Дочке пять лет. Пухлые щечки и курносый носишко. По утрам мягкие волосёнки неизменно торчат в разные стороны, и она похожа на домовёнка. У неё есть свой шкафчик, а в нём её вещи. И свои мысли в головке. Она живёт своей жизнью, принимает решения и строит планы-совсем пока коротенькие. И ещё у неё есть своя душа-совсем не маленькая, а большая, вмещающая целый мир. Она что-то любит и не любит чего-то. А я смотрю не неё и удивляюсь, что это такой настоящий отдельный, сам свой человечек. И странно, что когда-то мы составляли одно целое.
Конец апреля...Уже совсем лето-жара, духота. Петербург, мой вечно дождливый город, кажется плавиться.
По утрам я просыпалась от трёх одновременно навалившихся проблем: невыносимо хотелось в туалет, не меньше - перевернуться на живот, и-мне было жарко. Самое обидное, что все проблемы-абсолютно неразрешимы. В двух первых целиком и полностью были виноваты мы с мужем. Ну, и физиология. Но к ней даже мне не приходило в голову предъявлять претензии. Ибо я находилась в "интересном" - интереснее некуда-положении, то есть на последнем месяце беременности. А потому поход в туалет, хоть и вызывал, конечно, в те дни положительные эмоции,но,я точно знала, совсем ненадолго. Вторая проблема была в некотором роде даже хуже. потому что тут совсем никакого облегчения не предвиделось в ближайшие дней 30.Я подумывала о кровати с дыркой посередине, но сейчас, учитывая сроки, было поздно начинать её конструировать.Впрочем,даже если бы я походила на слониху,которая,как известно, носит детёныша 12 месяцев, все равно муж со своей способностью обдумывать каждую новую мысль очень обстоятельно сделал бы необходимую вещь разве что к совершеннолетию ребёнка.
Последняя проблема только и оставляла, что смотреть на неё философски.
Поскольку 9-й месяц, по подсчётам врачей, начался всего-то дня два назад, я заявила, что не могу дышать смогом, ездить на лифте, ходить по асфальту, и хочу на дачу недельки на две. Муж где-то вычитал, что у женщин в моём положении мозги немного набекрень, и волновать их ни в коем случае не рекомендуется(в целях собственной безопасности, надо полагать)-и после моих заверений, что мы прекрасно успеем за оставшиеся две недели подготовиться и всех родим как положено, согласился.
Утром дня накануне нашего предполагаемого возвращения в родные пенаты я со всей неотвратимостью поняла, что рожать я буду не в городе-герое, а в ближайшем роддоме.
В то утро я проснулась, немного погрустила всё о тех же проблемах и встала...
Бац! Наверное, у меня внутри на верёвочке был подвешен мячик, и тут он оторвался. Я постояла, прислушиваясь к себе. Мячик молчал. По традиции, посетив уборную, я выглянула в окно. Муж во дворе бодро тюкал топором. Всегда приятно посмотреть, как другие работают, даже в таком щекотливом положении. Он заметил меня и помахал рукой. Я тоже помахала и спросила:
-Может, рожать поедем?
Он побледнел так, что я испугалась, что человеку станет плохо. Поясницу уже ломило, но мужа всё равно жалко. У него ж в первый раз.
...Мы ехали в роддом в Кингисепп. У мужа глаза совершенно несчастные, зубы сжаты так, что скулы зеленые. И зелень, главное, расползается. Батюшки, думаю, это что ж с ним к концу дороги будет?
Я погладила его по руке:
-Не волнуйся, это не страшно, не ты первый, не ты последний.
Я, наверное, плохо умею утешать. К роддому благоверный покрылся желтизной.
После осмотра и утешительного:
-Рожаете, девушка, рожаете, - меня со схватками, с которыми я вроде как уже сроднилась, поместили в дородовую палату. Там в ожидании счастливого события лежали ещё две женщины, одна лет сорока, другая лет двадцати пяти.
Лежанием это, впрочем, назвать было трудно. Та,что постарше, безостановочно носилась вокруг своей койки и почему-то на все лады кляла мужиков всех мастей и видов.Может,надо было посочувствовать, но я .,честно говоря, больше была занята собой, да ещё третья девушка умоляюще глядя на меня, кивнула на нашу соседку и спросила:
-Неужели правда так больно?
Дама между тем оставила в покое сильную половину человечества и теперь честила кого-то другого, причем так замысловато, что понять, кого именно, было невозможно.
-Не-е-ет, - ответила я девушке, методично отламывая от белого шкафа железные ручки, - Ерунда. Да ты замолчишь или нет! - это уже говорливой даме.
Но тут в палату вошёл доктор и бодро поинтересовался:
-Ну, как дела?
Дела у меня были такие, что я незамедлительно и максимально внушительно ответила:
-Доктор, я рожаю. Совсем. Анька сейчас вывалится.
Доктор предложил:
-Попробуем потужиться?
Однако, когда мы попробовали, у него охоты к экспериментом поубавилось.
-Стой! В родилку, бегом!
Бегом - это здорово. Кресло как в "Матрице" - ручки для рук, педали для ног. Труднообъяснимо, как я в него забралась, но-забралась, причём в рекордные сроки. Толком поговорить в этом интересном положении мы с доктором, к сожалению, не успели:
-Тужься,тужься,тужься...Все, молодец!
-Что всё? - подозрительно уточнила я.
-Всё, отрожались.
Он протянул акушерке-я только сейчас её заметила-что-то, подозрительно похожее на ребенка. Потом чем-то пощёлкал и пояснил:
-Шовчики. Три. Продезинфицируем.
Защипало неимоверно. Я вспомнила, что рассказывала об этом мама.18 лет назад в такой же ситуации она схватила со стола первую попавшуюся папку и принялась обмахиваться. Я расхохоталась. Доктор посмотрел на меня странно:
-Знаете, девушка, такой реакции на роды я ещё не видел.
Акушерка протянула мне туго спелёнатый комочек:
-Ну, тут одни щёки чего стоят!
Я пригляделась к кряхтящему комочку. Он открыл почему-то один глаз и, казалось, подмигнул мне. Я сказала:
-Спасибо, доктор.
...Аньке пять лет. И хотя она совсем-совсем отдельный человечек, не похожий ни на кого на свете, все-таки мы с ней так же нужны друг другу, как в тот майский день, когда она впервые будто подмигнула мне в родовой палате приграничного городка Кингисеппа.