У вас были вымышленные друзья в детстве? Мне всегда казалось, что у меня должен был быть старший брат. Я чувствовала, что он где-то есть. В три или четыре я выдумала себе друга Ваню, но он был не слишком разговорчив; к пяти я дала ему отставку. А потом была какая-то вечная неуёмная тоска по настоящему брату-другу, не вымышленному, лет до тринадцати.
Даже моя замечательная старшая сестрица эту нужду не восполняла.
Сейчас я уже знаю, что мой брат, мой друг и мой любимый мальчик в одном лице в самом деле существовал - только встретились мы с ним много, много позже. Встретились - чтобы сразу же расстаться.
Мне шесть. Детский лагерь. Вдалеке-вдалеке полоска синего моря и там - парусники. Я сижу на камне и задумчиво гляжу на эту полоску, и если бы рядом был мой любимый мальчик, мы взялись бы за руки и убежали туда, к морю, к кораблям... Я не побежала только потому, что мальчика рядом не было. И моря тоже не было, и парусников, я всё это выдумала; а мальчик был, но не рядом; я его чувствовала, я знала, что он есть.
Мне восемь. Детский лагерь. Солнце сквозь сосны. Я в лесу одна на скамейке плету из сосновых иголок "рыбу", а рядом - ну же, почти, почти... Он ходит рядом, стреляет в сосновые ветки из рогатки и собирает иголки. Это сейчас я знаю, что он такой же худой и длинный как я; волосы у него не рыжие, а светлые, а глаза - голубые. Зеленовато-голубые, но всё-таки голубые, не совсем зелёные как мои. Улыбается он как я - всеми зубами. Улыбка у него заразительная и открытая, и такая же как у меня на правой щеке - не ямочка - а складочка. У него загорелая сутуловатая спина - у всех длинных мальчиков чуть сутуловатая спина, и длинные руки, и когда он обнимает меня сбоку длинной худой рукой, я чувствую заботу. А ещё у нас одинаково торчат грудные кости.
Нам одиннадцать. Мы сбегаем с последнего урока, чтобы вдоволь наобниматься в подъезде. Мы пробуем целоваться. Я целую его правую щёку, а он - мои волосы. Он обнимает меня крепко-крепко. И шепчет, когда я кусаю его ухо: "Моя дорогая Груша..."
Я знаю, что после школы мы расстанемся навсегда. Я - чтобы выйти замуж за надёжного Жоржа, а он... Я не знаю, на ком он женится. Я очень рада буду за него издалека, но ни свадебных фотографий, ни его невесты я видеть не смогу. Я буду счастлива за него - вдали. Так, чтобы ни ему меня, ни мне его не было видно. По-другому я не сумею. И буду иногда ночами плакать - от любви к нему, к моему брату и другу.
Потому что сотню раз прав Ремарк: "Любовь не пятнают дружбой. Конец есть конец".
***
Пока я тосковала по вымышленному брату и другу, у моей сестры Сашки друг был. Настоящий, живой.
Они дружили с детского сада, лет с четырёх, где их случайно свели развивающие кубики. В продвинутом экспериментальном саду их посадили в одну команду - длинную худую взбалмошную Сашку и маленького толстого задумчивого Антона. С тех пор все головоломки они решали вдвоём, а чуть позже стали и ходить в сад вместе.
Эту пору их жизни я не помню, но по поздним рассказам мамы именно Антона Сашка как-то притащила в дом и потребовала ножницы.
- Зачем ножницы? - удивилась мама.
- Тюль отрезать в зале на фату. Я вот за него замуж выхожу.
Один эпизод помню: рано утром заспанного серьёзного мальчика, присевшего на край трюмо в нашей грязной прихожей, пока Сашка лазает под диваном и кроватями в поисках потерявшихся колготок. Она болтает и хохочет без умолку. Антон деликатно отворачивается, когда она наконец натягивает их на худые ноги. Она застревает большим пальцем в дырке.
- Смотри! Палец в колечке! Везёт вам, мальчишкам, не надо это на себя напяливать. Знаешь, как неудобно! Особенно, если ноги мокрые.
Антон молчит и краснеет. Сашка заканчивает процедуру натягивания колготок и специально задирает юбку выше, чтобы Антон покраснел больше. Вечно ей надо его зацепить. Антон хмурится и выходит за дверь.
