Я, Йехуда бен-Шимон, называемый предателем и проклинаемый учениками ребе Иешуа из Назарета, хочу рассказать вам, потомки, настоящую историю смерти и воскрешения Спасителя. Именно настоящую, а не ту, которую распространили Его ученики, называющие себя апостолами. Это будет история о дружбе, самопожертвовании и великом Долге перед людьми.
Но, чтобы ни у кого не возникало сомнений, я начну издалека...
Знакомство
Мне было девять лет, когда моя семья, родители и двое моих братьев, вынуждены были переселиться из нашего родного городка Лави в Кирьят-Тавон - или, как его ещё называли, Кариот - спасаясь от непонятной болезни, распространявшейся в городе. Путь наш лежал через Назарет, где мы решили остановиться на несколько дней, чтобы отдохнуть и приобрести припасы для дальнейшего пути. Но странная болезнь настигла нас и там - со мной случился приступ. Прямо на улице, когда мы с матерью шли на местный базар, я упал на землю и стал биться в конвульсиях, изо рта пошла пена. Собралась толпа, люди кричали от страха и непонимания происходящего, требуя, чтобы наша семья сейчас же покинула Назарет. Я всё видел и понимал, но ничего с собой поделать не мог - меня корчила какая-то неведомая сила. Но не это больше всего меня беспокоило, я боялся, что в нас полетят камни и моя мама может погибнуть. Так оно и случилось бы, но в какую-то минуту толпа вдруг начала успокаиваться и раздвинулась, пропуская к нам мальчика лет двенадцати. Судя по тому, что при виде этого мальчика взрослые и очень агрессивно настроенные люди стали затихать и прятать глаза, это был особенный мальчик, хорошо известный местным жителям.
Удивительный мальчик смело подошел ко мне, валяющемуся в пыли, и взглянул мне прямо в глаза. Я успел хорошо разглядеть его: у него была непривычно светлая кожа и каштановые волнистые волосы. Но главное - это его глаза! Удивительно светлые, серо-голубые лучистые глаза! Его взгляд проник в самое моё сердце, а от его руки, возложенной мне на пылающий лоб, исходило такое умиротворяющее животворное тепло, что конвульсии прекратились и я потерял сознание.
Пришел в себя я уже в каморке, которую мы арендовали на время, совершенно здоровым. Мать потом рассказывала, что когда я потерял сознание, ясноглазый мальчик повернулся к замершей толпе и, не говоря ни слова, просто обвёл толпу взглядом. Он ушел, а несколько человек бросились к нам, взяли меня на руки и отнесли к остальным членам семьи.
Тогда мы возблагодарили Всевышнего за чудесное исцеление, вспомнили с благодарностью моего юного спасителя и отправились дальше, в Кирьят-Тавон...
Посвящение
Прошло почти двадцать лет. Я жил и работал красильщиком тканей в Кирьят-Тавон. Жена моя Сарра умерла в родах, родители тоже отошли в мир иной, а братья разъехались кто куда. И вот однажды наш городок наполнили слухи о группе людей, возглавляемой неким ребе по имени Иешуа, путешествующих по Иудее и проповедующих весьма оригинальное теологическое учение. А ещё об Иешуа говорили, что он способен творить чудеса, вплоть до воскрешения из мёртвых! Называли даже имя воскрешенного - Эльазар из Вифании.
Я когда-то учился в хедере, читал Талмуд и наверняка знал, что воскрешать мёртвых подл силу только Всевышнему, поэтому отнёсся к слухам скептически. Но любопытство всё-таки взяло верх и, когда Иешуа с учениками появились в нашем городке, вышел поглазеть на них вместе с остальными горожанами.
