- Я вижу стены огня!.. - величественно и ужасно взывал старейшина-колдун. - Они восстают из земли и будут вздыматься к небу три полных года! Кровавые реки текут из-под корней Иггдрасиля и омывают всю землю водой мертвецов! И по ней плывут кресты из камня, освещённые восходящим солнцем!..
Это было страшное время. Пока ещё языческие племена северных норманнов сражались за Богов и детей, а врагами их выступали легионы "живых мертвецов" с крестом в одной руке и огнём в другой. Стальной орёл древних преданий вновь взвился в небо, оглашая Север мертвящим криком. И вслед за ним нахлынули мрачные тени - Корабль из побелевших ногтей, перевозящий души между мирами...
- Боги в гневе! Я вижу, как трубит Хеймдаль! Оковы цвергов спадают с Предателя, и Вернувшийся из мира мёртвых воскресает!..
В воздухе клубился туман - он уже окутал всю Европу и теперь добрался до её северных границ - Скандинави - медленно но верно погружая гард за гардом в мрачные хляби потустороннего мира.
- Одетые в чёрные рясы мертвецы сходят с Корабля и плывут к нам! И совсем скоро они уже будут здесь, - колдун прожёг пылающим взором всю стоявшую перед ним толпу и, понизив голос, спросил: - А знаете, кто их вёсла?
Абсолютная тишина сковала площадь. Никто не издавал ни звука. Все ждали.
- Они!! - заорал колдун, указывая длинным крючковатым пальцем на сбившихся в грязную кучу рабов. - Тот, кто не имеет дома, легко сожжёт чужой! Не знавший жён не станет оплакивать их кончину! Не живущий с честью - предатель! Не носящий колец своего ярла - трус! Спящий со скотом - сам скот!..
Длани старейшины были раскинуты в стороны, и по правую и левую вздымалось ввысь жаркое пламя огромных костров.
- Огонь очищает всё. Очистите нашу землю от этой рабской язвы!
К куче рабов, жавшихся друг к другу спинами, подбежали четыре воина и, отделив двух несчастных от общей массы, вывели их на площадь. Тут же плашмя ударили тяжёлыми мечами под коленями, и рабы упали в жидкую грязь перед колдуном. Снова закрапал прекратившийся было дождь...
- Головы с плеч и в огонь! - скомандовал старейшина. - Сегодня воронам будет пир.
Воины безмолвно выполнили приказ. Но недолго две головы катились по земле - лишь чуть ярче вспыхнул костёр и тихо затрещали волосы, а от горящей плоти над всей площадью разнёсся горьковато-приторный запах... Прокатилась волна ликования, но колдун жестом унял гомон соплеменников.
- Живые, они ели звериное мясо, а теперь звери обглодают их кости! Ведите следующих!..
Воины-палачи снова направились к куче стонущих и рыдающих рабов. Одна из них - маленькая девочка, видевшая лишь девять зим - встала на четвереньки, стараясь протиснуться между ногами остальных. Людей прижимали друг к другу с такой силой, что рёбра трещали и сводило дыхание. Забравшись в самый центр толчеи, девочка прикрыла голову ручками и замерла в надежде, что её поведут к колдуну в последнюю очередь, лишь после того, как все более высокие головы окажутся в огне.
Воин выхватил из кучи молодую женщину, воющую с горя. Жёлтое пламя костров вдруг поблекло, заволакивающееся туманом. Все, стоявшие на площади, ощутили странный холод, становящийся всё сильнее и сильнее...
- Вы чувствуете?! - воскликнул колдун и, воздев длани к небу и запрокинув голову, громогласно возвестил: - Духи великой Смерти уже слетаются!.. Открываются ледяные врата в Хель, и морозные ветры вырываются на свободу и рыщут белыми волками по Северу, ища свежей крови. Так дадим же им её!
И снова две головы рухнули на землю, разбрасывая повсюду грязные брызги...
В тот день казнили три дюжины рабов. Племя думало, что это все. Но один выжил - когда ледяной туман окутал всю долину фьорда, в которой залегало поселение, маленькая девочка прошмыгнула между не смотрящими под ноги воинами племени и исчезла в белой дымке. Только через несколько секунд зашуршали кусты, и снова всё стихло.
