Александру, компаньон Виктор, подносил полный стакан, аккуратно, будто это был драгоценный кубок Ликурга с живительной влагой, словно воину-победителю, вернувшемуся после тяжкой, кровопролитной схватки с коварным врагом.
- Договорился с Маритей вечером в ресторан сходить! - объявил Сашка, принимая из рук напарника водку. - Вот погуляем! - хвастался он, предвкушая вечерний шабаш.
- Зачем тебе эта старуха? - спросил, заскучавший Пранас, оставшись без молчаливого слушателя. Ему явно требовался собеседник, он даже поискал взглядом Серёгу, но тот стоял, торговался с какой-то старушкой около своей машины. Как ни странно, Пранаса поддержали все. Франек начал монолог о супружеской верности, собираясь Александру объяснить основы семейной морали. Дальше всё происходило в течении нескольких минут. Я не знал кого слушать и за кем наблюдать, голова кружилась. Сергей до этого долго старался всучить покупательнице неликвиды. Он растягивал трусы со всей силой, как эспандер, убеждая бабку, что трусы безразмерные.
- За две пары скидка будет? - запальчиво спросила та.
- Будет! - подтвердил Серега, выбирая из кучи, пару с самой некрасивой расцветкой.
- Ну, смотри! - закричала грозно бабушка, с сомнением поглядывая на размер. - Если моего старого припрет и он вовремя не стянет их, я специально стирать не буду, приеду сюда на рынок и этими обделанными трусами - по морде тебе, по морде... - Представив себе эту сцену, Сергей тут же сбросил ещё цену. В это время Йонас крутил бюстгальтером, как пропеллером; то ли разгонял мух, то ли Пранас испортил воздух и он подавал себе под нос свежий: себе и сидевшему, но уже проснувшемуся Валентину, который наблюдал крутящейся перед глазами лиф и ему наверное, показалось, что за ним опять прилетела "вертушка". Сашка, выпив штрафную, хватал ртом воздух, надеясь, что ему дадут в руки и стакан с лимонадом. Но ни сока, ни минералки уже не было.
- Китайский "адидас"! - ругнулся Франц, ища взглядом, чем помочь имениннику. - У нас что и запивона нет? - брат протянул Сашке стаканчик с остатками кофе. Тот, выпучив глаза, как филипинский долгопят, схватил напиток и начал тянуть влагу с кофейной гущи. Через мгновение с губами как у Луи Армстронга, прошептал:
- Вот чёрт, не в то горло попало!
- Надо было сказать! - без секундного размышления поведал Витька, опять зачем - то почёсывая кулаки. - Или показать! Я бы легонько по спине ударил!
- Так что у нас нет запивона? - повторил громче Франц, обводя всех тоже уже слегка захмелевшим взглядом.
- Это Пранас всё выдул! - сказал подошедший в это время Сергей и добавил. - Я видел, как он сало соком запивал. - Пранасу этого только и нужно было. Он, сделав ехидное лицо, изрек:
- А в прошлый вторник, кто разливал лимонад куда попало? Франц, ты не поверишь, он даже лил тебе напиток на лицо, когда ты упал без чувств. Он самодовольно смотрел на Серегу, - "что выкусил"? - а тот напряженно думал, что ответить противнику пообиднее. Но тут вскочил Валентин и заорал:
- Рота за мной!
Тут же кинулись и начали успокаивать торговца женским пальто. Витька успел даже врезать слегка Валентину по спине кулаком. Кто-то из соседей-торгашей выручил бутылкой с водой. Отпив большой глоток, Валентин взглянул на всех сурово и взяв бутылку в руку, как гранату, грозно заявил:
- Я на гору! - и пошёл. Может Гарюнайская Писун-гора показалась ему Афганской высоткой, где притаился злющий враг? Не позавидую тому, кто попадётся ему сегодня на этом холме!
- Валер, идем в киоск, купим чего-нибудь запить! - потянул меня за собой Франц.
Мы пошли, оставив шумную компанию, в центре которой опять разгорался спор между Сергеем и Пранасом. Уже уходя, мы слышали как Пранас доказывал что из животного мира, - верблюд, пьёт больше всех. На что уже издали слышали вопли его всегдашнего оппонента.
Что - из всех животных, самый водохлеб, - это ты, Пранас!