Иешуа расположился на центральной площади, возле синагоги, и, подождав пока утихнет гул голосов горожан, заговорил. Бархатный голос проникал прямо в душу, лицо светилось одухотворением, глаза сияли... И даже неважно было то, что Он говорил - его хотелось просто слушать, слушать, слушать... А говорил Он о простых, казалось бы обыденных и понятных, вещах - о любви к ближнему, о сострадании к нуждающимся, о божьих заповедях, но говорил так, что люди подсознательно выискивали в себе отрицательные качества и клялись в душе больше никогда не грешить.
Проповедь закончилась, толпа стояла, молча переваривая услышанное и осознавая собственные ощущения, а я стал присматриваться к ребе. Что-то знакомое всплывало в памяти, что-то связанное с далёким детством. И вдруг я вспомнил эти глаза! Глаза того самого удивительного мальчика из Назарета! Тогда я стал пробираться поближе и, наконец, остановился в первом ряду, пристально всматриваясь в стоящего со спокойной улыбкой на устах человека. Иешуа видимо уловил мой взгляд, повернулся и направился прямиком ко мне. Остановился передо мной - Он был высокого роста, на голову выше меня - положил мне на плечо руку и взглянул в глаза. Точно так же, как тогда, в Назарете, я ощутил необычайную лёгкость в теле и умиротворённость в душе.
- Ты пойдёшь со мной - услышал я не вопрос, а утверждение - Ты станешь тринадцатым, и будешь ты проклят другими родами, и станешь ты править ими. В последние дни проклянут они твое восхождение к святому роду...
Тогда я не понял, что означают эти слова. Да и не хотел понимать ничего, кроме того, что меня пригласил сам Учитель!
Апостол
Так началось моё последнее в жизни приключение. Но, поверьте, это были самые важные и самые интересные месяцы моей жизни. Мы пешком обошли почти всю Иудею, возвращались даже в Галилею, откуда родом были все ученики и большая часть мироносиц и откуда два года назад был изгнал Иешуа и где всё ещё жила Его семья. И везде проповеди Учителя имели огромный успех, а чудеса, демонстрируемые им в подтверждение своего Предназначения, вызывали суеверный ужас.
Но чем больше я видел и слышал, тем большие сомнения закрадывались ко мне в душу: а правильно ли люди воспринимают Учение? а следуют ли ему в повседневной жизни? а искренне ли они верят в божественную сущность Учителя? И я стал расспрашивать об этом людей, присутствовавших на проповедях. К моему ужасу оказалось, что подавляющее число слушателей, так бурно реагировавших на слова и действа Учителя, покинув собрание, продолжали жить прежней жизнью, более не вспоминая об услышанном! Хуже того, чудеса, демонстрируемые Учителем, людьми воспринимались всего лишь как фокусы заезжего лицедея, как развлечение! А когда у меня накопилось достаточно доказательств, я обратился к Учителю.
Мы сидели с ним на тёплых камнях на окраине какого-то захолустного городка. Лучи заходящего солнца золотили Его роскошные волнистые волосы, а в глазах блестели слёзы.
- Как же так, Йехуда, как же так? Ведь я всем сердцем с ними, я вкладываю душу, чтобы пробудить в них самые светлые чувства! А они... Они принимают меня за актёра? Они не верят в моё Предназначение? Как же так, Йехуда, как же так...
Он знал, что я не обманываю, что я не преувеличиваю. Мы и раньше беседовали с Ним на различные темы. Всё-таки кроме меня только бывший сборщик налогов Маттий бен-Алфий и Мариам из Магдалы имели образование, а остальные ученики были обычными неграмотными рыбаками и пастухами. Они, безусловно, были хорошими людьми, они внимали каждому слову Учителя (а Маттий постоянно подробно записывал всё происходящее), но Иешуа хотелось хоть иногда кого-то послушать. Такими собеседниками были мы с Мариам. Правда, с Мариам Он не только разговаривал, но это уже не моё дело.
- Так что же делать, Йехуда? - никак не мог успокоиться Учитель - Как нам достучаться до их душ? Ведь я знаю наверняка - грядут перемены, страшные перемены! Они должны быть готовы...
