ЗИНАИДА КОРОЛЕВА - ВТОРОЕ МЕСТО В КОНКУРСЕ ПОВЕСТЕЙ И РОМАНОВ-4 МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ
http://www.proza.ru/2011/02/06/477
Глава 1 - Испытание
-- Слушай, Веснянка, ты с кем встречаешь Новый год? -- Женька подошла к столу Ирины и с улыбкой смотрела на неё.
-- Я же дежурю на работе, о какой встрече можно говорить? -- в голосе Ирины чувствовалась досада.
-- Ах да, я и забыла, -- Женька вздохнула. -- А к нам должны были прийти курсанты, но их в наряд отправляют. Давай днём соберёмся и отметим. Отдохнёшь после дежурства и приходи.
-- Хорошо, приду. Женя, а почему ты меня Веснянкой зовёшь?
-- Так ведь от тебя весной пахнет. Разве ты сама не замечаешь? -- Женька рассмеялась. -- Когда с тобой говоришь, то про свои неприятности забываешь, светлое настроение появляется и улыбаться хочется. А так только ранней весной бывает.
-- Ну и придумала же ты. -- Ирина засмущалась, на лице выступил румянец.
-- Вот, вот, ты посмотри на себя в зеркало -- ты же на весеннее солнышко похожа. Как же тебя ещё-то называть? Только Веснянкой. Так что, договорились? Первого приходи к двенадцати. До вечера посидим, музыку послушаем, может быть, в кино сходим.
-- Я же сказала, что приду. Ты извини, я в Пушкинку побегу, мне контрольную работу закончить надо. А там, в читальном зале так хорошо работается: тишина, чистота, уют, все что-то читают, пишут. И любой нужный материал помогут найти. -- Ирина выбежала из конторы, где работала бухгалтером, и заспешила в библиотеку.
Дежурство в новогоднюю ночь прошло спокойно: в здании кроме неё дежурила ещё тётя Аня-сторожиха. В двенадцать часов они попили чайку, посудачили о том, о сём, и улеглись спать в своих кабинетах. А утром Ирина в одиннадцать часов отправилась к девчонкам, жившим на квартире. Подходя к их дому во дворе, она услышала музыку, доносившуюся из открытой форточки. В комнате кроме Нины и Жени были ещё два курсанта: один худенький, светловолосый, танцевал с Ниной, такой же худенькой блондинкой, и оттого они казались двумя колосками, прильнувшими друг к другу. А Женя сидела за столом со вторым курсантом, о чём-то тихо говорила с ним, и оба поминутно взрывались смехом. Увидев Ирину, Женя вскочила, захлопала в ладоши:-- Внимание, внимание! Веснянке положен штрафной тост. Хотя она пришла и вовремя, но мы-то сидим за столом с десяти часов и уже окосели малость, а она чиста и свежа как стёклышко. Давайте все за стол и поедем по новой.
-- Нет уж, Женечка, нам тоже хочется выпить, и нечего заставлять Ирину пить в одиночестве, -- Нина подхватила Ирину под руку, усадила за стол рядом с собой. Ты Женьку не слушай, она сегодня самая счастливая Володя ей предложение сделал. Мы уже выпили за помолвку. Давай я немного шампанского плесну тебе, с него ты не запьянеешь.
Нина налила в Иринин бокал шампанского, а всем остальным по чуть-чуть водки.
-- Ну что друзья, поехали!
И так до самого вечера были тосты, музыка, танцы, раза два выходили на улицу, играли в снежки, дурачились. С того дня по выходным Ирина заходила к Жене. Её тянуло туда и это пугало: она боялась сознаться себе, что бегала к девчонкам в надежде увидеть Володю, который ей очень понравился. И чем больше она узнавала его, тем больнее сжимало сердце от мысли, что он чужой и никогда не будет рядом с ней.
А время неумолимо бежало и приближало день отъезда ребят. В марте Женя и Нина справили скромную совместную свадьбу, а вслед за этим незаметно наступил момент расставания. Разъезжались подруги в разные концы страны: Нина -- на Украину, а Женя -- в Сибирь.
После отъезда подруг Ирина чувствовала себя несчастной, и собственная ненужность угнетала её, придавливала к земле. Спасали письма от Жени, работа, учёба. Из писем Ирина знала, что Женя ждёт ребёнка. И вот однажды она получила телеграмму от Володи со страшным текстом: "Выезжай немедленно, Женя при смерти". Ирина растерялась, не знала, что делать -- отпуск она отгуляла. Еле уговорила начальство дать внеочередной отпуск. Собрала необходимые вещи и отправилась в далёкую Сибирь. Был конец декабря 1991 года. Денег, полученных за отпуск и зарплату за месяц, хватало на билеты в оба конца и на другие расходы. И в тот момент Ирине даже в кошмарном сне не могло присниться, что она никогда не сможет вернуться назад.
Володя встретил Ирину в аэропорту и сразу повёз в больницу в своём городке. По дороге он рассказал, что Женя родила двойняшек -- девочку и мальчика. Роды были очень тяжёлые: схватки начались ночью, а врача рядом не было (больница не специализированная). Дежурила в ту ночь акушерка, и чтобы её не беспокоили, всей палате дала снотворное. Во время сна у Жени отошли воды, а утром, увидев это, акушерка начала выдавливать ребёнка. Но через материнскую кровь снотворного наглотались и дети, и потому были вялыми, неактивными. Пока врачи разобрались, что к чему и сделали кесарево сечение, то детишек удалось спасти, а у Жени начался перитонит, так как оказалась разорванной селезёнка.
Ирину провели в палату, где Женя лежала одна. Увидев её, она облегчённо выдохнула:
-- Наконец-то приехала, я устала ждать. Иди ко мне, Веснянка.
Ирина подошла к Жене, поцеловала в щёку и ужаснулась её безжизненности: липкая от пота, холодная. Но самое страшное было в том, что лицо было серым, с заострившимся носом и зловещим синим треугольником под ним. На лице продолжали жить только глаза, хотя и они были вымученные от боли, беспокойные и напряжённые. От прежних карих, озорных глаз остался только цвет, да и то радужка сузилась, а всё пространство заполнили пугающие огромные зрачки.
-- Женечка, ты как, что говорят врачи?
-- Ты молчи, Веснянка, молчи и слушай меня. Я договорилась с врачами, чтобы детей записали на тебя. Это оказалось выгодным для них, потому так быстро согласились -- всякое судебное дело в этом случае исключается. Но это выгодно и мне -- так я буду уверена, что ты детей не бросишь. А у тебя есть шанс быть вместе с Володей -- я знаю, что ты любишь его. Хотя любить их не стоит, все они -- прохиндеи.
