Аннотация: Разные миры, разные времена... В каждом - своя жизнь, свои трудности и заботы. Но череда событий наводит на мысль о том, что происходящее, возможно, не вписывается в естественный ход вещей.
Алексей Корепанов. Иные времена
(черновик)
III
1
Утро было прохладным, и Горик то и дело переходил на бег, благо дорога была укатанной и хорошо высушенной летним солнцем. Оно еще не поднялось над заречными лесами, но, судя по безветрию и чистому небу, день обещал быть погожим. Да и не пришло пока время холодов. Опоясанный рвом замок на холме переместился с левого бока почти Горику за спину, поля и обширная пустошь у стен крепости сменились лесом, простиравшимся до реки, и шагать налегке в тени деревьев было занятием совсем неутомительным. Не то что таскать под крышу амбара мешки с зерном или рубить на дрова деревья. Да, весело шагается в тринадцать лет, когда на тебе только просторная рубаха навыпуск и короткие штаны, а ноги почти не чувствуют низких кожаных топтунцов - в них так хорошо бегать по скошенной траве! Единственная небольшая тяжесть - узелок с серебряками на груди под рубахой, но именно из-за этих монет и отправил Горика отец в соседнюю деревню с утра пораньше. Их надо отдать Борнику - старому отцовскому приятелю. "Долг не возвратить - совесть погубить"... Борник собирался в Лимазель, на тоший рынок, туда пригоняли тошей целыми стадами - в основном из-за восточной межи, и там они были дешевле, чем в Теклеме. Да и ехать туда ближе.
До Лимазеля ближе, до Теклема дальше, но многолюдный Теклем-то и стал причиной долга. Поехали туда оба приятеля поторговать дарами земли, а ближе к вечеру, как обычно, отправились в питейню - их там немало. Крепко посидели, до звезд, благо в обратный путь намеревались отправиться только утром. И когда Нартик, отец Горика, пошел по нужде, напали на него в темноте лиходеи, сорвали с шеи мешочек с выручкой - и были таковы. Хорошо, что Борник не бросил приятеля в беде, поделился наторгованным, и Тамиса, жена Нартика, не узнала, что стряслось с ее мужем. А вот сын узнал. Отец рассказал ему все без утайки - сыну он доверял, и Горик ценил это доверие, да и не раз отец приходил на подмогу, скрывая от Тамисы или выставляя в ином свете мелкие и не очень проказы любимого сына. Ни на одну из трех своих дочерей он так бы не положился. Знал Горик и о заветной отцовской кубышке, надежно спрятанной в углу хлева - отец пополнял ее двумя-тремя монетами после торговых своих поездок, эти деньги от Тамисы скрывая. И вот пришлось ему вчера извлечь кубышку из тайника и попросить сына отнести поутру долг Борнику, ничего, разумеется, не говоря матери. Если что - бегал, мол, на реку, наплавался вдоволь; урожай-то собрали, хлопот стало меньше, можно и позволить себе разные затеи...