Я задумался - ведь и сам не раз пытался представить себя на месте Учителя. В голову что-то ничего полезного не приходило, а ребе ждал. К счастью пришла Мариам и отвлекла Учителя от мрачных мыслей по-своему, по-женски. А я продолжал мучительно размышлять. И вдруг меня осенило! Конечно, самый удобный момент и самое удобное место для попытки получения всенародного признания:
- Учитель, есть идея! - Иешуа высвободился из объятий Мариам и повернулся ко мне - Мы должны успеть в Йерушалаим на ближайший праздник Песах. Там соберётся люд со всей Иудеи и Галилеи, там соберутся десятки проповедников, в дискуссии с которыми Ты, конечно же, победишь!
- Ты прав, Йехуда! - глаза Учителя заблестели привычным внутренним огнём - Только там, соперничая с такими, как я, и с фарисеями Храма мы сможем наконец-то распространить Учение...
До праздника Песах оставалось ещё достаточно много времени, чтобы не спеша успеть в Йерушалаим.
Йерушалаим
До Йерушалаима мы добирались девять дней. И вот мы под величественными стенами города Соломона, города славы сынов Израилевых. Был священный шаббат, поэтому ребе не проповедовал, а мы, Его ученики, отдыхали перед главным испытанием нашей жизни.
- Завтра мы войдём в Йерушалаим, братья - тихо промолвил Учитель, глядя задумчиво на звёзды - Завтра начнётся последний этап наших странствий и моего жизненного Пути...
Ученики молчали. Они понимали всю важность и торжественность ситуации, хотя слова Учителя об окончании "...моего жизненного Пути" их несколько смутили.
Иешуа встал, взглянул на полную Луну, которая освещала Оливковую гору и Гефсиманский сад, кивнул призывно Петру-Шимон, Андрею и Иоанну и направился в глубину сада. На мой вопросительный взгляд Он, так же взглядом ответил "останься". И я остался. Мы все догадывались, что Учитель пошел в Сад не просто так. Он готовился...
На утро, с первыми лучами солнца, м, наскоро приведя себя в порядок, направились к Золотым воротам Йерушалаима, открытым в связи с большим предпраздничным наплывом паломников. Двое из наших, Тома Йегуда и Иаков Маленький, привели откуда-то ослика - то ли купили, то ли арендовали - специально для Учителя, а все остальные, ученики и мироносицы, обрядились в праздничные одежды. В общем, вид у нашей процессии был внушительный. Вот так, с пальмовыми ветвями в руках, мы прошли через Золотые ворота в город и направились к Храму. В колонне людей, стремящихся в город, были люди, которые приветствовали Учителя радостными возгласами, что придавало ещё большую значимость нашей группе.
В Храме ребе должен был зарегистрироваться в качестве проповедника и получить соответствующее разрешение от Синедриона и римских властей, опасающихся массовых беспорядков. Пока мы шли по узким улочкам города от ворот к Храму, мне очень не понравились двое уж очень любопытных мужчин, одетых как ремесленники, но со слишком чистыми руками - явно соглядатаи то ли Синедриона, то ли Гая Кассия. Они какое-то время сопровождали нас, но потом растворились в толпе, когда мы остановились на площади перед Храмом. Далее в Храм Иешуа пошел один.
Ждать Учителя пришлось довольно долго. Но вот Он вышел из дверей, огляделся. Вид у него был какой-то странный, непривычно хмурый и задумчивый. И вдруг... Учитель преобразился! С едва понятным воплем "...дом мой домом молитвы наречётся; а вы сделали его вертепом разбойников..." Он бросился разгонять торговцев живностью для жертвоприношений, продавцов ритуальных благовоний и прочий торговый люд. Мы бросились к Учителю, пытаясь Его успокоить. Заодно Пётр-Шимон и Бар-Толомей успокаивали торговцев, которые, обидевшись всерьёз, решили поколотить хулигана. Наконец Иешуа успокоился, извинился перед людьми за некрасивое поведение и попросил меня оплатить нанесённый ущерб. Но день был окончательно испорчен, и мы все вместе вернулись в свой импровизированный лагерь за городскими стенами.
