Степан Ефремушкин распахнул дверь своей квартиры. На пороге стоял деловитый мужчина. Степка ожидал услышать привычную фразу - "врача вызывали?", но доктор - так для себя решил хозяин: никого другого он не ждал - поздоровался и, не ожидая приглашения, вошел в квартиру. Пока он напяливал на ноги бахилы, хозяин разглядывал его без зазрения совести, как будто это был вовсе не доктор, а претендент на руку и сердце его матери. Хотя, какой он претендент: не подходит по возрасту. На вид около сорока или чуть меньше, пышные усы, как у почтальона Печкина, совершенно лысая черепушка, бесцветное лицо, украшением которого, как было сказано выше, были усы и широкие короткие брови, если эдакие брови можно назвать украшением - весьма сомнительно.
Доктор-усач безмолвно закончил с бахилами и с молчаливым вопросом обратился к хозяину. Догадливый хозяин не ко времени ухмыльнулся - очень уж странно вел себя врачеватель - и с подобострастием швейцара распахнул перед ним двухстворчатую дверь, ведущую в комнату матери.
Доктор вошел не сразу, слегка задержался перед открытой дверью. Степану показалось, что задержка вызвана волнением: "немой" лекарь явно нервничал, раз перекладывал саквояж из одной руки в другую и при этом облизывал губы. Степан Ефремушкин тоже имел такую привычку - облизывать губы в минуты волнения. Раньше имел, сейчас избавился от этой дурацкой привычки, чтобы не привлекать внимание наблюдательных студентов. Некоторые из них, особо "одаренные", успешно пародировали молодого преподавателя на заре его трудовой деятельности.
Желая ускорить процесс "перехода границы", Ефремушкин проявил еще большую услужливость и указал рукой направление следования. Лекарь вежливо кивнул, ступил в комнату и, наконец, хозяин услышал его голос. Оказывается, гость умел говорить, причем голос не напоминал скрип несмазанной телеги. Вполне нормальный мужской голос. Почему-то Степка назвал его "баритональным дискантом": вспомнилась шутка Новосельцева из "Служебного романа". Но никакой писклявости в голосе врачевателя не было, а вот настороженность явно была.
- Добрынин. Федор Ильич. Врач-гомеопат, - с расстановкой назвал себя доктор, прорезая головой воздух.
Марта Гордеевна Ефремушкина встретила его недружелюбно, не улыбнулась, сдержанно кивнула в ответ на приветствие-прорезание, и замерла в своем кресле с видом вдовствующей императрицы.
- Марта Гордеевна, - представил сын свою мать, посчитав ее поведение невежливым.
- Рад знакомству, - отреагировал Добрынин. Он нисколько не заискивал, говорил ровным, но участливым голосом - уже приступил к своим обязанностям.
- Церемонии ни к чему, перейдем к делу, - осадила его пожилая женщина и взбила пальцами своим волосы.
- Вы правы, не будем терять время, - согласился с мягкой улыбкой Добрынин, окинул взглядом комнату, затем снова обратился с молчаливым вопросом к Степану. Тот догадался и указал на стул возле круглого стола.
Пока Федор Ильич усаживался, пристраивал на коленях свой саквояж, пожилая женщина, она же поклонница творчества композитора Добрынина, замурлыкала одну из его известных песен: "Не сыпь мне соль на рану, не говори навзрыд..." Сын на нее цыкнул, она, прирожденная актриса, сразу изобразила томление болезненной особы. Еще бы у болезненной особы исчез с лица здоровый румянец, тогда было бы проще убедить доктора в необходимости визита. Пока Марта Гордеевна напоминала неопытного игрока в покер.
Степа особо не волновался за неподходящий вид "болезной" особы: в любом случае доктор получит деньги за свой визит. И, при необходимости, пропишет лечение. Другой вопрос, будет ли "болезная" следовать указаниям доктора? Какое-то время точно будет - два выходных дня уж точно, пока опасность в виде новой пассии не минует. Затем начнется новая трудовая неделя, сын забудет о своем желании познакомиться с подругой Светы, в итоге Светлана Куролес обидится - мать взрослого сына очень на это надеется - и оставит друга детства в покое. И заживут они, мать с сыном, как прежде.
Доктор Добрынин посмотрел на женщину исподлобья и хитро улыбнулся. Женщина увидела в нем "своего парня", тоже улыбнулась, но сдержанно, кончиками губ, кряхтя, поднялась с кресла и приблизилась к столу. Попыталась заглянуть в открытый саквояж, тут подоспел сын, галантно отодвинул стул и усадил на него любопытную мать. Тем временем Добрынин принялся вытаскивать из своего саквояжа необходимые для диагностирования штучки, прибор с проводами, и выкладывать на стол. Мать с сыном как зачарованные следили за движениями доктора-иллюзиониста. В этом момент оба походили на парочку котов, готовых к игре с бантиком на нитке, который болтается перед глазами. Но никакого бантика на нитке не было, был загадочный прибор с кучей проводов. Один провод тянулся к керамической чашке маленького размера - минипиале, другой провод соединял прибор и щуп в виде электрода, еще один крепился к металлической полой трубке.
Мать с опаской уставилась на устройство с тремя проводами, удивленно подняв брови, но вопросов не задавала, терпеливо ждала развития событий. Сын тихо радовался ее детскому испугу и наслаждался действом. Пусть это будет мелкой местью за ее "воспаление хитрости".
