расчета три рубля за авторский лист рецензируемой рукописи.
-- Миша, -- сказал Лурье, вручая мне папку с надписью "Сергей Довлатов. - Зона", -- пусть совесть вас не мучит. Напечатать мы это все равно не можем. Увидите: там зэки, охранники, пьянки, драки...
... "Зона" не произвела на меня впечатление литературы. К моему облегчению, не пришлось даже кривить душой... И все-таки "Зона" без нажима запоминалась. Она была не похожа на прочее, идущее в журналах.
Вот ключевой момент, на мой взгляд, в "Ножике Сережи Довлатова". Автор решительно заявляет читателю: сколько С. Довлатов получал отрицательных отзывов на свои произведения и хоть бы какая сука в этом призналась! А он, Веллер, бесстрашно говорит: да, в ленинградском журнале "Нева" именно я зарубил довлатовскую "Зону", тоже, блин, увидели классическую литературу.
Через энное количество страниц автор замечает, что практику в редакции журнала "Нева" он проходил летом 1971 года, стало быть, именно к этому периоду относятся описываемые события. Это важно - знать точное время. Потому что вопрос к автору у меня сразу возникает такой: что именно рецензировал из Довлатова Михаил Веллер? Как что? Мы только что прочитали: "Зона". Э-э, не спешите с окончательными выводами.
Итак, 1971 год. Советский Союз прочно и уверенно погружается в болото застоя. Пустеют магазинные полки, на 24-м съезде КПСС Леонид Ильич Брежнев сказал... К этому времени сидят в лагерях писатели Даниэль и Синявский, введены войска в Чехословакию, идет травля Александра Солженицына, писатель Анатолий Кузнецов, автор знаменитого романа "Бабий яр", попросил в Англии политического убежища (а приехал - о, ирония! - собирать материалы к 100-летию В. И. Ленина). Возглавивший КГБ Юрий Андропов раскручивает и успешно ведет борьбу с диссидентами. Безжалостно караются распространители "самиздата", то есть неподцензурной литературы. К так называемым антисоветчикам широко применяются психиатрические репрессии. Ну, представили себе обстановочку? И вы хотите сказать, что в эти не самые веселые времена простодушный и доверчивый Сергей Довлатов приносит в журнал "Нева" рукопись своей "Зоны"? На предмет, так сказать, дальнейшего напечатания? Ну, там "зэки, охранники, пьянки, драки". Ой, не смешите меня. Любой вариант "Зоны" в 1971 году официальными властями мог рассматриваться только как прямая антисоветчина. Уже само слово "зона" в названии повести несло в себе крамолу.
Значит, при поступлении данной рукописи в редакцию, подчеркиваю, советского журнала, что должен был сделать редактор этого журнала? Правильно, набрать номер управления КГБ для того, чтобы пресечь дальнейшее распространение антисоветского сочинения. Сообразуясь даже не с некими идеологическими нормами, а с соответствующими статьями тогдашнего Уголовного кодекса РСФСР. Но в редакции "Невы" процветает какой-то непонятный гнилой либерализм. Крамольная рукопись не только не лежит в сейфе у начальства, она опускается до уровня литконсультанта-практиканта. Мол, напиши что-нибудь дурному автору, что редакционный портфель перегружен и журнал заполнен на десять лет вперед. Вы верите в подобную ситуацию? Я, честно говоря, не очень.
Данная рукопись С. Довлатова могла на тот момент в СССР распространяться только в "самиздате", было в стране тогда такое явление. В таком случае зав. Отделом мог, конечно, предложить студенту ознакомиться. Если доверял. Если не боялся. Но только в приватном порядке. При чем здесь тогда рецензия?
Короче, концы с концами не сходятся. Интересно, что у самого Довлатова журнал "Нева" упоминается. Вот отрывок из "Невидимой книги" писателя:
"В журнале "Нева" служил мой близкий приятель - Лерман. Давно мне советовал:
-- Напиши о заводе. Ты же работал в многотиражке.
И вот я сел. Разложил свои газетные вырезки. Перечитал их. Решил на время забыть о чести. И быстро написал рассказ "По заданию" -- два авторских листа тошнотворной елейной халтуры.
Там действовали наивный журналист и передовой рабочий. Журналист задавал идиотские вопросы по схеме. Передовик эту заведомую схему - разрушал. Деталей, откровенно говоря, не помню. Перечитывать это дело - стыжусь.
В "Неве" мой рассказ прочитали и отвергли. Лерман объяснил:
-- Слишком хорошо для нас.
-- Хуже не бывает, -- говорю.
-- Бывает. Редко, но бывает. Хочешь убедиться - раскрой журнал "Нева"...
Я был озадачен. Я решился продать душу сатане, а что вышло? Вышло, что я душу сатане - подарил.
Что может быть позорнее?
Я отослал свое произведение в "Юность". Через две недели получил ответ - "берем".
Так не этот ли рассказ на самом деле рецензировал М. Веллер? Похоже, что да. Отсюда понятно, почему с довлатовской халтурой не стал связываться штатный сотрудник журнала и перевел стрелки на практиканта.
Сам Довлатов подводит итоги своего появления в официальной советской литературе так: "Тысячу рублей получил я за эту галиматью". Заметим, тысячу рублей еще тех, советских, когда хлеб-кирпич стоил 14 копеек, а бутылка водки - 3. 62. Ну, а Веллер "срубил" свои шесть рублей за два листа рецензии.
Со словом "галиматья" связан хороший анекдот:
Телефонный звонок.
-- Алло.
-- Это галиматья.
-- Кто?
-- Галиматья.
-- Кто-кто?
-- Гали мать я. Галя не у вас?
В общем, такая галиматья получается.
Стр. 56. - А вы не читали, в газете "Литератор" опубликовано его (Довлатова - Ю. К.) письмо Дару. Он вас там очень хвалит, просто очень.
-- Дару? - опасливо переспросил я. - Нет.. не знаю. Я знаю, было опубликовано письмо Арьеву, где он обо мне упомянул.
-- Нет, Дару. Вы знаете, есть такой Дар?
-- М-м, слышал, конечно.
Стр. 177. Дар. - Очень часто я напоминаю себе растерянного Чапаева из одноименного кинофильма с его бессмертным вопросом: "Кто такой?.. Почему не знаю?.."
Это, напомню, цитаты из романа Михаила Веллера. Напомню, что когда-то М. Веллер жил в Ленинграде, учился на филфаке, писал рассказы, интересовался литературой. И вот на страницах его сочинения появляется человек со странной фамилией. И как же хлестко он припечатан. Кто такой? Почему не знаю?