Улучшив момент, я подсел к Учителю и тихо спросил:
- Что с тобой, ребе? Я таким тебя никогда не видел...
- Каюсь, брат мой, каюсь. Сам не понимаю, что на меня нашло. Сначала писарь в Храме морочил мне голову "кто?", "откуда?", "зачем?". Потом пришлось заполнять и подписывать ещё кучу документов, обязательств и прошений. Но самое главное, я случайно увидел список уже зарегистрировавшихся проповедников - белее двух десятков! А сколько их ещё прибудет в течение недели? Вот и сорвался...
- Да, это проблема! Но тогда этот скандал с торговцами может быть нам наруку - пусть так, но Ты на слуху. Люди, услышав, потянутся на знакомое имя...
Следующие два дня были поистине триумфальными. Имя Иешуа Галилеянина гремело по всему Йерушалаиму, за ним ходили толпы народа, но...
- Расскажи мне, друг мой Йехуда, о настроении людей? Оправдались ли наши надежды?
- Увы, Учитель... Всё как всегда - во время и сразу после проповеди восторг и готовность к самоочищению, пару часов спустя - возврат на круги своя! Но мы добились всё-таки главного - о Тебе заговорили не только люди на улицах, но и, похоже, в Синедрионе, как об опасном противнике, возмутителе спокойствия...
- Нужен последний штрих? Какой? Я готов ко всему, я чувствую, что срок моей земной жизни подходит к концу, а я так ничего и не добился...
- А если понадобится кровавая жертва? Это ведь самый запоминающийся штрих...
- Я готов и на это! Пойми, Йехуда, мне некуда отступать!
- Но ведь это смерть, Учитель? И смерть мучительная...
- Ну, во-первых, я не боюсь смерти. Днём раньше, днём позже - ничего не изменится. А, во-вторых, я сумею справиться с любой болью. Ведь не зря я столько лет провёл в Индии, обучаясь у лучших гуру и шикшак-йога. У тебя есть план?
- Да, Учитель. План таков: я донесу в Синедрион о Твоих "притязаниях" на царский престол Израиля - тем более, Ты не раз об этом говорил в аллегорической форме - и они наверняка арестуют тебя. Будет суд, скорее всего, публичный, а, значит, при огромном стечение народа. Там, на суде, Ты ещё раз сможешь обратиться к людям. И люди потребуют Твоего освобождения, а Синедрион будет обязан тебя освободить...
- План действительно на первый взгляд хорош. Но ты понимаешь, Йехуда, что это означает для тебя лично? Ведь ты прослывёшь предателем, ренегатом! От тебя отвернутся все, кто знал тебя! Твоё имя станет нарицательным! Нет, я не могу так поступить со своим другом...
- Нет, друг мой Иешуа, именно потому поручи это дело мне, твоему другу. Вспомни свои слова при нашем знакомстве -"...ты станешь тринадцатым, и будешь ты проклят другими родами...". Вот они и оказались пророческими...
Начало легенды
В среду утром я, сославшись на неотложные дела, отправился в город. Уже через полчаса я стоял перед служебным входом в Храм о пытался объяснить охраннику, что мне срочно нужно встретиться с Первосвященником Йосефом Кифой по делу государственной важности. Тот долго упирался, но после того, как я пригрозил нажаловаться в римскую курию, согласился пропустить в покой главы Синедриона. Там меня встретил секретарь и засыпал меня вопросами о причине посещения. Но я стоял насмерть - говорить буду только с самим Первосвященником!
