Задыхаясь, Элизабет бежала через лес. Он гнался за ней без устали и мог настичь в любой момент. Позади она слышала громкий топот погони и хруст ломаемых веток. Слезы застилали глаза, мешая видеть. В лесной чаще громко ухали совы. Острые колючки цеплялись за кружевные рукава изорванного шелкового платья, раня нежную кожу на шее. Ее красивые длинные ноги были исцарапаны, из них сочилась кровь, но Элизабет продолжала бежать, надеясь, что успеет добраться до замка графа...
-- Извините, время не подскажете?
Люська с неохотой оторвалась от книги и едва не закричала в голос, увидев перед собой густо набеленное лицо с трагическими черными бровями.
-- Ой, -- смутилось лицо, -- я вас напугал. Простите. Этот нелепый грим, -- лицо отодвинулось, и Люська увидела, что к нему прилагается мужчина. Он отступил на шаг и выставил руки вперед, как будто показывая, что в них нет ничего, что могло бы угрожать Люськиной жизни.
Незнакомец оказался высок и вид имел странный, если не сказать откровенно экзотичный. Черные, гладко зачесанные назад длинные, по Люськиным понятиям, для мужчины волосы открывали высокий лоб и скульптурный нос. Под густыми трагическими бровями загадочно блестели темные глаза. На широкой груди пенилось белоснежными кружевами жабо, украшавшее какую-то старомодную рубаху, а вот брюки можно было бы назвать вызывающе обтягивающими, но незнакомец стыдливо прикрывался длиннополым плащом с алой подкладкой и высоким жестким воротником, -- нечего сказать, для дачного сезона наряд весьма своеобразный.
Люська моргнула, прогоняя инфернальное видение, но оно не исчезло.
-- Извините, -- повторил мужчина, смущенно кутаясь в плащ. -- Видите ли... Я -- артист, ехал с гастрольной группой, у нас тут была техническая остановочка. И меня забыли. Ужасная нелепица, -- как будто подкрепляя свои слова, он широко развел руки в стороны истинно театральным жестом. -- Когда колесит несколько фургонов, неразбериха неизбежна. И я -- в этом костюме... Даже не знаю, где нахожусь, - он сокрушенно вздохнул, вопросительно заломив одну бровь. -- Я, собственно, хотел узнать, когда электричка на город?
Люська наконец очнулась, тряхнула головой, окончательно поняв, что все происходит на самом деле, и перед ней нормальный живой человек, просто, ну всякое же бывает в жизни. Она поискала глазами часы. Циферблат за мутным треснувшим стеклом показывал восемь двадцать пять: ровно столько же, сколько пятьдесят страниц назад. Остановились, заразы. Почуяв недоброе, Люська метнулась взглядом к зарешеченному окошечку касс. То было наглухо закрыто листом фанеры.
-- Это же сколько сейчас времени? -- ахнула Люська, хватаясь за сумку и нашаривая мобильник.
-- Собственно, это я и пытался узнать, -- дипломатично напомнил театрал, незаметно присаживаясь рядом.
-- Половина десятого! -- от ужаса у Люськи даже сердце кольнуло.
-- Близится полночь, -- задумчиво заметил незнакомец, но Люська не обращала на него никакого внимания.
-- Где же Варька?!
От отчаяния в ее глазах он даже отпрянул, потом пожал плечами и невозмутимо поправил кружевное жабо.
-- Где же электричка?
-- До завтра не будет уже электричек, -- буркнула Люська, -- и не было никакой.
В эту деревню Люська приехала не впервые. Когда-то здесь жила сестра Люськиной бабки по материнской линии, и маленькие Люська с Варькой ездили сюда провести несколько летних недель, поесть одичавшей малины и погулять среди сосен. Потом старушка умерла, Люська с Варькой выросли и интерес к сельской тишине потеряли, мать ее вовсе никогда не любила, поэтому, когда она вдруг позвонила и огорошила Люську вестью о нежданном наследстве в лесной глуши, она не сразу сообразила, о чем речь.
-- Хочешь - поезжай, -- сказала мать, -- приглядись, что к чему. Может, продадите с Варькой и себе приданое накопите, я этим заниматься не буду.
И Люська поехала, не сколько из желания "подкопить приданое", сколько из интереса да и просто для разнообразия.