Доктор долго возился со своим имуществом, видимо, взгляды мешали четкой работе. Чтобы отвлечь внимание наблюдателей, он взялся прочесть небольшую лекцию о гомеопатии, которую, как оказалось, некоторые традиционные медики поддают жесткой критике. Но в отличие от традиционных методов лечения гомеопатия позволяет быстро поставить правильный - подчеркнул! - диагноз и назначить правильное лечение, которое не нанесет вреда больному даже в том случае, если, что случается крайне редко, диагноз поставлен не совсем верно. Если пациент не чувствует улучшений, то врач-гомеопат проводит вторичное обследование, корректирует назначенные ранее препараты.
Раз лечение не нанесет ей вреда, Марта Гордеевна понемногу успокоилась и с вызовом взглянула на сына. Тот скорчил рожу за спиной Добрынина и почему-то подумал, что читающий лекцию доктор похож на авантюриста. Потому что выказывал ограниченность мышления - так нескладно о своем любимом деле не говорят. Речь должна литься, как ручеёк - отлаженно, привычно. Возможно, доктор чем-то озабочен или его смущает поведение клиентки, которая может оказаться вздорной особой, полусумасшедшей старухой, которой во всем потакает сын. Кстати, тоже странный субъект. Так для себя решил сам странный субъект, которого все время разбирало на "ха-ха", по причине ненатуральности происходящего действа.
Но в душе Степана что-то тревожило. Что? Он сам не мог понять.
Доктор приступил к диагностике "болезного" организма. Для начала он вложил в ладонь Марты Гордеевны полую трубку и предложил крепко ее зажать. Что дама и сделала с напряженным видом. Тем временем доктор взялся за другую руку дамы - принялся тыкать щупом в разные места тыльной части той самой руки. Потом перешел на ладонь, пальцы. Одновременно зорко следил за показаниями прибора, за отклонением стрелки. Стрелка отклонялась то слабее, то сильнее. Доктор сопровождал реакцию щупа чоканьем языка и покачиваем головы, чем вызвал недоумение, если ни сказать - испуг, у своей подопечной. Удовлетворенно кивнув, Добрынин сменил руки - теперь он тыкал электродом в ту руку, которая прежде зажимала полую трубку.
Затем пришла очередь минипиалы, в которую доктор выкладывал с помощью пинцета круглые шарики белого цвета - гомеопатические препараты - из разных коробочек. При этом делал заметки на листе бумаги. После того, как чашка наполнилась шариками, доктор взял чашку в руки и высыпал ее содержимое в ладонь своей пациентки. И приказал взять шарики в рот и рассасывать.
Покончив с записями и внимательно их изучив, Добрынин удовлетворенно кивнул и придвинул лист бумаги к пациентке, застывшей на стуле с таким видом, словно ей предложили выпить чудодейственного средства, которое будет соответствовать своему названию: сотворит чудо, "не отходя от кассы" - сию минуту.
Доктор побарабанил пальцами по листу бумаги и произнес, порадовав Степана своим "баритональным дискантом":
- Я расписал весь прием. Все необходимые препараты я вам оставлю. Принимать необходимо за полчаса до еды.
- Ваш вердикт? - высказался доселе молчавший сын, который с недоверием следил за действиями гомеопата. Одновременно веселился - мстил матери за ее "художества" и пытался разобраться в причинах душевного переживания, возникшего где-то глубоко внутри и медленно пробивающего путь к голове, к мыслительному органу с серым веществом, способным дать вразумительный ответ.
- Ну, что я могу сказать, - вступил с отсроченным ответом Добрынин, - ничего страшного я не обнаружил. Возрастные изменения в сердце, песочек в почках, проблемы с позвоночником - небольшая грыжа в поясничном отделе, гастрит с повышенной кислотностью.
- Это как же вы... без рентгена... поставили диагноз? - ошалела Марта Гордеевна.
- Ничего удивительного - это гомеопатия! - быстро отреагировал доктор.
- Вот... так вот... прям, - сбивчиво затянула пожилая женщина.
- Вот так вот прям, - протараторил ее сын, слегка успокаиваясь - всего лишь возрастные изменения и так, по мелочи. Значит, ложное волнение, ничем не обоснованное.
- Уже завтра, приблизительно, в это же время, я вас навещу и проверю реакцию организма на установленную дозу препаратов. Возможно, внесу коррективы, - отрапортовал Добрынин.
- Завтра воскресенье, - зачем-то напомнил Степан, блаженно скалясь и нисколько не задумываясь о произведенном на доктора впечатлении.
- Еще больше тебе скажу: послезавтра понедельник, - поерничала мать, победно взирая на сына. Хотя, ее победа над сыном была спорной: все-таки никакой страшной болезни, к счастью, доктор в ее организме не обнаружил. И теперь Степан может с чистой совестью идти на свидание с незнакомкой.
Но у Марты Гордеевны была причина для радости - серьезных проблем со здоровьем у нее нет. Значит, будет долго "небо коптить". Хотелось бы жить счастливо и безбедно, но это зависит от ее сына, от ее надежды и опоры.
- Здоровье пациентов для меня превыше всего, - патриотично-пафосно провозгласил доктор, но пренебрег бессеребренностью - сумму, причитающую ему за визит, с удовольствием принял...
После ухода Добрынина, мать снизошла:
- Степа, можешь идти на день рождения, я чувствую себя хор... более-менее нормально, - вовремя поправилась она.
