Базарный день был для Лешего страшным испытанием. Об этом говорила прямая спина, решительный разворот плеч и холодный, ищущий взгляд. Хорошо еще он не имел распространенной среди офицеров привычки складывать ладонь на рукоять меча. Фарс хмыкнул, подстраиваясь под широкий шаг своего командира.

- Та дамочка явно хотела поболтать в непринужденной обстановке. Видел, как она поправляла волосы и втихаря тискала грудки под этим ужасным фартуком? - Фарс как умел изобразил глупое хихиканье и заговорил высоким голосом, - Господин Леший! Только взгляните на этот фарфор, взгляните поближе!

- Зайди к кузнецу, напомни, что через неделю я жду от него зимние подковы, - ответил Леший и даже, сволочь такая, не кинул короткого взгляда через плечо, - Попроси сделать десять комплектов нулевок. Шипы не нужны, с прошлого сезона их остался ящик.

Фарс покачал головой.

- Если бы в Призоне проводился чемпионат зануд, ты стал бы его бессменным победителем.

Леший остановился, загородив собой узкий проход между прилавками.

- И еще кое-что. Узнай, не расширил ли Моровинд ассортимент.

- Ты о тех наконечниках? Моро в жизни не станет ковать оружие, сам знаешь. Нечего тут спрашивать. Косы и плуги - это да...

- И все же спроси. Но не долго, хорошо?

Они разделились, и некоторое время Фарс наслаждался одиночеством. Сегодня характер друга был особенно невыносим. Такой приятный, чуть морозный осенний день, такой дивный дух медовых плюшек и такие милые, укутанные в шерстяные плащики торговки. Казалось бы, стой, наслаждайся, бери все, до чего дотянется рука!

Но нет. Леший был не из этой породы. А может, даже не из этого вида. Не совсем человек или вроде того.

Фарс с тоской поглядел на соседствующую с лавкой Моро прачечную. Покосившееся деревянное здание источало легкий, остро пахнущий мылом парок. Фарс не купился на это благолепие. Он знал, что прачечная не ограничивается первым этажом. Знал, что там, в глубине, среди кадок с горячей, серой водой, за липкими полонами развешенного белья, в дальнем углу, под самым краем скошенной крыши лежит обитый позеленевшей медью люк.

Стоит потянуть за кольцо, и люк отъедет в сторону, выпуская сшибающий с ног пар. Длинная лестница потеряется в нем с первой ступени, так что поначалу Фарсу будет казаться, что он спускается в преисподнюю. Скрип ступеней и плеск воды заставят его сомневаться. Ему придется напомнить себе о кружке холодного пива, которую наливают прямо сейчас, не дожидаясь, пока он дойдет до конца.

Фарс тряхнул головой, отгоняя стайку непрошеных образов. Каждый из них был по-своему прекрасен, и каждый вызывал тяжесть внизу живота. Фарс чувствовал легкое напряжение под яйцами. Крошечная капелька смазки ползла внутри его члена.

Поговаривали, что работницы подвала все как одна - плешивые, искалеченные кипятком ведьмы. Может, это и правда. Фарс никогда не видел их лиц, не разговаривал с ними и, если уж на то пошло, даже толком не прикасался к телу. Лишь проверял на месте ли сиськи. Фарсу, в сущности, было плевать какие они там, под мокрыми простынями. Он стягивал с себя одежду, запихивал в протянутые из тумана руки все, с чем не боялся расстаться. Кошелек и прочие ценные вещи складывал в специальную ямку у изголовья лохани. Потом, уже совершенно возбужденный, лез в воду.

Ведьмы, или кто там еще, знали свое дело. Его мяли, теребили, поглаживали и тянули. Растягивали удовольствие, прерываясь в последний момент. Лезли настойчиво и жадно. Наплевав на приказы, просьбы и мольбы. Кровь стучала в висках и откуда-то издалека доносился жалкий, гнусавый стон.

Он не мог понять сколько человек теснится вокруг лохани. Две, нет, три ладони разминают плечи. Еще одна рука лежит на затылке, потому что он то и дело дергается, вскидывая бедра, и ежесекундно рискует уйти под воду. Кажется, кто-то придерживает его под коленями, а может, ноги сами разъезжаются в стороны... Пальцы одной из ведьм сжимают его с такой правильной, академически точной силой, что стон переходит в поросячий визг.