Ей казалось, что в памяти осталось совсем не много, но дорогу и дом она нашла без труда. Место было глухое, дом покосился, участок со всех сторон зарос лопухами, малинником и смородиной, да и сами границы, похоже, давно стерлись: разобрать, где заканчивается один двор и начинается другой, не представлялось возможным, но, кажется, никого и не беспокоило. Дома, куда кто-то мог бы еще приезжать, теперь можно было пересчитать по пальцам, а старожилы такими глупостями не занимались. В первый момент Люська подумала, что ни за что тут не останется, но, стоило лишь толкнуть скрипучую дверь и переступить порог, как ею овладела какая-то приятная ностальгия. А при виде заштопанного лоскутного одеяла и высокой металлической кровати с шишечками, она вдруг поняла, что никуда не уедет.
Июнь в этом году выдался на редкость славный. Ласковое, еще не жаркое солнце сменялось мягкими прозрачными ночами. Люська взяла две недели отпуска, оставив младшую сестру Варьку в городе сдавать сессию, и, взяв необходимый минимум вещей и продуктов, отправилась назад, в деревню, и удивительно быстро вошла во вкус мирной жизни.
Никто ее не беспокоил: людей здесь осталось еще меньше, чем целых домов да и то одни старики. Узнав, чья она родственница, они полюбили ее как свою и предлагали молоко и яйца.
Тишина, свежий воздух, пруд, как-то странно, до середины, заросший ряской, полное отсутствие необходимости следить за временем и вообще хоть как-то его планировать, -- все это было так непривычно, что поначалу Люське никак не удавалось расслабиться. Она отыскала пару старых швабр и затеяла уборку: безжалостно выселила пауков, вымела из печки ведро золы; выбросила дырявые половики, постирала в кадушках занавески, которые из бледно-серых превратились в веселенькие желтенькие с синими и красными цветочками; вытащила из-под кровати и разобрала целую кипу выцветших "Огоньков", и "Колхозниц", календари огородников с ценными советами о том, когда лучше черенковать деревья и кустарники, вперемешку со страницами еще дореволюционного Часослова и обрывками старых писем. Осуществив свой план по наведению уюта, Люська ощутила чувство глубокого удовлетворения и усталости и вспомнила, что вообще-то у нее отпуск, а значит, положено отдыхать, и перевела себя на летний режим.
Встав, когда придется, она отправлялась к соседке за свежим молоком, вдыхая по пути запахи соснового леса и слушая щебет птиц. Вернувшись, расстилала прямо во дворе лоскутное одеяло и загорала без купальника, надежно скрытая от посторонних глаз густым малинником, наслаждаясь очередным предусмотрительно прихваченным из города романом. Дни перетекали один в другой незаметно и по-летнему плавно. И Люська, наконец, пришла в полную гармонию с окружающей действительностью и обрела давно забытый душевный покой, который не далее как сегодняшним утром был возмущен Варькиным звонком.
То и дело пропадая, Варька сбивчиво сообщила, что потеряла ключи. Вернее не потеряла, а оставила. Где оставила? Пш-пшшш, в куртке! В куртке у Витьки, пшшшш. У какого Митьки? Долго объяснять, Люс, ты дай мне свои, я сама сегодня приеду на последней электричке, переночую и завтра первой же уеду. Только ты встреть меня, а то я же не помню, куда идти. Пш-пшшш. Ладно, заодно продуктов мне привези, -- выкрикнула в трубку Люська, перед тем, как та окончательно заглохла. Последняя электричка, почти всегда совершенно пустая, прибывала к ним примерно в половине девятого, и, не задерживаясь, такая же пустая уезжала назад.
В восемь Люська неохотно оторвалась от миски с черешней, прихватила начатую книжку, где молодая леди Элизабет вот-вот должна была встретить соблазнительного графа Соланжа, и отправилась на перрон. Там она кое-как примостилась на единственной уцелевшей скамейке и погрузилась в мир, полный страстей, откуда ее так грубо вырвал вопрос незнакомца.
-- Что же нам делать? - поинтересовался тот, преданно глядя своими большими глазами на нервно шагащую туда-сюда Люську. Та уже пятый раз набирала сестру и пятый раз выслушивала равнодушный ответ, что та находится вне зоны действия, то есть в сущности, где угодно. И это где угодно заставляло Люську нервничать все сильнее.
