Морские рассказы
(не отходя от пирса)
Предисловие
Эти  короткие рассказики написаны по следам моей студенческой
военно-морской  практики, имевшей место в августе 1994 года. Ее
проходят  выпускники военных кафедр гражданских вузов перед
присвоением им звания лейтенанта. Обычно она длится два месяца. Но в
связи с недостатком  средств, в нашем случае на все про все было
отпущено две недели. Срок, за который можно получить лишь
поверхностное представление о флотской жизни. Этими впечатлениями  и
наполнены приведенные ниже строки.
Заранее приношу извинения перед людьми искушенными в морском деле  за
возможно некорректное использование терминов. Это сделано не по злому
умыслу, а только по незнанию или забывчивости.

Гоша (Крантила)
1. Дорога
Команда наша состояла из студентов  трех специальностей.
"Радиотехника"-радисты считается самой "крутой" специальностью в
нижегородском Политехе, если не считать физиков. Далее в порядке
нарастания степени отвязности "Конструирование и технология
радиоаппаратуры"-КИТРовцы, люди попроще. "Электропривода"- электрики,
полные разгвоздяи. Перед отправлением из Нижнего в наших рядах была
проведена разъяснительная работа, и мы поехали в максимально простой
одежде, по возможности без ценных (на флоте) вещей, женатые оставили
кольца дома. В результате наша ватага выглядела  на перроне вокзала
довольно серо и при первой встрече никак не могла оставить о себе
лестное впечатление. Впрочем, серости добавляла и пасмурная погода. На
все время стажировки два капитана II ранга Калугин и М. (забыл к
сожалению фамилию) должны были заменить нам отца, мать и дедушку
Константина Макаровича.  Всего нас оказалось 60 человек, как раз на
целый плацкартный вагон.
Практика должна была проходить на Балтике, в Калининградской области.
Чтобы туда добраться, нам предстояла  дорога на двух поездах с
пересадкой в Москве и пересечением двух границ: Белоруссии и какой-то
мелкой прибалтийской республики. Не помню как мы проводили время  в
Москве и как садились на Калининградский поезд- давно это было. Первые
приключения начались ближе к Белоруссии.
Поезд постукивал колесами по последним стыкам Российской колеи, когда
в несознательных рядах электриков от  чрезмерной быстроты употребления
кончилась водка. Конечно сразу в их среде нашлись добровольцы, которые
на ближайшей шестиминутной остановке самоотверженно побежали  в
ларьки. Как и следовало ожидать, оба опоздали к отправлению,  это были
первые потери  в наших рядах.
К границе Белоруссии подъезжаем  ближе к полуночи. Таможенники топчут
наши паспорта печатями, оставляя на добрую память веселые зеленые
оттиски: "Республика Беларусь. Смаргонь". Едем дальше. Самые
гиперсексуальные  начинают разговоры о женщинах, причем настолько
эмоционально яркие, что М., спавший за загородкой, проснувшись,
говорит: "Мужики, прекращайте, а то я за себя уже опасаться начинаю".
Разговор переходит в более спокойное русло.
Сквозь утренний туман поезд пересекает мелкую прибалтийскую
республику. За окном  мелькают дачные участки с небольшими кирпичными
домиками, настолько уютными , что хочется  в каком-нибудь из них
провести остаток своих дней. Но где там, из поезда не выпускают,
похоже уже много было желающих так поступить. Состав прошел границу
без досмотра в обмен на договоренность, что двери тамбуров не будут
открываться  на остановках.
Так и не посмотрев в честные и открытые лица прибалтийских
таможенников, въезжаем опять на российскую территорию - в
Калининградскую область. Вещи, деньги (зря!), складываем в общую
большую сумку, и отдаем нашим кавторангам на хранение. Вокзал
Калининграда (Кенигсберга), выстроенный немцами с разумностью и
аккуратностью, спасает нас от жаркого солнца  крытыми перронами и
прохладными подземными переходами с высокими сводчатыми потолками.
Пересаживаемся на дизель пригородного сообщения.
Наблюдаю местных жителей,  разговариваем со стариком,  не знаю зачем
выпытываю у него, где находится местный радиорынок, он не знает. Но с
пиитетом рассказывает  о том, что в городе состоится кинофестиваль
"Янтарная пантера". Дизель  ныряет в тоннель под центральной площадью
Калининграда, делает остановку в черте города, а затем начинает
пробираться   через пригороды и нескончаемые самозахватные огородики
к  месту нашей ночевки - учебной части. Огородики несут отпечаток
милитаризованности здешних мест, на них попадается  умело
приспособленное для мирных огородных дел разное военное имущество.