Позже, когда в голове прояснялось, он хватал первую попавшуюся ведьму и, окуная ее башкой в воду, спрашивал яростным голосом: "Сколько мужиков спустило сюда, мразь? При мне, слышишь?! В следующий раз ты сменишь воду при мне!". Но в следующий раз ничего не менялось. Пиво холодило глотку, брюки становились тесны и неудобны. И он снова послушно лез в ту лохань, что оказывалась ближе ко входу.

Хренова прачечная превратила его в собаку Павлова. Жаль только текла не слюна.

- За подковами? - Моровинд заметил его сразу, и, стукнув по длинной, бело-красной заготовке еще разок, стащил правую перчатку. Его рукопожатие прошило ладонь болью, но Фарс не позволил себе скривиться, - Рановато. Цепи-то как? Подошли? Или еще толще надо было?

Фарс передал указания едва ли не слово в слово и собрался было откланяться, когда его внимание привлек странный облик кузнеца. Он с некоторым беспокойством оглядел одежду и даже прическу Моро. Присмотрелся к разводам на широком, плосконосом лице. Наконец до него дошло. Вместо веселого, крикливого, полного жизни мужика перед ним стояла лишь его бледная тень.

- Ты это, - кузнец взмахнул рукой, собираясь с духом, - как бы это... В общем, скажи командиру, что за весенний заказ я не возьмусь.

Фарс сузил глаза.

- Не возьмешься?

- Там такое дело... В общем, я через торгашей работаю. Вернее, пока не работаю, но собираюсь. Прямо с весны и начну. Через месяц с небольшим, стало быть. Я бы взялся, мне не сложно, с начальством твоим приятно работать, какая-никакая стабильность... Была. - Моро, обычно прямой и горячий, как чертова заготовка для подковы, скатился в несвязные бормотания, - Я бы правда взялся, хороший заказ, что говорить... Но там свои порядки. Графики, распределения, то-се, пятое-десятое. Они там в гильдии сами все решают. Обещают, что будет удобно. Станет меньше кидалова.

- В какой гильдии? - тупо переспросил Фарс, - В гильдии кузнецов?

Моро замотал головой, стряхивая с носа капли серого пота.

- Мы-то тут причем? Говорю же - все через торгашей пойдет... Ты это, извинись там за меня, - немного придя в себя, закончил Моро, - Или пусть его сиятельство сам зайдет, я, может, ему получше втолкую.

В груди закипала злость. Фарсу вдруг захотелось отвесить кузнецу знатную, подобающую случаю оплеуху.

На оголенных плечах Моро бугрились промасленные тяжи мышц; невысокий, но крепко сбитый мужчина выглядел довольно опасно, однако Фарс понимал (или, скорее, надеялся) - он не посмеет ответить ударом на удар. С минуту они стояли друг напротив друга. Одного мучила жажда кровопролития, второй довольно невозмутимо оглаживал бороду.

Фарс слышал, как скворчит и ругается огонь в печи, как потрескивает остывающая сталь и скрипит сухая, испорченная искрами кожа на фартуке Моро. Капелька смазки вытекла на Фарсовы штаны и противно холодила яйца.

- Ну что, - спросил Моро, - передашь начальству, или как?

- Сам объяснишь, - процедил Фарс, вылетая из сухого жара треклятой кузницы.

Он шел сквозь толпу без всякой цели. Сжимая и разжимая кулаки. Придумывая наказания одно страшней другого. И сам не заметил, как оказался в центре базарной площади.

Ближе к обеду прилавки торговцев наполовину опустели: свежая рыба и мясо были давно раскуплены. Оставшаяся снедь видом и запахом напоминала нечто среднее между экзотическим деликатесом и тем, что стыдно выбрасывать в общую с соседями мусорку. С левого прилавка на Фарса смотрели высушенные рыбьи глаза. Справа висела вереница окороков с серо-синей корочкой.

Однако народу не становилось меньше. Разве что изменились повадки. И покупателей, и продавцов. Там, где час или два назад гордо прохаживались кухарки с Мандаринового переулка и бродили мелкие чиновники с утомленными лицами, теперь шныряла пестрая толпа дурно одетого народа. Торговцы больше не выдавливали елейные улыбки, не пытались "держать марку", когда несостоявшийся покупатель качал головой, уходя куда-то еще.

