Когда ювелир Θангобринд услышал зловещее покашливание, он тотчасже обернулся к тому узкому проходу. Он был вором с весьма высокою репутацией, состоя под покровительством высоких и избранных особ, ибо он украл ни более ни менее как яйцо Муму, и за всю свою жизнь крал самоцветы лишь четырех видов - рубины, бриллианты, изумруды и сапфиры; и как это в обычае у ювелиров, велика была его честность. Ныне же к Θангобринду пришел Князь Купцов и предложил душу своей дочери за бриллиант крупнее человеческой головы, что обретается на коленях идола в образе паука, Хло-хло, в его храме в Моунг-га-лине; ибо он слышал, что Θангобринд был вором, достойным доверия.
Θангобринд умастил тело маслом и выскользнул из своей лавки, и пойдя тайно проулками, оказался у самого Снарпа, прежде чем кто либо проведал, что он опять вышел на дело или что он достал свой меч из его места под прилавком. Там он бывал лишь ночами, скрываясь днем и оттачивая лезвия своего меча, который он прозвал Мышью, потому что тот был скор и проворен. У ювелира были особыя методы путешествовать; никто не видел, как он пересек равнину Зида; никто не видел, как он подходил к Мурску и Тлуну. О да, он любил тень! Луна, однажды неожиданно выглянувшая из бури, выдала бы заурядного ювелира; но не сделала она этого с Θангобриндом: стражник увидел только нечто скрюченное, ухмыляющееся и хохочущее: "Это всего лишь гиена", сказали они. Однажды в городе Аг один из стражи схватил его, но Θанобринд был намазан маслом и выскользнул из его рук; вы едва смогли бы разслышать удаляющиеся шлепки его босых ног. Он знал, что Князь Купцов ждет его возвращения, что его маленькие глазки не закроются всю ночь, горя от жадности; он знал, что его дочь лежит в цепях и кричит день и ночь. О, Θангобринд знал это. и не будь он на деле, он бы позволил себе раз или два похихикать. Но дело есть дело, а бриллиант, который он искал, все еще лежал на коленях Хло-хло, где он находился последние два миллиона лет с тех пор, как Хло-хло создал мiр и отдал ему все, кроме этого драгоценного камня, названного Бриллиантом Мертвеца. Камень часто крали, но он имел привычку возвращаться опять на колени Хло-хло. Θангобринд знал об этом, но он не был обычным ювелиром и надеялся перехитрить Хло-хло, не замечая направлений честолюбия и похоти и того, что есть суета.
Как проворно он проделал путь мимо ям Снуда! - то, словно ботаник изследуя почву; то подобно танцору спрыгивая с крушащихся краев. Было совсем темно, когда он прошел вратами Тора, с которых лучники стреляют в иноземцев стрелами из слоновой кости, дабы никакой чужеземец не изменил их законов, кои скверны, но не чужакам их менять. Ночью они стреляют на звук чужих шагов. О Θангобринд, был ли когда ювелир, подобный тебе! Он тащил за собой два камня на длинных веревках, и лучники стреляли по этим камням. Искушением, конечно, была ловушка, выставленная в Вуθе, изумруды в непрочных гнездах в городских воротах; но Θангобринд разглядел олотую веревочку, тянувшуюся вверх от каждого камня, и груз, которые бы рухнули ему на голову, коснись он хотя бы одного из них, и так он оставил их, хотя и оставил их со слезами, и наконец пришел в Θеθ. Там все поклоняются Хло-хло; хотя и согласны, по свидетельству миссионеров, уверовать в иных богово, но лишь как в дичь для охот Хло-хло, который носит Их нимбы, как сказывают люди, на золотых крюках на своем охотничьем поясе. И из Θеθа Θангобринд пришел в город Моунг и в храм Моунг-га-линь, и увидел идола в образе паука, Хло-хло, сидевшего там, и сверкающий Бриллиант Мертвеца на его коленях, казавшийся всему мiру как полная луна, но полная луна, увиденная лунатиком, который слишком долго спал в ея лучах, ибо в Бриллианте Мертвеца было нечто, что выглядело мрачноватым предзнаменованием событий, о которых здесь лучше не упоминать. Лик паукообразного идола освещал роковым самоцветом; и не было там иного света. Несмотря на шокирующия конечности и демоническое тело, сей лик был безмятежен и по-видимому без подозрений.
