Телевизор был цветной. По телевизору шел балет. Зрелище было упоительное. Замечательные декорации украшали сцену, где под прекрасную музыку стройные, без признаков жира артисты в красивых костюмах, делали прекрасные прыжки и пируэты.
-Ах! - сказала Нина в перерыве - как красиво! Как легко и прекрасно. Какие чувства. Какие эмоции. Какая любовь. А ты Федор, только и знаешь: "...Давай есть...давай спать...". Как сержант на плацу. Никогда ты мне красиво не изъяснялся и о своих чувствах ко мне не говорил и в любви не признавался.
-Признавался - оторвался на минуту Федор от газеты - когда замуж предлагал, признавался. Как сейчас помню. Ей - богу, про любовь говорил. Ты что, забыла?
-Молчи, несчастный, отмахнулась Нина, то когда было, а сейчас? Вот взял бы и доставил жене приятное. Сделал бы красиво и возвышенно. Вот как на сцене.
Нина мечтательно прикрыла глаза и просидела так минут пять, томная и расслабленная, вся в возвышенных мечтаниях.
Антракт закончился.
Федор отложил газету и с напряженным лицом досмотрел балет до конца, явно что-то замышляя.
На следующий день, придя домой, он наскоро пообедал и стал собираться. Надел свежую рубашку, парадные джинсы. Добыл из недр шкафа галстук и пристроил его на шею.
-Куда это ты наладился? - поинтересовалась жена.
-В театр конечно. Балет там сегодня. Иду опыт перенимать. Вернусь часов в девять.
Нина перечить не стала. Все-таки в театр, не в пив бар.
После спектакля Федя пришел задумчивый, отказался от ужина, сказал, что надо худеть и лег спать.
Каждый вечер он стал ходить в театр как на работу и сильно тосковал, если в театре был выходной.
Через неделю он сказал, что в джинсах в театр ходят только обормоты и потребовал выходной костюм. Еще через три дня он категорически забраковал галстук. Служивший ему верой и правдой уже десять лет. Вообще он сильно изменился, перестал играть в домино, забросил коллекцию бутылочных пробок, а в газетах стал читать только рецензии на спектакли. Даже походка изменилась.
- Не дрогни, - говорил он супруге, для тебя же стараюсь. Мне ещё малость поучиться.
И этот день настал.
В этот день, придя с работы, Федя прямым сообщением прошел в "залу", снял бывшие парадные джинсы, и рубаху, встал в третью позицию и велел сыну позвать мать. Как только Нина показалась в дверях, Федя слегка подпрыгнул, отвесил изящный поклон несколько движений ногами и руками. Глаза и Нины от удивления раскрылись широко-широко, как только позволила им природа. Федя разогнался и совершил прыжок , при этом оцарапал макушку о потолок и смахнул рукой люстру. Далее последовал целый каскад прыжков, пируэтов, переворотов и прочих телодвижений. Девяносто килограммов мышц и костей бывшего чемпиона батальона по штанге метались по комнате сокрушая все на своем пути. Первым опомнился сын.
-Ну, папка, ну дает! - и тоже запрыгал козлом по квартире.
- Федя - закричала Нина, когда шок прошел, - перестань.
Федор на минуту замер, смахнул пот, глубоко вдохнул.
-Щас, - сказал он, уже заканчиваю.
И попытался сделать фуэте, но фуэте не получилось, так как при первом же обороте отставленная на девяносто градусов нога пробила дверцу серванта и безнадежно застряла в сервизе.
-Федя, - взвизгнула Нина, бросилась к нему, обхватила его руками, гладила по голове, по плечам - Феденька, милый, успокойся, не надо больше, я тебя умоляю, перестань, хватит.
Тяжело дыша, Федя постепенно успокоился и оглядел содеянное, посмотреть было на что.
-Маловата квартирка то, произнес он, - маловата.
Все семейство дружно принялось за уборку. Сын был совершенно счастлив.
-Ну, папка, ну дает - повторял он.
Нина бросала на мужа взгляды, в которых, как ни странно, не было упрека и сожаления.