Аннотация: Воспоминания о хранителе домашнего скота.
Евлаша
Это сейчас мне за шестьдесят и я многое начинаю либо забывать, либо наоборот - вспоминать. Я в детстве часто гостил на летних каникулах или на выходные у своих бабушек и дедушек. Оба моих родителя были родом из деревни, вот я гостил то у одних, то у других. Вспомнил я тут случай, произошедший со мной в детстве, лет мне десять, наверное, было. Гостил я у бабы Шуры в деревне Белый Яр. Сама деревня, как деревня: своя речка, свой колхоз, своя страшная брошенная баня, где пугают по ночам друг друга дети и конечно свои традиции.
У моей бабы Шуры были свои интересные привычки. У неё с дедом Колей помимо двух коров, поросят еще была и лошадь, но все они обитали в одном "коровнике". Не знаю, почему так называли это место, просто, наверное, потому что постройка была единой, разделенная только загонами. Один из загонов всегда был пустой и я как то пошел и спросил у бабы Шуры, почему в последнем загоне никого нет. Помню как сейчас:
- Там, внучок, живет наш Евлаша, - ответила мне баба Шура.
Я удивился, не знал я ни о каком Евлаше. Спросил у бабушки, кто это такой, первый раз ведь слышу.
- Ну, Евлаша и Евлаша,- озадаченно ответила она мне,- У всех он свой живет, а у нас Евлаша. За скотиной смотрит. Вот на праздник или просто в выходной день кусочек пирога принесешь ему, да горсть орехов, он хорошо смотреть будет, а забудешь - захворает скотина или ведро с молоком будет опрокидывать.
Мне стало это интересно, расспросил еще бабушку об этом и попросил показать, как она ему угощение передает. Всю ночь плохо спал, думал, фантазировал, а с рассветом вскочил зайцем с постели и с бабушкой в коровник.
А бабушка у меня интересная, для Евлаши имела специальный платочек, в который ему угощение завертывала. Был он нежно-голубой с вышитыми небольшими маковками, сама она их вышивала. Вот в тот день завернула три печенья и пять орешка лесных.
- Он сластена, сладкое больно у меня любит. Разбаловала,- объясняла бабушка, - Он и морковь уважает и от свеклы не откажется.
А я в детстве тоже любил печеную свеклу, казалось она мне особым лакомством. Сейчас это уже не то, нет такой деревенской детской романтики.
Ну вот, завернули угощение в платочек, идем в коровник. Заходим, а баба Шура порог переступает и останавливается:
Я по сторонам смотрю, все по-детски жду, вдруг Евлаша появиться, ведь бабушка врать не может. Смотрю, смотрю, но никого кроме коров Ночки и Дочки, лошади Машки и трех поросят не слышу и не вижу. А бабушка дальше пошла к последнему загону, по пути со всей живностью тоже здоровается. Мне все это кажется странным и забавным и даже мистическим. Неужели животные её понимают? Проходим к последнему загону, а бабушка туда не заходит, стоит:
- Евлаша, вот к тебе внучка привела, не обижай. А это тебе угощение. Ты уж охраняй прилежно скотину то, не обижай её, родимый,- и с этими словами заходит в загон, разворачивает платочек и аккуратно раскладывает угощение на свежем сене.
Я удивлен и растерян, но все же пытаюсь присмотреться, а вдруг он все-таки сидит в этом загоне в темном уголочке и так же смотрит на меня?
- Ну, все, можешь идти, внучек, - сказала бабушка.
Чтобы я видимо не мешал ей, меня отправили в дом, помочь деду завтрак для нас всех сготовить. Я, конечно, убежал в дом, но все это время во мне сидела одна мысль: а куда исчезают угощения? И я решил, что сам завтра отнесу угощение для Евлаши, спрячусь там и прокараулю его, придет он за угощением или нет.
Так я и сделал. Утром я встал раньше бабы Шуры, тихонечко взял тот самый платочек для Евлаши (он лежал в первой полке старого комода), положил в него три лесных ореха и вчерашний оладушек, и побежал прямиком в коровник. Прибегаю, стою у порога - страшно! Кажется мне, что кто-то незримый смотрит на меня и скалиться. Может убежать?