Слабый страх вошел в душу ювелира Θангобринда, мимолетная дрожь, - и не более того: дело было делом, и он надеялся на лучшее. Θангобринд поднес меду в жертву Хло-хло и простерся перед ним. О да, он был хитроумен! Когда жрецы выползли из мрака, чтобы вылакать мед, они без чувств вытянулись на полу, ибо в меде, поднесенном в жертву Хло-хло, было особое снадобье. И ювелир Θангобринд схватил Бриллиант Мертвеца, положил его себе на плечо и устало поплелся прочь из храма; а идол в образе паука не промолвил ни единого слова, но мягко разсмеялся, когда Θангобринд закрыл за собой дверь. Когда жрецы пробудились от власти снадобья, которое было в меде, принесенном в жертву Хло-хло, они устремились в маленький потайной покой с отверстием, обращенным к звездам и составили гороскоп вора. Нечто, увиденное ими в этом гороскопе, словно бы удовлетворило жрецов.
Не по нраву Θангобринда было возвращаться тем же путем, которым он пришел. Нет, он пошел другою дорогой, хотя она и вела через теснину, ночной дом и лес пауков.
Город Моунг уходил, высясь, за его спиной, балкон над балконом, заслоняя половину звезд, когда он плелся обратно. Несмотря на то, что он, заслышав шлепающий звук словно бы бархатных ног, он отказался признать, что это то, чего он боится, все же инстинкты его ремесла сказали ему, что не к добру это, когда какой либо шум следует за любым бриллиантом ночью, а тут был крупнейший из всех, что когда либо попадались ему на путях его дела. Добравшись до теснины, что вела в лес пауков, чувствуя холодную тяжесть Бриллианта Мертвеца, меж тем, как бархатный звук шагов, казалось, опасно приблизился, ювелир остановился и почти заколебался. Он посмотрел назад: там никого не было. Он внимательно прислушался: теперь не было ни звука вокруг. Тогда он подумал о криках дочери Князя Купцов, чья душа была ценою бриллианта, и улыбнулся, и упрямо пошел вперед. За ним апатично наблюдала в теснине та суровая и сомнительная женщина, чьим домом является Ночь. Θангобринд, не слыша больше звука подозрительных шагов, почувствовал облегчение. Он уже совсем было подошел к концу теснины, когда женщина кашлянула безразлично и зловеще.
Этот кашель был слишком полон значения, чтобы им пренебречь. Θангобринд обернулся и тотчасже увидел то, чего опасался. Идол в паучьем образе не остался дома. Ювелир нежно положил бриллиант наземь и достал свой меч, прозванный Мышью. И тут начался тот знаменитый бой в теснине, так мало, казалось, заинтересовавший суровую старуху, чьим домом была Ночь. Для идола в паучьем образе, - вы бы сразу увидели, - это была ужасная шутка. Для ювелира бой был в высшей степени суров. Он бился, задыхаясь, медленно отступая по теснине, но он нанес Хло-хло глубокия длинныя раны по всему его полному мягкому телу, и весь клинок Мыши покрылся вязкою и слизкою кровью. Но в конце концов непрестающий смех Хло-хло стал невыносим для нервов ювелира, и еще раз ранив своего демонического противника, он рухнул ошеломленный, задыхаясь, у двери у двери дома под названием Ночь у ног суровой старухи, которая, испустив еще раз сей зловещий кашель, более не вмешивалась в ход событий. И те, в чьи обязанности это входило, отнесли ювелира Θангобринда в дом, где висели два человека, и, сняв с крюка того, кто висел слева, они подвесили на его место рискового ювелира; так пал на него его удел, коего он страшился, как известно всем, хотя это было так давно, и так был немного утишен гнев завистливых богов.
А единственная дочь Князя Купцов чувствовала так мало благодарности к столь великому освобождению, что возлюбила респектабельность воинствующего сорта, и сделалась агрессивно скучна, и назвала свой дом Английскою Ривьерой, и, занявшись прядением безвкусных поделок из камвольной пряжи, так, в конце концов, никогда не умирала, но отошла в своем обиталище.