Открыв глаза, первое, что вижу - олени, "пасущиеся" на ковре. Улыбаюсь им, ведь ковер я помню столько же, сколько себя, а олени - мои добрые друзья. Мечтаю встретить их в лесу, но, к сожалению, они здесь не живут.
Один за другим из карьера слышатся три взрыва. "Это мой папка работает", - думаю с гордостью.
За окном - приветливый, солнечный денек, который обещает быть жарким. Ветки черемухи и лапы пихты машут мне, приглашая на улицу. Да, сегодня я собиралась разведать, поспела ли земляника на припеках.
Умываясь, вспоминаю, что вчера забыла на сеновале книжку, в которой не дочитано страниц десять. Выхожу в сени. Утренняя свежесть приятно холодит ноги, я толкаю дверь. Не открывается! Что бы это значило? Толкаю еще раз и понимаю - заперта! Такое со мной случилось впервые, сажусь на ларь и перебираю все свои проступки, - вроде бы серьезных не было... И тем не менее, дверь заперли. И кто? Отец. Никак не ожидала такого предательства. Да я же... как Буратино у Мальвины в чулане! Летучих мышей у нас нет, - придется выбираться самой. Нет, я, конечно, могу посидеть до обеда дома: посмотреть телевизор, почитать, но отчего-то именно сегодня этого не хочется. Что же делать? Можно вылезти из окна в палисадник, но он заперт тоже. Через забор дорога закрыта: на прошлой неделе дала отцу честное слово не лазить, после того, как зацепилась платьем и повисла.
У меня только один выход: окно во двор. Правда, оно высоко от земли, но выбирать не приходится. Зажмурившись, прыгаю, больно ударяюсь коленями и - получаю свободу.
Хорошо, что ключ от двери находится под крыльцом. Можно открыть дверь и спокойно позавтракать.
Прихватив кружку под ягоды, иду через двор в огород, - через него и проходит путь в лес. За грядками начинается место для выпаса телят, но сейчас оно пустует: теленок, родившийся весной, вскоре умер, и отец похоронил его здесь же, в дальнем углу. Мартика я хорошо помню, у него так смешно разъезжались ножки, когда он пытался подняться!
Пригорок сплошь усыпан желтыми цветками одуванчиков, которые как цыплята: разбежались, кто куда и весело играют в траве.
Мимо колодца равнодушно мне не пройти, ведь в нем живет моя "подружка". Живет она, конечно, не в колодце, а в трубе, предназначенной для слива излишков воды. Пробирается в колодец в жаркие дни и сидит там в выемке, "на приступочке", как говорит бабушка. Моя подружка - жаба. Открываю крышку, так и есть - сидит.
- Привет! Не дождалась царевича? - шепчу я.
Жаба не обращает на меня внимания, погрузившись в свои, жабьи, размышления.
С горки за водой идет дядя Боря. Не так давно он нажаловался отцу, что я слишком много времени провожу у колодца: мол, упадет еще. Как будто я маленькая!
Напустив на себя вид послушной девочки, здороваюсь и, прошмыгнув мимо, бегу к лесу. Гулять в нем одна не боюсь, он знаком так же хорошо, как дом и двор; мне не скучно, потому что со мной всегда мои мысли.
Времени предостаточно, и значит, сначала можно покачаться на качелях, которые разместили на перекладине между двух сосен. Делали их для взрослых: от земли высоко, но мной уже освоена методика вскарабкивания. Вместе со мной качается весь мир - небо, сосны, березки на горе, заросли ольхи у ручья. Потом сижу на доске, болтая ногами, и слушаю лесные звуки - крики птиц, стук дятла, шелест ветвей, шум падающих шишек.
Недалеко находится мое "убежище" от "лесных разбойников",- это ветви сосны, опустившиеся до земли и образовавшие таким образом, подобие шалаша. Буду бывать здесь чаще, когда поспеет земляника: с горстью ягод и куском хлеба могу провести здесь ни один час, придумывая различные истории.