2. Учебка
Сходим с дизеля и пешим ходом движемся в направлении, известном одному
Калугину. Жара и пыль. Учебная часть, где нам предстоит получить форму
и сухой паек, встречает нас закрытыми воротами и остовом МИГ-21,
стоящим тут же у ворот. В ожидании  сидим на траве, любопытные лазают
по самолету.
После получасового ожидания нас пропускают через КПП на территорию
части. Весь комплекс зданий учебки (как и все красивые здания в
области)  остался от немцев. Аккуратно выстроенные и продуманно
размещенные постройки радуют глаз. Остатки немецкой аккуратности видны
сквозь российское разгильдяйство,  делая его еще более отвратительным.
Дородные женщины, заведующие вещевым складом, выдают нам синие робы,
тельняшки, трусы, ботинки, пилотки, вещмешки (лишь часть того, что
положено матросу, но и так много чего). Идем в казарму, где получаем
сухой паек. Бросаем вещички и строем - в столовую. И тут же, по
приходу в предбанник оной, начинаем ждать своей очереди кушать.
Наблюдаем повседневную жизнь учебной части. Как  в столовую входят
взводы матросов, ведомые мичманами, описание которых не могу не
привести.
Мичмана, воспитатели молодых матросов - парни нашего возраста , но все
почему-то небольшие , коренастые, с довольно грубыми чертами лица. В
силу своих воспитательных занятий и хорошей кормежки (питаются
отдельно, с офицерами)- с мощными руками и загривками, зычными
голосами. Согласно местной моде  каждый держит в руках толстую связку
ключей от вверенных ему помещений (или камер?), прицепленную к поясу
длинной стальной цепочкой. Черные брюки, рубашка кремового цвета  с
короткими рукавами и пилотка на котлообразной голове.
Наконец подходит наш черед, и мы почти организованно входим в
столовую. Поглощаем  откровенно хреновую пищу. К концу ужина получаем
первый привет   от реальной флотской жизни-  выделенный на наш стол
чайник  оказывается пустым  на три четверти. Ушлые матросики, пока
наши дежурные таскали кастрюли и тарелки на столы, успели подменить
полный чайник пустым. Немного офигеваем от такого "сурприза" и,
закончив ужинать, выходим.
Два моряка, работающих в подсобном хозяйстве части, открывают нам
глаза на целесообразность приготовления пищи плохого качества. Это
необходимо для того, чтобы  их подопечные  поросята  получали
пропитание в достаточном количестве.
Оставшееся время до отбоя мы предоставлены сами  себе и начинаем  от
скуки слоняться по территории части.  Как нас и предупреждали, каждый
встречный матросик,  имея пачку папирос в кармане, подходит стрельнуть
покурить.
3. На месте
Следующее утро такое же ясное и жаркое, как  предыдущего дня  и все
последующие две недели стажировки. После посадки в дизель у всех
пассажиров проверяют паспорта- едем на закрытую территорию.
Наконец-то нас привозят к морю- мы прибываем в Балтийск (Пилау)-
небольшой городок при военно-морской базе, построенной еще немцами.
Городок второй месяц живет без дождей, покрыт пылью и придавлен зноем.
Ведомые Калугиным, шагаем пыльными улочками к КПП части, где стоят
корабли, на которых мы и будем  стажироваться. Электриков вскоре
отделили от нас, они попадут на БПК "Адмирал Чебаненко". Нас, радистов
с китровцами, препровождают дальше. Минуя неприступный КПП со
шлагбаумом и мрачным матросом на часах, проходим  на территорию базы
(как потом оказалось, чем более неприступен парадный вход части и
суровее лица часовых, тем больше размер пролома в заборе где-нибудь на
задворках). Повсюду, как и в городе, мостовые удивительного качества,
выполненные из серого камня.
Вот и наш корабль- малый ракетный корабль (МРК) "Молния", выкрашенный,
как и положено, в серый ("шаровый") цвет,  успевший  полинять на
солнце. Поднимаемся на борт. И  тут же попадаем в заботливые руки
замполита. Замполит- молодой парень среднего роста, чуть старше нас.
Его зовут  Айвар Рудзитис, говорящий и матерящийся по-русски без
акцента и затруднений, несмотря на свою латышскую национальность. Под
его руководством  расселяемся в  отведенные для нас каюты и кубрики.