-- Зачем ты так, Женя, -- возразила Ирина, но, видя, с каким трудом говорит подруга, замолчала, боясь, что каждый её вздох, каждое слово могут быть последними.
-- Я же сказала -- молчи. Мне лучше знать. Сына назови Женькой. А дочку -- Верой, в честь свекрови. Она -- необыкновенной души человек. Что ты такими испуганными глазищами смотришь на меня? Не бойся, я пока живая. Запомни, Веснянка, -- за свою жизнь надо бороться: если бы я не выпила той ночью снотворное, то всё было бы хорошо. Но мы боимся шевелить извилинами. -- Женя прижала руку Ирины к своей груди: -- Подружка моя дорогая, дай слово мне, что не оставишь детей, воспитаешь их.
-- Женька, я клянусь тебе, что сделаю для этого всё возможное, -- горячо воскликнула Ирина. Она вдруг почувствовала, как под её рукой сердце подруги, до этого бившееся редкими толчками, внезапно остановилось, а из груди вырвался выдох со стоном или с хрипом -- от испуга она в этом не разобралась, и с надеждой позвала: -- Женя, ты меня слышишь?
-- Нет, она вас не слышит, -- хладнокровно произнесла молодая дебелая девица в белом халате. -- Идёмте, вас зовёт врач.
Рука Жени сползла и улеглась вдоль туловища, а глаза продолжали смотреть на Ирину, только теперь в них были одни остановившиеся зрачки. Ирина медленно провела ладонью по лицу и как будто смахнула последние остатки жизни. Она посмотрела на скучающую девицу у двери и подумала, что именно это бесчувственное существо могло отправить Женьку к праотцам, и безучастно пошла вслед за ней.
В кабинете нервозная дама поспешно усадила её возле своего стола, спросила отрывисто:
-- Она отдала вам справку?
Ирина молчала. И не потому, что не хотела говорить, а оттого, что ещё не вышла из шокового состояния. Но врач рассудила по-своему.
-- Мы можем договориться. Отцу дети не нужны, ему не до них, у него другие заботы. А вам я предлагаю одну штуку.
Ирина смотрела на врача с недоумением, не понимая, о чём она говорит.
-- Ну, хорошо, по штуке за каждого. Больше вам никто не даст. А мне они нужны. Да что вы на меня уставились, как на динозавра? В тех семьях, где их усыновят, им будет хорошо. Ну, так что, по рукам?
Ирина порывисто встала и молча вышла из кабинета, будто стремилась стряхнуть с себя грязь. Она прошла в вестибюль, решительно приказала Володе:
-- Срочно вези одежду для малышей, мы их сейчас заберём.
Владимир посмотрел на неё удивлённо, но не стал возражать, расспрашивать, а поспешно вышел. А Ирина вернулась в отделение и прошла к боксу, где лежали новорожденные. Дверь перед ней открылась и оттуда пожилая нянечка вывезла каталку с тремя конвертами.
-- Куда вы их везёте? -- удивилась Ирина.
-- Как это куда? На обед к своим мамкам.
-- А как же Кипреевы? Кто их кормить будет?
-- Я и покормлю. Вот развезу этих счастливчиков, а потом и тех бедолаг покормлю.
-- А можно я это сделаю? -- неуверенно произнесла Ирина.
-- Можно. Привыкай понемногу. Вот тебе маска, закрывай лицо. И колпак на голову натяни. -- Нянечка провела Ирину к детям. -- Ты посмотри на них, сиротинок, -- прижукли, голос подать боятся, чтобы себе не навредить. Я за ними наблюдала: как мать маялась, так и они места себе не
находили, прямо из пелёнок выкручивались. А как она отошла, так сразу и замолчали, как будто думу горькую думают: что же теперь с ними будет, в чьи руки попадут -- добрые или злые. Вот тебе бутылочка с молоком, корми потихоньку, а я повезу, а то если Мегера увидит, нагоняй будет.
Ирина подошла к широкой кроватке, где лежали два свёртка. Они были совершенно неподвижны, и только глаза бегали из стороны в сторону, будто искали кого-то привычного, знакомого. Но вот взгляд зацепился за Ирину, замер, глаза перестали бегать. Её поразила какая-то недетская тревога в них, ожидание.
-- Ну, здравствуйте, мои лапуси! Как это вас угораздило вдвоём появиться? С одним-то мамка, может быть, и справилась бы, а с двумя беда получилась. Как же мне вас одновременно обоих кормить, а? Придётся по очереди.
Она пододвинула стул к кроватке взяла один свёрток, приложила пузырёк ко рту младенца -- он жадно зачмокал губами, а в свёртке зашевелились руки, инстинктивно пытаясь ухватиться за пузырь, заменивший материнскую грудь.
-- Шевелишься? Вот и хорошо, мой золотой, ешь на здоровье.
Скрипнула дверь и вошла заведующая.
-- Передай Екатерине Ивановне, чтобы без моего ведома малышей Кипреевых не отдавали.
У Ирины дух перехватило в груди. Она радовалась, что под маской её не узнали, и что няни не оказалось на месте. Изменившимся охрипшим голосом выдавила из себя:
-- Хорошо, передам.
Как только дверь закрылась, она поспешно переменила свёртки и стала кормить второго ребёнка, шёпотом приговаривая:
-- Поешь и ты, мой золотой, а то можешь не успеть -- папка ваш должен скоро подъехать.
Вошла нянечка, посмотрела на пузырёк, где оставалось мало молока, упрекнула:
-- Ты чего же это второму не оставляешь? Больше-то нет.
-- А я уже переменила.
-- Ишь ты, шустрая какая, а на вид -- тихоня. Не зря покойница требовала, чтобы детишек тебе отдали. Это она за свою жизнь ту справку выторговала. Успела она отдать её тебе?
-- Успела.
-- Она всё мне наказывала, где искать ту справку, если бы ты не захватила её. Вот какая беда -- двоих оставила сиротами.
Екатерина Ивановна ни минуты не была без дела: расправляла постель в кроватках, влажной белой тряпочкой смахнула пыль с тумбочек, с подоконника, шваброй протёрла пол.
-- Екатерина Ивановна, а почему так мало молока? Они же голодные. Ирина смотрела, как второй ребёнок жадно допивал последние капли молока.
