Леонид Зотов не торопясь возвращался домой. Спешить - значило привлечь внимание полиции. Но и промедление смерти подобно. Он возвращался из квартиры своего друга Евгения Тараканова, где они регулярно проводили собрания, обменивались запрещенной прозой, стихами, высказывали мысли по поводу дальнейшего пути родной страны.
Зотов взглянул на часы - приближался комендантский час. Полицейские уже стали посматривать на гражданина, так поздно бродившего по городу. Хищный блеск в их глазах выдавал страстное желание наброситься на Зотова, разорвать его.
Диссидент, так называли таких, как Леонид. Они рисковали жизнью, прекрасно понимая, что их могут схватить. Они были авангардом той армии, которая должна была перевернуть всё в стране с головы на ноги. Потому что жить так, как они жили - неправильно.
"Демократия - тот же тоталитаризм, - размышлял Леонид. - Тоталитаризм человека над самим собой. Гражданин демократического государства ежедневно должен бороться с собой, заставлять себя следовать ноте и букве закона. И единственный, кто сможет его наказать в случае нарушения закона - это он сам, его совесть и не должно быть больше ничего. Никаких методов внеэкономического давления, никакого насилия, кроме добровольного самоограничения. Только так и никак иначе. К сожалению, далеко не все люди достигли подобной сознательности, оттого их и привлекают диктаторы. Не желая властвовать над собой, люди ищут руководство вовне и в тоталитарном государстве обретают его. Власть ограничивает человека, власть диктует что можно, а чего нельзя. Если кто попытается нарушить любой запрет, пускай даже самый бессмысленный, за этим последует наказание. И трусы испугаются, трусы больше не будут повторять поступков, потому что знают, судья не внутри себя, судья вовне, он следит и наблюдает. Поистине, вывернутая наизнанку идея Бога. В религии наказание следует после смерти, потому воспринимается несколько отстраненно, при тоталитаризме наказание следует немедленно, оттого и диктатора будут любить больше Бога!"
Подобного рода мысли часто приходили в голову Зотову. Ему хотелось обсудить это, поговорить о том, что же неправильно в их государстве, почему полицейские могут подойти посреди дня к человеку, схватить его, связать, бросить в автомобиль и увезти в неопределенном направлении. Не беззаконие ли это?
Нет, отвечали власти. Беззакония в государстве нет. Если полицейский применит физическую силу без соответствующей санкции, тут же сам будет избит и арестован. Все происходило по закону. Только определялся закон не народом, он определялся кучей чиновников, выторговавших места в государственном аппарате. Они запрещали говорить о своей деятельности плохо, они не терпели критики, воспитывали в людях лицемерие и трусость, заставляли предавать даже самого близкого друга.
Леониду рассказывали, что когда диссидента арестовывали, полицейские предлагали ему выбор - он сдает сообщников и идет на свободу или его отправляют в ссылку на долгие годы. Как быть человеку в такой ситуации? Решиться бросить жену и детей ради друзей? Разве это не предательство родных? Наоборот, отвернуться от соратников, выдать их, вернуться в семью? Всё равно ведь выйдешь предателем!
Именно в этом заключалась вся кошмарность режима, установленного в государстве Зотова. Власть давала посмотреть людям в зеркало, которое искажало их лица, превращало в отвратительные скотские морды. "Вы все - скотина! - говорила власть. - А скотина не может жить без пастуха, скоты поубивают друг друга, если им не помешать. Скотина должна трястись только за себя. Потому, когда выбираете, не думайте правильно-неправильно, думайте выгодно-невыгодно. Скотина, которая слушает пастуха, всегда в выгоде. Скотина, выбивающаяся из стада, всегда страдает".
