От автора: Я уже обещала, что февраль месяц будет посвящен полностью паре Хитсу/Карин. Решила опубликовать эту работу, хотя и не планировала этого первоначально, так что вам придется пожинать мои плоды. И, несмотря на все длительные ожидания, я все же надеюсь, что вам понравится.
Содержание: Его действия не поддавались логики, но когда он вскрыл себе рану, разрывая кожу до самого мяса, поднося окровавленное запястье к ее губам, он знал, что то не было ошибкой, лишь судьба властвовала над ними.
Предупреждения: Эта работа нечто вроде эксперимента. Немного порочнее и темнее, зрелее (но в сюжете нет ничего такого, из-за чего пришлось бы менять рейтинг), здесь есть особая глубина, которой не хватает в моих обычных рассказах. Ко всему прочему, написано от лица Тоусиро, я подумала, что будет интересно попытаться сделать его главным героем. И я также пыталась писать в новом, несвойственном для себя стиле, поэтому мне хотелось бы узнать ваше мнение, мысли и ощущения после прочтения.
Сцена кровавого месива говорила о том, что во время кормления, буйного пиршества, что-то пошло не так.
Бездушные зеленые глаза бросили взор на хладные и сломанные тела, и кровь багровыми реками вытекала из ран, оставленными клыками, что с легкостью разламывали кости и вгрызались в плоть. И не было надобности выяснять все обстоятельства дела, светловолосый мужчина и так мог сказать, что произошедшее работа только что обращенного вампира, у которого не было хорошего воспитателя, способного рассказать ему о должных манерах трапезы. Он скривился от отвращения, когда трупный запах гниющих тел достиг его носа, и рука легла на пистолет в кожаной кобуре на бедре. К чему марать Хьеринмару о такое жалкое подобие себя. Вытаскивать святой меч из ножен против чего-то столь ничтожного и мерзкого только бы унизило его достоинство и великий дух, запечатанный в стальном лезвии обоюдоострого клинка.
Он должен был покинуть это место сразу же, как почувствовал, что обезумевший зверь сбежал, в надежде, что его смертоносную резьбу и расплывчатый силуэт не застанут глаза посторонних, и не раздастся во мраке ночном оцепеняющий крик, полный ужаса и страха. Не было необходимости пытаться отыскать среди множества недвижных тел выживших. Новорожденные отличались слабым восприятием к новому чувству голода, иной жажде, превосходящую человеческую, и те могли насытиться любым, кого коснулись бы их черные руки, утоляя нужду до тех пор, пока кожа их не станет цвета алой камелии от людской крови. Вот почему необдуманно обращать юнцов нового поколения было так опасно, те легковерно отбрасывают свою былую сущность, прежде чем смогут противостоять всепоглощающему желанию, теряя душу под покровом чистого безумия. В конечном счете, смерть была единственной целью для тех, кто опустился до окаянной формы человека.
Он стремительно проходил через разорванные конечности к причудливым узорам красного оттенка, брызгами окрасившего стены и половицы, словно созданные небрежной кистью художника, его взгляд достиг конца темного холла, а потом он перевел его к левому краю, ведущему к другой дороге. Своим зрением он мог разглядеть самые мелкие детали сквозь плотные тени полуночного сумрака, и казалось обыденным видением руки, обагренной кровью на фоне светло-серого здания. Он сделал несколько шагов в том направлении, как внезапно почувствовал, что его схватили, и мертвенная рука с силой стиснула его лодыжку.
Посмотрев вниз, охотник увидел молодую девушку, крепко цепляющеюся за драгоценные остатки жизни, ее глаза были широко раскрыты, когда она из последних сил, поддерживающих ее, подняла голову, чтобы встретиться с ним взглядом. По витавшему в воздухе запаху, он узнал, что смерть ее стоит у порога, из девушки выпили почти всю кровь, и последние рубиновые капли стекали из глубоких ран. Уже то, что у нее остались силы, удивляло и впечатляло его, воля к жизни была сильнее нужды тела к смерти.
И впервые за столетия, он был заинтригован.
Вдалеке, он слышал вой полицейских сирен, звенящий в его ушах, заставляя все его чувства сконцентрироваться и быть осторожным. Не думая ни о чем, он склонился на колени, чтобы хорошенько рассмотреть женщину, что отказывалась уснуть в объятиях вечного забытья. Под покрытыми грязью волосами и расцарапанной кожей, он того не ожидая, увидел красивое лицо. Но куда интереснее была решимость в этих серых глазах, светлых, несмотря на растворяющееся сознание, ускользающее, как вода.
