Аннотация: Постядер. Любителям бегалок стрелялок не сюда, хотя мутанты в рассказе присутствуют.
Малахова Валерия
ЛЮДИ
- Опять рылась в пепле? И что ты там ищешь? - старик кривил в улыбке углы впалого рта, смотрел, как я освобождаюсь из выцветшего брезента. Защитный костюм служил уже четвёртому поколению исследователей. Когда-нибудь мы снова научимся... да. Когда-нибудь.
Позади был утомительный трёхдневный переход. Город, в котором наша экспедиция вела раскопки, назывался Горловка. Он частично сохранился. Учёные Дома Истории всё спорят, почему: химический завод, находившийся там, служил хорошей целью. Но закопчённые остовы домов стоят крепко - назло времени, назло забвению, назло... Уровень радиации давно опустился до приемлемой отметки. И в старом городе можно искать книги.
Искать. Находить.
Я проводила взглядом эльбус, увозящий в Дом Истории свинцовые контейнеры с нашей добычей. Почти сохранившийся учебник зоологии. Ветхая, обгоревшая книга без названия и трёх четвертей страниц - мы смогли прочесть только о тьме, спустившейся на неведомый город Ершалаим. Репродукция врубелевского "Демона"...
Память делает нас людьми.
- Вот ты, молодая, красивая... Дома надо сидеть, дома. Родилась здоровой - а гробишь себя. Много у нас здоровых баб?
Я промолчала. Старик не нуждался в ответе. Он говорил для себя. Хотя знал, что к нему прислушиваются.
- Пепел, пепел... Интересно вам, молодым. Потом рожаете всяких... Ищете себе приключений. А пепел может рассказать только одно: вот здесь были люди, а теперь их нету. Совсем. Навсегда. Смерть - она смерть. Что в ней нового?
- История делает нас людьми! - ну, вот. Я не выдержала. Так всегда. Не могу долго с ним наедине...
Старик птичьим движением повернул голову. Глянул искоса, неожиданно остро. Весь он был похож на птицу. Старую, ощипанную. Длинноносую. Забавную? Ой, вряд ли.
- Делает? Хха! Люди, детка, они или люди, или нет. А истории с географиями здесь дело сотое. Хха! Что ж вы за люди, если вас делать надо? Хотя... папа с мамой, то да сё... нда...
Всё. Достаточно. Когда он берётся за своё, мне становится страшно. А вдруг его слова - правда?
Старик... Выходец из того мира, где по траве можно было ходить босиком, где люди управляли могучими силами, даже страшно представить - какими... Он помнит. Мы можем только прочесть - а он видел.
Помощь его неоценима. Достаточно сказать, что эльбусы - его изобретение. Он показал, как делать аккумуляторы. Без старика не было бы Дома Истории: кто во время разрухи и массовых смертей помнит о замечательных свойствах свинца? Но даже если этот человек впадёт в маразм - неважно. Он жил ДО. И уже поэтому заслуживает преклонения.
***
Крик. Дикий, отчаянный - и не разберёшь, чей.
Веки, лишённые ресниц, вздрагивают, лысая голова запрокидывается вверх.
- Это с центральной площади, - старик, кряхтя, поднимается с нагретого солнцем камня. - Одевайся быстрее, детка. И догоняй.
Ну конечно, какое же происшествие обойдётся без нашего живого и очень даже поворотливого памятника? Хха, как ты любишь выражаться! Я и обогнать тебя успею.
Толпа. Похоже, на площади собралась половина города. Я на миг ощущаю гордость: да, маленький, но всё же не посёлок... А затем во рту становится кисло-горько - что это? Кажется, прикусила язык...
На помосте посреди площади - тело. Юное, худенькое... Изломанное страшно: белеет пробившее кожу ребро, красное и мокрое поблёскивает на досках настила. Ветерок играет длинной светлой прядью, качает влево-вправо, будто маятник. Я так завидовала этим волосам. Так плакала, глядя на свои космы...
Элька Румянцева. Единственный нормальный ребёнок в семье. У её матери было три аборта и...
