Какой-то город с испанским названием, быть может, Мадрид, быть может, Толедо. На центральной площади, мощеной крупным и неровным булыжником, об каковой спотыкаются и ломают ноги лошади всадников, наблюдается оживленное снование людей в балахонах, перетаскивающих вязанки хвороста с крестьянских подвод к чугунной крышке колодца подземных водопроводных коммуникаций. Собственно крышки колодца не видать, так как сверху плотники доколачивают доски помоста для казни. Не выдерживая, чтобы вокруг столба навалили хворост для костра, из здания, примечательного дубовой дверью в два человеческих роста, вытекает вереница граждан в черных плащах и высоких черных колпаках. Некий проворный малый, очевидно, надзирающий за работами, заметив колонну, начинает суетиться, покрикивая на строителей помоста, дабы стучали молотками быстрее, на ходу пинает ненароком жестянку с гвоздями, гвозди рассыпаются, и отвлекается на тех, кто таскает вязанки, командуя, чтобы поворачивались быстрее. От поднятой малым суеты у плотников дрожат руки, ибо те оглядываются на шествие в колпаках и попадают себе молотком по пальцам, другие ползают на карачках, собирая гвозди в кулак или в карман, а кто-то зажимает не поместившиеся в кулаке гвозди зубами. Народ с вязанками сталкивается на бегу друг с другом, где-то возникает куча мала из барахтающихся служителей закона королевства Испания. Поскольку костер нужен быстрее, некоторые бросают хворост на помост вначале, а уж потом заезжают кулаком в зубы неловкому товарищу. Прочие награждают друг друга тумаками, а затем швыряют свой хворост и хворост побитого носильщика, каковой утирает себе расквашенный нос рукавом и удаляется к подводам за другой вязанкой.
Тем временем граждане в балахонах оцепляют серией черных фигур настил с возвышающимся столбом. Практически все закончено, только непонятно, что же будет все-таки происходить. Аккурат о сю пору на мраморном балконе явление: гидальго с чрезвычайно бледным лицом и искривленным выражением рта хочет что-то провозгласить, но рот пока закрывает, потому что зрители ползут из улочек, не успевая выстроиться стенами позади черных балахонов. Не сказать, чтобы народ собирался охотно, ибо, к примеру, когда на базар подвозят свежую рыбу или "мандаринских" уток, название, кстати, в корне неверное, ибо правильно говорить "мадритских", и вся причина - рыжее оперение на грудке домашней птицы", наводящее на мысль о садах, "где пахнет лимоном и лавром", и, в том числе растут цитрусовые. Все боятся попасть под горячую руку балахонов и колпаков с жестокими очами, каковым не терпится приступить к экзекуции, но еще более нетерпелив гидальго на балконе, каковой бегает от одного края балкона к другому и иногда замирает в дверях, притопывая каблуком сапога. Вдруг выясняется, что толпу, буквально, нагоняют, как горячий пар над вареным картофелем подгоняют полотенцем к голове простуженного или больного ангиной, то бишь, за последними гражданами неожиданно выскакивает по одному гидальго в шляпах и с собаками черного цвета на поводках, каковые все сие время кусали за пятки мешкающих позади остальных граждан. Гидальго на балконе машет руками, чтобы гидальго в шляпах и с собаками немедленно удалились, ибо всякому известно, что именно в таком виде, черного пса, являлся на земле Дьявол, что в настоящих обстоятельствах невозможно сочетать с исполнением приговора Инквизиции.
Наконец, снова отворяется дубовая дверь, но очень маленькая, из темной и мрачной городской тюрьмы, откудова выводят ангельское создание, совершенно невинное, стражники с алебардами. Девушке подают поднос, на каком лежит конверт. Оная поднимает заплаканные глаза к небу и читает молитвы, беззвучно шевеля губами. Лицо гидальго на балконе еще более искривляется, ибо создание не открывает конверта, а, споткнувшись, поднимается по ступенькам помоста.
Следующая картина: из-под помоста через дверцу выходит громадный палач с топором, смахивающим на алебарду. Расторопный малый, руководивший работами, подскакивает к бочке, наполненной смолой, в каковой торчит факел, еще незажженный. Кто-то из балахонов подносит малому огниво, и малый запаляет смолу в бочонке, вращая в пламени факелом, обмотанным тряпками, с каковых капает черная жижа.
Гидальго на балконе кричит:
- Ведьма!
Что есть совершенная ложь. В письме почерком гидальго написано: "В последний раз говорю тебе, чтобы выходила за меня замуж, тогда казним кого-нибудь другого, о Свет моей Души, Серафина!"
Палач разрубает показательным ударом несколько вязанок хвороста, что на невинное чистое создание не производит никакого впечатления. Девушка смотрит в небеса и шепчет молитвы.
Малый с факелом обегает периметр помоста и поджигает ветки. Помост заволакивается дымом, хворост чадит отчаянно, глаза у всех слезятся.
И происходит чудо. Спускаются ангелы и уносят девушку в Царство Божие.
Гидальго уходит с балкона в гневе, и появляется на улице с черной собакой на поводке, с каковою вместе удаляется в том направлении, куда ушли гидальго в черных шляпах с собаками.