Или необычайные приключения Арсика и его чудаковатых попутчиков во времени и пространстве
..."Петрозаводский феномен" - явление, наблюдавшееся очень большим числом людей, - и до сих пор не получившее объяснения.
...20 сентября 1977 года около 4 часов утра над городом Петрозаводском появился предмет большого размера, отливавший светлыми оттенками. Позади себя объект оставлял спиралеобразный след, а его маневры в карельском небе сопровождались, мягко говоря, необычными атмосферными явлениями...
...Парадокс XX века. Все без исключения свидетели отмечают грандиозность явления, его устрашающую красоту - и панику, страх, вызванный встречей с этим феноменом...
...Карта Петрозаводского феномена очень интересна, - пожалуй, это наиболее яркий гороскоп изо всех представленных. На Асценденте ее находится соединение Венеры с Сатурном, - наверное, именно обуславливает силу, так сказать, эстетических впечатлений от явления. Плутон в соединении с Верхним узлом Луны в квадратуре к Марсу; однако ни Нептун, ни даже Уран не выделены сколько-нибудь заметным образом - кроме слабого трина Юпитер-Уран. На основании несхожести петрозаводской карты со всеми остальными мы можем предположить, что это явление имело совершенно иной характер...
...Радиолокационные станции бессильны вести станции НЛО в своих диапазонах, однако по случаю в гор. Петрозаводске они вели НЛО до гор. Хельсинки, после чего связь была уничтожена...
... 20 сентября 1977 года население города Петрозаводска проснулось от массового ужаса. Над городом зависло огромное НЛО. 28 октября того же года НЛО зависло с подводом в районе Онежского озера, но уже днем. Такое же случилось и 28 октября 1977 года...
...20 сентября 1977 г. на исходе ночи жители северо-западного региона СССР в течение нескольких минут наблюдали развитие необычного крупномасштабного светового явления. Его описание, составленное со слов очевидцев, появилось 23 сентября в газете "Известия" в заметке "Неопознанное явление природы":..
...
По материалам Интернета. Орфография сохранена
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Солнце становилось всё ближе и ближе. Оно зачаровывало. Протуберанцы светила в эмоциональном танце от которого никуда не деться. Гипноз плазменного действа превращает мой разум в частицу Солнца. Соединиться с ним - и всё. Страх сгореть - ничто. Желание раствориться в янтарно сияющей вечности приобретает форму сладостного умопомешательства. Светило в прекрасной короне - моя цель. Нет, я просто решаю прекратить скитания и возвратиться в свой дом - центр мироздания присоединиться к вселенскому разуму.
Но вот меня окликнули: мол, не туда летишь. Хочу обернуться, но страшный удар по голове - и кто-то хватает меня за шею. Безмерная, скверно вибрирующая боль. С неимоверным напряжением и, как кажется, бесконечно долго, поворачиваю голову. Вокруг меня торжественное шествие людей по прозрачным артериям к Солнцу. Каждый идет в своей плоскости, а все вместе поступательно к свету. Солнце ли это? Вот поодаль с особым достоинством шествует старик в белом одеянии. Ещё одно усилие, чтоб повернуть голову. Ещё одно.
Вот вижу, как большая морковь, тяжело, с хрипом дыша, догоняет меня. Как в Букваре иллюстрация буквы "М", только со звуковым сопровождением, достойным Курехинского авангарда. Музыкальное действо со смелыми акустическими новациями достигает апофеоза. Вглядываюсь, морковь со стоном рожает огромный нож. Новорожденный радостно и жадно блестя лезвием, сам обрезает пуповину. Вспоминаю картину Иеронимуса Босха. Злобно сверкнуло клеймо на стали. Да, точно, это его, Иеронимуса тесак с клеймом "Жопа на линзе". Определенно это было с правой части триптиха, что описывает ад. И тут железный младенец лихо по-поварски начинает резать свою мать. Овощ истошно орет. Вижу, как диски порезанной моркови догоняют и проникают в мою голову, больно поранив глаза. Красные круги кружатся и растворяются в черной, как сажа, бесконечности. Мрак.
Вдруг слышу шелест. И я точно знаю, что это космический ветер! Это обыкновенно, как вечерний бриз где-то на Крымском берегу. И очевидно то, что на Земле об этом явлении НИКТО не знает! Он ласково шепча непонятно что, сдувает космическим опахалом пелену с моих глаз и я вижу своё тело в лапах, серого, слюнявого и сопливого чудовища. Гниющая материя, перевитая венами, нервными волокнами и сухожилиями, на которых уродливо клочьями: где шерсть, где чешуя. Фантасмагорический урод гипнотизирует своим глазом с отвратительным бельмом в красной паутине капилляров, мерцающим как экран ненастроенного телевизора. От него невозможно отвести взгляд, я превращаюсь в парализованную жертву.
Мое тело, которое служило всю эту жизнь, кажется уже чужим. Оно облачено в такую же одежду, как у старика. Упаковано в белое. Не могу даже подумать, что я одет, что это мой костюм. Все уже не относится к земной жизни. Голова летит, летит к свету, теплу в этот заманчивый мир, а всё остальное в адовых тисках урода. Шея, как лихо натянутый канат, вот-вот оборвётся. Боль леденящей волной сквозняком пронизывает все тело. Надо звать на помощь.