-- Да вот так -- Каблиха жирная пристрастилась к молоку: бутылочку вылакает, утрётся и пойдёт довольная. Поглядишь на нее, а сказать ничего не скажешь: она -- племянница заведующей.
-- Не боится, что лопнет с сиротского корма? Это она Женю угробила? -- Ирина положила свёрток в кроватку, грустно улыбнулась детям: -- Потерпите немного, скоро домой пойдём.
-- А кто ж ещё мог такое сотворить, кроме этой Каблихи. И ведь всё сошло с рук, -- Екатерина Ивановна остановилась у кроватки, с жалостью смотрела на детишек.
-- А им всё сходит, -- Ирина тяжко вздохнула, не в силах держать эту боль в себе и неожиданно произнесла: -- А детишек продать хотят....
Глава 2 - Домой!
Нянечка резко выпрямилась, удивлённо, непонимающе посмотрела на неё:
-- Ты чего это городишь, милая? Как это -- продать? Они что -- вещь какая-то? Они, чай, живые, да и отец у них есть. И ты не отказываешься взять. Или передумала?
-- Нет, нет, что вы, конечно, я согласна.
-- А тогда в чём же дело? С чего ты взяла?
-- Мегера деньги мне предлагала. По штуке за каждого.
-- По штуке, говоришь? А сколько же она с покупателей возьмёт? Вот дела-а. Был у нас случай, когда ребёнка другой роженице отдали прямо в больнице: у неё мёртвенький родился, а у малыша родители в катастрофе погибли -- отец сразу, а мать после родов. А тут при живом отце, да ещё и за деньги?! Вот какая страсть! Да что же это с людьми творится? До какого скотства дожили, что ни сострадания, ни капли святого в душе не осталось. Вот с такими людьми, как наша Каблиха, говоришь, а они не смотрят тебе в глаза, а на твои руки -- что ты им принесла, какую мзду дашь. Рядом с ними противно работать, а приходится -- куда деваться, другого места мне не приготовили. А тебе с детьми бежать надо, пока не поздно -- у них власть, они и переделать документы могут, и отобрать детей.
-- Я Володю послала за детской одеждой.
-- Молодец. Пойду, погляжу, а то уж пришёл, может быть, -- нянечка вышла из палаты, а Ирина склонилась над детьми и рассматривала их, стараясь угадать -- кто мальчик, а кто девочка.
Вбежала Екатерина Ивановна с пакетами.
-- Давай, девка, шустри: пока в отделении тишина нам надо всё уладить. Распечатывай пакет и смотри, как я делаю: тёплое одеяло расстели первым, потом байковое, на него пеленку. Распашонками, ползунками нам некогда заниматься, их обратно в пакет положим. Вот бери подгузничек, расстилай клинышком. Теперь распаковывай одного, а я другого. Видишь, сыренькие подгузнички, менять надо. Клади своего на сухенькое и завёртывай, как я. Шапочку надень и пелёночкой пеленай, потом в оба одеяла по очереди, а то на улице мороз, ветер холодный могут охватить. А теперь ленточкой завяжи и мы готовы в путь. У меня ваш адресок есть, я к тебе забегу, посмотрю, как ты управляться будешь -- Женечка так мне наказывала. Обо всём позаботилась, касатка, царствие ей небесное. А теперь помоги нам Господи незаметными выйти.
-- А врачи где? -- со страхом спросила Ирина, помня приказ заведующей.
-- Да они теперь уже к дому подходят, кончился рабочий день. А дежурит сегодня наша Каблиха. Она ушла в терапию, там молодой врач дежурит, она с ним кадрится. А нам это на руку.
Они прошли по безлюдному коридору, а в вестибюле Екатерина Ивановна отдала ребёнка Володе, перекрестила их:
-- Идите с Богом, скоро свидимся.
-- Пошли быстрее, Володя, да осторожнее неси, не урони. -- Ирина спешила покинуть это зловещее помещение и успокоилась только за воротами больницы.
* * *
Ирина распеленала детей, уложила в кроватки, а что делать дальше -- не знала. Но на её счастье зашли две соседки по площадке, и все похоронные хлопоты взяли на себя. После похорон потекли дни за днями -- где медленно, а где и быстро. Володя появлялся редко, объясняя это то командировками, а то дежурствами. Но, не смотря на редкие встречи, Ирина всё больше привязывалась к нему, а соседки наоборот, -- всё отчуждённее и осуждающе смотрели и говорили при встрече. Ирина старалась не замечать этого, потому что забота о детях поглощала всё её внимание.
Спустя два года в Володино отсутствие в их квартире появилась высокомерная хамоватая женщина и распорядилась, чтобы Ирина с детьми перебралась в маленькую комнату. Почему она подчинилась, даже не спросив, по какому праву распоряжается эта непрошенная гостья? Вероятно, спасовала перед наглостью. Не даром говорят, что нахальство -- второе счастье. Но что поразило её, так это молчание Володи. Он был совершенно не похож на того весёлого, доброго парня, которого она знала прежде. Теперь он был молчаливым, постоянно хмурым, как робот, выполняющий заложенную в него программу. Дети уже подросли, становились всё более интересными, забавными, а он не обращал на них ни малейшего внимания. И если раньше он изредка появлялся, в доме и это не так бросалось в глаза, то теперь, живя в одной квартире, Ирине было больно смотреть на детей, когда они тянулись к нему, а он молча скрывался в своей комнате. Эти несколько месяцев совместной жизни были для неё хуже каторги. И когда Володя собрался ехать к матери в деревню, Ирина уговорила его отвезти туда и её с детьми. А, может быть, и поехал он туда по приказу своей сожительницы? Но как бы там ни было, она, забрав свои и детские вещи, уезжала в деревню с намерением -- остаться там навсегда. Это понимала и женская половина городка, и потому так трогательно провожали её с детьми. Да и сама природа загрустила, не хотела их отпускать: с утра сияющее солнце веселило всех, а к моменту отъезда небо нахмурилось, готово было разразиться ливнем.
В пути с остановками на отдых они были около двух суток, и чем дальше отъезжали от городка, тем спокойнее и уверенней становился Владимир и напоминал Ирине того курсанта из Энска, которого она полюбила. С ним было легко и свободно говорить на любую тему.
-- Володя, а вы с Женей дружно жили?
