Юханан : другие произведения.

4. Орлята

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Глава четвёртая. Орлята.
  1.
  Соловей задумчиво поднял глаза к небу, и отвёл меч в сторону, позволив тому блеснуть на солнце и поникнуть серой полосой.
  - Знаешь, Воробышек, мне подумалось, что поединок похож на маркизонский пляс, - сказал он, щурясь на васильково-синюю даль. - Торжественный и плавный, роскошный. Когда на тебя смотрят все... - тут он взглянул, наконец, на Яромира и быстро поправился: - впрочем, на тебя не смотрят. Итак, Воробышек, шаг вперёд...
  Соловей шагнул, высоко вскинув левую, свободную руку.
  Он забавлялся. Яромир до боли в зубах хотел раз и навсегда выбить из Соловья эту самодовольную лень, заставить уважать себя. Но нужно было ждать, нападёшь сейчас - и попадёшь в охотничьи силки.
  - ...поворот, - сказал Соловей, и крутался на каблуке, сминая траву. Повернулся не до конца, покачнулся: - Порожденье смуты, на плитах Гнезда это было проще!
  Ловушка или и впрямь раскрылся? Неважно. Вперёд: два взмаха и выпад! Удача на его стороне! Он ненавидел, когда его называли Воробышком.
  Яромир выбросил руку далеко вперёд, движение отточено: толчок ноги, поворот плеча - всё на кончике клинка. Вот так меч пробивал набитый соломой тюфяк, а сейчас пробьёт белую кожу под тонкой рубашкой и кость. "Успею остановиться?"
  - Шаг назад, - пропел Соловей, легко развернулся, оказавшись сбоку от Яромира, и тут же Яромир получил пинок под зад, со всего размаха полетел вперёд и растянулся на сырой от росы траве.
  Дух вышибло, на глаза навернулись слёзы. Хвала Чете, Соловей увернулся! Проклятье нерождённым, Соловей его ударил! Щёки вспыхнули: Яромир схватил меч, рывком поднялся. В зыби все настваления: он бился яростно, изо всех сих, стараясь вышибить вёрткий меч из рук Соловья. В ушах гудело от звона стали, в глазах один только солнечный блеск, прихотливо перескакивающий с меча на меч. Он уже не чувствовал ладоней, когда его клинок, будто получив собственную волю, крутанулся и вырвался, упал на землю.
  - Взмах рукой, - тяжело переводя дыхание, сказал Соловей. - Поклон.
  Руки висели плетьми, не поднимаясь, зубы до боли сжаты, свистел вдыхаемый воздух. Яромир искал на раскрасневшемся лице Соловья хоть тень обыкновенной улыбки: но тот смотрел прямо и жёстко, холодно. Тёмные волосы были растрепаны, крылья тонкого носа раздувались вместе с дыханием, на лбу капельками выступил пот. Яромир несмело улыбнулся, опустил взгляд, и тут только Яромир понял, что рубаха на груди брата набухла от крови.
  - Я.. я не хотел. Нужно перевязать! - зачастил Яромир, и разом замолчал: меч Соловья упирался ему в грудь.
  - За похлёбкой сегодня следишь ты, - сказал Соловей, тем же голосом, каким отдавал приказы отец.
  Соловей шагнул вперёд, разворачиваясь, как в маркизонском плясе, после поклона:
  - Воробышек! - громко прошептал он в самое ухо, взъерошив ему волосы, и Яромир не сдержал счастливой улыбки.
  Рана оказалась пустяковой - длинный и неглубокий порез. Пока Соловей ходил к ручью промывать её, Яромир достал из седельной сумки чистую белую сорочку с кружевами, сел на корточки и разгладил её на коленях. В ней он мечтал предстать при дворе. Думал недолго: решившись, он стал сосредоточенно рвать её на широкие полосы, помогая себе ножом.
  Соловей вернулся нескоро, Яромир уже успел покончить с рубашкой и связать полосы в одну ленту непослушными после боя пальцами. Он не думал, что беспокоится за брата, но, когда услышал звонкое пение, от сердца отлегло.
  Я прощусь с тобою, милая:
  И уйду я вслед за братьями
  Я поклялся над могилами,
  Нет верней того заклятия!
  Пел Казимир славуно, чего уж. За то Соловьём и прозвали.
  Мне сразиться с лютым ворогом
  За рассвет над старой пашнею,
  И за крынку с кислым творогом,
  За твои слова вчерашние...
  - Эй, Воробышек? Да ты никак меня перевязать собрался? - спросил он, едва показавшись из дубовой рощицы. - Сжалился над сводным братом? Благородный мальчик. Ты зря меня не слушаешь - как мне ещё тебя учить? Поединок - это не колка дров, - он говорил, подняв руки, а Яромир туго обматывал ему грудь. - Ты дерёшься вслепую, не слышишь и не видишь противника, тратишь столько сил... Ты что, располосовал свою рубаху? Воробышек...
  - Мне нужно было идти одному, - буркнул Яромир. - Чего ты за мной увязался?
  - Дурак, - беззлобно отозвался Соловей.
  
  2.
  Яромир готовился к походу тщательно. К походу или к побегу - он сам не мог понять: отцовского дозволения он и не чаял дождаться, решился идти сам. Загодя он собрал запасы и уложил в седельную сумку: кремень и трут, смену белья, семь локтей крепкой верёвки, длинный нож и топорик, осталось только плотнее завернуть лепёшки и сушёное мясо в холстину, да прицепить мех, где булькало красное вино из отцовских погребов. Он осторожно вышел из спальни и дошёл сквозь пустые и гулкие залы до боковой лестницы. Была ночь, и едва освещённые месяцем комнаты казались ещё больше обыкновенного. Он уже откинул пыльный тканый ковёр, закрывавший проход, уже шагнул во мрак лестницы, когда вспомнил вдруг, помянув про себя порождений Смуты, что забыл меч. Пришлось вернуться и снова пройти, едва не на ощупь весь путь.
  Он считал ступени лестницы и молился то Отцу, то Матери, чтобы не оступиться и не полететь кубарем в темноте. Нога оскользнулась на влажном камне, и Яромир отчаянно замахал руками, пытаясь ухватиться за что-нибудь, но не вышло, упал, отшибив себе зад. Ножны скрежетнули по камню громче утренних петухов.
  Он сидел на холодном камне и вслушивался в тишину, положив ножны на колени. Меч выдал его за то, что он посмел забыть его в спальне. Разве может забыть свой меч настоящий воин? Не может. Даже старик Славич бы не забыл. Неужели вот так и кончится? Нет, он всё равно уйдёт! Нельзя позволить черноплащникам и дальше править в Верховском. Изяслав должен знать, что воины Красных земель с ним, что Гнездо с ним. Яромир стиснул зубы и встал - до конюшни уже было недалеко.
  Там в кованом светце тлела лучина, едва-едва рассеивая тёплый, пахучий полумрак. В дальнем углу, на сене, сопел и присвистывал конюх - кто сегодня? Сивой, Некрас? Не разобрать. Вроде спит. Неужели обошлось?
  Крылатый ждал его в стойле. Яромир изловчился достать из-за пазухи половинку яблока: конь громко фыркнул и взял гостинец, ткнувшись тёплой мордой в протянутую ладонь.
  Оседлать и взнуздать коня в полутьме не так-то и просто, особенно, когда за тебя обычно это делает конюх. Зато засов поддался легко, створки открылись бесшумно. Взяв Крылатого под уздцы, Яромир повёл его из конюшни. Ночной воздух обдал прохладой. Месяц освещала старые стены и двор, играл тенями раскидистый дуб. Яромир замер на миг, прощаясь с Гнездом.
  - Далеко ли собрался, молодой господин? - шёпот у самого уха, и чья-то рука на его плече. Яромир вздрогнул и оцепенел, не зная, что делать.
  - Что молчишь, Воробышек? Куда это ты, на ночь глядя? Не рановато тебе по девкам шляться?
  Соловей.
  - В самый раз, отвяжись, - буркнул он и неловко, не попав сперва ногой в стремя, вскочил в седло.
  - Вот ещё, - фыркнул Соловей и взял Крылатого под уздцы. - Рассказывай, куда собрался, малец?
  Яромир молчал, стиснув зубы, крылья носа дрожали. Только бы не заплакать. Плакать нельзя. Это нечестно! Уже почти получилось.
  - Рассказывай, не сопи, - смягчил голос Соловей. - В Верховской? К Изяславу?