Леонид отчетливо понимал, чего добивается правитель их государства. Власть калечила человека, калечила с самого детства, ломая его и действительно превращая его в скотину. Но Леонид не такой. Он желал иметь свободу выбора, он желал демократии, которая испытает человека на прочность. Он был уверен, всё, что происходит вокруг - неправильно. И власть не заставит считать его иначе. Если Зотов будет печься только о своей собственной выгоде, он перестанет быть человеком. Но этого никогда не произойдет. У него нет семьи, он сирота, холостяк, а потому не боялся рисковать. Он будет бороться за свободу, он будет обсуждать запрещённую литературу, он готов пожертвовать собой ради спасения товарищей. В этом весь он и никак иначе. Тоталитаризм может поломать человека, но тоталитаризм не посмеет отобрать право человеком быть. И Зотов за это право будет бороться, чего бы эта борьба ему не стоила.
- Гражданин, остановитесь! - окликнул Леонида полицейский. Зотов замер, внутри всё похолодело. Вот сейчас тебя и будут проверять на прочность. Выдержит ли Зотов?
- Да, гражданин полицейский? - Зотов развернулся, готовый к проверке.
- Вы уронили кошелёк, - полицейский, совсем молодой парень, протянул Зотову его собственность.
- Благодарю, - Зотов схватил свой кошелек, спрятал его в кармане.
- Поторопитесь, - полицейский закатал левый рукав, взглянул на часы. - Скоро комендантский час.
- Я помню, - сказал Зотов. - Еще раз спасибо.
Еще один абсурдный закон. Комендантский час. Стране необходимы рабочие, а не экономисты. Так гласили плакаты. Для того, чтобы найти этих рабочих и выдумали комендантский час. Власть ведь клялась, что государство свободное, после окончания обучения в школе все имели возможность поступать в высшие учебные заведения. Взяточничество, процветавшее в приёмных комиссиях, не было ни для кого секретом. Хотя и наказание суровое - ссылка, всё равно ведь брали деньги, обустраивали бездарей на непыльную работёнку. В итоге получилось так, что в государстве стал наблюдаться дефицит рабочих. Вот и ввели комендантский час, для увеличения их числа. Кто не успевал вернуться домой до двадцати двух часов, должен был быть арестован и по распределению наскоро получал профессию, отправлялся в другой город. Там ему предстояло до конца жизни работать на заводе у станка по четырнадцать часов в сутки. Конечно же, подобная перспектива никого не привлекала.
С другой стороны, вызови прохожий подозрение у полицейского, тот имел право остановить его. Подозрение в юридической практике формулировалось достаточно широко - спешащий куда-то, обеспокоенный чем-то, подозрительно одетый и тому подобное. Абсурдность такого определения была очевидна - остановить можно было кого угодно. А коли тебя задержит полицейский и будет проводить опрос до самого комендантского часа, то получится, что ты нарушил статью, лишаешься работы и отправляешься в ссылку.
Зотов взглянул на часы, оставалось всего двадцать минут. Он не успеет добраться домой. Транспорт уже не ходил, а пешком минут сорок идти. Что же делать? Бежать нельзя, полицейские точно остановят. Свернуть во дворы, там представители власти редко встречаются? Пожалуй, это будет самым разумным решением.
Стараясь не оглядываться на молодого полицейского, смотрящего ему в след, Леонид свернул с широкого тротуара на узкую бетонную дорожку, ведущую к многоэтажкам. Только когда он скрылся за поворотом, Зотов решился обернуться, чтобы убедиться - сзади никого нет. Значит, полицейский не счёл его подозрительным. Шансы добраться домой без приключений возрастали.
На плечо Леониду легла чья-то рука. Зотов вздрогнул во второй раз за сегодняшний день. Стоявший полицейский наверняка это ощутил, а значит, подозрения его усилятся. Как начнут разбираться, может и всплывет на поверхность, где Леонид проводит вечера.
Осознав, что он обречен, Зотов развернулся, готовый принять участь, но остаться человеком.
- Ты чего такой нервный? - спросил Саша Горин, сослуживец Зотова.