- За половину цены! - выкрикивал мясник, потрясая желто-черной голяшкой, - За половину или еще меньше!

Фарс с трудом растолкал привлеченных его криком голодранцев, втиснулся между какой-то бочкообразной теткой и тележкой с вялой осенней зеленью. Тимьян и тяжелый дух рыбных потрохов выбили слезы, заполнили рот горькой влагой. Он не знал в точности сколько времени, но чувствовал, что опаздывает. Леший, должно быть, ушел далеко вперед. Возможно, даже успел завершить все дела и ожидал его на противоположном конце рынка.

Он едва не взвыл, представив тяжелый, осуждающий взгляд. Хоть бы раз! Хоть бы раз эта сволочь сподобилась поднять на него голос! "Нет, - думал он, выискивая по верхам короткостриженый русый затылок, - уж ты-то до крика не опустишься! С говном себя сожрешь, но не опустишься. Методы у тебя другие... Не методы, а люди. Всегда найдется человек, который сделает за тебя всю грязную работу... Хотел бы я посмотреть, чтобы ты делал без меня".

Толпа гудела, бренчала, переговаривалась. Возможность продвинуться на метр вперед приходилось отвоевывать чуть ли не с боем. С каждой минутой Фарс заводился все больше и больше.

- Вчерашняя выпечка по пять медяков за полкило! Утренняя - по пятнадцать! - надрывался хрипловатый женский голос.

Ему вторил другой - моложе и выше:

- Мед и патока! Соты и воск! Свежий урожай! Свежее не будет! Только из улья, неразбавленное!

Откуда-то сверху хлынул поток шелка, застил Фарсу глаза и на мгновение скрыл улыбающееся, игривое лицо торговки. Ей не хватило места за прилавками, и девушка расположилась аккурат между рядами, привлекая покупателей в меру возможностей и умений. То есть - пышными формами и агрессивным маркетингом.

Фарс сдернул с плеча кусок бордового полотнища, кольчужные кольца оставили на ткани некрасивые, темные затяжки. Торговка сделала вид, что не замечает порчу продукта. Фарс знал, что она начнет по-хорошему. Завизжит только если он соберется уйти.

- Вам к лицу. Смотрится очень... аристократично.

Он выдохнул и ткнул ее кулаком в грудь. Коротко, но сильно.

Торговка выпучилась на него огромными глазами и разинула рот. Отрезы шелка вспорхнули в воздух, а ее зад, напротив, впечатался в заплеванную мостовую. Раздался хриплый стон. Фарс взглянул на нее сверху вниз. Взглянул по-прежнему зло, не чувствуя ни малейшего удовлетворения. Железные бляшки на перчатках сберегли костяшки пальцев; рука утонула в упругих грудях. Он нагнулся, хватая торговку за воротник.

- Кто разрешил тебе говорить со мной? Кто. Разрешил. Тебе. Говорить?!

Торговка молчала.

Фарс приподнял ее над землей. Тряхнул как мешок с гнилой картошкой. Ее пухлые, красные губешки скривились и дрогнули, выпустив еще один стон. Он занес руку, представляя, как они лопнут от хлесткой пощечины. И вдруг замер сам не зная почему.

Секунду или две было тихо. Слышалось только как постукивают глиняные миски в руках у молочника. Потом народ забормотал что-то неодобрительное, женщина за его спиной издала рыдающий вздох. Какой-то оборванный, тощий старик сдернул с головы соломенную шляпу и зашипел, обращаясь к Фарсовой "пленнице":

- Дура! Не стой на дороге! Не видишь - офицер идет?!

Девушка мелко закивала, повторяя: "Извините, извините, милорд!".

Фарс успокоился так же внезапно, как и закипел. Пнул ее уже без желания, скорее потакая привычке оставлять за собой последнее слово.

Люди расступились, пропуская его вперед, многие склонились в неловком полупоклоне. Фарс почувствовал, как кровь приливает к ушам и изогнул губы в нервной усмешке. Скорее! Прочь из этой зловонной мусорки! Пока какой-нибудь идиот не окликнул его, вынуждая взяться за оружие... Он и сам не мог понять чего хотел больше: то ли нового унижения вконец охамевшей черни, то ли тишины и одиночества.