Хельга иногда видела этот сон, когда что-то сильно тревожило её душу. Но больше снов о прошлом ей напоминали шрамы - на спине и сердце... Сейчас - наложница ярла, юная и прекрасная пятнадцатилетняя девушка с насыщенно-каштановыми волосами, убранными в длинную косу. Тогда - рабское отродье с печальными и не по-детски серьёзными серыми, как сталь, глазами. Когда вороны подлетали к рабам, ища очередную жертву, и те пятились и отводили взгляды, Хельга подталкивала их вперёд - поближе к воронам.
Отец, бывший наёмным убийцей без роду и племени, как-то сказал маленькой дочери: "На самом деле жизнь окрашена в три цвета. Черный - это тьма, серый - это выживание во враждебном мире, красный - это кровь растерзанных жертв. Ты зря родилась в этом мире, потому что здесь люди проживают свои пустые жизни и возвращаются во тьму, не оставляя следов..."
Богиня ночи уже простёрла свои длинные чёрные пальцы над гардом, погрузив его во мрак. Маленький "подарок" от ярла - серебряный гребень, украшенный резными узорами - ждал на столе, примостившемся около широкой лавки для сна, застеленной мягкими рысьими шкурами. На этих шкурах сидела Хельга, расплетая косу перед сном. На девушке была лёгкая льняная туника бледно-розового оттенка, с вышитыми серебряной нитью узорами и завязочками из ромейского шёлка. Тонкая ткань делала вид, что прикрывает плечи и ноги до середины бедра, однако кое-кто постарался, чтобы сквозь неё несильно, и от этого так маняще проступали очертания молодого тела...
Хельга знала, что ярла осталось ждать недолго. С тех пор, как она стала одной из его наложниц две недели назад, грозный вожак племени ни разу не навестил свою юную "гостью", предпочитая по ночам напиваться и ломать хребты кабанам в рукопашных схватках. Поговаривали, что со своими жёнами ярл обращается также.
Но новое тело должно было манить к себе, хотя бы своей новизной, поэтому - Хельга была уверена - вскоре кабаны наскучат повелителю и придёт её черёд. И вот тогда эта грязная скотина, только носящая человеческое обличье, сильно удивится - и это будет последним, что ярл сделает в своей жизни! А пока - пусть себе пускает слюни да дарит платья... лишь бы только этот вшивый кусок плесени не касался её.
А ведь Хельга помнила... Как в самых нищих трущобах и клоаках Вечного города касались насильники множества оголённых женских тел самых разных пропорций, снова и снова своей вознёй мешая уснуть по ночам... Или как совокуплялись "благородные" вельможи и распутные священники со шлюхами обоего пола и любого возраста прямо на улицах, не стесняясь наблюдающих. Или как какие-нибудь бандиты у всех на глазах насиловали девочек - ровесниц Хельги... после чего Вечный город получал либо новых проституток, либо очередной труп во всепрощающих водах Тибра. И неужели все эти мрази не заслуживали смерти? Что скажешь, Иисус?!
Первым был "святой отец" Бартоломео - в собственной ванне. На следующее утро его труп обнаружила служанка. После Бартоломео пришла очередь какого-то мелкого чиновника из курии, через которого совершались все основные денежные махинации государственных благотворительных организаций, не желавших давать средства на помощь нищим. Затем последовали новые убийства... Сначала Хельга называла свои действия "травлей римских крыс", но вскоре перестала врать себе - от вида крови жертв она получала наслаждение. В те годы ей было уже четырнадцать - страшная жизнь на северной родине осталась лишь в воспоминаниях, а новая - ненавистные чертоги ярла Зига - ещё даже не маячила в будущем.
