"Хьяттэ" - я думаю, они называются именно так. Правда, Марта Самойловна называла их "хойты". Или иначе - поменяв последнюю гласную.
Правда, последнее - только когда была не в духе.
Кого "их"? Своих хозяев. Работодателей, нанимателей - как угодно. Думаю, они не придавали этому особого значения. А мне больше нравится словцо "хьяттэ".
Но позвольте я начну несколько издалека, и расскажу всё по порядку.
Район, в котором я живу, Граевщина, нравится мне, прежде всего, относительной безопасностью. Расположенная на окраине К., она служит пристанищем семьям нескольких криминальных авторитетов, имён которых предпочту не упоминать. У авторитетов есть жёны, дети, любовницы... в общем, по Граевщине можно спокойно ходить и в полночь, и позже. А круглосуточные супермаркеты с забавным названием "Сильпо" имеются в каждом квартале.
В один из таких магазинов я и направлялась дождливым ноябрьским вечером. Мне абсолютно не хотелось выходить из дома - погода действительно была на редкость мерзкой, и консьержка проводила меня сочувственным взглядом. Но увы - холодильник оказался беспощадно пустым, а кот истошно орал, требуя ужина. Мой желудок тоже повёл себя не по-джентльменски... вот так я и оказалась на улице.
В "Сильпо" вели две дороги, и я решила сократить путь, пройдя дворами. Желание вполне естественное, когда дождь колотит по макушке и норовит забраться за шиворот. Увидав впереди человеческую фигуру, я нисколько не удивилась и не обеспокоилась. Маньяки? Помилуйте, в такой вечер любым живым существом должна владеть лишь одна, но пламенная страсть - очутиться под крышей. Тем более, что фигура при ближайшем рассмотрении оказалась женской. Крепенькая старушка в чёрном, видавшем лучшие дни дождевике, тащила за собою тележку на двух колёсах. Помнится, в народе такие средства перевозки называют "кравчучками" - в массовое употребление они вошли как раз после развала Союза...
Я ничего не имела в виду, когда оглянулась посмотреть, что же по этой погоде достойно перетаскивания с места на место. Увиденное превзошло самые фантастические ожидания.
В тележке находился старомодный саквояж, набитый доверху человеческими головами. В основном, мужскими. Лохмотья плоти свисали с шей, глаза некоторых голов таращились на соседок и тёмно-коричневую кожу саквояжа; у некоторых были милосердно прикрыты... Мне стало дурно, колени подогнулись, и грязь смачно чавкнула, когда я осела прямо в маслянисто поблёскивающую лужу...
- Ну-ко, милая, выпей! Давай-давай, ох, горе ты луковое...
Признаться, я смутно помню, как оказалась в квартире Марты Самойловны. Возможно, доехала на той самой кравчучке, поверх голов, хотя этот вариант и представляется мне маловероятным. Дошла, скорее всего. Не без поддержки сердобольной женщины, перевозившей головы в саквояже.
Так или иначе, я покорно глотнула водки, раскашлялась и пришла в себя.
Кухня Марты Самойловны, казалось, пришла в наш век прямиком из шестидесятых годов века предыдущего, каким его рисуют в кинофильмах. Тут тебе и ходики с неизменными тремя медведями, и белый, в красную клетку абажур, и чёрно-белая фотография молодого лётчика с двумя орденами Красной Звезды... Только белая электрическая плита выделялась, смотрелась чужеродно. И повсюду связки капустных кочанов - обычно так лук вешают. Капуста? Я проморгалась, протёрла глаза... Кочан расплылся, потерял форму, вытянулся нос, рассыпались длинные чёрные волосы... Со стены на меня немигающе глядели головы - одна, вторая...
- А ну, глотай!
Снова обжигающий вкус водки. Снова капуста.
- От бида-то какая. Видишь их, значит-ко.
- Кто... это? - слова вязли в горле.
- А я-тко знаю? Капустяны люды, кочаны, значит-ко. Да ты не бойся, дочка, я не людожерка. Я их перевожу только, а куды, зачем - не знаю. Хойтам, заразам, оне нужны, вот и перевожу. Да пошли, пошли, а то маешься, вижу...