- Здравствуй, Евлаша, это внук бабы Шуры. Я тебе угощение принес,- сообщил я всему коровнику и робко побрел мимо еще спящих животных.
Они смотрели на меня непонимающе, сонно, а я не сводил глаз с последнего загона. Иду, по пути стеснительно здороваюсь с коровами, с лошадью и поросятами, последние даже мне хрюкнули в ответ. Иду и вот он - последний загон. Нерешительно заглядываю туда - никого! И вчерашнего угощения тоже нет! Стою у загона, вспоминаю, что бабушка говорила вчера:
- Вот, Евлаш, принес. Прими от меня угощение, чтобы за скотинкой приглядывал.
Фух, выдавил из себя речь. Захожу робко в загон, выкладываю на сено угощение и поспешно выхожу. Так, а что же дальше? А дальше я решил залезть под крышу( если я правильно помню, называли это место -подловка), там сено обычно хранят для скотины. Вот и лестница, начинаю на неё карабкаться, посмотрел, нет ли там никого. Вроде никого. Залез, сижу, почти не дышу. Весь мой взор обращен на последний загон. Сижу как мышка. Тишина, только поросята у себя возятся, хрюкают друг на друга. А я смотрю только на последний загон и мне почти мерещиться, что вижу я образ старикашки, такого маленького-маленького. Но это все еще фантазии, а тут и поросята перестали возиться. Тишина! У меня мурашки бегают по коже, страшно же очень! Вдруг слышу - шум! Да откуда! С последнего загона! Я пригнулся, чуть ли не зарылся в сено, смотрю в оба и не могу поверить! Там под сеном что то шевелиться!
Сердце моё стучит в груди бешено, сам я весь дрожу от страха, но смотрю, не отрываюсь. Вижу, вижу что то! Из сена просовывается неожиданно розово-грязный пятачок, протискивается полностью и с довольным хрюком начинает поедать мои угощения. Я не верю своим глазам! Это же поросенок! Всё доев, этот поросячий шпион, прорыв лазейку в сене, уполз обратно и куда - в свой соседний загон! Я не знал, плакать мне или смеяться. Так Евлаша - это поросенок! Я смеялся во весь голос, слез и побежал в дом, чтобы сообщить об этом бабе Шуре. Бабушка не разделила со мной этот смех, а смотрела на меня грозно, потому что я без спроса взял тот самый платочек и пошел в коровник, куда ходить не следовало в такое время без взрослых. Я расстроился, мне казалось, что бабушка мне не верит, что я там видел, но уже вечером она мне сказала:
- Это был как никто иной, как Евлаша,- объясняла она мне,- У него разное воплощение есть. Он, то поросенком прикинется, то мышонком, то еще какой зверушкой. Вот если ты увидел его, то значит, ты ему понравился. Вишь, поросенком обернулся для тебя. Я его только мышонком и ужом видела.
- Неужели это был он?- не верил я её словам.
- Он, родимый, он. Его главное не обижать, тогда всегда скотина ухоженная будет, здоровая и молока корова давать будет много. А не будешь с ним дружить, то и скотина помрет, и корова молока давать не будет.
Правда уж или нет, до сих пор не знаю. Но как то баба Шура на два месяца переехала к нам в город, не помню уж ту причину. Однажды приезжает за ней дед и чуть ли не со слезами её умоляет вернуться:
Делать нечего, и поехала бабушка с ним, приезжает и правда: вся скотина болеет, одна корова померла, и поросят осталось двое из четырех, лошадь почти не ходит. Болезнь, какая-то пришла. Бабушка давай Евлашу задабривать, угощение ему приносит, разговаривает ну и про ветеринара не забыли, конечно. Уж кто спас: ветеринар или Евлаша - не знаю. Но оставшаяся скотина пошла на поправку и с той поры ни дед, ни я больше не смялись, над таинственным Евлашей.
Я на долгие годы эту историю отложил на дальнюю полку своей памяти, а тут вот вспомнил. Забавно стало от воспоминаний. А еще я вспомнил: у бабушки был домовой Кузьмич (она ему молоко часто наливала в маленькое блюдечко и оставляла у порога) и банник Протасыч (всегда с ним здоровалась, когда в баню заходила).
Вот такой был таинственный мир у моей бабушки Шуры из Белого Яра.