|
|
||
Первая глава фэнтезийного романа "Околореальность". | ||
Каждый год в нашей стране пропадают десятки тысяч человек. Большинство из них находятся — кто-то живым, кто-то уже мёртвым. Но есть и те, которые исчезают бесследно — не находясь уже никогда. Не у всех из них судьба трагична — некоторые сами убегают и скрываются: кто от долгов, кто от правоохранительных органов, надоедливых родственников или врагов. Может быть даже, кого-то из таких действительно забирают инопланетяне или неведомая сила забрасывает в другие миры; не случайно же сейчас так популярны истории про разных «попаданцев»?..
Однако есть и такие исчезнувшие, которые даже не числятся среди пропавших — поэтому их и не ищут. Это те люди, о пропаже которых, по разным причинам, никто не заявлял. Например, потому, что просто было некому — ну, не нашлось у человека ни друзей, ни близких, которые могли бы всполошиться от его длительного отсутствия. Или даже потому, что данный человек, вроде бы, никуда и не девался: да вот же он — ходит, разговаривает, что-то делает... Только, разве что, забывчив стал немного и чуть более замкнут. Но ведь никуда же не делся, верно?..
Верно. Если только это по-прежнему он.
* * *
С Химой мы должны были встретиться на кладбище — не так далеко от входа, но и не близко. Кладбище закрывалось для посещений ровно в пять вечера. А в пять тридцать охрана выгоняла с территории последних припозднившихся посетителей — если, конечно, обнаруживала таковых. А обнаруживала она не всегда — да и не стремилась особенно, хотя и нельзя сказать, что совсем уж ленилась. Так что погулять по пустынному кладбищу в осенних сумерках было вполне реально. Тем более, что покинуть кладбище минуя посты охраны особого труда не составляло — в одном месте огромное дерево склонилось прямо на стену, причём с той стороны стены дворники-озеленители как раз складировали мешки, набитые сухими листьями. По дереву даже не нужно было взбираться — угол его наклона позволял буквально пройти вверх по стволу, после чего оставалось только спрыгнуть на кучу мягких чёрных полиэтиленовых «подушек».
Естественно, перед тем, как идти внутрь, я прошла вдоль стены и убедилась, что мешки с листьями, действительно, лежат там, где и должны лежать — и что их достаточно. Ну и ещё кое-какие дела сделала по пути. В принципе, можно было прыгать сразу на землю, держась за ветви, но в этом заключался определённый риск: высота стен составляла метра четыре с половиной, если не больше. Ну, минус метр-полтора за счёт длины собственного тела, когда висишь, держась за ветви... Но всё равно изрядно. Так что мешки были очень и очень кстати.
Охранник у входа недовольно на меня покосился — видимо, что-то заподозрил. Действительно, вряд ли кто-то решит проведать родные могилки всего за пятнадцать минут до закрытия кладбища. Мне захотелось показать охраннику язык, но вместо этого я быстро пошла вглубь территории, выставив перед собой здоровенный траурный букет из двадцати шести багровых роз и состроив скорбную рожу. Пусть думает, что хочет.
Ориентиром для встречи мы с Химой назначили безымянную могилу с потёртым мраморным надгробием в самом тёмном северо-восточному углу кладбища. Могила приметная даже в сумерках — особенно в сумерках — поскольку снежно-белый, чуть просвечивающий мрамор довольно высокого надгробия резко контрастировал здесь с почти чёрными стволами старых деревьев и с ещё более тёмными надгробиями соседних могил. Почему-то именно в этом углу кладбища остальные надгробия и памятники оказались сплошь выдержаны в очень тёмных тонах. Только на этой могиле — самой старой и уже безымянной — надгробие было вызывающе белым. Такой ориентир трудно пропустить.
Нужную могилу я нашла быстро — но Химы там предсказуемо не обнаружилось. Я вздохнула и огляделась, поискав глазами, куда бы присесть — тяжёлый рюкзак ощутимо оттягивал плечи, которые уже начали ныть — но ни лавочек, ни пластиковых стульчиков, которые иногда приносят на кладбище ухаживающие за могилами старички, поблизости не заметила. Досадно, но что делать — нужно было думать об этом заранее, когда мы выбирали место. Ещё раз вздохнув, я со всем возможным уважением положила на безымянную могилу четыре розы, которые тщательно отобрала из букета, после чего принялась рассеянно вглядываться в сгущающиеся сумерки.