Китровцы заселяются в мичманские каюты, а мы- в каюты офицерского
отсека (йес!йес!йес!). Айвар представляет нас  командиру БЧ-2(командир
артиллерийского и ракетного оружия корабля), к сожалению не помню, как
его зовут, но все тогда его звали Комбат. Парень 28 лет, чертами лица
и остроумием напоминающий Леонида Агутина. Не по форме длинноватые
волосы заправлены за уши. Комбат  сходу всех очаровывает своими
комментариями, которые он делает по ходу выступления Айвара перед
нашим строем. Внимаем  наставлениям, удержать лицо серьезным просто
невозможно. По лицам наших новых начальников видно, что  они
соскучились по общению и прикладному командованию. Из вводной беседы
Айвара понимаем, чего не следует делать: пить с матросами, мочиться за
борт, заниматься  армреслингом  с аборигенами в местных кабаках,
приглашать за столик  "лимонадниц". Первичный инструктаж закончен, и
Комбат спрашивает нас  из какого мы города. Гордо отвечаем, что из
Нижнего Новгорода. "А-а-а-а"- разочаровано тянет Комбат, и далее
продолжает: "У нас служит мичман Суриков, ваш земляк. Страшный
человек". И добавляет последнюю заповедь: "Не давайте Сурикову денег в
долг".
4. Корабль и его устройство
Конструкция корабля, на котором мы проходили практику, примечательна и
стоит того, чтобы  уделить ей несколько строк. Я не буду вдаваться в
технические тонкости,  поскольку не преследую своей целью описать
устройство корабля полностью. Это удел тонких ценителей, но я хочу
передать ощущение восхищения, которое я испытывал, осматривая его. На
кафедре корабли этого проекта охарактеризовали "хуже не бывает", но я
на других не бывал.
Начнем с того, что несмотря на давний срок постройки (1973г), большая
часть конструкций, за исключением обшивки корпуса, находящейся в воде,
выполнена из алюминия. Иметь алюминиевый корпус могут себе позволить
лишь  самолеты и немногие дорогие автомобили. А тут целый корабль.
Применение легкого материала позволяет кораблю развивать скорость  75
км/ч при длине 30м и ширине 8м. Правда есть и обратная сторона медали
- в случае пожара сгорает в течение 30 минут, но не будем о грустном.
Внешне корабль выглядит эдаким толстячком, зрительно ему не хватает
длины, ну и бог с ней.
Внутреннее устройство  меня удивило своей продуманностью. Корабль
представляет собой маленький уютный  мирок, оснащенный опреснительной
установкой и кондиционерами. Внутренний объем использован максимально,
такого понятия как трюм (пусть меня упрекнут в дилетантстве) у корабля
просто нет - на днище расположены плоские топливные цистерны, их
верхняя сторона  служит полом нижней (одной из трех) палубы корабля.
На ней расположены помещения (боевые посты)  управления артиллерией и
ракетами корабля, машинное отделение, склад провизии, часть
матросского кубрика. На  второй  палубе находятся жилые помещения:
офицерские каюты, кубрик мичманов, кубрик матросов, столовая-кинозал,
камбуз. Третья - собственно палуба в прямом смысле этого слова: на ней
расположены надстройки, пушка, пусковые установки ракет, мачты,
антенны, каюта командира корабля.
Я мог бы сделать более длинное и глубокое описание, воспевая  почти
анатомические кресла командира и рулевого в рубке, дизайн
кают-компании и проч.. Но все портил один недостаток: наш корабль
находился в болезненной стадии ремонта. На нем только- только
завершился ремонт двигателей и начался ремонт вооружений. По сути
корабль находится в полуживом состоянии. По той же причине личный
состав корабля был укомплектован  не полностью:  девять матросов
вместо тридцати, три мичмана, три  офицера:  командир, замполит и
командир БЧ2.
5. Переодевание
На следующий день после прибытия на корабль одеваемся  в  форму.
Выходим на построение. Беглый взгляд показывает: единственное  что у
нас общего, так это написанные на лбу у каждого 4 курса института. Две
робы одного оттенка синего найти просто невозможно. Обувь тоже весьма
разнообразна: разных возрастов, от шнурованных ботинок  до полусапожек
с резинками. Облачившись в повседневную одежду матроса, начинаем
ощущать по настоящему, что погода солнечная и что на улице 30 градусов
в тени.
Сразу же под руководством замполита начинаем вырабатывать свои первые
матросские основные инстинкты: отдание чести офицерам, флагу, учимся
считать звезды на погонах. Запоминаем звуки  внутрикорабельной
сигнализации. Один короткий дзынь- командир сошел или поднялся на
корабль. Два коротких и один длинный -всем сломя голову мчаться  на
построение. На самом деле сигналов много больше, но запомнил я только
два.