А вот что писал об этом же человеке в статье "Последний чудак" Сергей Довлатов:
"... О нем говорили - муж Веры Пановой. Или - отчим Бори Вахтина. Еще говорили - чудак, оригинал. Начинающим авторам деньги отдалживает (закрадывается крамольная мысль: может, и Веллеру отдолжил, а тот не отдал? - Ю. К.). Советскую власть открыто ругает. У него была смешная и даже вызывающая фамилия. Вернее, псевдоним - ДАР. История псевдонима такова. Человека звали Давид Яковлевич Ривкин. Сначала он так и подписывался - ДЯР. Затем все стали называть его Дар. Давида Дара удостоили своей привязанности и дружбы Анна Ахматова и Михаил Зощенко... И вот он умер. Вздорный и нелепый, добрый и заносчивый, умный и прекрасный человек. Может быть, последний российский чудак".
Достаточно? Почувствовали разницу?
Стр. 58. Россия - остается своей: ты приезжаешь - здор-рово, ребята! Смотришь в лица, прочие мелочи. И по дороге от лица до лица - шизеешь: от грязи и бьющей в глаза, нерадивой и бесстыдной нищеты, естественной окружающим: от обшарпанных прилавков, вонючих лестниц, колдобистого асфальта...
Прерву цитату, она достаточно длинная, еще на страницу с лишним печатного текста. Продолжение темы известного анекдота, в котором разговаривают два червяка:
-- Папа, а правда, что у нас есть родственники, которые живут в яблоках?
-- Правда, сынок.
-- А правда, что другие червяки живут еще где-то там, в чем-то прекрасном?
-- Правда.
-- Так почему же мы все время в говне да в говне?
-- Сынок, есть такое понятие - родина.
А возвращаясь к Веллеру, что ж, не он первый так о России...
Стр. 61. В питейной биографии Довлатова самое радостное, кажется, место - судя по письмам - это когда в Вене он обнаружил, что ректифицированный медицинский спирт можно купить в аптеке за одиннадцать пфеннингов за пятьдесят грамм. Что есть литр водки за шиллинг. Под вопросом, учат ли в австрийских школах арифметике? Тупые австрияки не высчитали этого до сих пор.
Стр. 181. Разменная монета Австрии и Германии называется правильно не "пфеннинг", а "пфенниг" без третьего "н". Откуда в русско-советской традиции взялось это третье "н", я лично понятия не имею. В девяностые годы от этого в общем ушли - но в предыдущие десятилетия пфеннинг писался по-русски именно так, и так звучал в наших головах, если заходила о Германии-Австрии речь.
М-да. У известного пародиста Александра Иванова есть такие строчки: "Все б резвиться им, голубчикам, дерзать. Образованность всё хочут показать".
Давайте вместе разберем эту ситуацию. За одиннадцать пфеннингов (или пфеннигов) можно купить пятьдесят грамм спирта. Стало быть , за 99 (опять эта цифра, помните цену довлатовского ножика на распродаже?) пфеннигов (так все же правильнее) можно забацать 450 граммчиков спирта. Такое количество продукта действует круче, чем литр водки, -- проверено на себе. Впрочем, хороша и водка, если там больше традиционных сорока градусов. Помню, привозил такую из Литвы. Называлась "Дар по венас", что остряки расшифровывали как "Ударим по венам", а на самом деле вроде бы - "Еще по одной", но точно не знаю.
Если бы тупые австрияки испытали времена острейшего алкогольного дефицита и во время оно попробовали ядовито-зеленого напитка под названием "Тархун" (об этом подробнее дальше), то они быстро поняли бы, что к чему. Тупые австрияки, наверное, впали бы в транс, предложи им в семидесятые годы прошлого века купить где бы то ни было в их мирной спокойной стране пятьдесят грамм спирта за одиннадцать пфеннингов. Или пфеннигов. Не было в Австрии в то время (и в последующие годы вплоть до введения евро, да и потом не появилось) такой денежной единицы, как пфеннинг. И пфеннига не было тоже. Шиллинг был, а этих двоих не было. Пфенниги пересчитывали в своих кошельках расчетливые немцы, но не австрийцы. Потому что австрийский шиллинг равнялся 100 грошам. Грош - мелкая такая монетка. Стоп, грош - это в Польше. Да-с, в Польше, как одна сотая часть польского злотого (до сих пор), и в Австрии (в то золотое время), еще раз повторюсь, как одна сотая часть австрийского шиллинга. Бывают такие забавные совпадения. Ну, вот как есть американский доллар и канадский, и, к примеру, новозеландский тоже доллар.
Я специально подчеркиваю, что австрийского шиллинга. Потому что есть еще английский шиллинг, вернее, просто шиллинг, органично входящий в состав английского фунта. Вот там, в Великобритании, без 450 г спирта, купленных за 99... ну, почти за один австрийский шиллинг точно не разберешься. Смотрите сами. Один английский фунт равен 4 кронам или 10 флоринам, или 20 шиллингам, или 240 пенсам. Один шиллинг равен там 12 пенсам. А вот одна гинея равна 21 шиллингу. Была когда-то такая монета - гинея - ее изъяли из обращения еще в 1813 г., но как единица расчета гинея оставалась в употреблении до... 1971 года). Однако и это не все. Если у вас на руках есть английские золотые монеты, то знайте, что 1 соверен равняется по номиналу 1 бумажному фунту. Соответственно монета в полсоверена - это 10 шиллингов. С серебряными монетами там вообще все просто. 1 крона равна 5 шиллингам. Полкроны - это 2 шиллинга и 6 пенсов, а 1 флорин - 2 шиллинга. Понятно? Осталось только разобраться с бронзовыми монетами на берегах, как говорится, туманного Альбиона. 1 пенни равняется само собой 1 пенни, полупенни, разумеется, -- это одна вторая пенни. И есть еще одна небольшая бронзовая монетка достоинством в 1 фартинг, которая непонятно чему равняется.
Вот. А вы говорите, тупые австрияки, которые не знают, на что потратить 11 австрийских пфеннигов.
Стр. 65. -Луис! Ты ведь понимаешь, что эту книгу я написал, чтобы возвести на пьедестал себя. А не тебя.
Святая правда. Книга "Ножик Сережи Довлатова" написана вовсе не для того, чтобы возвысить Сергея Довлатова.
Стр. 69. Радио каждые полчаса прерывало еврейские песни последними известиями. Их завершал обзор культуры. "В Нью-Йорке в возрасте сорока девяти лет скончался от сердечного приступа русский писатель Сергей Довлатов".
Черт его знает, наверное, на израильском радио работали такие же педанты. Ну, в смысле, относились к мелочам так же скрупулезно, как и М. Веллер. Сергей Довлатов родился 3 сентября 1941 года, а умер 24 августа 1990 г. Стало быть, в момент смерти ему было сорок восемь лет. Он чуть-чуть не дотянул до сорока девяти.
