Рабочие пришли во двор ближе к десяти утра. На них была надета одинаковая оранжевая форма, сидевшая нелепо, поэтому, наверное, они выглядели так неуклюже. В руках они несли инструменты - топоры, ножовки, лопаты, цепную пилу, стремянку - а так же тросы, мешки для мусора и предупреждающие знаки.
Старик сидел на скамейке с самого утра, ожидая их, и видимо, до сих пор не верил, что сегодня будут рубить деревья. На их месте собирались сделать ещё одну новую стоянку для автомобилей.
Девочка с интересом смотрела на происходящее во дворе, выглядывая из окна третьего этажа. Из их квартиры открывался вид на двор, прямо под окнами росли несколько старых ясеней, а среди них стояли две скамейки, на одной из которых сейчас сидел старик. Была середина мая, который в этом году выдался тёплым и солнечным, и окна квартиры были распахнуты настежь, впуская в комнаты приятный ветер и запахи начинающегося цветения.
- Он, наверное, сильно расстроился сегодня, - сказала девочка, не глядя в комнату. Позади неё мать собирала вещи в коробки, и две готовые и упакованные коробки уже стояли у стены. - Дедушка всю неделю говорил сам с собой, что ему жалко деревья и их не должны вырубить.
Мать не отвечала. Она была занята, и делала вид, что не слышит свою дочь.
- Все знают, что он странный и разговаривает сам с собой, - продолжала девочка после некоторой паузы, - Наверное, он и сегодня будет говорить сам с собой. Жалко деревья. На них только-только распустились цветы.
Из другой комнаты донёсся голос отца:
- Этого старого психа давно пора в дурку. Долго с ним нянчились. Никому до порядка не было дела.
Он зачем-то хотел поддержать разговор. Они с мамой не разговаривали с самого утра.
- Старик безобидный, - вступилась мать, - он со странностями, потому что старый и сильно переживает за всё. Ему просто одиноко.
Старику было тяжело. Накануне к нему приехали какие-то родственники, чтобы заняться оформлением его квартиры. Так говорили соседи. Ещё они рассказывали, что он должен куда-то уехать, но непонятно, куда.
Возле их подъезда остановился микроавтобус.
- Мама, машина приехала! - позвала девочка. - Может, это к нам, за пианино.
Девочка очень волновалась.
Мама выглянула в окно.
- Нет, - сказала она, - наверное, это к дедушке. За ним приехали.
Несколько человек вышли из автомобиля и направились к подъезду. Двое остановились рядом со стариком, что-то спросили, чего девочка не разобрала, а остальные зашли в подъезд. Те двое получили ответ и, удовлетворённые, отошли от старика в сторону ближе к подъезду, обсуждая что-то между собой.
Рабочие закрепили тросы, как надо, поставили предупреждающие знаки и начали спиливать первое, самое низкорослое дерево, с помощью цепной пилы. Шум стоял на весь двор. Спиливали молодой клён.
Девочка повернулась в комнату и взглянула на тёмно-коричневое пианино, стоявшее у дальней стены.
- Мама, а с пианино точно всё будет в порядке? Мы ведь отдадим его в хорошие руки? - спросила девочка.
Она переживала из-за сегодняшнего дня, даже не могла заснуть ночью. Она представляла себе, что пианино заберёт какая-нибудь хорошая семья для своих детей, и может быть, они даже отправят потом открытку: "Пианино чувствует себя хорошо. Теперь на нём много играют. Пианино и дети передают вам привет".
В комнате послышался раздражённый вздох отца. Он не любил пианино, потому что оно отвлекало его от телевизора. Из-за этого он не разрешал девочке много играть на пианино.
- Да, точно, - коротко ответила мать, продолжая возиться с вещами и коробками.
- Ты ничего не перепутала, когда давала объявление? - не успокаивалась девочка, - там точно написано, что пианино отдадим только в хорошие руки?
- Я сейчас занята. - Холодно отрезала мать. Она и правда сейчас была занята, раскладывая тёплую одежду и книги в коробку. - Мне некогда.
- Ну пожалуйста, прочитай ещё раз, как это в газете написано. - попросила девочка.
Мать тяжело вздохнула и взяла с журнального столика свежую газету с объявлениями. Развернула её, нашла нужное место и стала читать:
- Вот наше объявление, которое я дала: "Отдадим в хорошие руки старинное пианино, тёмного цвета, в отличном состоянии. Пианино настроено, подойдёт для обучения детей. Третий этаж, самовывоз, лифта нет".