С непомерным усилием поворачиваю глаза к старику и кричу, кричу, кричу. Со временем осознаю, что просто открываю рот, как рыба на льду. Странное дело: я вроде как лечу, а все спокойно идут, и мы всегда рядом. А старик - нет, он просто паршивец - ТАК посмотрел на меня и таинственно нагло подмигнул.
А может это сон?
С надеждой вернуться в мир, к которому уже привык, возвратиться на землю, добрую и прекрасную, делаю попытку проснуться. Куда там - мои глаза открыты. Значит, это не сон. Страх увеличивается с уверенностью в реальность происходящего. Голова продолжает свой полёт. Рядом в дежурном рейде нож. Что делал он на картине Босха? Какая роль отведена для более полного отображения гениально сумасшедшего образа этому железу? Хочу вспомнить. Вроде как кто-то голяком катался на его лезвии. Как на велосипеде. Или нет? Не помню.
Задыхаюсь, в неимоверной боли чувствую, как чудовище терзает моё бедное тело, к бешено бьющемуся сердцу. В ужасном калейдоскопе красных дисков с брызгами алой крови и космической сажи вижу как нож-акула кружит вокруг меня по-зверски играя кусками моркови.
Страшно. Дыхание перехватывает. Закрываю глаза, пытаюсь сделать хоть один глоток воздуха и закричать. Воздух густой и липкий. Судорожно рву его зубами. Кусок воздуха, ещё глоток... Мне муторно. Кружится в мрачной карусели-мозгорубке голова. Все быстрее, все противнее. Разум покидает меня... Все, конец, отжил. Только вселенский ветер укутывает меня и нежно успокаивает, нянча, как заботливая мама больного ребенка.
ГЛАВА ВТОРАЯ.
Ощущение самого себя возвращается улиточно-медленно. Сейчас пропасть темноты, которая после этой боли для меня показалась райскими кущами. Из бездны тьмы всеми фибрами стремлюсь к свету, подспудно панически боясь рецидива, к свету, к свету, к свету. Я не червяк. Вот уже я что-то вижу. Как сквозь пелену, узнаю излучающее мутный свет окно моей спальни, кабинета, а заодно и гостиной, и, если повезёт в личной жизни, то в будущем и детской одновременно. Но фокус сбит и цвет не включён. Напрягаю зрение и определяю примитивно только абрис окна, переношу свой взгляд - всё ближе и ближе. И что я вижу?
С большим увеличением, правда и с большой зернистостью, наблюдаю чудное переплетение ниток в чёрно-белом изображении. Вижу прямо под собой какие-то противные лапы. Спонтанно анализируя, познавая вновь самоё "Я", вяло соображаю,) что это мои лапы, и не такие уж они и страшные. Хорошенькие, даже очень. Обычные тараканьи лапки. Значит, я теперь таракан и нахожусь в нашей, вместе со мной - человеком или со мной - тараканом, комнате. Выходит, что я человек в обличье таракана, который сидит на краю собственной кровати.
Только вот зарождающийся страх, панический страх, увидеть хозяина (т. е. меня!) ломает картину, во всей своей кажущейся стройности выводов.
Начинаю вспоминать. Я - таракан в возрасте, тапком битый, хлороформом травленный, со страхом жду чудовища, патологически тупого, отвратительного и враждебного. В этом агрессоре я узнаю себя. И, надо отметить, противней, чем этот ужас-монстр, я ничего не видел. Возникает беспросветное, подобное смертельному прессу, видение из недавнего прошлого.
Вместе с детьми тараканчиками лежим в теплом, уютном укрытии. Вся жизнь впереди, радость первого путешествия по кухне, чудо общения с тараканьим бароном...
Взрыв света, вероломно вскрытие нашего убежища, оскал ненавистной морды. Все врассыпную, а он/я, гад, всех давит, детей в первую очередь (если слово "очередь" здесь уместно). Они плачут, им страшно, что умрут, что больше не увидят эту кухню на этой прекрасной планете. За что? Ведь мы занимаем всего семнадцать квинтиллионных частей жилища яйцеголовых, а съедаем лишь то, что они не доели. Мне жалко малюток с усами, мне страшно, я боюсь и ненавижу его (т.е. самого себя). Больно за преследование тараканьего братства. Быть или не быть человеком? Вот в чём вопрос. А кто меня спросит?
Опять мне/ему муторно. Очень хочется узнать, что дальше и реально ли то, что здесь происходит или нет. Но пока я таракан, и я начинаю двигаться, наблюдая за дверью, появится ли душитель или нет? Иду, перебирая все шесть лап, не путаюсь. Конечности работают, но одна лапа поранена и болит. Это он, мерзавец, сегодня ночью запустил в меня вилкой. А потом, когда увидел, что не попал, бесстыдно заявил: вилка упала, значит, барышня придёт. Но женщина не пришла. И это правильно. Кому нужен такой уродец? И все-таки, хоть и с раненой лапкой, я убежал от него (т.е. от меня). Какая у него (меня?) была рожа, когда он увидел меня на стене! На ней (не на стене) отвратительное сочетание высокомерия и брезгливости, гадливости и самоуверенности, остервенелости и радости убийцы, учуявшего жертву. Тупой азарт, стремление уничтожить соседа на Земле.
