К немолчной кропотливой песне березовых листьев, каковые шумели по нотам чудных сказаний о родимом крае, (ибо об чем еще водить между собою разговоры деревьям), посредством шорохов и хлопков плоско-широких зеленых ладоней хора исполинов, сочетающейся с как бы таинственным взмахом и поскрипыванием всюду искривленных, выдающихся архипелагами темно-зеленой яшмы в воздушное море, ибо осененных изумрудными нимбами иголок, каковых череда нарушалась свежими растущими шишками, утяжеляющими разлапистость сосновых ветвей, каковым близко помышлять о Боге заодно с затворниками, получившими благословение настоятелей монастырей на подвиг подвижничества вдали сует мира, обходивших деревню как бы рукавами лесного течения, под укрывной защитою какового в запутанных ручьях черных и рыжевато-коричневых, расползающихся под кусты бузины, поросль дубков и колкие башни можжевельника, корней пугливо качалась на тонюсеньких крючковатых стебельках бледно-румяная на одной щеке зеленовато-белой ягоды и багрово-темная по соответствию степени полной спелости земляника, и топорщили уплотнившийся за осень и зиму слой смешанной с листвою хвои подбоченившиеся упавшею сухою веточкой вилкою или звездчатой моховой кочкою здоровехонькие боровики, лоснящиеся по верху маслята с лимонно-желтыми зонтичными атласами под уборами и приклеившимися на шляпки соринками и вытянувшиеся в бело-пестрых ризах под стать стволам рощи крепкие после дождя или старые трухлявые подберезовики, чьи высокие купы напояли пространство смолистым благоуханием нагретой поверхности кроны в жаркий летний полдень, как бы вступая зеленым подголоском в монотонное распространение бальзамической духовитости, идущей окрест бревенчатых изб по волнам зноя от елей и сосен, Вышата привык в мере, каковою обогащает зрение, слух и обоняние путника лес, не тревожимый охотою или вырубкою, ибо, в общем, собачий лай и тюканье топоров посторонни тишине и шорохам диковатой вотчины деревьев, и, вот, деревенская жизнь на таковом фоне объявилась в виду въезжавшего улицею богатыря с настойчивостью, свойственною местам, обитаемым человеком, для какового Бог сотворил растения и животных в помощь и в пищу, иными словами, какофония блеянья, мычания и ржания, лившаяся со двора знахаря, как пшено шумно и шибко сыплется в амбаре в железный ковш, изгладив, как водится, практической хозяйственной обыденностью впечатленье путешествия, назначенье какового, вообще-то, собиралось испытать на прочность человеческий дух, обратила воина к новому, приземленному, что ли, характеру дум, в частности, богатырь, скоро подскакавший к дому давешнего старичка, каковому сквозь щели в высоком заборе, по каковому перекинутыми подсыхали вервия повыдерганной в огороде крапивы, и в просвете вверху ворот аккурат под треугольным навесом виднелись перекрученные бараньи рога, дергающиеся уши, лупящие по бокам пятнистых коровьих и бычьих крупов с приставшими ошметками глины веревочные хвосты в цепких репьях, когда кони, хоть и не сплошь боевые, понятно, что обозначались поблагороднее: то нервно-косящим глазом, то оскалом морды, то кое-где заплетенными косицами гривами, то, вот, ляганием по доскам копытами задних ног и подъемом на дыбы, задал себе вопрос: а не найдется ли у знахаря тарелки борща и запотевшего кувшина квасу из подполья, ибо у Вышаты давно во рту маковой росинки не было, так как оный, проплутав, как было сказано, по вине Горясера, потерялся и потому не отвлекался на то, чтобы, скажем, подстрелить на поляне глухаря или расставить силок на кролика, а пироги с мясом да рыбой, каковыми снабдили оного в дорогу на царской кухне, закончились, притом что богатырь, съев последний, перевернул мешок и вытряс на ладонь остатки до крошки, намереваясь закинуть кусочки теста себе в рот, и, вот, значит, над тем участком заброшенной лесной тропы, где сие грустное для Вышаты открытие произошло, протягивался ветвистый сук какого-то очень древнего дуба, из какового зеленых волн тут-то и спорхнула невзначай этакая невзрачная пестрая птичка, стремительными рывками и зигзагами смело бросаясь атаковать богатыря, очевидно, дабы уберечь гнездо с птенчиками, тянущими над краями тонкие худые шейки, полагая, что сей удалой молодец горазд проглотить выводок за раз, опрокинув и вытряхнув гнездышко прямо себе в горло, каковую суматоху пичуги Вышата, не зная, как лучше унять, постарался прекратить, кинув крошки пирогов на землю и ретировавшись из-под ветки в том направлении, куда скакал, так вот и набредя, в конце концов, затем со своим конем на озеро с противоположной стороны берега, где беседовал в первый раз со знахарем.