Стр. 72. "Маркиз маркизе сделал сделку - он поломал маркизе... брошку. И чтоб утешить свою крошку, купил ей новую безделку".
Пожалуй, лучшие строки в цитируемом нами тексте, хотя и не Веллеру принадлежащие. Автору от меня отдельное спасибо за этот куплет. В детстве подобных я слышал около десятка. Например:
Себя от холода страхуя,
Купил доху я на меху я.
Но видит бог - дал маху я,
Доха не греет абсолютно.
Именно так возникал стойкий интерес к поэзии вообще. Но, признаюсь, давно минуло золотое детство, и юность промчалась курьерским поездом, а строки "Маркиз маркизе сделал сделку..." я прочитал только сейчас. А мог бы и всю жизнь прожить, так и не познакомившись. И насколько беднее была бы моя жизнь, если бы не роман М. Веллера. Без всякой иронии.
Уже когда эти строки были написаны, мне в руки попала книга Лазаря Бронтмана "Военный дневник корреспондента "Правды" (м., 2007). С удивлением узнал из нее, что, оказывается, эти стихи-"ловушки" вовсе не народные, а принадлежат перу (во всяком случае, большинство из них) поэта Алексея Суркова. Небывалая популярность была у этих "залепушек" на фронтах Великой Отечественной войны (вон откуда все тянется). Ну, еще бы! Не могу не привести здесь несколько четверостиший:
Три футболиста, скинув бутсы,
С тремя девицами... гуляют.
Они подруг обожествляют
И в чувстве сем не ошибутся.
Или вот такое:
Стиль баттерфляй на водной глади
Нам демонстрируют две... девы, --
Плывя направо и налево
В большом бассейне в Ленинграде.
А вот и те, что мне запомнились с детства (похожий вариант):
Свое имущество страхуя,
В бюро пришло четыре... деда.
Они пришли после обеда,
О бренной старости толкуя.
До сих пор мы знали совершенно другого Алексея Суркова. А тут столько веселости и искрометности.
Стр. 89. Чудный сюжет эпохи: заходим с приятелем в бар хлопнуть по рюмке. Водки нет, коньяку тоже нет, и вина нет, а есть только напиток "Тархун" -- зеленый, как зеленка, в бутылочках из-под пепси-колы, ядовитостью в сорок градусов.
Если в баре отсутствовали водка, коньяк и вино, чем же тогда являлся напиток "Тархун"? Настойкой, наливкой, ликером? А ни тем, ни другим, ни третьим. В Советском Союзе выпускалось пиво "Жигулевское" и "Ячменный колос", вино "Портвейн 777", водка "Столичная" и "Русская", коньяк "Белый аист", в Эстонии, говорят, присутствовал ликер "Вана Таллин" ("Старый Таллин"?) и т. д. Это были, как бы сейчас сказали, хорошо известные бренды. И совершенно невозможно представить, чтобы "Жигулевским" оказался коньяк, а на этикетке детского питания значилось бы "Портвейн 777" (хотя "детским питанием", уж простите за каламбур, этот самый портвейн зачастую и становился).
Так вот, "Тархун" относился к безалкогольным прохладительным напиткам (продолжал серию: "Крем-сода", "Дюшес"...). Он рекламировался, как очень полезный, сделанный на основе эстрагона (собственно, это и есть другое название тархуна - эстрагон) и являлся нашим ответом на экспансию в СССР заморских пепси и фанты. Вполне возможно, что в эпоху знаменитого лозунга "Трезвость - норма жизни" Веллеру и его приятелю предложили под видом "Тархуна" кое-что позабористее (ну, как в фильме "В джазе только девушки" в чайниках разносили виски). В таком случае чудный сюжет перестроечной эпохи приобретает более прикольное звучание.
Стр. 117. В пять утра последние деньги мы потратили в ночной арабской лавочке на литр качественной водки "Абсолют" и семикилограммовый арбуз на закуску; а начали с утра большим разворотом за завтраком на траве в Булонском лесу; это был день рождения автора, 20 мая.
Удивительно, но однажды 20 мая я проводил почти так же, как М. Веллер. С утра мы затеяли завтрак в известном каждому гродненцу месте - урочище Пышки. И понеслось. Ближе к вечеру на праздничном столе появился литр качественного "Абсолюта". В местных магазинах тогда еще цена на пузырек чудного шведского напитка не кусалась. И арбуз - не исключено, что семикилограммовый, шел на закусь. 20 мая я отмечал день рождения, кажется, в тот замечательный год собственное тридцатилетие. Так что, с М. Веллером я ощущаю некую космическую связь.
Стр. 118. Лимонов Эдуард. Он же Владимир Савенко. Год рождения точно не помню, вроде 46.
Эдуард Лимонов (он же Эдуард Савенко) родился в 1943 году. Его настоящее имя - Эдуард - соответствует имени, используемому в псевдониме. Вспоминаю случай, имевший место пару лет назад. Моего друга спросили:
-- Послушайте, у вас там в газете работает Алесь Чобот. Это что, псевдоним?
-- Алесь, наверное, псевдоним. А Чобот он настоящий.
Стр. 118-119. Прозу Лимонова я никогда прозой не считал, но сведущие люди утверждают, что он а) писал хорошие стихи; б) шил замечательные брюки.
Ну, тов. Веллер, зачем же так? Можно как угодно относится к творчеству Лимонова, считать его скандальным автором, хулиганом, " матерщинником и крамольником", но... Как ни крути, Эдичка - хороший, крепкий прозаик. Что есть, то есть. Прозу Лимонова можно не считать прозой, хуже от этого она не становится.
Стр. 126. ...с портфелем "Рымникского"...
Дешевое болгарское крепленое вино разливалось в короткие поллитровые бутылки и стоило рубль сорок две. В среднестатистический студенческий портфель влезало шесть бутылок.
Тут царапнуло вот что. Болгары, братушки по соцлагерю, поставляли нам белое и красное вино, не очень дорогое, но более или менее качественное. Именно вино, то есть
некий продукт, получаемый в результате брожения винограда. "Рымникское" звучит почти как "рыгаловское", ладно, что только не кочевало в наши необъятные глотки. Но... Болгары поставляли в СССР натуральные вина, разлитые в бутылки емкостью 0,7 или 0,75 л. А бормотуха, именуемая крепленым вином, была чисто советским продуктом. В любую субстанцию добавлялся низкосортный спирт, и пойло достигало нужной шестнадцати- или восемнадцатиградусной крепости. Такие вина именовались плодово-ягодными. Вот такое "плодово-выгодное" могло быть в любой посуде, в том числе и в поллитровой бутылке. Характерной особенностью такого "винчика" было то, что примерно треть емкости составлял мутный осадок. Особым шиком в компании "на троих" считалось после открытия такой бутылки разболтать ее "винтом", чтобы осадок равномерно размешался по всему содержимому и сделать первый, самый "кайфовый" глоток.