Женщина посмотрела на девочку:
- Теперь довольна?
Девочка неуверенно сказала "да" и отвернулась к окну.
Молодой клён уже спилили, и теперь куча щепок и веток лежала на земле и асфальте. Сейчас рабочие разрезали ствол на равные части.
- Я буду скучать по пианино, - сказала девочка, - мне нравилось на нём играть. Может, я всё-таки смогу летом записаться на занятия и продолжить своё обучение, хотя бы на чужом пианино.
Мать вздохнула.
- Летом у нас другие планы. Нам сейчас не до пианино и твоих занятий. - Безучастно сказала женщина.
Из другой комнаты послышался кашель.
- Всё уже решено, - сказал отец, - на это лето ты поедешь к бабушке с дедушкой в деревню, пока мы с мамой... всё не решим. А пока будешь им там помогать.
Всё это время старик сидел под окнами и о чём-то грустно бормотал сам с собой. До девочки доносились отдельные фразы:
- Я так любил гулять под их тенью... На них только появляется новая жизнь... Такое цветение... Такой вкусный запах... Летом их листва укрыла бы от жары... А осенью мог быть чудесный листопад...
Старик бормотал сам с собой. Он вообще только и делал, что целыми днями сидел во дворе или гулял по району, разговаривая сам с собой. Иногда, когда девочка возвращалась домой после занятий, она видела, как старик беззаботно прогуливается под сенью старых громадин, останавливается, чтобы легко похлопать по стволу раскидистого ясеня или горделивого клёна, словно это были его старые приятели, что-то тихонько говорит себе под нос и сам себе улыбается.
Старик был безобидный, но люди, жившие рядом, сторонились его и считали сумасшедшим. Говорили, что у него есть родственники, но их никто почти ни разу не видел.
- Кажется, это к нам. - предупредил отец из комнаты.
Девочка видела, как рядом с их домом остановилась невероятно потрёпанная и покрытая грязью и пылью "Газель"-фургон, словно ей пришлось добираться с другой планеты. Громко скрипя и пуская клубы дыма, автомобиль чихнул и замер. Из кабины и кузова вышло человек десять или двенадцать, больше половины из которых были дети разного возраста и женщины. Кажется, это были цыгане и ещё какие-то люди.
- Ну точно к нам. - мрачно заключил отец.
Рабочие во дворе уже спилили несколько клёнов и лип, и теперь принялись за черёмуху. Запах расцветающей новой жизни смешался с запахами свежеспиленной древесины и выхлопными газами.
Через две минуты в квартире раздался звонок, а ещё через одну в комнату уже заглядывали лица пришельцев, высадившихся из инопланетной "Газели". Это были двое крупных мужчин, один мужчина неопределённого возраста с отёкшим лицом и сильным запахом перегара, три молодых женщины и пятеро детей в возрасте от шести до пятнадцати лет. Почти все они, кроме обладателя отёкшего лица, были цыганами. Дети с интересом разглядывали девочку.
- Хазяйкэ, вот эта пианина? - спросил с улыбкой самый крупный, и, видимо, самый главный из вошедших. На нём была кожаная куртка, у него была смуглая кожа и несколько золотых зубов во рту.
- Да. - ответила мама девочки и добавила:
- Только поаккуратней, пожалуйста. Пианино тяжёлое, мне здесь не нужен лишний мусор.
Самый главный улыбнулся:
- Не волнуйся, хазяйкэ, всё сделаем быстро и в лучшем виде, сама потом спасибо скажешь. Всё будет аккуратно.
Потом он обратился к отцу девочки, который вышел из комнаты и стоял в прихожей, наблюдая за происходящим и следя за гостями:
- Мы мебель сдвинем. - видимо, им нужно было место в центре комнаты. Мебель быстро сдвинули к стене.
Он повернулся к остальным и что-то сказал им на своём языке. Они закопошились: мужчины принялись отодвигать пианино от стены, женщины разложили на полу большой кусок клеёнки, дети стояли наготове. Мужчина с отёкшим лицом неуклюже доставал из своей подраной сумки инструменты: отвёртки, топор, плоскогубцы, кусачки, гвоздодёр и ножовку. Ещё они принесли с собой кувалду и "болгарку".
Мама девочки выглядела растерянной:
- Вы не будете его вывозить? - спросила она самого главного.