- Хор или более-менее нормально? - уточнил сын, с сочувствием взирая на мать. Веселье улетучилось вслед за доктором Добрыниным.
- Нормально, - сдержанно обронила мать, всем видом выражая неудовлетворение от визита гомеопата. Степан нисколько не сомневался, что мать успокоилась - серьезных заболеваний у нее нет. Тогда чем вызвано неудовлетворение? Не успела договориться с доктором? Не предложила сделку по одурачиванию сына? Рассчитывала, что доктор Добрынин удалит ненужного свидетеля, а он предпочел его оставить: чем больше зрителей, тем слаще триумф?
Добрынин действовал подчеркнуто медленно, уделял много внимания мелким деталям, что говорило о двух вещах: или он начинающих врач-гомеопат, а не профи, который делает свои манипуляции автоматически, или он наслаждался произведенным эффектом на "зрителей", которые обязаны издавать звуки восхитительно-удивленного характера, окрылять, и одновременно выказывать свою неразвитость в вопросах гомеопатии, чем опять же возвеличивать "мага и волшебника" в одном лице... Но ежели он маг и волшебник, то его действия должны быть не только доведены до автоматизма, но обязаны быть плавными, легкими. Без всякого напряжения.
Добрынин был напряжен. Именно это смущало Ефремушкина.
Получается, он начинающий маг и волшебник?..
Степану хотелось набраться наглости и побеспокоить своего приятеля - навести справки о Добрынине Федоре Ильиче, но, будучи человеком воспитанным, не решился вторично побеспокоить приятеля, у которого выходной день был величайшей редкостью. А сегодня у приятеля был выходной, Степан понял это по детскому щебету, когда вел с ним телефонные переговоры.
От дум Степана отвлекла мать, заявившая, что ей пора обедать - положенное время после приема лекарственных препаратов прошло...
Обед прошел в молчании, каждый думал о своем.
- Мам, ты ничего от меня не скрываешь? Ты хорошо себя чувствуешь? - спросил сын, перемывая посуду после обеда и искоса поглядывая на мать. Ее внешний вид ему не нравился. Глаза слезились, лицо было бледно-зеленым, как у светолюбивого домашнего растения, которое забыли выставить на подоконник. Ко всему мать постоянно почесывала ладони. А когда сын заинтересовался причиной "чесотки", она пошутила без всякой радости - якобы чешется к деньгам, наверное, скоро получит пенсию.
Прежде чем ответить на вопрос сына о самочувствии, мать сладко зевнула и пожурила:
- Какой же ты непостоянный, Степочка: то я постоянно жалуюсь, то молчу - что-то скрываю. Тебе всё не так, все не эдак.
- Уж такой я на свет появился, вот таким меня мать родила, - пропел сын, тоже без шутливой радости.
Мать сидя клевала носом.
- Ма-ам, - окликнул ее Степка. - Если ты неважно себя чувствуешь, я вызову "Скорую".
- Еще чего, - отмахнулась мать. - Могу предположить, что у меня своеобразная реакция на гомеопатические препараты, - призналась она. Подумав, добавила, - или запоздалая реакция на доктора Добрынина.
- А что не так с Добрыниным? Он тебе не понравился? Сразу бы дала мне понять, я бы его выставил.
- Дело ни в нем, в его устройстве. Честно говоря, я немного струхнула, когда увидела, что он достает из своего саквояжа.
- Ты ему поверила?
- Ты намекаешь на то, что он, этот врач-гомеопат, "пускает пыль в глаза"?
- Я этого не говорил. Я слышал от знающих людей, что гомеопатия им помогла, излечила от болезней, которые не поддались традиционной медицине.
- Главное - верить.
- Ты поверила?
- Если бы наговорил "бочку арестантов", то я бы сказала - чушь собачья. И не стала бы залечиваться. Попыталась забыть его диагноз или диагнозы, но... осадочек бы остался. Добрынин меня успокоил, убедил, что проблем со здоровьем нет, эта версия мне нравится.
- Несмотря на... благоприятный диагноз, ты выглядишь потерянной, если ни сказать, нездоровой.
- Диагноз - это не прогноз, он не может быть благоприятным.
- Пусть так. Скажу иначе - благоприятный исход.
- Для кого?
- Не цепляйся к словам... Для нас обоих.
- Спасибо на добром слове, - попыталась отшутиться мать.
- Что мне сделать, чтобы ты стала прежней...
- Занудой, - подсказала мать.
- Заметьте, я этого не говорил!
- Ты много чего не говоришь, а... Ладно, не хочу вступать в любезную перепалку.
- Тогда ты точно не в себе, - без намека на иронию проговорил Степан, подошел к матери и чмокнул ее в щеку.
- Степа, не переживай, я немного посплю, и всё пройдет. Ты обязательно разбуди меня перед уходом...
Пока мать спала, Степан отутюжил костюм и светлую сорочку, выбрал галстук, начистил туфли. Полюбовался своей работой, отчего-то разозлился, достал из шкафа джинсы, подходящую рубашку, из обувной коробки - новые мокасины. Примерил, остался доволен и отругал себя за лишний труд. Но хорошо, что вовремя одумался - все-таки, идет не на прием к английской королеве, ни в дорогой ресторан, в обычную кафешку, демократичную. Степа ни единожды посещал это заведение с приличной кухней и демократичными ценами. Посетители заведения были одеты без выкрутасов, редко кто выглядел белой вороной - "при костюме и галстуке". Степка хотел порисоваться перед новой знакомой, но вовремя одумался.