За что? Мы не принесли человеку ни одной болезни, если не считать психологические травмы у неврастеников. А когда они нас всех уничтожат, что будет? Бог создавал нас вместе. Просто так он ничего не делал.
Потом хозяин этой халупы (я, что ли?) скинул тапки и, вооружившись одним из них, полез, используя табурет, на стену, чтобы убить меня. Но как у него (неужели это был я?) изменилось выражение этой самой рожи лица, когда, неловко лавируя своей толстой задницей, он (сомневаюсь, что это я) опрокинул бутылку со своим пойлом. Вино (это разве вино?) вылилось аккурат в тапок оставшийся на полу.
И вот он (я?) на полу в необычном положении, перед правой частью своей домашней обуви до краёв наполненной алкоголем. Поза экспрессивно выражает предельную досаду. "Мыслитель" Родена по сравнению с этим - просто дешевая статуэтка.
Будет пить или не будет?
Даже кот Кузя, которому обычно всегда всё пофиг, и его мать Муся, видавшая на своём веку многое, прекратили вылизывать себя и уставились с искренним любопытством на хозяина...
А сейчас я просто таракан. Мне интересно жить, мысли чёткие, желания реальные. Сейчас сбегаю (нет, похрамаю) на кухню, поем крошек, благо он/я хозяин неряха. Главное, чтоб он/я не появился. Передвигаюсь, озираясь, не пришёл бы человек или я сам в обличье яйцеголового.
Ползу и радуюсь, что не сделан ремонт. Как много тёплых щелей, как шикарны эти плинтуса. По коридорчику, мимо ванны, где можно с неисправного крана вдоволь напиться, вперед на кухню.
Я незащищённый, раненый таракан в возрасте вдруг усами ощущаю какое-то шевеление за дверью. Мне страшно. Даже не успев подумать, мигом очутился в прощелине. Не ахти какое, но укрытие.
Заходят в комнату, мешая, друг другу, двое. Один толстоват, с улыбающимся круглым лицом и торчащими волосёнками-лучиками, как бы дополняющими детский образ "лицо-солнышко". Волос ровно столько, сколько героически смог бы нарисовать вокруг круга самый ленивый детсадовец, изображая ближнюю для нас звезду. Второй - это просто обладатель носа и больших мешковатых штанов из парусины. И нос, и штаны одного грязно-бледно-лилового цвета. Как только он зашёл, просто почесал свою гордость - нос и поскрёб тыльную сторону своих отвратительных брюк. Хрюкнул и сказал непонятно что.
Здесь я стушевался. На каком языке он говорит?
Не по-русски, не по-тараканьи, непонятно что.
Они быстро обошли комнату, заглянули в шкаф и под кровать. Зашли в ванну, туалет, кухню. Потом тот, что с носом, из внутреннего кармана короткого, сморщенного пиджака извлек непонятное животное, очень большое для любого кармана. Животное с виноватыми глазами вечно неудовлетворенного жизнью интеллигента и телом медузы. "С носом" трясёт несчастного обитателя внутреннего кармана и выругался. Слышу знакомые мне слова. Это вопрос: "Где дохлятина?" - и, пардон, мат. Значит, они говорили по-русски. Почто ругаются, непонятно. Затем ругатель ласково щёлкнул удивительного оппонента по носу и запихал его обратно в карман.
Дальше он обратился к своему с шароподобной головой приятелю по-тарабарски. Я таракан-человек только что и понял: "Гитлер, Сталин, тело мертвеца, элениум".
Потом, тот, который, как солнышко, стал кулачком бить себя в грудь и высоким с хрипотцой голосом что-то говорить повторяя: "Чан-Кай-ши !! Чан-Кай-ши !
Тот, что "С носом", чуть рыкнул и легко дал кулаком под глаз "Солнышку" Сочный, огромных размеров синяк моментально засиял на лице у "толстого". С мимикой клоуна, он заскулил, его вытьё странным образом увеличивало "сливу" под глазом. Вибрируя и мерцая, как светомузыка, она выросла (или опустилась) до плеча.
- С Чан-Кай-ши было просто недоразумение. Пойдём лучше водку пить, - чисто по-русски сказал "С носом", - здесь нет, ни тела, ни души. По инструкции мы в течение семи часов не должны предпринимать что-либо для поиска пропавшего. Есть время смотаться в Индию на золотой, песчаный берег ласкового океана.
"Золотой" и "ласкового океана", - эти слова были сказаны нараспев в предвкушении блаженства.
Его глаза выразили предстоящую радость общения с природой. Затем, он расправил свои крепкие плечи, выпрямился, выказав свою осанку, резко рубанув воздух рукой, продолжил: "Купаться хочу! А синяк твой, считай, меня развеселил".
- А твой кулак меня нет. А насчет водки и купания это мудро, - весомо сказал "Солнышко" и тут же лишился сливы под глазом. Правда, ухо у него приняло неприличную форму и цвет пропавшего синяка.