Раньше Хельга старалась выкинуть из головы эти жуткие воспоминания и жить настоящим, но они лишь накапливались с годами. И по ночам на голых грязных улицах Рима они, бывало, налетали всем роем, вызванные либо очередным кровавым побоищем у притона, либо всхлипываниями насилуемого подростка, либо скручивающим все внутренности голодом, либо же... пришедшие сами по себе в предрассветном мраке. Иногда в такие моменты что-то давало трещину, и Хельга думала, что было бы не так уж плохо прекратить своё скотское существование... Нет, в смерти не было ничего страшного - не было даже ничего особенного. Она и так царила повсюду, каждый день... Но смерть - удел слабых. Таков закон природы. Таков закон Богов. Слабые - умирают, у выживших - всегда остаётся шанс. Смерть окончательно лишает этого шанса. И стать слабачкой, проиграть - вот что было действительно страшно.
И этот страх порождал злость. Злость на себя за свою минутную слабость; злость на хреновые обстоятельства, в которые запихнула их с отцом поганая судьба; злость на тех сукиных отпрысков, которые трахали невинных девочек и мальчиков, отбирая их последнюю еду; злость... которая постепенно перешла в лютую ненависть. И когда это случилось, маленькая Хельга перестала бояться. Потому что в конце концов выживает сильнейший, и за ним - будущее.
Покончив с косой, Хельга налила в чашу вина из изящного медного кувшина греческой работы и, осушив его, по обыкновению спрятала в рукав стальной нож - чтобы в случае появления ярла было чем унять жар его плоти пониже живота. Уже собравшись ложиться, девушка подкинула в очаг пару брёвен, как вдруг...
Со скрипом отворилась тяжёлая ясеневая дверь, и в комнату, осторожно семеня на мысочках, пробралась незнакомая девочка! Хельга знала уже всех в чертогах ярла, и эта оказалась новенькой. Хотя она и была с виду ровесница Хельги, всё равно это пока ещё была девочка... Даже несмотря на уже заметно округляющиеся формы самую малость полноватого тела, спрятанного сейчас в голубой льняной ночнушке. У девочки было широкое открытое лицо с крепкими скулами и широкие ладони, а по плечам и спине рассыпались прекрасные светло-золотые локоны, в один из которых была изящно вплетена тонкая алая лента. Встретившись взглядом с Хельгой, девочка приложила палец к пухлым губкам и закрыла за собой дверь.
- Меня зовут Роза, - девочка хихикнула и быстро подсела на скамью к замершей и внимательно наблюдающей за ней Хельгой. - А как тебя? Эта зима станет моей пятнадцатой. И я хочу подружиться с тобой! Я тебя видела сегодня, когда бродила по чертогу, пока все остальные пировали... Мы же тут вдвоём, и всё, верно? У всех остальных либо охота на кабанов да оленей, либо дети, либо ещё какие глупости... А мне та-а-ак скучно торчать одной у своего очага!.. Там нет ни кукол, ни даже каких-нибудь интересных вещичек! И поговорить совсем не с кем... В общем, скукотища. Тут есть только эта старая ведьма, Фригги, и знаешь что? - Роза приблизилась к Хельге и игриво блеснула большими голубыми глазками, - Меня от неё тошнит!
Девочка, наконец, замолчала, всем своим видом давая собеседнице понять, насколько её "тошнит" от старой сварливой женщины. Она сжала ладонями свою шею и шутливо скривила физиономию, высунув язык. Но потом вдруг всё её лицо приняло удивлённое выражение, и Роза спросила:
- А почему ты молчишь? Тебе она нравится?
Хельга смотрела на девочку во все глаза. Это живое существо с наивным добродушным лицом и невинной игривой улыбкой казалось совершенно чуждым всему миру, к которому привыкла дочь нищего раба и убийцы. Никогда прежде она не видела... взрослого ребёнка!
Хельга не заметила, что её пальцы с силой сжали мех шкур. У Розы были тёплые ладони. Она уверенно накрыла ими ледяные ладони Хельги и улыбнулась, заглядывая своими большими голубыми глазами прямо в душу. И, хотя на лице Хельги не отражалось никаких эмоций, эта глупая, но по-своему сильная девочка явно видела их своим "волшебным" зрением...
Наконец, молчаливая собеседница тихо ответила:
- А ты удивительная. Твоё имя Роза?
Девочка широко улыбнулась, принимая слова Хельги за похвалу, и на её лице застыл мечтательный взгляд.