6. Столовая
В столовую нас  вместе с матросами ведет мичман Десятский. Идем,
восполняя попутно недостаток строевой подготовки. Столовая расположена
рядом со штабом- на горе. Почти в конце подъема мичман командует:
"Стой!". Останавливаемся  и непроизвольно поворачиваемся лицами к
Десятскому, идущему слева от колонны. "Океанский идет"- говорит он. И
мы смотрим, куда обращен потеплевший взгляд мичмана. Там, в трехстах
метрах от  берега, по фарватеру проходит лебедь- белый теплоход.
Незапятнанную белизну  корабля и помыслов его пассажиров несколько
портят разноцветные автомобили-иномарки, расставленные по палубам.
Среди китровцев оказалась пара невозвышенных натур, выдавших себя с
головой, издав пренебрежительное, сродни лошадиному, фырканье.
Раненый в сердце Десятский  командует, и мы движемся дальше. Истекаем
потом. К столовой подходим совершенно мокрыми.
Правила в столовой другие, не как в учебке. Каждый со своим  подносом
стоит в очереди на раздаче. Железные кружки имеют такой вид, как будто
на их донцах кувалдой прямили гвозди толщиной в палец. Сдается, что
хранение жидкостей не является их основной задачей. Большую часть
времени они служат другим целям, но каким?
Если вы сидите за столом и рядом стоит свободная табуретка, то, прежде
чем ее взять, любой  матрос вам гаркнет: "Добро табуретку взять?".
Главное в такой момент не подавиться супом от неожиданности. Потом
можно либо  махнуть рукой,  либо прорычать с  разрешительной
интонацией: "Добро!"
На выходе из дежурный по столовой офицер выборочно шмонает
подозрительных  матросов. Как правило, тщедушных ребят, которым
"годки" (деды) поставили задачу принести чаю, еды на корабль. Изъятый
чай тут же выливается из мятых  пластиковый бутылок  в пыль.
7. Чапаев
На следующий день нас выстраивают на бетонке причала, и перед нами
держит речь командир дивизиона. Маленького роста, усатый, речь полна
экспрессии, образна, богато инкрустирована матерными вставками. В
рассказ о буднях дивизиона органично вплетены наезды на наши внешний
вид и нездешнюю выправку.  Перед нашими рядами он отчитывает
командира корабля за то, что мы до сих пор не были в море. Командир
обещает поправить этот недосмотр. На душе у нас теплеет- неужели
сходим в море? Во время выступления  комдива  неотвязно преследует
мысль, что я  это где-то видел.
Строем возвращаемся на корабль обнадеженные. Китровец  Черников
избавляет меня от мучений, обозвав комдива Чапаевым.
Неудержимого комдива мы больше не видели. Наш  командир после дня
Военно-морского Флота по собственному рапорту  был переведен на другую
базу (ближе к семье), поэтому обещания своего не сдержал. Ну а
пришедший ему на смену - ничего не был нам должен.
8. Малая приборка
Наши обязанности на корабле минимальны - время пребывания ограничено,
и нет смысла учить нас серьезным вещам. Поэтому каждый день после
завтрака продолжается для нас одинаково: выполняем малую приборку
жилых помещений. Моем с мылом коридорчик офицерского отсека,
кают-компанию и пол в надстройке над ним.  Китровцам достаются главный
командный пункт (самое интересное место на корабле), рубка и отсек
мичманов и старшин.
9. У-шу
Стоящие рядом корабли, в отличие от нашего, находились   в боевой
готовности. И каждое утро можно было наблюдать, как на них происходит
проворачивание боевых средств и механизмов.
При полном безлюдье на палубе зенитная пушка вдруг неожиданно начинает
изготавливаться к стрельбе по невидимому врагу. Смачно фыркнув
пневмовзводом, описывает стволом круги, совершает вращения и остановки
с нечеловеческой быстротой и точностью. Создается иллюзия ее
одушевленности и хищности одновременно.  Это орудие  мы изучали на
кафедре: 6 стволов калибра 30мм, объединенных во вращающийся блок.
Скорострельность такова, что снаряды летят с отставанием один от
другого в 30 см. Эдакая летящая свинцовая плеть, которая просто
рассекает цель на куски. Нам говорили, что главным конструктором этой
пушки была женщина. Оживает РЛС, начиная вращать своей антенной ,
обнюхивая окрестности. Невидимый враг толи побежден, толи отступил,
оробев. Все  замирает до следующего утра.