Когда уже был готов, заглянул в комнату матери. Она крепко спала, что было редкостью. На лбу выступили капельки пота. Рот был приоткрыт, дыхание было затрудненным.
Степка приблизился к кровати, испытывая неловкость: не потому что решил прервать сон женщины, страдающей бессонницей долгие годы, а потому что считал свое поведение неправильным. Нельзя уходить и оставлять мать одну.
- Ма-ам, - тихо позвал он ее. Она не отреагировала, тогда он осторожно дотронулся до ее плеча, - ма-ам, я ухожу... Просыпайся, соня... Ма-ам, с тобой все хорошо?
Мать с трудом разлепила веки, заморгала, покряхтела и скрипучим голосом восхитилась:
- Вот прицепился - хорошо, нехорошо... - Разглядев сына, расцвела и восхищенно заметила, - Степочка, какой ты у меня красавец!
- КрАсавЭц! - поерничал сын и опять пропел на прежний мотив, - и в кого я таким уродился, и в кого я пошел "красотой".
- Спала как убитая. Спасибо Добрынину. Представляешь, Степ, мне приснился Сережа. - Мать сникла и пробубнила под нос, - к дождю, наверное. Покойники всегда снятся к дождю... Да, будет дождь, я так думаю... Степочка, ты обязательно возьми с собой зонт... Ты поздно вернешься?
- Я позвоню.
Сын отступал к двери спиной, мать сидела на кровати и провожала его взглядом. Сын развернулся, сделал шаг, снова повернул голову, и его сердце тревожно забилось. Мать была такой беззащитной, такой несчастной, что он, дойдя до прихожей, вернулся к матери быстрым шагом, присел возле нее на корточки, положил голову на ее колени и почувствовал себя счастливым и успокоенным. Зачем ему куда-то идти? Зачем оставлять мать одну? Ради кого? Ради Светки, к которой он не испытывает никаких чувств? Тем более, Светка - чужая невеста. Или ради незнакомой ему женщины, которая может оказаться "ни в его вкусе"? Или он ни "в ее вкусе"? Что более вероятно. Да, у него занижена самооценка, как утверждает мать. А сам Степан считает, что он реально оценивает себя.
Степке совсем не хочется никуда идти. Совсем. И зачем идти, если исход и так ясен.
- Мам, я не пойду, - уверенно заявил он.
- Почему? - без удивления и радости спросила мать.
- Мне не хочется.
- Если ты переживаешь за меня, то зря, я чувствую себя согласно своему возрасту. Горным козлом прыгать не могу, но пойти на прогулку без сопровождающих - вполне.
- А с сопровождающими?
- У тебя есть на примете подходящая кандидатура? - хитро прищурилась Марта Гордеевна.
- Как тебе моя кандидатура?
- Вполне! Но... я не хочу, чтобы ты менял свои планы. И прости меня, сын, за утреннюю выходку.
- Хорошо то, что хорошо заканчивается. А своим планам я хозяин барин - хочу следую им, хочу меняю на ходу. Сейчас решил изменить.
- А чем мы будем заниматься?
- Прогуляемся по парку, купим тортик, пригласим тетю Зину на чаепитие.
- Я согласна, - сразу согласилась Марта Гордеевна и стала приводить с себя в порядок, потому что женщина должна оставаться женщиной в любом возрасте.
Пока она собиралась, Степан позвонил Светлане и извинился. Светка сказала, что она не удивлена, и бросила трубку. Обиделась.
Мать и сын Ефремушкины погуляли по парку, посидели на скамейке, еще прошлись по аллеям парка, покормили белок семечками, прямо с ладошек, потом направились в кондитерскую, купили любимый торт Марты Гордеевны - торт "Прага", неспешным шагом вернулись домой, заварили чай и пригласили соседку Зину.
После затяжного чаепития играли втроем в лото, много смеялись. Ближе к одиннадцати на город обрушился проливной дождь.
- Ну, что я говорила - будет дождь, - зевая, произнесла Марта Гордеевна, стоя у окна.
- Это не дождь, это светопреставление, - проговорила Зинаида, испугавшись раската грома и молнии, ударившей в землю. - Ой, да ты, Марта, спишь на ходу. Пойду я. Спасибо за торт, за компанию.
- И тебе спасибо, Зина.
Степан проводил гостью и вернулся к матери.
- Ну, и погодка, - сообщила она сыну. - Хорошо, что ты дома... Хорошо?
- Хорошо... Мам, ты не забыла выпить лекарство? - вспомнил он. - А то я не проконтролировал.
- Не забыла... И опять хочу спать. - Марта зевнула. - Сейчас приму душ и лягу, - сообщила она сыну, но с места не сдвинулась. - Степ, правда, это доктор симпатичный?
- Не нахожу, - обронил на ходу сын и скрылся на кухне.
Марта Гордеевна была погружена в свои мысли, поэтому не заметила его ухода.
- Надо бы с ним подружиться: вот так легко, без лишних проблем устанавливает диагноз. Ни тебе УЗИ, ни "кишку" глотать не надо, ни анализы сдавать... Есть диагноз, есть необходимые препараты. Всего лишь бери и пей согласно списку... Легко и просто. И шарики его... не горькие... Степ, почему ты молчишь? - повысила голос мать, по-прежнему наблюдая за непогодой на улице.