Почти рефлекторная привычка такого перемешивания однажды сыграла с моим приятелем злую шутку. Как благородные рыцари, мы с ним купили бутылку "Советского игристого" и зашли в какое-то укромное место, чтобы под шипучий напиток побеседовать о классической китайской поэзии. Стаканов, естественно, у нас с собой не было (об одноразовой посуде тогда никто и не слыхал), потому потреблять шампанское решили привычным способом - из горла. Мой друг открыл бутылку, затем традиционно совершил несколько энергичных круговых движений и сделал решительный глоток. Я, пораженный, просто ничего не успел сказать. В следующую секунду он стоял, выпучив глаза, а из его ноздрей до земли опускались две пенные струи, как из огнетушителей. Зрелище, я вам скажу, не для слабонервных.
Но вернемся к нашим болгарам. Ну, не могли они слать вино на импорт в непрезентабельных поллитровых бутылках. Вы когда-нибудь видели импортное вино в подобной таре? Сегодня? Вчера? Пятнадцать лет назад? В поллитровых бутылках на советский рынок приходил другой болгарский продукт - бренди "Сланчев брег", но там бутылочки были необычные, пузатенькие. Скорее всего, болгары присылали тогда в братский Советский Союз так называемый виноматериал (в цистернах), а уже здесь (где-нибудь в Грузии или в Одессе) с термоядерной добавкой нашего спирта могли и в пивную посуду разлить, вполне допускаю. Вообще импорт (что к нам, что от нас) облекался в более или менее привлекательную упаковку. Советские спички для внутреннего употребления были кривые, сырые, без серных головок, в каком-то мятом картонном коробке ("спички шведские, головки советские, пять минут - вонь, потом - огонь"), а к тем же болгарам шли совершенно другие: ладные, крепенькие, одна к одной, в аккуратном коробочке с красивенькой этикеткой.
К чему я все это? Так, штришки эпохи, любовь к деталям.
Да, в пору моей студенческой молодости (первая половина восьмидесятых годов прошлого века) на "ура" шло болгарское же, вполне качественное, вино с пугающим названием "Бычья кровь", напитки местного разлива, типа "Солнцедар" или "Вилия" (остряки расшифровывали, как "Владимир Ильич Ленин и я"). Распространенным студенческим аксессуаром был тогда такой плоский чемоданчик, именуемый "дипломат", куда помещалось именно 6 бутылок по 0,7 или 0,75 (так называемых "фаустов"), только бутылки надо было помещать валетом друг к дружке.
Стр. 127-128. ...В Эстонии все принимают финское телевидение, и телерадиоремонтные бюро чуть ли не официально за сорок рублей ставят звуковые приставки, чтоб и звук, значит, принимать, -- а картинка идет с вышки в Хельсинки!
Вот ирония судьбы, финское телевидение в советские времена принималось не только в Эстонии, но и, скажем, в чудесном российском городе Выборге, куда каждые полчаса отправлялась электричка из Ленинграда. Каждому гостю в Выборге хозяева торжественно включали ящик с "забугорной" программой. Я помню, как летом 1984 ошалел от впервые увиденной телерекламы - это была реклама финского альтернативного сахара "Фруктоза" . У моей жены, болевшей диабетом и достававшей сей продукт в Гродно по большому блату, буквально слезы навернулись на глазах...
Стр. 131. Оптимизм - наш долг, сказал государственный канцлер. Цитата из романа Эрика Кестнера "Фабиан".
Если быть совсем-совсем точным, то цитата будет такая: "Оптимизм - наш долг, -- говорит канцлер" (Э. Кёстнер. "Фабиан", М., "Художественная литература", 1990, пер. с нем. Е. Вильмонт). Разница почти несущественная, зато есть повод сказать пару слов о книге Э. Кестнера. Роман просто великолепный. Кстати, пфенниги в нем упоминаются именно как "пфенниги" без третьего "н". Скорее всего, в литературном языке немецкие копейки всегда писались одновариантно. Корректоры у нас были подкованные, попробуй, пропусти какую-нибудь букву, например, в сталинскую эпоху букву "л" в слове "главнокомандующий".
В "Фабиане" есть один забавный эпизод. Главный герой пересекает знаменитую Курфюрстендамм. А дальше происходит вот что: "Вдруг сзади кто-то сильно стукнул Фабиана по башмаку. Он сердито обернулся. Трамвай. Вожатый разразился бранью".
Похоже, происшествие из книги стала основой для анекдота, который появился позднее. Мужик рассказывает: "Выхожу на улицу. Уже темно. Иду. Вдруг сзади кто-то как даст по жопе. Я упал. Поднимаюсь, думаю: сейчас догоню, так накостыляю! Бегу. Вдруг опять сзади кто-то как даст по жопе. Оборачиваюсь, смотрю: паровоз".
Роман "Фабиан", переизданный в 1990 г. тридцатитысячным тиражом, стоил два советских рубля. Я счастливо обнаружил его в своей библиотеке.
Стр. 136. Эмиграция происходила только по двум официальным причинам: брак с иностранцем или вызов от родственников (пусть подставных, несуществующих) на постоянное место жительство в Израиле.
Не только. Была категория людей (пусть ничтожно малая), которая просто вышибалась из Советского Союза. Как в 1974 г. выперли за границу Александра Солженицына. Или чуть позднее "обменяли хулигана (т. е. диссидента Владимира Буковского) на Луиса Корвалана". Или изящное лишение советского гражданства вдогонку, когда человек, допустим, находился в США (пример Василия Аксенова). И еще была категория "невозвращенцев". Это те, кто добровольно оставался на Западе, прося политического убежища. В какую категорию занести Петра Патрушева, который из Батуми вплавь добрался до турецкого берега? Таких, как он, были, пожалуй, десятки.
Стр. 136-137. Цитата стоит в качестве эпиграфа к "Улитке на склоне" Стругацких. А также выбита на мини-монументике приза "Бронзовая улитка", ежегодно вручаемом Борисом Стругацким за лучшее фантастическое произведение года. Впервые в год основания "Бронзовую улитку" получил (1992) скромный автор (за рассказ "Хочу в Париж").
