| . |
************Расплата************
РАСПЛАТА
С утра погода хмурилась. Небо обложили тяжелые, серые тучи, угрожая затопить еще не отошедшую от суровой зимы землю холодным вешним дождем. И в такт этому сырому мартовскому утру хмурилось настроение у только что проснувшегося Осёлова Петра Харитоновича. Да и как было не хмуриться этому самому настроению? Два дня назад скоропостижно скончался Филин Яков Абрамович. Очень близкий Петру Харитоновичу человек. Правда Оселов не знал, считал ли скончавшийся скоропостижно Филин близким его. Но сам - считал. И даже очень этой близостью гордился. Да и могло ли быть иначе?. Огромный талантище Якова Абрамовича восхищал не только Осёлова. Да! Да! Именно талантище!. Огромный талантище делать деньги из ничего. Словно магнитом притягивал он их к себе. Но Петр Харитонович , не одно десятилетие проработавший вместе с Филиным , прекрасно знал, что дело тут совсем в не чудодейственном магнетизме. Знал Петр Харитонович, что не было в городе ни одной конторы, в которой не утопил бы свой коготок Яков Абрамович.
Сидел в своем кресле этакий умненький, седенький старичек - паучёк, и тихонько ткал розовую, совсем безобидную с виду паутинку, опутывая ей умы людей, считающих себя великими мира сего, привязывая их прочно невидимыми нитями к своей конторе.
- Информация! Информация! Миллион за информацию!- любил повторять он, потирая от удовольствия руки. И прислушиваясь к этим словам своего боса , понимал Петр Харитонович , что соткана еще одна паутинка и еще кто -то попал в сети Якова Абрамовича . Он как воочию видел в тот момент тонкие ниточки паутинки возникающие из пространства и исчезающие в кабинете своего всесильного шефа. Одной из таких паутинок Петр Харитонович ощущал и себя. Порой он даже слышал , как через его гудящее от напряжения тело шли и шли потоки информации, чудодейственным образом превращаясь в конце своего пути в коричневые , словно только что поджаренные поросята , российские сотни, зеленые, словно только что явившиеся с того света , американские доллары , английские фунты европейские евро , канадские , австралийские и еще бог весть какие немыслимо пестрые , обладающие покупной способностью, хрустящие бумажки.
И вот все кончилось. В центре! Там, где смыкались несущие информацию нити. Там , где должен быть главный , живой , пульсирующий центр , преобразующий пойманную в расставленные им сети информацию в радужное разноцветье валют , зияла огромная пустота . Еще гудели от напряжения нити - паутинки , перегоняя в никуда потоки информации , не понимая , что все кончено . Что их работа никому уже не нужна . Великий центр отключился. Замер. Застыл. Всесильное время решило вычеркнуть его из суетной жизни.
' Пора вставать ' - подумал Петр Харитонович, ёжась от охватившего его нежелания подчиниться необходимости покинуть теплую постель. Но вставать все таки придется. В конторе, в довольно обширном зале, на высоком постаменте стоял обшитый лиловым бархатом гроб. А в нем лежал не подвижно, с умиротворенным выражением на восковом лице Яков Абрамович Филин - Остывающий центр созданной им вселенной - в окружении своих верных соратников , стремящихся сочувственными вздохами , слезными речами и страдающими выражениями лиц отдать дань уважения и скорби своему усопшему повелителю.
Вполне естественно, что в этой источающей скорбь и сострадания толпе присутствовал и Петр Харитонович. Два прошедших дня присутствовал и так же, как и все, источал скорбь и слезы по безвременно ушедшему из жизни благороднейшему и наичеснейшему сыну своего народа Филину Якову Абрамовичу. Сегодня третий день. Последний день сбора скорбной дани усопшим со своих сподвижников. На сегодня назначены похороны. ' К выносу гроба нужно непременно успеть ', - решил Петр Харитонович, с сожалением покидая уютное , постельное тепло. Разгоняя остатки сонной лени, сделал руками несколько сильных, резких движений и, ощутив прилив сил и бодрости, начал торопливо одеваться. Затем , проглотив очищенное заботливой женой яйцо и запив его чашечкой крепкого кофе , он , придав своему лицу скорбное , присущее цели его похода , выражение , вышел на улицу.
У дверей конторы толпились, дымя сигаретами, несколько пришедших ранее сослуживцев. - Ну как он там? - спросил почему - то шепотом Петр Харитонович у первого близ стоящего сослуживца. - Лежит - однозначно ответил тот , горько вздохнув. - Жалко , понимаешь . Такой человечище и вот ! - И равнодушно пыхнув сигаретой, отвернулся.