И когда они уходили, я понял, это ребята не наши. Земляне, даже тараканы, сквозь стены не проходят.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Так всё-таки, что было со мной? Ну да, кошмарный сон - да и только, и ещё тягучий, липкий ужас. Надо меньше пить... а может, больше. Веселей, Шура, встаём. Лихо, с радостью ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ, скидываю одеяло, сажусь на кровати, собираюсь опустить ноги на пол, но неприятное ощущение в левой ноге не дает мне это сделать. Обследую свою конечность и понимаю: похоже, рано я поверил в то, что я представитель (пусть не самый лучший) эволюционно завершённых продуктов матери-природы на данный период времени. Анти чудо, парадоксально кошмарная явь: на моей ноге шрам, которого раньше у меня не было, который появился, видимо, сегодня ночью. И видимо, и пальпацией ощущаемо. Вспоминаю ночь. Значит, поранив таракана, я покалечил себя. А ещё этой ночью на меня напала мразь и преградила мне путь к Солнцу. Чуть башку, а правильней будет сказать - туловище, не оторвала. Слава Богу, туловище на месте, правда, с изъяном. Трогаю шею. Вроде, так и было.
И, в довершение этих кошмаров, этим утром я скрывался под личиной таракана от двух "не наших". Кошмарики, да и только.
С трудом и с опаской встаю. Топ-топ, с болью в ноге, с кашей в голове, ковыляю в ванную. Нахожу себя в зеркале. Ну и какое изображение мы имеем? Пропитая морда. Шея чуть тоньше, но зато длиннее. Растянул все-таки паршивец, поглаживая горло, говорю бодро и весело я сам себе и грустно думаю о сопливом чудовище. Смеюсь для реабилитации сознания. Трогаю шрам - не рассасывается. снова хихикаю - шея не укорачивается. Ну дела!
Есть привычка по утрам делать зарядку. Это одно из немногих моих хороших привыканий. А так я сугубо порочное существо, ведь плохие привычки незаметно, как ползучие гады, превращаются в порок.
- Привычка пить - крепко, сладко. Привычка есть - много, жирно. Привычка жить - вольготно, с упоением и с барышнями. Привычка делать вид, что всё хорошо, - ворчу я сам про себя, подхожу к музыкальному тандему (магнитофон-приставка "НОТА" и радиола "РИГОНДА") и включаю музыку.
"T.REX" - это чудо. Пока "НОТА" - трудяга согревается и, бессовестно фальшивя, набирает обороты, я готовлю спортинвентарь. Гиря - это моя кошка Муся, уже готова и прыгает мне на руки. Ленту с пышным бантом я привязываю к запястью. Итак, исходное положение: ноги на ширине плеч, руки с Мусей вытянуты вперед, Кузя (он у меня на подтанцовке) смотрит на бант и ждет начала зарядки. Магнитофон перестал "тянуть", и гимнастика началась.
Каждое упражнение (это я так недавно придумал) делаем столько раз, сколько мне лет. Итак, приседание. Сорок семь раз.
Один. Раз - два - три, раз - два - три.
А приседания-то не получаются, нога ноет, коленка не сгибается.
Два, инвалиды делают в щадящем режиме.
Ра-а-з - два-а, Ра-а-з - два-а.
Три. Кошка-гиря смотрит, недовольно прищурившись. Видать, не нравлюсь я ей сегодня. Я и сам себе противен. А вот Кузя - молодец. Прыгает за бантом с котеночным энтузиазмом, смешно кувыркается и радуется сегодняшнему дню. Веселье кота разделяет и Марк Болан, таинственно мурлыкая :
"Metal Guru is it your
Metal Guru is it your
Sitting the in your armour plated chair
Metal Guru is it true
Metal Guru is it true
All alone without a telephone..."
Четыре... пять.... Пять лет. Накатывает волна памяти.
Мне пять лет. Двери, за которыми познание жизни, открыты настежь. Я сплю в своей кроватке, мне тепло и уютно. Сквозь сон вижу, как мама подбрасывает дрова в большую, красивую печь. Дрова трещат, трещат. Им радостно от того, что согревают дом для людей, они приносят уют и тепло очага... Вдруг мне стало невыносимо пусто...(См. Рассказ номер один. "Первый шаг к познанию").
Шесть.
Семь.
Восемь...
....тридцать шесть.
Тридцать се-емь. Тяжело. Еще десяточек капель физических усилий для здоровья.
Тридцать восемь...
...сорок семь!
Все! На сегодня одного упражнения хватит. Жалею себя, свою ногу. Ленюсь... А если не лениться, то к своему последнему круглолетию, годам так к девяноста, я буду физически совершенен.
Моюсь, бреюсь по памяти, на зеркало больше не смотрю, чтобы не расстраиваться и не закомплексовать в хлам. Нога вроде не болит, если не думать. Мой рупор рок-н-ролла "НОТА-РИГОНДА" стал опять бессовестно портить музыку, вымаливая своим завыванием бережное к нему отношение и ремонт. Но у меня, не забалуешь! Больно бью ему по клавише "ВЫКЛ." и удаляюсь на кухню. Кормлю милых животных. Для них тресочка, для меня - кофе с цикорием и молоком, колбаса российская с батоном "К чаю". "К кофе" в СССР булок нет. А почему колбаса российская, а не РСФСэРская? Ем стоя и шарю глазами по углам кухни. Где ты, таракашка, как твоя лапка? Где мои тапки?..
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Удивительно всё на этом свете, а сегодня особенно. Всё прелести природы как бы возведены в квадрат. Отличный день... 20 сентября 1977 года. Новоиспеченный и отличный от всех предыдущих. Всю ночь, наверное, шёл дождь. Свежо и светло. Сквер преобразился после осеннего душа.
