|
|
||
|
Утро, ноябрь. Солнце, зажатое между высотками, светит, но не греет. Пар вырывается изо рта, чтобы улететь на небо. У нас квартира на первом. Не всем нравится - подростки, пьянь. Но на нашей детской, что перед домом, обычно тихо. Ни детей, ни нарков, только кошка из соседнего подъезда иной раз кинется в листву, примется играть, рассыпая наметённые кучи. У Ленуськи одна невозможная привычка. Потому что порой раздражает. Когда я завязываю ей шнурки, она начинает выворачивать стопу то влево, то вправо, забавляясь тем, как мои пальцы, вцепившиеся в плетёные разноцветные верёвочки, словно акробаты на канате, болтаются в разные стороны, пытаясь одновременно удержаться и завязать узел. Причем по правилам игры ухватить за щиколотку и остановить этот маятник не разрешается. - Девочка, шесть лет уже, а научиться не может, - бурчу я себе под нос. Дергающим движением кончаю с левым ботинком и подымаю голову. Ленка на меня не смотрит, косит в сторону, отчего я опять вижу вчерашний синяк под глазом. Не будь меня рядом, когда она въехала в торец отворившейся двери, которую любезно открыл Барсик, решил бы, что это Санёк-стервец, со второго подъезда. - Здрастьте, - фыркает Ленусик и я наконец поднимаюсь с колен. Рядом две девчушки. Совсем молодые, лет по двадцать. Блондиночка с широким скуластым лицом в конопушках и яркая брюнетка с этими колечками под губами и в ушах, в длинной черной юбке и пузатой, пузырями, куртке. Почему-то вместо шнурованных, на платформе, сапог обычные туфли. Но самое интересное в блондинке. Она кажется ужасно знакомой. И я, старый дурень, пялюсь на неё, как маньяк, наверное, пытаясь понять, где и когда её видел. - С утречком вас, - чуть улыбается она, не вынимая руки из джинсов и переводя взгляд с Ленки на меня. Странно смотрит. Другая бы смутилась, а эта брови подняла, выгнула. Как если бы классная на провинившегося ученика. - Привет, - говорю, - Если сигареты, то не курю. - Не. Мы не за этим, - отвечает блондинка и смешно, как-то по мальчишечьи, встряхнув головой, чешет себя за ухом. - Комсомолки мы. Я Вера, а подружка моя - Любовь. - Вера и любовь, весело. Комсомол вернулся? - Не беспокойтесь. Это при тоталитаризме врагов народа отлавливали. Мы другие. Мы людям помогаем. Нам за это зарплату платят. А вам? - Мне зарплату не платят. - А вы, простите, что, без работы? - Да. Второй год уже. Возраст у меня. Выше среднего. - Понятно. За счёт чего живете? - Подрабатываю,.. - тут я делаю паузу, потому что разговор начинает сползать куда-то не туда. Не так обычно разговаривают едва вылупившиеся из школы девочки со взрослым дядей. Может впрямь старость наступила и я чего-то пропустил? Я выразительно смотрю на Веру. - Девчонки, странная у нас тема, не находите? У меня свои дела, дочка в садик опаздывает. Лена, - поворачиваюсь к доче, - Ты их знаешь? - Ага. Они вчерась приходили. - Ленка стреляет по сторонам глазами - не нравятся ей наши гостьи. - Не вчерась, а вчера, - поправляю машинально. - И что нужно? - Хотим помочь, - любезно объясняет Вера. - У нас и право есть. Помните? Мы на зарплате. А детский сад подождёт. Мы и с Ниной Иванной уже побеседовали. Чернявая изображает на выбеленном рисовой пудрой лице улыбку оямы и выдыхает прокуренным голосом клубок пара: - Почему у девочки синяк? Аж вздрогнул. Я было подумал, что она здесь вроде как нарисованная. - Об дверь ударилась. - За прошедшие полгода четыре раз болела. Не следите за здоровьем? - Шнурки завязываете, вы так свои фантазии реализуете? - И чулок на коленке порван. Спите - в одной комнате? Блондинка вспыхивает конопушками, отступает и смотрит так, словно я превратился в Дракулу. - Что здесь вообще происходит? - спрашиваю. Я и сам лица не чувствую, и внутри задеревенело всё. Брюнетка вдруг вытягивает руку навстречу. Искры, треск и... Я сижу уже на земле. На чём-то твёрдом и круглом. В голове пусто. И копчик раскалывает на части. - Вы зачем моего папу искрой бъё-ё-ёте? - всхлипывает откуда-то сзади Ленуся, растягивая "ё". Это плохо, нехорошо. Когда Ленка тянет гласные, это уже предел, дальше слёзы. - А вот не надо нам хамить, - сообщает Мальвина, наклоняясь ко мне и медные колечки, выстроившиеся в ряд, укоризненно звенят колокольцами. - Жена ушла. Работы нет. Денег соответственно не хватает. - распаляясь, начинает перечислять Вера, встав напротив и тыча в меня пальцем. - А дочке вашей шесть лет. О чём думаете? Хотите сломать девочке жизнь? Чтобы она стала поломойкой. Шлюхой... Вы ударили? Домогались? Солнце уже привстало над девятиэтажкой, заиграло в окнах. Где-то процокали каблучки.Cмотрю на Веру снизу вверх и мне грустно. Я вспомнил. Аркаим, город-легенда, старше египетских пирамид, колыбель русичей. В музее я видел это лицо, слепленное из воска. Те же ямочки на щеках. Только нет кожаного ремешка, опоясывавшего лоб. Эх славяне, мать вашу! Я уже давно его нащупал, булыжник. Надо ж было так на него сесть! Откуда только тут взялся? Крупный окатыш, ему место в прохладной речной воде, а не у меня в ладони. Я морщусь, но встаю. Подмигиваю Ленке. Она дёргает косичками, губы зашиты, в рыжих глазах знакомое жёлтое пламя. - Ювенальная полиция? - спрашиваю. Так, для проформы. В голове уже всё сложилось в кубики-рубики. - Девочку мы у вас забираем, - обрубает моя аркаимская де жа вю. - Ну конечно, - говорю. - Само собой. - Сейчас же. Брось. Камень, - скрежещет готская любовь, вращая теннисными шариками глаз, и вытягивает перед собой шокер. - Брось! Я и бросил. Сама попросила...
|