- Мама всегда называет меня так. Хотя это не настоящее имя... Но для меня оно настоящее. Она говорит, что я похожа на распускающийся бутон розы... А как зовут тебя?
Хельга подумала с секунду и ответила:
- Смотря кто меня зовёт...
Девочка подсела ещё чуть ближе, так что теперь её тёплое, полное жизненной энергии дыхание касалось лица собеседницы, казавшегося совсем бледным в неярком свете пламени очага.
- А тебя зовут по-разному? - девочка засмеялась. - Ну тогда... Как тебя зовёт мама?
- Моё имя - Хельга.
Голос звучал совершенно безэмоционально, но это странное, даже страшное создание всё равно что-то заметило! Заметило то, что уже давно потеряла из виду сама Хельга... И, мгновенно став серьёзной, Роза тихим голосом спросила:
- У тебя нет мамы?
А потом с жаром добавила:
- Но это же неправильно! Мама обязательно должна быть... Вот бати может не быть - как у меня. Но мама быть должна.
- О женщине, которая меня родила, я знаю только имя. Это всё, что мне рассказывал отец. Когда-то её звали Сигрид... Она умерла при родах.
В комнате повисла тишина. Роза опустила грустные глаза и казалось, что она готова заплакать. А Хельга не знала, что она чувствует, если чувствует хоть что-то... Просто осталась такая привычка - не раскрывать своё прошлое.
- Сигрид?.. Раз у тебя нет мамы, значит ты не знаешь маминых ласк... - Роза на секунду задумалась и вдруг просияла. - Но я могу показать их тебе, чтобы ты узнала!
Хельга вздрогнула, когда горячие губы девочки коснулись её лба. А Роза снова заглянула своим магнетическим взглядом прямо в душу, приковывая к себе всё внимание и прогоняя все мысли... И с улыбкой прошептала:
- Так мама делает каждый раз, когда ребёнок ложится в ясельки. А знаешь, что дальше?.. - Роза коснулась плеч собеседницы и мягко, но настойчиво опустила её спиной на рысьи шкуры. Хельга даже не думала сопротивляться.
- Дальше мама рассказывает сказку, пока ты не погружаешься в сон... Но зачем нам сейчас спать, правда? - девочка весело рассмеялась и вдруг сама вскочила на широкую скамью, нависая над замершей Хельгой. - По утрам мама расчёсывает мне волосы гребешком из красного камня... - она провела пальцами по каштановым волосам Хельги, рассыпавшимся по подушке. - Если твои волосы расчесать, они тоже станут красивыми! Даже красивее, чем мои... Мой цвет совсем обычный, такой у многих девушек...
- Мне нравятся твои волосы, - внезапно отозвалась Хельга.
- Правда? - Роза просияла. - Ну тогда я покажу тебе то, чего мамы обычно не делают... Только никому не говори! Это будет наш секрет.
Роза шутливо пригрозила пальцем и залилась весёлым смехом. Но через пару секунд вдруг резко остановилась и одухотворённо вздохнула. Она стала медленно склоняться к Хельге, ни на секунду не отводя жаркий магнетический взгляд, пока их губы, наконец, не соприкоснулись.
Поцелуй был совсем нежным, лёгким, но не воздушным. Горячий ток пробежал по коже, приподнимая волоски и расширяя зрачки. Роза слегка отстранилась и улыбнулась:
- Теперь мы с тобой подруги, правда, Хельга?
- Думаю, да...
- Не думай, - девочка снова засмеялась, прислоняя палец к губам подруги. - Ты такая смешная!.. Ты мне нравишься.
Повисла тишина. Девочки несколько секунд смотрели в глаза друг другу, но вдруг Роза спрыгнула со скамьи и, грустно вздохнув, заявила:
- Мне пора. Если эта старая ведьма поймает нас вместе в такое время, она заставит Тора ударить меня молнией. Так что я побежала! Но... я приду завтра. Жди!
И, игриво подмигнув подруге, Роза тихо-тихо вышла из комнаты. А Хельга всё также лежала на скамье, только теперь смотрела в потолок, пытаясь хоть как-то осознать случившееся. Подобного она ещё не испытывала...
