Аннотация: Проба пера, первый блин. Рассказ в условно-исторических декорациях (позднее средневековье). Ставьте, пожалуйста, отрицательные оценки.
Первое
приключение принца
Летам
к шестнадцати принц Адальберт
начитался рыцарских мемуаров и вознамерился удрать из дворца. Его
влекли
красавицы, драконы и попранная справедливость.
Принц
приготовил котомку и потертую ливрею,
которую искренне считал простонародной одеждой. За час до назначенного
рассвета
он прокрался по дворцу и через кухонные комнаты выбрался на проселок.
Через
пару часов после восхода принц
предавался отдохновению в первой деревне на своем пути. Яркое солнце
обращало
сельскую действительность в живописный пейзаж. На заборе зевал юный
поселянин.
Сын старосты, он скучал от утреннего безделья и рад был кого-нибудь
задрать:
-
Эй, ты, чучело лопоухое! А ну, подь сюды.
Дальше
думать не пришлось: пространная
топырчатость ушей была династической отметиной. Прадед принца воевал
из-за
шуток про уши. Самому Адальберту нашептывали, что его титул превыше
оскорблений, но уши мимо ушей не пропустишь.
В
праведном гневе принц отбросил котомку с
тростью и подскочил к обидчику с кулаками.
-
Жалкий хамлет! Ты посмел это вымолвить?
Сию минуту проси пардона! - бросил он боевой клич.
Поселянин
оторопел, но приспособил руки к
поединку. Правда, скоро его стали крепко мутузить.
Читатель!
Вообрази себе драку двух не шибко
крепких юношей, одного из которых для военного или стражнического
поприща учили
воительствовать что мечом, что на кулачках. Принц прошел рыцарское
обучение,
пусть и числился пока необрубленным новичком, а не испытанным бойцом,
каким
себя мнил.
Сын
старосты начал ретираду в сторону
сельской площади с пронзительным криком:
-
Робя! Наших бьют!
Набежала
буколическая молодежь, - и
бездельные дети зажиточных, и занятые дети недостаточных - и
отходили его
высочество до утраты чувств.
Общество
заарестовало пришлого буяна, а
родитель горемычного драчуна вверг забияку в сарайный застенок. К
полудню
явился разъезд коронной полевой стражи. За незначительную мзду
доблестный
командир зачислил сарайного узника в возмутители. Его
высочество повезли в
ближайшую тюрьму, каковая помещалась в королевском замке.
Порядка во всем том замке не
было,
и благоразумные
тюремные смотрители не торопили власти с юридическим разбиранием
мелкого дела.
Но безусый честолюбивый стряпчий решил обревизовать тюрьму.
Трудноуловим ход мысли судейских
крючков. Может быть, тут
был расчет на примерное исполнение обязанностей, понеже оных
никто за
нестроением не исполняет. А может быть, стряпчий искал приметивших
принца очевидцев, а равно и самого принца, буде обнаружатся признаки
такового,
что, впрочем, не весьма вероятно, и искал в
таковом, однако же, месте,
где розыск оных и оного никем не учиняется. Единственный на
все казематы
правомочный чиновник прилежно вникал в доносы и слезницы, а под вечер
кой до чего
доискался. Образина одного узника озадачивала воспоминаниями.
Судейский
крючок выправил пергамент и без
объяснений стал конвоировать его гипотетическое высочество. На
придворные
вопросы представитель власти отмахивался королевским предначертанием.
Не упускал
случая ослепить своей сановностью: разумелся всего только генеральный
приказ о поимке
принца.
А
вел он принца к палате малых аудиенций,
деликатности ради выстроенной на коридорном перекрестке. Сюда, к королю
с
королевой, сползались поисковые известия. Его величество бродил вокруг
стола и хлестал
бокал за бокалом. Ее величество страдала в креслах и не выказывала
аппетита. Наступившие
сумерки развеивали свечи.
Внезапно
увидев родителей, Адальберт испытал
пламенный стыд. Отец поднес к его лицу подсвечник и молча
удостоверился, что
видит не шаромыжника. Насладившись зрелищем, король отвесил ему заушину
и в звенящей
тишине вышел. Королева кликнула камеристок, которые и поволочили его
высочество
в умывальню.
-
Это несмываемое бесславие, - укоряла она
по пути туда, - несводимое пятно. Способен ли ты сообразить
урон, который нанес
высокому королевскому сану? - Причитала она уже там.
Остаток
вечера и начало ночи принц просидел
в ванне. Как и в детстве, его купал выводок прислуги под попечением ее
величества. Боль, усталость и отупение согласными, усилиями не давали
пробиться
тоске и стыду.