  Соловей хлопнул ладонью по седельной сумке:
  - Ну точно, не к девицам. Слушай меня, Воробышек... Ты сказал отцу?
  Яромир помотал головой.
  - Понятно. Слушай меня. Ты единственный его сын, единственный наследник. Старик души в тебе не чает. Я знаю, что говорю. Если тебе плевать на его сердце, подумай хотя бы о том, что не уедешь дальше десятка вёрст, как тебя хватятся, найдут и вернут. Орлёнок, рано вылетать из Гнезда.
  - Светлому князю нужны воины! Пусти! - сдавленно прошипел Яромир.
  - Нужны, - согласился Соловей, и запустил пятерню в свои тёмные кудри.
  Застыл так, будто решаясь, и вот, махнул рукой: - Уйдём вместе. Во время охоты. Оставим письмо отцу - он не будет посылать за нами погони, если поймёт, что мы едем в Верховской. Наставник Наум убедит его отпустить нас. А сейчас слезай с коня, Воробышек.
  
  3.
  Соловей сидел, неудобно зажав между колен серебряное зеркальце, вытянув шею, скосив глаза на своё отражение. Оттянув кожу пальцами, он брился, с хрустом снимая щетину со щеки.
  - Хороши мы будем с тобой, Воробышек! - усмехнулся он сквозь зубы. - Я с повязкой как после боя, и ты в заношенной рубахе.
  Соловей осторожно отёр бритву куском холстины, и продолжил, повернув теперь к зеркальцу другую щёку.
  - По рубахе-то вши ещё не скачут, Воробышек?
  Яромир угрюмо следил за игрой пламени костерка:
  - Не скачут, - огрызнулся он. - Изяславу нужны наши мечи, а не чистые рубашки.
   Соловей рассмотрел себя в зеркальце и умылся , плеснув на лицо остатками воды из котелка.
  - Много ли толку от наших мечей? - спросил он, вытирая лицо. Яромир наблюдал его лицо сквозь дрожащий над костром воздух.
  - Скоро я приведу к нему всё Гнездо.
  Соловей вскинул на брата глаза и долго смотрел. Не выдержав взгляда, Яромир стал рассматривать искорки, которые взвивались стайками от ало-серых углей, когда он толкал их прутиком.
  - Нам пора, Орлёнок. К вечеру мы должны выехать на малый шляхт, к исходу третьего дня будем на месте.
  Яромир молча кивнул. Он вспоминал слова наставника.
  Наставника Наума не было целый год. Он вернулся в Гнездо пешком, жилистым и исхудавшим, загорелая рука сжимала посох, в отросшей до груди бороде волнилась седина, как морская пена на чёрной воде. Он встретил воспитаников тем же ласковым, мягким голосом, что и прежде, его ореховые глаза улыбались. Но наставник Наум изменился. Изменились и его рассказы.
  - Я в был Нагорной, - говорил он.
  - В разбойной Нагорной?
  - Да, Яромир. И я говорил с теми, кого мы называем разбойниками. Все они, как один, древних родов: Лисовцы, Гороловцы, Станичи, были там и потомки Деяна. Они дошли до отчаяния, и не знают теперь как жить иначе, не пробавляясь разбоем. С тех пор, как владигорцы украли кузнецов, они не ковали новых мечей. Воины и дети своих отцов, они отказались идти на службу к черноплащникам, те же забрали их крестьян, увели, подобно скоту, с жёнами и детьми.
  - Но они ослушались приказа! - отвечал Яромир.
  - Что за приказ заставляет воина бросать свой меч? - спокойно отвечал Наум, и Яромир не знал, что ответить.
  А ещё наставник Наум побывал в Гранитной, добрался через ущелья и кряжи до Ласточкиного гнезда, отдыхал в Прибежище, но всюду он находил одно. Наставник рассказывал, и рассказы его смешивались друг с другом: говорил ли он про вдовца, чей старший сын погиб в бою с рахманами, а младший надел его доспехи и ушёл вслед за ним. Ушёл на верную смерть во владигоском строю, потому что не мог обречь семью на нищету. Или о том, как старуха с невесткой доживали свой век в пустой башне, оставленные заботе нескольких слуг: их крестьян забрали черноплащники, обманом выкупив за бесценок.
  Или рассказывал наставник Наум как шёл он два дня по лугам и пастбищам, но не встретил ни пастуха, ни козы. Или о том, как нашёл он приют в крестьянской хижине, где оставил своего коня, потому что увидел, как сами крестяне пашут землю, впрягшись в соху. Он рассказывал, что их господин оказался жаден и глуп, но раньше и его жадность знала меру, теперь же меры нет, потому что всё, что не отнимет он, отберут черноплащники.
  Наставник всегда говорил спокойно, негромко и неспешно, так что Яромир научился распознавать и малые оттенки его голоса.
  - Раньше пастух пас коз и овец, крестьянин пахал землю, а боярин сражался с врагом, и это было справедливо, потому что людям нужна защита. Что же за войну мы ведём теперь? Отчего земли наши пустеют, хотя воюет и боярин, и крестьянин? - спрашивал наставник Наум, и в голове Яромира мигом возникали ответы, но он понял уже, чувствовал, что они неверны. Он ждал ответа наставника. - Там, где я был, я не сыскал ни одного кузнеца, что был бы способен не только подковать лошадь, но и сработать меч. Ни одного кузнеца, в крепостях Красных земель! Кроме тех, что стали теперь оплотом Владигора. Да, Яромир, в Гнезде есть Чернянко-кузнец, известный искуссник, но и только, он последний. В Заставной я говорил с боярином, который продал свой щит и меч, черноплащники платят за них полновесным серебром, продал коня, а сам стал пасти овец, и сыновей к тому приставил, и тем только и кормит род. В какой народ мы превратимся, если воин не может воевать, а крестьянин возделывать землю?
  - И с кем бы я ни говорил, - продолжал наставник, - приходилось мне слышать проклятья черноплащникам Владигора, но вспоминали люди Красных земель и светлую Градиславу, и вспоминали, как сражались за неё, и как били деррахманов, как возвращались домой победители, и слава летела впереди них, теперь же владигорцы отняли и славу, ведь вера их учит, что победы одерживает разум, а не оружие, а, значит, и не воины вовсе достойны песен, а владигорские мудрецы. Но давно ли неугодны Святой Чете стали защитники народа её? Гордость и алчность вижу я в делах и словах послушников Владигора.
  Так говорил наставник Наум, и Яромир слушал его, сжимая в бессилии зубы. Они были тогда втроём, в той самой палате, в которой обыкновенно учил их Наум. Наставник сидел в углу, на лавке, Соловей перебирал струны и тихонько напевал что-то у очага, Яромир же расхаживал по комнате, потому что не в силах был больше слушать сидя. Как мог Соловей оставаться не внимать наставнику? Как мог он оставаться равнодушным?
  Яромир давно привык к тряской рыси Крылатого и почти не замечал дороги, он раз за разом переживал те часы, он думал над словами наставника, и всё время приходил к одному - к отцу. К его молчанию.
  Он ничего не отвечал на проповеди наставника. Раньше, при Градиславе, боярам дозволено было иметь свою дружину, и вооружать её и кормить. Боярин великого рода созывал бояр родов малых, и собиралось войско: такое, какое привёл его отец на Седое поле много лет назад, и с каким разбил он владигорцев.
  Порой Яромиру казалось, что имя Всеслава Орла носят три человека. Один - бесстрашный воин, воспетый певцами Красных земель, он сражался в Золотых землях с рахманами и бил их не раз, он спас светлую Градиславу от восставших владигорцев, разбил их на Седом поле и обессмертил своё имя. Его глазами смотрели с тканых ковров Гнезда гордые воины-победители. Другой человек с тем же именем - его отец. Яромир не мог вспомнить ни его лица, ни его наставлений, но знал, что тот всегда был мудр и добр к нему, что учил его разным наукам и позволял шалости, он помнил как зычно звучал его голос, отдающий приказы. Третий же был чужим Яромиру. Но именно он жил теперь в Гнезде и его называли глашатаи Всеславом Орлом. Этот был стариком с прямой спиной, с длинными неубранными седыми патлами и затуманенным взором.