Дорога добралась до реки, уже отражающей солнечные лучи, и повернула на юго-восток, вдоль высокого берега. Ее отделяли от кромки не более двух десятков шагов, и в просветах между деревьями, растущими на этой узкой полосе, был виден широкий песчаный пляж внизу, ограниченный с одной стороны крепостным рвом, а с другой - высокой насыпью, уходящей в воду. Остатки такой же насыпи выглядывали из кустов и на другом берегу. Как говорил отец, передавая слова долгожилов, в давние времена, когда по реке проходила межа, тут стояла плотина. При угрозе нападения с восточных земель можно было поднять уровень воды, и она затопила бы низкий восточный берег, затрудняя атаку неприятеля. А замку на холме это наводнение не грозило бы. Но те времена ушли в прошлое, межу после успешной войны с соседями передвинули на восток, и эти земли уже не были крайними в Элимпире. Замок потерял свое оборонительное значение, воины тогдашнего элимпирского Владетеля покинули его, и твердыня вместе с окрестностями была то ли дарована, то ли продана главе близкого к Владетелю рода Граниров. Тот переселил на эти земли, ранее запретные из-за близости к меже, часть своих кормителей из других краев - и возникли тут деревни, и потекла размеренная трудовая жизнь. Замок до сих пор принадлежал Гранирам, однако нынешний его хозяин, лойнер Малиск Гранир, предпочитал жить не в лесной глуши, а в столице, лишь изредка навещая свои восточные владения. Но кормильные серебряками от местного населения, конечно же, получал регулярно. Тем не менее жизнь в замке все-таки теплилась - ведь нужно было поддерживать в хорошем состоянии все его комнаты и залы, протапливать печи, ухаживать за скотом, домашними птицами и растениями, сторожить, опять же, - всем этим занимались приходящие работники из окрестных деревень. Более того, с прошлого лета в его стенах вновь появились кухарки и другая прислуга, потому что там поселился какой-то лойнер - наверное, родственник или друг лойнера Малиска Гранира.
Открывшаяся за деревьями картина заставила Горика сначала резко остановиться от неожиданности, а потом, пригнувшись, метнуться с дороги к обрыву. Укрывшись за толстым стволом, он осторожно высунул голову и принялся жадно шарить глазами по воде. Там, неподалеку от берега, резвились несколько девушек. Совершенно голых. Они смеялись, брызгались друг на дружку, подпрыгивали, кувыркались, шлепались в воду животами - веселились напропалую. Горик, забыв обо всем, таращился на это зрелище, и сердце его неистово колотилось.
"Плескалки! Плескалки! - крутилось в голове. - За ночь не наигрались! Если заметят, утащат... Утопят! - Горик поднес к лицу левую руку и быстро коснулся губами узкого кожаного оберега на запястье. - Защитите меня, Дети Сотворителей!"
Словно услышав его мысли, одна из плескалок повернулась к нему, взвизгнула и, прикрыв руками грудь, села на близкое дно, погрузившись по плечи. Другие завертели головами, тоже увидели его и вслед за ней поплюхались в воду. Рыжеволосая, тоненькая, с молочно-белой кожей, погрозила ему пальцем, а чернявая, плотно сбитая, затрясла кулаком, каким, наверное, могла бы свалить и взрослого тоша.
"Заметили!"
Горик отпрянул от дерева, намереваясь немедленно дать деру, но, прежде чем выскочить на дорогу, бросил взгляд на прибрежный песок. И наконец-то увидел там то, что должен был заметить сразу, если бы все его внимание не было приковано к очаровательным, возбуждающим, обнаженным девичьим фигурам. Возле чахлых кустов у воды дремал, стоя, впряженный в повозку мохнатый рыжебокий тош, а рядом валялись закопченные котлы - большие и поменьше. А это означало, что нет здесь никаких смертельно опасных плескалок, а есть кухонные работницы из замка, которые перед тем, как отчищать песком и водой посуду, решили вдоволь потешить себя купанием под утренним солнышком.
"Утопить-то не утопят, но если догонят, уши уж точно надерут, а может, и еще чего-нибудь удумают!" - решил Горик и припустил со всех ног вдоль берега, а "плескалки" что-то возмущенно кричали ему вслед.
На шаг он перешел только за излучиной. Вытер рукавом вспотевший лоб и облизал губы - перед глазами все еще стояла соблазнительная картина...
Да, размышлял Горик, от кухонных-то девок убежать можно... хотя и от плескалок тоже, если не пялиться на них, позабыв обо всем. Главное, не поймать взгляд голой нежити, а то оцепенеешь - и тогда, считай, пропал. Будешь бродить по темному речному дну утопленником, рыбу пугать, пока не прибьет тебя к берегу - видел Горик таких... посиневших... распухших...
А вот болотный - это тебе не плескалка, как ты от него убежишь, если по колено в трясине увяз? Дергайся не дергайся, а он тебя снизу, из жижи, за ноги ухватит и увлечет за собой в холод и мрак...