-- Нам? - рассеянно переспросила Люська. Она зорко вглядывалась в темнеющую даль, где рельсы сходились в глубине леса, теряясь в бархатной зелени кустов и деревьев.
-- Ну, вы же где-то живете, наверное, -- без обиняков сказал актер.
Люська даже остановилась. Мысль о том, что незнакомый мужчина может так запросто напрашиваться к ней на ночь, вызывала какие-то смешанные эмоции и здорово мешала думать о Варьке.
-- Меня Юрий зовут, -- представился он как бы между прочим. - А вас?
-- Людмила, -- растерянно ответила Люська, хотя от роду не представлялась полным именем, если находилась не на работе или в поликлинике.
-- Очень приятно, -- Юрий растянул губы в хищной улыбке и продолжил подмазываться. -- Людмила, мне так неудобно, я ведь все понимаю... Но у меня даже телефона нет, я ни один не помню, цифры совсем не запоминаю. Верите, тексты для роли - хоть целую книгу, но вот номер... -- Юрий печально покачал головой. -- Ни с кем не могу связаться. Они наверняка заметят мое отсутствие и вернуться, но как знать, когда. Я, конечно, мог бы переночевать прямо здесь, ночи сейчас чудно теплые, но все же... -- Юрий многозначительно повел бровью.
Люська умоляюще обернулась к лесу и рельсам, надеясь на призрачное появление Варьки - где ее черти носят? Поехала к своему Митьке или как его там. Нет-нет, на диван его положить решительно невозможно, там клопы, она точно видела. В доме кровать одна, та самая, с шишечками, и делить она ни с кем не собирается, это точно. А если предположить, что она его пустит... Впрочем, нет. Это крайне неосмотрительно, даже опасно, да и правда: где ему ночевать? Разве что на печке...
-- Я и на печке могу, -- вкрадчиво заметил Юрий.
Люська вздрогнула. Неужели последнюю фразу она произнесла вслух? Она покраснела и смущенно пожала плечами. В конце концов, и впрямь: не оставлять же человека на перроне. Да и до дома не так уж и далеко: за Варькой можно будет прогуляться сюда и позже.
Они спустились по крошащимся ступенькам и пошли по тропинке. Солнце уже скрылось, нежно посвистывали птицы и стрекотали кузнечики. Вокруг не было ни души, так что Люська могла не волноваться быть замеченной в столь странной компании. Впрочем, это ее и не волновало. Она думала о том, куда подевалась Варька, почему она не звонит, и кто таков этот Митька или Витька, и не случайно ли ключи от их квартиры оказались именно в его кармане, не наведается ли он туда, если Варька все-таки приедет, а если не приедет, то тогда где она может быть?
Юрий шел чуть позади и иногда что-то говорил, но Люська была так погружена в мысли о Варьке, Митьке и квартире, что не прислушивалась и вообще не обращала на него никакого внимания, пока не вошла в дом и, не услышав за собой шагов, обернулась.
Гость стоял у порога, с любопытством заглядывая внутрь, как будто ожидая персонального приглашения.
-- Чего вы там? Заходите, -- позвала Люська, быстро инспектируя комнату на предмет забытых на спинке стула лифчика или брошенных где попало пыльных тряпок. Но все было чисто, только на столе осталась чашка с недопитым чаем и вазочка с клубничным вареньем, которые Люська не стала убирать до приезда сестры.
Застенчиво улыбнувшись, Юрий чуть пригнулся, ныряя в низкий дверной проем.
Войдя, он по-хозяйски осмотрелся, особо задержав внимание на печке. Потом уселся на табурет и, сцепив пальцы, положил руки на стол. Пальцы у него были белые, длинные, с на редкость ухоженными для мужчины ногтями. Указательный и безымянный украшали два крупных замысловатых перстня, антиквариат или пижонская подделка, на вид Люська определить не могла. Богема, -- подумала она, пряча за спину руки с маникюром недельной давности и чуть ли не мстительно констатировала:
-- У меня только макароны с тушенкой.