  Но Всеслав Орёл из Гнезда был только один, и когда, случалось, он призывал сына к себе, Яромир до боли завидовал Соловью, которому сполна досталось любовь и забота Всеслава, и старым товарищам отца, кто ходил с ним вместе в бой, и его дружинникам, которых вёл Всеслав-воевода. Яромиру же досталась смутная память детства и редкие встречи. Во время них Всеслав почти не говорил, только спрашивал глухим голосом, слушается ли он наставлений, и всем ли доволен? На последней из таких Яромир спросил: враги ли черноплащники Красным землям? Но отец только молчал, а потом отпустил его с обычным: "Поговорим после".
  Закат пылал за спиной поздним осенним цветком. Грозовые тучи торжественно выплывали навстречу, на несколько мгновений мир кругом словно бы высветился изнутри, тени скрылись, а после небо почернело, разыгрался ветер.
  - Давай скорее! - перекрикивая свист ветра поторопил Яромира Соловей. - Недалеко должен быть постоялый двор. Успеть бы до грозы.
  
  4.
  Когда до Верховского оставалось совсем недолго, если поверить наслово встречному мужику, Соловей остановил коня и окликнул брата:
  - Давай, пора.
  Они съехали с шляхта и вскоре оказались на берегу быстрой, чистой реки.
  - Как называется? - спросил Яромир.
  Соловей пожал плечами:
  - Не то Донейка, не то Довейка, не то ещё как, не помню. Тебе в ней купаться, а не болтать с нею. Привяжи коней , я соберу хворост.
  Яромир стянул с себя сапоги, расстегнул костяные пуговицы на камзоле, снял и его, затем рубаху, порты. Было прохладно, с воды дул слабый ветерок. Яромир громко хлопнул в ладоши, и побежал, оскальзываясь, к воде, к поросшему тонкими берёзками берегу, который обрывался глиняным скатом. Вбежал в воду - дыхание захватило, не вздохнуть. Зубы сами собой стали стучать; следом медленно входил в воду, поминая всех порождений Смуты поимённо, Соловей. Яромир набрался духу и окунулся, силясь смыть онемевшими пальцами дорожную пыль с волос. Глотнул воздуха, окунулся ещё раз, обтёр шею и спину, как мог. И прочь из воды, он уже не чуял пальцев ног. Ветерок теперь казался куда как теплее, но лучше - погреть руки над костром.
  - Свиньи, грязные свиньи, - разорялся Соловей вытряхивая из ушей воду. - Ни харчевни, ни постоялого двора, на два дня пути. Являйся в Верховской хоть весь в грязи! Воробышек, ты что, сунул в костёр обе коряги? Прогорит слишком быстро, обсохнуть не успеем.
  - Соловей, - окликнул его Яромир. Он опять смотрел на брата сквозь разогретый костром воздух и дым. - Думаешь, удастся острастку Владигору дать? За Гнездом пойдёт не больше двух тысяч.
  Они ни разу не говорили об этом, за весь путь, от самого Гнезда.
  - Две тысячи, - подтвердил Соловей, - и только половина из них воины, но из них половина - старики.
  Он замолчал и продолжил, когда Яромир уже решил, что он не скажет больше ничего:
  - Не знаю, Воробышек. Нужно говорить с Изяславом. И да благословят нас Отец и Мать, Святая Чета.
  Пришло время распотрошить сумку, достать из неё поклажу: два бережно сложенных камзола и пояса. Несмотря на предосторожности, одежда изрядно помялась, но всё же тяжёлый, расшитый серебром чёрный бархат смотрелся лучше посеревших рубах и выцветших полотняных камзолов.Яромир осторожно застёгивал серебряные пуговицы, на каждой был выбит орёл.
  - Выглядит так, будто ты удачно ограбил какого-то вельможу, - заметил Соловей, окинув его взглядом. - Не так должен путешествовать орлёнок из Гнезда.
  - Сейчас у нас нет ничего лучше, поехали, - ответил Яромир. И добавил, подумав: - Как Изяслав поймёт, что мы те, за кого себя выдаём?
  - О, об этом стоило беспокоиться раньше, до того, как ты решил бежать из Гнезда!
  - Ты бежал вместе со мной.
  - Это верно, - отозвался Соловей. - Поехали!
  
  5.
  По окоёму клубились тучи, насквозь пронизанные солнечными лучами, подсвеченные изнутри, полные красок и цвета. Небесная игра величаво, неторопливо и торжественно близилась к завершению: серо-чёрный свинец и опалово-жёлтые просветы, золото солнца и лилово-синие небеса уступали место багрянцу заката.
  В ложбине, между двух холмов, поросших где частыми соснами, а где сухостоем, укрепился замок. Коренастный, земной, тёмного камня - чуждый великолепию небес.
  - Верховской, - указал на него Соловей. - Видишь?
  Яромир сощурился, глядя из-под ладони вдаль:
  - Вижу. Гнездо больше и лучше расположено. Поспешим, ночь скоро.
  В ответ Соловей пустил было коня рысью, но вдруг развернуся к обочине, вглядываясь в кружево чёрных липовых ветвей.
  - А ну погоди, Воробышек... Слышишь?
  Яромир прислушался, и на этот раз отчётливо различил среди порывов ветра звук рога.
  - Охота рядом. Что с того?
  - Вот и узнаем, езжай за мной.
  Соловей решительно направил коня в рощу, на взгорок, между деревьев, навстречу призывному кличу рога. Яромир не тронулся с места:
  - Эй! Нам нужно в Верховской! Соловей!
  Но тот не отвечал, и вскоре скрылся за деревьями. "Порожденье беспорядка... Несносен" - пробормотал Яромир и посильней вдавил пятки в бока Крылатого, направляя коня следом.
  Листьев уже не было на ветвях, зато под ногами их было так много, что шорох заменял стук копыт. Остро пахло прелой листвой и сыростью, корой и землёй. Яромир спешил нагнать брата, мелькали перед глазами чёрные стволы на пёстро-жёлтом ковре. Ещё раз гнусаво всхлипнул рог.
  Яромир выскочил на поляну: его Крылатый сам перешёл на ленивый шаг и встал бок о бок с Ретивым, конём Соловья. Но на другом конце поляны, не далее десятка шагов был ещё один всадник.
  Его серая кобыла встала к ним боком, сам он держался вполоборота. С первого взгляда было ясно, что перед ними вельможа: одет дорого - под меховой накидкой с прорезями для руковов виднелся расшитый золотом синий бархат, сапоги тонкого сафьяна, шёлковые шальвары, на голове шапочка с пером, каких не носили в Красных землях. И в остальном он выгядел щёголем - русые кудри вились по плечам, бороды не было, одни подкрученные усы. Держался вельможа уверенно и откровенно разлядывал Яромира.
  - Ещё один? - насмешливо воскликнул он. - И тоже орёл! Ну, надо же, какое везение!
  Яромир устал после долгого пути, а быстрая скачка разогнала кровь - он не хотел терпеть наглеца, вместо ответа он дёрнул меч из ножен.
  - Стой! - крикнул Соловей, преграждая ему путь рукой.
  - Ну-ну, я всегда знал, что орёл - хищная птица, - сладким голосом прогоровил незнакомец, растягивая слова.
  В грудь Яромира смотрел наконечник стрелы. Когда он успел достать лук? Видно, не зря, стервец, вполоборота держался.
  - Мы хотим говорить, не драться, - твёрдо сказал Соловей, глядя то на Яромира, то на всадника.
  - Вот и славно, - легко согласился незнакомец, опуская лук. - Кто вы?
  Прежде, чем Соловей успел ответить, прозвучал рог - совсем уже близко.
  - Горимирыч! Сюда! - крикнул вельможа, и тут же улыбнулся Яромиру: что, мол, делать? От этой улыбки ещё сильнее захотелось выхватить меч.
  Рог ответил заунывным кличем. Топот копыт стремительно приближался, всместе с ним шорох листьев, повизгивание собак и смех. Вскоре тени замелькали за стволами, и на поляну высыпали всадники, окружив Яромира с Соловьём полукольцом. Пятеро. Нет, шестеро. Среди них была женщина. Собаки вились под лошадиными ногами, всадники перебрасывались словами, смялись. Все были одеты богато, подстать вельможе с луком, вооружены копьями и луками, хмельны и благодушны.
  - Мой князь, ты всё ещё горюешь об упущенном лисе? Я поймал тебе орла! Даже двух! - торжественно провозгласил давешний вельможа.