Возле помоста корчится Яшка. Бессмысленно щурятся и без того узкие глаза. Огромный язык, как всегда, не умещается во рту. Ладони с единственной горизонтальной линией ("Линия дебилизма", - однажды в сердцах брякнула Марго, дорогая подружка... ох и влетело ей!) безостановочно щупают щебёнку.
У нас много умственно отсталых - таких вот. Радиация и мутация - две подружки. Вот и рождаются... эти.
До сих пор не стихают споры: не милосерднее ли убивать несчастных, обречённых самой природой? Всё равно редко кто из них доживает до тридцати. А у нас мало еды. И топлива. И...
И неважно, что у нас есть, чего нет. Мы - люди.
Но я помню судебные процессы. Матери, отцы, убивающие новорожденных. Бесполезных для общества. Тупых до отвращения. Неспособных размножаться - и хорошо! Ещё нам обилия этих не хватало... Врачи руками разводят: медицина пока бессильна, мы не можем обнаружить отклонения в развитии плода. До рождения.
А делать аборт при первой беременности в половине случаев означает гарантированное бесплодие. Вдобавок, каждая женщина надеется: уж мой-то первенец родится здоровым. Уж мой-то... Ведь такие случаи бывали! Да, можно по пальцам перечесть, но...
С открытием Дома Призрения убийства несчастных уродов прекратились. Вроде бы. У меня самой в Доме дядя и старшая сестра. Вся семья работает, ухаживать за идиотами некому. А там им хорошо. Сыты, одеты. Некоторые даже освоили какие-никакие трудовые навыки. Приносят помощь обществу. Посильную.
За Яшкой ухаживала Элечка.
Элька, Элеонора, серые глаза, русые волосы, замечательная память, хороший почерк... Элька, обожавшая Лермонтова, по памяти сделавшая для младших классов тридцать две копии "Мцыри". Труд не даёт нам скатиться в дикость - трудиться она умела. Редкая усидчивость. Редкая девочка.
Была, была, была...
Оглядываюсь в поисках знакомых лиц. Их много - но кто ответит? Толпа замерла в недоумении. В шоке. Короткие перешёптывания, испуганные лица...
А, вот. Андрей Нечипоренко - начальник городской аварийно-спасательной службы. Рядом с ним... бедняга!
Отец Элеоноры.
Не помню его имени.
Да и зачем оно мне сейчас?
- Мальчишка ваш за Элечкой, что собачонка, бегал, - грустно-степенно растолковывал Нечипоренко, - вот и рванул на подвесной мост. А ветер над Прорвой сами знаете... На середине пацан и забоялся: мост качается, такие не любят... Сел на задницу, рассопливился, за перильца схватился. Девочка ему на помощь поспешила. И оскользнулась. Попыталась уцепиться за брата. Нормальный человек помог бы, а Яша... в общем, столкнул он её. Кто видел, на помощь не успели. Воды в Прорве сейчас нет, так что...
Тишина.
Бессмысленное мычание Яшки.
Отец поглядел на скулящего парня. Анна Румянцева, наша учительница литературы, умерла в прошлом году от воспаления лёгких...
Толпа загудела - негромко. Чуть качнулась к помосту. Каюсь, я тоже хотела... ну хотя бы дать тумака несчастному идиоту. Да, он не понимал, что делал, но он же убил!
Убил!!!
Яшка съёжился, втянул голову в плечи и завизжал. Мне ни капельки не было его жалко.
Отец сделал шаг вперёд.
Два шага.
Три.
- Ну что ты, малыш, что ты... Успокойся. Идём домой.
И сильная мужская рука гладит растрёпанные жиденькие волосы.
***
- Так что же делает людей людьми? Пепел? История? Затвердили с десяток слов, как попугаи, теперь швыряетесь ими. Налево-направо, направо-налево...
Успокойся, старик. Ты часто повторяешься, но на этот раз я удержусь от спора. Может, оттого, что боюсь? Вдруг сказанное тобою - всё-таки правда, и экспедиции к мёртвым городам бессмысленны? Вдруг спасение культуры, смысл нашей жизни - глупость, и нужно заняться другим делом... каким?
Скажи мне, старик! А если не можешь - молчи. Потому что я не верю. Не хочу верить. Сил нет поверить в такое!
Я не согласна с тобой. Но, кажется, понимаю. Правда.