Аспиранту Марку имя, наречённое родителями, положительно нравилось. Короткое, энергичное, редкое. Марк в точности соответствовал полученному имени, был самолюбив, в меру циничен и, несомненно, удачлив. Немногим выпускникам МГУ сразу по получении диплома удается попасть в аспирантуру Академии Наук. Блестящая научная карьера перспективилась мечтательному воображению. Молодой претендент на учёную степень не сомневался в своём праве завоевать причитающееся ему место под солнцем. А это ещё одно свидетельство твёрдости характера и волевых качеств будущего учёного. Марк внутренне подготовил себя к тому, что прославит отечественную науку, а заодно увековечит своё имя.
Как-то неуютно устроена человеческая жизнь. Живёшь, радуешься жизни, стремишься ко всяким разным целям, рассчитываешь на что-то, иногда даже великое. А потом бац! - приехали. Конечная остановка. Конец всему: жизненным планам, свершениям и собственному существованию. Отправляйся в царство небесное. В лучшем случае. Потому как неизвестно, куда ещё попадёшь при распределении.
Марк хорошо запомнил себя в трёхлетнем возрасте, пришли с сестрой, та была постарше его, на кладбище. Остановились возле зелёного холмика, надгробную плиту ещё не установили, и сестра объяснила, что здесь похоронена бабушка. Она умерла, и здесь её захоронили. Все люди, когда становятся старенькими, умирают. И тогда их хоронят на кладбище. Сестра достала из кармашка два каштана, один дала Марку, они посадили их в землю возле могилки. Сестра сказала, что из этих каштанов вырастут большие деревья, они будут хранить память о бабушке. Марк тогда не очень понял, почему все люди умирают, спросил, он тоже умрёт? Сестра подтвердила, но произойдёт это нескоро, когда он будет совсем стареньким. Представить себя старичком Марк не мог, и потому в детстве никогда больше не задумывался о том, что все люди умирают. Годы спустя видел, как хоронят чужих посторонних людей. Видел, как переживают, плачут родственники. Но эти похороны не касались его близких, размышлять о собственной смерти не было оснований.
В старших классах задумывался о несправедливости того, что люди должны умереть. Но признав неизбежность смерти, пришёл к заключению, что единственный способ сохранить память о себе, это обессмертить своё имя. Человечество всегда помнит великих людей.
По окончании школы поступил на физмат университета с единственной целью, не просто стать одним из многочисленных научных сотрудников какого-нибудь исследовательского института, а ведущим учёным, великим учёным. Иначе жизнь утрачивала смысл.
На втором году пребывания в аспирантуре научный руководитель Марка, признанный авторитет среди авторитетов своего профиля, но неизвестный широкой публике, потому как учёных, непосредственно соприкасающихся с тайнами мироздания, не рекламируют по телевидению, как поп-звёзд, у них без того дел хватает, взял с собой в загранкомандировку приглянувшегося аспиранта.
Загранкомандировка громко сказано. Это было научное паломничество в Физико-технический институт Академии наук Республики Узбекистан. Некогда Союзная республика в составе СССР стала суверенным государством, а созданный в 1943 году Институт продолжал существовать как крупнейшее научное учреждение в изучении физики высоких энергий, физики полупроводников, преобразования солнечной энергии, теории твёрдого тела. Институт активно сотрудничает не только с зарубежной Россией, но и многими научными центрами Западной Европы и США.
Шефу надо было провести консультации и принять участие в серии экспериментов, решить некоторые организационные вопросы. Командировка планировалась на целый месяц. Марк был приобщён к поездке в качестве секретаря. В вечернее время на ноутбуке под диктовку печатал текст монографии, над которой продолжал трудиться учёный даже во время командировки. Иногда Марк сопровождал патрона на деловых встречах, несколько раз побывал в лабораториях Института, где проводились уникальные эксперименты и исследования. В остальное время был свободен, мог распоряжаться временем по своему усмотрению.