- Всё вывезем, не валнуйсе, хазяйкэ. - успокоил её главный со спокойной улыбкой.
- Пианино старинное, очень хорошее, на нём можно играть. - женщина волновалась; она не ожидала, что пианино будут разбирать.
Главный ничего не ответил. Пианино уже поставили в центр комнаты на клеёнку и теперь что-то обсуждали на своём языке, наверное, с чего стоит начинать.
- Вы не станете вывозить его целиком? - уточнила свой вопрос женщина.
- Нэт. - коротко отрезал главный. Он уже не улыбался.
- Пианинэ тяжёлый, надо разбирать, иначе никак. - объяснил главный, всем своим видом показывая, что не имеет желания продолжать разговор.
Женщина отступила к мужу. Он её не обнял, только сказал:
- Я же говорил, что так будет.
Пианино начали разбирать с верхней части. Мужчина с отёкшим лицом давал указания на русском языке.
- Верхнюю часть снимай. Да не эту! Которая на тебя смотрит. А теперь сверху. С боков поверни крепления. Вот так. - подсказывал он, пока мужчины снимали верхнюю крышку и переднюю панель.
На передней части пианино обнажилась надпись "Rudolf Schmidt, Berlin". В задней части корпуса виднелась верхняя часть рамы, на которой были натянуты струны.
Девочка смотрела то на своих родителей, то на людей, ловко разбирающих пианино.
- Мама, неужели они его сломают? - спросила девочка. Вид у неё был разочарованный.
Мама молчала. За окном послышался треск и грохот - падал спиленный молодой тополь.
- Мама, сделай что-нибудь, - жалобно попросила девочка, - не отдавай им пианино. Пусть они уйдут. Мы отдадим пианино другим, в хорошие руки. Ты же обещала.
Мама безучастно посмотрела на девочку.
- Так надо, - сказала она, - с ним ничего не случится. Они просто его разберут и увезут.
Мужчины принялись откусывать кусачками струны, обнажившиеся в верхней части рамы после снятия передней панели. Откусанные струны издавали жалобный звук и исчезали где-то внизу корпуса пианино.
Девочка смотрела на маму блестящими глазами. Она начинала плакать.
- Ты меня обманываешь. Зачем ты это делаешь? Пусть они перестанут ломать моё пианино.
Мужчины закончили откусывать струны.
- Тяжело идёт. - приговаривал мужчина с отёкшим лицом. Пот стекал с его лба, и было видно, что ему тяжело.
После струн стали снимать крышку от клавиатуры и деревянную планку, сидящую в пазах корпуса. Показался блок с молоточками.
- Я сказала, так надо. - твёрдо сказала женщина девочке. - у нас мало времени, нам нужно ещё вещи собирать. Ещё куча дел. Нам. Сейчас. Не. До твоего. Пианино. Ты поняла? Чем быстрее заберут, тем лучше.
- Но я на нём играла, - не успокаивалась девочка, - я хочу и дальше учиться. Я хотела этим летом брать уроки. Мы же говорили с тобой об этом. Ты не помнишь?
На улице слышались перекрикивания: рабочие обсуждали, как им лучше свалить лиственницу, которая каким-то образом обосновалась во дворе и теперь успела вырасти в высокую и могучую красавицу. В этом году лиственница рано начала зеленеть, и у неё уже начали появляться молодые шишки, напоминающие миниатюрные розы; сейчас она выглядела нежно и нарядно.
Мужчины в комнате снимали нижнюю панель пианино - один прижимал планку-упор, которая удерживала панель, а второй эту панель быстро и ловко вынул, положив на пол рядом с остальными снятыми деталями.
- Тебе всё равно это пианино в жизни не пригодится, - решительно сказал отец девочки. - У скольких наших знакомых оно было, так потом всё равно без толку стояло. Зря потраченное время.
Девочка грустно сжала губы и отошла к окну.
- Но я же не как все, - всхлипнула она, - я бы училась играть дальше. Вы же не знаете, пригодится мне это или нет.
- Всегда так, - отмахнулся отец. Он был раздражён. - Только место занимает. Лучше бы чем полезным занялась. Ничего, летом найдём тебе занятие.
Начали пилить лиственницу. Время от времени по ней стучали топором, потом снова включали пилу. Дерево не желало так просто сдаваться.
Мужчины в комнате тем временем снимали с креплений и сматывали откусанные струны, которые теперь лежали безжизненными завитками внизу корпуса пианино.