Почти добравшись до ягодного места, останавливаюсь под березой, ложусь в траву, всматриваюсь в небо, пытаясь угадать силуэты облаков. Вот летит олененок Бемби, за ним следует огромный толстый кот, которого догоняет большая птица, напоминающая мне с курицу из сказки "Снежная королева". Появляется самолет, за ним тянется белая полоса, я называю ее "след от полета самолета". Задумываюсь: какие люди сидят внутри, есть ли там дети, могли бы мы подружиться. Непременно хочется познакомиться с девочкой - негритянкой, - они почему-то кажутся мне особенными.
Перед глазами появляются чьи-то образы, слова, которые складываются во фразы, - придумывается очередная история...
Бреду домой, набрав с полкружки ягод, теперь можно приходить каждый день: начали поспевать.
Дома разогреваю обед, кипячу чай, забираюсь с ногами на скамейку у открытого окна - ждать отца. Через некоторое время среди множества звуков улавливаю один,- "голос" нашего мотоцикла. Вихрем выбегаю из дома, мчусь вниз по улице. Папа, уставший пыльный, останавливается:
- Садись, козушка!
- Папка, а у меня для тебя - сюрприз!
- Приятный, надеюсь?
За обедом вспоминаю свою обиду на него:
- Ты зачем меня закрыл?
- Делать мне больше нечего, как только хулиганок всяких закрывать...
- Папа, дверь и правда была закрыта!
- Как же ты выбралась?
Рассказываю. Отец пугается:
- Как же ты не расшиблась? Высоко-то как!
Но я уже все забыла. Теперь я точно уверена - у меня самый лучший папка на свете! С хитрым видом достаю ягоды, насыпаю ему в бокал с чаем:
- А вот и сюрприз!
- Умница ты моя! Спасибо!
Тихая охота
Сегодня мы идем за грибами. В лесу я бываю часто, но с отцом это - всегда приключение. Идем далеко, на весь день, до вечера, прихватив с собой "сухой паек", как говорит папа. Пока он собирается, от нетерпения приплясываю во двор. Собака Найда, думая, что я играю с ней, начинает прыгать и звонко лаять.
- Что, тоже с нами хочешь? - спрашиваю ее.
Найда, тихонько повизгивая, пытается лизнуть меня в лицо.
Во двор выходит отец с рюкзаком, корзиной и... бидоном.
- Папа, а это еще зачем? - указываю на бидон.
- Как - зачем? Попадутся ягоды, будет куда собирать.
- Мы же за грибами собрались!
- Одно другому не мешает! Ягоды лишними не будут. Зима, сама знаешь, долгая. Не ты ли любишь земляничное варенье?
Это - правда. Варенье я очень люблю. Но когда собираешься только за грибами, обидно отвлекаться! Расстраиваюсь так, что впору вернуться.
- Да всю землянику давно уже обобрали! - привожу я последний довод.
- Ну, раз обобрали, так и беспокоиться тебе не о чем, - отвечает отец.
Огорченная, спускаюсь за ним по тропинке, мечтая, чтобы не попалось ни одной ягоды.
В березовом лесу светло и просторно: ярко белеют стволы, ветерок играет с листьями, заставляя их шептаться; на разные голоса щебечут птицы, и даже в траве - удивительный мир. Останавливаюсь, подняв голову и прикрыв глаза, - мне нравится игра света и тени на веках и ресницах: словно добрый волшебник рассказывает сказку...
- Таня, что ты так долго? - слышу я голос отца.
- Сейчас, сейчас... Иду!
Подниматься нужно всё время в гору, но это совсем незаметно. Берёзки невысокие, кряжистые, ветвистые. Из зелени над головой, словно потолок образован. Изредка мелькнёт рябинка, другая, с тёмными резными листьями и гроздьями начинающих краснеть ягод. Трава высокая, цепляющаяся за ноги, шуршит под ногами. Запоздалая душица манит сиреневыми пышными ароматными метёлочками цветов. Если повернуть направо и залезть на обломки скал, то можно выйти на Лысую гору, на которой нет ни деревьев, ни кустов, и даже трава быстро выгорает на солнце.
Со всех сторон обступают лесные запахи. Чудится, что пахнет грибами, но я знаю - их здесь нет, нужно идти дальше. Показываю отцу на полянку:
- Видишь, нет ягод? - и, довольная, иду вглубь леса.