Молодые деревья с усладой наблюдают себя в зеркале луж, им нравится, разбуженная солнцем, охра листвы на крепких ветках. Золото, возникшее для расставания с телом древа и кончины. Нельзя рассуждать о смерти листвы, как о потере у человека остриженных ногтей, выпавших волос или смытой коже. Хоронящая осень торжественна и прекрасна.
А поросль все еще тянется к свету, но не с таким озорством, как весной и летом. У них вызывает опасение непонятный цвет на листиках, появившиеся оттенки, от желтого до красного. Пугает увядание листвы. Чувство страха, как у непросвещенной девицы в период первой менструации. А кто их просветит? (Юные натуралистки сами ничего об этом не знают, а крутые ботаники занимаются научными разборками и пьют спирт).
Старики деревья, тихо шевеля лапами ветвей, искоса поглядывают за молодыми деревцами, думая о корнях, стволине и порывистых ветрах.
А небо! Как никогда небесного цвета. Чуть по-осеннему грустная, легкая синева. Чудно! Небо с маленькими облачками - оригинальными нимбами для деревьев, излучающих волшебные переливы зеленого, яичного, пунцового, терракотового.... Сгустки небесного тумана, причудливо превращаясь в тучку, уже пытаются описать землю за то, что она долго не выпускала их из темницы, из своих недр, когда они были водой в роднике подземелья.
Был нелегкий прорыв к свету, к яркой красоте жизни на изумительной Земле. Как радостно, фейерверком брызг, стремясь к большой воде, переливалась вода и проецировала это радугу счастья на небосклон. Но коварное, безжалостное Солнце убило часть воды, не успевшую насладиться жизнью. Расправилась с самыми чистыми, самыми игристыми, со всеми, кто искренне открыт, кто на поверхности. И была смерть. Лучи светила, как лазерный меч, уничтожили воду, разбросали на бесконечное число маленьких душ. Страх. Было непонятное планирование над самым покровом земли, был одинокий полет в неведомое. Трепет перед непознанным...
Но настало великое воссоединение этих мизерных частиц первичного разума. Теперь вода - облако
Пара капель, это не дождь, это ещё не пописать. Но будет и дождь, будет возвращение. И это здорово. Значит смерть не вечна.
Я остановился, поглядел в небо. Затем послюнявил указательный палец и поднял его строго вверх. Прохладу на пальце я ощутил со стороны севера - востока. Значит, облака летят на зюйд-вест. Летите, догоняйте Маму-облако. Вы ещё вернётесь на землю, а сейчас вы авиаторы и, возможно, держите путь к теплому океану. Трудное путешествие, ведь основные облачные массы формируются как раз над океаном и движутся навстречу. Придется вам идти галсом.
Подумал, ведь тучи-облака перемещают через границы миллионы тонн живительной влаги. Дорогого, необходимого и экологически чистого продукта.
И никакой таможни, никаких пошлин, никаких взяток. Злые, жадные чиновники не у дел. По Маяковскому есть "облако в штанах". А раз есть штаны, то мы достаем из штанин "дубликатом бесценного груза", что? "Серпастый-молоткастый"! Но умники-политики пока, слава Богу, не придумали паспортов для туч и облаков. И это хорошо. Поделом любителям границ, что разобщают.
Если повезет и ветер не подведёт, скоро некоторые из этих пушистых самолетов-трансформеров будут на Барбадосе или на острове свободы (в смысле любви) - Кубе. Ласкай там себе нагих мулаток-красавиц с обалденными упругими попками. Но для этого надо повзрослеть и стать грозной тучей.
Может статься, ветер "туда-сюда". И вы задержитесь, блуждая над прекрасной Россией. По-зимнему строгой и затворенной, по-весеннему незрелой и веселой, по-летнему взбалмошной и пестрой, по-осеннему мудрой и печальной.
На Руси скоро заморозки. Может быть, первыми льдинками, грациозно кружась, вы посетите землю в виде кристаллов идеальной красоты, миллиардов маленьких произведений искусной матери-природы. А как радоваться вам будут люди! Кому-то из вас повезёт опуститься на пушистые ресницы красавицы. Кого-то поймает в шерстяные, пахнущие домом, рукавички маленький человечек и будет очарован, может первый раз в жизни, вашей красотой, и горько заплачет, когда нежное тепло превратит вашу изумительную, холодную прелесть в мокрое место. А некоторых, в Москве золотоглавой, изящно собьёт с каблучка "румяная, от мороза чуть пьяная" студентка.
Достал свой носовой платок, вытер палец и с унынием заметил, что я не облако и мне, возможно, никогда не бывать на берегу теплого, нежного океана. И никогда не суждено превратиться в снежинку и порадовать своей красотой никого. Никого, никогда.
Никого никогда? Да? Нет, довольно быть в миноре. Вперед на работу! Лужи сегодня обходим стороной, там бассейн для воробьёв.
- Был бы я такой маленький, как воробей, то с удовольствием нырнул бы в это зеркальце прохладной чистоты, - с душевным подъемом подумал я. Потом ещё поразмыслил и печально продолжил умозаключение: и сожрал бы того старого таракана, которым был я этим утром, после непонятных ночных полётов с вытянутой шеей и которого я, во хмелю орудуя вилкой, как предметом для убийства, покалечил. А если есть констатация, то должны быть и факты. Я снова, в который уже сегодня раз, потрогал шею. Тоньше - факт. Затем задрал штанину. Шрам на месте.