Наконец, в дальнем конце дорожки, по которой я сюда пришла, что-то мелькнуло. Я сразу представила себе подругу, которая спешит ко мне в непривычных для неё кроссовках — ибо предпочитает обувь на высоких каблуках, но не на кладбище же такую одевать?.. — в просторной чёрной юбке-шароварах и в своей любимой тёмно-синей ветровке. И наверняка без букета — ну как же, понятно ведь, что я-то цветы куплю обязательно, не поленюсь и не забуду. Поэтому она сама букетом заморачиваться не будет. Но причёску, конечно, сделает роскошную, накрутится, как на королевский бал. И сумочку прихватит маленькую и неудобную, куда даже нормальный фотоаппарат с трудом поместится — зато обязательно фирменную и дорогую.
Естественно, мои предположения подтвердились — и про кроссовки, и про чёрную юбку-шаровары, и про ту самую ветровку. И про причёску в стиле Завидуйте-Мне-Все-Я-Королева. И про дурацкую сумочку. И при этом ни цветочка в руках, чего и следовало ожидать.
— Привет, — сказала я ей. — Чего ты так долго?.. От охраны, что ли, бегала?
— Ага, — кивнула девушка, улыбнувшись. — Давно ждёшь?..
— Давно, — нарочито недовольно ответила я. — А чего ты без букета?.. На меня понадеялась?.. Фотоаппарат хотя бы взяла?
— Я просто торопилась. А почему у тебя кровь, ты поранилась?..
На мне были белые рабочие перчатки — плотные и ухватистые. И левая перчатка, действительно, была перепачкана моей собственной свежей кровью — не так, чтобы сильно, но и незаметным подобное пятно не назовёшь. Я глянула на перчатку и поморщилась.
— Розы очень колючие. Вечно я страдаю за других... Торопилась, ну да, так я тебе и поверила!.. По причёске видно, как ты торопилась. Охранники далеко шастают?..
Она пожала плечами и уже открыла рот, чтобы что-то сказать, но тут за её спиной взвыла Хима — громко, протяжно, страшно, как умеют выть только рассерженные кошки, грозящие врагу. Моя собеседница мгновенно обернулась, скрутив шею на сто восемьдесят градусов — и одновременно отшагнула ко мне от Химы, выгнувшейся на белом безымянном надгробии.
Ни один человек не смог бы так повернуть голову — тем более, совмещая такой невозможный поворот со вполне уверенным шагом, — но «девушка», минуту назад вышедшая ко мне из глубин кладбища, человеком не являлась. Воспользовавшись её замешательством, я быстрым, но плавным движением вогнала ей в живот длинный двухклинковый стилет-вилы, до того спрятанный в букете. Вогнала со всей силой, на которую была способна — и почувствовав, как характерно дрогнула рукоять, тут же выпустила её из рук, оставив стилет в теле «подруги».
Существо, изображавшее молодую девушку, закричало. Но его крик утонул в грохоте салюта, который с хлопками и свистом полетел в небо прямо из под стены противоположного угла кладбища — где я и поставила батарею после того, как проверила мешки с листьями. Отскочив от раненного чудовища, я сжала в кармане пульт дистанционного управления — и посланный мной сигнал привёл в действие систему запалов салютной батареи. Кажется, эта батарея называлась «Битва императорских драконов» или что-то типа того; продавец клятвенно заверил меня, что шуму от неё будет много — и, похоже, сказал чистую правду. Грохот, действительно, стоял адский. Теперь охране кладбища будет чем заняться в течение ближайших минут пяти: пока очухаются, пока сообразят, откуда летят ракеты, пока поймут, что это всё же не с территории кладбища, хотя и совсем впритирку... Пока решат, что со всем этим делать, пока пошлют человека на место... Визг моего противника за свистом ракет и гремящими на всю округу разрывами охрана, по-любому, не услышит. Да и никто не услышит — окажись поблизости лишние свидетели, Хима не начала бы операцию. При необходимости я вполне могла убалтывать опасную тварь ещё несколько минут — кладбищенский монстр наверняка полагал себя удачливым охотником на глупых людишек и вряд ли заподозрил бы подвох в моей говорливости. А заподозрив — скорее напал бы, чем попытался скрыться. То есть, результат получился бы, в общем, тем же самым.