Ждать пришлось около часа. Но вот наконец вышел ко мне надутый секретарь и кивком пригласил следовать за собой. В обширном кабинете сидели трое. Посредине - сам Первосвященник Йосеф по прозвищу Кифа (сильный в вере), а по бокам - члены Синедриона Ханна и Давид, которого я иногда видел в компании Учителя и которого у нас называли тайным именем Никодим. Честно говоря, присутствие Давида-Никодима меня не порадовало, он мог выступить защитником ребе, что не входило в наши планы. Но деваться было некуда и я начал:
- Ваше Преосвященство, я - Йехуда бен-Шимон из Кариофы - хочу сделать заявление о том, что бродячий проповедник по имени Иешуа Галилеянин из Назарета, погряз в гордыне и объявил себя сыном дома Давидова и наследным царём Израиля. Кроме того, он отвергает гегемонию Великого Рима и призывает не подчиняться властям земным, а признавать только власть Всевышнего...
- А что тебе от этого, Йехуда бен-Шимон? - меряя меня тяжелым взглядом, хрипло спросил Первосвященник - Ты рассчитываешь на денежное вознаграждение за свой донос?
- Нет, Ваше Преосвященство, я опасаюсь, что люди, наслушавшись сказок Иешуа о Царстве небесном и власти Всевышнего, восстанут. Прольётся кровь, много крови - я помолчал для вида, и добавил - Хотя и деньги мне не помешают...
- Что скажете? - Кифа посмотрел на священников - Так ли опасен этот проповедник? Ведь он один из многих. Сколько подобных "мессий" мы уже видели на своём веку?
- Я думаю, что не стоит обращать внимание на этого ...как его там?...Иешуа - остро взглянув на меня, пробормотал Давид-Никодим - Пророки приходят и уходят, а Синедрион и Храм - вечны...
- А я так не думаю - протянул Ханна - До сих пор "мессии" не посягали на святое - на трон Израиля! Это уже не просто проповеди, это - призыв к бунту! И в этом доносчик прав - кровопролитие, разруха, болезни...
Йосеф Кифа взял в руки бронзовый колокольчик, на звонок в двери появился человек в форме служителя Храма.
- Двоё заявление принято, Йехуда бен-Шимон. Сейчас ты пойдёшь с этим человеком - кивок в сторону служителя - расскажешь, где и когда можно будет задержать бунтовщика Иешуа Галилеянина, и получишь своё вознаграждение. Иди...
Назад в наш лагерь у Оливковой горы я возвращался в отвратительно состоянии духа. Казалось бы, я сделал так, как решил Учитель, но, с другой стороны, кошелёк с полученными в Храме деньгами жег руки. В лагерь я вошел незаметно и издали окликнул Учителя.
- Я всё сделал, как договаривались, ребе - доложил я - Арестовывать Тебя придут сегодня вечером, сразу после захода солнца. Место именно то, что Ты указал - гора Синай, гробница царей Давида бен-Иссея и Шломо бен-Давида. Это, кстати, возмутило их более всего...
Тут я увидел, как побледнел Учитель. Но тут же справился с собой - какой всё-таки сильный человек! - и, благодарно хлопнув меня по плечу, направился к ученикам.
- Друзья мои - как ни в чём не бывало, обратился он к валявшимся на траве ученикам и мироносицам - сегодня у нас будет торжественный ужин. И проведём мы его не где-нибудь, а на горе Синай, где похоронены мои знаменитые предки. Сейчас Йехуда выдаст деньги на закупку продуктов Иоханану и Якубу Большому. Возьмите с собой кого-то из женщин и идите...
Сам Он, не подавая виду, отошел за деревья. За ним, спустя мгновение, последовала Мариам - она всегда тонко чувствовала, когда Учитель нуждался в помощи.