Честолюбивый аспирант приехал не для отдыха и развлечений. С первых дней обосновался в библиотеке Академии наук. Для диссертации надо было проработать и законспектировать массу источников, в том числе на закордонных языках. Литературу по своей специальности на английском языке Марк читал, не прибегая к услугам словаря. Научная библиотека, которую с прилежанием школьника-ботаника стал посещать Марк, располагала необходимой литературой.
Уважаемый читатель, видимо, встречал людей, которые не только любят пофилософствовать, но и всерьёз интересуются философской литературой, читают Ницше, им знакомо имя Хосе Ортеги-и-Гассета, могут дать разъяснения, в чём заключается персонализм Марселя, или различие между экзистенциалфилософией Карла Ясперса и экзистенциалфилософией Хайдеггера. Мне лично чаще всего приходилось встречать уникумов, подверженных неугасимому философскому пристрастию, среди медиков и физиков. Марк был физиком. Следовательно, органически не мог обойтись без философии, её умопотрясающих проблем.
При очередном посещении библиотеки, просматривая карточки каталогов в поисках нужной литературы, по соседству обнаружил ящичек с литературой по философии. Без всякого умысла, просто чтобы сделать паузу и дать некоторую передышку мозгам, Марк стал листать в подвернувшейся картотеке. Перебирая, не очень внимательно приглядываясь, прочитал: Челпанов Г.И. Мозг и душа. Марк вырос в среде нерелигиозной. Современные физики даже на Западе далеки от религии. Проникновение в тайны физического мира, физические знания и теории оставляет мало оснований, чтобы придерживаться религиозного мировоззрения.
Взгляд рассеянно проследовал бы мимо, но внимание привлекла последующая запись: Критика материализма и очерк современных учений о душе. Вот эта "Критика материализма" и вызвала интерес аспиранта. Одно дело, слышать на лекциях об идеализме Канта или Гегеля, а вот узнать, как обосновывает несостоятельность материализма некий киевский профессор в дореволюционной России, было любопытно. Среди философов, упоминаемых в учебнике и на лекциях, имя Челпанова не встречалось. Скорее всего, какой-нибудь провинциальный профессор, который изданием книги рассчитывал сохранить своё имя в истории, увековечить свою скромную персону, раз уж не удалось попасть в реестр великих или хотя бы выдающихся.
Заказав и получив книгу, изданную сто лет назад, Марк не без благоговейного трепета, в руках оказалась книга в четыре раза старше читателя, раскрыл печатный реликт. Серая скромная невзрачная мягкая обложка. И только год издания давал книге право на почтительное уважение.
Каково же было изумление аспиранта, когда обнаружил, что книга не разрезана. В дореволюционной России книги подписчикам рассылались не разрезанными. Печатные листы складывались и брошюровались. Читатели-подписчики сами разрезали с помощью специально для этой цели предназначенного ножа.
В первый момент Марк был ошеломлён тем, что является первым читателем находящейся в его руках книги. С тех пор, как книга попала в библиотеку, никто не пытался её читать. Он даже на непродолжительное время возгордился. Уникальный случай: сто лет книга ждала своего читателя и дождалась.
И тут самые разные мысли стали приходить в голову. Поначалу думалось о том, что написанная и изданная книга верный способ сохранить о себе память в веках. Человек ушёл из жизни, а книга напоминает, был человек, труды оставил. Не каждый занимается писанием, но если подойти с пониманием, каждый человек заслуживает, чтобы о нём рассказал кто-нибудь из пишущих. Каждый человек за свою жизнь что-то открывает, чему-то научается, чего не могут, не ведают другие. Как бы обогатились наука, сокровищница человеческой мудрости, искусство, в конце концов, экономика, если бы был найден способ, зафиксировать, сохранить и передать опыт, знания каждого отдельного человека последующим поколениям.
И тут же возражение. Что ж тогда получится, если книги будут рассказывать о каждом некогда живущем человеке? Кто же в состоянии прочитать все эти книги, чтобы отыскать полезную информацию и воспользоваться ею? Ведь тогда произойдёт то же, что с этой непрочитанной до сего времени книгой. Книга будет хранить в себе память об авторе или герое повествования, но сама окажется невостребованной.