Столь легко оставить ее здесь, позволить ей умереть и обрести покой, он знал, что большинство душ жаждали жизни, купаясь в земных грехах. И никто бы из соплеменников не обвинил бы его за нежелание брать себе в услужение учеников. И все же, ее упрямство и непоколебимое упорство отравили его разум сладким ядом, она не хотела сдаваться и уступить зловонию, истлевающему тело. Его действия не поддавались логики, но когда он вскрыл себе рану, разрывая кожу до самого мяса, поднося окровавленное запястье к ее губам, он знал, что то не было роковой ошибкой.
***
Когда она проснулась, он смог почувствовать силу ее эмоций, как если бы они были его собственными. И первое чувство окатило его как ледяной душ, тесно переплетающимся со смущением и смутным беспокойством, но, то был далеко не страх. И этот букет ощущений стал для него наиболее интересной картиной, когда он поднялся со своего места на кушетке и двинулся в широкую гостиную, где он оставил ее.
Но, конечно же, подобные апартаменты мог себе позволить не каждый арендатор, квартира находилась в высотном здании на самом верхнем этаже, и для двоих была просто огромной, с множеством просторных комнат и коридоров. А учитывая, как он бесцеремонно вырвал ее из рутины обыденной и привычной для человека жизни, не оставалось никаких сомнений, что вместе им придется провести много времени. Возможно, не вечность, дитя всегда вольно покинуть своего родителя, если оно будет готово к самостоятельной жизни, но десятилетия покажутся бесконечными для столь юного создания.
Отчасти он хотел узнать, каково привыкать к новым чувствам, новым запахам, прекрасно осознавая, что это первое, на что она обратила внимание. Сетчатка ее глаз еще слишком чувствительна, и яркий свет ошеломит ее, она не сможет даже выглянуть наружу из окна в течение дня. Ее слух уже подсказал ей о приближении чужих шагов, и когда он открыл дверь, она сидела, в задумчивости поднимая на него глаза, и одно его присутствие заставляло разум ее трепетать, звеня оглушительным ключом в самом центре сознания. Со временем она сможет развить в себе и сверхъестественную силу, и скорость, и отчего-то он торжествовал и благодарил самого себя за не расточительность - в пентхаусе было не так много роскошных и дорогих вещей, об утрате которых он позже бы жалел. Для него она была почти младенцем, и пока она не научиться воспринимать окружающий мир, так он и будет к ней относиться.
Отодвигая со скрипом дверь, он вошел внутрь, и его глаза темной зелени встретились с печальными, но не запуганными как у жертвы очами удивительного оттенка, словно ирисы, вросшие в камень, и он наблюдал, как она натягивает в защитной реакции на себя одеяло. К счастью, он обнаружил, что она все еще не испытывала ужаса перед ним, зато в ней нарастало понимание происходящего, что она больше не принадлежит миру, в котором родилась. По крайней мере, если уж он и собирался воспитать детеныша-вампира, то пусть дитя будет таким же умным и находчивым, как эта девочка.
Никаких истерических криков или отчаянной мольбы, и когда он присел на край кровати, она не задрожала, не думала, что он может причинить ей хотя бы крупицу боли. Однажды он объяснит ей, что ее внутренняя борьба будет причинять ему взаимную боль, и когда она не сможет поддерживать себя сама, то станет использовать его как опору. Но сейчас, он хотел получше узнать своего маленького компаньона.
- Как твое имя? - спросил он, и белые пряди волос упали на его волнующий взгляд.
Она молчала, оценивая и изучая его своими кошачьими, щелевидными глазами.
- Куросаки Карин, - наконец произнесла она, опуская покрывало на колени, чтобы лучше рассмотреть его.
- Ты знаешь, что произошло с тобой? Он никогда не был особо нежным, одна из причин, почему он никогда не обращал никого прежде. Слишком много заботы и внимания для такого старого и древнего существа как он, да и не было никогда достойных кандидатов, которые бы заслуживали его крови.
Однако же, несмотря ни на что, он смог отыскать одну особу.
- Ты обратил меня, не так ли? Фраза, произнесенная в манере вопроса, но в ней не было и капли потрясения. - Я стала вампиром, как то чудовище, что пыталось убить меня той ночью.
- Да, но я не похож на того червя, что пытался пожрать тебя. Его голос был ровным и безмятежным, хотя ему не понравилось одно лишь сравнение с собой того, кто жил одними ночными инстинктами хищника. - Я твой Сир, и с этого момента твой хозяин.