Горик поежился и, сам того не заметив, погладил пальцами оберег.
А туманник? Он хоть и не вцепляется в тебя как болотный, но с ним тоже лучше не встречаться - добром такая встреча, скорее всего, не кончится. Поводит кругами по лесу в молочной пелене да и приведет, наконец, к самому хозяину деревьев. И тот будет решать, как с тобой поступить - смотря по настроению: то ли в пень превратить, то ли отпустить домой, в родную деревню...
Луговые вроде не такие кровожадные, но и то - кому как повезет. Отвернутся от тебя на час-другой Дети Сотворителей, а луговым только того и надо - вмиг травой ноги оплетут, повалят, станут грызть живьем, не отобьешься!
Не велика радость и нарваться на плакунов, что вьются над колодцами с прахом отживших. Так доймут своими стонами, что впору самому в колодец бросаться.
А уж о чудищах Нижнего мира и говорить нечего, только от одного их вида сердце разорваться может. Тут если что и спасет, так лишь быстрые ноги... если не окаменеешь от ужаса.
Ходят еще разговоры о каких-то невидимках - кто-то слышал голоса, только ни одного слова не понять, кто-то видел, как сами собой раздвигались ветки и приминалась трава, будто от чьих-то шагов...
И кто знает, смогли бы люди продолжать жить на земле, если бы не было святилищ со служителями, если бы не было оберегов...
Погруженный в навеянные кухонными девками размышления, Горик дошел до рассохшегося темного столба, вкопанного у обочины неведомо кем и когда. Дальше дорога шла под гору, и вдали, в низине, виднелась деревня Борника. Раскинуть руки подобно крыльям и помчаться по длинному пологому склону мимо все больше редеющих деревьев и кустов - от такого удовольствия Горик просто не мог отказаться.
Вручив обрадованному отцовскому приятелю мешочек с монетами и угостившись большущей кружкой прохладного кисловатого солодника, Горик решил возвращаться в родную деревню другим путем. Хоть был этот путь и длиннее, зато не нужно вновь проходить мимо пляжа и замка - вдруг те бойкие девки сговорились подстеречь его и задать хорошую трепку, чтобы впредь не глазел на то, на что глазеть не позволено. Он миновал поля, протянувшиеся вдоль проселка, свернул на знакомую лесную тропу и вскоре достиг рассекающей чащу широкой дороги, ведущей из Лимазеля. Где-то впереди, за горизонтом, она вливалась в вымощенный камнем тракт, проложенный до Теклема.
Сделав по ней сотни две шагов, Горик услышал впереди чьи-то возбужденные голоса - судя по интонациям, там велся нетрезвый разговор. Осторожно приблизившись, он обнаружил, что на лужайке у обочины сидят на траве двое пышноусых мужчин, одетых в синюю форму межевого войска: один - темноволосый и круглолицый здоровяк, а другой - с волосами посветлее и длинным носом. Привязанные к ближайшим деревьям гленды пощипывали придорожную зелень, дергая острыми ушами при особенно громких восклицаниях. Рядом с межевыми лежали раскрытые походные сумки. Часть их содержимого нашла себе место на расстеленном между воинами полотенце - ломти темного хлеба, копченое мясо, нарезанное крупными кусками, и не уступающие им по величине шматы сала. Горик ничуть не сомневался в том, что фляги в руках роздыхных наполнены отнюдь не солодником, а куда более крепким питием, и его там уже не по горлышко, а гораздо меньше. И в том, что перед ним именно роздыхные, а не отслужевики, он тоже не сомневался: форма у них была подвыгоревшей и потрепанной, а каждому отслужевику обязательно выдают перед убывкой новую, чтобы тот мог щеголять в ней перед родными и знакомыми. Да и возраст не тот - оба они выглядели моложе Горикова отца, а отец еще не обзавелся и первой сединой. И воины эти не возвращались на свою заставу, а уезжали от нее - ведь нужно быть совершеннейшим дуроломом, чтобы осмелиться припереться туда пьяным. Порядки в межевом войске были строгие, Горик знал это по рассказам того же отслужевика Кимника, лишившегося правой руки в одной из стычек с таскалами на восточной меже. А вот если награждают тебя за доблесть более или менее длительной отлучкой с заставы, тогда другое дело: пей-гуляй сколько влезет, только голову не теряй и честь межевых блюди. Горику было понятно, что эти двое, по примеру других роздыхных, начали праздновать свое временное освобождение от службы еще в ближайшем к меже Лимазеле, а переночевав там и продолжив путь, решили добавить, дабы не скучать в дороге.