- Да, да. Конечно ,- заторопился Петр Харитонович кивая головой и прекрасно
понимая всю глупость заданного вопроса и не меньшую глупость полученного ответа.
Конечно же покойник должен непременно лежать, выставив себя на всеобщее обозрение. Что ему еще остается делать? Стоя у гроба, Петр Харитонович вдруг ощутил, что устал скорбеть. Устал смотреть на торжественно - умиротворенное лицо Якова Абрамовича. Да что он, святой что ли? Жил как все, Воровал как все. Вот только в умении обделывать свои делишки обошел всех. Еще работая директором базы УРСа в довольно трудное для деловых людей, советское время, Филин сумел организовать вокруг себя круг людей, явно стремящихся жить лучше своих возможностей. Сумел и заинтересовать их, что, в общем - то не состовляло большого труда, ибо с физиономий строителей коммунизма - социализма с человеческим ласковым лицом не сходило выражение крадущегося к добыче хищника.
Ну а как мир иллюзий рухнул, тут уж Филин развернулся во, всю. Да и как было не развернуться ? С развалом Союза прокуратура, и раньше не очень беспокоившая деловых людей своим вниманием и вовсе прикрыла глаза. За определенный интерес , естественно. А заинтересовать Филин умел. Не забывал и своих сослуживцев . Щедро осыпал их крохами со своего стола получая с них взамен все то , что нужно было ему.
Увлекшись воспоминаниями, Петр Харитонович совершенно забыл, что стоя у гроба он обязан держать присущую скорбному случаю маску, и поймал себя на том, что улыбался. Улыбался самым кощунственным образом . Спохватившись и стараясь исправить ошибку , он явно перестарался и явил на своем столько скорби , что привлек к себе внимание дежурившей в зале медсестры .
-Вам плохо? - Из - за плеча выглянуло круглое, голубоглазое девичье личико . - Может укол? - Нет, нет! Простите . Это я так . Просто так. - растерянной скороговоркой бормотал Петр Харитонович , боком по птичьему отодвигаясь от медсестры. - Да, да! Просто так! Тяжело, знаете ли.... Такой человек и вот ... несчастье.
Ловя на себе сочувствующие взгляды, он спешно отошел от гроба
-Друзья были ... - прошелестел за спиной чей - то шёпот. - Ишь как переживает.
-На кладбище, стоя на краю могилы и ощущая промокшими ногами леденящий холод не успевшей еще отойти от зимних холодов земли, Петр Харитонович слушал торжественно - слезные речи сослуживцев, отрабатывающих свои крохи, полученные ими в разное время со стола Филина, и вновь ловил себя на желании рассмеяться над ними. Над их фальшивыми слезами и скорбью. Над сочувствием , тоже фальшивым . Над их выражающими фальшивую скорбь масками вместо лиц. Он хорошо знал , что они просто отрабатывали свой хлеб. И он сам тоже отрабатывали свои крохи, хотя и знал, что такие качества души, как святость, скромность, честность, о которых так много говорили над могилой, Якова Абрамовича просто отсутствовали. Но он понимал, что им надо стоять над могилой. Надо было слушать скорбные , торжественно - хвалебные речи друг друга и говорить самим. Так было надо. Для самопризнания . Для самоуважения. Да, наконец, для окружающего их мира способного по человечески, оценить их горе, ибо сами они этого сделать уже не могли.
Но вот, наконец, под скорбные всхлипы близких и под щемящие душу вопли духового оркестра шестеро отмеченных нарукавными повязками молодцов подхватили гроб и на длинных полотенцах опустили его в могилу. Торопливо бросив на крышку гроба по горсти земли , все провожавшие в последний путь незабвенного Якова Абрамовича отошли от могилы , давая возможность вооруженным лопатами рабочим выполнять свои обязанности.
После похорон, когда последние детали скорбного кладбищеннского ритуала были закончены , все друзья и соратники великого гения и беспримерного руководителя расселись по машинам и автобусам и помчались спешно в откупленный для поминок отошедшего в мир иной Филина ресторан.
Оказавшись в уютном теплом зале, уставшие и изрядно продрогшие друзья, и соратники усопшего, окинув красноречивыми взглядами выстроенные в стройную шеренгу столы, спешно усаживались на облюбованные места. Дружно звякнули графинчики . Забулькала водка , выливаясь из хрустальных , украшенных затейливой резьбой пузцов в высокие тонконогие рюмки . Помянули покойника в первый раз . И во второй . И в третий . Обязательно нужно три . Три рюмки водки ! Обязательно три.! Во имя Отца и Сына и Духа Святого! Во как! А за третьей рюмкой пришел черед не обязательной четвертой. И уже совсем не обязательной пятой и шестой.