Она все еще оставалась невероятно спокойной, а черты лица не изменились под тяжестью горьких событий, и девушка по имени Карин начала рассматривать его со знанием истинного охотника. Он получал наслаждение от уверенности, сиявшей в ее глазах, и мужчина в очередной раз убедился, что сделал правильный выбор. Если он и собирался с кем-то провести несколько последующих столетий, то никто другой не подходил ему лучше, чем эта девочка.
И без промедления, она вновь произнесла:
- Могу ли я узнать Ваше имя, Хозяин?
Удовольствие пронзило всю его сущность, и губы изогнулись в коварной усмешке, а нечеловеческая нужда завершить обряд со своей последовательницей, зародилась где-то внутри, отзываясь внизу живота. Его пальцы запутались в темных, шелковистых волосах, и он притянул ее лицо к своему, шепча ответ, прежде чем его губы обрушились на ее зовущие уста.
- Хитсугая, Хитсугая Тоусиро.
***
Прошло не больше недели с тех пор, как они начали жить вместе, но они оба все еще делали осторожные шаги вокруг друг друга. Он забрал ее жизнь, превратив в прах под ее ногами, но желал, чтобы она смогла перейти в его мир без отрицательных последствий, сокрушивших и доведших до безумия многих обращенных. Поэтому он заставил себя подождать, позволяя ей прийти к нему, когда она будет готова.
Но именно он стал тем, кто сделал первые шаги и сократил расстояние между ними, невольно подпадая под чары ее природной красоты, сделав его зависимым от необходимости видеть один лишь ее образ. Хотя об этом она еще не догадывалась, но ее нынешнее доверие было временным, она тосковала по его близости, заменяя одно его присутствие неким утешением, и это дарило ей больше облегчения, чем бы ей того хотелось. Спустя время, его уже не беспокоило то, как она усаживается рядом с ним или как безудержно ищет его, чтобы успокоиться. Это лишь усилит их хрупкие как паутинные нити связи.
И постепенно он уже с легкостью мог сопровождать ее в потусторонний мир, спрятанный от людских глаз. И пока она свыкалась и приспосабливалась, познавала законы иных с неуклюжей грацией, он понял, что жаждет взамен ее доверия. Однажды он спросил, что она оставила позади своей прежней жизни, не ожидая, что сможет получить полный и честный ответ, как неожиданно почувствовал ее нерешительность; вместо этого, он узнал, что ее семья погибла много лет назад, автокатастрофа, в которой она была единственной выжившей. Она осталась одна, когда ей было только четырнадцать, и в какой-то степени, воспитывала себя сама, используя страховые выплаты и деньги, полученные с продажи за дом ее детства, чтобы закончить школу. Когда же он поинтересовался, почему она решила покинуть свой отчий дом, ответ ее был холоден и резок, как сталь, словно она давно отрезала от себя часть прошлого.
- Воспоминания всегда возвращаются. Ее слова походили на воззвание, и тогда она свернулась возле него калачиком, чуть склоняя голову на его плечо. И этот жест сделал ее такой маленькой, беззащитной, совсем не напоминающей вампира, коей судьба предопределила ее путь до конца вечности. Но он знал, что та трагедия взрастила в ней силу, что сверкала ярче алмазной россыпи, когда их взгляды встретились, она отказалось от жалости и горечи. А потому он не дал ей ничего взамен, лишь воспользовался моментом слабости, чтобы прижаться губами к ее лбу, прежде чем покинуть ее и оставить со своими мыслями наедине.
С каждым прошедшим днем, он все больше уверял себя, что они составят могущественный и непревзойденный союз, настоящая хищница, влекущая к себе внимание любого из его племени, даже равного по силе ему. Он не собирался воспитывать свое дитя, как благородную деву, вечно сникающую себе смертельных противников, нет, ни тогда, когда в его работе смерть шествовала за ним по пятам, а враги ждали момента, чтобы заполучить его кровь, дабы использовать в своих целях. Жизнь слишком легко отнять - то был опыт, который он приобрел с годами, ставший его принципиальной позицией. Идеал, который он хотел привить ей.
В его мире, такие как он, истинные вампиры, рожденные естественным путем, встречались так же редко, как и слитки золота, и должно быть их осталось не больше сотни. Благодаря их происхождению, однородности, их тела были переполнены силой древних предков, и власть протекала через кровь, струящуюся по их венам, предоставляя невероятную силу тем приверженцам, что вкушали их крови. Но были и те, кто алчно жаждал получить силу, продавая за всемогущество разум и сердце, испивая высокорожденного до последней капли, дабы насытить собственную жадность. Теперь же, у него был последователь, преданный, верный, как само второе я.