Сходив на горку, по дороге в ларёк, я спросил у Франека:
- Прости, знаю что причиняю тебе боль этим воспоминанием, но ответь. Когда расстались с Дианой, ты её больше не искал? - Франц только хмыкнул, закурил и после недолгих раздумий, ответил:
- Искал! И не один раз. Я знал что её родители жили в Висагинасе. Были высококлассными специалистами в атомной энергетике. Потом уехали. То ли на строительство, то ли для обслуживания новой АЭС. Остались там жить их родители, бабушка с дедушкой Дианы. Я к ним и обращался за помощью. Дед, бывший ветеран войны, грудь вся в орденах, ни в какую. Я и умолял, и на коленях валялся, но дед молчал как воды в рот набрал.
- Не скажу и всё! - как будто перед ним немецкий шпион. Видно внучку очень любили и не могли простить моё предательство. Потом и вовсе дверь не открывали, куда я ломался пьяный. От ворот - поворот. А когда в жизнь вмешалась политика, квартиру продали и уехали к детям. Остался я не солоно хлебавши.
Купив лимонад, минералки и томатный сок, уже на обратном пути, я не выдержал.
- Франц, ещё один вопрос мучает меня. Что ты сказал Марите, когда доставала она тебя своими подковырками? В раз потом утихла. - Франц вздохнул.
- Ах, это... А ты знаешь, я точно и не помню. Шепнул вроде этого. - Когда ты оступишься, упадёшь и тебе будет плохо, я не буду смеяться, а протяну тебе руку помощи...
Мы ещё только подходили к нашему ряду, а оттуда уже слышалась громкая музыка, смех и царило такое оживление, как будто в Гарюнай приехал цирк-Шапито. Когда пришли к нашему столу, чуть не оглохли, из Серёгиной машины на всю громкость динамиков, орал какой-то певец и все женщины, торговки, подпевали, пританцовывали, а кое-кто и смахивал слезу. На мой немой вопрос, братан крикнул на ухо:
- Заколебали! Уже четвертый раз эту песню крутят. Серёга новую песню поставил, ты бы видел что тут началось. Бабы как с цепи сорвались! Пристали к "труснику" - поставь ещё, давай повтори. Вот опять заново заиграла, слушай -... Из машины неслось: - в шумном зале ресторана... И когда начался припев, - ах какая женщина, какая женщина. Мне бы такую, - все торговки голосили, подпевая певцу, как будто это они сидели в ресторане и их приметил какой-то пьяный посетитель, и пригласил на танец. Йонас, улыбался и пританцовывая, дирижировал, размахивая своим товаром как дирижерской палочкой, точно он и был тем, другим человеком, с кем уйдёт женщина сегодня из ресторана и кто её давно ласкает.
- А где Серёга? - спросил я Видаса, поглядывая вокруг.
- Вон стоит за багажником! - Сергей стоял сзади машины и горько плакал. Только сейчас, слушая песню про прекрасную незнакомку, ему в голову пришла запоздалая мысль.
- "Как он забыл добавить в словесный портрет женской красоты, прелести Анжелины Джоли?! Хотя бы её нос туда вставил! Он не мог себе этого простить! Ведь только позавчера с женой Верой смотрели фильм с её участием. А брови Николь Кидман"?! - Серега истерично засмеялся сквозь слезы.
- "Так близки наши тела и безумные слова, без стыда тебе шепчу я" - разносилась во всю мощь, на весь ряд, песня из его машины. Может Серёга вспомнил бы еще какую-нибудь сногсшибательную артистку и получив обширный инсульт, закончил бы бренное сосуществование именно на этом базаре, но вдруг он увидел, что вытворяет Йонас и начал смеяться ещё громче. Все вокруг хохотали, держась за животы. Йонас, растянув на вытянутых руках бежевый лифчик, вальсировал с восхищенным лицом, как если бы ему попалась в шумном ресторане дама с такими необъемными телесами. Францишек стоял согнувшись от смеха и только громко причитал:
- "Пума" вам на мазоль! Йонас, перестань, кадриль тебе в задницу! Серёга, останавливаем музыку, сейчас лопну! - Наконец - то песня закончилась. Серёжа, несмотря на уговоры женщин, выбрал кассету из магнитолы, пообещав поставить группу "Фристайл" в следующий раз и пошёл к столу. Францишек никак не мог отдышаться.
- Ай да артисты! Вы бы ещё слышали, как Пранас, смотря на нашего танцора, гундозил:
- У меня на деревне был секс с дояркой на сене, так у ней тело было как вот этот капот, не обхватить! - Пранас при этих словах торговца кроссовками, мечтательно витал где-то в облаках. Витька отчеканил, поднимая сто грамм:
- Давайте. Выпьем. За женщин! - за такой оригинальный тост, грех было не выпить. И здесь пришел черед Александра.