- Я на кухне... - громко сообщил Степан и вскоре появился в комнате. Кое-что из ее речи он все же слышал и не сдержался, - а мне этот доктор не показался симпатичным. Он... какой-то неестественный... Ненатуральный.
- Что ты имеешь в виду?
- Как будто усы не его собственные, а приклеенные. Как в третьесортном кино, - подумав, ответил Степан.
- Усы ему не понравились, - в пустоту отреагировала мать и все же обратилась к сыну, - ты к нему пристрастен. А должен быть благодарен за внимание к твоей матери, сложному пациенту "со своими тараканами".
- Пока еще рано быть благодарным. Надо увидеть результаты его лечения. Пока, если честно, результаты меня тревожат.
- А ты тревожишь меня, - вяло парировала мать. - Кому как ни тебе знать о моей мнительности...
- И умении сделать из мухи слона, - договорил Степа.
- Да, в этом я профессор...
Сквозь сон Степан слышал, как мать за ночь несколько раз вставала, ходила в туалет. Наутро она выглядела осунувшейся.
- Мам, как ты себя чувствуешь? - пожелав матери доброго утра, поинтересовался сын.
- Почки работали на всю катушку, - слабо улыбнулась мать. - Наверное, доктор прописал мне мочегонный препарат.
- Он же сказал, что у тебя в почках песочек. Песочек выйдет, почки очистятся и все будет хорошо! - со знанием дела произнес Степка. - Будет хорошо, девушка Марта? - пошутил он, желая ее расшевелить.
- Конечно, - криво усмехнулась мать.
- Может быть, тебе не нужно пить эти лекарства?
- Добрынин сказал, что от гомеопатических препаратов хуже не будет, - напомнила она. - Сейчас я выпью шарики строго по списку, потом мы позавтракаем.
После завтрака Степан занялся уборкой квартиры, мать пристроилась в кресле у окна с книгой в руках. Сегодня на улице ярко светило солнце, выпаривая лужи, оставшиеся на асфальте от вчерашней непогоды. Окно было распахнуто настежь, занавеску шевелил слабый ветерок. На соседнем дереве громко выясняли отношения воробьи, отвлекая мать от чтения. Она время от времени отрывала взгляд от раскрытой книги и смотрела вдаль, в никуда, как казалось сыну, державшему безобидный процесс чтения на контроле.
Марта Гордеевна была погружена в свои мысли, а книгу использовала для отвода глаз: чтобы сын не донимал вопросами о здоровье.
Но сына обмануть было сложно. Поведение матери его беспокоило: она изменяла самой себе - обожала, когда вокруг нее порхают, а теперь сидела тихо, как в читальном зале, и как будто осмысливала каждую прочитанную страницу шедеврального романа, сложного для мгновенного восприятия.
Сегодня Марта Гордеевна не "чистила перышки", сделала необходимые утренние процедуры, не более того. А ведь знала, что скоро заявится вчерашний "симпатичный" доктор Добрынин. Забыла? Степан напомнил ей, на всякий случай. Мать лишь кивнула и снова уткнулась в книгу. Читальный зал.
Степан занялся уборкой квартиры, чтобы отвлечься от грустных мыслей. Но время от времени заглядывал в комнату матери, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Видимо, у матери появился третий глаз на затылке: при очередном его появлении, она не повернула головы в его сторону, но не преминула заметить:
- Степочка, ты уже прибрался в этой комнате, что ж ты постоянно сюда ныряешь.
- Я ищу тряпку, - нашелся Степочка. - Где-то ее оставил, не могу найти.
- Тряпку, - хмыкнула мать.
- Как ты? - не удержался от вопроса сын.
- Слабость, а так вообще нормально.
- Скоро придет доктор. Прежде надо пообедать.
- Мне не хочется.
Степка уговаривал, мать ни в какую - не хочу и все. Степке тоже не хотелось есть.
На этот раз доктор не опоздал. Выслушал жалобы своей пациентки. Повторил вчерашние манипуляции и прибором, трубкой, минипиалой и щупом. Объяснил, что убирает из приема мочегонный препарат, добавляет препарат, богатый калием. Пошурудил в своем саквояже, достал пакетик с травами и пояснил:
- Будете заваривать столовую ложку на стакан кипятка и пить в два приема.
- Что это за трава? - поинтересовался Степан.
- Это листья жимолости.
- Чего-чего? - не поняла мать.
- Листья жимолости. Волчью ягоду знаете? По научному ее называют жимолостью. Это тоже мочегонное средство, слабо выраженного характера. Вам необходимо завершить процесс очищения почек. К тому же жимолость хорошо влияет на процесс пищеварения, что тоже немаловажно.
- С этим у меня большие проблемы, - призналась мать.
- Раз у вас начал выходить песок из почек, то за ним последовал небольшой воспалительный процесс. Жимолость - противовоспалительное и дезинфицирующее средство, кладезь витаминов. В жимолости содержится магний, аскорбиновая кислота, витамины группы В, так необходимые в пожилом возрасте, органические кислоты, микро- и макроэлементы.
Марта Гордеевна никак не отреагировала на "пожилой возраст", что удивительно. Она выглядела безучастной.
Получив деньги, доктор предложил "обращаться, если что...", откланялся и ушел.