- Теперь эту ерунду надо вытащить. - подсказывал остальным мужчина с отёкшим лицом.
Они открутили боковые винты и вынули блок с молоточками, положив его рядом с кучей уже снятых деталей. Вытащили оставшиеся струны. Главный что-то сказал женщинам и детям, и те брали разобранные части и выносили их из квартиры.
- Щичас сразу заберём, чтобы не мешало. - пояснил главный.
Девочка смотрела в окно, стараясь незаметно вытирать слёзы. Родители последние дни часто ругались и мало разговаривали, и точно бы рассердились, если бы увидели, как она плачет при посторонних.
За окном старик ходил из стороны в сторону, поблизости от уже спиленных деревьев, и бормотал что-то грустное себе под нос. Вид у него был растерянный и поникший.
Лиственницу одолели, и дерево, жалобно скрипя и осыпаясь нежной зеленью, упало на огороженную для него площадку. Послышался довольный возглас рабочих.
Те, что приехали к старику сегодня, стояли возле подъезда, что-то обсуждали и пролистывали какие-то бланки, время от времени изучая и заполняя их. Сосед с животом и лысиной вышел из подъезда и подошёл к ним; это был один из тех соседей, которые не только сторонились старика, но иногда ещё и насмехались над ним; старик не отвечал на насмешки, но некоторым людям это всё равно казалось забавным. Сосед что-то спросил у тех двоих, показывая взглядом на старика, и получив ответ, довольно заулыбался и закивал головой, словно соглашаясь с чем-то.
Мужчины в комнате вытаскивали клавиши, снимая каждую с шипов на платформе под ними. Каждая клавиша представляла собой длинную деревянную деталь, передняя часть которой была окрашена лакированным составом в белый или чёрный цвет.
- Пойдёт зимой печку топить. - оценивающе сказал мужчина с отёкшим лицом. Женщины и дети быстро хватали клавиши, складывали их в пакет и выносили из комнаты.
Девочка повернулась к маме, глядя то на неё, то на отца.
- Ты обещала, что летом я смогу продолжить уроки на пианино, - сказала девочка, - мы же говорили с тобой об этом. Ты сказала, что пианино отдадим... в хорошие руки, - девочка сглотнула, - но мы всё равно запишемся на занятия и я смогу играть, как раньше, только в другом месте.
- Всё изменилось. - ответила мать сквозь зубы, не глядя на девочку. Видно было, что у неё плохое настроение.
- Ты уже замучила со своим пианино. - огрызнулся отец. Он тоже злился.
Отец прошёл мимо девочки к окну и выглянул на улицу.
- Пианино, пианино, - повторял отец, словно передразнивая девочку, - сказано тебе, что так надо. Пианино сыт не будешь. Зря деньги отдавать на эту ерунду. Самой наскучит, а что толку? Бросишь только, и всё. Мама вон тоже в детстве на нём играла, так ей не пригодилось, и она бросила.
Он взглянул на мать и отвернул взгляд обратно.
- Поедешь на лето к бабушке с дедушкой, у них там огород, будет чем заняться. Хоть какую-то пользу принесешь. - сказал отец.
Он стоял в нескольких шагах от девочки. Она опустила глаза вниз и тихо произнесла: "Я их ненавижу".
Рабочие во дворе спиливали яблони и рябины. Маленькие приземистые деревца упрямо сопротивлялись. Двое рабочих топорами срубали длинные ветки с уже лежавших стволов.
Из подъезда вышли люди, приехавшие сегодня к старику, и присоединились к тем двум, которые стояли на улице. Они стали оживлённо что-то обсуждать.
Старик взял в руки ветку лиственницы с розовыми шишками, и, поглаживая нежные, едва появившиеся листочки на ней, повторял тихим голосом - но девочка его всё равно слышала:
- Зачем они так? Зачем они это сделали? И яблони зачем-то спилили. Я ведь не дождался осени. Если бы все они подождали, я бы всё успел. Пришло бы время, наступила осень, и яблони сбросили сначала листья, а затем и плоды. Я бы подобрал их, и посадил в новом месте, куда меня увезут. Я бы посадил семена, и в новом месте стали бы расти новые молодые деревья. Зачем они так? Цветы только распустились. Они не дали ни единого шанса. Деревья сейчас готовы любить и плодиться, а они их спилили. Теперь ничего не получится. Зачем они так?