Откуда было взяться этому иностранцу на базаре ( ? ), одному богу известно. Он видно отбился от экскурсионной группы своих сотоварищей, заблудился и не знал дороги домой. Проходя мимо наших машин, он беспокойно озирался по сторонам, а затем увидев нашу оживленную группу, спросил. О чём? Никто ничего не понял. Сашка догадался первым. - "Бас стоп"? - Наверное англичанин, дорогу спрашивает на остановку. - Александр сделал умное лицо, вспоминая иностранные слова. В голове почему-то крутилось только, - Go home. Это не годилось! Сашка стал указывать иностранцу рукой, при этом как идти прямо, он объяснить не мог. Все слова на английском вылетели из головы.
- Гоу! - повторял он, зачем-то добавив "френдз". Сообразив, что иностранец заблудился и сейчас чувствует себя одиноко, брякнул, - Friendship, - одной рукой держась за грудь, показывая этим, что всей душой с ним, а другой махал в сторону, причём указывая прямо на машину около которой стояла Марите, которая в ответ улыбалась ему, думая, что он машет ей.
Чужеземец слушая этого парня с накрашенными чем-то чёрным губами, увидев рядом какого-то худощавого мужчину, который пытался надеть на иностранца какой-то лиф, смотря на другие улыбающиеся ему лица, понял.
- "Трансвеститы"! - недоброе чувство кольнуло его. Бормоча про какие-то факи, гость быстро ретировался. Потом уже Марите рассказывала, что иностранец не пошёл прямо, а свернул около её машины и уверенно двинулся в сторону карьера. Что дескать там заблудился и может упал, ударившись головой о камень, потерял память, и блуждая по карьерам, одичал. Это было неправдой! Иноземца, быстрее всего по дороге обокрали цыгане, обступившие его с благородной целью, погадать на дорожку. Потому что в следующий вторник на базаре была такая облава на всех гадалок и любителей чужого кошелька, что представителей этого кочевого народа не было видно на рынке недели две, как ветром сдуло. Поутихли на некоторое время даже воришки.
Но Гарюнайская легенда гласит, что вскоре в этих краях появился какое-то заросшее, человекообразное существо, пугающее иногда своим диким мычанием, сидевших по нужде за кустами на холме, торговцев. Слухи дошли до правительства. Была создана, как всегда, специальная комиссия для расследования этого факта. Найти снежного человека, чтобы прославить имя страны, было делом государственной важности. Больше похвастаться миру было нечем. Сабонис играл в баскетбол ещё при СССР. Остается только обнаружить, поймать и показать всему мировому сообществу Гарюнайского Йети, как доказательство, что только на этой земле, и в этом государстве, может существовать вид реликтовых гоминидов. Были задействованы все силы: полиция, пожарные и взвод военных, что составляло половину численности национальной обороны. Подключили СМИ и ТВ. Какого же было удивление всех, когда после истечения долгого времени и затраченных немалых средств, большая часть которых была разворована, существо было найдено и поймано. Им оказался, бомж - Миколас, который ютился в домике из картонных коробок, за Гарюнайским холмом, напротив ТЭЦ и ласково именуемого продавцами, бомжом Мишаней.
Нищего проходимца арестовали, но увидев что с него как с гуся вода и нечего взять, кроме вшей и блох, отпустили, приказав не появляться в торговом месте, чтобы своим видом не шокировать гостей-иностранцев. Миколасу было чихать на них и их приказы: таких как он были сотни в городе, бродяжничая и побираясь, они подтверждали особую ценность свободы. Делай и живи - как хочешь! Всем на тебя наплевать! Он вернулся в родные пенаты. Если сказочник Джованни Родари ещё милосердно обрисовал жилище старика Тыквы, друга Чиполлино, где ввиду маленьких размеров, он едва помещался, но всё же кум Тыква построил его из кирпича, на покупку которого старик скопил таки какие-то средства, то к Мишане, жизнь была не милосердна. Копить было нечего. Оставалось только, появляясь в конце торгового дня, собирать пустую тару и доедать объедки продавцов. Многие не доев хот-дог или беляши, оставляли остатки, со словами:
- Сейчас Мишуня придёт, угостим! - вот почему выглядел бомж весьма упитанным, по объему талии, аж напоминая живот Пранаса. Поэтому ему хватало сил безжалостно разгонять своих конкурентов и быть главным нищим рынка. Дом себе он сотворил из картонной тары, которую челночники оставляли после себя в великом множестве, благоустроив и утеплив внутри разными тряпками, и рваным товаром, который также выбрасывали торговцы, как явный брак. Опустившийся до этого, бывший при советской власти - комбайнер, никого не боялся. Последнее чувство, что-то вроде страха вперемежку со стыдом, он испытал в прошлый август, когда встретил на базаре свою жену со старшим сыном. Видно пришли покупать обновки старшекласснику в школу. Увидев его, жена Миколаса сначала опешила, потом брезгливо сморщилась и отвернулась. А сын, заметив отца, со звуком набрав слюны из нутра, смачно плюнул в его сторону и пошёл с матерью, смеясь дальше по ряду. Попрошайка хотел умереть тут же, на месте. Но Бог не забрал! Самое удивительное, что голяк раньше был один из преуспевающих бизнесменов рынка, своего рода, абориген базара.