Уставшие от скорбных речей и слезного сочувствия сподвижники великого гения, обрадовавшись, что пришло, наконец, время порадовать свои желудки горячей пищей и многоградусными, согревающими замерзшее тело и ласкающими разум напитками, дружно трудились над столом. Все реже и реже вспоминали имя усопшего . Насытившемуся телу и залитому водкой разуму было уже не до скорби.
- Да и надо ли так долго - то? Умер и царство ему небесное! Выпили за него и еще выпьем. Живое живым , а умершим - покой . Покойник - то и сам бывало ... Да, любил погулять . Веселый был человек . Какие застолья ! Какие встречи!
Играла в хрустальных вместилищах водка. Наливались красным жаром лица . И наконец пришло время , когда о покойнике и скорби забыли совсем .
В дружном союзе сомкнулись над столом тонко звякнувшие рюмки. - За нас ! За живых!
Странным было пробуждение Петра Харитоновича. Ощутив , что проснулся , он весь напрягся , собрав в кулак свою волю , готовясь мужественно встретить приступ головной боли , преследующий его после каждого застолья сопровождающегося обильным распитием спиртного. Но, к огромному его удивлению, боли не было. Не тошноты, так же постоянной спутницы после застольных переживаний. Более того , во всем теле ощущались удивительная легкость и сила , а разум был чист и свеж , как у только что родившегося дитя.
' Да Что же это со мной? '- Подумал Петр Харитонович, осторожно приоткрыв глаза. И тут же открыл их широко - широко, ибо место, где он находился, было абсолютно ему не знакомым.
Во первых, он хорошо это помнил; на дворе был март и по обочинам дорог высились холмы грязно - серого снега, а на успевших вытаять местах морщились под порывами свежего ветра голубые, холодные лужи. Но здесь ничего похожего не наблюдалось. Под ним мягким ковром растилалась трава. И вокруг тоже была трава. И дальше, насколько хватало глаз, простилалось зеленое море. Впрочем , зеленой траву можно было назвать
только условно. Настолько условно , насколько можно было назвать зелеными голубые канадские ели.
И воздух! Конечно же, он не шел ни в какое сравнение с дымным и пыльным воздухом города. А музыка! Петр Харитонович мог поклясться, что нигде и никогда ранее не слышал ни чего подобного. И слушая её, не сразу понял он, что исполнителями этой чудной мелодии были птицы . И такое ликование , такое торжество жизни звучало в их звонких голосах , что захотелось вдруг Петру Харитоновичу взмахнуть крыльями , то бишь руками , и мчаться , мчаться прямо в бесконечную синеву раскинувшегося над ним неба.
И все ж, где это я? - вновь подумал он, когда восторг от увиденного и услышанного немного улегся. Но тщетно напрягал свою память, Петр Харитонович силясь вспомнить то, что могло бы объяснить его появление здесь. Последнее, что помнил он, были красные, мокрогубые лица сослуживцев с остановившимися, словно стеклянными глазами. И все. И туман. Густой плотный туман заполнивший усталый мозг
- Проснулся никак? - спросил кто - то рядом слабеньким тенорком. Повернувшись на голос , увидел Петр Харитонович перед собой не высокого , очень даже не высокого старичка в длинной , до самых пят , белой рубахе , с густыми ниспадающими на спину густыми волосами и такой же седой длинной бородой .
- В гости ко мне, значит, пожаловал?- скорее утверждая чем, спрашивая, произнес старичёк не спеша, усаживаясь в резное креслице, которого еще минуту назад здесь не было. Как впрочем, не было и самого старичка.
Да ты лежи, лежи,- замахал руками старичек, заметив, что Петр Харитонович собирается подняться с травы. - В гости - то ко мне редко кто заходит. Все больше совсем норовят . Торопятся с грехами своими расчитаться.
- С грехами? - переспросил Петр Харитонович, с удивлением разглядывая чудного старичка.
- С грехами мил человек, с грехами, - ласково пропел старичек. - Уж больно много грешат ныне людишки на земле матушке .- И по тону, коим сказаны были эти слова , понял Петр Харитонович , что жалел старичек , очень жалел творящих на земле грехи людей.
- А как же? И жалею,- согласился старичек, самым непостижимым образом угадав мысли лежавшего перед ним гостя. И их жалею . И тебя жалею .
И меня? - с удивлением переспросил Петр Харитонович.
И тебя, мил человек, и тебя. Али думаешь , что безгрешен ?