  Снова аукнулся вдалеке рог, и всадник, оседлавший вороного, с белым пятном на лбу, жеребца, снял с пояса свой, поднёс к губам и ответил, раздувая щёки, гнусавым, натужным воплем. Белая кожа и тёмные, вьющиеся волосы вместе с чёрными глазами выдавали в нём южанина, уроженца Красных земель. Он снова пристегнул рог к поясу, отёр губы тыльной стороной затянутой в перчатку ладони, и подтолкнул коня, выезжая вперёд. Он разглядывал братьев, и Яромир отвечал ему угрюмым взглядом. Кто он? Это его вельможа назвал его князем?
  - Славная добыча, Клеверский. Кто вы?
  Яромир тихонько фыркнул. Клеверский! Хорошее прозвище для вельможи или купца. Какой боярин назовёт своё гнездо Клеверово?
  - Имя мне Яромир, - отвечал он гордо, - я прихожусь сыном боярину Всеславу Орлу, победителю при Поречье и... - он хотел сказать привычное "при Седом поле", но, чуть запнувшись, продолжил: -...и гонителю деррахманов, хозяину Гнезда. Со мной Казимир, воспитанник отца и мой сводный брат.
  - Вот как... что скажешь, Илель?
  - Я узнал старшего, а мальчишка похож на старика, - тут же получил он в ответ.
  Яромир гневно воззрился на всадника с дикарским именем и странным выговором, который посмел назвать его мальчишкой. Он был высокий, сухопарый, с вытянутым, узким лицом, чуть раскосыми глазами и смуглой кожей. Длинные чёрные как смоль усы свисали до самой груди. Рахманец. Как есть... и этот его гортанный выговор: это и есть рахманский?
  - Тогда я рад видеть вас при своём дворе, птенцы Гнезда! - сказал он, поворачиваясь к своим спутникам и обводя их широким взмахом.
  - Мы верны тебе, светлый князь, - услышал Яромир голос Соловья.
  - Мы верны тебе, светлый князь, - райким отзувуком повторил он, и поклонился. В седле поклон вышел странно, Яромир едва не уткнулся лицом в гриву Крылатого.
  - Славно, славно... - рассеянно отвечал Изяслав. - Клеверский, похоже, вечереет? Нам пора домой. Надеюсь, видеть орлят своими гостями, - он улыбнулся и подмигнул.
  Яромир не смог сдержать ответной улыбки - красивый и весёлый князь понравился ему.
  
  6.
  Пока аукались рога и собирались охотники, пока хвалился какой-то юнец двумя подстреленными куропатками, на лилово-сером небе уже проступили первые звёзды. Охотники возвращались домой. Впереди прочих скакали два всадника с горящими пламенниками: иди на них, раз уж заплутал и отстал.
  Кто-то вдруг затянул:
  "Что ты, девица, меня не привечаешь?"
  И тут же песню подхватила нестройная разноголосица:
  "Я что ли не хорош ?
  ой, что ли не пригож?
  А я сяду на коня, возьму я палаш,
  Ох, воевать пойду,
  да за свою мечту!"
   - подхватил игриво женский голос. Яромир знал песню, её часто распевали отцовские стражники. Он подпел:
  "Как убьёт меня рахман, я в землю лягу,
  а коли не убьёт,
  не жизнь мне будет - мёд!
  Я вернусь домой под княжеским, под стягом!
  Ой, ты, душа моя,
  полюбишь ты меня!"
  Последние слова потонули в хохоте и топоте копыт. Верховской уже был близко.
  Замок встретил огнями и шумом, смешавшимися запахами жареного мяса, дыма и трав, хмеля, конюшен и свечного воска. Собрались в большой зале, за двумя длинными столами, во главе стол Изяслава. Соловья и Яромира Изяслав посадил по правую руку от себя. Трещали в очаге поленья, столы ломились от яств, слуги разливали по чарам вино и хмель.
  Изяслав встал и поднял свою чару, обхватил её двумя ладонями: смех и пересуды затихли.
  - Нежданная радость радостна вдвойне. Сегодня к нам приехали Яромир и Казимир, дети Всеслава Орла. Встретим гостей! Поднимем наши чарки за них!
  Хмельные голоса слились в дружном одобрении, и Яромир пил вместе со всеми густой и сладкий, пьянящий мёд. Еды было много: он вдоволь наелся пряным мясом, пирогами с капустой, медовыми яблоками и куропаткой - одной из тех, которыми хвалился удачливый охотник, её запекли с брусникой и можжевеловыми веточками. От еды и хмеля, жара очага и шума, да после дороги, хотелось спать. Вместо того Яромир стал разглядывать лица пировавших. Вот, рядом, Изяслав, с открытым белым лицом, румяными щеками и блестящими, весёлыми, почти чёрными глазами. Напротив братья, видно, что братья, лица широкие, носы мясистые, глаза маленькие, под куститыми светлыми бровями и не разглядишь, какого цвета, а бороды подстрижены коротко, как в Белоземье носят, Звенька с Жизнебудом. Женщина сидела рядом с ними, за одним столом, та самая, которую он видел на поляне. Как, любопытно, её зовут? Старше, чем казалось поначалу, но ещё хороша, с ямочками на улыбчивых щеках, вьющимися волосами, перехваченными лентой, и красивым, переливчатым голосом. Следом рахманец.
  Порожденье Смуты, как он мог забыть, что среди них рахманец? И ведь не ест почти, не пьёт, посматривает на всех глазищами своими. Что за человек?
  - Соловей, - позвал вполголоса Яромир брата. - А откуда здесь... отчего ты хмуришься?
  - Я пытаюсь вспомнить, Воробышек, как рахманец оказался в черноплащниках.
  - Черноплащник? - сдавленным шёпотом переспросил Яромир, едва сдержав возглас.
  - Не иначе. Что, по-твоему, рахману тут делать? - спокойно ответил Соловей и отхлебнул мёда. - Князь с ним советуется. А ещё он меня знает, да и я его, кажется, помню.
  - Но как же Владигор допустил, чтобы...
  - Потом, потом Воробышек. Сейчас пир, - не меняя голоса, сказал Соловей и отвернувшись к соседу справа, Клеверскому, стал громко горячо доказывать тому преимущество крепостной угольной заточки мечей против простой.
  Клеверский оказался говорлив, и знал толк в клинках, так что вскоре Яромир совсем потерял надежду дождаться от Соловья ответа. Вместо того Яромир украдкой глянул на рахмана, и поймал на себе цепкий, не затуманенный хмелем, взгляд золотистых глаз, прямой, долгий, немигающий, будто вовсе нечеловеческий.
  Яромир напряжённо замер: что за игру затеял рахман? И тут черноплащник поднял свою чару и ею поприветствовал Яромира. Яромир остророжно приподнял свою и пригубил мёд.
  Уже после пира, глядя на пламя свечи, от которого мрак отведённой ему большой и холодной спальни, становился только гуще, Яромир всё не мог поверить:
  "Выходит, я пил мёд с рахманом? С черноплащником? Ворожба, не иначе. Морок. Рахманское колдовство. Даром, что ли, глаза у них нечеловеческие? Порожденья Смуты, храни меня Чета. Нужно спасать князя... Но сперва поговорить с Соловьём."
  Выждав немного, Яромир отправился искать брата. Переступая босыми ногами по холодному, грубо отёсаному камню, он прикрывал ладонью огонёк свечи. Эта дверь или следующая? Эта, не иначе. Он потянул за медное кольцо, и тяжёлая створка нехотя приоткрылась.
  - Соловей? - позвал он, вглядываясь в темноту. - Соловей?
  Неужели ошибся? Видно, комната такая же, как его: посередине громадная кровать под большим и пыльным навесом, два узких окна-бойницы, и больше ничего. Яромир подошёл к кровати приподнял полог, заглядывая под него: складки покрывал, причудливые тени, да и только. Он протянул руку и потормошил спящего:
  - Соловей? Ну же, просыпайся! - тот не хотел вставать, только перекатился с боку на бок. - Просыпайся, Соловей!
  Человек со сладким сонным стоном потянулся и сел на кровати. Глаза чёрные, волосы растрёпаны и разбросаны по плечам. Лицо менялось в дрожащем свете. "Неужели черноплащик? - скользнула мысль, и руки прошибло потом. - Нет, у того были усы. Соловей."
  - Чего тебе, Воробышек? - сонный и сиплый голос, но голос брата.
  Яромир сглотнул.
  - Скажи, Рахманцы умеют колдовать? - спросил он.