- Да проковыряй же свои уши наконец, тош камнелобый! - воскликнул круглолицый, взмахнув флягой. - Ты что, не слышишь меня? Я тебе уже в который раз твержу: не могли твоему Лутису подправить крестовину за такие малые деньги! Наврал он тебе, а ты готов любой выдумке верить!
- Не наврал, - помотал головой длинноносый. - Могли!
- Не могли, бумпячий ты хвост! - вскипел здоровяк. - Там один только металл дороже стоит! А еще работа!
- Могли! - упрямо повторил длинноносый. - Сам ты бумпячий хвост! Лутис врать не будет. Зачем ему врать? И за эти четыре серебряка ему не только крестовину подновили, но и клинок заточили, вот так-то!
- О-о! - закатил глаза к небу круглолицый. - Вы слышите эту небылицу, Дети Сотворителей?! Меня сейчас просто вывернет! За четыре серебряка - да где он взял такую цену, твой Лутис?
- Он врать не будет, - попытался твердо выговорить длинноносый и пристукнул флягой о землю.
- Хотел бы я увидеть этого небыличного кузнеца, - усмехнулся здоровяк. - Мне вот тоже надо бы крестовину перековать, шибко узкая, да и заточить меч не мешало бы. Четыре серебряка - это хорошая цена, только нет такой цены ни в одном городе. Семь, ни четвертиной меньше! Так что не надо меня дурачить, я еще кое-что соображаю!
- Так то в городе, а то в деревне! - подавшись к нему, заявил длинноносый. - В деревне завсегда дешевле, а тот кузнец как раз таки деревенский! И кто здесь бумпячий хвост, а?
- Да хоть где - не бывает такой цены! - продолжал гнуть свое здоровяк. - Это у тебя, видать, от настойки-то все в голове смешалось.
- Да отстань ты! - отмахнулся длинноносый и приложился к фляге.
Горик сделал шаг от обочины, собираясь пройти подальше от нахлебавшихся крепкого зелья спорщиков, но тут круглолицый заметил его.
- О, парень, поди-ка сюда!
Горик, поколебавшись, шагнул к нему и остановился, не сходя с дороги.
- Деревня твоя далеко? - спросил межевой.
- Не, - мотнул головой Горик и, чуть помедлив, добавил: - Всего пять переходов. Вон в той стороне, - показал он рукой. - Я туда и иду.
На самом деле до деревни было не пять, а семь переходов, но Горик умышленно убавил расстояние - за семь межевые могли и не поехать. Он сообразил, что появилась возможность проделать путь до дома не пешком, а верхом на гленде и удовлетворенно усмехнулся про себя, услышав новый вопрос здоровяка:
- А кузнец в деревне есть?
- А как же! Хороший кузнец, Сорник Мастак - так его у нас все зовут! - зачастил Горик. - И топоры мастерит, и косы, и прочий инструмент, и меч нашему Кимнику заточил, он тоже межевым был, Кимник-то, а у Мастака камень точильный вот такущий! - Горик развел руки чуть ли не во всю ширь.
- Ты слышишь? - воскликнул здоровяк, обращаясь к товарищу. - Поехали! Там и узнаем, прав я или нет. А если прав, то с тебя выпивка!