- Таня, ты прямо по ним прошлась! - громко говорит отец. - Посмотри, какие крупные! О, тут еще, и еще... Идем, бери кружку, помогай собирать!
- Папа, ну пойдем же скорее за грибами!
- Чем быстрее соберем, тем быстрее двинемся, - слышу в ответ.
Делать нечего! Беру кружку и неохотно начинаю собирать землянику. Незаметно отдаляюсь, чтобы моя леность была не так заметна. Большими бусинами краснеют в траве ягоды, начинаю увлекаться, но тут на моем пути "вырастает" берёза.
Обхожу её и вижу высокий муравейник. Затаив дыхание, нахожу место, где нет муравьиных дорожек, ложусь в траву и наблюдаю за их жизнью. Они такие трудяги! Вот маленький муравейчик тащит огромную, для его размера, веточку. Она цепляется за траву; заметно, что ему тяжело, но он упорно тянет её дальше. Двое спешат на помощь- все вместе быстро затаскивают веточку на верхушку, ловко укладывая её там. Каждая соринка, листочек, находятся на своих, строго определённых местах. Достаю самую крупную ягоду и кладу у муравейника. Жду, что будет. Сначала никто не замечает, но вот один забирается прямо на неё и замирает на время: видимо, удивлён. Потом начинает бегать вокруг, словно приглашая остальных. Несколько муравьёв, подбежав, облепляют ягоду со всех сторон, пытаясь оттащить в сторону, но, понятное дело, у них ничего не выходит.
- Куда вам её перенести?- смеясь, спрашиваю я.
- Набрала, что ли? - слышится со стороны отца.
С тоской заглядываю в кружку - там даже дно не покрыто. Встаю, отряхиваясь, поднимаю голову и вижу: передо мной - большущая паутина. Ветерок надувает её, словно парус. В уголках заметны капельки росы, с которыми играют солнечные лучи, расцвечивая их чудесными красками. Любуясь, думаю, как сотворил это чудо тот мохнатый паук, что тянет свою ниточку дальше: выше по деревцу. Не зря тонкие, невесомые, связанные бабушкой платки, называются "паутинкой". Незаметно подходит отец, спрашивает, будто услышав мои мысли:
- Ты что, подсматриваешь новый узор для бабушкиного вязания? Давай-ка, пересыпай ягоды!
Показываю свой нехитрый "урожай".
- Что же ты делала всё это время?
- Смотрела, как мурашки работают.
Отец задумывается:
- Знаешь, дочь, ты права - пойдём-ка дальше! Иначе до вечера застрянем: насекомых здесь довольно! Есть, на что посмотреть...
Стараясь не замечать насмешки в его словах, довольно улыбаюсь - только этого и ждала.
Скоро берёзовый лес заканчивается. Через просеку, широкую, с множеством пней, нас ждёт сосновый бор. Здесь - жди встречи с грибами.
В траве, вдруг, точно огонек метнулся. Бегу туда. Это - рыжик, такой яркий и весёлый, очень похожий на озорного мальчишку. Срезав его, держу на ладони, приговаривая:
- Заждался меня? Скучно, поди, одному?
- Он и не один вовсе, - говорит отец. - Посмотри, чуть подальше ещё есть.
Верно! Несколько рыжиков пламенеют у длинной коряги. А рядышком "притаился" маслёнок, с блестящей светло-коричневой шапочкой.
Теперь я держусь от отца в сторонке, надеясь собрать как можно больше грибов.
Высокие сосны вершинами упираются, кажется, в небо, цепляясь ветвями за облака. Растут они часто, забирая солнечный свет каждой веточкой, каждой хвоинкой. Тут почти нет травы: идёшь по опавшей хвое и шишкам, наступать на которые колко и приятно одновременно. Довольно много тропинок, петляющих меж стволов, но я выбираю путь напрямик - так быстрее можно найти грибы. Ходить очень интересно, как будто делаешь витки по спирали. Это оттого, что много лет назад здесь был карьер, в котором добывали железную руду. Теперь он весь порос лесом, но форма воронки - осталась.