Однажды из-за неё ему здорово досталось. Сестра подкараулила, когда Антон пошёл в туалет, заскочила туда вслед за ним и заперла дверь. Испуганные воспитательницы бросились вслед. Мальчик и девочка в туалете! Вдвоём! Скандал и позор! Забарабанили в двери. Антон застыл как истукан, а Сашка рассказывала потом, что от испуга кинулась к окну, залезла на подоконник и сжалась там в комок. Воспитательницы стучали и кричали, а дети от страха никак не могли опомниться. Наконец, Антон вышел из ступора и отпер дверь. На грозный вопрос кто её запер, Сашка тут же выпалила:
- Антон!
Вызвали его родителей, а с Сашки как с гуся вода.
Отомстил - не специально, но сильно - он ей чуть позже, когда они пошли в первый класс. В первый день школы сестра пришла домой разбитая и подавленная. Оказывается, их не посадили с Антоном вместе. Сашка сначала попыталась уладить дело полюбовно. Вытянула руку:
- Я хочу сидеть с Антоном!
Её то ли проигнорировали, то ли ответили что-то невразумительное, но Сашка стояла на своём.
- Можно я сяду с Антоном?
И обернулась к нему, ожидая поддержки. Но Антон молчал. Насупившись и даже не глядя на Сашку. Тут её прорвало от горя и обиды, она разревелась прямо на уроке - по-настоящему, с соплями и всхлипами.
Два года буквально прожить бок о бок - и вдруг такое предательство. На мой взгляд, предательство действительно было ужасным.
Вот не знаю, сколько она продержала его в опале, но сестра моя - человек солнечный, долго дуться не умеет. Тем более, что посадили её с другим мальчиком, гиперактивным кудрявым Артёмом.
- У него одно стекло в очках заклеено лейкопластырем. Красотища!
С Артёмом Сашка зажила душа в душу, пока их не рассадили за чрезмерное веселье во время уроков. Золотое время кончилось совсем, когда Артёма в середине года перевели в другую школу.
Сашка заскучала - и обратила взоры в сторону бывшего друга, который во время её дружбы с Артёмом всё же тёрся рядом. Она его окончательно простила.
Теперь он заходил за ней по дороге в школу. Портфеля её не носил, и вообще ходил всегда чуть в стороне, потому что она мотала портфелем по кругу: "Солнышко! Соооолнышко!!!", а мама с папой ругались за оторванные ручки. Вообще после неё почти ничего не возможно было передать мне по наследству - и одежда, и сумки, и обувь рвались до того, как она из них вырастала.
До класса седьмого Антон был у Сашки кем-то между верным псом, тенью и энциклопедическим справочником. Она у него нагло списывала. Антон был блистательным отличником со всеми качествами настоящего отличника: цепкой памятью, сообразительностью, и - самое главное - усидчивостью. У Сашки последнее отстутствовало напрочь. Она брала обаянием и театральностью. Они дополняли друг друга, поэтому, как и в саду, во всех школьных командах участвовали вместе - и брали первые места.
Она обожала ставить сценки, он угрюмо соглашался на второстепенные роли. На его робкие возражения, что сценки - отстой, Сашка взрывалась:
- Ты что-о-о!!! Им знаешь как понравится! Плюс, тебе ничего не надо делать, я всё сама.
И наматывала ему на голову чалму из полотенца, если он должен был быть глупым купцом, а она хитрым весельчаком из сказки; или привязывала ему к животу подушку, если хотела, чтобы он сыграл Чуба из Гоголя, а она - Солоху.
Репетиции проходили у нас.
- У них там слишком чисто, плюнуть негде, сплошные паркеты, - это про дом Антона. - Не дай Бог разобью чего-нибудь.
Потом у Сашки появилась подруга Аня, Антон отошёл на второй план. Вернее, он и так всегда был на втором плане. По-моему, Сашка все эти годы просто прохохотала рядом с Антоном. Из неё вечно бурлит и выплёскивается своё собственное веселье, от находящихся рядом независимое. Антон просто был рядом, обрызганный этим её золотым дождём, позолоченный ею; видимо, поэтому она его самого, его сущность так и не разглядела.
Он попытался дружить с обеими, но не вышло. Аня злилась - ей хотелось, чтобы золотой Сашкин дождь лился только на неё. (Я её понимаю).
Всё совсем испортилось в старших классах.
- Антон влюбился!
- В кого?
- В меня. - И Сашка досадливо выругалась. - Пересел на другой ряд и оттуда пялится. Не у кого больше списывать.