- Да нет. Не безгрешен, конечно,- смутился слегка Петр Харитонович под лукавым взглядом старичка. - Не безгрешен. Кто у нас не грешит. Не святые ж мы.
-Ишь ты, признаешь, значит. - Удовлетворенно проворковал старичек. - А помнишь ли ты их. Все грехи - то свои?
-Да где там, - скромно потупил взор Петр Харитонович, - Разве все - то упомнишь.
-Не можешь вспомнить? Али не хочешь? - Спросил старичек, пряча в серебристо своей бороде улыбку. - Коли не можешь вспомнить , так я тебе и помочь могу. Я- то все помню.
Работа у меня такая.
- Ну давайте,- не желая обидеть вежливого старичка, но все же без особого энтузиазма согласился Петр Харитонович. - Давайте, по вспоминаем.
- С чего начнем? - спросил старичек. - Может с детства ?-
- Давайте с детства. Со школьного возраста.
-Хорошо, хорошо,- обрадовано закивал головой старичек. - Люблю детство вспоминать. Золотое времечко.
Да, - мечтательно протянул Петр Харитонович.- Детство - это удивительная пора
И тут же увидел перед собой классную доску со следами мела, свою учительницу _ старенькую и седенькую Елену Борисовну. Ровные следы парт и себя , со стороны . Его соседка по парте , девочка с большим белым бантом , стоит у доски а на её месте ,где только что сидела она , лежит её расстёгнутый портфельчик. И еще увидел Петр Харитонович тянущуюся к портфельчику свою собственную руку. Вот она бесшумно нырнула в портфель, сжалась в кулачек и вынырнула обратно, унося в пальцах розовый квадратик резинки - стерки.
- Видал?- коротко спросил старичек, сострадающе глядя на смутившегося собеседника.
-Видел, - кивнул головой Петр Харитонович, отчего- то стесняясь поднять глаза на старичка. - Конечно видел. Но это, же мелочь
-Мелочь,- охотно согласился, старичек, снисходительно улыбнувшись. - Все это, конечно мелочь. Но только по вашим , земным меркам. Для нас же это поступок. Для нас не существует разницы , что ты украл. Резинку - стерку или золотой самородок. В любом случае ты совершил поступок, а в данном случае грех, И должен за это нести ответственность. Понимаешь меня?
- Я же мог тысячи таких резинок ей вернуть, пробормотал Петр Харитонович, чувствуя как уши и щеки, наливаются пунцовой краской. - Исправить ,так сказать .
- А вернул?
-Нет. Не вернул.- Петр Харитонович уже досадовал на себя за то, что так опрометчиво согласился вспоминать свое детство.
-Подумаешь резинку стянул...- подумал он с раздражением . -Детство все же , с кем не бывает.
-Бывает, конечно, - охотно согласился старичек, опять, самым странным образом угадав мысли собеседника. - Со всеми бывает. И можно не вспоминать, если не хочется. Ты же у меня гость. А желание гостя всегда закон.
Да нет, отчего же,- Заупрямился вдруг, неожиданно даже для себя, Петр Харитонович - Вспоминать! Вспоминать! Только не из раннего детства,- предупредил он, заметив скользнувшую по лицу старичка улыбку.
-Хорошо, хорошо, - закивал головой старичек, охотно соглашаясь с ним. - Давай возьмем институт.
- Э нет! Воскликнул Петр Харитонович, легко, как ему показалось, раскусив замысел коварного старичка. И даже пальчиком ему, погрозив шутливо.- Знаем мы, мол, вас. Да и сами не лыком шиты. - Институт мы вспоминать не будем. Мало ли что мог я натворить в молодости . Молодость- то , как известно , безрассудна . Мы возьмем более зрелое время. Сразу после института.
-Хорошо,- Старичек, кажется, так и засиял от счастья.- Вспомни , пожалуйста , свой первый месяц на производстве . Тебя тогда , кажется , мастером поставили ?
- Так - согласился Петр Харитонович отчего - то теряя уверенность.
- Вспомнил? А теперь вспомни, чем ты занимался в конце месяца. Впрочем , ты занимался этим в конце каждого месяца .
Петр Харитонович взглянул в глаза старичка и увидел в них не ожидаемый азарт спорщика, а жалость и сочувствие к нему.
- Ну что, вспомнил?
- Ну, вспомнил. Наряды я составлял на проделанную бригадами работу.
-Вот, вот! - радуясь чему - то закивал головой старичек. - Именно! За проделанную бригадами рабочих работу.
И что ж из этого? - спросил Петр Харитонович, ощущая легкое раздражение от ласкающего стариковского взгляда. - Надеюсь, что ни чего грешного в этом нет !
