И снова дождь. И вновь, одинокий мечтатель, я спешил в свой маленький сад. Там возле пруда, среди клёнов и ив, меня ждала ветхая скамья, привыкшая к моим частым визитам. Здесь редко появлялись люди. Они предпочитали озёра, прогулочные лодки, пустые разговоры и зонты. Зачем они им? Закрыться от неба, от света, от ласковых капель дождя? Узники собственных коконов - они давили земляных червей, непрестанно высказывая негодования о погоде.
"Опять эта сырость!"
"Когда же закончится дождь?"
"Посмотрите, только вышла из дома, зонта не успела раскрыть - уже причёска промокла!"
Они никак не могут привыкнуть, что здесь дождь идёт всегда. Потому я и переехал сюда, забросив жизнь. Здесь ничто не мешало мне писать свою книгу.
Я назвал её Поэма Дождя. Нет, я не хотел написать очередную прекрасную оду погоде, чтобы люди, прочтя, восхищались, а после вновь, забывая все образы (то, что их трогало), ругали её. В глубоких раздумьях призрачными вечерами, когда, мне казалось, другие миры говорили со мной, я задавался лишь одним мучившим меня вопросом: что чувствует дождь? Но тихо плескался огонь в серебристом бокале, и дым рисовал над камином ветвистый узор, и тихо сопело перо - словно всё, что доселе внимало, делало вид, что не знает ответа на мой сокровенный вопрос. И не стучал мне в окно желанный, возлюбленный гость... Потому и оставил уют, сменив тёплый камин и сонливость постельных перин на поношенный плащ и угрюмость заплаканных улиц. Так оказался я здесь - в самом сердце бессмертных дождей; и первые долгожданные строки (почти откровения!) проявились на серых осенних листах.
Иногда дождь приходил ко мне юным поэтом, наспех одетым в пальто нараспашку, с улыбкой стряхивающим звенящие капли с мокрых, непослушных волос. Он ничего не говорил, только кивал, заглядывая через моё плечо, словно проявляя особенный писательский интерес к моей книге. Однако, он никогда не оставлял ремарок. Чаще гонялся за кружащими в воздухе листьями и топал по лужам, смеясь над своим отражением - почти как ребёнок. Но было в нём нечто близкое, будто не дождь, а я сам беззаботно играл, танцевал.
Случалось, открывалась незримая дверь, и изящная дама, садилась на скамью рядом со мной и наблюдала, не отрывая глаз, как я записываю песни дождя, вкладывая в звучание каждого слова всё своё вдохновение. Она поправляла модную шляпку, курила через длинный мундштук розмарин и шафран, и улыбалась снисходительно нежно, словно любовалась своим дитя, увлечённым мечтой; наслаждалась его продвижением и успехами.
Но больше всего я привык к нему - строгому джентльмену в тёмном костюме, вечно смотрящему на часы, словно отмеряющему моё время. Его присутствие не смущало меня, как бывало при даме, скорее раздражало, выводило из равновесия, но, при этом сильнее побуждало писать, убивая в зародыше любые моменты простоя, изредка маячившие над головой, словно солнце, силившееся разогнать облака ради нескольких бесслёзных мгновений. Он отпивал из бокала вино, и я чувствовал в воздухе знакомую терпкость - словно не дождь, а кровь виноградных гроздей стекала с небес. Он стоял под зонтом и смеялся, считая секунды, и всё сильнее, больнее кусала стихия; и всё сильнее, быстрее записывал я её крики, стенанья, безумья... пока вновь не являлся беспечный поэт, купавшийся в огнях листопада.
С каждым новым днём я ощущал, как наполняется чувствами Поэма Дождя: разными, мечтами, слезами, соблазнами. И вот, наконец, я смог осознать: моя книга закончена! Стремглав, пробиваясь сквозь ряды зонтов и людей, держа под мышкой драгоценную рукопись, я бросился к издательству, скорей, чтобы показать, рассказать всему миру о том, что чувствует дождь! Столкнувшись с одним джентльменом в тёмном костюме, я слышал, как он бросил вслед: "Вы что несетёсь! Опаздываете куда-то?", - но не остановился, не придал значения. Да и какое мне дело до всех этих уличных склок, когда сам дождь водил по листам моею рукою!
Взбежав по ступенькам к двери издательства, я потянул за ручку, но она не поддавалась. Я стучал, звал, но безуспешно. А после заметил объявление, гласившее:
Закрыто, пока не закончится дождь.
Разбитый, я сел на одну из ступенек и заплакал. Сжимая в руках Поэму Дождя, внезапно, я показался себе таким же одиноким и промокшим, как и мой герой. И никому не нужным... Только странная дама в поношенной шляпке, смоля мундштуком обратилась ко мне, предлагая своё утешение. Но никакие сладости плоти не смогли бы вернуть меня обратно в этот мир, вытянуть из луж моих призрачных улиц.
В одной из них я увидел себя - своё отраженье. Бродяжный, голодный поэт, стряхивающий гулкую мессу осколков стекла со своих тёмных, засаленных кудрей...
_________
И снова солнце. И вновь все сжигают зонты, и рады ясной погоде. Даже в маленьком саде на окраине парка, и том, скрипит старый катамаран. А на скамье коротают часы окурки, бутылки и губные помады.
Я бы мог написать об Этом, и кому-то именно Это покажется жизненным, но не о том моя книга, написанная дождевой водой на размокших от слёз листах пальцами, истёртыми до кровавых костей. О чём? - быть может, спросите вы. Но я не знаю ответ. Я - всего лишь поэт. И для кого-то я не написал ничего - лишь только испортил никчёмную кипу бумаги. Но кто-то почувствовал ту самую, сокровенную Поэму Дождя.