ЛУННАЯ ПЕСНЬ

Ночь стоит над Атаманским хутором.

Ночь над степями Иртышскими.

Ночь над Сибирью.

Большая ночь, просторная,

Стосонная, столикая, тысячеглазая,

Колоколом молчаливым края родные покрывшая.

Ночь предопределения,

Ночь предзнания.

Ночь - пророчица.

Стоит в ночи храм Казанский,

Стоит, как резная фигура шахматная,

Как пешка, которую вот-вот в ферзи проведут.

Стоит, молчит, ждёт хода своего.

Но медлит рука играющая.

Стоят вокруг храма дома деревянные,

С резными ставнями,

С теплыми завалинками,

С воротами, хитро украшенными.

Спят люди в домах -

Казаки и крестьяне,

Молитвенники и матершинники,

Пьяницы и постники,

Грешники и пророки -

Все в лице одном,

Все в теле едином:

Вольное, лихое племя, неукротимое.

И в одном доме,

Махоньком, бедненьком,

С крышей покосившейся,

Что на самом краю хутора притулился, -

Спит казак молодой, Арсений.

Спит, разметался,

Чуб черный на лоб отбросил,

Руку за голову положил.

Дышит глубоко, трепетно:

Тяжёлое ему снится.

А что на свете правды тяжелее? А что легче её к небесам поднимает?

Глубок сон его, глубок и вязок,

Как небо ночное, луной затопленное,

Как неба колодец, тайного света полный.

И видится ему старуха,

Белая, круглолицая, в шали серой,

В юбке домотканой - с лебедями белыми по подолу.

Стоит в доме его,

Прямо у кровати,

Покрывало цветастое белой рукой гладит.

"Кто ты? Откуда?" - спрашивает Арсений.

"Неважно, кто я, мил человек,

Важно, кто ты, - колос, к жатве назначенный,

Золотое зерно свое скопивший,

Солнце свое впитавший,

Отдать его долженствующий.

Два месяца тебе дано, два только.

Пройдет сей срок - упадет колос на землю.

А пока - живи, дыши,

Да меня не забывай".

Сказала сие - и растворилась,

Столпом лучей лунных обернулась.

Прошел по дому лунный столп - и в небо вышел.

Смотрит Арсений -

До Луны дорожка по воздуху идет,.

Чистая, серебристая,

Только человечьими стопами неисхоженная,

Неистоптанная,

Людям неведомая пока...

Кто, когда по ней в верный путь наконец шагнет?

Просыпается Арсений.

Крест нательный целует.

Молитву Михаилу Архангелу читает.

И тихо становится ему,

Так тихо, словно все мысли его, все дела и дни его

Лесом тысячелистым на краю христианства застыли -

И не пошевелятся.

Затишье в душе его, мир и покой -

Как перед бурей или перед вечностью.

Тишина.

Вновь засыпает Арсений -

Мирен сон его и безмятежен,

Как озеро ночное.

И стоит лунный столп над изголовьем его,

Избранника своего примечая.

Проходит два месяца.

Август настаёт - щедрый, буйный,

На дары обильный.

Месяц жатвы, месяц урожая,

Месяц принесения плодов.

Арсений живет - не тужит, о сне не помнит.

Ходит по граду, по миру, смотрит - не насмотрится:

До чего мир этот щедр, разымчив, неимоверно благ!

Липучая смола черных очей его каждой девке мила,

Каждый конь зрак огнен на него косит, хочет, чтоб оседлал его казак.

И живет Арсений, случайничает,

По течению времени течет,

А щедро оно, время сибирское, его наделило!

Только перед грозой щедрость такая у неба бывает,

Только перед грозой.

Настает пора - ярмарка на Атаманском хуторе творится.

Приезжают купцы со всего Иртышу,

Товары свои раскладывают,

Побойчее их нахваливают,

Парни на балалайках играют,

Цыгане медведя водят, скоморохи песни поют -

Красота, пестрота, ярое солнце торжествующее!

И Арсений на ярмарку пришёл,

Хочет коня купить - лучшего, породистого,

Чтоб сила в каждой жилочке пела,

Чтоб стремление в коне было,

Чтоб шары под кожей мелодией звучали.

Идет по ярмарке, среди солнца щебечущего,

На воробьиных лапах прыгающего,

Идет -

Солнечные зайчики от глаз черных так и скачут!

Все засматриваются:

- Вот красавец! Вот парень! Мою Марьку бы за него на выданье!

Улыбается Арсений,

Солнцем улыбается,

Зубы крепкие скалит.

- А вот конь так конь! И недорого... Взял бы такого, пожалуй!

- А и бери! Для такого казака ничего не жалко!

- купец говорит.

- Да, только оседлать бы коня мне этого, посмотреть, смирен ли,

- улыбается Арсений.

Осёдлывает коня.

Красный зрак у коня, красные лучи, грива гнедая,

Шея радугой изогнута,

Ноги тонкие, сильные, - грация, быстрота и блеск!

Только ретив конь, что взять с него, -

Встает на задние ноги, будто кто ущипнул его,

Ржет, зубы скалит - череп вот-вот изо рта вылетит...

И падает Арсений.

Падет наземь,

Об камень в пыли головой ударяется.

Черная кровь из раны глубокой по чубу бежит.

Зубы скалятся,

Словно улыбается Арсений - от боли...

И видится ему:

В небе, синевой расплесканном,

В море разливанном сини августовской -

Вместо солнца луна светит.

Щербатая луна, полная,

Как лицо человеческое,

Как лик старухи из сновидения того -

Луна- судьба, луна - пророчица,

Луна - предсказательница.

Расступается толпа.

Арсений лежит, глядя глазами мертвыми.

Пульс-живчик не бьется уже.

Голова в крови, рубаха разорвана.

- Кто б знал - чтоб вот так, с коня падучи... Глупо, глупо, глупо...

- течёт молва.

А в небе полуденном

Луна светит,

Луна красуется,

Круглая, белая, полнолицая,

И воздух ею разъят,

И посреди воздуха - столп лучей лунных,

Дорога незнаемая,

Чистая, серебристая,

Только человечьими стопами неисхоженная,

Неистоптанная,

Людям чужая пока -

Но вот по ней первые следы человечьи пролагаются...

И лето вокруг бессловесно шумит, -

Лето лунное,

Лето грозное,

Лето бурное,

Жаркое лето четырнадцатого года.

Лето предопределения,

Лето предзнания.

Лето пророчества.