Чудовище продолжало кричать, одной рукой-лапой пытаясь вытащить из себя стилет, а другой схватить меня. Но пока на рукояти стилета горел красный огонёк, тело монстра находилось под напряжением в пятьдесят тысяч вольт — и он больше содрогался в конвульсиях, чем целенаправленно двигался. Поэтому отступать и уклоняться от его атак было нетрудно. Аккумуляторы в рукояти стилета, несмотря на всю их мощь, разряжались быстро — но покуда они работали, чудовищу приходилось несладко.
Главной целью электрошока было не убить монстра — это вряд ли бы удалось, будь шокер даже много сильнее — а не дать пришельцу из околореальности ускользнуть обратно. Электрический ток — давным-давно прирученная, «здешняя» сила, принудительный контакт с которой дополнительно привязывал монстра к нашему миру. Кроме того, отмахиваясь букетом от дрыгающего лапами чудища, я несмотря ни на что продолжала удерживать в сознании образ вымышленной подруги — тот самый, который потусторонняя тварь использовала для материализации, поведясь на эту простейшую приманку. Прилипчивый образ мешал потустороннему хищнику принять какую-нибудь действительно опасную форму — а вместе с током, проходящим через его тело, делал такую задачу практически невыполнимой. Всё, что ему удалось — немного удлинить и усилить свои руки-лапы и вырастить на них острые загнутые когти. Более чем стандартно.
Наконец, огонёк на рукояти погас. Но монстру это не слишком помогло — электрический ток сделал своё дело, да и рана от стилета сама по себе была нешуточной. «Подруга», издав хриплый стон, упала на колени. При этом чудище не оставляло попыток вытащить из себя стилет. Напрасно — гибкие клинки-электроды, изогнувшись, сошлись внутри его человекообразного тела и прочно соединились специальными пластиковыми вставками-зацепами. Не самая простая конструкция, к тому же не слишком надёжная, несмотря на все доработки и многочисленные усовершенствования. Но на этот раз мне повезло — зацепы действительно соединились, сделав клинки неизвлекаемыми. Впрочем, даже если бы клинки не сошлись или если бы их закоротило, несмотря на покрытие, изолирующее место соединения — шансов у потустороннего охотника на людей всё равно не было. Потому что на моей стороне сражалась Хима — охотник ничуть не менее страшный, но при этом гораздо более опытный.
Как только электрошокер в стилете отключился, Хима немедленно вскочила чудовищу на спину и располосовала ему шею с обеих сторон. Из порванной шеи «подруги» хлынула тёмная кровь и в её хрипе зазвучало отчаяние. Если бы я не знала, чем занимался этот монстр последние года два, мне, пожалуй, даже стало бы его жалко. Но я знала. Поэтому не испытывала к гибнущему пришельцу из околореальности ни малейшего сочуствия.
Ракеты всё ещё продолжали рваться над кладбищем, причудливо расцвечивая небо, а монстр уже был мёртв — реши он притвориться, Хима обязательно распознала бы его хитрость и уж точно не стала бы спокойно лакать его кровь; а она именно этим и занялась. Значит, действительно, всё, конец. Бой занял менее полуминуты — как это и было рассчитано. Замечательно.
Что ж, теперь надо быстро прибраться и незаметно уйти. Этапы не менее важные, чем сама схватка.
Я положила на землю истрёпанный букет, попросила Химу отойти и разогнула скорчившийся труп. Затем нажала на тугую кнопку на рукояти стилета, тем самым отсоединив рукоять от клинков. Клинки останутся в теле — что не очень хорошо, это очередная загадочная улика в копилку тех, кто расследует подобные дела с общепринятых позиций. Но извлечь клинки, сцепившиеся в глубине тела, действительно очень трудно. Разве что разрубить плоть топором; однако ни топора, ни желания рубить труп у меня не было. Тем более, что труп «подруги» должны принять за мой — в смысле, за труп девушки, четверть часа назад прошедшей на кладбище мимо поста охраны, что будет видно на соответствующей видеозаписи. Поэтому образ подруги, которым я подманивала монстра, был так похож на мой собственый. Похож, но всё же не слишком, не идентичен — чрезмерно сильное сходство могло насторожить хищника и затруднить проведение операции.