В сторону старика направились двое мужчин из тех, кто приехал сегодня к нему.
В комнате мужчина с отёкшим лицом откручивал болты, держащие деревянную платформу с шипами, на которой раньше крепились клавиши. Он торопился, его руки дрожали, с лица падали крупные капли пота.
- Я не хочу к бабушке с дедушкой. Я не хочу на всё лето в деревню. - сказала девочка.
Её родители молчали. Отец смотрел в окно, мать наблюдала за действиями гостей. Оба делали вид, что не слышат и не замечают девочку.
Девочка посмотрела на родителей и отвернулась к окну.
- Я не хочу в деревню, - повторила она и добавила, - там соседские дети... я их терпеть не могу. И бабушка с дедушкой меня наказывают. Бабушка опять будет каждый раз срывать на мне злость.
Отец не смотрел на неё.
- Избаловалась слишком, - с раздражением сказал он, - надо было тебя там чаще оставлять. Чаще надо было ремнём воспитывать. Вместо своего пианино лучше бы научилась картошку сажать да навоз таскать. Всё хоть какая-то польза была. Это бренчание всё равно никому не нужно и в жизни не пригодится.
Девочка не выдержала и заплакала.
- Они правда ко мне плохо относятся. Соседские мальчишки попросили мои книжки, и бабушка им все отдала, а они их разрисовали и порвали, а какие-то сожгли. И бабушка сама некоторые мои книжки кому-то в подарок отдала, а дедушка их рвал, что бы ими баню топить, как будто больше нечем было. - сказала девочка, всхлипывая.
- Она сейчас у меня точно получит, - сказал отец, словно самому себе. Он злился.
- Не трогай ребёнка! - вступилась мать. Она не пыталась защитить девочку, просто не хотела уступать мужу, - сам виноват!
Мужчина с отёкшим лицом выкрутил все болты и снял, наконец, верхнюю платформу с шипами. Открученные болты он бросал небрежно, и некоторые из них падали не на клеёнку, а на пол рядом.
Теперь нужно было снять нижнюю деревянную платформу. Он пытался открутить её болты, но они никак не поддавались. Пианино было старинное, и от старости болты сидели в древесине намертво.
- Не идёт! - констатировал мужчина с отёкшим лицом. - Счас пилить придётся, мать её. Крепко сделано, сука.
Он достал из своей сумки ножовку и начал отпиливать платформу с левой и с правой сторон.
Во дворе мужчина вёл старика по направлению к микроавтобусу, аккуратно, но твёрдо придерживая его за руку. Старик плакал, и его худые плечи подрагивали, пока он шёл. Он был похож на ребёнка, которому родители пообещали игрушку в витрине магазина, а потом отказались покупать, потому что он плохо себя вёл.
- Хоть от старика наконец избавимся, - сказал отец, - он только шатался целыми днями. Сосед рассказывал, что квартиру сдавать будут, уже нашли жильцов. Цена там нормальная. Повезло родственникам, они на ней хорошо наварятся.
Мужчина с отёкшим лицом отпилил платформу и положил её на клеёнку. Потом он стал что-то искать в своей сумке. Женщины и дети время от времени подходили и уносили из квартиры уже отсоединённые части пианино.
- Мама, а помнишь моего кролика Тяпу? - спросила девочка, глядя на женщину. По лицу девочки текли слёзы.
Родители переглянулись, и мать помрачнела. Девочка продолжала:
- Я была в то лето у бабушки с дедушкой, а потом вы с папой приехали. Помнишь, ты сказала, что Тяпа убежал, а у меня тогда ещё коленки болели, потому что бабушка заставляла на коленях на горохе стоять, потому что я не успела полить грядки. А потом вы уехали, а я всё плакала. А на следующий день бабушка сказала мне, что это папа сильно ударил Тяпу об пол, потому что Тяпа его укусил. И Тяпа умер. Я заплакала сильнее, а бабушка стала меня успокаивать и сказала, что ничего страшного, что Тяпу потом... его зажарили и мы все его съели... что он не пропал даром...
Девочка разрыдалась, закрыв лицо руками.
За окном старика всё никак не могли посадить в микроавтобус. Он стоял, не решаясь подняться внутрь, и оглядывался на двор. Он говорил, и его можно было услышать с улицы:
- Может, не надо мне уезжать. Я же не хочу этого. Ну и что, что эти деревья вырубили. Я мог бы гулять по району. Тут есть улицы, где деревья давно растут. Мне бы дождаться осени. Я так хочу прогуляться под старыми клёнами. Я ведь мечтал, что так будет. Почему теперь всё по-другому.