На полянке под сосной замечаю небольшой бугорок. Торопясь, разгребаю землю - появляется сияющий белизной груздь. Зная, что грузди редко растут по одному, начинаю поиски. Осторожно убирая хвою, нахожу целое семейство - маленькие белые пятачки сами просятся в мою корзинку. Срезаю их, напевая:
- Ах, ты, мой маленький, хорошенький, идём скорее ко мне!
В этот миг мне кажется, что нет ничего радостнее сбора грибов. Приятное волнение торопит меня дальше; начинаю понимать, почему это называется "тихой охотой": тебя охватывает необъяснимое чувство ликования, ожидания новой встречи.
Вижу, что у отца дело тоже спорится, он прямо-таки "окружён" грибами. Меня разбирает смех:
- Папка, ты вертишься, как "волчок"!
- Идём скорее: отца выручать надо, а она - хохочет!
Вместе срезаем грузди, укладывая их в корзинки. Идём дальше, до следующей полянки.
- Папа, скоро обедать будем? - интересуюсь я.
- Потерпи немного. Дойдём до родника, там и передохнём, - отвечает отец.
Выбираемся на ровное место. Молодая поросль ёлочек и пихт обступает нас со всех сторон. Тёмно-зелёные колючие ветки елей перекликаются с более светлыми мягкими лапками пихточек. От запаха хвои кружится голова. Прохладно и тихо.
Заглядываюсь на невысокие ёлочки, стоящие полукругом. Они напоминают подружек, держащихся за руки. Подойдя поближе, обнаруживаю пять боровиков, они, словно матрёшки - один чуть меньше другого. Ладные, большие, на плотных крепких ножках, - настоящие здоровячки! Желая поделиться радостью от находки, говорю:
- Папа, ты погляди, каких я "поросяток" нашла!
Не услышав ответа, оборачиваюсь и вижу, что отца нигде нет. Отхожу чуть дальше, проверяя, нет ли его поблизости. Не нахожу и возвращаюсь обратно. Громко кричу:
- Па-па! Ау! Ты где? Па-па!
Он не отвечает. Что же делать? Вспомнила, отец говорил мне, что, если потеряешься, то нужно оставаться на этом самом месте, чтобы тебя легче было найти. И, хотя очень хочется бежать, куда угодно, лишь бы найти папу, всё же остаюсь на месте.
Лес, казавшийся минуту назад праздничным, становится тёмным и неприветливым. От собственного одинокого крика накатывает страх. Не хочется любоваться даже боровиками под ёлочками. Сажусь на широкий пенёк, бормоча под нос:
- Сяду на пенёк, съем пирожок. А пирожка-то и нет!
И тут меня осеняет. Чтобы страх отступил, надо отвлечься. Вот что - я начну рассказывать вслух стихи: и самой будет не так боязно, и отец, услышав, скорее меня отыщет. Вспоминаю недавно прочитанное:
- На Неглинной новый дом -
В зелени балконы.
Маки зреют на одном,
На другом - лимоны...
Увлекаясь, декламирую всё громче и громче.
Внезапно замечаю выходящего из-за поросли отца, бросаюсь к нему:
- Папа! Ну, где же ты был? Потерялся?
- Да, грибы "заманили". Испугалась?
- Нисколечко! Жду тебя, читаю стихи. Посмотри, каких я богатырей нашла!
- Что же ты их не срезала?
- Хотелось показать тебе, как они росли. Правда, матрёшек напоминают?
- Давай, посадим твоих "матрёшек" в корзину и к роднику пойдём.
Часто бывая здесь, каждый раз удивляюсь неожиданному появлению полянки среди лесной чащи. Она небольшая, с ложбинкой посередине, по которой бежит звонкий ручеёк. Это и есть родник. Струйка воды бьёт прямо из-под земли, попадая в глубокую ямку, чтобы удобнее было зачерпнуть из неё. Только сейчас понимаю, что очень хочется пить. Перебегаю по дощечке, переброшенной через ключик, ложусь на живот, пытаясь поймать губами струйку воды.
- Таня, ты что, заболеть хочешь? - спрашивает отец. - Недавно совсем ангина была!
- Папа, от такой вкусной воды заболеть невозможно! Попробуй, она - сладкая! И отчего-то пахнет подснежниками.