- Камень с души свалился, - облегченно вздохнул Леонид. - Я думал, патрульный заподозрил.
Саша взглянул на свои часы.
- Ты и вправду подзадержался, - заметил Горин. - Не успеешь ведь пешком домой добраться. Если только бегом и то, как повезет.
- Ничего, выкручусь, - связываться с Гориным Зотов не желал.
Саша был неплохим человеком, но абсолютно не интересовался политикой. Однажды Леонид предложил ему побывать на их собрании, в ответ Саша заявил, что это противозаконно.
- Ради того и собираемся, чтобы с подобными законами бороться, - полушепотом сообщил ему Зотов.
- Нет, спасибо, я пожалуй воздержусь.
- Так тебе всё равно, что происходит в стране, ты согласен идти вместе с послушным стадом, не обращая внимания на то, что все, кто посмеет сделать шаг влево, избивают кнутом?
- Если честно, да, - ответил тогда Саша.
Зотов тогда не на шутку разозлился. А ещё он нервничал. Вдруг Саша провокатор, вдруг стукач, сдаст и Леонида и его соратников? К счастью, опасения Зотова оказались напрасными, Саша не сдал его. Но неприязнь к Горину, который оказался жалким приспособленцем, после того инцидента осталась.
- Я пойду, а то времени и вправду мало осталось, - сказал Зотов.
- Патрули сейчас особенно тщательно следят за дворами. Уверяю тебя, они схватят любого, кто попытается вернуться домой после десяти.
- Делать больше нечего, - отмахнулся от Горина Зотов.
- Можешь переночевать у меня, - предложил Саша.
- Так это же нарушение закона, - несколько презрительно сказал Леонид.
- Естественно. Но когда дело касается чьей-то жизни можно и рискнуть, - ответил Саша. - Впрочем, уговаривать тебя не стану.
Горин уже собирался уходить, но Зотов окликнул его.
- Я с тобой, куда уж деваться. Выходит, у тебя в долгу буду, - констатировал факт Зотов.
- Будешь, - подтвердил Саша. - Ты ведь понимаешь, чем я рискую, предлагая тебе ночлег? Понимаешь, что я могу нажить проблем себе?
Зотов кивнул.
- Вот и хорошо. Поэтому, если когда-нибудь со мной случится что-то подобное, надеюсь, ты окажешь мне помощь. Ведь так? - спросил Саша.
Зотов задумался. Похоже, Горин не такой простой человек, как ему казалось до этого. Явно что-то скрывает, чего-то боится. Тоже диссидент? Наверняка! Почему тогда отказался от предложения Зотова? Очевидно же, решил, что Леня провокатор, подкапывается, ищет и вот-вот найдёт. Неужели Зотов откажется помочь товарищу по оружию, пускай боровшемуся с властью одному ему известными методами?
- Так, - ответил Зотов, улыбаясь краем губ. Как же он сразу не разгадал этого человека? Нет, сразу он как раз его разгадал, иначе не стал бы приглашать принять участие в беседах о политике с остальными диссидентами. Но вот ответы Саши сбили его с толку. Недаром говорят, что первое впечатление самое правильное.
- Тогда пойдём, - Саша уверенным шагом направился к одной из многоэтажек, Леонид последовал за ним.
...
После того происшествия жизнь Зотова вернулась на круги своя. Дом, работа, дом, работа. С кружком диссидентов он на время решил завязать - не хотелось привлекать к себе еще больше внимания. Но происшествие со временем забылось, и Зотов даже позволил себе расслабиться. Однако до него стали доходить слухи, что его товарищей, часто беседовавших у Тараканова, стали арестовывать.
Период для государства в целом неблагоприятный - участились террористические акты, по телевизору всё реже рассказывали о достижениях науки и хозяйства и всё чаще выходили передачи о том, что враг не дремлет. Террориста поймали тут, террориста поймали там. Конечно, Зотов никогда не верил подобным передачам, но все-таки, сам факт того, что об этом говорят по телевизору, настораживал. Представители власти нервничали. Неужели революция и смена строя не за горами?
