Некоторое время назад на полу стали появляться мелкие черные катышки. Откуда -- ума не приложу, потому что подметать стал не намного реже. Они теперь валяются везде: на кухне, в туалете, в ванной, на светлом ковре в комнате. Завести что ли пылесос? Но, с другой стороны, разве пара чистых половиков приблизит нас к истине, которая непознаваема? Нет. Вот и нечего тратить время на подобную ерунду. Ничего не сбывается, а сбивается в кучу и начинает долбить точку, где находится когда-то закрывшийся родничок, пытаясь подключить меня к метафизическому миру напрямую. А если что-то и забывается, то блоками. Память -- она как консервы на конвейере: заполнилась банка -- крышка завинчена. Поди открой, вспомни, что было внутри. Боль стирает память, как ластик или, точнее, как полоса масляной краски поверх неуместной надписи: раз -- и все чисто.
В этой квартире я оказался практически случайно: простое стечение моих разрозненных пожеланий: пятнадцатый этаж на краю города с окнами на восток, поэтому я каждое утро просыпаюсь от тепла солнечных лучей с мыслью, что, на самом деле, я чрезвычайно везучий человек и все к лучшему в этом лучшем из миров.
Со мною в этой квартире живет моя сестра -- девушка образованная и серьезная, и такая же везучая, как я сам. Правда, она это не всегда понимает и однажды даже пыталась совершить самоубийство, но вода быстро протекла к соседям и они вызвали милицию и скорую помощь. Моя сестра умеет притворяться невидимкой и кататься на стеклянном шаре. Она говорит, что никогда в другое время она не чувствует так сильно гармонию этого мира, как в неустойчивый миг равновесия, стремление удержать которое не позволяет ей устоять на месте. Едва проснувшись утром, она запрыгивает на этот шар и начинает кататься по комнате, пробегая скозь стены в тех местах, где они ей мешают. А еще она говорит, что в такие минуты она чувствует себя стеклянной, хрупкой и прозрачной, как декоративная статуэтка или пробирка для выращивания экзотических микробов.
Моя сестра думает, что она не человек, потому что человеки мужеска пола всегда называют ее сестрой. У нее сорок тысяч братьев, включая меня, и она всех нас любит, хотя время от времени среди нас находится один, кого она любит сильнее всех остальных. В таких случаях моя сестра поступает решительно: она залезает на подоконник и делает шаг вперед, но не падает, а медленно планирует вниз. Аккуратно опускается на четвереньки. Встает. Отряхивает коленки и руки от катышков рассыпающейся реальности: "Черт", -- говорит. -- "Кажется я опять забыла ключи от квартиры на подоконнике."