-- Ой, что вы, что вы, Людмила, -- гость замахал своими ухоженными руками. -- Я вот вареньица. Страсть, как люблю клубничное, - с этими словами он вытянул из стоящего на столе стакана чистую ложку и от души зачерпнул варенья. С ложки потянулась тягучая красная капля, Юрий быстро облизнулся и посмотрел на Люську протяжным взглядом.
-- Разве вы не голодны? -- удивилась Люська.
-- О, нет-нет. Не хочу доставлять вам еще больше неудобств, -- жадно уплетая варенье, Юрий вытягивал длинную шею. Жесткий воротник плаща явно мешал ему, но снять его тот почему-то не спешил. Люська подумала, как может быть не жарко в таком облачении, когда ей самой в легком летнем платье в самый раз, однако решила не допытываться. Все эти театралы немного с приветом, ясное дело.
-- Так давайте хотя бы чаю. Или, может, настоечки? -- вдруг предложила она.
В погребе среди банок с вареньем, засоленными огурцами и мочеными яблоками Люська обнаружила несколько бутылей с домашними настойками рябины и смородины. Извлеченные на свет божий, они сияли кристальной ясностью волшебного снадобья и источали соблазнительный и пьянящий аромат. Впрочем, пригубив одну как-то вечером, Люська с уверенностью могла сказать, что пьянили они не только запахом.
Юрий идею одобрил и вообще, попав к ней в дом, заметно оживился.
Люська достала початую бутылку, после некоторых поисков отыскала вторую рюмку и разлила. Они чокнулись за благополучное возвращение Юрия и скорый приезд Варьки, о которой Люська поведала гостю между первой и второй.
Между второй и третьей Люська поймала себя на рассказе о том, как в детстве они с Варькой прятались от бабушки воооот под этой самой кроватью и ужасно боялись черного человека из сажи, который живет в печи. Юрий слушал внимательно и заинтересованно кивал. Глаза у него блестели, и даже лицо чуть разрумянилось под слоем грима.
-- Я уверен, Людмила, с вашей сестрой все в порядке. Наверняка нашла ключи у себя же или электричку отменили, всякое бывает.
Люська молча соглашалась: Варька и правда та еще сорвиголова и всегда такой была, а что до электричек -- господи, так в эту глушь никто и не ездит, может, на самом деле сняли с расписания.
Она смотрела в темные Юрьевы глаза, слушала мягкий убаюкивающий голос, и ее обволакивало приятным смородиновым туманом. Из открытого окна чуть тянуло нежной ночной прохладой, там было тихо, только иногда шумели листьями липы да стрекотали кузнечики.
-- Эх, и хорошо же здесь, -- вздохнула Люська, почти перестав беспокоиться о Варьке, убаюканная Юрьевыми речами. -- Такая тишина... Природа, гармония.
-- А давайте прогуляемся, -- предложил Юрий, наклоняясь к ней. -- Недалеко, просто пройдемся немного перед сном. Подумайте, когда еще выпадет такой шанс, -- он как-то с намеком прищурился, и Люську бросило в жар. Она некстати вспомнила, как граф Соланж сделал не совсем пристойное предложение леди Элизабет в своей загородной резиденции. Люська зарделась и стала возить пальцем по щербинкам стола.
-- Давайте, -- прошептала она, опасаясь смотреть на Юрия прямо. -- Только, может, вам это...Умыться?
-- Да нет, -- хохотнул он, окончательно развеселившись. -- Когда вы еще прогуляетесь под руку с вампиром?
Люська улыбнулась в ответ на шутку и накинула на плечи платок.
Они вышли из дома и направились вдоль по дороге, в домах было тихо, казалось, весь мир уснул, и только двое: Юрий и Люська остались последними на свете людьми. На чистом прозрачном небе плыл призрак месяца.
-- Как чудесно пахнет, -- заметила Люська, с наслаждением выдыхая ночной воздух.
--Вы тоже чудесно пахнете, намного приятнее цветов, -- сверкнул глазами Юрий.
И Люська подумала, что, должно быть, бабкины настойки действуют не только на нее.
Они неторопливо шли, переговариваясь о красоте природы и превратностях расписаний пригородных электричек, и Люська сама не заметила, как сосновый перелесок плавно перешел в лес, который ей был вовсе незнаком.