Мы сидели за нешироким, но длинным столом. На столе стояли кувшины с греческим кислым вином, сыр из овечьего молока, сушеное мясо барана и горками лежали опресноки. Ужин проходил в тяжелом молчании, как будто все присутствующие чувствовали приближение беды. Но хмельное вино всё-таки развязало языки, и ученики наперебой стали клясться в верности Учителю. Учитель с грустной улыбкой смотрел на них, в глазах его стояла глухая тоска. Но вот он встрепенулся и вопросительно посмотрел на меня. Я понимающе кивнул, поднялся и вышел. Вышел встретить храмовую стражу, ждущую моего сигнала.
Появление стражников не вызвало особого переполоха. Ученики не чувствовали за собой никакой вины, поэтому захмелевший Андреас - самый младший из нас - даже пригласил их за стол. Но Учитель всё знал. Он окликнул командира:
- Если меня ищете, оставьте их, пусть идут, да сбудется слово, реченное им: "Из тех, которых ты мне дал, Отче, я не погубил никого"...
Он сам встал из-за стола, поцеловал подбежавшую Мариам и протянул руки стражнику:
- Я готов, ведите...
Учителя увели, а мы сидели, как окаменевшие. Первым пришел в себя Пётр:
- Братья, мы должны на время разойтись в разные стороны. Если Учителя арестовали, то, наверняка, будут судить и искать нас, его сообщников. Нужно изменить внешность и следовать за Учителем на расстоянии. Посмотрим, чем всё закончится...
Ученики, похватав вещи, разбежались. Остались мироносицы во главе с матерью Иешуа, прибывшей к сыну только накануне. Как она говорила: "сердце пророчило беду". А я отозвал Мариам в сторону и шепотом поведал ей правду о происходящем.
Смерть и Воскрешение
Следующий раз я увидел Учителя только на суде во дворе Храма. Увидел и понял, как мы ошибались! В глазах толпы горел огонь жажды смерти! Почему, за что?! Ведь только пару дней назад ему кричали "осанна"?! Люди, люди ли вы? Толпа орала "смерть ему!" и даже на лице римского префекта Пилата читалось недоумение. Недоумение и презрение.
А потом был этот ужасный бесчеловечный ход по кривым улочкам Йерушалаима к Голгофе. Истерзанный Учитель с терновым венцом на голове нёс свой крест, улыбаясь чему-то своему, что ещё больше бесило толпу. Он падал, но поднимался. Его толкали и бросали в него камни, а он продолжал улыбаться и что-то шептать. По движению губ можно было понять "прости им, Отче, они не ведают что творят...".
Когда Учителя привязывали к кресту, возбуждённая толпа стояла на расстоянии. А когда крест подняли и закрепили в яме, по толпе пронёсся то ли стон, то ли вой. Казалось до одурманенных жаждой смерти людей, наконец, дошел весь трагизм ситуации и то, что именно они, люди, могли спасти этого Человека, но не сделали этого. Толпа рассосалась, у подножья креста остались только два Мариам, мать и жена Учителя. Так они и сидели у подножья креста пока над городом не сгустились чёрные грозовые тучи, не грянул гром и не поднялись тучи пыли. Но сквозь раскаты грома раздался голос Учителя, который, казалось, был слышен на многие мили вокруг:
- Отче! В руки Твои предаю дух мой...
Охранники-римляне в ужасе озирались. Прикрываясь полой плаща от ветра и пыли, к кресту подошел начальник караула Лонгин, чтобы ударом копья прекратить мучения казнённого, но Магдала бросилась к нему в ноги, моля не делать этого. Я хорошо видел издали, что Лонгин сначала оттолкнул Мариам, но потом, увидев, что женщина показывает ему то на Иешуа, то на свой живот, махнул рукой и ушел. Тьма сгустилась, начался ливень. Но под потоками воды две самые дорогие для Учителя женщины и невесть откуда взявшиеся ученики во главе с Петром выкопали крест и разрезав верёвки, завернули в плащаницу. Я подошел поближе и увидел, что тело Учителя погрузили на повозку. Потом повозка в сопровождении членов Синедриона, но почитателей учения Иешуа, Йосефа из Арифматеи и Давида-Никодима отправилась к городскому кладбищу, где тело перенесли в личный склеп Йосефа и закрыли вход специальным камнем.