Вытащив из рюкзака спортивную сумку — рюкзак останется рядом с трупом — я бросила в неё рукоять стилета, после чего повесила сумку на росшее поблизости дерево. Кроме сумки в рюкзаке лежал четырёхлитровый пакет с пирогелем и ещё кое-какая нейтральная мелочовка. Вскрыв пакет с пирогелем канцелярским ножом, я шлёпнула вскрытый пакет прямо на лицо мёртвого чудовища. После чего аккуратно поменялась с трупом обувью, стараясь не оставлять на земле лишних следов и вообще не давать будущему следствию никаких намёков на то, что подобное могло произойти. Размер кроссовок «подруги» совпадал с размером моих, да и вообще обувь монстра существенно походила на мою — что было вполне предсказуемо — но рисунок подошв, конечно, различался. Ну, пусть теперь следователи определяют, кто из нас кем был и откуда пришёл.
Я огляделась, подняла брошенные розы и выложила ими короткую рунную надпись на некотором расстоянии от трупа. Надпись получилась не особо осмысленной — я ориентировалась не на смысл, а на количество роз, которое оставалось в букете — но и совершеннейшей чушью тоже не была. Сойдёт; на большее всё равно не хватило бы времени — разрывы салюта прекратились, поэтому приходилось поторапливаться.
Уложив руки-лапы мёртвого чудовища поверх вываленного на его лицо пирогеля, я достала из кармана специальный запал, подожгла его от зажигалки и воткнула в пирогель. Через несколько секунд это вязкое и тяжёлое горючее желе вспыхнет, а ещё через минуту разогреется до трёх с лишним тысяч градусов, испепелив и кости черепа монстра, и его ладони. Неестественных пропорции мёртвой «подруги» эта частичная кремация, конечно, не изменит и не скроет — но лучше так, чем просто оставить всё как есть. Необычно длинные руки у мертвой девушки — это одно, а когда они к тому же заканчиваются кистями атлета с дециметровыми когтями на мускулистых пальцах — уже несколько иное. Кремация черепа и ладоней, по крайней мере, исключит идентификацию трупа по лицевым костям и с помощью дактилоскопии.
Ну, почти всё. Подхватив сумочку «подруги», которую чудовище отбросило ещё в самом начале схватки, я сунула её в специально припасённый для этого полиэтиленовый пакет. Завязала пакет узлом и убрала в свою сумку. Если рюкзак остаётся на месте — сумочке «подруги» там делать нечего, она разрушает картину «моей» гибели. Спалить же сумочку пирогелем бесследно вряд ли бы удалось, поэтому я предпочла не рисковать. Да и любопытно мне было глянуть, чего там потусторонняя тварь наматериализовала, в этой сумочке. Вероятность напороться на что-то опасное была ничтожна — ведь за основу для материализации монстр взял мной же самой придуманный образ — а образ этот ношения в сумочке чего-то необычного не предусматривал. Так что на этот счёт я не тревожилась.
Сняв перчатки, я бросила их в сумку; на одной из них, действительно, было кровавое пятно. Дело в том, что розы букета незадолго до этого стояли в вазе, куда была налита моя кровь — это придало им некоторые особые свойства. Проблема заключалась в том, что твари околореальности чувствуют кровь и всё, что с ней связано, очень хорошо. Поэтому, чтобы чудовище не насторожилось раньше времени, нужно было подсунуть ему какое-то безобидное объяснение его ощущений. С этой целью я честно распорола себе палец о шип одной из роз и перепачкала перчатку.
И последнее — переодеть куртку, вывернув её наизнанку. Куртка специальная — будучи вывернута, она, по сути, всего лишь поменяла цвет и немного фасон. А вот парик мне пришлось снимать уже на ходу, что было чрезвычайно неудобно и вообще неправильно. Но Хима встревожилась, дав понять, что внимание охранников уже не занято салютом и что они вот-вот вернутся к выполнению своих повседневных обязанностей — например, к обходу периметра; а это существенно поднимало шансы на встречу с ними. Каковая встреча ну совершенно не входила в мои планы.
Главным было побыстрее уйти с места схватки — пирогель горит без пламени и дыма, но сгорающая плоть чудовища сразу же начала дымиться и пахнуть. Причём поднимающийся вверх белый дым охранники могут заметить издали, да и запах, гм.... Сделать они, конечно, ничего не сделают — растеряются, да и пирогель не потушить даже огнетушителем — но тревогу обязательно поднимут. К этому моменту мне уже лучше быть далеко за пределами кладбища.