  - Ох.. колдовать умеют только женщины, да и то только наши, но с того никакого проку, - скороговорка Соловья замедлилась под конец, и он опять опустился на подушку. - У тебя зуб заболел? Найдём завтра лекаря, а сейчас спа-ать, - он протяжно зевнул.
  - Да проснись же ты! - Яромир начинал злиться. - Изяслава не иначе как околдовали! С чего бы ещё он держал при дворе рахманца? Соловей, нужно бежать в Гнездо, отец примет.
  Тишина. Неужели уснул? Яромир присел на краешек кравати, уставившись в темноту.
  - С чего ты взял? - ответил вдруг Соловей, своим обычным голосом. - Я вспомнил этого рахманца, он приезжал как-то в Гнездо, и Орёл встречал его как дорогого гостя. Кажется, он изрядно помог нам в войне. И оставь это ребячество: сперва нужно понять, что к чему, поговорить с князем... Завтра утром. Утром, Воробышек, а сейчас спать.
  
  7.
  Утро Яромир провёл, ожидая встречи с князем. Вчерашний улыбчивый Изяслав казался таким же ненастоящим, как ночной сон. Владигорский князь суров и справедлив, величав и неспешен, как вытканный на стенных коврах Гнезда Святой Отец. Таким, видно, был Орёл, и такого князя Яромир страшился.
  Ещё до рассвета слуги принесли тёплой воды в медном чане, так что Яромир тщательно умылся, расчесался и пригладил волосы. После он придирчиво рассматривал камзол и стряхивал с него пыль. И, наконец, разложил на кровати рубаху: измятая, вся в серой пыли, на локтях, как раны, зелёные пятна от травы.
  Но рукава скроет камзол, а грудь? а залоснившиеся оборки на запястьях?
  Ведь он так тщательно собирался, так острожно и бережно укладывал белёную рубашку! Он обиды сами собой сжались кулаки. Но делать нечего: он оделся, расправил складки, и вышел из спальни. Держаться Яромир решил так, будто одет в самое нарядное платье, как пристало наследнику Гнезда.
  Мновенье поколебавшись, он зашёл к Соловью. Тот был уже одет и стоял у окна:
  - Проснулся, Воробышек? - спросил он , бросив взгляд на Яромира.
  - Мы пойдём к Изяславу. Ты готов?
  Яромир подошёл ближе, но Соловей не поворачивался, глядя сквозь бойницу на внутренний двор.
  - Брат, ты готов? - переспросил Яромир.
  Соловей обернулся и положил ему ладони на плечи:
  - Послушай, сказал он, - это не игра.
  Он смотрел прямо в глаза, и Яромир не отводил взгляда.
  - За тобой пойдут люди, Воробышек, к чему ты их приведёшь? Что ты хочешь предложить князю? Бежать в Гнездо и начать новую войну? Воробышек, ты ещё слишком мал, это не игра.
  - Не игра, Казимир! - воскликнул Яромир. - И никогда не было игрой! Не для меня!
  Соловей, наконец, слушал его, не улыбался и не отшучивался, и Яромир выплёскивал обиду:
  - Это ты везде видишь игру всюду - развлечение, песни, да поводы к насмешкам! Люди пойдут за мной, не за тобой! Я - сын Орла.
  Соловей отдёрнул ладони от его плеч и смотрел на них, будто не знал, куда деть.
  - Хорошо, брат, - ответил он наконец.
  Яромир уверенно и размашисто шёл по проходам и переходам замка к княжеским палатам, за ним молчаливой тенью следовал Соловей. Впереди семенил, показывая дорогу, пойманный мальчик-слуга. Повороты и лесенки, узкие и гулкие переходы, вовсе лишённые света, стылый воздух и тишина, нарушаемая только шагами, остудили кровь и вымыли решимость: Яромир не различал пути, он всё ещё видел растерянное лицо Соловья, погасшие глаза и застывшие навесу, словно обожённые, ладони. Он почти не замечал наполнивших глаза слёз, но обернуться мешала гордость. Он был прав! Оставалось стиснуть зубы и идти вперёд, различая, как безмолвный упрёк, шаги за спиной.
  Яромир удивился, когда их проводник вдруг остановился перед дверью:
  - Княжьи палаты, боярин, - сказал он, сверля Яромира любопытными чёрными глазами.
  Потребовалась пара мгновений, чтобы вспомнить, куда он шёл и зачем.
  - Храни тебя Чета, - рассеянно поблагодарил Яромир, и постучал в дверь кулаком.
  Отворили, выглянула из-за двери заспанная небритая рожа:
  - Чего шумишь, разбойник? Почивает князь, аль не знаешь?
  Яромир попытался пройти, но стражник загородил путь:
  - Экий скорый! Зачем пришёл?
  - Ты как со мною говоришь, отродье смуты? - взвился Яромир. - Поди прочь, не твоего ума дело, князь сам решит!
  Яромир вновь попытлся пройти, но стражник преградил дорогу древком копья. Не думая, Яромир схватился за древко силясь вырвать его из чужих рук. Но тут из глубины комнат послышалось сонное:
  - Князь решит, о-ох, - длинный зевок. - Вешка, пусти, кто там пожаловал?
  Копьё опустилось, Вешка отступил, поклонился с нагловатой учтивостью.
  Изяслав был в дальней комнате, в спальне. Он сидел на кровати, отставив руки назад и задрав под себя ногу. Одет он был в простую рубаху, подпоясанную шёлковым кушаком с золотой нитью, да в льняные порты, у ног лежал, подняв голову на нежданных гостей и навострив уши, чёрный, поджарый пёс.
  - Здравствуй, княже, да хранит тебя Чета, - приветствовал его Яромир.
  - И вам не хворать, орлята, - отозвался князь и наклонился, чтобы потрепать псу загривок.
  - Изяслав, мы пришли к тебе из Гнезда, чтобы... - внезапная мысль пронзила Яромира, он спросил осторожно: - Можем ли мы говорить свободно, светлый князь?
  - Что? А, да... вполне.
  Полог з а спиной Изяслава шевельнулся и чуть приподнялся, на плече князя устроилась светловолосая женская головка, уперевшись острым подбородком в ключицу:
  - Пусть молодые орлята говорят без боязни, - проворковала женщина, обхватив сзади белой рукой грудь Изяслава.
  На миг Яромир растерялся, хотел было уйти, но вспомнил про Соловья за спиной, и, разозлившись на собственную трусость, сказал, заставляя себя смотреть прямо в глаза Изяславу:
  - Светлый княже, нам нужно гороворить с тобою. Наедине.
   Мгновение к нязь колебался, после рассеянно пригладил, не глядя, светлые локоны, шепнул: "После", встал, потянулся, расправив плечи:
  - Пойдём.
  За его спиной упал полог.
  Князь махнул рукой, зовя за собой, и пошёл босыми ногами к незамеченной Яромиром дверке, низко пригнулся, и нырнул в другую комнату. Чёрный пёс, тоже зевнув во всю пасть и, понянувшись, увязался за хозяином.
  Яромир пошёл следом. Он ждал шагов Соловья позади, но их не было. Оборачиваться он не смел, но когда пригнулся, чтобы не удариться головой о низкую притолоку, различил краем глаза, что брат идёт за ним.
  Комната оказалась небольшой, тесно заставленной столами и лавками с наваленными на них в беспорядке бумагами; по стенам тянулись полки с книгами - всё было всё было настолько пыльным, что, казалось подёрнутым тонким серым воздУхом.
  Князь сел на дальнюю лавку, небрежно сдвигая лежавшие там свитки.
  - Говори смело и ничего не бойся, - провозласил он, на лице его играла улыбка.
  Яромир оглянулся на брата, но тот стоял молча, прислонившись спиной к закрытой двери и сложив на груди руки, - он не ответил на взгляд Яромира и едва ли заметил его.
  Нужно было начинать. Яромир закрыл глаза, чтоб собираясь с духом, вспомная слова наставника Наума.
  - Княже, Красные земли стонут под игом Владигора. Черноплащники отобрали наших кузнецов, увели наших крестьян и пастухов, запретили боярам собирать дружины! Княже, Владигор не побеждал в войне! Орёл Всеслав разбил их на Седом поле! Если бы не умерла тогда светлая Градислава... Уйдём с нами, в Гнездо, Красные земли встанут за тебя, мы сбросим иго!
  Только тут Яромир вновь осмелился взглянуть на лицо Изяслава: князь помрачнел и хмурился, будто ему неприятны были услышанные слова.