Рассказ, прямо скажем, вполне средний, сегодня просто не воспринимается. Главный герой его - простой работяга - всю жизнь, начиная со школьных лет, мечтает попасть в Париж. И вот наконец, уже в предпенсионном возрасте, попадает. Что ж, герой ходит по улочкам, которые наизусть знакомы ему по книжкам, только вдруг замечает, что Париж какой-то ненастоящий. Вот и гиды, которые французы, разговаривают почему-то по-русски, и дома вокруг какие-то непонятные, словно декорации к кинофильму. Куда же герой все-таки попал? В специально созданный для таких лохов искусственный Париж? Ведь достаточно понатыкать где-нибудь в казахстанской степи узнаваемых символов типа Эйфелевой башни и разводи народ на бабки, а заодно компетентные органы будут знать, кто захочет окончательно свалить на вожделенный Запад. Или ему все чудится?
Такой рассказ. Нынешние молодые уже не понимают, в чем прикол, а литературы там маловато. Хотя, наверное, в перестроечные времена это читалось забойно.
В лучшем своем, на мой взгляд, романе "Чужое лицо" Эдуард Тополь описывает некий секретный объект в Подмосковье. Там, за высоким забором, создан типичный провинциальный американский городок. Все по-настоящему: улочки, аптека, бар, заправка. Персонал разговаривает исключительно по-английски, товар в супермаркете сплошь американский. Такая "Москва на Гудзоне", только наоборот. Выстроен городишко вполне с конкретной целью: подготовить советского разведчика-нелегала, направляемого в США, что называется, на местности. Прибывает он в USA и заранее знает, что в американской аптеке можно не только презервативы купить, но и перекусить.
И вот что интересно. Роман Э. Тополя, написанный примерно в то же время, что и рассказ М. Веллера, и сегодня читается с интересом. А вот "Хочу в Париж" в наши дни - на любителя.
Кстати, чуть дальше мы увидим, какую характеристику дает М. Веллер Э. Тополю. Догадываетесь, какую?
Стр. 137. Самая красивая запись в моей толстенной и давно лежащей без дела трудовой книжки гласит: "Бригадный стрелок".
... переложил печку в камин.
Вспоминая эпизод с Лимоновым, можно сказать, что М. Веллер а) автор некоторого количества посредственной прозы; б) бригадный стрелок; в) может переложить печку в камин.
Стр. 144. "1984" Орвелла была одной из "главных" запрещенных книг в СССР.
Тут мелкий пунктик в букве "в" в фамилии. Сейчас вообще принято писать так: Оруэлл. Вариант, который у Веллера, употреблялся раньше. Ладно, давайте будем писать так, как раньше. Тогда почему на стр. 157 написано: "Геббельс, Йозеф". Если уже "Орвелл", то тогда надо и "Хеббельс", как писали одновременно с "Орвеллом".
Стр. 146-147. Горенштейн Фридрих (род. Ок. 1930). Из поволжских немцев, с семидесятых живет в Германии. Обрел статус определенной известности в шестидесятые публикацией в "Юности"... не то рассказа, не то короткой повести... Сексуально закомплексован, постоянной нитью проходит проблема мужчины с траханьем: с кем может - не нравится, с кем хочет - не получается: вот так и приходит импотенция, старость и смерть. В новом веке на российском читательском рынке не существует.
Лихо? Вот как надо удерживаться на российском читательском рынке: одному - хук в челюсть, другому - пинок под зад.
Фридрих Горенштейн, кроме, собственно, прозы писал еще и киносценарии (к этому жанру у М. Веллера почему-то особая неприязнь. Почему? Низкая литература? Или что-то еще? Может, неудачные попытки экранизации собственных произведений?). "Раба любви" -- это по его, Горенштейна, сценарию. Один из лучших, на мой взгляд, фильмов не только Никиты Михалкова, но и всего советского кинематографа. Утешимся, что хотя бы в кино имя Ф. Горенштейна существует.
Вообще, место в литературе - это как? У Горенштейна есть, к примеру, прекрасная повесть "Чок-Чок", которую хочется перечитывать. Она и еще какие-то вещи этого автора, несомненно, будут переиздаваться. А популярность, дело такое, сегодня она есть, завтра проходит.
Стр. 147. Войнович Владимир... Придавал большое значение своему "советско-швейковскому" пародийному роману "Приключения солдата Ивана Чонкина" (кажется, название именно - или в общем - таково), юмор которого, на мой взгляд, отличается пошлостью и плоскостью; туповатый юмор простолюдина, сдобренный усердно фекальной темой.
М-да, прочитаешь и задумаешься. И где там усердно сдобренная фекальная тема? Я имею в виду, в романе Владимира Войновича...
Вот книга, из которой я беру цитаты М. Веллера, открывается его рассказом "Гуру". В нем некий непризнанный гений учит молодого автора литературному уму-разуму. Учеба проходит примерно так: "Старый стервец со вкусом пукнул и поковырял в носу". Можно ли данный пассаж отнести к фекальной теме? Или это только подступы к оной, так сказать, предфекальное состояние?
Роман же Владимира Войновича о приключениях солдата Чонкина, на мой взгляд, просто добротная и очень смешная русская проза. И даже востребована в новом веке на российском читательском рынке. Как и другие сочинения этого уважаемого мною автора.
Стр. 147. Вошел в литературный истэблишмент, распробовал вкус денег и славы, в семидесятые свалил в США.
Это снова М. Веллер о В. Войновиче. На самом деле Владимир Войнович в 1980 г. уехал в ФРГ. Официально по приглашению Баварской академии искусств читать лекции. И уже постфактум был лишен советского гражданства. Уехал, понятно, не совсем добровольно. Просто к этому времени вокруг писателя сложилась такая обстановка, что ехать можно было либо на Запад, что Войнович и сделал, либо на восток, например, в мордовские или пермские политические лагеря.
Стр. 147. Максимов Владимир. Родился... в конце двадцатых (28? 29?), умер в девяностые. В семидесятые эмигрировал в Париж. Я не сумел узнать, что он написал. Но, кажется, именно он стал издавать в Париже литературно-внесоветский журнал "Континент", который для советской русской культуры был чем-то вроде герценовского "Колокола". Если ты напечатался в "Континенте" -- тебя автоматически не печатали и выгоняли с работ в СССР - зато ты автоматически входил в обойму... "прогрессивных советских писателей", входивших в западный истэблишмент советских писателей - переводимых, приглашаемых и т. п.
Вот и Владимиру Максимову достался легкий пинок от автора "лучшей короткой прозы", как М. Веллер сам себя именует (что это за проза, мы детально разберем чуть позже). Вообще, весь этот цитируемый абзац - полный бред. Вот изящная фраза "Я не сумел узнать, что он написал". А в библиотеку зайти не пробовали, тов. Веллер? Там на букву "м" есть книги В. Максимова - и не одна. Дальше: "Кажется, именно он стал издавать в Париже... журнал "Континент". Тов. Веллер, только сугубо конфиденциально: он, именно он. Выбил деньги из немецких богатеев, так и появился толстый, в духе "Нового мира" журнал, но не в Москве, а в Париже.