Ученики разошлись, а мне идти было некуда. И я остался около гробницы. Ближе к рассвету меня разбудил стук, доносящийся из гробницы. Я, естественно, сначала испугался, но потом, вспомнив слова Учителя о тайных знания, полученных Им в Индии, спохватился и отодвинул камень. Возле входа стоял Учитель в мокром хитоне, но живой и улыбающийся своей загадочной улыбкой.
- Ну что, друг мой Йехуда, сработал наш план? Я думаю, что люди надолго запомнят праздник Песах 5534 года от Сотворения Мира?
Он вышел из гробницы, посмотрел на восходящее солнце и спросил:
- Мариам знает?
- Да, Учитель...
- Ты знаешь, где она остановилась?
- Знаю, Учитель, у своего дальнего родственника Йосефа из Арифматеи. Кстати, это именно его личный склеп...
- Хорошо, мы скоро с нею увидимся. А пока, Йехуда бен-Шимон, давай и мы куда-нибудь спрячемся на время...
Прощание с Учителем
Сорок дней и ночей мы, я, Иешуа и обе Мариам, скрывались от ищеек Синедриона в усадьбе Йосефа из Арифматеи. А когда шумиха вокруг таинственного исчезновения тела Учителя стихла и перешла в разряд легенды, Учитель решил устроить прощальную встречу с учениками и определить их дальнейшую судьбу. Встречу назначили на пятый день недели ранним утром. Место для встречи выбирала Магдала. Она же и оповестила всех учеников о предстоящей встрече.
Ученики собрались ещё с ночи, горя от нетерпения. С первыми лучами Солнца на склоне невысокого холма появилась фигура в белоснежном хитоне. Ученики в экстазе пали на колени, а Учитель обратился к ним с речью. Я сам не слышал, о чём говорил Учитель - я решил и далее играть свою роль "предателя" - но по поведению учеников, или теперь уже апостолов, я понял, что Учитель обязал их нести Его учение к людям. Потом Он закончил речь, ответил на вопросы и поднял обе руки вверх, прощаясь и благословляя новоявленных апостолов на подвиг во имя Добра. Таким Он и запомнился нам всем - высоким, стройным, с аккуратной бородкой и волнистыми волосами до плеч. Но более всего в нашей памяти остались Его глаза! Светлые, лучистые, мудрые!
Учитель развернулся и пошел вверх по склону холма прямо в диск восходящего Солнца. На вершине холма Он ещё раз обернулся, махнул рукой и ...исчез. Больше Его никто не видел.
А ещё через несколько дней исчезли и обе Мариам, мать и жена Учителя. По слухам они отбыли в Европу вместе с Йосефом из Арифматеи, и Магдала там вышла замуж и родила сына. Те, кому удалось увидеть мужа Магдалы, отмечали его удивительное сходство с покойным Иешуа Галилеянином. А сына счастливая пара назвала Йехудой...
А я вернулся к себе в Кариоф и занялся привычным делом - покраской тканей. Новую семью я так и не завёл, но посвятил себя разъяснению Учения всё большему количеству людей.
-*-*-*-
Сейчас 5572 год от Сотворения Мира. Я, Йехуд бен-Шимон, бывший ученик Иешуа Галилеянина, так и не ставший Апостолом, пишу эти строки, сидя на развалинах Храма, разрушенного римлянами при подавлении кровавого Иудейского восстания. Тысячи и тысячи палестинцев вывезены римлянами из родных земель на чужбину. Но вместе с ними по всему миру распространилась легенда о Сыне Божьем, проповедовавшем Добро и отдавшем жизнь за Людей...