После тяжеленного рюкзака сумка на плече казалась лёгкой. Я шла быстро, но не слишком — если кто-то меня увидит, не должен подумать, что я убегаю. Просто припозднилась и спешу покинуть уже закрывающееся кладбище — рядовая, обыденная ситуация. То есть, увидели бы меня вряд ли — я сузила восприятие и постаралась «включиться» в местность с её привычным ходом событий, шагая вдоль теней, покачиваясь в такт порывам ветра, шаркая подошвами под шелест опавших листьев, ну и так далее. Да и Хима периодически мелькала впереди, указывая мне, где можно пройти, заведомо не подставляясь под чужие взгляды. Но всё же осторожность никогда не бывает лишней — быть настороже полезно уже хотя бы в порядке тренировки, чтобы не потерять бдительность тогда, когда терять её категорически не следует.
У наклонившегося дерева я остановилась и достала зеркальце. Было уже довольно темно, но я неплохо вижу в темноте, поэтому смогла привести причёску в относительный порядок. После прыжка на мешки с листьями, конечно, придётся расчёсываться заново — но терпеть такой хаос у себя на голове я больше не могла. Хима в это время сидела у моих ног, обвившись хвостом, и, по-видимому, с трудом удерживалась от скептической улыбки.
— Пойдёшь со мной? — негромко спросила я её, встряхнув чёлкой.
Хима по-человечески покачала головой, и у меня по спине пробежал холодок. Я люблю Химу, а Хима любит меня; мы выручали друг друга столько раз, что уже и не счесть. Если в этой Вселенной и есть существо, которому я могу доверять безоговорочно — и доверяю именно так — то это Хима. С другой стороны, за последние шесть лет я перевидела столько всего, что, казалось бы, чувство страха должно было у меня совершенно атрофироваться.
Оно и атрофировалось... почти. Но привыкнуть к Химе окончательно я всё же не могу. Хорошо, что у нас такая взаимная эмпатия, что мы, фактически, можем общаться без слов. Когда Хима вернулась ко мне после своей смерти, я уже была кандидатом факультатива — поэтому не удивилась и не испугалась. Наоборот, я чрезвычайно обрадовалась. Но всё же первое, о чём я попросила свою любимицу — не разговаривать со мной на человеческом языке. Для моей психики это оказалось перебором. Химу тогда позабавила моя просьба — да и до сих пор забавляет, поэтому она иногда дразнится, делая вид, что вот-вот что-то скажет. Но в тот момент она просто кивнула мне и мило улыбнулась. Чеширский кот умер бы от зависти, глянув на эту улыбку. Я тоже чуть не умерла, но по другой причине. Это лишь в мультиках человеческая мимика и речь зверушек обыкновенно вызывают разве что умиление. В жизни же говорящая или хотя бы улыбающаяся кошка способна напугать до обморока и седых волос. А если эта кошка ещё и вернулась из потустороннего мира...
— Ладно, тогда встретимся дома, — сказала я Химе. Хима встала, потянулась, помахала мне хвостиком и, мягко ступая, скрылась за одним из надгробий. Почти уверена — если сейчас туда заглянуть, там никого не обнаружится. У Химы есть милая привычка свободно разгуливать между реальностью и околореальностью. Мало кто из наших может похвастаться таким другом и напарником. Если честно, только из-за Химы мне кладбищенского монстра и поручили — специалист в подобных делах я средненький, воевать с чудовищами явно не моё призвание. Но помощь Химы всё меняет; в принципе, она и одна вполне могла завалить монстра, я выступала скорее в роли приманки и уборщицы. Ну и в роли практикантки тоже — выпуск с факультатива уже скоро, а без достаточного объёма практики к экзаменам просто не допустят.
Пройдя вверх по стволу дерева, я на несколько секунд задержалась на краю стены — нужно было убедиться, что мешки с листвой никуда не делись, что нигде поблизости не стоит автомобиль со включённым видеорегистратором и что никто банально не наблюдает за местом моего побега с кладбища. Но всё оказалось в порядке. Поэтому я мягко спрыгнула на пухлые мешки, даже не снимая сумку. Приземление получилось удачным — мешки поскрипели, но не порвались, а я не села на задницу, не упала и даже не испачкала руки. Замечательно.
Выйдя на освещённую улицу, я посмотрела на своё отражение в витрине. Девушка, отразившаяся в бликующем стекле, мало походила на ту, что полчаса назад вошла на кладбище: коричневая куртка вместо фиолетовой, никаких перчаток, никакого рюкзака. Зато на плече небольшая и неброская спортивная сумка. Штаны, да, остались прежними — но сейчас подобные шаровары носит полгорода. А вот причёска поменялась существенно — вместо длинных и светлых волос мою голову украшали теперь короткие и тёмные. Впрочем, украшали — смело сказано; скорее, всего лишь вызывающе топорщились. Но для таких случаев у меня есть любимая расчёска, которой удобно и приятно расчёсываться. А то, что сделана она из бивня мамонта и что в её рукояти прячется шип, выкованный из метеоритного металла, нисколечки не мешает использовать её по прямому назначению.