-- Надо возвращаться, -- она оглянулась. Позади ровной стеной, сколько хватало глаз, были одни стволы. Люська поняла, что даже тропинка и та уже давно закончилась. Ей стало не по себе.
-- Зачем, Людмила? Пройдемтесь еще немного. Разве ночь не чудесная? - возразил Юрий, стоя рядышком и дыша ей в ухо.
-- Мы можем заблудиться. Я эти места не знаю. Ночью в лесу может быть опасно, -- вспомнила она уроки о-бэ-же и автоматически взглянула на небо. Звезды были едва видны.
Юрий ласково улыбнулся и успокаивающе положил руку ей на плечо. Рука у него была холодная и тяжелая, точно каменная. Люська ощутила смутное беспокойство. То ли действие настойки не предполагало длительного эффекта, то ли отсутствие навыков выживания в диких условиях давало о себе знать, но отчего-то Юрий вмиг утратил весь свой актерский шарм. Его продолговатое лицо будто светилось, в глазах появился нехороший лихорадочный блеск, он то и дело облизывал губы и смотрел на Люську пристально и как-то даже плотоядно. Она смотрела на Юрия в ответ и вдруг поняла, что он вовсе ничего не рассказал о себе. Да и потом -- какой к черту актер? Какой может быть спектакль в такой глуши? Пустые электрички, конечная станция. Кому здесь показывать спектакль -- медведям? Как она вообще могла на такое купиться?
Люське стало очень холодно и очень нехорошо, но она постаралась придать своему лицу нейтральное выражение, чтобы враг не заподозрил ее в излишней прозорливости, которая могла губительно сказаться на сюжетной линии, и, что было бы совсем скверно, ее укоротить.
-- Все же я бы предпочла вернуться, -- настояла она, пытаясь незаметно улизнуть из-под тяжелой руки. Ну его! Пусть выпутывается, как хочет. Все актеры не в себе, не надо было связываться, ругала она себя.
-- А я бы предпочел остаться, -- заупрямился Юрий, притягивая Люську к себе.
-- Да вы пьяны! -- возмутилась она, уже изо всех сил отпихивая настойчивого ухажера.
Но тот цепко стиснул ее плечо железной хваткой, да еще и впился ей длинными пальцами второй руки куда-то между ребер, так, что Люська даже охнула, и, наклонившись к самому ее уху, горячечно зашептал:
-- Да, я пьян! Я пьян от любви! Стань моей навечно! -- зачмокал он.
-- Вас опьянила настойка! -- извивалась Люська в ужасе и омерзении. -- Извольте прекратить бесчинство! -- то ли из-за того, что раньше она никогда не оказывалась в таких ситуациях, то ли от нервов Люська выдала реплику леди Элизабет.
-- Меня опьянил запах твоей крови! -- не останавливался Юрий. Он запрокинул голову к небу и сладострастно захохотал, обнажая два ряда великолепных белых зубов с острыми клыками.
-- Господи Боже! -- Люська почувствовала дурноту и покорно обмякла. Все это просто не могло происходить с ней. Нечего лежать на самом солнцепеке целыми днями, наверняка ее хватил удар, и теперь она бредит где-то в зарослях малины.
Юрий поморщился, будто лимон надкусил.
-- Тихо ты, -- угрожающе прошипел он и пребольно стиснул ей горло.
Подобно слюде на дне ручья, у Люськи в памяти что-то блеснуло, и она вспомнила вытащенные из-под кровати страницы Часослова. Бабушка читала его каждый вечер с увлечением, с каким Люська нынче могла листать только свои любимые романы.
-- Ежеси на небеси, -- засипела она, переходя на фальцет и судорожно хватая ртом воздух.
-- Угомонись, дева! -- Прикрикнул Юрий, встряхивая Люську, как куклу, так что у нее даже зубы щелкнули. -- Возможно, я подарю тебе вечную жизнь, -- смилостивился он. -- В этой глуши и впрямь скучища. А ты вроде кажешься ничего, -- отвесил он сомнительный комплимент.
-- ...опасности, во тьме блуждающей...-- упрямо гнула свое Люська, стараясь особенно не прислушиваться. Не отпустит, так пусть хоть помучается.