10. Дедовщина
После обеда нас ведут на плац. Там по периметру уже выстроен личный
состав кораблей  дивизиона. Речь держит дивизионный замполит. Сообщает
нам о том, что в дивизионе выявлен  случай дедовщины. При медосмотре
на телах молодых матросов обнаружены следы побоев- синяки. Тут же пред
наши очи предстают  виновники - два рослых широкоплечих матроса
второго года службы с простыми до безобразия лицами. Их передают в
комендатуру для проведения дознания. Все, шоу закончено, правда
восторжествовала на некоторое время.
Вскоре с нашего корабля сбегает матрос, ему оставалось  всего два
месяца до демобилизации. Он не вышел ростом и здоровьем, поэтому его
били.
11. Так закалялась сталь
Из корабельной  команды выделялся своей веселостью  и нахальностью
паренек  из Подмосковья  Олег, призванный весной этого же года.
Однажды его бойкость вступила в конфликт с авторитетом командиров.
Нарушая устав, он сошел с корабля и отправился по каким-то своим
делам. При этом он сделал еще большую ошибку, сделав вид, что не
услышал окликнувшего его мичмана Десятского. Вечером того же дня Олег
был вызван на воспитательную беседу в офицерский отсек. О чем с ним
разговаривали отцы-командиры мне неведомо. Но находясь в своей каюте,
мы ясно различали в тишине офицерского отсека шлепки ремня и
многочисленные выкрики "А-а-а суки!", сопровождавшие беседу.
12. Второгодник
К нам в гости приходит один из электриков, от него узнаем, что
отличился его товарищ  и сейчас пребывает под арестом.  На корабль, на
котором они проходил практику, прибыл какой-то морской начальник с
инспекционной  целью. Когда он проходил по коридору офицерского
отсека, его привлек приглушенный свет в одной из кают. Из-за жары
дверь была приоткрыта и он не мог не обратить внимание, что в каюте
явно спальная ситуация. При том, что тихий час уже давно миновал. Он
вошел в дверь и некомандным голосом (это и погубило нашего
незадачливого кандидата в лейтенанты) поинтересовался что здесь
происходит , в ответ спящий курсант не открывая глаз послал его на три
буквы. Студент остался на второй год, результаты его практики после
такого происшествия  никак не могли получить положительную оценку.
13. Завтра праздник
Вечернее  построение на спуск флага корабля. Айвар торжественно
информирует  нас о том, что завтра будет праздник всех влюбленных в
море - День Военно-морского Флота. Наверху, на капитанском мостике
стоит  сигнальщик-  годок Чмарин, ждет команды. Закончив краткую речь,
Айвар  взглядом подает ему сигнал. Чмарин начинает тянуть веревку  и
по вантам снизу вверх с носа и кормы начинают подниматься к вершине
мачты разноцветные флажки. Задрав головы следим за действом. В
какой-то момент, подъем начинает замедляется, чувствуется, что
прикладываемое усилие нарастает все больше. Раздается сухой щелчок
лопнувшей веревки, флажки замирают на половине пути. Символично.
Расходимся с ощущением, что стали невольными свидетелями очередного
мелкого позора ВМФ. На лице у Айвара те же чувства.
14. День военно-морского флота
Теперь это и наш праздник. Испросив разрешения, переодевшись в
гражданское, идем смотреть празднование в город. Плотной группой
движемся по улочкам истосковавшегося по праздникам городка,  выясняя у
редких прохожих направление к набережной. Но уже по пути в наших рядах
возникают разногласия в вопросе проведения времени в городе. Часть
хочет  посмотреть на  представление, другая- тоскует по разливному
пиву. Но все же, мы успеваем всей толпой дойти до набережной.
Наверное, все население Балтийска пришло сюда. Четвертинке яблока
негде упасть. Чувствуется, что это "столбовой" праздник  всего
городка. Вот-вот начнется представление с участием кораблей базы.
Видны и слышны первые выстрелы орудий  кораблей участвующих в
показательном выступлении. Но пива на набережной не оказалось и мы,
проталкиваясь через плотные ряды зрителей, уходим. До сих пор жалею
что не остался посмотреть праздник.
В конце концов в наших рядах происходит раскол, часть народу и я в том
числе отправляется на пляж. Быть на море и не искупаться - такой
глупости мы не могли себе позволить. Следуя указному направлению
проходим через парк культуры и выходим к пляжу. Который встречает
здоровенными плакатами предупреждающими нас о том, что  море
загрязнено и купание может нанести вред нашему здоровью. Но большое
количество народу на пляже и жара заставляют  нас  с большей охотой
верить в обратное. Решительно проходим мимо- к морю.