Часть русских авторов (живущих, как на Западе, так и в Советском Союзе) получила возможность печатать свои произведения на берегах Сены. Для живущих на Западе последствием публикации являлось получение гонорара. Для советских все обстояло немного иначе.
Сначала ты, не оглядываясь на цензуру, писал что-нибудь талантливое и правдивое и немедленно попадал в немилость в СССР (именно такое произошло бы с Сергеем Довлатовым, предложи он действительно для публикации в родной стране свою "Зону"), твои сочинения становились крамольными и даже антисоветскими, тебя гнали взашей из всех редакций, тобой начинало интересоваться могущественное КГБ. Как надо было поступать в такой ситуации? Залечь на дно, устроиться кочегаром и продолжать писать в стол, надеясь, что когда-нибудь (как сказал партийный идеолог Михаил Суслов о возможности публикации книга В. Гроссмана "Жизнь и судьба": лет через двести) все изменится или попробовать пробиться "за бугром", хотя бы в том же "Континенте"? Каждый решал для себя сам. Тем более, что публикация в зарубежном "антисоветском" журнале могла повлечь за собой не только лишение возможности работать (даже и кочегаром), но и множество других неприятных последствий. И куда могли пригласить опального советского (или антисоветского, если угодно) литератора его западные коллеги? На творческую встречу в Гамбург или в Нью-Йорк? Так это Софья Власьевна (советская власть) решала, выпустить из страны голубчика или нет. Или уже забылся "железный занавес", который существовал десятилетиями?
А проза у Владимира Максимова вполне добротная. Он был талантливым писателем, и читать его книги интересно.
Стр. 148. Эдуард Тополь... Тоже из сценаристов - т. е. людей, которые мерили деньги не той меркой, чем простые советские граждане. Дал о себе массу интервью, где сказал о себе много достойного и хорошего... Очень славолюбив... Как, впрочем, и остальные: это так естественно.
Ну, вот, добрались и до Э. Тополя. Вы ожидали прочесть о нем что-нибудь хорошее? Не для того писал свой роман М. Веллер. Хотя чем проза Э. Тополя хуже прозы М. Веллера? Ничем, и даже лучше. Они оба в списках авторов бестселлеров (вот где, видимо, собака порылась, как говорил один мой знакомый). В общем, в библиотеке ребята рядом: один на букву "Т", а другой соответственно...
Стр. 150. Владимов, Георгий.
Биографию этого писателя М. Веллер описывает столь же характерными штрихами. Специально ли не упоминается лучшая книга Г. Владимова "Верный Руслан"? И еще. В глухие застойные Владимов был вынужден эмигрировать и некоторое время редактировал в ФРГ известный эмигрантский журнал "Грани". Это я в порядке уточнения.
Стр. 156. "Не могу поступиться принципами" -- так была озаглавлена вызвавшая необыкновенный шум статья в газете "Правда", опубликованная... примерно весной 1989 г.; автор - Нина Андреева - мужеподобная дама средних лет...
Статья действительно наделала много шума - вот только появилась она не весной 1989 г., а все же раньше. Лень уточнять (напишу, как Веллер: в 88? 87?), но в 1989 г. была совсем другая обстановочка.
И еще. Нина Андреева предусмотрительно не светилась на телеэкранах. Похоже, автор путает ее с другой ярой коммунисткой - Сажи Умалатовой (помните такой персонаж?) - действительно мужеподобной дамой неопределенного возраста. Вот та действительно постоянно мелькала в "ящике".
Когда в этой работе уже была поставлена последняя точка, я посмотрел программу "Намедни" с Леонидом Парфеновым, как раз посвященную 1988 г. И вот он, момент истины. Статья Нины Андреевой "Не могу поступиться принципами" была опубликована в газете "Советская Россия" 13 марта 1988 г., в третью годовщину прихода Михаила Горбачева к власти. Такой мелкий подарочек Генеральному секретарю ЦК КПСС. И сама Нина Андреева на десять секунд показалась на экране. Да, действительно, большевистская красота - страшная сила.
Стр. 160. Айтматов, Чингиз. Народный писатель Киргизской СССР, Герой Социалистического труда, живой классик в сорок лет, гордость "Советской литературы народов СССР"... Трижды лауреат Госпремий СССР (уже не Сталинских, уже позднее); хотя Ленинская, которая по статусу выше, крутые парни из Москвы так ему ни разу и не дали, промеж собой делили.
Во-первых, "Киргизскую СССР" правильнее было бы писать так: Киргизская ССР, т. е. Киргизская советская социалистическая республика. Так она когда-то называлась. СССР было общее название для всей страны: Союз Советских Социалистических Республик. Конечно, недочет корректора, да и запутаешься в этих свистящих.
А во-вторых, таки да. Получил однажды Чингиз Айтматов Ленинскую премию. Дали крутые парни из Москвы. Кажется, даже раньше (уникальный случай в советской литературе), чем Государственную. В этих премиях с непривычки легко можно запутаться. Смотрите сами.
Как только ликвидировали единую Сталинскую премию (тоже не совсем единая, имела несколько степеней, сначала две, а затем - три), и понеслась чехарда. Появилась, к примеру, премия Ленинского комсомола. Звучит гордо, но рангом пониже, чем Государственная и еще ниже, чем Ленинская. А еще кроме собственно Ленинской была международная Ленинская премия "За укрепление мира между народами", которая вручалась прогрессивным международным деятелям, в том числе, прогрессивным зарубежным писателям. Кстати, такую международную Ленинскую премию однажды выдали чудесному бразильскому писателю Жоржи Амаду, чьими романами зачитывалась вся Советская страна (разумеется, налегая в первую очередь на эротические страницы). Знаменитый фильм "Генералы песчаных карьеров" по его роману "Капитаны песков", без преувеличения, посмотрели десятки миллионов граждан СССР. Представить сценки, описываемые горячим бразильским хлопцем, в книгах советских авторов было попросту невозможно. А уж вообразить, что за подобные сочинения можно получить лауреатскую медальку (и, разумеется, кругленькую сумму впридачу) со священным профилем Ленина...
Поэтому в произведениях Чингиза Айтматова элементы эротики отсутствовали напрочь. А Ленинскую премию он получил в 1963 г. за книгу "Повести гор и степей". Еще один важный штрих. По своему статусу Ленинская премия вручалась только один раз, так что можно было быть лауреатом СталинскИХ премий, а позднее Государственных (неоднократно) и лауреатом ЛенинскОЙ премии (лишь единожды).