И он ждал ее прихода еще до того, как создал из нее подобное ему существо, теперь же воспитывал в ней инстинкты охотника, блестящего и беспощадного убийцы, вынуждая ее наблюдать за его кровавым ремеслом в глубокой ночи. У него был только пистолет и он сам, когда заставил выйти на бой малочисленную армию немертвых нечистей, не имеющих права на существование, лишившиеся гордыни существа, смеющие именовать себя вампирами - они всего лишь жертвы игры сильнейших из его рода. Со временем, борьба за власть среди малочисленных благородных домов и старых традиций, превращалась в истребление, и численность дворян уменьшалась, а юные, но могущественные обращенные, были одержимы идеей создавать целые орды не щадя никого, надеясь когда-нибудь преодолеть большинством противостоящих им врагов властителей.
Но если потребуется и придет время, когда его призовут его кровные собратья и сестры пойти войной с так называемыми лидерами, он отзовется на призыв - это было будущее, наступление которое он отвергал и страстно желал. И дети полуночи, слабые и никчемные, вступившие в сражение с ним разрушили его привычное спокойствие, расколов на части маску миролюбивой сущности, но и подарили шанс вытащить из ножен Хьеринмару впервые за многие и невероятно долгие десятилетия. Одна мысль заставила его холодную кровь вскипеть в жилах в волнительном предчувствии и нетерпении.
Повернувшись к своей подручной с волосами оттенка вороньего крыла, после того как последний мужчина бездыханно пал на плиты пола, он был несказанно рад увидев ее интерес, нежели ее отвращение и ужас. Ох, конечно же, в смешение ее чувств присутствовали и омерзение, и страх - к несчастью, он все еще мог ощущать ее эмоции, хотя с недавних пор, она решила контролировать их беспрепятственный и буйный поток, управляя их связью со своего конца - но черты ее лица оставались неизменно хладнокровными, почти равнодушными. Он подумал, что это хорошая практика для того, кто в итоге обретет достаточно сил, чтобы стать его партнером в искусстве убийства, направляясь к ней.
В словах ее присутствовала сила, но голос дрожал:
- Обучи меня.
- Ты не готова, - высказался он в беспрекословной и повелительной манере, вставая перед ней. Ноги ее будто налились свинцом, когда она следовала за ним через покои тихого и густого мрака ночи, и запах оскверненных, витавший в воздухе, напоминал о том, что они должны отбросить свои человеческие чувства прочь, чтобы идти вперед против нечистых.
И хотя он тотчас отказался от ее предложения, ее настойчивость была похвальна.
- И не буду готова, если Вы не займетесь моим обучением, Хозяин.
- Ты была обращена меньше года назад, Карин, - и в голосе его были слышны нотки тихого недоверия. - Пускай сейчас ты уже можешь питаться самостоятельно, ты все еще не смогла укротить и подавить внутри себя основные инстинкты. И пока этого не произойдет, твое обучение начнется лишь тогда, когда ты осознаешь и поймешь, как управлять способностями, которые ты получила, став обращенной.
- Только потому, что я не готова сражаться, не значит, что я не готова учиться, - огрызнулась она, и неповиновение, и несломленная решимость заставили его остановиться. Он с неохотой признал, что она была права, и он стоял, ожидая, когда же она догонит его. Она злилась на него за резкую смену своих суждений, но была рада, что имела влияние над ним и знала, за какие струны его души нужно дергать, чтобы получить желаемое. Он посмотрел на дерзкое и смелое лицо, на уверенные и стойкие линии плеч, и понял, что этот бой он окончательно проиграл.
***
В какой-то момент он понял, что готов вверить ей самого себя, а потому мог с уверенностью брать ее с собой и раскрывать тайны, скрывающиеся от людского мироздания, знакомить с законами, царствовавших в расщелинах таинственного зазеркалья. Постепенно она превратилась из его чада в ту, что достойна стать партнером, но ему еще нужно было хорошо узнать и отыскать мужчину, стоящего ее. Когда они посещали званые собрания и встречи, в независимости от того спонтанно ли они принимали решение или спланировано, ему приходилось делать немыслимые усилия над собой, чтобы не обращать внимания на пристальные взгляды, блуждающие по ее идеальной фигуре, похотливые взоры, которыми они стреляли в ее сторону. Она являла собой ипостась высшего качества, деликатес для любого гурмана, страждущего от желания, их увлекала ее классическая красота, но не настолько, чтобы они пробовали свои ухаживания, когда его рука поднималась в жестком отречении или отказе от дальнейшего проявления симпатии.