Вдоль кромки воды, по пляжу время от времени проходит патруль морской
пехоты. На патрульных больно смотреть, они вышагивают по этой
несусветной жаре в беретах, черных, застегнутых наглухо, гимнастерках
и полусапожках. Глядя на девушек в купальниках резвящихся на песочке и
ощущая на себе сочувственные взгляды купающихся, они наверно чувствуют
себя в этот момент еще гаже. Но не смотреть на купающихся они не
могут,  поскольку помимо обеспечения порядка, необходимо отлавливать
матросов-самоходов (самовольщиков), которые могут быть и на пляже. Их
довольно просто идентифицировать по черным  трусам.  Наша, лежащая
рядом на песке, гражданская одежда и покровительственная окраска
семейных трусов не дают ни малейшего повода заподозрить нас в
самоволке. Хотя отсутствие загара все таки  может навести на мысль о
том, что мы не местные жители.
Наплескавшись в теплых волнах, довольные возвращаемся через пролом
забора на территорию базы. Идем к кораблю, на подходе к пирсу нам
встречается командир с прозаической сетчатой кошелкой в руках. Он идет
закупать продукты для прощального застолья.
15. Наших избили
К вечеру следующего дня  узнаем новость , что наших электриков избили
на "Чебаненко". Команда этого корабля, как нам сказал Айвар,
сформирована из северян, которые отличаются суровостью характера.
"Местные" моряки пригласили их выяснить отношения на вертолетную
площадку, те естественно отказались. Тогда их отметелили прямо в
кубрике где они жили. Один из парней получил черепно-мозговую травму и
оставался в больнице даже после нашего отъезда, остальные получили
ссадины и ушибы. Только  один не получил ни царапины, так как
находился в рубке кабельного телевидения- кино смотрел. После
инцидента электриков переводят на другие, мелкие корабли. На небольших
кораблях нравы мягче. Нашим кураторам,  наверное, теперь плохо спится.
16. Борьба за живучесть
За состояние трубопроводов, вентилей, емкостей, гидравлики корабля
отвечал всего один человек. И этот матрос не мог, естественно,
обеспечить достаточно плотный надзор за этим хозяйством. Что приводило
к достаточно забавным ( может и опасным) инцидентам на борту, которые
в то же время позволили нам напрочь победить скуку во время
стажировки.
Начнем с того, что в одном из кубриков для мичманов и старшин
нарушилась герметичность водопровода ,  постоянная течь привела к
тому, что водой был залит по щиколотку редко посещаемый, лежащий ниже
пункт управления ракетной стрельбой. Ведрами  вытаскиваем воду на верх
и выливаем за борт.
Приключения не заканчиваются, через несколько дней происходит
затопление румпельного отсека корабля (отсек в корме где расположена
поворотная машинка руля). Ввиду того что корабль стоит в базе -
электричество и пресная вода подаются на него с берега. В одном из
сочленений водопровода нарушена герметичность и несколько часов вода
поступает не в цистерну пресной воды, а прямиком в румпельное
отделение, которое оказывается заполненным по самую крышку люка.
Добровольцы из наших рядов напеременки вычерпывают воду ведрами,
которые веревками вытаскиваются на верхнюю палубу. Вода убывает , уже
можно спуститься в само отделение, где жара и духота. Взахлеб пьем
лимонад с синтетическим вкусом из бутылки присланной в ведре сверху.
Воду отчерпали до самых пайолов румпельного отделения и матрос татарин
показывает нам в каком месте была утечка. Сметливый парень. Он еще
отличится. Это не последняя его "шутка".
От Комбата  поступает тревожный сигнал. Снова проделки нашего
"водопроводчика". Он поставил под заглушку технологической горловины
топливного бака прокладку из немаслостойкой резины, которая разбухла и
вылезла из паза, нарушив герметичность. Результат превосходный -
зенитный командный пункт покрыт тонким слоем солярки, всего 5 см. Теми
же ведрами таскаем солярку из помещения поста, выливаем в гальюн.
Вокруг корабля  радужные пятна. Гринпис взвился бы, если бы  увидел.
Но у нас нет охоты ломать кости на скользких трапах машинного
отделения, чтобы вылить солярку снова в цистерну.  Линолеум пола
надстройки весь забрызган. Скольжение идеальное.
17. Жара
Жара по-прежнему давит. Матросы  на баке (нос) поливают  забортной
водой из пожарного брандспойта надстройку, в которой  расположена
каюта командира. А также всех желающих получить гидроудар в живот.