Он занимался бурной торговой деятельностью ещё при СССР, которая тогда называлась спекуляцией и каралось законом. Катаясь в Польшу по несколько раз в неделю, он сбывал там разные электроприборы и полученную прибыль вкладывал в золотые изделия, скупая их у себя на родине, и затем продавая их опять за границей. Всё шло как по маслу! Видя, как любой товар идёт на ура на Гарюнайском рынке, он благополучно съездил в Китай и закупив пуховики, тут же за неделю продал всю партию. Перспективы открывались невероятные. Но чёрт дернул его! Узрев, как на отлет за один день, ушли тапки соседа-торговца Вайдаса, он решил поменять товар и закупил в далёкой стране, неимоверное количество тапок, взяв для этого ещё и кредит в банке. То ли китайские спецы неправильно поняли Миколаса, то ли перепутали товар на складах, но получив контейнер с продукцией и открыв один из многочисленных баулов, содержащихся в нём, он опешил. Это были шлепанцы для бассейна и отдыха на пляже, причём с открытым верхом и одной резинкой посередине, для удержания их между пальцев. Миколас молча их рассматривал и думал, что свихнется. Но он бы и их продал, причём довольно таки быстро, ведь на базаре, как мы знаем, два дурака: один покупатель, другой продавец. Но всё шло против начинающего бизнесмена. Зачастили дожди, да ещё проливные. Видя, что сланцы практически не покупают, Миколас решил убрать их пока подальше и чтобы не терять время, закупить другой товар. Но каждодневный дождь, внес коррективы в планы торгаша. Заканчивался летний сезон и только в августе выглянуло солнышко.
- Пора! - подумал литовский купец. И поехал в ангар, переоборудованный вместо бывшего коровника в огромные склады, сдаваемые в аренду бывшим председателем колхоза, а теперь ставшим новоявленным коммерсантом. Открыв дверь, дельца чуть не хватил инфаркт. Все шлёпки, до этого упакованные в большие целлофановые мешки, были изгрызены крысами до трухи. Причём остатки были в таком мельчайшем виде и в таком количестве, что Миколасу казалось, что он стоит в разноцветном море, зайдя по пояс в воду. Как он тогда не рехнулся, он понять не мог. - "Надо ехать в баню"! - мелькнуло в голове. Там, и в предбаннике до потолка, всё помещение тоже было забито тапками. Распахнув двери бани, челночник обмер. Крысы и здесь нашли его товар! Миколас и понятия не имел, что эти твари грызут каучук и другие полимеры. А в компоненте с какими-то добавками, это ещё и является для них деликатесом. Стоя по колено в пластмассовой трухе, в голове крутились слова из характеристики продукции, - "Сланцы это экологически чистый полимерный материал. Обладают: легкостью, гигиеничностью, влагостойкостью". - он громко засмеявшись, как сумасшедший, взял остатки и подбросил вверх. Они посыпались ему на голову, как разноцветное конфетти. Миколас хохотал, разбудив наверное, спрятавшихся глубоко под землей, спящих до этого, полчища крыс со всего района, с полными животами высококачественного сырья. А ещё он вспомнил гневное лицо жены, когда она спрашивала, где сейчас им мыться. А он безапелляционно отвечал:
- Не барыня! Помоешься у матери! - наверное, после этого, Мишаня не любил мыться. И при слове - баня, у него начинало чесаться всё тело. Вдобавок, к потере товара, пришла ещё одна беда. Грянул черный вторник! У Миколаса, банкиры за долги отобрали дом с участком, машину и всё что представляло для них хоть какую-то ценность. Жена с двумя сыновьями подалась к своей матери. Пьяный Миколас попробовал туда сунуться, но загорелая жена, вернувшаяся с какого-то заморского отдыха, выставила его за дверь, вдобавок бросив на лестницу полную сумку с тапками, чудом оставшихся целыми. Неуемная деятельность дельца требовала выхода. И он тут же в местном баре, пропил товар, выставляя его, как ему казалось, на самых выгодных условиях. Одна пара шлёпок - сто грамм сивухи. Очнулся он ночью раздетый, без документов, которые у него украли, тут же влившись в ряды многочисленной армии бомжей. Уже потом, обходя ряды торгашей, когда те, зажав носы от духмана исходящего от него, спрашивали:
- Мишаня, ты когда-нибудь моешься? - он с серьёзным и грязным лицом отвечал:
- Конечно, в речке! - и добавлял, - один раз в неделю...