Она беспорядочно замахала правой рукой, надеясь изобразить что-то вроде креста. Юрий взвыл и выпустил добычу.
Люська опрометью кинулась через лес.
Она бежала, понимая, что абсолютно не разбирает дороги, губы сами шептали слова, услышанные когда-то в далеком детстве под лоскутным одеялом, между чаем с малиной и сном, смысл которых Люська вряд ли смогла бы объяснить и которые ей самой казались уже давно забытыми. Юрий гнался за ней без устали и мог настичь в любой момент. Позади не было ни топота, ни хруста ломаемых веток, вместо этого над головой слышался какой-то мерзкий шелест и глумливый посвист, но остановиться и посмотреть было никак нельзя. Люська неслась, рискуя сломать себе шею или выколоть глаза. Колючие ветки хлестали ее по рукам и лицу, платок давно слетел, задники шлепанцев били по пяткам, но она продолжала бежать, надеясь только, что успеет добраться хоть до куда-нибудь, где Юрий не сможет ее достать и уже на бегу понимая, что такого места, вероятно, нет.
Продираясь сквозь заросли и подвывая от ужаса, Люська выскочила на дорогу, узкую, но ровную, налетела на кого-то и завопила от неожиданности и страха .
-- Люс?!
Люська остолбенела, не сразу сообразив, откуда ей знаком этот голос.
Держа в руках целлофановый пакет с веселой эмблемой сетевых гипермаркетов, а в другой телефон, перед ней стояла Варька.
-- Я тебе названиваю, между прочим. Где тебя носит? Электричку задержали чуть ли не на час, а потом мы еще встали...Что с тобой?
Варька вытаращила глаза, наконец, приглядевшись к плачевному Люськиному виду.
-- Сама беги, если тебе приспичило. Я никуда не побегу, - капризно отозвалась Варька и многозначительно поглядела вниз. Каблуки ее босоножек до середины утопали в мягкой земле.
-- Думаешь, мне очень удобно брести наугад? С пакетами, да? Не берешь телефон, а потом выскакиваешь из леса, Люс, ты себя-то видела вообще? -- фыркнула Варька. - Совсем одичала. Откуда ты, кстати, так неслась?
Люська оглянулась. Позади стояли сосны. Дорога была пуста и спокойна. Легкий ветерок остудил разгоряченное лицо. От Варьки привычно пахло духами и, кажется, даже сигаретами, в другой раз Люська непременно принюхалась бы получше, но сейчас было не до того.
-- Пойдем, -- позвала Варька, глядя на нее с тревогой. -- Расскажешь.
Дома все было так, как они оставили. Две пустые рюмки, чашка с не допитым чаем и вазочка с вареньем настойчиво говорили, что Юрий был абсолютно реален, и Люське не напекло голову.
Она задвинула обе щеколды, но рука безвольно опустилась. К чему заслоны, если ему известно, где ее дом. Даже Люська знала: коли сам пригласил вампира в свое жилище, быть тебе опустошенной. Отстраненно и равнодушно, как человек, чья участь уже решена, Люська смотрела на Варьку, разбирающую покупки.
-- Я тебе тут кой-чего привезла, -- говорила та, выкладывая провиант на стол. -- Хлеб, бублики, а вот, -- из пакета выпал и покатился по полу какой-то белый шарик. -- Ты же любишь с чесночком нажарить, холестерин тебя не колышет.
-- Варька!
Люська кинулась сестре под ноги, подбирая спасительный овощ и бережно прижимая его к груди.
-- Зависимость что ли? -- с жалостью заметила Варька, подходя к окну и выглядывая во двор. -- Ого! -- удивилась она. -- Я и не знала, что у нас тут эти водятся... Люс, ты помнишь? Разве они были здесь, тогда, когда мы приезжали к бабушке?
-- Кто? -- без всякого интереса спросила Люська, сжимая в кулаке свое спасение. Чеснок был увесист и успокаивающе шуршал, обещая защиту и покровительство.
-- Да эти, -- Варька ткнула пальцем куда-то в небо, -- Как их...я забыла...
Люська подошла к окну, вглядываясь в сгустившуюся темень. Послышался шелест, взметнулись и расправились кожистые крылья и что-то черное с подозрительно знакомым гадким посвистом быстро устремилось в сторону леса.