К двадцати годам она перестала стариться, едва достигнув возраста законного совершеннолетия, и будь дано ей больше времени, в какую бы невероятной красоты женщину она могла бы превратиться. Но этот недостаток едва ли беспокоил его, тогда как ему приходилось отбиваться от бесчисленных поклонников пытающихся завоевать ее расположение.
К счастью для него, ей не приходилось изображать из себя саму невинность, как никогда и не пыталась играть по правилам, а потому отказывала любому, кто преодолевал грань дозволенного, не мешкая, доказывала свою силу, когда тайные обожатели предпринимали безутешные попытки подчинить ее своей воли. Долгие тренировки дали свои плоды, и он не сомневался, что из нее вырастет по-настоящему стоящий боец, ведь он отдавал ей все, что у него было.
Но ее мирный нрав, безупречное поведение и благовоспитанность в обществе, скрывали за собой личину мятежницы, которую он ненавидел и втайне обожал. Хватало одного ее томного взгляда, поддернутого тонкой пеленой, всякий раз, когда он сердито смотрел на нее или намеривался отчитать, запретить, его наказы замирали на губах.
Он знал, что она станет одной из сильнейших, но не был готов к такому быстрому развитию, как и к ее необузданному порыву познания. Годы, проведенные за бегом, обучение за боевыми искусствами и владение холодным оружием подтянули мягкое тело, сделав ее безупречным противником, как и в учебном зале, так и на затененных дорогах ночной обители. То, как она обманчиво уклонялась от ударов и нападала с сокрушительным напором говорило о ее рефлексах, хорошо сочетающихся с пробужденными способностями и природными данными вкупе дали превосходный результат. Пройдет еще немного времени, и она уже не будет нуждаться в его защите, но и немало утечет воды до той поры, когда она сможет превзойти учителя.
Наступали и тяжелые времена, когда ему нужно было усмирять зверя, снедающего ее разум, и однажды поутру, она пробудилась от невыносимой жажды и неумолимого голода. Сначала она испугалась, обнаружив в себе неистребимую нужду, прочувствовать вкус чужой жизни, когда впервые в ту ночь испробовала его чистую и незапятнанную скверной кровь. Будь он обычным вампиром, чудовище, сидящее внутри нее, испило бы его до последней капли, иссушив без остатка, доводя ее до фатального безумства и стремления получения большей власти. Уже то, что ему пришлось бороться с ней, обострило все его чувства до предела, накалив, как металл, пылающий в огне, он отбросил ее на мягкие перины, вдавив руки в мягкий матрац, подавляя борьбу чередой жарких и страстных поцелуев, от которых на следующее утро она выгибалась, словно прирученная кошка.
Он рассказал ей, что связь между дитя и Сиром священна, и завершалась полным обменом крови и тел. И до тех пор, пока она будет зависеть от него, ей придется полагаться на то, что он дает взамен, как символ равноправного обмена, чтобы остаться в здравом рассудке.
Одним ранним утром, лежа на его груди и вырисовывая круги пальцами на гладкой и холодной коже, она поинтересовалась, удастся ли ей выжить без его поддержки и существования, он ответил без затей и утаек, проводя мягкую линию вдоль ее позвоночника.
- Когда ты обретешь достаточно сил, то будешь и вольна покинуть меня. Возможно, найдешь себе духовного супруга, если пожелаешь того.
- Когда же это произойдет? - вопрошала она, целуя его шею, чуть прикусывая клыками, а затем, мягко облизывая, проводя языком по ранам от укуса, которые она оставила прошлой ночью. Она все еще отказывалась пить кровь людей, охотно вкушая крови своего хозяина. Что-то мистически притягательное было в аромате его рдяной крови, что доставляло ей божественное удовольствие, и чувства пульсировали, отзывались эхом, когда она делала глоток его жизни, а руки ее блуждали вниз, спускаясь к тугому животу, придавливая его тело в матрац.
- Ты узнаешь, - отвечал он, позволяя ее рукам делать все, что вздумается их шаловливой хозяйке, но он был не прочь позабавиться с ней чуть дольше обычного.