- Обращаться, если что, - мысленно повторил за ним Степан, закрывая входную дверь. - Если что? - задался он вопросом.
После выпитых гомеопатических препаратов, мать заметно повеселела, и потребовала вкусной еды. Раскритиковала суп с клецкими, который сварил сын, поклевала рыбу на пару, запила отваром. Выпила половину, подумала и допила отвар до конца.
- Тебе же сказали русским языком - делить на два раза, - напомнил сын.
- У меня жажда!
- Пей воду, если жажда.
- Я пойду, вздремну. Ты бы тоже, сынок, поспал, завтра начинается новая трудовая неделя.
- У меня завтра свободный день, послезавтра консультация, на следующий день экзамен у третьекурсников.
- Я и забыла, что сейчас июнь. Скоро у тебя два месяца отпуска. Куда мы отправимся?
- И куда бы тебе хотелось?
- На Майами! - пошутила она...
Мать быстро уснула. Степка послонялся по квартире, потом прилег на диван с книжкой, не заметил, как задремал.
Ему снилась мать. Она, босая, стояла в одной ночной рубашке на холодном бетонном полу подъезда и скреблась в дверь. Не молотила кулаком по двери, а скреблась, осторожно, можно сказать - трогательно. Так трогательно, что Степке во сне захотелось всплакнуть от жалости к ней, босоногой, продрогшей. По непонятной причине он не открывал дверь, не реагировал на мышиную возню за дверью. Он был сторонним наблюдателем. Он видел мать сквозь дверь и ждал непонятно чего. И точно знал - не пустит. Потому что это была ни его мать, а женщина, внешне на нее похожая. Похожая, но не мать. Ее нельзя пускать в квартиру, иначе будет плохо. Всем будет плохо...
Степан проснулся, мысленно порадовался, что не дождался конца мышиной возни за дверью. Прислушался. Тишина. Никакого стука-царапанья. Он взглянул на часы и понял, что проспал всего полчаса. Что-то его разбудило. Снова прислушался. Даже дыхание задержался, как будто погрузился в воду без спецсредств. Тишину квартиры разбавляли кухонные настенные часы, чье тиканье походило на шуршание, опять же мышиное.
Степа нарочно повертелся на диване - прибавил к часовому шуршанию скрип мебели. Отчего-то разозлился, сполз с дивана и на цыпочках направился в комнату матери. Скрипнул дверью, скривился от звука, просунул голову в узкую щель, строго по размеру головы, чтобы избежать лишнего скрипа.
Сначала Степка зажмурился от напряжения, потом оценил комнату сквозь прищур. Мать лежала в той же позе, что и вчера. Он уже собрался ретироваться, заняться приготовлением ужина, но вдруг замер в неудобной позе. Что-то не так.
Он не услышал неровного, как накануне, дыхания.
Степан просочился в комнату, на цыпочках приблизился к кровати. Присел. Присмотрелся, пытаясь увидеть поднимающуюся и опускающуюся грудь спящего человека. Не увидел. От волнения, не отдавая отчета своим действиям, поправил легкое покрывало, и только потом осторожно приложил ухо к левой части груди.
Сердце матери играло с ним в прятки. Его собственное сердце ринулось на поиски, предприняв попытку выпрыгнуть из груди.
- Тихо-тихо, - пролепетал Степа и повторился, - тихо-тихо... Ничего не произошло... Ничего страшного не произошло... Сейчас я ее разбужу... да-да, сейчас... Ма-ма, - по слогам произнес сын, стараясь, чтобы голос не дрожал. Боялся ее напугать.
Хотелось кричать, вопить, трясти, бегать по потолку. Делать, что угодно, чтобы она только вздохнула, открыла глаза, поморгала, улыбнулась, откашлялась и спросила: "Сынок, что случилось? Чем ты напуган?"
А он бы уткнулся в ее колени, и тихо скулил, как щенок. От счастья и понимания - всё обошлось.
Он не нашел ничего лучше, как уткнуться в еще теплый живот и затихнуть.
Он не знал, сколько времени так просидел. Где-то в гортани застрял тот звук, который помог бы справиться.
Когда понимание вернулось, Степан приказал себе заплакать, чтобы стало чуть легче, совсем немного, чтобы... потом осознать, принять, чтобы что-то делать, куда идти. Потом вспомнил слова отца -мужчины не плачут" - и... завыл.
Он выл долго и, наверное, громко, потому что соседка услышала непонятные звуки сквозь толстые стены старого дама и позвонила в дверь.
Он не открыл, он выл по-прежнему и боялся замолчать, потому что тогда его прежняя жизнь закончится. Так он для себя решил.
Зина вернулась в свою квартиру, взяла запасной комплект ключей, открыла замок и вошла...
Степан плохо помнит, что произошло потом, когда пришла тетя Зина, оттащила его от тела матери... Кажется, приезжали врачи. Кажется, приезжали полицейские. Кажется, Степа сидел на кухне и отвечал на их вопросы.
Или ему снился кошмарный сон? Сейчас он проснется, войдет в комнату матери, разбудит ее, они пойдут гулять в парк...
Когда в квартире стало очень тихо, так тихо, что у Степана заложило уши, он вышел из кухни. Направился в комнату матери и столкнулся с тетей Зиной.
- Где она? - чужим голосом спросил он.
- Ее увезли... в морг. Будут делать вскрытие, чтобы установить причину смерти.
- Она умерла?