-- Первые два года, пока не было детей, очень дружно жили, многие завидовали. Мы на все выходные, какие выпадали, выезжали то на рыбалку, то на охоту. Женька не отставала ни на шаг. А как забеременела, то закрылась в доме, меня отдалила. Мне казалось, что она поселилась внутри себя. А так нельзя поступать, я же живой человек и не старик дряхлый, мне и внимание, и ласка нужны были. И не эгоист я вовсе, всё понимаю, но как-то иначе надо было, по-человечески. Вот после одной получки я и сорвался -- зашёл в буфет выпить рюмку вина, а в итоге оказался у буфетчицы на квартире. Я понимаю, что подло поступил. Но в то же время другие мужики годами имеют любовниц и всё шито-крыто, а у меня всё отпечаталось на физиономии. Женька сразу усекла это и вынесла приговор: так как до годичного возраста ни один суд не даст развода, то она будет жить со мной под одной крышей, и не более того, а после этого уедет. А тут, как на грех, буфетчица совсем сдурела, прохода не давала. И началась свистопляска: подойду к двери, а открыть её -- силы нет. Разворачиваюсь и иду, куда глаза глядят. А эта змеюка уже поджидает за углом.
-- А почему ты к детям так холоден? Они же неотразимые, притягательные комочки. Их нельзя не любить, особенно сейчас, когда они уже серьёзные человечки. -- Ирина с нежностью смотрела на детишек, мирно посапывающих на заднем сиденье.
-- Да всё по той же причине. Пока на службе находился, то все мысли о них: представлял, как буду играть с ними, забавляться. А до дома так и не доходил. Ты думаешь, мне легко отправлять детей? А видеть, как от тебя отворачиваются твои друзья, соседи? Я же не подонок какой-то, а нормальный человек. Ты не можешь себе представить, как я мечтал о детях, как ждал их. А после таких выходок всякие дурные мысли в голову лезут, вплоть до того, что хотел руки на себя наложить.
-- Да что ты, Володя, что ты? -- испуганно произнесла Ирина. -- Живи спокойно, а я с детьми в деревне поживу. Может быть, всё и уляжется -- она перестанет колдовать и тебе легче будет. А за детишек не беспокойся, я их не брошу, доведу до дела, если Бог даст здоровье.
-- Я ещё в Энске понял, что ради Женьки ты можешь пожертвовать собой. Поэтому я и согласился с ней, чтобы детишек записали на тебя. Может быть, в этом их спасение. Своего будущего я не вижу, там провал, одна чёрная яма. Так ты говоришь, что это колдовство? Ничего, приеду и разберусь во всём. Но не обо мне речь сейчас. Видишь чёрные дома с заколоченными окнами? Это наше село. Как вы тут жить будете?
-- А как мать живёт? Ты давно был у неё?
-- Давно. Она приезжала к нам, когда мы прибыли к месту службы. А вон и мать у дома стоит. Как будто знает, что приедем, и ждёт.
-- Так она, может быть, все эти годы ждала. Ты сообщал ей о жене?
-- Нет. А то бы она бросила всё и примчалась. А по нашим временам это смерти подобно. Сейчас вот придётся за всё держать ответ.
-- Володя, ты прости меня, но я отвечала на её письма, она всё знает о Жене, о детях, обо мне, -- Ирина говорила виновато, боясь встретиться с ним взглядом.
Володя резко повернулся к ней, произнёс укоризненно:
-- Вот как? А почему ты мне не отдавала письма?
-- А когда я могла тебе их отдать? Да и не интересовался ты ими.
-- Ладно, разберёмся. Вот мы и приехали. -- Володя остановил машину почти у самого крыльца, подбежал к матери, обнял её.
-- Мама вот Веснянку к тебе привёз вместе с твоими внуками. Пусть поживут у тебя.
-- Раз привёз, пусть живёт, изба просторная, всем места хватит. А если не уживёмся, то вон сколько пустых домов -- выбирай любой и живи. Вот только на Веснянку она не похожа. Чуть больше года она была рядом с тобой, что же такое ты сделал с ней, как превратил в Осень? -- Вера Васильевна строго смотрела на сына. -- Правильно ли ты живёшь парень? Всё ли хорошо в твоей душе? Пока дети не будут докучать тебе, подумай на досуге, разберись сам с собой.
Ну и чтобы не забыть, давай сразу решим материальную часть дела: на воспитание детей будешь присылать одну треть своих доходов -- 33% положенных по закону. Ты мой характер знаешь -- не будешь платить, подам в суд. Себе я ни копейки не просила и просить не буду. А для детей -- святое дело, тут я и унизиться могу, только бы их поднять, поставить на ноги. Я не спрашиваю твоего согласия -- у тебя другого выхода нет. Не так ли, сын?
-- Да я и не возражаю, с чего ты взяла, что я не буду присылать деньги? Вот, возьми на первое время, а после получки пришлю ещё на твоё имя, а то Ирину тут не знают, -- Владимир протянул деньги матери.
-- Вообще-то ты не мне должен отдавать, а своей Веснянке, да ладно уж, мы тут разберёмся сами.
-- Разбирайтесь, а мне отдохнуть надо. Пойду, искупаюсь в реке и посплю на сеновале часика полтора. Не забудь, разбуди, мне ехать надо, -- он с полотенцем на плече побежал к реке.
****
Глава. 3 -Веснянка
После отъезда сына Вера Васильевна ходила по избе и сокрушалась:
-- И что это он сорвался с места, как угорелый? Пять лет не был дома и вот, на тебе, даже сутки не пожил! Ты-то что молчишь, Веснянка? Почему не удержала его?
-- Не мог он оставаться больше, его отпустили только на трое суток: ученья в части идут, никого не отпускают. А мы задержались в дороге, теперь ему навёрстывать придётся. -- Ирина возилась с детьми и старалась не смотреть на Веру Васильевну, взгляд которой просверливал насквозь и не позволял лгать, а именно правду-то она не могла сказать и потому сочиняла на ходу. В письмах она не раскрыла истинного положения дел.
-- А что за спешка такая у вас? Могли дождаться конца учений, тогда он и отдохнул бы вместе с вами. Не понимаю я вашей жизни. -- Вера Васильевна говорила строго, осуждающе. Долгая работа в сельском совете приучила её к ответственности не только за поступки, но и за каждое слово.
-- Детишки часто болеют. Врач посоветовал пожить лето в деревне, на свежем воздухе. Поэтому мы и решили не ждать Володиного отпуска. Да вы не беспокойтесь, мы, как только надоедим вам, сразу перейдём в какой-нибудь пустой дом.
-- Да Господь с тобой. За что же ты хочешь опозорить меня перед моими товарками? Я же о пустых избах сказала так, к слову. Живите, сколько хотите, дом большой, разместимся как-нибудь.