- А что же будет, если Вы обретете духовного супруга? - внезапно спросила она, чуть приподнимаясь на локтях, так, чтобы посмотреть ему прямо в глаза. Ее длинные волосы скрывали темным дождем их обоих от шумного и скучного мира, ее полные губы, запятнались диким багрянцем после их предыдущего занятия любовью и ласк, по прошествии веков, проведенных в постели с безликими для него женщинами, она была, словно освежающий бриз ветра. Они лишь заводили его, никогда не удовлетворяя полностью, легкая истома блаженства наступала лишь на мгновение, чтобы смениться непрекращающейся тоской, и тогда он брал другую, в надежде избежать пагубного одиночества. Но она отличались от них. Он была невероятно невинной в сравнении с теми бессердечными и распутными девками, которые желали почета и силы, но они не хотели его самого. Но то, как она смотрела на него, словно могла видеть через кожу, читать его сокровенные мысли, делало его безвольным и беззащитным, и он забывал о той, что была украдена у него смертью много лет назад.
В итоге, он так ничего и не ответил ей. Вместо этого, он перевернул ее, и она оказалась под ним, в его власти, и тогда с уст жаждущего тела сорвались вздохи, полные удовольствия.
***
Она упивалась силой.
И вправду, к чему удивляться. Ведь она была обращена одним из чистокровных, коих не так много осталось во всем мире. Он не знал, когда смог проглядеть ее рост, она всегда была подле него, и они всегда сражались вместе плечом к плечу. Их ментальная связь крепла день ото дня, стоило лишь посмотреть в темный шторм ее глаз и открыть поток своих мыслей, чтобы узнать, чего она хочет. В его долголетии, унылой и безрадостной вечности, он никогда прежде не встречал человека, чьи мысли хотел узнать настолько сильно, чем его протеже с волосами полуночного мрака ночного. Но в сильной нужде обладать ею, он также понял, что, быть может, она не хочет того же от него.
Это случилось, когда он почувствовал ее отторжение, как она начала избегать его, не физически, но мысленно. До настоящего времени, ей нравилось оставаться в его тени, что позволяло ему сделать его работу без лишних хлопот и тревог, со спокойствием покидать любую встречу и собрание. Однако вскоре она приобрела влияние и уважение представителей высших домов, они испрашивали ее личного мнения с неким почтением относительно принятия того или иного решения. Она начала утаивать свою часть связи от него, как если у нее был от него страшный секрет, который она не хотела раскрывать. А он всегда относил себя к той группе людей, что ненавидели оставаться в неведении того, что желали узнать большего на свете.
Он и не особо дивился, узнав, что Кучики Бьякуя испытывал к ней немалый интерес, забирая ее с собой при каждом удобном случае и разговаривая о вещах, в которые ему не следовало совать свой любопытный нос. Этот мужчина был старше его, а родовые корни его семьи уходили гораздо глубже любого другого знатного дома. Какой интерес у него к его дитя - все эти кипящие и волнительные эмоции бороздили в жадеитовых глазах охотника, что наблюдал за ними в отдалении все с нарастающим недовольством.
Первоначально он планировал дождаться ее и позволить ей самой вернуться к нему. Если ей нужно мнение другого мужчины, и не требовался совет хозяина, что же, хорошо, что она получит его от мудрого и умного человека, нежели от глупцов и бездарей, ведь она все еще оставалась юной и неопытной. И все-таки, терпение его обернулось во вспышку буйствующей злости, когда он понял, что она не собирается возвращаться к нему.
И гнев его нарастал, вскипая в жилах, теперь их новая дружба стала ярым примером для перешептываний и сплетен, живой темой в неугомонной толпе сплетников. Какая пара, восхищенно говорили они друг другу, и подобные речи походили на издевку с их-то безупречным слухом, а ей удалось прибрать к рукам самого завидного человека в их кругах. В итоге, Бьякуе полагало жениться на одной из своих воспитанниц, на ком-то, кто сможет сохранить чистоту рода.
Но, в конечном счете, все ожидания и рассуждения, томящиеся и клокочущие в разуме, привели к внутреннему противоборству.
- Какое у тебя дело с Карин? Никаких учтивых приветственных и напутствующих фраз, должных знаков уважения или вежливых переговоров, что подразумевали за собой такие мероприятия. Но ее не было с ним, он провел в одиночестве слишком много времени, чтобы теперь быть в отдалении от нее, поэтому не желал тратить время на бессмысленные театральные причуды этикета.
Он оставил свою маленькую красавицу в кровати одну, после долгих изысков соития, вынуждая сдаться под его жестокостью и ненасытностью, хоть он и не хотел причинить ей боли. Часть его жалела о злостных кроваво-красных засосах, что он оставил на ее безупречной фарфоровой коже, доводя до исступления и возбуждения, чтобы потом оставить ни с чем, но, правда была в том, что ему хотелось немного наказать ее. Если бы он мог, то никогда бы не позволил прятать от него свои мысли и чувства, а она приняла каждую крупицу муки с таким безрассудным блаженством, что он уверовал - она не прочь провести больше времени за его соблазнительной и горько-сладкой пыткой. Она была неутолимой и жадной в постели, должно быть, даже больше, чем он сам.