- Степа, пойдем ко мне, - ласковым голосом пригласила Зинаида Марковна. - Переночуешь у меня, так будет лучше.
- Я не могу оставить маму одну, она больна. Я ей не верил, а она говорила...
Зина заплакала, уткнувшись с плечо Степана. Она автоматически погладил ее по голове - успокоил. Поделился новостью:
- Вчера маме приснился отец, она сказала, что покойники снятся к дождю. Так и вышло - к ночи пошел дождь.
- Он позвал Марту с собой. Теперь они встретятся...
Через два дня Степана Ефремушкина вызвал к себе следователь.
Все это короткое время после смерти матери Ефремушкин размышлял и пришел к выводу, что ее смерть была не случайной. Не естественной. И вызов к следователю тому подтверждение. Естественно, Степану хотелось повернуть время вспять - чтобы мать была жива, они мирно с ней переругивались. Чтобы не было встречи с Светкой, не было приглашения на день рождения ее подруги, а, следовательно, не было бы симуляции. В результате не пришел бы доктор Добрынин, который занимается нетрадиционными методами лечения. И здесь важно следующее - инициатором вызова того самого доктора был Степан. Значит, он тоже причастен к смерти матери.
И как с этим осознанием жить?
По дороге в следственный отдел Степан уговаривал себя не опережать события, следователь пригласил его... да, мало ли зачем его пригласил к себе следователь! Вдруг подобная процедура необходима. Он хочет задать какие-то вопросы, что-то уточнить, чтобы в итоге закрыть уголовное дело в самом начале за отсутствием состава преступления. Возраст, недуги, непостоянство погоды...
Не сказать, что голова Ефремушкина работа четко, голова работала со сбоями, но иначе и быть не могло - все-таки смерть самого близкого и родного человека. Возможно, сбой в работе головного мозга - своего рода защитная реакция. Не будь этой защитной реакции, еще не известно, что произошло с ним дальше...
Перед дверью кабинета следователя Степан вдруг осознал: это не обычная процедура перед закрытием уголовного дела.
Следователем оказался невзрачный мужичонка. Встретив его на улице, Ефремушкин никогда бы не подумал, что он занимает ответственную должность. И не потому что он был неухожен, невелик росточком, а на голове топорщились три волосины: Степана поразило лицо следователя - отечное, как после беспробудной пьянки, и глаза с красными прожилками. Степан подумал, как таких держат в следственном отделе? И еще подумал: этот "спустит дело на тормозах". Конечно, если уголовное дело имеет место быть.
С первой минуты следователь Азарх Максим Гаврилович вызвал у Степана Ефремушкина неприязнь. Говорил он отрывисто, поглядывал на Степана с презрительным осуждением, словно в чем-то его подозревал и удивлялся, как таких, вообще, земля носит. В чем получал удовольствие Азарх, так это в том, что он говорил. Не просто говорил, а бросал обличительные слова в лицо человека, сидящего напротив, тем самым оправдывал пристрастное к нему отношение. И пусть пока ему не предъявлено обвинение, но это дело времени. И он, следователь Азарх, обязан предоставить суду доказательства ужасного преступления, совершенного этим недочеловеком.
Именно из-за презрения, в котором утонул Степан Ефремушкин, он не смог разобрать слова следователя. Ефремушкину казалось, что тот говорит на непонятном ему языке, тарабарщина какая-то, а не язык. Или опять самозащита? Он выстроил стену непонимания, чтобы слова следователя, ужасные, не достигли его ушей. Его слова не могут иметь отношения к Степану. Нет, не могут. Или разум следователя помутился?
- Вы могли бы повторить еще раз? - с трудом ворочая языком, осмелился попросить Ефремушкин.
Теперь к презрению, словесному и визуальному, добавилось гипнотическое омерзение в купе с поиском сподручных средств для уничтожения - так смотрят на таракана, гипнотизируют и ненавидят, одновременно шарят в поисках тапка, газеты, чтобы прихлопнуть это мерзкое насекомое.
Следователь Азарх сверлил взглядом недочеловека и шарил руками по столу - искал сподручные средства, чтобы одним махом уничтожить, оставить мокрое место.
Всякого повидал на своем веку следователь со стажем, но, чтобы так смаковать его заявление... Мазохист...
Следователь Азарх с трудом взял себя в руки, некоторое время посидел, сцепив пальцы в замок, и беспристрастным, как ему казалось, тоном проговорил:
- Степан Сергеевич, сегодня я получил заключение судмедэксперта о причине смерти вашей матери, Марты Гордеевны Ефремушкиной. - Он выдержал паузу, все-таки поднял глаза на посетителя, которого перестал мысленно называть недочеловеком, и покачал листом бумаги, зажатым пальцами. - Итак, смерть Марты Гордеевны Ефремушкиной наступила от... отравления подкормкой для цветов...
- От... чего? - поперхнулся Степан.
- Ее отравили подкормкой для цветов, - услужливо подсказал Азарх. - Вас это удивляет?
У Степана не было ответа на этот совершенно глупый вопрос. Какими бы окольными или не окольными путями в своих размышлениях Степан приближался к причине смерти матери, он мог предположить что угодно: врачебную ошибку, не ту реакцию на препараты, на которую рассчитывал доктор, обострение хронического заболевания, одного или всех сразу, даже смерти по неосторожности - мать могла сама переборщить с дозой гомеопатических препаратов, хотя, доктор уверял, что вреда они не приносят, но у разных людей происходит по-разному, в зависимости от особенностей организма. Что угодно мог предположить сын покойной, только не предумышленной убийство. Кто мог его совершить? Зачем?