- А зимой где моешься? - спрашивали сердобольные продавцы.
- Так сколько этой зимы? - переспросив, удивлялся бомж, разводя руками, не зная, что эти слова станут легендарными и перерастут в анекдот.
Но однажды, в начале осени, когда ударили первые морозы, Миколас проснулся в своём картонном домике, весь трясясь в горячем бреду. - "Видно инфекцию подхватил"! - подумал он. - А ещё говорят, зараза к заразе не пристает. Вспомнилось детство. Свой бывший дом в деревне, который он потерял из-за своего предпринимательства, своих родных.
Почему-то перед глазами возник образ дедушки Шранаса, который подбивал маленького мальчика с ватагой друзей, пойти за дальний луг и за рощей, за которой находилось старое еврейской кладбище, разломать все могильники, и памятники.
- Чтобы места не было им там, сровнять с лицом земли! - пообещав, купить детям леденцы, петушки на палочках. Дед Шранас часто делился с внуком о том, как порезвился он в молодости, издеваясь над беззащитными людьми. - "ведя жидов на убой как скотину"! - Миколас сейчас отчётливо вспомнил, как ломал с пацанами старые ветхие надгробники, как он рушил какой-то железной трубой почерневший от времени памятник, с какой-то надписью. Вглядевшись он прочитал имя, - Аарон и подсчитав дату рождения и смерти, понял что мальчику-еврею, было как и ему сейчас, двенадцать лет.
Что сдавило в груди сейчас Миколасу, он не мог понять. Он молча взял веревку и пошёл, шатаясь от выпитого вчера дешевого алкоголя, а может из-за высокой температуры, к большой осине, росшей у берега водоема вблизи ТЭЦ. Закинув веревку на высокий сук и сделав петлю, Миколас стоял и смотрел на полную луну. Его тело тоже бросят в яму в целлофановом мешке, чтобы потом это место заросло травой и не осталось следа от его пребывания на земле. Как поступал он в детстве, уничтожая чужие могилы евреев по приказу своего дедушки! Ему было сейчас всё равно? Нет! Он успел прошептать:
- Прости, Аарон! - накинув веревку на шею. В последний миг, вместе с хрустом шейных хрящей и болью в позвоночнике, он увидел глаза сына, который плюет ему в лицо...
После ухода приезжего в поисках дороги, я закрыв один глаз, попросил брата.
- Видуня, иду я в машину, посплю немного.
- Ну ты и пьяный! А чего закрыл глаз, попало чего? - спросил он.
- Нет, просто двоится всё. - промямлил я, плетясь к машине.
- Смотри, покупателей нет совсем, скоро поедем! - крикнул вдогонку мне брательник.
Я знал без сомнения, что воскресная торговля для меня закончилась. Развалившись на заднем сидении, сразу начал засыпать. Сквозь сознание доносились еще голоса продавцов, смех, какая-то музыка, но всё это сливалось в какой-то сплошной однотонный гул и проваливалось в какую-то бездну. Но не чёрную. Там на дне горел одинокий свет, маленькое пламя. - "Это моя душа"? - мысли путались, в голове была какая-то каша. Вдруг душа вышла из тела и стала подниматься наверх, медленно наполняясь каким-то теплом и светом. До какой вышины она поднялась? Не помню. Резко остановившись на необъятной высоте, она понеслась вниз со стремительной скоростью и уменьшаясь так быстро, достигла размера небольшой капли. И это было фантастично! Как будто не было мною прожитых лет. Я вновь очутился в утробе матери! Я слышал какие-то голоса, мне передавалось её чувство беспокойства.
- Не бойся мама! Я скоро приду. Обхвачу своими ручками твою голову, закрою тебя своим телом от любых бед! - и вместе с криком и слезами матери, я появился на свет, оповещая рёвом все вокруг:
- Мир! Я родился!- и приоткрыв глаза, увидел яркий свет...