  - Я подумаю над твоими словами, Яромир, сын Всеслава Орла. Ты же поговори с Илелем, он хорошо смыслит в этих делах.
  - Но, светлый княже... - сама мысль о том, чтобы говорить с рахманцем, вызывала отторжение.
  - Нет, нет. Хватит. Давайте,орлята, вечером устроим пир, я созовал певцов и игрецов, из погребов достанем вина. О, рахманские вина! Сладкие и терпкие, душистые! Но,- прибавил он строго, - вечером!
  Яромир не помнил, как он вышел из княжеских палат, как плутал по замку: он не хотел ни с кем говорить, не хотел даже думать. Князь отправил его к рахману! К черноплащнику! Он слышал отдалённый звон мечей, и ноги сами вынесли его во внутренний двор, где тягались силами давешние братья из Белоземья.
  Яромир обнажил клинок:
  - Поучите орлёнка драться?
  
  8.
  После боя Яромир поднялся к себе. Он с трудом преодалел ступени - от усталости не чувствовал ног, - открыл тяжёлую дверь, постоял миг, заставил себя закрыть её, сделал несколько шагов и рухнул на постель. Перед глазами плыли пятна лиц и отблески солнца, мысли неслись бессмысленной чередой, выхватывая из пляски мечей то один, то другой удар, то одобрительный возглас Жизнебуда, то нахмуренные брови Звеньки, то, вдруг, белоземец Звенька опять послал его к Илелю-черноплащнику, и Яромир бросил меч, зажав уши руками, и провалился в темноту.
  Он понял, что спал, когда его разбудил звонкий голос:
  - Яромир Всеславич! Вставай, князь Изяслав зовёт тебя!
  Яромир бросил взгляд на мальчишку - кажется, тот же самый, что вёл их к княжеским палатам. Теперь он мялся у порога, держа в руках подсвечник на три свечи.
  Князь его зовёт? Неужели поражение станет победой? Неужели он просто неверно понял Изяслава?
  Яромир спешно пытался привести в порядок своё платье и волосы, но суетливые движения не приносили пользы, а мысли уже неслись ночными степями в Гнездо, вместе с тремя беглецами.
  - Идём. Скорее, - приказал он тогда мальчику, оставив ненужные попытки.
  Тот кивнул испуганно, будто ему передалось волнение Яромира, и заспешил в темноту переходов. Яромир шёл размашисто, поторапливая провожатого.
  - Где сейчас князь?
  - В столовой палате, - пискнул мальчишка.
  В столовой? Что ему там делать? Слишком большая комната для таких разговоров. Впрочем, неважно. Скорее.
  За несколько десятков шагов, Яромир уже совершенно отчётливо различил гул голосов, и даже мог разобрать в нём отдельные слова. Он замедлил шаг, прислушиваясь.
  - Мальчик! Зачем князь позвал меня? Не на пир ли?
  - На пир, Яромир Всеславич, - ответил тот, улыбаясь. - Там Жизнебуд говорил, как ты славно дерёшься! Я тоже буду учиться драться на мечах, князь обещал мне!
  Хотелось тут же, не сходя с места, сесть на каменный пол, и спрятать лицо в ладонях. Или уйти. Назад, в спальню... или бежать в Гнездо. Но, вместо того, Яромир ответил:
  - Конечно, будешь. Я могу немного поучить тебя, - и зашагал к палате, откуда доносились обычные для пира возгласы, шум дудок и струн, смех и песни.
  - А, вот и орлёнок! Садись скорее рядом с нами! - приветливо встретил его князь. - Жизнебуд, ну-ка, расскажи ещё раз, как вы дрались?
  - Ох! Загонял он старика, - тут же зашумел белоземец. - Куда ни гляну - всюду он, как оса вьётся, не отмахнёшься, а жалит! Уж на том себя поймал, уберегла Святая Мать от греха, что и в самом деле зарубить наглеца хотел, а он всё уворачивается, да то по пузу мечом хлестнёт, то по ляжкам, а Звенька, знай, заливается!
  - Ты бы видел себя, увалень, - охотно отозвался Звенислав, - весь красный, пыхтишь, мечом как дубиной машешь, мальчонка тебя и в хвост, и в гриву...
  - Да я ж тебя бил, Звенька! Да не раз!
  - Ну, бил, а всё ж не так.
  Яромира усадили подле князя. Под дружный хохот выпили за победу над рахманами и юных воинов, но тут князь цыкнул:
  - А ну тихо!
  И Яромир услышал знакомый голос: Соловей запел любимую песню Орла. Яромир прикрыл глаза, и ему на миг почудилось, что он в Гнезде, сидит на медвежьей шкуре у ног матери, что Соловей поёт про светлую Градиславу, а отец слушает его, глядя блёклыми серыми глазами на пляску огня в очаге.
  Отец всегда любил Соловья. Всеслав считал его своим наследником с тех самых пор, когда с победой вернулся в Красные земли. Он первым делом навестил тогда Кряжистую, небольшую крепостицу у отрогов Железных гор, родовое гнездо старого друга, павшего на Седом поле Братислава. Всеслав забрал его вдову, а сына, которому едва сравнялся год, считал с тех пор своим.
  Яромир побывал однажды в Кряжистой, напросившись с Соловьём в дорогу: крепостица показалась ему маленькой и пустой, запомнились выщербленные стены и заросший сад под ними, седая высокая женщина с сутулой спиной и низким голосом, мать Соловья. Соловей говорил, что она тяготилась богатством Гнезда, и вернулась назад, в Кряжистую, вскоре после того, как Орёл женился на Людмиле и та родила ему Яромира.
  "В Гнезде тогда был большой праздник! - рассказывал Соловей, - ещё бы! У Всеслава Орла родился сын! После стольких-то лет, когда уже никто не ждал!".
  "Не ждал, - вторил ему, про себя, Яромир, - и потому любил тебя. Орёл всегда считал сыном Соловья, а не Воробышка."
  А Соловей пел:
  "Я спрашивал седого старика:
  Ты видел молодую Градиславу? -
  Он отвечал мне: слышал о ней славу,
  Да и видал разок издалека.
  Так что ж, красива? -Как Святая Мать,
  сошедшая с небес, прекрасней нету,
  Я был готов любого звать к ответу,
  Кто спорил бы, что лучшей не сыскать!
  -А что же после? -После воевал
  Рахманов бил, как водится, покуда
  В походном становище нашем чудом
  её отряд летучий побывал.
  Как всполохи грозы она была
  Опасна, далека, но так прекрасна,
  Ах, ты бы слышал, как, с Четой согласны,
  Гремели её ясные слова!
  Ну а потом, когда был Владигор?
  Тогда не видел, - он сказал. - Ослеп я.
  Ах, что за зрелище, скажи, сынок, нелепей,
  слепого старика у старых гор?"
  Порой, Яромиру казалось, что этот слепой старик и есть Орёл, но он гнал прочь такие мысли.
  Шумели и пировали до поздней ночи, пока князь не встал из-за стола, не потянулся, да не сказал, что, дескать, спать пора - а как он ушёл, так и прочие разошлись. Яромир хотел спать, но Соловей увязался за ним. Этой ночью он казался необычайно оживлённым, и Яромир против воли заслушался, когда тот рассказывал ему, усевшись на край кровати, про Изяслава.
  - Нам стоило лучше слушать наставников! Ведь было уже такое, было, когда и Владигор, и Красные земли звали Изяслава к себе.
  - О чём ты? - спросил Яромир, борясь со сном.
  - Постой, расскажу сначала. Княгиня Градислава оставила Верховской незадолго до того, как восстал Владигор, помнишь? Она уехала в Красные земли, в своё гнездо. Но Изяслав тогда за матерью не последовал, остался тут, - с жаром втолковывал Соловей.
  - Так что же?
  - Когда Владигор восстал, Градислава позвала сына к себе, но тот не ехал. Черноплащники тогда смекнули и стали просить Изяслава возглавить их войска, чтобы его провозгласить владигоским князем, взамен Градиславы, - но и Владигору он ничего не отвечал. Говорят, однако, что он будто бы решился принять предложение владигорцев, но на полдороги к ставке, его настигли вести о Седом поле.
  Тут Соловей замолчал.
  - И что же он? - не выдержал Яромир.
  - Он повернул коня, Воробышек. Он вернулся в Верховской.
  
  9.