Его мягко подтолкнули, и старику пришлось подняться внутрь микроавтобуса. За ним закрыли дверь.
- Так ему и надо. - злорадно сказал отец. Он нервничал и злился. - Теперь хоть порядок будет во дворе. Доигрался, старый еврей.
Он помолчал, затем обратился к жене:
- У тебя тоже были евреи в роду?
Жена стояла, сложив руки на груди, и безучастно наблюдала за происходящим.
- Бабушка была. И это тебя не касается. - холодно ответила она.
Отец смерил её взглядом, затем снова отвернулся к окну. Рабочие почти закончили свою работу, им осталось спилить только ясень и пару берёз.
- Все евреи одинаковые. Всё у них, не как у людей. - сказал отец.
- Замолчи. - сказала мать сквозь зубы. В её тоне ощущалась ненависть и усталость. - Если что-то не нравится, то иди и живи к своей. Она-то у тебя точно идеальная.
Девочка уже не плакала. Она отрешённо смотрела, как заканчивают разбирать пианино. Она думала о старике, которого, наверное, больше никогда не увидит. Она вспоминала, как он разговаривал сам с собой, о том, что ветер играет музыку среди деревьев, и что ветки, как струны, и листья, как клавиши; ей казалось это странным. Может, старик действительно всем мешал, и теперь соседи вздохнут свободно. Может, они даже перестанут нервничать и ссориться. Может, её родители раньше тоже нервничали, и поэтому стали ругаться чаще.
Соседи говорили о сегодняшнем дне, когда за стариком должны были приехать, потому что он мешал своим родственникам. Наверное, старик многим мешал. Его собирались отдать в дом престарелых.
За окном цепная пила пронзительно грызла дерево.
Мужчины заканчивали разбирать пианино. Они сняли оставшиеся деревянные части, мужчина с отёкшим лицом с помощью большой отвёртки откручивал винты, которые крепили чугунную раму к корпусу пианино.
- Я вас ненавижу, - тихо сказала девочка, - я ненавижу вас, я ненавижу бабушку с дедушкой, ненавижу соседей и их детей, ненавижу деревню и огород, и картошку с грядками ненавижу. Ненавижу, ненавижу, ненавижу! - она убежала в комнату. Гости с интересом смотрели на происходящее.
- Всё твоё воспитание. - проворчал отец в сторону матери. Она его проигнорировала.
- Надо было её чаще в деревню отвозить, из неё бы всю дурь мигом выбили. Научилась бы вести себя тихо. - язвительно добавил отец.
Женщина подняла на него взгляд.
- Я смотрю, из тебя выбили всё, что только можно. - с сарказмом сказала она.
Они замолчали. Такая молчаливая ненависть обычно бывает между двумя молодыми бойцами, которые наблюдают друг за другом из разных углов ринга.
- Хазяэн! - обратился главный цыган к отцу. - Сейчас раму пилить будем, целую тащить тяжело.
Отец кивнул в знак согласия. Раму наконец отсоединили от корпуса, и трое мужчин осторожно положили её на клеёнку. Мужчина с отёкшим лицом взял в руки "болгарку", включил её и начал аккуратно пилить раму пианино, деля её на три части. Комнату наполнил оглушительный звук режущей "болгарки", снопы искр и запах жжёного металла.
Девочка в другой комнате наблюдала, как микроавтобус завёлся и тронулся. Старика она не видела. Когда машина почти выехала из двора, она зачем-то помахала ему рукой вслед.
Рабочие спилили последнюю берёзу, и теперь распиливали на части те лежащие деревья, которые были слишком длинными, и рубили топорами длинные ветки.
Распиленную чугунную раму мужчины вынесли по частям. После этого остался только корпус пианино, и ещё в течение нескольких минут его рубили топором, били кувалдой и пилили ножовкой.
- Хорошая древесина. Дуб. - заключил мужчина с отёкшим лицом, когда корпус разделали на части, включая отпиленные ножки и подсвечники. Мужчина был весь мокрый от пота, и кажется, с трудом стоял на ногах, настолько ему было тяжело.
Девочка вошла в комнату и задумчиво присела рядом с клеёнкой. Она взяла один из лежавших на полу винтов и сжала в своей руке.