Продуктовые ряды вскоре сменились лавками ремесленников. Из-за звона и треска невозможно было разобрать звук собственного голоса, но народа поубавилось. И притом - изрядно. Фарс почти не удивился, когда в глубине одной из витрин мелькнуло знакомое лицо.

- Кто бы сомневался! Торчит в оружейной...

Леший смотрел так, будто видел его впервые. Скользкий холодок пробежал между лопатками. Фарс выпрямился, стараясь скрыть малейшие следы стыда. Все это - только его мнительность. Командир казался скорее рассеянным, чем недовольным. Ведь так? Нет, он точно ничего не видел. А если и видел - Фарсу есть что ответить на любой упрек. Она (и это подтвердит вся базарная площадь!) заслужила. Нарвалась сама.

- Все в порядке? - чуть дрогнувшим голосом спросил он, как только дверь со стеклянным оконцем захлопнулась за его спиной, - Нашел что искал?

Леший кивнул в ответ на первый вопрос и сделал странное, круговое движение головой в ответ на второй.

- Жду окончательного вердикта.

- Ничего нового пока сказать не могу, - гаркнули откуда-то сбоку.

Фарс дернулся и заозирался вокруг, стараясь обнаружить говорившего. Оружейник сидел в дальнем углу полутемного помещения. Согнувшись в три погибели и не шевелясь, он почти слился с обстановкой. С одной стороны узкого стола высилась стойка со щитами, с другой - валялась кипа простеньких, безразмерных поддоспешников.

- Можно вас на секундочку, ваше сиятельство? Боюсь, без помощника тут не обойтись... Вот это зеркало поправьте... Так, еще немного. Теперь хорошо.

Несколько свечей, а вернее - умирающие огарки, были расставлены внутри затейливого лабиринта из зеркал и линз. Фарс глядел на ровный, яркий луч света, направленный на основание наконечника, и глотал ругательства. Такие же затейливые, как это устройство. И чего он разнервничался?

- Согласитесь, это интересно? - вполголоса спросил Леший, - Настолько интересно, что мне не слишком совестно отвлекать вас от работы.

Перильо, личный оружейник Его Королевского Величества, признанный гений своего дела и известный мастак по части мелкой и кропотливой работы с железом, оторвался от изучения наконечника. Искоса глянул на Лешего.

- Где вы его взяли?

- Нашел за городом.

- Нашли? За городом? - спросил Перильо с вызовом. Помолчав и пожевав тонюсенькими губами, он почему-то сменил тон. Заговорил вдруг слабым голосом, - Это ведь работа Ялома, да? Очередная его идиотская шуточка? Этот прохиндей снова пытается меня разыграть! Чем он шлифовал втулку?

Леший ответил оружейнику осторожной улыбкой.

- Не думаю, что ему бы хватило упорства шлифовать ее изнутри.

- До зеркального блеска, - горестно крякнул Перильо, - И шило! Гляньте-ка, ваше сиятельство. Чуть сплющилось, да и только. Ровнехонько под прямым углом. Откуда, говорите, вы его выдернули? Ну, отвечайте же! Не морочьте меня сказками.

- Из головы, - начал Фарс, но тут же примолк, наткнувшись на жесткий взгляд командира, - Из головы такое не придумать...

Оружейник снова пожевал губами, не в силах смириться с мастерством неизвестного ремесленника.

- Дайте мне его, ваше сиятельство. Я поспрашиваю у кустарей. Может, отпилю кусочек, погляжу что за сплав.

- Нет, - Леший покачал головой и, оторвав руку от левого запястья, потянулся забрать наконечник, - Извините, но нет.

Перильо был далеко не первым человеком, сделавшим попытку присвоить сокровище "его сиятельства". Как и все прочие, Перильо рассчитывал на всегдашнюю уступчивость командира Северного гарнизона. Но Леший вцепился как клещ. Точно чертов наконечник был семейной реликвией пяти поколений Измайловых.