Мы перешли в комнату, обставленную примерно в том же стиле - салфетки, вазочки, фотографии в рамках (портрет Сталина среди классических семейных изображений смотрелся, в общем, даже трогательно). Я забросала Марту Самойловну вопросами, и старушка охотно разговорилась. Видно было, что тайна давно рвалась наружу, но поделиться было не с кем: остальные видели тривиальную капусту. И всё. А настаивать женщина не пыталась, резонно опасаясь звонка в психбольницу.
По словам Марты Самойловны, столь зловещим курьером она работала уже давно - "третий год поди-ко". К ней обратился загадочный господин в сером плаще, "высочезный такой, в шляпе, важный", и предложил хорошие деньги за хранение и транспортировку голов. Поначалу старушка схватилась за сердце и громко начала звать милицию. Но серый господин убедил бабушку, "что оне вовсе-ко не людские, кочаны-то", пронеся голову в авоське по главной улице К. А за работу посулил "долги-то по квартире оплатить, а потом давать деньги. Много, сама суди".
Так и пошло. В назначенном месте и в назначенный срок Марту Самойловну встречал некто в сером, отдававший ей "товар". От женщины требовалось всего лишь перетащить головы домой и развесить их по кухне. Через двое-трое суток они исчезали - сами! - а в хлебнице (почему-то всегда именно там) пенсионерку ожидали деньги.
- От, глянь-ко, плиту электрычну купила, приоделась, сыну помогаю, дочкам двум... А кочаны эти - оне не от нормальных людей-то, а от капустяных. Капустяни люды с хойтами-то воюют, пленных не берут, - степенно втолковывала мне радушная хозяйка. - Можа, кто-то хойтовские головы капустяным людям возить...
Наверное, вы посчитаете меня чёрствым, нечутким человеком. Однако как бы вы поступили на моём месте? Бежать в органы правопорядка? И что я там скажу? Что капустная кочерыжка - это на самом деле шея отрубленной головы? Хорошенькое заявление! И куда я после него направлюсь?
Тем не менее, я категорически не желала впутываться в эту мрачную историю сильнее, чем я уже в неё влезла. И потому хотя Марта Самойловна не раз предлагала свести меня с хьяттэ, дальше посиделок в гостиной (на кухне, сами понимаете, чаёвничать не тянуло) дело не пошло. Так что я не могу стопроцентно утверждать, где в рассказах старушки правда, а где - вымысел.
По её же словам, хьяттэ вели с "капустными людьми" долгую и беспощадную войну. Почему так случилось - Марта Самойловна не знала. Не ведала она и того, зачем её работодателям нужны зловещие трофеи, однако старушка утверждала, что головам хьяттэ придают колоссальное значение. "Можа, едять, а можа, на стенку тож вешають да молятся, тьфу, нехристи!"
Открытым остался также вопрос, отчего головы требуется передавать таким странным способом. По правде говоря, Марту Самойловну, человека прагматичного, больше всего интересовали деньги в хлебнице, нежели чудачества работодателей. Я же, отказываясь знакомиться с хьяттэ, лишала себя тем самым и возможности найти ответы.
Знакомство наше с Мартой Самойловной длилось недолго и было прервано, увы, мною. Я увлеклась молодым начальником отдела нашего банка, он сделал мне предложение, и мы стали жить вдвоём довольно далеко от Граещины. Впоследствии, поколебавшись немного, я послала старушке приглашение на свадьбу, но ответа не получила. Квартиру на Граещине муж продал... в общем, мне было не до хьяттэ и их тайн.
Месяц назад я оказалась недалеко от дома Марты Самойловны - мы открывали новый филиал, я должна была присутствовать. Любопытство пересилило усталость - и я отпросилась с банкета, сославшись на головную боль.
Поднявшись на лифте на восьмой этаж, я утопила кнопку звонка. Дверь долго не открывали, наконец, на пороге появился незнакомый мужчина средних лет. Он довольно нелюбезно осведомился, что мне нужно; впрочем, узнав, кого я разыскиваю, подобрел.
- Померла мать. Полгода как. А вы её подругой будете, да?
Я кивнула. Помедлив, мужчина пригласил меня в квартиру - "помянуть покойницу". Там был сделан ремонт: кухня сияла новеньким кафелем, совершенно утратив индивидуальность. Разумеется, ни следа голов-кочанов.
Вот так я простилась с тайной, едва к ней прикоснувшись.
Почему мне вспомнилась эта история? Пустяки. Трое наших новых сотрудников ходят в серых плащах.