"Если мы сотворим это, сумеем раздавить гадину, цены не будет нашему поколению, - думал Зотов по вечерам. - Мы освободимся, восстановим права и свободы человека. Не станет больше никто бояться идти ночью, не будет комендантского часа и запрещённых тем. Люди получат возможность свободно изъясняться, возможность жить. Разве может быть что-то лучше этого?"
Мысли об освобождении воодушевляли Леонида. Он работал в три-четыре раза усерднее, начальник даже пообещал ему какую-то премию. А вот дела Саши Горина складывались не так удачно. Обычно старательный работник, он впал в немилость, запил, стал вести себя нагло и расхлябано. Один раз заявился на работу с подбитым глазом. Несколько раз он привлекался к дисциплинарной ответственности, но Саша, казалось, ничего не боялся. Зотов, чувствуя себя обязанным Горину, однажды попытался заговорить с ним.
- Что происходит? - спросил он у Саши в конце рабочего дня. - Почему ты так себя ведёшь?
Саша посмотрел на Леонида, глаза его наполнились какой-то горечью, сожалением о чем-то, одному ему известном.
- Они забрали её, Леня, - пробормотал Саша. - Мою дочку, мою девочку.
- У тебя были дети? - с удивлением спросил Зотов. Саше было под сорок, но Леониду всегда казалось, что Горин заядлый холостяк, а оно вот как оказалось.
- Была, - прошелестел пересохшими губами Горин. - Она связалась с диссидентами и ее схватили. Увезли и предложили сдать друзей. Она отказалась. Тогда ей выдали красный жетон. Знаешь что это такое? Конечно, не знаешь, откуда тебе. В Исправительном Центре дают два жетона - синий и красный. С синим ты выходишь на улицу, с красным отправляешься на полигон, где тебя расстреляют. Каково?
Зотов содрогнулся. Об Исправительном Центре слышали все. Туда направлялись схваченные диссиденты. Дальнейшая их судьба была неизвестна. На собраниях у Тараканова говорили, что арестованных отправляют в колонии. Но если рассказанное Гориным правда...
- Знаешь что, Леня, теперь я изменил свое отношение к режиму. Кардинально переменил. Я был лоялен, каюсь, грешен. Но не теперь. Я не могу утопить горе в вине, остается лишь бороться, бороться до конца. Вы еще собираетесь? - глаза Горина зажглись.
- В смысле, собираемся? - недопонял Леонид.
- Ты рассказывал про диссидентов, приглашал меня когда-то, забыл? - с надеждой в голосе выдавил Горин.
"Он обезумел от горя! - ужаснулся Зотов про себя. - Подставляет и меня, и себя, нельзя говорить о таких вещах на работе, здание может прослушиваться. Если меня заподозрят, то уже не выкручусь. Нужно все отрицать, все отрицать, иначе красный жетон!"
Перепугался Зотов не на шутку, стал вспоминать, сколько раз он появлялся у Тараканова. Много. И обсуждали они там не только поэзию авторов-диссидентов. Если ему предложат сдать своих сообщников, что будет тогда? Струсит или останется тверд до конца?
"Спокойно, меня еще не схватили. И не схватят. Ни за что не схватят. Главное всё отрицать и не нервничать. Ни у кого нет никаких доказательств!"
Никаких, кроме показаний обезумевшего с горя Саши, который позволил Зотову переночевать у себя в квартире. Если его начнут допрашивать, он всё расскажет, погубит и Леонида, и Тараканова, и всех остальных. Как же быть?
- Я не понимаю о чем ты, - сумел выдавить из себя Зотов.