Вера Васильевна обидчиво поджала губы и вышла во двор, стала звать кур: "Цыпа, цыпа, цыпа!", но буквально через минуту вернулась, села к столу.
-- Так ты писала, что была подругой Жени? Не похоже что-то. У Жени душа была нараспашку, а ты...
Ирина не дала закончить фразу и ответила тихо, твёрдо:
-- Женя была одна, потому и распахивалась, а мне приходиться наглухо застёгиваться, чтобы не застудить её детей.
-- Вот как?! Да -- а, не простой ты человек, трудно Володе с тобой жить, -- сделала заключение Вера Васильевна.
-- А он со мной и не живёт, у него другая есть, -- вырвалось у Ирины в пылу обиды.
-- И давно он с ней? -- Вера Васильевна смотрела подозрительно, не веря Ирине.
-- А ещё при Жене погуливал.
-- Ты что городишь-то, девка? С чего взяла? Или Женя сама сказала?
-- Не хватило у неё времени сказать. Слишком поздно Володя прислал телеграмму. Нянечка сказала, которая сидела с ней.
-- Он что же, у той женщины жил? -- не могла успокоиться Вера Васильевна.
-- Когда как. А последний месяц она перешла к нам.
-- А ты где же жила с детишками?
-- Большую комнату она забрала себе, а мы в маленькой.
-- Так вот почему ты сорвалась с места. -- Вера Васильевна задумалась, затем вопросительно посмотрела на Ирину: -- Так, может быть, тебе надо было отступить и уехать? Пусть бы они по - нормальному жили и детишек воспитывали, а?
-- Женя меня записала матерью детям, а с меня взяла клятву, что я воспитаю их, -- с трудом выдохнула Веснянка.
-- Так разве ж можно давать клятву! Ты же не знаешь, что будет с тобой завтра. Может быть, попался бы хороший мужчина, и ты бы замуж вышла. Ты что так смотришь на меня? -- Увидев слёзы в глазах Ирины и взгляд, который просил, умолял о пощаде, Вера Васильевна всё же не смогла справиться со своими эмоциями и горько воскликнула: -- О, Господи, да ты же любишь его! Как же это тебя угораздило?
Ирина молча выбежала на крыльцо, села на ступеньку и вытирала кулаком катившиеся слёзы. В избе раздался двойной детский рёв. Она моментально сорвалась с места и вернулась в дом: Вера Васильевна безуспешно пыталась отогнать детей от двери, а они, изворачиваясь, упрямо ползли между её рук и ног.
-- Да как же ты с ними справляешься? Это же какие-то угри, а не дети, -- возмутилась Вера Васильевна.
Ирина молча подхватила Женьку, прижала к себе, а он мёртвой хваткой обхватил её шею ручонками и решительно произнёс:
-- Ма-ма!
-- Ох, ты мой золотой! -- радостно воскликнула Ирина. -- Наконец-то ты заговорил! -- она нагнулась к Веруньке, которая крепко обхватила её ногу и не отпускала. -- Веруня, давай ручку, пойдём. Ты же большая девочка и умеешь ходить.
Верунька вцепилась в руку Ирины и пошла, шатаясь на неокрепших ножках, а та дошла до угла комнаты, заваленного игрушками, села на пол, прижала обоих детишек. Верунька что-то торопливо лопотала, а Женя, молча счастливо улыбался. Ирина повернулась к Вере Васильевне, с изумлением смотревшей на них.
-- Вы считаете, что я должна была бросить их?
-- Да что ты, милая! Тут впервые увидела бы и осталась. А ты их с рождения пестуешь. Ты уж, дочка, прости меня, коли что не то сказала. Мы же тут четыре старые карги совсем одичали без людей. Был среди нас старик один, так он вносил разнообразие анекдотами, радио подключал. А без него всё поломалось, а чинить некому, мы не нужны никому. Мы -- засыхающие лепестки на цветке. Поодиночке опадаем и превращаемся в перегной для земли. Сейчас хватает сил хоронить отдавших душу. Но кто-то останется последним, и будет лежать поверх земли, как тот опавший лист или лепесток цветка. И каждый из нас молится, чтобы не оказаться этим самым последним. Вот, старая, забила тебе голову грустными мыслями, а их у тебя самой хватает. Давай детишек укладывать, они заморились совсем. А Володька беспутным стал -- кроватку не снял с чердака, -- сокрушенно возмущалась Вера Васильевна.
-- Давайте я слажу. Где чердак? -- Вызвалась Ирина.
-- Да как же ты их оставишь? Они же такой рёв поднимут, все бабки сбегутся.
-- Да что вы, они у нас очень умные и понятливые ребята.
Ирина вспомнила, как месяц назад, когда появилась Валентина и выгнала их из большой комнаты, она решила уехать одна, и стала упаковывать свои вещи. Женька подполз к ней, вскарабкался на колени и посмотрел ей в глаза таким пронзительным взглядом, что это было страшней всех громких слов. У неё внутри всё замерло, подумалось внезапно: "А может быть он ясновидящий и догадался о её намерении? Такое бывает после клинической смерти, а его еле оживили после запоздавшего Кесарева сечения у Жени. Она тихо произнесла: -- Прости, сынок".
Женька улыбнулся своей обворожительной, обескураживающей улыбкой и уполз к самолету, который накануне принёс отец.
Вот и теперь дети спокойно перебирали игрушки, не обращая ни малейшего внимания на взрослых.
Ирина сняла кроватку с чердака, вместе с Верой Васильевной вымыли, выскоблили копоть с неё, в комнате собрали и установили у стены. Вера Васильевна тем временем расстелила толстое ватное одеяло вместо матраса, застелила простынёй.
-- Давай их сюда, дочка. Ты смотри, глазки у них слипаются, совсем сморились, бедняжки.
Ирина уложила детей, поцеловала каждого, и ей показалось, что они облегчённо вздохнули и погрузились в глубокий сон.
Так потянулись дни за днями, прошли июнь, июль и половина августа. Ирина гуляла с детьми, работала в огороде, помогала делать заготовки на зиму. А делали они их всем "обчеством", как любила говорить восьмидесятилетняя Ефимовна, высокая, худощавая, седая бабулька. Общаясь со старушками, видя, как они мужественно преодолевали все жизненные перипетии в этой глухомани, она дала себе слово не киснуть и не хандрить, а заниматься делом, воспитывать детей.