И стоя перед ним, смотря на лицо, перекосившее от ярости, Бьякуя был чертовски стоек в своем спокойствии.
- Я не понимаю, о чем ты говоришь, Хитсугая.
- Думаю, понимаешь, - настаивал он, приближаясь к нему, и мягкий свет серебряной луны озарил их фигуры, увеличивая их темные, как смог тени.
- Она...пленительна, - признал он, за что заработал утробный, грозный рык, вырывающийся из-за стиснутых зуб Сира молодой девушки. Столь несвойственный жест, ясно выражающий чистую ревность, ее вкус был настолько ярок, что он задыхался, отчего мужчина в легком изумлении изогнул одну из чернильных бровей. И даже без своих способностей, Бьякуя был в состоянии различить истину, насколько сильно был поглощен и очарован хозяин девушкой.
Однако именно хозяин был слепцом, не заметившим соблазна своего прирученного питомца.
- Не позволю забрать ее у меня. Она моя.
- Кто сказал, что я хочу ее? Слова казались невинными, но то, как владыка грозной, морозной стихии резко вытащил клинок из ножен, доказывало, что он в корне неверно трактовал слова чистокровного князя. В замешательстве, недоумении, дворянин не мог взять в толк, куда испарялась выдержка и самоконтроль мужчины, когда речь стояла о его дитя, скорее исчезала в тот же миг, когда она более не желала ублажать его и потакать желаниям. И никогда бы в жизни он не подумал, что молодой гений покориться другому, без малейшего понимая, что он находится в безоговорочном подчинении.
- Раз отказываешься поступать разумно, я сделаю так, что ты больше никогда не увидишь ее, - пугал он, и стихия взывала к духовному мечу, укрощающий воду и льды, без разбора замораживая все, что находилось в его близи. И в то время как любой другой на его месте сжался бы от страха, Бьякуя вернул его внимание к их разговору. Не было причины вступать в драку из-за женщины, которую желал лишь один из них.
- Ты глупец, мой друг, я удивлен, что она с такой заботой и вниманием относится к тебе, - вскинулся он, отказываясь вытаскивать Сенбонсакуру несмотря на позыв, что пульсацией проходило по всему телу. Использовать меч означало бы, что он бросает вызов ее хозяину, дабы забрать к себе в услужение. И хотя ему нравилась эта нежная девочка, у него не было намерений взять ее в качестве духовной супруги.
Усилив нажим, молодой вампир обнажил клыки, выходя из себя, хоть и пытался бороться с горящими чувствами.
- И что это значит, черт возьми?
- Это означает, что я никак не могу постичь, отчего Карин влюбляться в такую неприметную и инфантильную личность вроде тебя, когда она может обратить свое великодушное внимание на любого другого, кого только пожелает. От него не ускользнула тихая и мягкая насмешка, коей обделяют отцы своих сыновей, будто коря за проступок, который отпрыск совершил, хорошенько не обдумав последствия.
- Она... Что? - проговорил он, еле ворочая языком, словно ему с трудом давались связные слова, и глубокие мутно-изумрудные глаза встретились с невозмутимым черным взглядом, и от черствости выражения этих глаз, его переворачивало изнутри. Но похоже, что его и вовсе не беспокоили его слова и мысли, когда он повернулся спиной, чтобы уйти, оставив своего родича одного со своими беспорядочными фантазиями.
- Тебе стоит скрепить связь, которую ты создал, прежде чем она окончательно сведет тебя с ума, Хитсугая. В противном случае она найдет себе мужчину, который будет любить ее лучше тебя. "Лучше", как сказал Бьякуя, не "больше". Потому как сомневался, что в мире найдется человек, способный проявлять к ней больше заботы и любви, нежели ее хозяин, все такой же тупоголовый и недальновидный, как и всегда. Единственный, кому стоило уже давно это понять, теперь мчался домой, назад к своей возлюбленной, ко второй половинке своего сердца, которую он оставил одну нежиться в кровати на белоснежных перинах.