- Да в этом- то нет, грустно вздохнул старичек. - А вот в другом.... На-ка вот, наряды твои.
Перед растерявшимся вдруг Петром Харитоновичем, прямо на траву легли исписанные его рукой листы бумаги.
- Ты на фамилии, на фамилии посмотри,- посоветовал старичек, отвечая на недоуменно - растерянный взгляд смущенного собеседника.- Сколько человек у тебя работало на самом деле ?
-Все! Не надо! Я понял! - просипел пересохшим вдруг горлом Петр Харитонович. Да и как было не понять ? И ребенку было бы ясно, что фамилий в нарядах было намного больше, чем работало на самом деле. Мертвые, так сказать, души.
- Ну а деньги за тех, кто работал, кто получал? - не унимался старичек. И ведь не осуждал. Жалел. Жалел по, настоящему. Совершенно искренне жалел.
- Я только выполнял приказ директора ,- попытался защитится от наседавшего старичка Петр Харитонович. - Понимаете? Я ведь только приказ....
- Но ты еще и деньги получал за это, - грустно выдохнул старичек. - Не заработанные деньги, а значит украденные. И получал ты их каждый месяц.
- Я же в церковь ходил,- пролепетал, окончательно растерявшийся Петр Харитонович боясь, от чего-то, поднять глаза на собеседника и краснея, словно первоклассник, получивший первую двойку. - Я еще молился ... Я и деньги на пожертвования ... Часть денег.
- Понятно,- еще больше загрустил старичек,- И меня, значит, в свои сообщники записал.
-Нет! Нет! Не записывал я! Не записывал! - Воскликнул, Петр Харитонович испугавшись вдруг чего-то. - Это я! Это я во всем виноват! Я сам! Сам! И не надо больше вспоминать!
- Ну хорошо, хорошо, - согласился старичек. Не надо так не надо . Я не настаиваю . Время твое еще не пришло . Ты сегодня гость у меня. А желание гостя для меня закон.
- И что ж мне теперь делать? - спросил Петр Харитонович, нарушив нависшую над ними гнетущую тишину ощутив вдруг всю тяжесть содеянных им грехов. Он даже сгорбился под этой тяжестью. - Ежели все - то вспомнить ... Ведь всю жизнь я... - И вновь замолчал Петр Харитонович . Не повернулся язык сказать , что он всю жизнь он только и делал , что воровал . Воровал у людей работающих . Не задумываясь и не зная у кого конкретно
- Не знаю мил человек. Не знаю. - тоскливым голосом откликнулся старичек. И столько тоски , столько обреченности и не поддельного сочувствия услышал Петр Харитонович в его голосе , что едва не заплакал от жалости к себе.
- Хотя, впрочем, могу я организовать, по знакомству, одну встречу тебе. Ежели желаешь, конечно. Может и поможет . Глядишь и удумайте что -ни то . Вдвоем - то оно легче думается.
Встречу с Филиным Яковом Абрамовичем старичек организовал, не мудрствуя долго. Просто исчезла вдруг манящая своей дивной красотой даль. Пожелтел горизонт . Сухой , горячий воздух ожег гортань . Заполнил зноем грудь . Опалил лицо жгучим дыханием пустыни.
- Да где ж это я? - забеспокоился, вновь было, Петр Харитонович, с тревогой вглядываясь в нависшие над ним вершины курящихся на ветру барханов.
-Да ты не тревожься, - заговорило вдруг пространство голосом старичка, таинственно исчезнувшего из глаз. - Жару я плохо переношу , поэтому останусь здесь. Но я все время буду рядом с тобой. А ты жди. Заявится скоро друг твой. Не заставит себя ждать.-
И не успел, кажется, затихнуть голос старичка, как из - за ближайшего бархана появилась вдруг странная процессия, показавшаяся, на первый взгляд, бесформенной кучей разного отжившего свой век хлама. Охая и стеная, ползли, поблескивая лакированными боками тяжелые шкафы , бывшие , вероятно , когда-то мечтой любителя - антиквара.. Модные импортные стенки проплывали солидно мимо , позванивая стеклянными дверцами. Широкие, под старину кровати, телевизоры, кресла, стулья, диваны, торшеры. И все это было увито самым разномастным тряпьём , служившим одеждой , украшением или еще только Бог знает чем своим хозяевам . Костюмы , фраки , рубашки ковры , столы . Трубы духового оркестра. Ящики с бутылками банками. Все это ползло упрямо вперед , в след бредущему по песку усталому , запыленному человеку .