Здесь почти  вся команда и мы студенты, в трусах, восторг неописуемый,
разве что без поросячьего визга. Нет таких тонких голосов, похоже
скорее на  довольное хрюканье.
В центре композиции- защитный чехол из нержавейки, прикрывающий
створки шахты, в которой спрятаны зенитные ракеты и их пусковая
установка. Диаметр чехла где-то 4м, он образует своеобразный подиум на
палубе. В середине  прогиб, в котором скопилась нагретая солнцем вода,
и в этой теплой луже загорает Комбат. Через какое-то время он уходит.
Но дурной пример заразителен и приходит наш черед наслаждаться лужей,
места хватает сразу для четверых. Процесс  получает поэтическое
название: "Игра в крокодильчиков".
Пассажиры проходящих мимо гражданских кораблей, издалека наблюдают
нашу "водную феерию". Если это девушки, то обязательно какая-нибудь да
помашет рукой. На таком расстоянии черты их лиц неразличимы и ничто не
мешает нашему воображению лепить прекрасные образы по своему
усмотрению.
18. Новый командир
На корабль прибыл новый командир из "местных". Свое вхождение в
должность и знакомство с нами он выполняет в том же ключе, что и
комдив. Только экспрессии меньше раз в пять, наверно поэтому он
командир корабля, а не дивизиона.  Впрочем, потом в повседневной жизни
оказывается нормальным мужиком. Но все же смена власти на корабле
чувствуется - Комбат подстригся.
19. Присяга
Пришло время П. Нам пора принимать присягу. Приводим  робы в порядок,
полируем ботинки гуталином. Мы построены на причале. Присутствует
командир. Замполит произносит проникновенную речь. Атрибутика принятия
присяги, которую мы обычно наблюдали по телеку, не соблюдена: нет ни
автомата, ни знамени, но зато есть самое главное- текст присяги. Айвар
заканчивает пламенную речь и открывает папку, в которую вложен лист
мелованной бумаги с типографски отпечатанным текстом. Непрерывно дует
ветер, его порыв выхватывает лист из папки и несет по бетонке вдоль
причала. Всеобщее опупение: останемся  без последнего атрибута
церемонии и пипец , так и не присягнем.  Командир  срывается с места и
бежит догонять. Айвар делает знаки руками, в смысле давай, помогай
ловить. Но до листа и командира уже  так далеко, что смысла бежать на
подмогу уже нет- раньше в море унесет. Но, все-таки, в последний
момент, командиру удается припечатать ногой лист к бетонке. Далее, все
проходит как положено. Теперь мы военнообязанные.
20. Вахта
Поскольку личный состав корабля пополнился новыми силами (на время),
решено привлечь нас к исполнению обряда вахтенной службы. Отныне
поочередно несем вахту у трапа. Режим щадящий: по три человека в
течение суток, смена каждые четыре часа. Помимо исполнения уставных
обязанностей, нам необходимо  подавать сигнал о прибытии командира на
корабль. Делается это нажатием кнопки на поручне.
Заступаю в два ночи. Корабль  во мраке, только из дверного проема на
палубу возле трапа падает свет. Да горит  кормовой огонь рядом с
флагштоком. Нарушая полную статику окружающей картины, не спеша, шагаю
с на корму и обратно, к трапу.
На соседнем  корабле-близнеце-ушуисте, в 20 метрах от нас, тоже матрос
на вахте, с автоматом, в бушлате- все по настоящему. Нарушая устав,
сидит.  По расслабленной позе видно - мается. Миновало полчаса.
Похоже, мое  хождение туда-сюда усиливает маяту, усугубляет его
внутренний конфликт. Он нарушает созерцательное молчание и говорит
мне,  что вахта длинная - всю  на ногах не простоишь, предлагает
присесть и не мельтешить. Не хочется орать в ответ, что у нас вахты
короткие, что не надо таскать на плече автомат, и вообще, что я на
вахте в первый  раз и неуверен что будет второй. Просто возвращаюсь к
трапу.
В голове вертится песня о дружбе с конем,  в исполнении Расторгуева с
хором заматеревших мальчиков. Небо потихоньку светлеет.  Мычу  себе
под нос: "Только мы с конем по полю идем...".
После меня заступает  Леха. Утром мичман Арифжанов находит его в
закутке надстройки, сладко спящим калачиком на письменном столе. В
малом росте есть свои плюсы.