Она повела себя с ним жестоко... То игнорировала месяцами, то липла, то дерзко поддевала при всех, то клянчила списать во имя старой дружбы, то кидала в него на уроках самолётики, то нежничала и просила проводить до дома - и потом снова игнорировала.
Думаю, ей хотелось цыганских страстей; вот-вот она его разбудит, раззадорит, распалит... Но Антон от её выходок ещё больше замыкался в свою раковину; Сашка злилась, отлипала. А он, вконец измученный этими качелями, влюблялся сильнее.
А она взрослела и хорошела - а подростков в нашем дворе было хоть отбавляй.
Помню такой эпизод: Антон пришёл к нам во двор летом. Мы с подружками прыгали в резиночку, а четырнадцатилетняя взрослая Сашка сидела на лавочке. Он пришёл и сел рядом. Они не просидели и десяти минут, как к лавочке - и Сашке - подошли её дворовые ухажёры с гитарой и картами. Антон встал и ушёл. Больше в нашем дворе я его не видела.
- Вот чего приходил? Сел рядом и сидит молча. Ни слова, ни полслова. Как будто раз он себя изволил принести на лавочку, все должны скакать от радости. А я взяла и молчала. Надоело. Да он больше и не придёт. - И она принялась рассказывать о своих менее интеллектуальных дворовых поклонниках.
Их девятиклассный выпускной был перед самым нашим отъездом в Канаду. Они договорились пойти вместе. Антон зашёл в нашу прихожую, где впервые сидел больше десяти лет назад. Он был всё так же ниже Сашки, но в глаза бросалась худоба - похудел он из-за неё.
Она вышла к нему блистательная и длинная, выше него чуть ли не на голову, и они ушли на выпускной.
Приковыляла она домой ночью расстроенная. Во-первых, жутко натёрли мамины каблуки. Во-вторых, она ждала от Антона каких-то напоследок красивых прощальных слов - и даже пригласила его на белый танец.
- Он меня держал как прищепки бельё на верёвке держут. Деревянный весь. То мне на ногу наступит, то я ему. И всё. Какие там слова... Что в обморок не упал - и на том спасибо.
И мы уехали.
***
Поначалу мы все активно переписывались с оставленными там родственниками и друзьями. С Аней Сашка переписывалась ежедневно. Пару раз написал и Антон - но там быстро всё заглохло.
- "Привет. Как дела? У меня всё хорошо. Пиши". Вот кто так пишет?! Пишите ему, видите ли. О чём?
Года через два он прислал ей стихи. Красивые, пронзительные, полные тоски и любви. Она дала мне их прочесть много, много позже - а зря... Может, если бы сразу, всё обернулось бы не так.
Да нет, всё обернулось бы как обернулось. Надо всем - Бог. И чему не быть, тому и не бывать...
- Антон стихи прислал... Написал: "зацени!". Я, конечно, понимаю, что я ему старый друг и всё такое... Но это уже чересчур. Совсем надо ослом быть, чтобы писать одной, а на проверку присылать другой. Хотя я как друг ему написала, что стихи обалденные и что его избраннице наверняка понравятся.
А писал ведь он - ей. А она - не поняла. Потому что - не любила. Когда любишь, любой намёк кажется признанием. А когда равнодушен - и признания в упор не разглядишь.
Антон ничего не ответил - и снова пропал года на два. Сашка вышла замуж за Колю.
Написал он ей снова - первый, через время, когда поздравил с рождением малыша. Переписка пламенно возобновилась - и так же, как и в предыдущие разы, скоренько затухла.
- Всё как всегда. С ним совершенно невозможно переписываться - отвечает сухо и сдержанно, сам ничего не спрашивает, скиснуть от скуки можно.
Женился Антон к тридцати. На девушке, с которой продружил с университета восемь лет. Женился только после того, как основательно встал на ноги и купил в Москве квартиру. Всё это Сашке поведала Аня.
- Хренотень там у него, - уже мне подвела итог сестра. - Не любит он её. Когда любят, по восемь лет не дружат.
И в уголке рта у неё мелькнула хищная удовлетворительная ухмылочка: к тому времени она уже догадалась, кому восемнадцатилетний Антон присылал свои такие красивые романтические стихи.
- Ну Саш, нельзя же так категорично. Конечно любит, иначе бы не женился, - отвечаю я, а сама чувствую, что Сашка права.