- Яков!...Яков Абрамович! - Еле слышно воскликнул Петр Харитонович пересохшим вдруг горлом, с большим трудом признав в этом странном путешественнике своего, всегда веселого розовощекого, всегда уверенного в себе начальника и друга.
-Любуешься?!- скорее выкрикнул, чем спросил, Филин, останавливаясь напротив замеревшего в растерянности Петра Харитоновича.
И вся его более чем странная компания, скрипящая, стонущая, громыхающая, остановилась тоже и, присев на песок, злобно уставилась на него.
В этот момент Петр Харитонович мог поклясться чем угодно, что у них были глаза- маленькие, красные, злые глаза.
- Ишь ты какой!- злобно выкрикнул Филин, глядя на Петра Харитоновича белыми от бешенства и усталости глазами. - Воровали вместе, а тащить и расплачиваться я один должен! - Так я еще не это,...- растерянно пролепетал Петр Харитонович, испуганно попятившись от шагнувшего было к нему разъяренного Филина. Я же не на совсем еще. Гость я. И это...
-Гость! - сдавленно прорычал в ответ Яков Абрамович, оскалив в дикой усмешке зубы. - Ты вот гость! А я не гость! Я хозяин! Видишь, сколько нахапал, земного нашего благожития?! Все греб! Греб! Словно две жизни жить собрался, А теперь вот отвязаться от них не могу. От благожития этого проклятущего. Преследуют они меня. Куда я , туда и они . Куда я , туда и они. И, нету от них покоя ни днем, ни ночью. У проклятущие! - Взвыл он вдруг, с остервенением пнув ногой розовый, мягкий диванчик, преданно расположившийся рядом с ним. С поросячьим визгом шарахнулись из под его ног пуфики кресла , стулья и еще что-то мелкое , непонятное бесформенное .
- Ты не бойся,- обратился Филин к побелевшему от пережитого Петру Харитоновичу. - Не бойся. Не трону я тебя. Посижу я с тобой. Поговорю. Впервые здесь живого человека встретил. Все больше один да один. С этими - то не поговоришь много - Он вновь глянул с ненавистью на расположившиеся вокруг него предметы земного благожития . - Ишь как разлеглись , сволочи ! - Носком ботинка он ткнул свернувшуюся у его ног по собачьи медную оркестровую трубу, охнувшую басом от неожиданности . - Оркестришко - то этот мы с тобою вместе сгоношили. Помнишь? Ага. Тот самый , что продали этому чудаку из колхоза , пожелавшему под музыку вместе со своими свиньями да коровами прямо в коммунизм маршировать . А теперь вот и они таскаются за мной , будь они не ладны . А вы! Хороши друзья! - Филин вновь с закипающей злобой глянул на Петра Харитоновича растерянно притихшего рядом. - Нет чтоб остановить во время . Хватит , мол , Яков Абрамович . Ни хорошо воровать . В милицию бы заявили . Так и так. Смотрите люди добрые, ворует Филин. Али топором по рукам. Чтоб не, повадно было.
-Так ведь друзьями мы были, Яков Абрамович. Как же оно можно на друга в милицию.- несмело возразил Петр Харитонович. - Любили мы тебя. Похоронили по первому классу . Речи , опять же говорили хорошие над могилкой - то твоей .
-Речи говорили! - взвизгнул вдруг тонким фальцетом Филин, вскакивая на ноги. - Да вы же меня этими своими речами хорошими хуже плетей казацких! Ни слова правды! Как же! Друг! Соратник! Гений! Честности удивительной! Святости великой! Ага! А я вор! Вор! Понял!? И был им всегда! Будь оно все Проклято! Жаль, не смог я тогда подняться. Я бы вам показал и святость и ...- голос Филина неожиданно прервался на высокой ноте и он закашлялся.
- А долго тебе еще таскать за собой все это? - спросил Петр Харитонович, подождав, когда разбушевавшийся Филин немного успокоится.
- Да не знаю я,- горестно выдохнул Яков Абрамович, опустив голову на грудь. - И я не знаю, и никто не знает. Говорят, правда, что есть где-то здесь река прощения. Стоит , говорят , только окунуться в неё - и все это , ну что наворовал , враз исчезнет .
- Так надо найти её! Реку эту! И всего делов! - Петр Харитонович аж подпрыгнул от нетерпения.
- Ишь ты скорый какой, - скривил в злой усмешке лицо Филин, наградив друга презрительным взглядом. - Один ты здесь такой умный. Кое кто не один десяток лет по этим пустыням ползает, а этих тварей , этой пакости , что наворовали при жизни , не поубавилось .Ты вон поднимись ка на бархан да глянь вокруг .