Я написал это и вдруг в книге М. Веллера "Перпендикуляр" (М., 2008) обнаружил абзац касаемо все тех же премий:
"Была Ленинская премия трех степеней или четырех, я уже даже не помню, скорее всего, трех. Четвертая как-то унизительна. Зато их было бы больше... Кстати, разные были премии Ленинского комсомола, разных степеней... было много премий. Но Ленинская и Сталинская были главными".
Процитированные выше строки взяты из лекции, прочитанной М. Веллером в Библиотеке Нью-Йорка в 1999 г. Понятно, доверчивым американцам можно впаривать всякую тюльку, здесь перепутано все, что можно.
Ленинская премия не делилась на степени, это касалось только Сталинской. Премия Ленинского комсомола тоже была единой, без каких-либо степеней. Ленинская и Сталинская не существовали одновременно. Сначала возникла Сталинская, потом ее отменили, точнее, переделали в Государственную. И только потом, уже во второй половину 50-х годов прошлого века появилась Ленинская премия. Но не вместо Государственной, а вместе с ней. Только Государственная премия вручалась ежегодно, а Ленинская - раз в два года (один раз сделали специальное исключение лично для Леонида Ильича Брежнева с его бессмертными произведениями "Малая земля", "Возрождение" и "Целина").
Ну, кажется, все о премиях. Эх, жил бы в Вене, уже побежал бы в аптеку, сами знаете, за чем.
Стр. 162. Виктор Богданович Резун (р. 1947), фигура сегодня одиозная, офицер Главного Разведывательного Управления Генштаба, резидент в Швейцарии...
Речь идет, конечно, о Викторе Суворове, авторе "Ледокола" и других нашумевших книг. Виктор Суворов - псевдоним, на самом деле его зовут Владимир Богданович Резун. Еще раз повторим. ВЛАДИМИР Резун - ВИКТОР Суворов. Владимир - но Виктор. Понятно? Дальше. Резидентом в Швейцарии Владимир Резун никогда не был. И даже заместителем резидента не работал. Резидент - это начальник резидентуры, главный там. Владимир Резун был одним из сотрудников данного учреждения.
Стр. 163. "Желтые короли". Уж я не помню, как имя автора, фамилия которого Лобас - советского эмигранта, опять же нехитро и читаемо описавшего жизнь нью-йоркских таксистов, каковым таксистом и сам работал. Напечатано в "Новом мире"... Шло на ура.
На обложке книги "Желтые короли", изданной в 1991 г. четырехсоттысячным(!) тиражом, значится: В. Лобас (Владимир Наумович Верников). Примечательно то, что по своей первой профессии он - сценарист научно-популярных фильмов. Мы уже заметили, как неровно дышит М. Веллер в сторону сценаристов. А что касается "Желтых королей"... Ей-богу, книгу интересно читать и сегодня. Она написана легким, понятным и доступным (сценарист!) языком, полна интересных ярких подробностей. Да и таксист - профессия интернациональная, у сегодняшнего российского "бомбилы" практически те же заботы и проблемы, что и у его нью-йоркского коллеги.
Стр. 164. Васильева, Лариса Николаевна. Прозаик и поэт, в советское время благополучно издавалась и вполне благоденствовала в официально выходящей литературе, но публике была практически неизвестна... Не могу сказать, почему молва приписывает ей в отцы знаменитого конструктора знаменитого танка Т-34 Жоржа Котина: во-первых, Котина звали Жозеф, во-вторых, это никак не "Николай", в-третьих, Котин был генеральным конструктором тяжелых танков КВ и ИС, но не Т-34 (А каков юмор судьбы: Генерального конструктора танка Т-34 звали Кошкин! Котин и Кошкин - КВ и Т-34! Уж не Сталин ли мягко шутил с кадрами?..).
Я не случайно позволил себе выписать такую длинную цитату. Смотрите, мини-новелла своеобразная получилась. Тут и бедная Лариса Николаевна Васильева, и ее якобы отец Жозеф Котин, который не Жорж и не Николай, и легендарные советские танки, и даже сам товарищ Сталин, не к ночи будь упомянут. Раз уж речь зашла о вожде мирового пролетариата, попробую высказать гипотезу, что Иосиф Виссарионович так с кадрами не шутил. Просто товарищи Кошкин и Котин что-то шурупили в танкостроении, что-то у них получалось в этом деле. А посему - зеленая улица товарищам с вкрадчивыми кошачьими фамилиями.
Вернемся однако к Ларисе Васильевой. В 1984 г. в московском издательстве "Советский писатель" вышла ее книга, которая так и называлась: "Книга об отце" и имела подзаголовок: "Роман-воспоминание". В аннотации говорилось, что "прообразом героя стал отец автора Н. А. Кучеренко - один из создателей легендарного танка Т-34". Книга имела посвящение: памяти Николая Алексеевича Кучеренко. Смотрите, и Николай действительно Николай, к отчеству Ларисы Николаевны Васильевой удивительно подходит, и "один из создателей танка", а не Генеральный конструктор.
Знал ли об этой истории М. Веллер? Может, не знал. А, может, и знал. И что же, из-за такой ерунды вычеркивать весь этот "мягко-иронический" сюжет: Кошкин! Котин! Сталин...?
Стр. 169. Леонов, Леонид Михайлович (1899-1992, если не вру).
Врете, М. Веллер, как обычно. Верно здесь указан лишь год рождения писателя: 1899. А умер Леонид Максимович (не Михайлович) Леонов 8 августа 1994 г.
Стр. 172. ... около эколо. По-моему, так назывался один из постмодернистких романов Валерии Нарбиковой. Где она?
Стр. 173. Нарбикова, Валерия. - Светившая в годы перестройки "новая краткосрочная звезда ограниченно-элитарного радиуса видимости".
Ишь, как закручено. Ограниченно... элитарного... Пишет женщина, пусть себе и пишет. Вот и за границей ее переводят и издают, во Франции, Голландии... Она еще и художница, что-то рисует. А "...около эколо", да, был такой роман, именно так и назывался. Удивительно, но у Веллера назван без искажений. Чего нельзя сказать о следующей книге.
Стр. 178. Свет погасшей звезды. Кроме очевидного физического смысла и очевидной же следующей из него метафоры есть и еще значение: так назывался роман Александра Чаковского...