- Я оставлю его себе на память. Может, у меня когда-нибудь снова будет пианино.
Отец недовольно смотрел на неё.
- Ничего, ты ещё получишь за своё поведение. Вот приедешь к бабушке, она тебе покажет, где раки зимуют. Мигом забудешь про своё пианино и прочие глупости. Бабушка умеет вправлять мозги на место. - угрожающе говорил он.
- Замолчи, - прошипела мать, - сам бы туда и ехал, раз тебе так нравится. Что-то ты не скучаешь по их огороду. Ты же нашёл себе городскую, а не какую-то там.
Девочка не хотела их слушать. Она чувствовала, что не нужна ни отцу, ни матери. Они просто в очередной раз будут выяснять отношения, а потом опять будут молча друг друга ненавидеть. Она им не нужна. Их волнуют только свои проблемы.
Она опять начала всхлипывать, и её худенькие плечи подрагивали, когда она выходила из комнаты. К груди она прижимала винт - последнее напоминание о пианино, на котором она больше никогда не сможет играть.
- Я вырасту, и у меня будет всё, - приговаривала девочка сквозь всхлипы, - у меня будет свой дом, и я никого туда не пущу. И будет свой сад, в котором будут расти деревья, и никто не будет их вырубать, и я буду там гулять. А в доме у меня будут мои любимые книжки, и я никому не буду их отдавать, и никто никогда их не порвёт и не сожжёт, потому что они будут только мои. А ещё в моём доме будет пианино, на котором я буду играть. И в гости ко мне будут приходить только мои хорошие люди. А остальных я не пущу. И я буду днём гулять под тенью деревьев, а вечером буду играть на своём пианино, и ещё я буду читать мои любимые книги. И у меня никто и никогда этого не отнимет. Никто и никогда. Это будет только моё.
Рабочие, наконец, покончили с деревьями. Они сложили распиленные стволы и самые крупные ветки в одну аккуратную кучу, мелкие ветки сложили в пакеты для мусора и оставили рядом с основной кучей. Один из рабочих пытался убрать мелкий мусор и уже начал сметать опилки с тротуара и дороги, но другой его дёрнул за рукав и что-то сказал, и он оставил это занятие. Потом рабочие собрали свои инструменты и ушли.
Запах свежесрубленных деревьев заполнял весь двор; срезы у многих стволов были сырыми, а с некоторых даже стекали капли сока. Цветы и почки на срубленных деревьях по-прежнему благоухали, и выглядели всё такими же свежими, словно ничего не произошло. Всё время, которое срубленным деревьям придётся пролежать в куче на земле, пока их не заберёт другая бригада рабочих, цветы на них будут продолжать цвести и пахнуть, а новые почки раскроются, как того требует весна; цветы ещё не знали, что деревья уже мертвы, они просто хотели жить и любить, как того требовал ежегодный круговорот жизни.
Пианино полностью разобрали и вынесли. Всё сделали и правда почти аккуратно, матери пришлось лишь немного убраться. В комнате стало как будто просторнее, но девочка чувствовала пустоту; только запах перегара и пота ещё стоял какое-то время. Мать и отец вели себя так, словно пианино никогда и не было. Они даже смогли вместе посмеяться, когда вспоминали сегодняшний случай, людей, которые приехали, и как они разбирали пианино, которое хотели отдать в целом виде; особенно их насмешил мужчина с отёкшим лицом.
Наступила ночь. Родители легли спать в разных комнатах, девочка и мама спали в комнате, в которой раньше стояло пианино. Девочка долго не могла заснуть, хотя чувствовала себя ужасно уставшей. Она думала о том, что обязательно нужно будет дождаться осени и не забыть собрать созревшие плоды оставшихся деревьев, которые не успеют срубить, чтобы сохранить их семена, и, может быть, когда-нибудь посадить в надёжном месте - там, где их никто и никогда не будет рубить. Потом она уснула.
Ей снилось, что она живёт на мусорной свалке, совсем одна, и ухаживала за зелёными ростками, пробивающимися из-под мусора. Она нашла в груде мусора своё старое пианино, почти целое, только без ножек, без крышки и половины клавиш, и ещё оно было сильно потрёпанное, всё в трещинах и разбитое. Старик прислал ей открытку, где писал, что у него всё хорошо, теперь он живёт на хорошей свалке и много гуляет, и передавал ей привет. Девочка была рада за него, и пробовала играть на пианино.