И поднялся Петр Харитонович на бархан. Не поленился . И глянул вокруг И ужаснулся . Пустыня напоминала собой муравейник . В разные стороны ползли по ней кучи хлама , содержащие в себе то , что в жизни было принято считать богатством. Ползли упрямо, настойчиво сопровождая своих возненавидевших их вдруг хозяев.
-Ну как? Видал? - встретил вопросом друга Филин - Да ты их не жалей. Скоро и тебе тоже самое предстоит . Здесь ни чего не прощают. Вон видишь? - Он кивнул головой небрежно в сторону зарвавшегося в песок тугими колесами ' Мерседеса ' неотрывно смотрящего на них блестящими глазами - фарами. Перед самой смертью переписал его на себя . Всего месяц и поездил. А не простили. Ни чего не простили
- Но где те, кто при жизни не брал?... Ну не воровал в общем. Они что же, тоже здесь, с вами?
- Да нет. Не с нами они. - Яков Абрамович завистливо вздохнул машинально отпихивая ногой пачку стодолларовых купюр упрямо пытавшуюся залезть к нему в штанину. - Нет не с нами они. Им река прощения не нужна. Они прямо к месту летят.
- Ишь ты! - восхитился Петр Харитонович, ощущая, как чувство зависти коснулось и его души. - Везет же людям!
-Везет,- откликнулся тихо Филин. - Не воровали - и вот...
- Слушай! - вдруг зашептал Петр Харитонович, пригнувшись к уху Филина. - А если бы ты все снова начал. А.? Ну на земле, в общем. Второй раз . С самого начала . Кем бы ты стал ?
- Я! - почти выкрикнул Филин. - Знаешь ?! Я бы бродягой стал! Самым распоследним бомжом! Выкопал бы ямку у дороги. Накрыл бы её крышей от дождя и жил бы спокойно .
Холодно зимой - то - смущаясь от чего - то сказал Петр Харитонович . - В ямке -то холодно , говорю .
-Зато здесь жарко! - выкрикнул хрипло Филин, вновь наливаясь злобой. - Уж очень даже жарко.
- Да, конечно, жарковато у вас,- примирительно пробормотал Петр Харитонович, с опаской отодвигаясь от друга. - Пивка бы сейчас. В самый раз.
- С селедочкой! - простонал рядом Филин. Знал бы , что когда - нибудь попаду в такую жару воровал бы только пиво. Да бесполезно все.
-Почему? - шопотом спросил Петр Харитонович, ужасаясь от прозвучавшей в голосе друга обреченности. - Почему бесполезно ?
- Почему?- переспросил Филин, с тоскливой усмешкой глянув на друга. - Да потому, родной. Потому , что место то окоянное , куда мы с тобой пиво да коньячек заливали , да селедочку с лучком и черной икоркой укладывали , на земле остается . А сюда только душа - небожительница попадает. Мать бы её! ... - Взревел он вдруг, вскакивая на ноги и не обращая внимания на шарахнувшегося от него испуганного Петра Харитоновича. - Так порой хватануть хочется чего - ни будь крепкого! А некуда! Не принимает небожительница. Чтоб ей пусто было ! -
Ухватив за длинное горлышко проползающую мимо бутылку французского коньяка, Филин, размахнувшись сильно, запустил ею в высунувшийся из -за кучи хлама черный, полированный шкаф. - У твари! - выругался он, погрозив кулаком в след улетевшей бутылке. - Знают , что не трону , вот и ползают вокруг ! И ползают! И лезут в глаза!
- Мы же коньяк - то вроде и не воровали? - недоуменно взглянув на друга, пробормотал Петр Харитонович.
-Не брали! Не брали! - сварливо передразнил его Филин - А покупал то ты его на что? На благотворительную помощь, что ли. Али окладишко свой потратил?
- Ну все, все. Пора тебе , гостенек дорогой домой собираться , заговорило вдруг пространство голосом старичка . И тут же почувствовал Петр Харитонович на своем лице ободряющую свежесть ветра и ласковую мягкость травы под собой .
- Ну что? Повидал дружка - то своего?- спросил старичек, с нескрываемым любопытством глядя на Петра Харитоновича.
- Повидал. Только знаете . Жестоко это . И не гуманно . В двадцать первый век шагнули.А тут такое ...
-Жестоко?! - удивленно воскликнул старичек. - Да ты , мил человек , знаешь ли , что такое жестокость ? !
- Знаю - кивнул головой Петр Харитонович.
- Ну коль знаешь, то почитай ка вот это.
В тот же миг в руках у Петра Харитоновича явилась вдруг. Его собственная газета. С номером его дома и квартиры. ' Сводка криминальных сообщений ' - прочитал он вслух .