- А у фантазёрок всё пахнет совершенно по-особому! - поддразнивает он меня.
Садимся рядышком, разложив обед на широком чурбаке, заботливо кем-то приготовленном. Самые обычные продукты в лесу кажутся необыкновенно вкусными: огурцы, варёные яйца, зелёный лук, хлеб, посыпанный солью. Глядя, с каким аппетитом я ем, отец замечает:
- Хоть каждый день тебя в лес обедать води! Дома бы так ела!
- Ага, - согласно мычу я.
После обеда поворачиваем назад. Сосны чередуются с берёзками, идти легко и весело. Засмотревшись на корягу, похожую на большого зайца, едва успеваю заметить грибы. Кажется, что это рыжики. Но, внимательно оглядев их, понимаю, что нашла целую полянку волнушек. Розовые, с красноватыми кольцами на шляпке и с нежной бахромой по её краю, стоят они, красуясь друг перед другом. Корзина полна с горкой.
- Донести бы до дома! - задумчиво произносит отец. - Не тяжело тебе?
- Нет, я же сильная! - хвастаюсь я.
- Пойдём, "силачка" ты моя!
Перебираемся через полянку, всю в углублениях от копыт коров и лошадей. В каждой ямке - вода, и, чтобы не замочить ног, приходиться перепрыгивать через них.
- Как будто на болоте, - замечаю, - осоки не хватает и камышей.
- А я только хотел сказать: "Не пей - козлёночком станешь!" - смеётся отец.
До дома, можно сказать, подать рукой, но тут мы набредаем на лисички. Яркими желтыми пятнами выделяются они под деревьями, будто кто-то разбросал осенние кленовые листья.
- Не срезай, Таня, уж очень много мы набрали! - предупреждает отец.
- Папа, что ж мы, их оставим? Давай соберём, пожарим с картошкой... И грибы я сама помою. Ты только посмотри, какие они аппетитные!
Дома разгружаем корзинки. Отец чистит картошку на ужин, а я принимаюсь за мытьё грибов. Сложно мыть только грузди: заливаю их на время водой, чтобы отмокли; остальные быстро становятся чистенькими, "умытыми".
После ужина выхожу на крылечко, на котором курит отец. Присаживаюсь рядом, утыкаясь в его плечо. Хорошо так сидеть в полутьме, ощущая вокруг грибной аромат, вспоминая сегодняшний день.
- Папа, в твой следующий выходной пойдём за опятами?
Отец молчит, потом смущённо произносит:
- Таня, я сознаться хочу... Ты уж прости меня, дурака, но там, в лесу, я, ведь, нарочно спрятался. Хотел посмотреть, помнишь ли ты, чему я тебя учу. А ты у меня - храбрая девочка, оказывается, и отлично всё запомнила: сидела и ждала, да ещё и стихи громко рассказывала!
Пытаюсь найти в себе обиду, но её нет. Прижимаясь к нему крепче, шепчу:
- Ты знаешь, а я тоже тебя обманула, когда говорила, что мне было нестрашно. На самом деле, очень сильно боялась! Но я знала, что ты непременно будешь меня искать. Вот и ждала... Ты же меня никогда одну не оставишь?
- Я всегда буду рядом! - обещает отец.
- Даже, когда я вырасту?
- Даже тогда! Ты просто помни об этом!..
Лесной гостинец
Цветы на длинных гибких стеблях поворачивают свои головки вслед за дивным мягким светом, льющимся из чуть приоткрытых створок ворот, на которых восседают сказочные жар-птицы, распушившие хвосты. Перья волшебных птиц устилают поляну, соперничая с цветами причудливостью узоров. Хочется стать совсем крошечной, чтобы проникнуть в сад, узнать, как благоухают цветы и прикоснуться к мягкому и пушистому перу.
Подняв руку вверх, решаю провести пальцем дорожку от начала сада до ворот.
- Таня, что ты у окна сидишь? - волнуется бабушка. - Совсем недавно ангиной переболела, дует оттуда, а ты еще и шторы отодвинула!
Бабушка хозяйничает у нас дома: готовит обед, печет пироги. Отец с рабочими уехали за сеном на дальний покос. Как только вернутся, нужно покормить всех посытнее: и работа тяжелая, и мороз нынче знатный.