Чем я и занялась прямо у витрины, не забыв показать язык отражению Химы — при том, что её-то самой поблизости не наблюдалось. Хима — точнее, её отражение в витрине — в долгу не осталась: скорчив забавную гримассу, отражение, в свою очередь, показало язык мне. И, надо признать, у него это получилось изящней — да и язык у Химиного отражения предсказуемо оказался длинней и подвижней моего. Ну, спасибо и на том, что не раздвоен.
Причесавшись, я поправила сумку, вздохнула и задумалась о своих ближайших планах. Вечер ещё не был поздним, а я никуда особо не торопилась. Поэтому я решила поужинать в кафе «Театр теней», куда часто ходили питаться студенты факультатива. Кафе располагалось в центре города — отнюдь не по пути ко мне домой — но и делать громадный крюк, чтобы до него добраться, мне бы не пришлось. Так что я зашагала к метро, рассчитывая уже через полчаса листать меню и наслаждаться тихой спокойной музыкой, под которую на потолке медленно танцевали фигурные тени — фирменная фишка заведения.
Меня немного трясло — не от холода или страха, просто организм сбрасывал напряжение последнего часа. В сущности, во время операции мне мало что угрожало — и потому, что меня прикрывала Хима, и потому, что я, всё-таки, уже имела опыт схваток с тварями околореальности, в том числе, с чудищами и пострашней. И убирать следы после таких схваток мне тоже уже приходилось. Но для организма это не аргументы; стоит лишь немного расслабиться, как он сразу начинает сжигать остатки адреналина дрожью, а затем настойчиво требует пищи и отдыха. Ничего страшного, конечно, всё вполне естественно и предсказуемо, но иногда эти настойчивость с предсказуемостью несколько раздражают.
Ну что ж, по крайней мере, одним людоедом в городе стало меньше. Результат, которым можно по праву гордиться, даже несмотря на то, что моих личных заслуг в его достижении не так уж и много. Чудовище действовало по стандартной для таких монстров схеме: сначала приближалось к жертве, притворяясь одним из её знакомых. Затем, общаясь и получая из памяти и сознания ничего не подозревающего человека всю необходимую информацию, уводило его в укромное место, где и убивало, захватывая его тело. Свою же маскировочную оболочку хищник при этом или экономно опять растворял в околореальности, или даже просто бросал, упоённый добычей — отчего у правоохранительных органов прибавлялось головной боли в виде трупа, который никогда не будет опознан. Ну, если, конечно, этот труп успевали найти до того, как он сам по себе растворится (успевали, впрочем, достаточно редко по причине укромности мест, где всё происходило).
Ну а после захвата тела жертвы монстр уводил это тело совсем далеко, где и уничтожал. В результате ему доставалось вся та жизнь и энергия, которой обладала жертва. Все её чувства, возможные свершения, все её будущие успехи, победы и радости. Все те изменения, которые могла внести жертва в эту Вселенную своей жизнью и своими поступками. Всё то, что только и представляет истинную ценность во всех возможных мирах. Каковая добыча и позволяла хищнику ещё раз поохотиться с помощью материализованной личины. А затем, в случае успеха, ещё раз. И ещё. И ещё, ещё, ещё...
Что странно, некоторые из охотников на людей рисковали пользоваться захваченными телами месяцами и даже годами. Зачем — непонятно, поскольку это лишало их возможности быстро скрыться в околореальности и, фактически, равняло с обычными людьми. В том числе, делало гораздо более уязвимыми и отнимало многие способности. Однако, видимо, возможность пожить настоящей жизнью, пусть даже и чужой жизнью обыкновенного человека, была для них настолько привлекательной, что они не могли удержаться от соблазна несмотря ни на что.
Но уничтоженный мной и Химой кладбищенский монстр уже ничьей жизнью не поживёт. Ни чужой, ни своей собственной.
Я расправила плечи и ускорила шаг. День прошёл не зря, а впереди меня ещё ждали вкусный ужин и, возможно, встреча с товарищами по факультативу.