"Ярл Зиг... Она не для тебя"
Следующий день кончился также быстро, как и остаток этой ночи. Само собой, в расчётливом уме за это время возник и уже начал осуществляться план. Через служанку Хельга передала пирующему ярлу, будто Роза будет ждать того после застолья у себя в покоях. Очевидно, что одурманенный элем и вином разум Зига не углядит в этом ничего подозрительного, а чтобы он пришёл наверняка - в его личный кубок Хельга заранее подложила немного горячительной травы. И, завершив таким образом все приготовления, девушка стала дожидаться наступления вечера.
Когда тьма опустилась на гард, Хельга ворвалась в комнату Розы и, подойдя к обрадованной её визитом подруге, тихо сказала ей на самое ухо:
- Иди в мою комнату. Быстро.
Улыбка тут же сползла с лица девочки, сменившись удивлением.
- Но...
- Я могу тебя и не спасать, если ты не хочешь.
- Спасать? От кого? - Роза не на шутку испугалась.
Серые глаза Хельги сверкнули злобой, а в руке холодно блеснул клинок. Её подруга воскликнула, вытаращив глаза на нож:
- Стой! Ты же не хочешь...
- Это для Зига. Уходи, а то будет поздно...
Не говоря больше ни слова, Роза попятилась назад, не сводя удивлённого и испуганного взгляда с Хельги, а потом, наконец, повернулась и исчезла за дверью. Теперь оставалось только одно - ждать.
Не успело и одно полено догореть в очаге, как за той же дверью послышался грозный, быстро приближающийся стук тяжелых сапог по каменным плитам. Хельга прильнула к стене и сжала в кулаке нож, таким образом намереваясь незаметно подойти со спины к вошедшему и нанести смертельный удар. Девушка казалась абсолютно невозмутимой - ни одна эмоция не отражалась на холодном лице, и только неспокойные глаза выдавали подогревающий кровь азарт. Томительное ожидание с каждой секундой усиливало его, но руки не дрожали от возбуждения, и только напряглись мышцы, готовые в любую секунду совершить выпад.
Эмоции - это слабость, потому что они противоположны холодному разуму. Но эмоции - как свои, так и чужие - можно использовать. Как и другие слабости, свойственные всем людям... Хельга затаила дыхание - шаги остановились около самой двери.
Ярл Зиг вошёл в комнату. Девушка тут же плавно скользнула вперёд, направляя лезвие в сонную артерию.
- Хельга! - неожиданно вскрикнул мужчина, молниеносно пригибаясь и таким образом уходя от смертельного удара. - Ах ты стерва!
Ярл мгновенно развернулся и схватил руку, держащую нож. Бой был окончен. Но в этот момент губы Хельги чуть раздвинулись в ухмылке, слишком уж насмехающейся для проигравшей и смертельно провинившейся наложницы. Мужчина удивлённо вскинул кустистую бровь.
- Ты смеёшься надо мной?
Ухмылка Хельги стала шире - теперь уже девушка злобно улыбалась, а на вопрос ответила:
- Шесть лет назад ты кое-кого убил. Женщину, бывшую мне матерью. Помнишь?.. Сын колдуна, над которым витают духи смерти... Тебе стоило бы хорошо относиться к своим кабанам... Потому что сейчас ты отправишься к ним, в Хель!
В ту же секунду сзади что-то зашуршало, и ярл почувствовал сильный удар по голове чем-то увесистым. В стремительно мутнеющем сознании сверкнула холодная сталь...
Враг моего врага - мой друг. Конечно, только до тех пор, пока наши интересы совпадают. У ярла Зига было предостаточно конкурентов, желающих занять его место, как предостаточно было и обычных врагов, ждущих лишь мести или ещё какой-нибудь подобной глупости. Некоторые из них скрывали себя, другие же опознавались вполне просто - достаточно было прислушиваться к пьяным речам на пирушках... А чтобы свергнуть сильного, слабые должны объединиться - таков закон, пусть и противоречащий природе звериной, но вполне свойственный природе человеческой. И, пока Боги не спешат карать за злодеяния, те будут совершаться - просто потому что люди могут их совершать.