  Яромир отскочил назад, по-петушиному высоко вскинув руки, и звенькин клинок едва чиркнул по кожанной куртке на его животе. Пока белоземец заносил меч, Яромир перехватил его запястье: толстое, мощное, да и рука толщиной с полено - не обхватишь, а всё ж нужно её одной левой вниз отвести, - и тут же приставил меч к красной звенькиной шее. Оба двигались медленно, словно в воде, от чего мучительно зудело где-то в спине и хотелось ударить наотмашь.
  Звенька вздохнул, оттолкнул меч, отпрянул, оправил широкой лапищей бороду и русые кудри.
  - А ну, давай ещё раз! - сказал он с упорством в голосе и поднял меч. - Теперь-то я с тобой совладаю!
  Яромир шагнул назад и вскинул левую руку. Затем плавно опустил меч, прикрывая грудь; два коротких выпада и удар, тут же отозвашийся звоном. Движения размеренны и заучены, чем не маркизонский пляс? Скучно.
  Прыжок назад - на этот раз меч не задел даже куртки, схватить запястье, и приставить острие к шее. Эх, нет! Вместо того, чтоб ворон считать Звенька обнял его по-медвежьи тяжёлой рукой, прижал локоть к боку, не поднять - понял наконец-таки, тугодум!
  К четвёртому дню утренние разминки вошли в привычку: Яромир и белоземцы, да ещё Милослав, княжеский дружинник, вволю рубились на мечах, не давая мышцам заплыть жиром вечерних пиров. Белоземцы сражались мечами как крестьяне оглоблями, а Яромир порой учил их искусству пляски. Тогда движения повторялись и оттачивались, заучивались.
  - Что теперь? - спросил Звенька, разжимая объятья.
  - Теперь быстро!
  - Ох! - Звенька опять оправил бороду. - Ну, давай!
  Наконец, меч зажил своей жизнью, сверкнул, исчез, зазвенел и хлестнул белоземца по крепкому животу.
  - Ну? - Яромир отскочил, улыбаясь. Он сам не понял, как вышел удар и вряд ли мог его повторить.
  - Эй, ты же не то... - начал было Звенька, но его слова потонули в хохоте Жизнебуда:
  - Это кто из нас увалень? - отсмеявшись, гудел он. - Аль ты и с рахманом будешь по заученному драться?
  - Рахманов я и без этих вывертов бил, - отвечал, отдышавшись, Звенька. - Тебе, что ль рассказывать?
  - Бил, бил, не серчай,- отмахнулся от него брат. - Здравствуй, светлая!
  Жизнебуд глядел Яромиру за спину, и тот поспешил обернуться: к ним неспешной походкой приближалась женщина. Одета она была в лилоловое платье, разрезанное снизу, чтоб не мешать движениям, на ногах шальвары и сапожки, белый платок покрывал её голову, но волосы выбивались из-под него снизу и рассыпались по плечам, на улыбчивых загорелых щеках видны были ямочки.
  - Здавствуйте, княжьи люди! - звонко отвечала она. - Никак силами тягаетесь?
  - Тягаемся! Мальчонка нас.. как котят! Аж стыд берёт, светлая. В ученики пошёл на старости лет, веришь ли? - охотно отвечал Звенька.
  - Да за всех-то уж не говори, - лениво отозвался из-под сени старого дуба Милослав. Сухопарый и жилистый, немногословный, опасный, он нравился Яромиру.
  - Молчал бы ты, Милослав! Тебе б только бока отлёживать, да девок пугать.
  Женщина рассмеялась и в уголках её глаз проступили мелкие морщинки:
  - Будет вам.
  Яромир видел её и на охоте, и на пирах, да так и не узнал, имени.
  - Меня возьмёте в ученицы? - шутливо спросила она, переводя взгляд с Яромира на братьев и обратно.
  - Да как же это? А вдруг пораним? - хохотнул Звенислав.
  - Ох, и снесёт тебе голову тогда Изяслав! А ты боишься?
  - А, давай, светлая, попляшем, коли не шутишь! - сказал, вдруг, Милослав, поднимаясь и выходя из тени на залитый прощальным, осенним солнцем двор.
  В ответ на удивлённый взгляд Звеньки, он отстегнул от пояса меч, и помахал им в воздухе, не вынимая из ножен:
  - Небось, так не пораню. Ну что, светлая?
  - А что? Воины, дадите мне меч? У кого легче? - она обвела взглядом обнажённые клинки. - О, вот у орлёнка в самый раз.
  Яромир протянул ей меч, рукоятью вперёд. Отчего-то было приятно, что она выбрала его, но всё же пальцы крепко сжимали клинок и не хотели его отдавать, продержав ещё пару мгновений, после того, как она его взяла.
  Она взмахнула пару раз, рассекая со свистом воздух: движения уверенные, ясно, что не впервые меч в руки взяла.
  - Ты готова? - спросил Милослав.
  Женщина не отвечала, медленно поводя клинком из стороны в сторону.
  Яромир, приготовившись наблюдать, опустился на чурабачок и вытянул ноги. Порывы ветра то срывали оставшиеся жёлтые листья с ветвей дуба, то гнали позёмку по метёному двору, то касались разгорячённой кожи.
  Милослав стоял неподвижно, лицом к Яромиру, его губы были сжаты, колючие серые глаза смотрели внимательно, не мигая, по-птичьи. Яромир потянулся, расправляя плечи, и тут бой начался.
  Заплясали мечи, сталь ударила по ножнам, сверкнул в чьей-то руке кинжал, хлопнули на ветру полы лилового платья, заслоняя вид, а через миг Яромир снова увидел лицо Милослава. Такое же бесстрастное, только в глазах скользнуло удивление. Женщина стояла за его спиной, полуобняв его сжимающей кинжал рукой.
  Милослав оттолкнул кинжал, повернулся к ней лицом, коротко поклонился, и зашагал прочь со двора.
  - Ох, светлая... так ты ж его!.. Как ты ловко! - опомнился Звенька.
  - Я и углядеть не успел, - вторил ему Жизнебуд. - Не задел он тебя?
  - Не задел, не задел, - отвечала она упавшим голосом. - Благодарствуй за меч, орлёнок! Хорош.
  Поражённый, Яромир вскочил, шагнул к ней, но тут её окликнули:
  - Светлая! Нам нужно говорить с тобой, в покоях. Жду тебя, - рахман. Как ворон прокаркал, злодей. Сказал - да пошёл тут же, не дожидаясь ответа.
  - Не любишь его? - спросила она с невесёлой усмешкой, и Яромир понял, что зубы сами собой стиснулись, кулаки сжались, затрепетали крылья носа.
  - Не любишь... А твой брат угадал в нём умного собеседника. Может, и тебе стоит?
  Яромир вскинул на неё глаза, отказываясь верить в её слова. Кровь ударила в голову, он не мог ничего сказать. Не будь будь она женщиной, он бы ударил, не медля.
  - Бери свой меч, - она как-то неловко и устало отдала отдала клинок и пошла вслед за Илелем и подгоняемыми ветром опавшими листьями.
  Яромир долго смотрел ей вслед.
  - Кто это? - наконец, спросил он, ни к кому не обращаясь.
  - Светлая княгиня, Ладислава, - послышалось в ответ. Звенька ли, Жизнебуд?
  - Где ж Изяслав нашёл такую?
  - Не иначе, в зыбях смуты!- рассмеялись в ответ.
  
  10.
  Ехать на охоту собирались утром, но ещё с ночи заладил мелкий и холодный, моросящий дождь. К полудню распогодилось было: показалось солнце, разогнало хмарь, - но, стоило отъехать от замка три версты разгорячить кровь скачкой, да надышаться влажным, холодым воздухом вперемешку с запахами земли, сырой коры и прелых листьев, как снова зашумел ветер, разливая по небу белёсое молоко.
  Обкладывали волка. Загонщики обошли рощу кругом, да перекликались гнусавыми и громкими воплями рогов, выгоняя зверя к опушке, где ждал Изяслав с людьми.
  Яромир скучал на взгорке, зябко ежась и прислушиваясь к рогам. Дальний край, сбоку от цепи загонщиков - сюда волк вряд ли выбежет. Яромир смотрел, не видя, как колышатся на ветру ветви старых ив, не облетевших ещё, но поблёкших и пожелтевших, а левая рука сама тянулась к поясу. Он обмолвился на пиру, когда хмельная речь зашла о том, как ловко справилась светлая с Милославом, что хотел бы выучить тот приём, да только для него нужен кинжал в левую руку - и вот, княжеский подарок второй день подряд украшал его пояс.