Фарс нервно сглотнул, вспоминая удивленное, а после - недовольное лицо второй персоны их небольшого королевства. Эрцгерцог Шторм предлагал, просил и наконец требовал, но Леший уперся в свое "нет" и ждал шесть часов, теряя не только время, но и остатки достоинства. "Сначала на это должен посмотреть Его Величество" - отвечал он на любые увещевания. Фарс так и не понял, был ли от его упрямства хоть какой-нибудь толк.

В Малой приемной короля было так скучно как, наверное, нигде. Ни тебе газетки, ни брошюрки, ни даже графина с водой. Ладно хоть диванчики были удобными. Свет лился сквозь портьеры, придавая лицам просителей вялое, болезненное выражение. Десяток собравшихся в комнате людей менялись составом, но не числом.

Маясь от безделья, Фарс инспектировал входивших в широченные двери. Восемь девиц разной степени потрепанности, все как одна - испуганные, затравленные, с бегающим взглядом заплаканных глазах. Четыре ремесленника, тоже испуганных, но больше злых. Смутно знакомый маркиз с угрюмой, не пожелавшей здороваться супругой. Виконтесса Пайпер, как всегда деятельная и неспособная усидеть на месте дольше минуты. После ее ухода Фарс добрых полчаса разглядывал так ее стул, надеясь отыскать притаившийся в бархате гвоздь.

Лишь один человек продержался дольше упрямого командира Северного гарнизона. Измученный нервной работой и вечной поддатостью трактирщик расположился в удивительной позе. Каким-то непостижимым образом он умудрялся занимать самый краешек стула и при этом бессовестно дрыхнуть, свесив на грудь лысеющую башку. Фарс глядел на него с завистью. "Сидит со вчерашнего вечера, - чуть слышно проговорил камергер, когда Леший вопросительно кивнул на храпевшего мужчину, - Хочет подать жалобу лично".

Леший не выказывал нетерпения, но Фарс знал его достаточно, чтобы читать раздражение в мелких деталях. Вот в глубине королевской резиденции негромко звенит чей-то смех, и плечи его напрягаются. Вот в коридоре слышатся тяжелые шаги, и Леший хмурится, удивляясь тому, что голем бродит по дворцу в одиночестве.

Фарс тоже слышит шаги и внутренне подбирается. Черные доспехи снятся в кошмарах не ему одному. Когда звук утихает, растворяется вдалеке, он натягивает улыбку, но она трещит, норовя рухнуть вниз. Фарса перестает развлекать происходящее.

Желтый свет солнца постепенно стихает, золото сменяется медью, а после - кровью. Сначала лишь разводами, разведенной в воде дымкой, но вскоре кровь густеет, заливая ковры и мебель. До темноты остается час.

- Ты веришь в интуицию? - внезапно спрашивает Леший. Портьеры колышутся от легкого сквозняка, отбрасывают густые, бордовые тени. И Фарсу кажется, что щека и подбородок друга изуродованы рваной раной, - Чем дольше я нахожусь на западных стенах, тем сильнее нервничаю. Просто так, без причины... Здесь ничего не происходит. Кругом одни бескрайние, голые степи и холмы вдалеке... И этот замок в трех часах езды. Красивый как картинка. И отчего-то заброшенный...Эти головы. То ли отрубленные, то ли откусанные.

- Перестань, - не выдерживает Фарс. Голос его звучит гораздо громче, чем ему хотелось бы, - Сколько можно?

Они заводили этот разговор три или четыре раза. Так что Леший даже не думает подыскивать новые аргументы и только повторяет то, что уже говорил.

- Я был не один. Каждое мое слово может подтвердить Кроу и еще одна охотница. Ты его слышал. Своими ушами.

- Неужели? - спрашивает Фарс, разглядывая дрожащую "рану" на лице друга. Он слишком устал от всего этого. Тон его голоса - разведенный в желчи яд, - А три десятка твоих лучников и столько же кирасиров скажут обратное. На решетках ни следа высохшей плоти, ни пятнышка крови. Ничего.

Леший кивает. Потом поднимает на него взгляд. Фарс не помнит, чтобы у него когда-нибудь был такой взгляд. Тяжелый, неприятный, почти черный в наступивших сумерках.

- Только ржавчина. Густая и темная. На конце каждой пики, - говорит он, прислушиваясь к шагам голема, - Ты можешь идти, если хочешь. Я подожду еще.