- Ты думаешь, они нас прослушивают? - Саша ухмыльнулся, наклонился к самому уху Леонида. - Они не могут, слышать всех. Мы не должны бояться. Понимаешь, не должны. Моя дочь боялась и погибла, но только не мы. Мне сорок лет, и как мышь прятаться в норке я не собираюсь.
- Спокойно Саша, спокойно. Это в тебе говорит алкоголь, - если кто их и подслушивает, решит, что пьяный несёт какую-то ахинею. - Завтра придёшь на работу, и побеседуем. Договорились?
- Ты струсил, - Саша расхохотался. - Ты мышка. Ладно, не буду тебя больше беспокоить, крысенок. Но не забывай, ты мой должник.
"Как же, с тобой забудешь", - подумал Зотов. Он уже начал корить себя за то, что воспользовался помощью Горина. Но теперь уж ничего не поправить, придётся вернуть долг этому паршивцу. Леонид и предположить не мог, как скоро ему представится такой случай.
...
Утром Зотов как обычно расположился за письменным столом, стал раскладывать документы. С опозданием минут на десять объявился Саша. Он был трезвый и злой, уселся на своё рабочее место и уронил голову на стол. Еще через восемь минут в здание ворвались люди в военной форме.
Этот момент Леонид не забудет никогда. Солдаты с оружием в руках бросаются на служащих, выкручивают руки, тычут стволами в лицо, кричат. Начальник отдела пытается им возразить, тут же получает прикладом по голове. На Сашу бросаются, он начинает сопротивляться. Горин оказывается очень ловким, умудряется как-то разбить нос одному из солдат, но подоспевшая подмога выкручивает Горину руки. Его уводят. Зотов сопротивляться не собирается, он покорно складывает руки за спиной, ждёт своей участи. Солдаты хватают не всех. Их командир смотрит список, сверяется. Зотов в это время лихорадочно соображает: как давно он был у Тараканова? Прошло уже полгода! Значит, причина не в этом.
"Если меня не тронут, больше не свяжусь ни с какими диссидентами. Кроме болтовни от нас никакого толку, только болтаем, да губим людей, которые попадаются", - пронеслось у него в голове, когда он вспомнил о красном жетоне.
Зотов понял, что здесь и сейчас его сломали, но не видел в этом ничего страшного. Уж лучше принять свою участь, а не вести себя как обезумевший Саша. Вот о чём он забыл! О Горине! Конечно же! Солдаты здесь из-за него. Ну на кой чёрт он вчера орал на весь офис о диссидентах, зачем просил Сашу отвести его на собрание?!
Всякая надежда оставила Зотова. Он в любом случае подпал под подозрение. Через минуту к нему подошли солдаты, схватили за шиворот и потащили куда-то. Леонид был так напуган, что даже не обратил внимания на то, куда его волокут. Он молился об одном - поскорее бы весь этот кошмар закончился.
...
- Утверждаете, что всё, сказанное Гориным ложь, до последнего слова? - спросил мужчина в строгом костюме. Он не представился и никак себя не назвал. Просто зашёл и стал задавать вопросы.
- Я до того дня и не разговаривал с ним почти, - выдавил из себя напуганный Зотов.
- А вот согласно его показанием беседовали вы неоднократно, - спокойно произнёс мужчина.
"Неужели он раскололся?!" - запаниковал Зотов.
- Мне об этих беседах ничего неизвестно, - попытался улыбнуться Леонид. Вышло неуместно и неудачно.
- Неизвестно, значит. Что же, подловить вас не получилось. Показания Горина совпадают с вашими , - сказал мужчина.
"Молодец Сашка, знал, что он мужик!", - Зотов немного успокоился. Ничего у них нет, потому хлыщ и блефует, главное не поддаться на провокацию.
- Зато некто Евгений Тараканов рассказал многое. А именно, что вы неоднократно появлялись у него на квартире и вели беседы на темы, которые не приветствуются в нашем государстве. Он даже утверждает, что на этих собраниях выдвигались модели альтернативного государственного устройства. Неужели вам правда не нравится наша страна и установившейся в ней порядок? - мужчина ухмыльнулся, и от этого его лицо сделалось подлым и мерзким.