Вот, вот. Её и читай ,- закивал головой старичек.
А сводка гласила, что сегодня утром с балкона, расположенного на девятом этаже, выбросилась женщина с двумя малолетними детьми. Как установлено опросом свидетелей , причиной могло послужить длительное отсутствие средств к существованию.
- Да как же это? ... - простонал Петр Харитонович, ощущая под собой пустоту, словно не какая - то посторонняя женщина сорвалась с балкона, а он сам, обобранный разным отрепьем, называющим себя обществом деловых людей. - Да как же она ...- ? А ? Зачем ... ?
Но уже не было рядом въедливого старичка. Не было зеленой травы под ним . Не было синего неба . А была перед его глазами его собственная квартира . Его диван , на котором он лежал с полотенцем на голове . И окружала знакомая и привычная мебель. Купленная им уж конечно не в рассрочку. И даже вообще не купленная , а просто взята со склада для нужд производства и списанная им самим со счетов управления.
Еще вчера весь этот привычный домашний уют принес бы Петру Харитоновичу успокоение. Но это вчера . Не сегодня.
Сегодня же на него отовсюду смотрели злые глаза вещей, которые потащатся за ним по пустыне до неведомой реки Прощения. И нет на свете силы способной избавить - его от этой кары за совершенные им грехи.
Стряхнув остатки сна Петр Харитонович тигром метнулся к дорогой шведской стенке. Звякнуло тоскливо стекло.
Днем, играющие во дворе дети и не многие, оказавшиеся в это время дня во дворе взрослые были отвлечены от своих занятий пронзительным звоном бьющегося об асфальт стекла . Дорогие хрустальные вазы , блюда , рюмки , фужеры дождем сыпались из окна квартиры , расположенной на восьмом этаже . и достигнув земли , разлетались на тысячи осколков алмазным дождем сверкающих на солнце .
Завороженные этим блеском и необычностью происходящего находящиеся во дворе свидетели не сразу вызвали милицию. И только когда из открытого настежь окна вылетел вдруг дорогой японский телевизор, кто - то не выдержав этого зрелища, побежал к телефонной будке.
Через несколько минут к дому подъехали милицейская машина и ' скорая помощь.
А из окна злополучной квартиры летели уже ковры, кресла, столы. Натужно гудя, словно тяжелый бомбардировщик пронесся платянной шкаф и достигнув земли превратился с хрустом в бесформенную кучу поблескивающих лаком обломков. И все это сопровождалось такими дикими завываниями , воплями , рычаниями что двор стал походить на взбесившийся зверинец .
Через несколько минут два дюжих санитара в сопровождении милиционеров вывели из подъезда скованного наручниками, но все еще буйствующего Петра Харитоновича, и не очень церемонясь втолкнули его в машину с красными крестами на боках.
-Типичный случай,- сказала женщина - врач, усаживаясь на переднее сидение машины, отвечая на любопытные взгляды зевак. - Белая горячка схватила. Допился.
Через месяц с не большим Петра Харитоновича, выписали из больницы. Но трудно было узнать в этом седом , обросшем белой бородкой человеке , всегда веселого , розовощекого Петра Харитоновича Оселова .
В первый же вечер он удивил своих соседей, не пустив на порог квартиры пришедших попроведать его сослуживцев. Сам же Петр Харитонович нередко выходил во двор и, гуляя по тропинкам, напряженно всматривался в лица идущих ему на встречу людей. Словно искал кого - то . И только при встрече с бомжами взгляд его теплел.
-Ишь ты, - шептал он восхищенно. - Бродяжки - счастливчики . Прямо к месту полетят . И река Прощения им не нужна .
Вскоре Петр Харитонович исчез. Его долго искали . А не найдя успокоились .
Правда, рассказывали водители - дальнобойщики, возвращаясь из дальних рейсов, о чудном белобородом старике, появляющимся иногда у дороги в сопровождении целой толпы нищих бомжей , просящих подаяние у прохожих.
Но был ли это Петр Харитонович Оселов или кто - то другой , знать уже было не дано ни кому
Да и надо ли?
ВЛАДИМИР НОВИЦКИЙ!
************ВОЛОДЯ - 16.06.2010************
| . |
И вот все кончилось. В центре! Там, где смыкались несущие информацию нити. Там , где должен быть главный , живой , пульсирующий центр , преобразующий пойманную в расставленные им сети информацию в радужное разноцветье валют , зияла огромная пустота . Еще гудели от напряжения нити - паутинки , перегоняя в никуда потоки информации , не понимая , что все кончено .