Пенсию старушкам приносили нерегулярно, с большой задержкой, да и на фоне возрастающих в геометрической прогрессии цен она казалась такой мизерной, даже микроскопической. Вспомнив свою старую профессию бухгалтера, Ирина приблизительно пересчитала их пенсии и удивилась -- разница оказалась приличной. Не мешкая, поехала в районный отдел соцзащиты (ранее значимый Собес), где свою правоту пришлось доказывать с полной выкладкой на бумаге. Подумала с горечью, что в этом отделе "защиты" старушек не защитят, и, не сдерживаясь, высказала своё мнение об исчезнувшей доброте и порядочности. Досталось и сельской почтальонке, когда, прослеживая путь исчезновения денег, Ирина обнаружила, что после каждого изменения пенсии энная часть прилипала к её рукам. И только рядом с детишками она отдыхала душой.
Володя присылал алименты регулярно. Посоветовавшись с Верой Васильевной, Ирина решила купить корову на всё "обчество". На зиму заготовили корм. Прописку Жданка получила на Кипреевском дворе. И теперь по вечерам детишки с кружечками ждали, когда им нальют тёплого, сладкого молока. А остальное делили поровну.
Однажды Ирина собралась пойти в колхозный сад за яблоками, так как в их саду они не уродились. Она, как обычно перед уходом, подошла к детям:
-- Ну что, детвора, я иду за яблоками в колхозный сад, а вы ведите себя хорошо, не балуйтесь, слушайтесь бабушку.
Она уже привыкла к улыбчивому, лучезарному взгляду Женьки, которым он провожал её, как бы благословляя в добрый путь, но на этот раз он поспешно поднялся и как-то на четвереньках подскакал к ней, ухватился за ногу и громко заревел. Ирина подхватила его на руки и растерянно произнесла:
-- Что с тобой, дитёнок? Почему ты плачешь?
-- Чего это он лёгкие прочищает? -- Вошедшая Вера Васильевна удивлённо смотрела на Ирину с Женькой на руках.
-- Да я сказала, что пойду за яблоками в сад, вот он и заревел.
-- А туда действительно нельзя идти, потому что там детдомовские ребята хулиганят.
Женька сполз с рук Ирины и спокойно отправился в угол к Веруньке.
-- Ты только посмотри, Веснянка, какое спокойствие у этого человечка! -- удивилась Вера Васильевна.
-- Не прозорливый ли он у нас? Как он смог увидеть в саду ребят хулиганов? -- Ирина с тревогой смотрела на Женьку, а он спокойно играл с Верунькой, повернувшись спиной к женщинам.
-- Да кто ж его знает, может быть, и отмечен таким даром. А взгляд иногда бывает странным. Да что с них спрашивать, когда им и двух лет нет. Пойдём на огород, дочка, посмотрим, а то как бы ребятня не набедокурили там. Да и с молодыми поговорить надо: Объявилась опять парочка, ходят, во все дома заглядывают.
Возле калитки на скамейке сидели парень с девушкой -- совсем ещё юнцы, а в глазах недетская тревога.
-- Вы, ребята, чего пригорюнились? Кого или чего в домах ищете? -- Вера Васильевна подсела к молодым на скамейку, а Ирина прижалась к стволу рябины.
-- Да мы смотрели, нельзя ли в каком доме пожить? -- Несмело произнёс парень.
-- Так ведь хороших всего два дома, у них хозяева есть, на центральной усадьбе в совхозе живут. А остальные ремонтировать надо. А вы сами-то откуда? Тоже детдомовские? -- Вера Васильевна пытливо рассматривала их.
-- Да, детдомовские. Мы окончили школу, а поступить никуда не смогли: и в учебные заведения не пробиться, и на работу не принимают, везде сокращение повальное. Мне бы до армии прокантоваться где.
-- Сам в армию, а её на кого бросишь, вояка? -- в голосе Веры Васильевны появилась строгость, лицо нахмурилось.
От такого взгляда парень ещё больше засмущался, заёрзал на скамейке, а девчонка положила руку на его плечо, по-детски, беспомощно улыбнулась:
-- А я за ним следом поеду, где-нибудь рядом устроюсь.
-- Вот так новость! Это ты ему не службу, а каторгу устроишь: у него голова-то будет занята только одним -- где ты ночуешь? Почему вы сразу после школы не пришли сюда? Посадили бы что-нибудь на огороде, глядишь, зиму и прозимовали. А вообще-то постойте, ребята: есть у нас усадьба такая, где огород засажен. Правда, там заросло всё, но что-нибудь собрать можно. Хозяйку два месяца назад схоронили. Ирина, отведи их в Анисьину избу. Ключ у меня возле печки висит.
Глава 4 - Варвара-краса
Ирина сходила за ключом и повела ребят.
-- Вас как зовут, молодёжь?
-- Меня Игорем, а её Варей.
-- Варвара-краса, длинная коса? Давно постригли? А коса действительно должна была быть хорошей -- волосы густые.
-- Нас всех стригли чуть не под нулёвку. -- Игорь шёл впереди, то поворачиваясь к ним, а то шагая задом наперёд. Голос его повеселел, улыбка не сходила с лица, отчего его курносый нос озорно поднимался вверх.
-- Варвара, а ты разговаривать умеешь? Почему он за тебя отвечает? -- Ирина и сама развеселилась, расслабилась рядом с ребятами.
-- У -- у, она у нас такая боевая, это она сейчас скисла, -- опять за неё ответил Игорь.
-- Да вижу, почему она киснет. Ты давно заквасилась, красавица?
-- Ещё до экзаменов, -- Варя засмущалась, лицо с характерными пигментными пятнами порозовело, полные пунцовые губы стали почти вишнёвыми. Она с досады сжала кулачки и побежала за Игорем, а он, хохоча, от неё.
-- Вы далеко не убегайте, мы уже пришли, -- крикнула Ирина. Когда они подошли, взявшись за руки, строго сказала:
-- Вы учтите одно, ребята, что с вами нас теперь семь взрослых людей. Мы живём по разным избам, а как одна семья. Иначе выжить нельзя.
Она открыла замок, впустила в избу ребят.
-- Пыли тут много, но глаза боятся, а руки делают. Посуда вся есть. Постель тоже. Осматривайтесь, приводите всё в порядок и живите. Ко всем вещам относитесь бережно: если сейчас что не нужно, то в дальнейшем может пригодиться, своего-то у вас ничего нет. Вода в колодце через два дома, огород за избой. Всё, что там растёт, будет вашим. Уберёте всё -- зиму продержитесь. Что не знаете, приходите, подскажем.