- Степан Сергеевич, мне продолжать? Или вы пропустили только начало?
- Вы сказали... не всё? - отупело спросил Ефремушкин.
- Значит, пропустили, - с ядовитой радостью догадался следователь и, не обращая внимания на Степана, продолжил, - как я успел заметить, в вашей квартире на подоконниках достаточно много горшков с комнатными цветами.
- Вы заметили? Вы были в нашей квартире? - перебил его Степан.
- Хм... Был в тот самый день, когда скончалась ваша матушка. Я вас опрашивал. Вы не помните?
- Нет, простите.
- Вы не извиняйтесь, это и понятно, - без ноток сострадания заметил Азарх Максим Гаврилович.
- Что вам понятно? - набычился Степан. - Вы на что намекаете?! - Недавнее заявление следователя об отравлении матери подкормкой для цветов не сыграло с ним злую шутку - не отключило мозги окончательно, напротив, Степан как будто очнулся, пришел в себя, и голова заработала более-менее четко, пусть ни как калькулятор.
- Я знаю, что у вас с матерью были сложные отношения, - выдержав паузу, проговорил безразличным тоном Азарх Максим Гаврилович. Безразличие давалось ему с трудом. - Она запрещала вам, взрослому мужчине, встречаться с женщинами. Терроризировала вас, придиралась по пустякам. Будете отрицать, что ваша мать была категорически против вашей женитьбы?
- Кто вам сказал всю эту чушь?! Я не собирался жениться! У меня нет невесты!
- Потому и нет, что мать была категорически против ваших тесных общений с женщинами.
- Вы сами это придумали?
- Я ничего никогда не придумываю, - твердо выговорил следователь. - Я руководствуюсь фактами.
- И кто вам предоставил эти... факты?
- О ваших сложных отношениях с матерью мне известно со слов Егора Тертычного.
- Егора Тертычного? И вы ему поверили?! - задохнулся от возмущения Степан. - Как можно верить человеку, который "не дружит с головой"!
- А Тертычный уверяет, что это вы... "не дружите с головой", - с необъяснимым для Степана удовлетворением заметил следователь, посмотрел на него, как на человека, судьба которого ему ясна и понятна, и задал вопрос, судя по тону, не требующий ответа, - и зачем Тертычному оговаривать вас?
Но Степан ответил, и ответ был малоутешительным для него:
- Не знаю.
- Вот видите - у Тертычного не было причин оговаривать вас.
- Возможно, он мне мстит, - "схватился за соломинку" Ефремушкин.
- За что? - опешил следователь.
- Этот человек мне несимпатичен, причем давно, с детских лет, и я никогда не скрывал свое отношение к нему. Егор решил мне отомстить.
- Просто так, без причины, он вам несимпатичен?
- Он хитрый и изворотливый.
- Его хитрость и изворотливость каким-то образом касались вас? Как-то влияли на вашу жизнь или жизнь ваших близких?
- Егор приходится Зинаиде Марковне Крашенинниковой внучатым племянником, тетя Зина мне не просто соседка и близкая подруга моей матери, я знаю ее всю свою сознательную жизнь, она родной мне человек, а Егор Тертычный... он... хочет завладеть ее жилплощадью. - Степан понимал, что несет полную чушь, ведет себя, как маленький мальчик, которого оклеветали, а он пытается поквитаться, но не может найти подходящих аргументов в свою защиту и подходящих доводов, объясняющих поведение Егора Тертычного по прозвищу Скворечник.
- А Тертычный уверяет, что вы, Степан Сергеевич, постоянно настраиваете против него его бабушку, Зинаиду Марковну Крашенинникову. А что касается желания Тертычного завладеть жилплощадью, то могу я поинтересоваться: у вас есть доказательства? Вы что-то знаете со слов Крашенинниковой? Она вам жаловалась?
- Во-первых, я никого не настраивал, просто говорил, что Егор плохой человек, что ему нельзя доверять. Тетя Зина добрый и доверчивый человек, она любит Егора, а любовь, как известно, слепа... Возможно, мое заявление основано на эмоциях... И тогда, и сейчас... Но как иначе, если тебя голословно обвиняют в том, чего ты не совершал.
- А тогда? Тогда вас тоже в чем-то обвинял Егор Тертычный?
- Я не понимаю, о чем вы говорите... Тогда? - опомнился Степан. - Никто меня ни в чем не обвинял. Я же говорю - я чувствую, что от Скворечника, простите, Егора Тертычного, идет отрицательный заряд энергии. Вам сложно это понять...
- Куда уж мне, - хмыкнул Азарх.
Ефремушкин подскочил, снова сел на стул, и, глядя в пол, отрешенно проговорил:
- Я... отравил... свою мать. Уму непостижимо. Кому может такое в голову прийти. - В его голосе не было возмущения, убедительности. Непонимание, безразличие и обреченность.
- Следственным органам может прийти ТАКОЕ в голову, - брякнул Азарх и перешел на официальный тон, - гражданин Ефремушкин, вы задержаны по подозрению в убийстве своей матери, Марты Гордеевны Ефремушкиной.
Мир Степана, и без того слегка наклоненный, теперь окончательно перевернулся с ног на голову...