Отвернувшись от окна, вижу бабушку, застывшую на пороге кухни с ложкой в руках и укоризненно поглядывающую на меня. Верный помощник, темный фартук в мелкий розовый цветочек, с осевшими на нем белыми звездочками муки, придает ей строгость, но разрумянившееся от печного жара лицо, озорные прядки волос, выбившиеся из-под гребенки и блестящие глаза, говорят о том, что она добрая и веселая. За ее спиной жарко топится печь, потрескивают поленья, из чугунка, стоящего на загнетке, клубится пар. Вся посуда на полке вытянулась по струнке, ожидая приказаний; ухват и кочерга важно стоят в уголке; от охапки дров исходит свежий берестяной запах; в большой кастрюле, накрытой белоснежным полотенцем, весело попыхивает тесто.
- Бабушка, ты посмотри только, какое чудо! - указывая на окно, говорю я.
- Мороз-батюшка постарался! - откликается она. - Ишь, узоры-то, какие причудливые! Давай так: можешь еще полюбоваться, только я тебя закутаю.
Всегда казалось удивительным, зачем маленьким старушкам такие большие платки. Укутавшись шалью с головы до ног, понимаю - внуков укрывать, чтобы не замерзли!
Каждый возвращается к своему делу. Но, увы, чудо пропало: теперь предо мною лишь окно, покрытое морозными узорами. Невольно вспомнилась сказка о Снежной королеве, где Кай и Герда, нагрев монетки, смотрели в оттаявшее отверстие. Решаю поступить точно так же. Через несколько минут можно любоваться тем, что делается на улице.
Ветки черемухи и пихты покрыты пушистым инеем, который горит всеми цветами радуги под солнечными лучами. Уезжая, отец не забыл насыпать в кормушку, расположенную на широкой ветке, зерна и хлебных крошек: теперь птички пируют.
Шустрый воробей все норовит отобрать у других лакомый кусочек, несмотря на то, что корма достаточно. Синичка, устроившись на самом краю, деловито клюет зерна, не забывая время от времени чистить клюв. Еще одна уцепилась коготками за кусок сала, висящего на толстой нитке, раскачивается из стороны в сторону, пытаясь позавтракать. Неожиданно с вершины пихты опускается сорока, привлеченная всеобщим весельем; маленькие пташки разлетаются в страхе. Незваная гостья, вмиг почувствовав себя хозяйкой, заполнила всю кормушку, вертясь и явно оповещая всех вокруг о своей победе.
Сбросив шаль, бегу к порогу: скорей на улицу, восстанавливать справедливость.
- Ты куда? - слышится голос вездесущей бабушки.
- Мне нужно. Сейчас я, быстро! - не дожидаясь дальнейших расспросов, захлопываю за собой дверь.
Выскочив во двор и глотнув холодного воздуха, невольно останавливаюсь. Морозно! Снег на крышах ворот и сарая расцвечен голубыми, зеленоватыми, оранжевыми искрами, словно Серебряное Копытце порезвился на славу, выбивая ножками множество самоцветов. Кажется, что поднимающийся изо рта пар, застынет сейчас кольцами, которые можно будет надеть на руку как браслеты. Щеки, нос и руки начинает пощипывать. У собаки, подавшейся из конуры мне навстречу, вся морда в инее.
- Найда, - смеясь, говорю, - ты - как Дед Мороз!
Найда открывает пасть: тоже смеется, заглядывает в глаза, ластиться. Обхватив руками ее шею, прижимаюсь, согреваясь теплом собачьего тела. В ответ она вылизывает мне руки, пытаясь добраться до лица.
- Хватит целоваться, - шепчу на ухо. Нужно прогнать сороку, чтобы малыши смогли хорошенько подкрепиться.
Собака понимающе щурится, всем видом показывая, что она готова помочь мне.
Сделав несколько шагов к калитке, замираю, вспомнив, что бабушка, скорее всего, будет следить за мной из окна. Вовсе не хочется ее огорчать, потому, подумав, как следует, решаю вернуться домой.
- Застыла, поди? - слышу с порога.
- Нисколечко! Всего-то на минутку выбегала, - говорю в ответ.
