Последние годы, когда ему было уже за пятьдесят лет, всё чаще вспоминался золотой блеск на противоположном берегу озера. В детстве каждое лето он с родителями проводил время в деревне, где родился его отец. Деревня была совсем маленькая, в шесть домов, зимовали в ней четыре старушки, одна из которых была его бабушкой. Летом же деревня оживлялась: из города на летние каникулы приезжало вместе с родителями много детей, внуки и внучки старушек. Проходил целый год, наступало новое лето, но ему казалось, что он не видел ребят всего лишь месяц-два - так свежи были прошлогодние впечатления.
Речка рядом с деревней не протекала, но недалеко были два пруда. Один - у самого леса, с чёрной студёной водой, заросший по краям камышом и осокой. В этом пруду никто не купался, он казался таинственным, сказочным, как на картине Васнецова "Алёнушка". Другой пруд был совсем близко. Вода в нём была мутной из-за глинистого дна, в ней водилось много пиявок, так что купаться в пруду не доставляло удовольствия даже детям; из взрослых же редко кто залезал в эту неприветливую воду. Около деревни было русло высохшей реки, но даже старожилы-старушки не помнили то время, когда в реке была вода. Зато приблизительно в трёх километрах от деревни было красивое, с чистейшей тёплой водой озеро, совсем безопасное для детского купания, так как надо было пройти метров пятьдесят, прежде чем вода начинала доходить до пояса. На неделе два или три раза, если не было дождя, его двоюродные братья и сёстры, с разницей в возрасте в один-три года, вместе с родителями ходили купаться на озеро. Он любил ступать в тёплую, почти неподвижную, воду и медленно, стараясь не мутить её, идти по песчаному дну, которое от тихого прибоя было ребристым, как стиральная доска. Маленькие, с палец величиной, налимчики сновали у него под ногами, оставляя на песке свои двойники - тени. Каждый раз, когда было ясно и светило солнце, он видел на противоположном берегу озера, у самого горизонта, какой-то золотой блеск и хотелось идти к нему, всё ближе и ближе, чтобы понять, что это было - просто солнечный зайчик от далёкого стекла или сияние купола церкви. Каждый новый день он заходил в воду всё дальше: по грудь, потом по самую шею, но определить источник этого сияния было невозможно. Об этой загадке он никому не говорил, желая сохранить для себя тайну, чтобы позже, став взрослее, заплыть глубоко и разглядеть, что же там всё-таки сияет. Однако, став юношей, он перестал ездить в деревню, только родители приезжали туда в отпуск, навестить старушку, его бабушку.
Прошло тридцать пять лет. Бабушка давно умерла, родители совсем состарились, а дом, не нужный никому из родственников, пришёл в запустение. У него была семья, дети, достойная работа, дача, машина, каждый год он ездил отдыхать на море - в общем, достаток и все радости городского обывателя. Но последнее время загадочное сияние всё чаще не давало покоя - всё больше хотелось разгадать тайну детства. Наконец прошлым летом он с женой отправился в путешествие на машине, чтобы остановиться на несколько дней гостинице в старинном русском городе, в ста километрах от которого находилась деревня. Хотелось посмотреть достопримечательности города, окрестные монастыри и, конечно, добраться до озера, чтобы увидеть снова то сияние и понять, от чего оно тогда, в детстве, исходило. Если много лет назад до озера шла дорога, по которой можно было подъехать к самому берегу, то теперь она заросла, и пришлось оставить машину, чтобы узнать у местного жителя, как добрать до озера. "Да туда никто уже лет десять купаться не ходит", - пояснил старик. Пробираясь вместе с женой сквозь заросли кустарника и траву по пояс, он добрался до озера, берег которого было совсем не узнать. Стояла такая же, как в детстве, солнечная погода. Раздевшись, он пошёл так же медленно, как много лет назад, по дну, но ни налимчиков, ни песчаных "рёбрышков" уже не было видно - всё оно заросло тиной. Он всматривался вдаль, пытаясь увидеть сияние, но его не было. Он заходил в воду всё дальше и дальше, понимая, что этим горю не поможешь, но всё-таки в душе теплилась надежда, что вдруг на противоположном берегу подует ветер, воздух встрепенётся, и сияние станет опять явью. Но чуда не случилось.
Он никогда не рассказывал жене о детском видении, не поведал историю и после своего разочарования. "Что ты всю дорогу молчишь?" - спросила жена. "Да так... Жаль, что берег весь зарос", - услышала она в ответ. Он не мог сказать сам себе, связывал ли он какие-то детские надежды с тем сиянием и не мог назвать сокровенную мечту, о неисполнении которой можно было бы сожалеть - сожалеть о том, что жизнь пошла не так, как хотелось, - но всё же непонятное, новое чувство появилось теперь в душе. Оно было неясным, не связанным ни с семьёй, ни с друзьями, ни со всем тем, что он познал из книг и из бесед с умными людьми. Казалось, что, являя в его детстве то сияние, бог давал возможность достичь какой-то цели, но он, не поняв высокого её смысла, так и не достиг её, и сияние уже давно погасло для него навсегда.