- Не знаю, кто такой Тараканов, - Зотов снова запаниковал. Теперь не спасется. Если Тараканов раскололся, ему конец.
- Не знаете?
- Нет, - Леонид пытался скрыть волнение, но даже голос его выдавал.
- А что вы так вспотели, побледнели? Душно? Могу открыть окно, - предложил мужчина.
- Нет, нет, всё хорошо, - ответил Зотов. Леонид понимал, что происходит. Этот хлыщ просто издевается над ним, играет в одному ему понятную игру.
- Буду с вами откровенен, террористы порой ведут себя очень подло. Будучи трусами, они начинают обвинять тех людей, которых даже в лицо не видели, лишь бы добиться помилования. Или наоборот, со зла хотят погубить преданных режиму граждан. Потому показания Тараканова не слишком-то меня и удивляют. И раз уж Горин не дал против вас показаний, - мужчина замолчал, откинулся на спинку кресла, стал расчесывать свою жиденькую бородку. - Держите, - он опустил руку в карман, вытащил оттуда синий жетон, протянул его Зотову. - Я вам верю. Выйдите в коридор и ожидайте. Когда назовут вашу фамилию, можете быть свободны.
Будто гора свалилась с плеч Зотова! Синий жетон! Он все-таки будет жить! Никаких больше диссидентских организаций, спокойно жить, жить и никогда не забывать, почему нужно держаться подальше от политики.
- Спасибо вам, - Зотов вскочил со своего неудобного стула, бросился к выходу из маленькой комнатки, в которой проходил допрос.
- Да не за что, - снова ухмыльнулся человек. Удивительно, раньше эта ухмылка казалась противной, теперь же больше походила на добродушную улыбку. - Только смотрите, мы будем за вами наблюдать, - он погрозил Зотову пальцем. Тот попытался посмеяться, вышел.
Полицейский, стоявший у дверей, дал указания, куда идти, Леонид беспрекословно им подчинился.
"Жаловался на режим. Свободы слова мне не хватало, - думал по дороге Зотов. - А оно вон как, пока сам пакости какой не сделаешь, будешь в безопасности. Да и далась мне эта борьба? Я не голодаю, хорошо зарабатываю, зачем что-то менять, предлагать какие-то альтернативные проекты устройства государств?"
Он быстро отыскал нужное место, сел на кресло, стал дожидаться своей участи, когда заметил, что напротив него сидит Саша Горин. Бедняга понурил голову и уставился в пол. Неужели красный жетон?
- Саша, - тихонько окликнул его Леонид. - Шура.
Горин поднял голову, посмотрел покрасневшими глазами на Зотова, с горькой усмешкой поднял кулак, разжал его, показал красный жетон.
- Мне жаль, - выдавил ошеломленный Леонид.
- А у тебя? - спросил Горин.
- Разговорчики! - крикнул полицейский стоявший неподалеку. Саша и Леонид затихли, но когда представитель власти отвернулся, Зотов показал ему синий жетон.
- Мне жаль, - шепнул Леонид. Горин кивнул, снова опустил голову.
"Бедняга, такая беда, такое горе! - думал Зотов. - Сначала дочка, потом он. А ещё говорят, что невезучих людей не бывает. Но ничего, Сашка. Ты слишком много для меня сделала, я дважды твой должник, дабы отплатить тебе, буду помнить тебя до конца дней".
Горин словно бы услышал его мысли, вскинул голову, оживился. Полицейский куда-то ушёл, Саша вскочил со своего места, приблизился к Зотову.
- Ты мой должник, не забыл? Уже дважды, я не сдал тебя сегодня. Так давай поменяемся! - сказал Горин.