Их последнее столкновение спровоцировала она. Мне доложила, что он сверкнул у неё в ленте фейсбука - и на неё после этого "накатила ностальгия". По мне, она просто заскучала на карантине без обычного потока внимания от поклонников и полезла к Антону только чтобы удостовериться, что он к ней до сих пор неравнодушен.
А делать так нельзя. Ни одного человека нельзя использовать как средство от скуки, а тем более играть такими чувствами как первая любовь. А уж к женатому мужику и подавно лезть не стоит. Даже и по дружбе. Даже и по детской.
К тридцати четырём Антон в должности замгендира крупной компании ежемесячно летал по России, Европе и Азии, имел в Москве две квартиры, двоих детей от той же жены, отдыхал на дорогих курортах и вообще вёл жизнь успешного человека. И тут на него напала подруга детства.
Переписка их продолжалась месяца два.
- Антон нашёлся!!! - У Антона двое детей. - Он без конца летает по Европе. - Он пригласил меня слетать в город детства. - Он мне прислал песню, в которой намёк на первую любовь. - Он материться стал... - Какой-то он странный, не такой как раньше. - Мне кажется, у него любовница. Он по полмесяца дома не бывает, представляешь?? - По-моему, он пьёт. - Точно пьёт. Он мне пьяный писал. - Он мне пытался на жену жаловаться. - Точно любовница. Или просто с бабами спит в командировках. Проговорился, что у венеролога проверялся. - Опять как раньше - начало за здравие, конец за упокой. На вопросы отвечает коротко, сам не пишет. Тоска! - Он на меня обиделся! - Сказал, что я ему ближе всех, как сестра, поэтому мои слова его ранят. - Стопроцентно любовница. Только вернулся из Голландии, тут же улетел в Новосибирск. - Обиделся! Уже в третий раз. Мне уже начинает надоедать. - Всё, не могу уже выносить это нытьё. Всё во мне не так и не эдак. Я психанула и сказала, что Коля так ко мне во всю жизнь не придирался. Он обиделся вконец, что сравнила его с мужем. - Нет, Груш, я так не могу. Он ноет как баба. - Это его жена испортила. Помнишь, каким он рыцарем был? А теперь в слюнтяя превратился, как будто ему всю жизнь няньки не хватало. - Опять обиделся. Всё, надоел. Зануда! - Разве настоящие мужики обижаются? - Неужели он и в детстве таким был, а я не разглядела?..
Сашка вылила на голову Антона всё, что о нём думала, заявила, что переписываться с ним больше не будет и чтобы он ей не вздумал писать. Антон грустно ответил "хорошо" и замолчал в тряпочку как и в предыдущие годы.
Продержалась она полгода. Всё-таки оскорблять и жёстко посылать напоследок нельзя. Уходить надо всегда красиво, иначе потом заест совесть. Сашку - заела. Через полгода мы с ней решили слетать в наш родной город, и вот тут-то она вспомнила и Антона, и его приглашение, и свои ему горькие слова.
Не долго думая, она надиктовала ему извинение за грубости и рассказала про наши планы лететь на Родину.
Антон тут же ответил. Как мог он не ответить... Всё-таки он любил её, и любил так же тяжело, больно и безответно, как любил с детства. Однако, лететь отказался, сославшись на закрытые границы из-за пандемии. С его связями и возможностями слетать он, наверное, смог бы. Думаю, он понял, что радости это свидание ему не принесёт.
Сашка тоже тоскливо отказалась от поездки.
- Чего я туда полечу тогда? Ведь если разобраться, кроме него мне и лететь-то не к кому...
И снова между ними наступило молчание.
Как ни старался Антон через года вытеснить из сердца любовь к Сашке и уверить себя, что сейчас, как и в детстве - только дружба, не думаю, что ему это удалось. Люди не меняются. И раз пережитые сильные чувства до конца себя изжить не могут. И я знаю, что сколько раз ни начнут Сашка с Антоном переписку, всё у них будет точно так же, как в детстве. Сашка всегда - неосознанно - будет ранить Антона, а Антон - против воли - всегда будет любить недосягаемую сильную Сашку.
Поэтому, наверное, им больше лучше не встречаться и не переписываться.
Потому что сотню раз прав Ремарк: "Любовь не пятнают дружбой. Конец есть конец". Даже если любовь разгорелась из дружбы - кончиться ею настоящая любовь не сможет, если люди не вместе.