"Ещё чуть-чуть и колено бы сломал, - подумал я за себя и за того таракана. - А если я был бы трезв? А если половчей метнул бы вилку? А если бы я его убил?"
От такой мысли сразу захотелось портвейна. Пытаясь лучше разглядеть шрам, я, подражая (насколько позволил живот) лихому гимнасту, наклонился вперёд, да так резко, что очки соскочили. Ловя очки, вспомнил о приличии, ведь, наверное, я сегодня, этим солнечным утром, не один на улице. В позе полузакрытого перочинного ножика, я надел колеса-очки и осмотрелся. И что увидел я, заставило меня также резко распрямиться, судорожно оправить штанину, прибрать волосы и прикинуться приличным человеком.
Вот курсом прямо в мою душу идёт та красавица, о которой я всегда, в свободное от возлияний время, мечтал. Просто образ. Лихорадочно протираю очки. Трудно выделить что-нибудь. Всё хорошо. Но я, как аналитик, начинаю про себя рассуждать. Одета так, чтобы можно было подчеркнуть ее достоинства. Модная, прелестная курточка распахнута. Итак, подчёркиваем.
Грудь высокая, наверное, упругая, симпатичной на мой вкус формы - подчёркиваем.
Без бюстгальтера - подчёркиваем и ставим вопрос.
Блузка облегает классно - подчёркиваем.
Юбка цвета морской волны заканчивается, на ладонь-полторы (измерил бы) от начала ног. Подчёркиваем с вожделением.
Ноги длинные, стройные, как точёные - подчёркиваем. Со временем они, наверное, чуть-чуть пополнеют (лежал и толстел бы рядом) - тогда отпад башки у всех мужиков Земли, которые знают толк в красивых женских ножках. Подчёркиваем.
- По скверу (хорошо, что не по бульвару) гуляют скверные женщины, - скаламбурилось у меня в голове, и я улыбнулся. Заглянул в омут её глаз, и она тоже улыбнулась (даже очень).
Подчёркиваем: такие глаза, губки, зубки, ушки и носик - и без паранджи!
Идём навстречу друг другу, она лукаво улыбается, я кривлю свою рожу, изображая улыбочку. Зубы не показываю, чтобы не спугнуть. Сближаемся, проходим рядом, и я ощущаю трепет, как юный пионер на первой пионерской зорьке. Мы встречаемся взглядами, она, мгновение посмотрев, стесняется, а потом: глубокий, как бездна, взгляд - и будто между нами невидимый всплеск, взрыв информации небывалого объема. Все человеческие коды вскрыты, ключ к моей душе щелкнул, миллионы тестов на совместимость пройдены положительно, даже блестяще. И это всё за доли секунды моей никчемной жизни.
Передвигаюсь по инерции. Вот уже расходимся. Всё моё существо с трепетом противится предстоящей разлуке. Четыре долгих шага, оборачиваюсь, чтобы посмотреть, правильно ли юбчонка подчёркивает, по превосходному лекалу слепленные, крепкие бёдра. И она тоже оборачивается! И одаривает меня своей пленительной улыбкой! Все! Тут, когда я уже поднял ногу для следующего шага, навигатор в моей башке дает сигнал: "Разворот на 180 градусов!"
Резкие полкруга на опорной ноге, и я, как шут на канате, теряю равновесие. Дождь ночью сыграл роль Аннушки и "смазал" тропинку сквера водой, как маслом. Но я все-таки удерживаюсь вертикально на глинистом катке и, подпрыгивая как козёл, устремляюсь за прекрасной незнакомкой.
- Девушка, а девушка, пардон. Подскажите мне, пожалуйста, как пройти в Министерство культуры, - это я так "интеллигентно" решаю познакомиться.
Она, очаровашка, смеётся и говорит:
- Правильной дорогой идёте, товарищ.
Я, любитель радиоспектаклей, где каждый актёр - мастер художественного слова и где голос это образ. Я, любитель простой нормальной русской речи, о-б-а-л-д-е-л. Так приятно на моё ухо легла эта фраза. Какой голос!
- Ангельский и по дьявольски хорош, - сделал я парадоксальный вывод.
Заглянул, я ещё раз осмелился заглянуть в бездну её прелестных глаз. Мозг судорожно приказал языку произнести восторженные слова, а нижняя челюсть, невпопад, от изумления опустилась. Потом процесс извлечения слов из моего организма коряво пошёл. Для начала, я прикусил собственный язык и, с дикцией травмированного члена, стал складывать слова в предложения.
-Во...осемь... Всего семь, а вы восемь, то есть вы просто восьмое чудо... Да это очень правильная дорога, то есть сквер, раз я вас здесь встретил.
Деликатно пропустив мимо ушей мой лепет, незнакомка стала объяснять, как пройти к министерству, где, кстати, я уже скоро как десять лет с девяти до пяти с перерывом на обед обитаю, не нанося вреда обществу.
Но я, не вникая в смысл произносимого ею, просто стою, обалдевший, и любуюсь. Любуюсь этой красотой: её лицом, фигурой, её мимикой, её голосом.