  Вчера он бездумно махал клинками, пока совсем не утомился, а толку - чуть, не выходило так же. Спросить бы светлую , глядишь, не отказала бы, но при одной мысли Яромир вспоминал её слова о Соловье, и то, как звал её за собой рахман-черноплащник. Нет. Он поступит иначе. Уже битый час Яромир напрягал воображение, то силясь вспомнить короткий бой княгини с дружинником, то представляя себя на месте одного из противников. Как пойдёт рука? Так, а другая? А что, если враг опрянет?.. Было тяжело, мысли быстро путались и вместо боя выходила чепуха, но Яромир упорно, повторял попытки, не переставая отдёргивать левую руку, которая сама собою тянулась к рукоятке кинжала.
  Рог, вдруг, завыл совсем близко, и за его кличем летел топот копыт. Яромир вздрогнул, поморщился, огляделся: в его сторону во весь опор нёсся всадник. По самой опушке - хоть и далеко ещё, да скоро тут будет, ежели шею не свернёт. Что же он? Ах, вот - перед конём метался, вихляя, серый призрак. В зыби всё - он едва не проглядел волка!
  - А ну! - Яромир тронул коня, пуская его наперерез зверю. - Вперёд!
  Замелькали стволы деревьев, засвистел воздух. В запале скачки он едва не упустил волка из виду, но нет, вот же он - вильнул в сторону: теперь всадники неслись бок о бок, нагоняя его. Ещё немного! Волк уже устал и замедлил бег, скоро сам развернётся и ощерится навстречу смерти.
  Вдруг что-то переменилось. Яромир не сразу понял - что, просто, что-то пропало. Ну же, скорей! Нагоним!
  Яромир скосил глаза- Нет! Твари смуты, зыби и хляби! Нет! Загнанный конь всадника споткнулся, упал, едва не перелетел через голову, грозя сломать седоку все кости. Яромир натянул поводья, силком разворачивая Крылатого, соскочил с седла и подбежал к товарищу.
  Храни Святая Мать детей своих, это ж Изяслав! Но, живой, живой. Яромир помог ему подняться, подставил плечо. Князь приволакивал ногу, но на бледном лице играла улыбка:
  - Бывает такое, орлёнок. Упустили волка. Ушёл серый. Да и Весточка моя... ох, как бы ногу не сломила.
  Кобыла и правда была плоха: лежала на боку, тяжело дышала. Пыталась было встать, да опять повалилась, жалостливо заржав. Крылатый ответил ей протяжным ржанием, и в воздухе, вместе с мелкой водяной моросью, повисла тишина.
  Яромир усадил князя под старой ветлой, спиной к стволу, а сам принялся прощупывать сперва одну ногу, потом другую, потом руки. Кости были целы, повезло, сохранила Мать.
  - Ничего, орлёнок, просто упал. Отдышаться нужно, сейчас пройдёт, - еле слышно бормотал князь.
  Почему замолчали рога? Почему никто не спешит к ним? Яромиру на миг сделалось жутко.
  Но тут же морок отступил. Всё обошлось, князь в порядке, просто испуган и оглушён, им помогут.
  С новой силой зашумел в ветвях ветер, бросив в лицо россыпью холодных капель, зааукались вдалике рога. Князь сидел, прикрыв глаза.
  - Знаешь, орлёнок, мой отец погиб вот так, - заговорил он ровным голосом. - Светлый Горимир. В расцвете славы и сил. Он только что взял Запорожнюю, усмирил Золотые земли... - его щекам вернулась краска. - И вот, орлёнок, конь сломал ногу.
  - Ты не умрёшь, княже, все кости целы.
  - Может, не умри он тогда, - продолжал князь, не слушая, - рахманы не заполонили бы Золотые земли, да не стали бы потешаться владигорцы над моей матушкой-покойницей.
  Рога, топоп и возгласы приближались. Скоро их найдут. Нужно успеть! Яромир склонился на князем:
  - Уйдём! Бежим, княже! В Красных землях до сей поры чтут память светлой Градиславы! Рахманец-колдун заморочил тебя, черноплащник вьются у твоего двора, как оводы! Гнездо встанет за тебя!
  Яромир говорил с жаром, он сам не заметил, как ухватил князя за плечи и сжал пальцы, ища ответ в блуждающих, мутных глазах.
  - Нет, орлёнок, не хочу. Я не хочу войны, оставь, пусть...
  - Изяслав! - воскликнул Яромир, топот всё приближался. - Тебя не мучит совесть, княже? Искупи вину, святая Мать простит тебя! - в отчаянии Яромир встряхнул его. - Спаси Красные земли, не брось нас, как бросил мать!
  Князь скривил губы и оттолкнул его лицо растопыренными пальцами.
  Не вышло. Яромир встал и огляделся, не понимая ничего. На лице как ожоги горели отмечатки мокрых холодных пальцев. К ним уже подоспели всадники, некоторые успели спешиться, другие только-только натягивали поводья.
  - Сюда! - крикнул Яромир, а сам на неверных ногах пошёл к Крылатому.
  Оказалось, вдруг, что идти далеко, люди спешили мимо, к князю, бросая на него косые взгляды. Наконец, он обнял Крылатого за шею, простаял так сколько - сам не знал, вскочил в седло, и поскакал прочь.
  Он скакал, не разбирая дороги. Очнулся от оклика:
  - Воробышек! Воробышек! - брат. Увязался. Не бросил.
  Одновременно хотелось и сильнее поддать пятками коня, и натянуть поводья, остановиться, повернуться. Сжать зубы или расплакаться.
  Яромир придержал Крылатого, и Соловей нагнал его. Долго шагали бок о бок, молча. Яромир не мог и не хотел думать, в душе была пустота.
  - Ты ведь говорил с князем? - нарушил молчание Соловей.
  Всё ему рассказать, про слова князя, и свои, и про эти скривлённые губы.
  - Ты ведь говорил с Илелем? - вырвалось вместо того.
  Соловей ответил не сразу, будто был удивлён вопросом:
  - Да, говорил. Пойми, Воробышек, - продолжил он, будто оправдываясь, когда Яромир не ответил не его слова, - Илель во многом прав! Наставник Наум не лгал нам, но он видел не всё, и знал не всё! Черноплащники собирают знания, пестуют ремесло, они собрали в городах кузнецов, чтобы не ковали оружие и доспехи для войны с рахманами, они запретили боярам созывать дружины, чтобы прекратить усобицы. Они водят войска, как никто не водил прежде, но они стали побеждать! Илель показывал мне карты, рассказывал о сражениях, Яромир, мы почти ничего не знаем! До нас доходят только песни, да много ли в них толку? Много ли видел простой воин, что он знает, кроме пяти вёрст степи в которой ходил дозором? Мелкие стычки, вот и всё, о чём могут они рассказать. Но уже побеждаем, Яромир! Скоро двинут войска на Перевал, мы выбьем рахманов из Золотых земель!
  За что, святая Чета? Ты позволила околдовать его.
  Яромир спрыгнул с коня, и зашагал обратно, не оборачиваясь.
  - Воробышек!
  Прочь, прочь!
  Шаги за спиной, рука тронула его за плечо. Яромир обернулся, обнажая меч.
  Соловей опрянул:
  - Что ты?
  - Защищайся! - сбить, стряхнуть с него морок, слова не помогут. - Ну же?
  - Воробышек, перестань.
  Яромир рубанул мечом. В последний миг он зажмурил глаза, чтобы не видеть, как сталь ударит по груди Соловья. Глухой удар. Соловей едва успел, его меч всё ещё был в ножнах.
  - Воробышек!
  Ещё удар. Опять по ножнам.
  Соловей сжал губы, и обнажил меч. Сталь зазвенела о сталь, горячка схватки ничем не походила на маркизонский пляс. Хотелось столько сказать! Но слова лишились силы, и зубы сжимались сами собой.
  "Получилось!" - скользнула мысль, когда он оказался за спиной брата.
  Соловей чуть обернулся, хватил ртом воздух, и осел. Кинжал вошёл по самую рукоятку. Яромир смотрел вниз, под ноги, на лежащего брата, и не видел, не верил, не понимал. Сердце его наполнялось ужасом. Он вскинул глаза - золотыми, нечеловеческими глазами на него смотрел всадник рахман.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"