Роман Александра Чаковского, вышедший в 1962 г., на самом деле назывался "Свет ДАЛЕКОЙ звезды". Казалось бы, какая разница, ПОГАСШЕЙ или ДАЛЕКОЙ? Разница есть, и это отлично понимает каждый литератор. Веллеровский вариант мне кажется даже лучшим, в нем больше информационной насыщенности. Звезда погасла, но ее свет продолжает идти, здесь больше какой-то грустно-щемящей интонации. Вероятно, и сам Чаковский хотел назвать роман так, но... Вот муки советского писателя, мечтающего о карьере. Что значит свет ПОГАСШЕЙ звезды? Как это могут истолковать? Не поймут ли, как увядание бессмертного марксистско-ленинского учения?
Я лишь высказываю версию. Как бы то ни было, в конечном итоге роман получил название "Свет погасшей звезды".
Стр.181. прохаря. - Сапоги, грубые рабочие башмаки, опорки - обувь зеков (шире - вообще обувь). Лагерный жаргон.
ПрохАря? Или прохОря? Писать гОндон или гАндон? Помните, Веллер, публикуя рассказы Довлатова в эстонском журнале "Радуга", уточнял у автора: у Довлатова было через "а", а Веллеру казалось, что правильнее будет через "о".
У Жака Росси в его "Справочнике по ГУЛАГу": прохоря - ботинки, сапоги. Хм, не на француза же нам равняться. Хотя Веллер французское определение расширил, к сапогам и башмакам добавил опорки. И что-то я сразу запутался: зачем они там? В смысле, опорки. Давайте разберемся. Сапоги - это высокая обувь, охватывающая обувь (согласно толковому словарю Ожегова). Башмаки - это ботинки или полуботинки. Ботинки - обувь, закрывающая ногу по щиколотку. Понятно? А опорки - это остатки стоптанной и изодранной обуви.
Значит, еще раз. Сапоги - один вид обуви, ботинки - другой, опорки - это стоптанные сапоги, ботинки и всякая другая добитая обувь. Получается, прохаря, по Веллеру, -- это сапоги, ботинки, полуботинки новые, сапоги, ботинки и полуботинки стоптанные и обувь вообще. Полная нелепица.
Стр. 184. После вышедшей в 73 году и переизданной около ста раз книги В. Богомолова "Момент истины" ("В августе сорок четвертого")...
Впервые вышеназванный роман Владимира Богомолова был опубликован в журнале "Новый мир" N 10-12 за 1974 год, то есть годом позднее.
Стр. 185. Автор (т. е. собственно М. Веллер - Ю. К.) вообще большой педант в деталях.
Я заметил.
Стр. 191. ...Любовь души полковника Владимира Богомолова в "Августе сорок четвертого"
Вокруг имени этого замечательного писателя ходит множество легенд. Пожалуй, уникальный случай, когда в Википедии приводится несколько вариантов биографии одного человека. Выбирай, какие моменты из жизни Владимира Богомолова тебе по душе. Да еще и не факт, что они окажутся достоверными. Доподлинно известно, что в 1943 г. В. Богомолов (тогда еще Владимир Войтинский) был рядовым. Или, вернее, так. В ЦАМО хранится документ, свидетельствующий, что 15 июля 1943 г. Акташским райвоенкоматом Татарской АССР Владимир Войтинский был призван в Красную Армию и пропал без вести в феврале следующего года в звании рядовой (красноармеец). В одной из биографий писателя указано, что уже в послевоенные годы В. Богомолова уволили в отставку в чине капитана. Зачем М. Веллер произвел Владимира Осиповича в полковники? Для большей солидности? Загадка.
А комментировать больше нечего. Все.
КАК ПИСАТЬ РАССКАЗЫ. НЕ ПО ВЕЛЛЕРУ
(вместо послесловия)
"Когда я писал короткий рассказ "Сопутствующие условия" (2 стр.), мне понадобилась сцена, где пленный перетирает веревку на связанных за спиной руках. Это в кино часто бывает, и в книжках тоже часто.
Но я же сука. Я зануда.
В соседском ящике в кладовке я нашел самый большой гвоздь. Ага, сейчас. Даже паршивую бельевую веревку хрен об него перетрешь! А уж приличную пеньковую? Скользят плотные волокна по гвоздю, месяц тереть будешь...
Так. А если поддеть гвоздем несколько волоконец, воткнуть острие кончика в веревку?..
Вот так учили нас отвечать за деталь, молодежь. Кто учил? Да сам и учил. Слово короля - золотое слово".
М. Веллер. "Мое дело" (В сб. "Слово и судьба". М., "Аст", 2008)
Михаил Веллер написал рассказ "Бермудские острова". А также написал историю о том, как он писал этот рассказ. Тоже под названием "Бермудские острова". Ну, что, заглянем, как раньше говорили, в творческую лабораторию писателя? Почитаем? Прокомментируем? Заранее прошу прощения за длинные цитаты, без них, увы, не обойтись. Итак, поехали:
"Старый приятель, сосед по комнате в общаге, работал торгпредовским переводчиком в Бразилии... Через год-другой экзотика тускнела, режим советской колонии был строг и закрыт, дефицит общения нарастал. В отпуске в Ленинграде мой португалист ходил по университетским друзьям с теплой душой и заграничными презентами. Ему хотелось рассказывать и хвастаться... Мой подробный и агрессивный интерес к Рио-де-Жанейро и его жизни выпал ему редким подарком... При следующей встрече он втащил восьмимиллиметровый проектор и коробку кинопленок: катушек пятнадцать. Сказочный Рио был в прачечных складках простыни, повешенной на дверь. Друг вещал, толковал и прельщал. Его ответами и комментариями я заполнил листов тридцать в два сеанса... Я узнал достаточно, чтоб написать путеводитель по культурным и злачным местам Рио.
... Я вытащил и стиснул из тридцати страниц сокращенного конспекта - одну страницу черновика.
И теперь я в два дня превратил эту страницу в восемнадцать строчек. После трехлетнего отлеживания текста это не так трудно. И эти восемнадцать строк - рваными абзацами - легли бразильской частью заключительного триптиха в давно выношенный рассказ "Бермудские острова".
В нем пять страниц. И я писал их три недели. Несколько дней ушли на тост учительницы - чистый романтический концентрат на перемонтированной грамматике. Еще по паре дней - на три, стало быть, полустраницы о настоящем дне трех героев, разбросанных жизнью. Один день - на якобы газетный абзац: краткий, содержательный, и чтобы точно в унисон и смысловую нишу всего предшествующего коллажа. Один день - на четыре короткие строки, замыкающие первый раздел.
Ну, и полторы недели - на страницу "плетенки": несколько разбросанных по белому пространству группок слов-наборов, ассоциативными кустами дающими все главные и приметные аспекты человеческой молодости в ее течении - и старении. Я долго искал и щупал, и слушал: как передать повесть горстью ключевых слов!..