21. Опознание
Неурочно по кораблю звучит  сигнал  построения. Недоумевая, выбегаем
на палубу, строимся. С Айваром во главе сходим колонной в две шеренги
с плавучего пирса на  причал. Дают, не  помню какую, команду, и мы
перестраиваемся  в одну шеренгу. Перед нашим строем один из
дивизионных начальников и два чужих матроса. Подъезжает и
останавливается поодаль грузовик комендантской роты, из кузова  на
бетонку высыпают несколько мордоворотов оного формирования. Мы
озадачены. Дивизионный начальник наконец сообщает, что эти два матроса
(студенты-курсанты из Питера) подверглись на территории базы
разбойному нападению, у них отняли деньги и золотое кольцо, и что
сейчас состоится опознание нападавших.
Курсанты начинают ходить вдоль нашей жидкой шеренги,  с пристрастием
вглядываясь в лица. Чувство неприятное, вдруг узнают именно тебя,
невиноватого? И практика удлинится  на некоторый срок. Присягу
приняли, будем отвечать как положено. Боковым зрением вижу, как мои
товарищи стараются быть максимально похожими на себя. Наконец
процедура завершена, среди нас грабителей не  обнаружили.
22. Пора домой
Подходит последний день пребывания на корабле. Собираем имеющиеся
деньги на первую и в тоже время прощальную пьянку на корабле. Вечером
в кают-компании  Комбат,  Айвар и мы- радисты. Шпроты, водка, хлеб. К
концу "трапезы" душа приходит в возвышенное состояние.
Уже  в нашей  каюте "курсант"  Плечков играет на гитаре. Поем. Наше
пение   похоже берет за душу  только нас, через некоторое время нам
передают просьбу командования: "Прекратить". Прекращаем.
Утром спускаемся по трапу "Молнии" в последний раз. Матросы стоят на
палубе- провожают. Как потом  понял я, в ожидании того, что в приступе
сентиментальности, уходя, что-то им оставим в подарок. Ничего такого
не происходит. Идем.
Ничто так не подвигает на пафосные рассуждения, как прощание. Особенно
прощание навсегда. Мне неизвестна дальнейшая судьба этого корабля.
Хотя Айвар и говорил, что его "пустят на иголки" , но это звучало
скорее в шутку чем всерьез. Тем более, что худо-бедно ремонт
оборудования  продолжался. За некоторое время до окончания нашей
практики на корабль прибыли из училища штурман и старпом. Потом
прибыли  два новых матроса. Я думаю, что "Молния" все-таки в строю.
Она, конечно, не пасет американские авианосцы в Средиземном море, как
в молодости. Но наверняка совершает что-нибудь  важное.
23. Снова учебка
Мы снова в учебке,  сдаем обмундирование. Пытаемся тырить тельняшки на
память. Причины для волнений есть: часть народу, в результате
воровства или братания с матросами на кораблях, сдавали обмундирование
мягко говоря, не  столь новое, как при выдаче две недели назад. Перед
моей очередью парня долго мурыжили, проверяя комплектность сдаваемого
имущества. Я , спрятавши тельняшку в сумку, с несвойственной мне
наглой рожей начинаю сдавать вещички. У меня принимают все, а
тельняшку вообще не спрашивают, складская тетенька про нее как будто
забывает. Не знаю, почему.
24. Калининград
В ожидании поезда несколько часов проводим, слоняясь по Калининграду.
Проходим мимо могилы Эммануила Канта. Заглядываем на рынок - там  в
арке с хорошей акустикой поет сумасшедшая женщина. Выводит приятным
голосом: "Светит незнакомая звезда..."
25. В поезде
Едем в сторону Москвы. У многих из нас есть основания для
беспокойства- везем памятные сувениры: снаряды, гильзы и прочее. Я
везу горсть артиллерийского пороха, маленьких цилиндриков размером
чуть меньше сигаретного фильтра с шестью крохотными сквозными
дырочками вдоль оси.  Мне стыдно за столь скромный трофей, но снарядов
на нашем корабле не было. А откручивать что-то от материальной части
просто рука не поднялась, жалко. Досмотр на границе, к всеобщей
радости,  не проводится.
26. Три Рублева
Собираемся на следующий день после приезда в Нижний. Рисуем учебные
плакаты по наброскам, предварительно сделанным еще на корабле. Я,
Плечков и Леха  должны изобразить систему пожаротушения в орудийном
погребе. Рисую в тонких линиях. Плечков раскрашивает карандашами.
Леха после бурной встречи с друзьями способен только кивать головой и
вяло растушевывать бумажкой раскрашенные куски рисунка.
Калугин сообщает нам, что, учитывая наше отличное поведение на сборах
и рабоче-крестьянское происхождение, нас, радистов, освобождают от
последнего экзамена. Жизнь прекрасна!