Затем мысли Марка обратились к судьбе самих книг. Сколько их было истреблено, либо погибло по разным причинам. А те, что дожили до наших дней, не вызвали интереса у ныне живущих, пылятся в разного рода хранилищах, как могилки на старых кладбищах. Подумалось, что видимо у книг, как и у людей, у каждой своя судьба. И, пожалуй, самая печальная, когда человек или книга окажутся непрочитанными.
Но не может такое быть, чтобы книги, изданные в 1900 году, не были прочитаны. Наверняка у профессора имелись ученики, из числа бывших студентов, последователи, просвещённые читатели, получавшие книгу по подписке.
Любопытно, рассуждал Марк, какова судьба остальных экземпляров? Так же стоят невостребованными на полках научных библиотек? В обычных, если случаем они там оказались, давно изъяты, ещё в начале 20-х годов. Из научных тоже могли быть изъяты, или переданы в спецхран, чтобы не смущать советских учёных крамольными мыслями, ставящими под сомнение материализм. Советский учёный смеет исповедовать единственно верное, научное мировоззрение - материализм. Если не пощадили Храм Христа Спасителя, чтобы обеспечить победу воинствующего атеизма в умах непросвещённых масс, то что уж говорить о книгах какого-то там киевского профессора. Наверняка изъяли и уничтожили. А эта в далёком от Москвы Узбекистане сохранилась скорее по недоразумению, из-за нерадивости библиотечных работников, своевременно не выполнивших распоряжение об уничтожении зловредной книги.
Если бы Маркс не написал о классиках немецкой философии, а Ленин не назвал их философию одним из трёх источников марксизма, в Советском Союзе и Гегеля не стали бы издавать, и слушателям Высшей партийной школы не пришлось бы ломать головы и уяснять, в чём заключалось рациональное зерно немецкого мыслителя-идеалиста. Было же под запретом издание трудов Ницше и русских религиозных философов.
Читая книгу Челпанова, Марк время от времени возвращался мыслями к судьбе книги, которую держал в руках, и пытался представить автора, как сложилась его жизнь.
Уже по возвращении в Москву нашёл время поинтересоваться, кем же был этот Г.И.Челпанов. Марк узнал, что книга Георгия Ивановича Челпанова "Мозг и душа" выдержала шесть изданий.
После защиты докторской диссертации учёный-педагог Киевского университета имени святого Владимира приглашён заведовать кафедрой философии в Московский университет. Георгий Иванович оказался основателем и первым директором Московского психологического института, считавшегося в своё время лучшим в Европе, который возглавлял до 1923 года. До Челпанова психологию в университетах преподавали как учебную дисциплину профессора философии. Среди русских учёных и специализации такой не было - психолог.
В 1923 году Челпанова отстранили от работы в Московском университете и основанном им институте по инициативе своих же учеников Корнилова и Блонского, впоследствии признанных выдающимися советскими психологами. Сотрудники института Корнилов и Блонский выступили в печати за перестройку психологии на основе марксизма.
Некоторое время Челпанов сотрудничал с Государственной академией художественных наук, вице-президентом которой был ещё один его ученик Густав Густавович Шпет. В 1930-м академия была закрыта. В тридцать пятом Шпет арестован и приговорён к пяти годам сибирской ссылки, в 1937 году ещё не отбывший ссылку Шпет снова арестован, обвинён в создании антисоветской организации. Был инициирован судебный процесс над бывшими сотрудниками академии художественных наук. Шпета расстреляли. По этому же делу проходил сын Челпанова Александр, в своё время работавший в академии. Тоже расстреляли.
Георгий Иванович не дожил до этой трагедии, он умер в 1936 году, всеми покинутый, не признанный официальной советской наукой.
Марк окончил аспирантуру, защитил кандидатскую диссертацию. Уже несколько лет работает в одном из научно-исследовательских институтов Российской Академии Наук. Готовится к защите докторской.
В руках у Марка собственный экземпляр седьмого уже посмертного издания "Мозг и душа" Челпанова. Книга издана в 1994 году.
Книги, как и люди, каждая имеет свою судьбу. Время хранит память о людях и книгах, а может предать забвению.