Ирина вернулась к дому, где Вера Васильевна продолжала сидеть на скамейке.
-- Вы не смотрели, как там детишки?
-- Они прижались друг к дружке и спят. А я вот наблюдаю: пока ты шла, парень второй раз по два ведра воду таскает. Чего они там делают?
-- Да там столько пыли, паутины, а это всё создаёт грязь. Наверное, всё отмывают.
-- Вот тебе и детдомовские, а работящие какие. Уж порадовалась бы Анисья, что в её избе рачительные хозяева объявились. А то перед концом тужила, переживала, что всё пропадёт и вся её бережливость пойдёт прахом. А тут молодым пригодятся вещи, их сиротскую душу согреют.
Не успели молодые обустроиться, как к ним нагрянули гости из города. Первым делом они набросились на молодую картошку с огурцами -- наголодались в городе. Работали на стройке, а Трестстрой закрыли: невыгодно стало строить, не было денег на зарплату. И общежитие продали: кое-кто выкупили комнаты, остались жить там, а остальных попросили освободить помещение. Да и на что там было жить без зарплаты? Вот и подались в село, тем более слух о Варваре с Игорем разнёсся по округе. И застучали топоры да молотки на посёлке: сразу три избы-развалюхи стали восстанавливать. Ирина сходила на центральную усадьбу совхоза, договорилась с кровельщиком и плотником, чтобы помогли, подсказали, как починить крыши, да и по плотницкому делу тоже. Решили восстанавливать по очереди: сначала одну, потом вторую. А в третьей, где и крыши почти не было, набилось шесть человек: четыре девчонки и два парня. Ребята спали на улице в шалаше. Как будто специально для них осень стояла золотая, было тепло, сухо. Но вот-вот пойдут дожди, а там и морозы не за горами. Что тогда делать им? Одним гуртом спать?
Старушки посовещались между собой, и пришли к Ирине. Начала разговор самая старшая -- Ефимовна.
-- Веснянка, а мы к тебе с поклоном пожаловали: выручай, становись во главе всей этой ватаги, а то беда будет. Это сейчас они так спокойны, пока работают до седьмого пота, а что будет зимой, когда делать нечего и еды не будет? Они же у Вари последнюю картошку докапывают. На что они собираются жить? На наши пенсии? А ведь могут и отбирать её. И взять, спросить с них нечего -- бесхозный народ, -- Ефимовна с надеждой смотрела на Ирину. -- А ты, дочка, молодая, умная, сможешь с ними справиться. Она и Васильевна моложе нас, можно было бы и на неё взвалить эту обузу, но у неё сердечко пошаливает. Это она сейчас перед тобой да перед внуками хорохорится. А как свалится, то беспомощней меня становится.
-- Да я думала об этом, бабушка Ефимовна, -- лицо у Веснянки было серьёзным, заботливым. -- Только будут ли они слушаться? И чем их занять?
-- Давай вместе соображать, дочка. Может быть, нам с тобой в район съездить, посоветоваться? Нельзя же их бросать на произвол, они и так обижены судьбой. -- Вера Васильевна посмотрела в угол на своих внуков, глубоко вздохнула. -- Может и у тех бедолаг где-нибудь отцы-матери по городам живут, а они выросли сиротами. Надо же, взъерошенная какая-то жизнь пошла, всё перевернулось вверх дном. А ведь это давно началось, с тех пор, когда в детдомах появились дети, у которых родители живы были. Вот когда надо было в набат бить, во весь голос кричать, что безнравственность появилась. А она же, как ржа, быстро распространяется и разъедает всё вокруг.
-- Ваша правда, -- Ирина вздохнула. -- А мы старались не замечать этого, спокойно разъезжали по курортам, по туристическим путёвкам, дикарями, хвалились, кто, где побывал. А то, что гибнущие рядом и нас втаскивали в этот омут, мы не замечали. -- Ирина смотрела на измождённые, рано состарившиеся лица женщин и ей было жаль их.
-- Ты в одном неправа, Веснянка: это вы в городах разъезжали по курортам, а в деревнях один-два человека в год. А так только начальство да их родственники катались.
А простые колхозники с зари до зари в землице -- матушке копались. А когда не было работы -- пили до одури. И с каждым годом пьющих становилось больше и больше. Строгости, дисциплины не стало, а без них нельзя. Вот и сейчас. Если пустить на самотёк, то беда будет и нам спокойно умереть не дадут. Так что ты уж запрягайся и тащи этот воз. Видно, по судьбе тебе выпало воспитывать чужих детей, -- Вера Васильевна вновь глубоко вздохнула, поправила седые волосы. За эти три месяца, что Ирина жила у неё, она старела на глазах: не только появившаяся седина старила, но сеть мелких и крупных морщинок по всему лицу, угрюмость взгляда. Её глаза оживали только в те минуты, когда она забавлялась с внуками: откуда-то из самой глубины появлялся свет и озарял всё лицо, и оно становилось добрым, ласковым, и намного лет моложе, совсем таким, каким и должно быть в её пятьдесят шесть лет.
-- Хорошо, я съезжу в район, -- согласилась Ирина. -- Но только попозже, когда вот эти избы покроют соломой, а то вдруг запретят занимать их? А когда подвели под крышу, то уже не выгонят. Надо поговорить с ребятами, может, что вместе придумаем.
Вечером Ирина с двумя бидонами молока пошла к дому Вари. Все ребята собрались во дворе возле летней плиты, на которой стоял большой котёл с кипящей картошкой. Загоревшие до черноты, уставшие, они сидели, вытянув ноги и опустив безвольно руки, о чём-то тихо переговариваясь.
-- Ребята, кто из вас резвее всех? Сбегайте к Вере Васильевне за хлебом.
Ирина ещё не успела поставить молоко на стол, как Стригунок уже бежала по дороге. Кличку такую ей дали старушки. И не только за короткую стрижку, а за то, что своей худобой, маленьким ростом походила на жеребёночка-однолетка, вприпрыжку бегающего за матерью. А ребята звали её Стрижом. И не смотря на её маленький рост, ребята прислушивались к ней и подчинялись безоговорочно. Почему это так, Ирина ещё не поняла, но такое обстоятельство решила использовать в нужном направлении.
Когда ребята поужинали, отдохнули малость, повеселели, стали шутить, она обвела всех взглядом, спросила:
-- Ну что, молодёжь, как жить думаете? Чем заниматься, чем питаться? На те крохи, что приносят старушки, вы не проживёте. Надо искать другой выход.