- ....вы меня поняли?
- Нет, - я засуетился, - проводите меня, пожалуйста. Заблужусь в городе, деревенский я. Ну, пожалуйста!
Я соорудил лицо простого деревенского парня. Мысли лишь о том, как бы познакомиться.
- Помогите мне, не бросайте меня. Очень прошу, доведите меня до крыльца этого уважаемого учреждения. Я так к культуре стремлюсь, так стремлюсь, но инстинкт не срабатывает, и я всё блуждаю-блуждаю...
И про себя додумал: все по кабакам, да по кафешкам.
Она не перестаёт улыбаться.
- Пойдёмте.
Прикидываю, если "пойдёмте", а не "пойдём" - значит, она либо очень воспитанная, либо считает меня старым.
Идём быстро, одно из двух: или физкультурница, или спешит. Иду чуть поодаль и восхищаюсь. Наблюдаю, как красивый образ преображается в движении и получаю не совсем приличное наслаждение от созерцания её изящно шевелящихся частей тела: ног, рук, бёдер, плеч и груди. Идёт так легко и быстро, что мне самое время перейти на галоп. Я, с усердием одержимого спортсмена, шаги увеличиваю, и скорость ковыляния тоже. Это сложно с моей загадочной травмой ноги. Ой, болит левая задняя лапа! Она идёт быстро, полуоборачиваясь на ходу, поправляет волосы, в которые органично вплелись лучики света, доставленные нам сентябрьским солнцем. Улыбается и с прищуром посматривает на меня.
А я? Делаю вид, что у меня выправка придворного офицера и походка пусть хромого, но актёра бродвейской оперетты. А в такт шагам смекаю: "Как познакомиться?", "Как познакомиться?", "Как познакомиться?".
Вот и поворот. Подходим к крыльцу здания, которое мне уже давно порядком надоело. Моя спутница поворачивается, и так горделиво мне заявляет:
- Вот это Министерство культуры.
И вежливо так интересуется: Кто мне нужен и по какому делу?
- Мне нужен товарищ Бикфордов Александр Сергеевич, - тут меня понесло - по очень важному государственному делу.
- В нашем Министерстве все дела государственной важности.
- Почему это оно ваше, - шутливо удивляюсь я.
- Работаю я здесь, вот уже вторую неделю.
- Как так? Так давно? Почему? Кем? Где? - я чувствую себя полным идиотом.
- Секретарём у товарища Студенцова.
- А почему вы шли в противоположную сторону? - проверил я её.
- В киоск за журналом. Обещали с утра "Ванду" давать, ведь ещё без четверти девять.
Тупо смотрю на свой хронометр: 9-29.
-Я побежала, а вы подождите, - и уже на ходу добавила: - Слышала о Бикфордове, но пока еще не знакома.
И когда эта очаровательная девушка, как уже любимая птичка, долетела до угла здания, моя непонятная ошарашенность с кряком вырвалась из сурового организма наружу и я, с веселой нотой в голосе, приложив ладонь ко рту, хихикая, прокрякал:
-Кхря, познакомитесь, я Вам обещаю! Кхе.
Я перевёл часы, постучал по обшарпанному стеклу хронометрического аппарата и прошептал, обращаясь к этому мерилу времени:
- Люблю я вас за размеренность и стабильность, позолоченная вы моя, противоударная "Ракета", с двадцать одним камнем. Спасибо, сегодня вы поторопились вовремя. Обещаю сдать в мастерскую, на чистку внутренностей и полировку стекла. ...Хотя, впрочем, я и без вашей помощи познакомился бы с ней.
Часы замедлили ход.
Определив перебои в механизме, я уже громче добавил:
- Ладно, отдам в хорошую мастерскую, а в приличном заведении внутренности промывают исключительно чистым спиртом.
Услышав это, часы, как мне показалось, с усердием зачастили. Доброе слово и железяке приятно.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Возбуждённый и почему-то радостный, я захожу в старый дом, построенный в прошлом веке для людей, где сейчас обитают чиновники. Дом, как человек, со своими болячками, шрамами, ранами, душой. Организм. Сердце вырвано. Артерии ещё кровоточат. Крыша сопливит. Нет у дома доктора! Есть средней руки умельцы, делающие макияж покойникам. Дряхлый старик-дом с непонятного цвета румянами. Душа его, наверное, еще теплится где-то на чердаке. Ждет душа хозяина. Временщики разрывают душу...
Дверь организма, нехотя со скрипом, открывается. Вахтёр, хороший мужик, без ливреи, фуражки, осанки, бакенбардов и, возможно, без любви к СССР с удивлением приветствует, лениво пристав со стула:
-Раненько Вы, товарищ, Бикфордов Александр Сергеевич.
-Много работы,- нагло соврал я и взял ключи.
В приподнятом настроении подымаюсь по парадной, но унылой лестнице и сам потихоньку начинаю смекать, чем выше, тем всё энергичней; вчера я несанкционированно покинул работу в 15 часов 15 минут, оставив на столе композицию "ОнГде-тоТут". Министр, наверное, меня искал, проверял, паршивец. Ну, а если и искал, то всего-то полтора-два часа. Подумаешь.