- В смысле, поменяемся? - опешил Леонид.
- В прямом. Я тебе свой жетон, ты мне мой. Давай скорее, пока полицейский не вернулся, - Горин протянул свой жетон.
- Не получится. У них наверняка ведется какая-то регистрационная книга, они знают, кому какой жетон дали. Мне жаль, Саша, правда, жаль, но боюсь, это тебя не спасет.
- Какая разница, возвращай долг! - потребовал Горин. - Я помог тебе, теперь твоя очередь!
- Это не спасет тебя, а меня может погубить. Они узнают, что я поменялся с тобой жетонами и накажут и меня! - чуть не плача сказал Зотов.
- Полицейский возвращается! Скорее давай свой жетон сюда!
- Нет! - отрезал Зотов.
- Отказываешься от слова? Твое обещание ничего не значит?
- Господин полицейский! - закричал Зотов. - Этот человек ко мне пристает!
- Что такое? - рявкнул представитель власти. - А ну-ка сел на место. Не докучай гражданину, шваль.
- А еще жаловался на наше государство, - с горечью в голосе бросил Саша. - Говори, что хочешь и не неси никакой ответственности, поступай как знаешь, лишь бы шкура была цела. Это и есть свобода, Леня?
Зотов ничего не ответил. В сторону Горина он старался не смотреть. Ишь чего удумал - поменяться. Помог он Леониду. Спас от заключения, а теперь предлагает вместо него отправиться в крематорий. Ну ничего себе сделка.
Через полчаса полицейские потребовали у Зотова и Горина показать жетоны, после приказали встать. Их повели по длинному тёмному коридору, который раздваивался в конце. Налево - свобода, справа - смерть. У развилки остановились. Зотов пошёл налево, Горина потащили в противоположную сторону. Леонид обернулся. Саша тоже. Они провожали друг друга взглядами, полными ненависти.
"Мой поступок не был подлым, - думал Зотов. Сашка требовал несоразмерный обмен, хотя винить его нельзя. Это страшно, это очень страшно - умирать. Я его прощаю".
Леонид подошёл к выходу, отдал жетон стоявшему полицейскому, который приветливо улыбнулся и открыл ему дверь, вышел на свободу. На улице шёл дождь, а у Зотова даже зонтика не было. Не сахарный - не растает. Леонид возвращался домой, чтобы больше никогда не вспоминать об Исправительном Центре. Теперь он не станет нарушать законы и лезть на рожон. История Саши во многом поучительна. И Леонид извлёк из нее уроки.
"И всё-таки он дурак, - подумал Зотов. - Ну, зачем ему губить себя из-за дочери, которую уже не спасти?"
...
Канцлер просматривал отчеты, предоставленные за последнюю неделю. Снова диссиденты. Арестовать бы их и дело с концом. Всё про всех известно, а им кажется, что они надежно скрываются. В его-то возрасте и заниматься этой галиматьей. Хотелось на пенсию, но на кого страну оставить? Старик вздохнул. Сын жаждет реформ. Нам нужны свободы, кричит он отцу. А зачем, объяснить не может.
- Ваш сын, господин канцлер, - сообщили ему по коммуникатору.
- Пускай войдет, - заявил канцлер.
Саша Горин появился в проходе с понуренной головой.
- Опять не поменялся? - спросил канцлер. - Ну не расстраивайся, рано или поздно у тебя всё получится.
- Я уже перестаю надеяться, - произнёс Саша.
- Люди созреют и для демократии, сынок. Но для этого нужно время. Как только они поймут, что такое свобода, они её получат
- Я понимаю. Но этот мне казался другим. Я почти поверил, что он поменяется.
- Все когда-нибудь ошибаются, - произнёс канцлер. Саша встал, попрощался с отцом и ушёл. Канцлер взглянул в окно, на свою Империю. Хочет или нет, а ему придётся приглядывать до тех пор, пока его народ не повзрослеет.