-- Да вот Стриж договаривается со старушками убрать им огороды, а они расплатятся овощами. -- Игорь посмотрел на Стригунка, присевшую рядом с Ириной.
-- А ребята могут и огороды вскопать. Нам бы только быстрее избы отремонтировать. У печей трубы развалились, а ребята не знают, как класть. Дядя Серёжа плотник говорит, что печник нужен, там особая кладка, -- грустно произнесла Стригунок.
-- Я спрошу старушек, где можно найти печника.
-- Ему надо платить деньгами. И плотнику тоже. А у нас ни копейки. Двое наших ушли работать в совхоз. Если им заплатят, то только через месяц. -- Стриж говорила с расстановкой, как бы обдумывая, проживая каждое слово. Она смотрела на Ирину своими угольными глазищами и та поразилась сходству с взглядом Веры Васильевны -- в нём было столько же тоски и страдания.. Что так угнетало, о чём была печаль её?
-- С плотником я уже рассчиталась, а печника ещё найти надо,-- Ирина задумалась на минуту, затем посмотрела на соседку с нетерпением и надеждой смотревшую на неё. -- Вот что, Стриж, ты завтра помоги Вере Васильевне присмотреть за детишками, а я съезжу в город по делам.
Ирина встала из-за стола и направилась домой. Не отставала от неё и Стригунок. Сначала шла молча, а потом нерешительно спросила:
-- А вы в Сосновск поедете?
-- Да, а что?
-- А вы не сможете зайти в колонию? Там братишка сидит. Записку ему надо передать, сообщить, где я нахожусь. А то ещё сбежит, искать меня будет. -- Стриж говорила угрюмо, низко опустив голову.
Ирина остановилась. Ей стал понятен и объясним вес того груза, повисшего на её худеньких плечах.
--Вы вдвоём были в детдоме?
-- Нет, там ещё двое младших осталось. -- Стригунок с ещё большей надеждой смотрела на Ирину.-- Если бы Колюшка был тут, мы могли отдельный домик отремонтировать и мальчишек к себе взять. А Колюшка всё-всё умеет делать, он очень способный и талантливый -- один раз посмотрит и сразу всему научится. -- У неё столько было гордости за брата, что лицо сразу просветлело и стало ещё более беззащитным: это выдавал и дрожащий от волнения голос.
-- А сколько же ему осталось сидеть?
-- Ещё полгода. Ему два года дали. А он и не виноват вовсе: городские ребята разбили витрину в частном магазине, а он из любопытства стоял, варежку раззявил, дурак. Вот их двоих и взяли, но тому отец адвоката нанял, а на кого-то надо было повесить всё, чтобы дело закрыть, нашего и выбрали козлом отпущения. Вот он и парится за других, -- голос Стрижа был сердитым и злым от обиды за несправедливость.
-- Не переживай, Стриж, скоро всё закончится. Как его фамилия и отчество?
-- Стрижков Николай Васильевич. Он с 1975 года. Так вы зайдёте к нему? -- неуверенно, но с большой надеждой смотрела девчонка, как будто пыталась добраться до самого сердца Ирины. Та не выдержала такого взгляда, положила руку на её плечо:
-- Успокойся, малыш, я обязательно зайду и разыщу его. Пиши письмо и приноси. А бумага есть у тебя.
-- Нет.
-- Пойдём, я дам. А сколько же тебе лет?
-- Девятнадцать.
-- Как --девятнадцать? Тебе и четырнадцати не дашь.
-- Я же школу закончила, да ещё два года скиталась по городам.
-- А зовут тебя как?
-- Соня.
-- Имя-то какое прекрасное, прямо из святцев. Не зря ребята тебя слушаются, потому как ты Мать их София. Уразумела, Стрижонок?
-- Уразумела, -- Соня тихо и смущённо рассмеялась.
Через час она принесла письмо и небольшой свёрток.
-- Что это у тебя там? Я должна знать, в колонии спросят.
-- Это оладьи. Бабушка Ефимовна принесла, мы оставили их на завтрак. А ребята как узнали, что вы зайдёте к Колюшке, так всё и отдали.
Слушавшая их Вера Васильевна положила свёрток в ладони Соне.
-- Ты вот что, Стригунок, забери это обратно, не отнимай у ребят. Вы и так не доедаете, а вам расти надо, а Варваре ещё и дитя в утробе кормить. На вас глядеть -- слёзы одни. А мы с Веснянкой соберём передачу твоему брату, не сомневайся.
Соня ушла, а Вера Васильевна стала сеять муку.
-- Давай поставим тесто на пирожки. Надо побаловать парня, чтобы он почувствовал домашний запах, и его потянуло сюда. Курочку надо зарезать, яички сварить, молочка утром нальёшь. У меня кусочек ветчины есть. Да, дочка, надо бы сходить в совхоз, купить поросят: нам одного и пару ребятам.
-- А чем они кормить их будут? У них же у самих всё идёт подчистую, ни крошки не остаётся. Картошка с огорода скоро закончится,-- Ирина, как и ребята, была огорчена таким известием.
-- А что они сами думают? Как зимовать будут? Или всё на "авось" надеются?
-- Похоже, что нет. Ищут пути, где можно что-нибудь достать. Серьёзные ребята. Стриж договорилась с нашими бабульками, что огороды уберут за овощи.
-- Если берутся за работу, то это хорошо, не пропадут с голоду. Подсказать надо, что на соседнем посёлке два дома осиротели. А избы там бесхозные и неплохие, занять можно. Пойдём, дочка, поймаем курочку, ты её ощиплешь и спать ложись, а то рано вставать утром.
Всю ночь Вера Васильевна копошилась у плиты, а утром целое ведро пирожков стояло на лавке у стола. Поднялась и Ирина чуть свет: упаковала сумку, села на велосипед и отправилась на разъезд за пять километров от них. Оставив велосипед у обходчика, она на притормозившем пригородном поезде оказалась в Сосновске.
Глава 5- Надежда
Первым делом решила разыскать Колюшку в колонии, чтобы освободиться от сумки, тянувшей руку. Получилось это у неё довольно-таки быстро и через полчаса в комнату для свиданий, куда провели Ирину, почти вбежал худенький черноволосый парнишка, очень похожий на Соню. Он вошёл с радостной улыбкой на лице, но по мере того, как поспешно обводил взглядом комнату и не находил ту, к которой так спешил, лицо его становилось сумрачным. Непонимающе посмотрев на Ирину, тревожно спросил: