Как вам это понравится? Мачеха-Сомнение, отворяющая парадное, и мать-Вера, покидающая дом с черного хода; обе фигуры одеты в объемные средневековые холщовые платья со шнурками и сборками; но кухонным решетом сформированная в руках пустота у первой звучит доводящим до неврастении ладом "ибо приходят рассеять по путям ветра то, чему надлежало пребывать незыблемым, как скала"; а белоснежная, прохладно-искристая в лунном атласе лепестков, без малейшей складочки натянутом на совершенную форму жилок, сахаристых, по мнению ока живописца, бесцеремонно похитившего чувства вкуса и осязания ради эгоистической цели словесно передать математически выверенную в каждом изгибе гроздь влажных растительных кристаллов, зеленоватых, казалось, краскою растворившегося в цветке стебля, лилея Благовещения архангела Гавриила, уносимая с глаз долой дланями второй, перемещением из центральной перспективы удесятеряет ущерб Голгофы, причиненный душе кошмарным пришествием нанятой дьяволом лукавой кухарки. Таковой аллегории я бы не поскупился подставить, дабы в назидание воплотилась, прямехонько соскочив с башни стила, достающего до заоблачного мозга лучшего из гравировальщиков небес, Альбрехта Дюрера, медноширокую табличку, покрывающую недоумение лобового вопроса: разве сомневается верующий в существовании русла Предназначения, коим выбрасывались до единой и единого сотворенные вещь и существо из истока Творения, когда в Псалме Давида говорится "произращаешь траву для скота, и зелень на пользу человека, чтобы произвести из земли пищу, и вино, которое веселит сердце человека, и елей, от которого блистает лице его, и хлеб, который укрепляет сердце"(1)?
С 12.. года моя семья является ко дворам градоправителей и состоятельных граждан с посольством верного глаза, точной руки, высокого таланта и свободного от оков предрассуждения чистого разума, причем верительной грамотой в руках любого Чимабуэ служат страницы Рая из Книги Бытия. Грома на мою голову, если соглашусь с подсказкою собственной человеческой личности немедленно трусливо понизить в дипломатических званиях всех своих четырех послов. Пять лет назад я, а получается, что и моя Рыцаря-без-страха-и-упрека художественная индивидуальность вооружились обещанием не делать ничего подобного и под страхом греческой "казни в образе", постигшей бедняжку рукодельницу Арахну(2), у которой всего-то однажды, как раз в ту минуту, когда пальчики одной ручки "точили" шерстяную нить, а другой - покручивали волшебное веретенце, при чудном взоре, рассеянно блуждавшем по ларам светелки, осталась невостребованной божественная способность различать солнечность руна (на прямизне невиданной смертными золотой прялки) от косм спутанного вервия (на кривизне расколотой топором колоды), проявившаяся в дозволении себе помыслить о соревновании с богиней Афиной, доблестно сражавшейся в Троянской войне на стороне хитроумного Улисса. Клятва, произносимая в день совершеннолетия на вертолетной площадке в высшей точке последней Гефсимании, недавно переданной во владение заказчику, снабжала наследников Архисадоводства уздою, поводьями, седлом и стременами, с каковыми они и галопировали по воздуху на коне упомянутого двумя абзацами выше Предназначения.
Твердь и суша составляют стены и потолок нерукотворного храма, в котором природа беззаветно служит Господу жреческим посредничеством небесных духов, стихий и человека, ибо каждое деяние получает Его одобрение, выраженное в совершающемся дуновении Его милости, при условии, что преподносилось оно, как жертвуемое Ему в вечные славу и благодарение. Часами читал я, сколько себя помню, и в бочку знаний из поглощаемого учебного геометрического, геофизического, биологического, философического, алхимического, астрономического, астрологического, метафизического, эзотерического материала что-то лилось галлонами по внутреннему побуждению, а что-то приносилось столовыми ложками и то, по родительскому фырканью, под поминание со сведенными надбровными дугами средств хорошего отцовского пинка или материнского подзатыльника в период выдумывания с младенческих безрассудств измены несладкой процедуре посвящения прирожденного Чимабуэ в виноградари, о чем сужу теперь с оглядкою на себя очами выдающегося консерватора. Ложность моего бунта против списка регламентированных занятий я понимаю, присовокупив к оправданности жизнью необходимости, путешествуя, держать на морском судне столько-то спасательных кругов, плотов и шлюпок и придерживаться на воздушном - такого-то числа кислородных масок, парашютов и кресел, оснащенных катапультирующим пилотов механизмом, еще отвоеванную у армии обстоятельств свободу Творчества, словно тысячемильным шлейфом неотрывно влекомую за левиафаном наших тяжелых над обычайностью побед. И, veni, creator Spiritus(3), Всевышний впервые погладил меня по голове, стоило мне сердечно поверить, что фрукты и коренья считаются самою чистой пищей, коей предписывается питаться аскетам, примыкающим к своечередным мудрецам (или духовным магнитам), чтобы, в карусельные орбиты железных опилок выстроившись, сопровождать земные компасы, приученные не терять условного Севера, символизирующего поляризованный сердечник непостижимого Бога.
Любезные будущие архисадовники Чимабуэ! К началу ужаснейшего исторического эпизода нашего семейного эпоса я подошел в тот день, что вездесущие липики(4), дееписатели журналов Астрального Света, запротоколировали как в своем существе несущий мою и сестры, Флоределизы Чимабуэ, на домашних портретах профессиональную смуглость, происшедшую, как вы и без моих разлитий мыслью по древу знаете, но я все-таки чувствую необходимость предвосхитить восход над внутрисемейной бумагой и лишней пары глазоозер, несродственных нам в той лазури цикория, что доминирует между Чимабуэ даже над чернотою шторма, вследствие тридцатитрех- и двадцатисемилетней, соответственно, вначале - подсолнухами наивных лиц из-под родительских крыл и, позднее, - в состоянии взрослого сиротства к дневному светилу, с пестуемыми растениями сообща, несгибаемой направленности, радостью ликования обязанной заложенному воспитанием и религией предков в нас потенциалу жизнестойкости; в день, приготовившийся повалить благородных коней Республики Чимабуэ когтями и клыками чудовища машинерии под знаком шестидесяти, то есть числа, возникающего в результате сложения наших на тот момент с Флоределизою лет; числа, представляющего собой полный период обращения китайского календаря стихий, живности и световых волн в диапазоне радуги; числа, оказавшегося возрастом кровного врага Чимабуэ в лице голиарда(5) ландшафтного дизайна Маричи Евклида Сланки.
Хотя монашеский Тибет, парящий в позе лотоса надо всем миром, наугощав собрание эмоций розгою, тщательно вымоченной в узкой горной речке, наперечет знает имена всех демонов и нам, людям, в огородные пугала рядит совсем и не Алчность, а другую, я, пожалуй, не откажу себе в праве прибегнуть к коробочке древесного угля, отражающего характер Ее (огненно-хищного, отгоняемого факелами в темноту) Величества, ибо, размашисто черкая рисовую бумагу горючими, пачкающими пальцы, чернее ночи цилиндриками, наглядно объясню, что голиард Маричи Евклид своим, по меркам Дома (высокой моды на экономное расходование земель) архисадов Чимабуэ, механистическим, отдающим нафталином, искусством допотопного цирюльника развивал как мозг современного человека, так и инфраструктуру города с тупым упорством исключительно вширь, обращаясь с пространством, буквально свернувшимся в рог изобилия, для удобства ронять инжир и финики прямо на крышу Дома Сланки, как с бесплодною смоковницей. Поймите меня правильно, вне стен Дома Чимабуэ никакой я не деспот и, следственно, ничегошеньки, ну, ровно ничего не имею против изумительных в Марлезонском балете костюмированных деревьев и кустарников на приспособленных для танцев, классика они или модерн, площадях садов и парков прелестной Франции, раз и навсегда изжившей институт монархии, или в Королевском крокете миртовых шаров, летательных овало-конусов, параллелепипедов самшитовых изгородей заботящейся о состоянии кожи рыжеволосой красавицы Великобритании, никогда не терявшей своей короны, как иной охотник Немврод не теряет шляпы с пером фазана за ленточкой тульи, хоть выйди перед ним из лесу разъяренный автомобильным клаксоном олень, и это не в пример сестре ошуюю или одесную Ла-Манша (зависит от того, на Восток или Запад смотреть). Однако, при всем уважении, в петличку сегодняшнего пиджака голиарда Дома Сланки мы с Флоределизой продели видимый только нашему Дому ярлык, коим в прачечной метят хозяина одежды, с одним единственным словом "винтаж", что на языке Чимабуэ обозначает моду таких-то (прошедших) годов, увы, не более.
Что же, если какими-нибудь космическими силами сподвигнутое к переселению на другие планеты население Земли вдруг оказалось бы спасенным от вселенского катаклизма на Альфе, к примеру, Центавра или на Канопусе, точнее на вращающихся вокруг новых солнц обитаемых планетах, но не успело бы прихватить с собою ни картины, ни какого мизерного снимка любого из архисадов, вызванных к существованию из небытия бессмертным гением Чимабуэ, я, если позволите, чуть плесну зеленой и коричневой краски в молоко чистого листа, и тут куда мне, Лоренцо Чимабуэ, с парой красок до расточительного в занесенном ветром краткосрочном "богатстве", измеряемом десятком монет, и, одновременно, рачительного в ежедневной бедности господина Винсента Ван Гога, изыскания которого и с одною изумрудною пастой на кисточке вершились, нимало не стопорясь пустяком "этого не может быть", на заостренных, чтобы начисто уж обрубить пальцы, ледяных вертикалях Монблана Искусства. Да, Дом Чимабуэ пленяли необозримые выси, звездные дали, словом, ave, maris stella(6)! И для строительства архисадов мы самым активным образом пользовались третьим измерением, благодаря которому целые города прибавляли ощутимо в росте Гулливеров, не покушаясь на свободы Дома Сланки, бездумно употребляемые на поглощение драгоценных миль и миль под нерациональное лилипутопроектирование.
Помнится, что в тексте я обращался к мифологии и эпосу милых эллинов, так поступлю же, сообразуясь с великим Цезарем; nil actum credens, dum quid superesset agendum(7).
Желая нарисовать в воображении сердца заветное здание, выводимое в планах деловых бумаг Чимабуэ, относительно расчетов по владению центральным предметом которых мы заручились юридическим согласием властей Флоренции, я бы предложил последовать моему совету не обольщаться (сно)видениями старинных палаццо, но ограничиться рамками простых, умеренных в требованиях ко внешнему виду и внутреннему обустройству принципов возведения заводских сооружений в черте города с историей, исчисляемой столетиями до тысячи. Грубо говоря, представьте себе нечто, составленное из кубических форм, ну, хоть гигантский, облицованный зеркальными стеклами, современнейший многоэтажный ангар, пронизанный воздушными переходами, способный вместить космический летательный аппарат, технику и порядка двух - двух с половиною сотен рабочих и инженеров высшей квалификации. Добавьте, по соображениям, навеянным через кристалл Евангелия, предписывающий жить в трудовой простоте, преподанной Святыми Апостолами христианской веры, не отмеченное никакой выдающейся деталью вместительное жилое каменное крыло с одного бока, приютившее на первом этаже меня и на втором - Флоределизу, и подготовленное верхними, пустующими слоями пирога, к расширению нашей семьи в день обручения или свадьбы что Флоределизы, что - меня, сподобь Господь Провидением устроить встречу носителей гордой фамилии со вторыми, угодными что Ему, что нам, - половинами.
Покусывая витой шнурок, стягивающий мою широкую, необыкновенно свободную шелковую рубашку на месте запястья, я замечаю, что униформа Возрождения "работает", и вот я, не стреноженный реальностью, то коршуном ношусь, увлеченный идеей, мерцающей по приглушенным тенями углам импровизированной каюты, топая и бухая шкиперскими ботфортами российского императора Петра I, то бросаюсь в плетеное кресло и зажимаю зубами карандаш. Се способ, каким я проникаюсь, наконец, всепоглощающим чувством преображения в свободный Дух, совершенно заменивший меня, вытеснив своей расплывающейся на месте меня химической прозрачностью, стирая одну за другой деревянные составляющие фрегата, - мачты, рубку, бушприт с подвешенной к нему корабельной статуей, заклинающей волны, корму, и, последним, самое корпус судна, оставив взгляду отсутствующей Флоределизы, грозившейся явиться непрошенной в мою святая святых, творческую лабораторию с подносом турецких сластей и кофейником для подкрепления сил, не улыбку чеширского кота, но море безлюдных ледовитых парусов. Приветствую Тебя, о Дух Вдохновенный, слетевший со стеклянного купола, опоясанного железными обручами в беспорядке, зовущемся теми, кто не склонен на всю оставшуюся жизнь приковывать себя к стенам академических аудиторий, скрываясь таким способом от практического применения знаний, живописным! Скоро, скоро, руководимый Тобою, я буду швырять рулоны, свесившись за борт нашего флагмана.
Нет, не по счастью Флоределизе не привелось испытывать мое никуда не годящееся терпение брата и главного конструктора итальянской Болоньи, пожелавшей обратить себя в Архисад усильями Дома Чимабуэ. Я снова вскакиваю на ноги! Нет, до сих пор я не могу оставаться спокойным, произнося или слыша злое сочетание "Маричи Евклид Сланки"!! Если у дьявола есть имена, тогда это - одно из их легиона. Иначе чем объяснить не порывающее со мной назойливое ощущение, будто все время что-то не дает мне рассказать математику дела, заключающуюся в том, что в основе идеального Архисада Чимабуэ лежит необычайно прочная, полная воздуха металлическая конструкция, состоящая из нанизывающихся в произвольном количестве на стержень башни любой заказанной высоты, чертежи коей были заимствованы российским инженером Шуховым у божественного Ничто, сдвоенных колец, диаметр которых превышает соответствующую позицию в проекте футбольного стадиона, рассчитанного на прием пятидесяти тысяч зрителей, укрепленная и усиленная затейливой и простейшей при близком рассмотрении последовательностью стержней. В теле башни наряду с электрической протягивается система световодов естественного освещения, а также строится инфраструктура обычного городского района. И самое главное преподношу, как принято, в конце, лишний раз подчеркивая разницу между Главным конструктором и менеджером по продажам, определяющуюся выбором материала так называемой опоры для рассуждений в ходе беседы с предполагаемым заказчиком; сравните: драгоценные чертежи или красивые картинки из рекламного буклета Чимабуэ? Зрелищем многих, параллельно забирающихся, ввинчивающихся в глубокое, сапфирно-синее небо изумрудных спиралей гармонической, невероятной красоты, свойственной друзам драгоценных камней, соединяющихся в одну сложную, единую; сплочением окультуренных, изобилующих фонтанирующими выбросами во все стороны джунглей и подлежащих рассмотрению со второго взгляда, оттого, что располагаются в нерегулярных пятнах низменностей, протуберанцев плодовых деревьев и высокорослых цветоносов, воспроизводящих иллюзию оседания внутри последних; видом сокровищницы, представляющейся бесценным опахалом; сооружением, нарушающим всевозможные, где бы то ни было виденные ранее, острова дикой и покоренной, измученной природы, Дом Чимабуэ облагораживал народные тысячи.
Голиард Дома Сланки дни и ночи просиживает под домашним арестом, а я, ей-ей, со дня драматической развязки описываемого мной эпизода ни сном, ни духом не интересовался, о чем он в раскаянии или в неистребимой злобе подумывает. Иисус Христос открыл Петру чудесную перспективу вручения ключей от Царствия Небесного, но, право, надо быть дерзновенным в суетной глупости, чтобы примеривать на себя завидную судьбу Апостола. Не тот же ли дар получает от Него каждый из людей? Что по силам учредить Трифону, не вынести, не разбивши, не учинивши ноше вреда неспособностью Тихону, и наоборот.
Quidquid id est, timeo Danaos et dona ferents(8). И в чем мне винить Флоределизу, переправленную мною самолетом на Крит, где она приходит в себя после нервного срыва, коли ответственность за вредоносное влияние, плохо отразившееся на любимой сестре, я своими горячими молитвами к Отцу Небесному и Божией Матери давно возложил на плечи Маричи Сланки. Рассматривая все детали головоломки, имеющиеся теперь в моем распоряжении, я понимаю, что легко вывожу суждения, рождению коих препятствовали затемняющие отдельные ее части обстоятельства. Возьмем это дурацкое имя, эту демоническую математику, искусственно им постулируемую. Разве разобрал бы я, где прячется нужный кончик веревки, маскирующий глупейшую простоту петли, не угаданной за видимым обличьем узла? Он приплел старика Евклида в качестве искусственной косицы к парику, надетому на болванку в театральной гримерной, но, подрисовав к рисунку головы ничтожный штрих, скрывший линию соединения своей шевелюры и прикупленного где-то хвоста, получил шанс добраться до potestas clavium(9) крепости, не будучи остановленным на подступах к ней никем из часовых. Мне ли не знать что это такое - Маричи с(о) (Шри-)Ланки(10)? Ракшасы! Как, как я забыл о них? Племя демонов, мешавшее святым отшельникам, избравшим себе пристанище в индийских джунглях, продвигаться по духовному Пути, осквернявшее места совершения их яджн (мирных жертвоприношений огнем и дымом), атаковавшее знаками неугодного внимания божественных братьев Раму и Лакшману, предводительствуемое десятиголовым Раваной, похитившим, силою умчавшим на Ланку жену одного из них, Ситу. Маричи - демон, ракшаса, меняющий обличья. Евклид, если поменять угол зрения, фиксировал негибкую манеру, только и доступную уму голиарда допотопного садоводства, не ведающему о чуде Альберта Эйнштейна, перевернувшем наш физический мир.
Никогда мы не стремились устранить открытый огонь из электрифицированных помещений Дома Чимабуэ, и в ангаре постоянно горели смоляные факелы, крепившиеся к стенам железными кольцами с поперечными насечками года 12..-го от Рождества Христова. Живое пламя поддерживает нашу связь с Богом. Поэтому, увидев на журнальном столе в гостиной третьего этажа странную лампу на темной треноге, по которой взбирались искусно выточенные, но из темного дерева, а отсюда - видимые, как комки болотной грязи, многочисленные жабы да лягушки, внешность имевшие ухудшенную еще и (лишку) приделанными лапками и хвостиками, я спросил у Флоределизы, не забыла ли она, что электричеству в Доме Чимабуэ не должно переступать порог ангара, где оно нужно, чтобы приводить в действие инструменты. Кивнуть то она кивнула, но когда-то из любопытства воспользовалась. Голиард Маричи, несколько лет назад тайно арендовавший под нужды Дома Сланки старый трамвайный парк через квартал от вотчины Чимабуэ, и, как слепой в отношении возможностей Архисадоводства крот, рыл, рыл и рыл подкоп под наше жилое крыло. Бедняжка Флоределиза, не сумевшая найти причину отказаться от жуткой лампы ракшасы. Тогда, я помню, из-за аврала в технических помещениях к черту полетели все цепи, и долго доискивались до его причин. Мы не подумали проверить подвалы, общие под ангаром и крылом нашего обетования. И много, много позже, случайно набредя и осмотрев какой-то мертворожденный и брошенный, без начала и конца, зеленеющий жалкими отголосками лип, разрушающийся сюжет чьей-то попытки создания (архи)сада под Флоренцией, я додумался пробежаться по тайным домашним "кругам Архимеда", как мы их называли между собою с Флоределизой, несшим на себе запечатленные формулы строительства, назначенные помочь потомкам восстановить целое, собрав части. Хранилища сии в жилом крыле суть: полутораметровый в диаметре обод люстры, лампады ее регулярно заряжаются маслом; внутренний край циферблата адмиральских настенных часов; штурвал с потонувшего корабля времен Конкисты; обод колеса телеги, украшающий нишу столовой; лошадиный хомут в дальнем правом стойле конюшни; кайма глиняного кувшина, водруженного на крышку буфета (самое ненадежное изо всех); кольцо, удерживающее один из факелов между первым и вторым этажами. Две, максимум три последовательности цифр сделались добычею ничтожества, этого голиарда, этого Маричи Евклида Сланки, - ну, да он, из тех, кто, наверняка, попытался бы ограбить первоверховного Апостола, заслышав, как тот гремит в кармане ключами от Царствия Небесного.
(4) липики, см. Е.П.Блаватская, "Тайная доктрина", т.I;
(5) голиард = от в т.ч. "Голиаф"; средневековый термин, несущий в себе смысловое ударение на "обжорство", на ранг "чертова слуги"; ругательный синоним слова "вагант" ("бродячий"), относящегося в XII-XIII к ученым-школярам, кочующим за науками благородных искусств, древних классиков, судебных кодексов, медицинских припарок et cet. между школами Парижа, Болоньи, Орлеана, Толедо и пр., кое-кто из этой веселой братии прославился сочинительством; называя главу Дома Сланки голиардом, Лоренцо Чимабуэ, заимствующий для своего Дома приставку "архи", как бы противопоставляет свое искусство - деятельности Маричи, поскольку одного из трех звездных поэтов-вагантов величали Архипиита Кельнский; вдобавок аллегорически поединок Давида с Голиафом трактовался как противоборство Христа с Сатаною;// "Поэзия вагантов", серия "Литературные памятники", изд-во "Наука", М., 1975;
(6) ave, maris stella = (лат.) Славься, Звезда моря; прославляющий Марию католический гимн;
(7) nil actum credens, dum quid superesset agendum = (лат.) Считает, что еще ничего не сделано, если что-то осталось сделать. Характеристика, данная поэтом Луканом Цезарю;
(8) Quidquid id est, timeo Danaos et dona ferents = (лат.) Что бы это ни было, я боюсь данайцев, даже приносящих дары;
(9) potestas clavium = (лат.) обладание ключами (от Царства Небесного);