Выглянув в оттаявший кружок на окне, вижу, что сорока улетела сама, оставив кормушку синичкам и воробьям. Несколько снегирей яблочками расселись на ветках черемухи, ожидая приглашения позавтракать. Синица, поглядывая на них, кивает головой: мол, милости просим, пожалуйте к столу. Снегири тут же снимаются с веток и принимаются за угощение.
Жаль, что нельзя на улицу! Нырнуть бы в тот высокий сугроб, что наметен у дома, скатиться с горки, сбегать к колодцу, чтобы посмотреть на настоящее ледяное царство: вода застывает на его стенах различными фигурами, пройтись по лыжне, слушая, как поскрипывает под ногами снег. Но, несколько дней придётся провести дома, пока достаточно не окрепну после болезни. Вспомнив Серебряное Копытце, снимаю с полки сказки Бажова и отправляюсь с ней на печку, куда не так давно отец провел электричество, чтобы я не читала в темноте.
На печи - тепло, пахнет сухими травами и грибами. От разогретых кирпичей исходит жар, от которого невольно накатывает дремота. Открыв книгу, я переношусь в сказку, лишь изредка отрываясь и прислушиваясь, не едет ли отец. Поднимаются наверх ароматы кислых щей, жаркого, свежеиспеченных лепешек и пирогов с капустой. Слышно как что-то тихонько приговаривает бабушка, да кошка, ворча, воспитывает своих котят. Создавая волны, колышутся голубые занавески по верху печи. Папа объяснял, что занавесками движет теплый воздух, но мне гораздо приятнее думать так, как говорит бабушка: домовой играется. Пытаюсь представить себе его: небольшого роста, лохматый, с озорными голубыми глазами, в лаптях и цветастой рубашке, суетится под печкой, стараясь что-то припрятать. Чтобы лучше увидеть, закрываю глаза. Голова тяжелеет, мимо глаз проносится сотня картин. Укладываюсь на бок, обняв книгу, и во сне вижу и домового, и себя на возу сена, и хитрющую рыжую лисицу, перебегающую дорогу.
Скатившись с печи, приникаю к "глазку": так и есть - приехали! Лошади, уставшие, убеленные инеем, мотая головами, ждут, когда разгрузят возы и дадут, наконец, воды и сена. На крыльце слышатся шаги - это отец. Он появляется на пороге, весь окутанный паром, держа что-то в руках.
- Встречай, Танюша, гостинчик лесной! - весело говорит он, улыбаясь и подмигивая.
У меня перехватывает дух от восторга, подпрыгивая, лечу навстречу, чтобы взять несколько веток рябины, только что сорванной в лесу. Ягоды словно хрустальные, кажется, что качнув ветку, услышишь тихий звон. Прикрыв глаза, подношу к лицу, чтобы вдохнуть горьковато-морозный запах.
- Не вздумай есть, с мороза они! - упреждающе говорит бабушка с кухни.
Покорно взобравшись на табурет, жду, когда отвлечется. Через несколько минут, занявшись пирогом, она забывает про меня. Осторожно губами снимаю одну ягоду с грозди. Маленький ледяной комочек, оттаяв во рту, приносит собой вкус свежести, которая бывает лишь в зимнем лесу. Предстают пред глазами заснеженные деревья, занесенные тропинки и дороги, нахохлившиеся воробьи на ветках, высокое голубое небо и ослепительно яркое, обжигающее морозом, солнце. Странно, но рябина вовсе не горькая как осенью! Кажется даже, что слаще ягод не ела.
- Эх, ты! Пичужка ты наша! - Бабушка, незаметно приблизившись, прищурившись, смотрит на меня.
- Воробей или синичка? - спрашиваю.
- Свиристелька. Также любишь рябину, - она усмехается. - Также звенишь: голосок, что колокольчик, да вот и хохолок на голове имеется, - ласковой рукой треплет мои волосы.
Уткнувшись в фартук, пытаюсь крепко-накрепко запомнить исходящий от него запах теста и мягких лепешек, тепло и шероховатость бабушкиных рук, радость от того, что она рядом.
С ягод рябины крошечными каплями сбегает вода, падая мне на колени.