***
- Ты думал, что Бьякуя ухаживал за мной? - давясь смехом, вопрошала она, сидя между ног своего любимого, а он устало откинулся на деревянную спинку кровати. И внутри нее что-то раскололось, чувство смущения и стыда больно кольнули сердце, отчего она положила голову на его оголенное плечо, чувствуя спиной, как поднимается и опускается его грудь. Его руки умиротворенно лежали на ее талии, словно защищая, и она сомневалась, что теперь он признается ей в своих чувствах, после того как заслуженно потребовал свою награду.
Конечно же, она была права.
- Все об этом думали, не только я. Для него весьма необычно питать интерес к женщине, с которой у него нет деловых отношений.
- Я попросила его о помощи, - призналась она, играя с его пальцами, которыми он нежно массировал ей живот. В нервном волнении она передвинулся свои нагие ноги, хотя на нем все еще были его тренировочные облегающие штаны. - Я не знала, как мне правильнее следовало признаться в своих чувствах. Все-таки ты относишься к очень древнему роду, да и традиции ты чтишь, поэтому я не хотела испортить те отношения, которые у нас были, и лишиться нужной возможности, чтобы раскрыться. Ко всему прочему, ты же мой Сир. Я же не знаю, влияет ли это как-то на мои чувства к тебе и наоборот, как эта связь отражается на тебе, может ли она повлиять на твое решение.
Он понимал, почему она так поступала, и откровенно говоря, был тронут такой заботой. Было еще столько всего, чему ей следовало научиться и, возможно, если бы дело касалось другого человека, ей бы не пришлось так долго изводить себя. Другим обращенным нужно было лишь заключить устную клятву с хозяином. И вновь пожирающее чувство ярости вспыхнуло в нем с новой силой, когда он подумал о мужчинах, которые могли бы увлечь ее внимание на свою персону, ему бы пришлось изрядно замарать руки в крови или стереть с лица земли омерзительные лица ухажеров, чтобы положить конец его страданиям.
Мгновение неуверенности было переполнено шаткими и горькими словами, от которых дрожал ее голос.
- Еще... он рассказал мне о девушке, которую ты почти взял себе в духовные супруги.
Инстинктивно, он потянулся к ней, удерживая в крепких и сильных объятиях, вот-вот и она задохнется от их силы и страсти, а он зарывался лицом в ее черные, как уголь волосы, словно стараясь спрятаться от внешнего мира. Как же давно это было, он уже и позабыл себя прежнего, тогда он был еще ребенком, все еще рос, как нормальный и обычный ребенок, не осознающих крепко спящих в его теле сил. Он вспоминал подругу, что была старше его на несколько лет, какой светлой, яркой и теплой была ее жизнь и улыбка, крепко пустившие корни в его сердце. Ничего удивительного, что он безнадежно влюбился в нее, и уже собирался просить ее о том, чтобы она навсегда, до последнего заката оставалась рядом с ним, на его стороне.
Но она сбежала к другому мужчине, своему учителю, покинула родной город, так и не спросив благословения старших. Он не знал, что тот человек был вампиром, обращенным, и долгое время использовал ее в качестве прикрытия, прежде чем вонзить в ее плоть острые клыки. Тогда он впервые убил, он омыл кровью ублюдка лезвие Хьеринмару, а позже придал погребальному огню холодное тело любимой.
После столь темной полосы жизненного опыта, он пообещал себе, что никогда не возьмет себе супругу. Потеря была непереносимой, мучительной, как адская агония, но куда больнее была правда - она никогда не была по-настоящему его, никогда ему не принадлежала. В то далекое время, было проще сказать самому себе, что будет лучше, если он навеки будет скитаться в одиночестве, чтобы никого не оберегать, отказаться одаривать силой того, кто может причинить ему боль, втаптывая в грязь его милосердие.
- Она умерла прежде, чем я смог спасти ее, - объяснил он, мягко шепча слова возле ее уха. - Я не хотел больше терять кого-то так же, как тогда потерял ее.
- Вы не потеряете меня, Хозяин. И вот опять, вновь в нем воспела уверенность, почему он выбрал именно ее среди множества людей и различных эпох, пересекая мир. Потому что он знал, что она говорила чистую правду, знал, что у нее хватит сил, чтобы остаться рядом с ним навеки.
- Я знаю, Карин, - пробормотал он, притягивая к себе ее лицо, улыбаясь ей прямо в губы. Когда он запечатлел целомудренный и невинный поцелуй, сладкий, но совсем далекий от удовлетворения, ее разочарованное и недовольное ворчание, сделало его ухмылку шире и беспощаднее. Но она была молода, а терпение оставалось добродетелью не свойственной людям ее возраста. Но срывая с нее рубашку, он знал, что это качество он с легкостью готов прививать ей до конца их дней.