Вчера был в Одессе футбол. Любимая команда шефа "Черноморец", надо узнать счёт. С высоты первого марша лестницы, обернувшись, кричу вопрос вахтёру:
-Семёныч, как сыграл " Черноморец "?
-3:0, Бикфордов, ты представляешь, какая была игра... - и Семеныч, размахивая руками, то ли восторженно, то ли с возмущением, начинает комментировать спортивную встречу. Но в данный момент мне это не интересно, я болею за команду Эдика Стрельцова.
Продолжая восхождение на третий этаж, мурлыкаю песню Джо Дассена и размышляю о том, что сегодня министр должен быть в добром расположении духа. Ведь футболисты из Одессы выиграли, да и секретаршу себе отхватил, "будьте нате". А я наврал этой красавице про себя. Почто наплел? Больше не буду врать. Скажу ей честно: хотел познакомиться.
В кабинете было убрано, но композиция "ОнГде-тоТут" была не разрушена. Уборщица, свой человек, очень тонкий ценитель прекрасного. Особливо ей нравятся инсталляции на моём столе. Да и критик-искусствовед она справедливый. Бывало, даже на работу пораньше придёт, чтобы обсудить мои изобразительные эксперименты:
"Что это ты натворил, намедни, Сергеич. На столе дохлая селёдка соленая и грустная, пустые бутылки из-под портвейна, стаканы грязные, вилки изогнутые без системы расшвыряны, разве это красиво?"
А вчера, просто искал чистый стакан и вывалил содержимое ящиков письменного стола на спину этого же стола. Получилось высокохудожественно.
Со стола убрать, что ли. Нет. Нет, не надо. А может быть, я уже полчаса работаю.
-Да, работаю уже целых полчаса, - окончательно обнаглев, убедил я себя, - и, вообще должен ведь кто-то в этой стране честно, с осознанием долга гражданина, с ответственностью за всё человечество, работать!
Ласково погладил свой череп, сел на стул, оглядел столешницу, как произведение искусства, продолжая напевать песню французского барда, переставил несколько раз три скрепки на этом "холсте" и задумался.
Четыре скрепки, было бы хуже. Развалили бы всю композицию. Да, одна лишняя скрепка всё бы сгубила. Как хороша отворенная готовальня в окружении цветных, праздничных открыток! Бархат и никель. А на глянце картона: цветы, серпы - молоты, открытые, честные лица, декларации, призывы. Ненаглядная красота! Впрочем, нет - наглядная агитация.
Утренняя незнакомка не вылезала из головы. Залезла вся. И вся тут. Ещё раз нежно помассировал руками свою голову, поплотней сел на стул, закрыл глаза, и потихонечку, раскачиваясь на задних ножках стула, блаженно стал представлять: примитивно, но очень приятно:
"Вот мы на лодке вдвоём плывем по сказочно красивому озеру.
Солнце светит сверху мне (значит полдень),
Как хорошо моей голове (стало быть похмелился).
Я гребу сильно, размеренно, с толком. Она сидит на корме, плетёт венок из лилий и мило-мило-мило улыбается.
-Давай загорать, милая, - говорю я ей.
-А я без купальника, дорогой.
-А мы купаться и не будем, а вдруг, здесь такие щуки-мутанты, ну как нильские крокодилы. Голодные и не признающие женскую красоту за духовную пищу.
-Даю, солнце мое.
Она встаёт, смело скидывает сарафанчик и остаётся только в, недавно сплетённом, фитоподобии короны, что венчает всю прелесть её нагого, нежного тела.
Опьяненный ее красотой, я начинаю волноваться, как мальчишка, и грести хаотично. Она сексграциозно ТАК садится на край скамейки кормы, кладет нежные ладошки поверх моих дрожащих рук, и помогает мне, уверенно добиваясь синхронности движения.
Ра-аз, два-а. Ра-аз, два-а.
И божественные, налитые солнечным светом, девичьи груди, с крепкими сосками - башенками в такт: "Ра-аз, два-а. Ра-аз, дв-а-а".
От этого образа, родившегося в моем сознании, просто блаженно растворяюсь в этом космосе, пронизанном невинно-хрустальной музыкой любви.
А она мне томно шепчет: "Я твоя царица Изабелла, ты мой Колумб".
Только фокус и угол взора меняю в такт мелодии вожделения.
Ра-аз, два-а. Ра-аз, два-а.
Округлые груди - плоский низ живота.
Ра-аз, два-а. Ра-аз, два-а.
Розово-зефирные соски - курчаво-шелковый бугорок.
Ра-аз, два-а. Ра-аз, два-а.
Вот в небесном сиянии является Купидон, римский бог любви, символ неотвратимости любви, плотской страсти. Очаровательный малыш с луком и серебряным колчаном полным золотых стрел. Лук в походном состоянии "наперевес".
Ра-аз, два-а. Ра-аз, два-а
- Стреляй в меня пацан крылатый, порождение Хаоса, - призываю я, изнемогая от страсти.
А малыш криво улыбаясь достает из колчана одну стрелу и начинает размахивать ею, как дирижерской палочкой.
Ра-аз, два-а. Ра-аз, два-а.
Купидон в экстазе, закатив глаза, нагнетая экспрессию, подгоняет ритм, требуя от невидимых музыкантов апофеоза.
Ра-аз, два-а. Ра-аз, два-а.
Скрип уключин органически вливается в божественный водопад звуков.