С детства меня преследуют ночные видения особого рода. Я называю их гиперсны. Будучи ребенком я верил, что гиперсны были путешествиями в иные миры. Видения были всегда разными, но кое в чем они всегда совпадали. Мне снились циклопические пустые здания, огромные полуразрушенные соборы, невероятные сооружения, похожие на гибрид органа и нефтеперерабатывающего завода, титанические горные хребты, вздымающиеся на умопомрачительную высоту над плоской равниной. Я медленно падал с большой высоты, либо плавно пролетал по касательной мимо этих строений, ощущая себя бесконечно уменьшающейся величиной. Это чувство ускоряющегося уменьшения, сопряженное с ощущением падения, сжимало мое горло, отбирая дыхание, и я просыпался. Из-за этих снов я несколько раз описался в кровати уже в сознательном возрасте, а однажды по пробуждении обнаружил себя на полу возле кровати. Бывали ночи, когда я наоборот раздувался до непомерных размеров, расширялся будто облако горячего газа, заполнял собою весь мир как Зевс на поединке с Аполлоном. И в конце концов терял способность достоверно определить, где кончаюсь я и где начинается всё остальное. Такие сны меня тоже пугали. Были видения и другого рода: абстрактные, переливающиеся картины, фрактально разветвляющиеся, рассыпающиеся безумной мозаикой цветных хороводов. Либо же это были черно-белые сны, наполненные жутковатым буйством простых геометрических форм, разбухающих и сжимающихся тороидов, перетекающих друг в друга червеобразных гибких цилиндров, сплюснутых и растянутых сфер. Но такие более чем странные кошмары посещали меня обычно во время болезни, тяжелой ночной лихорадки.
Со временем я узнал, что похожие сны бывают и у других людей. Вероятно это связано с частым у детей синдромом Алисы в стране чудес, когда растущий организм теряет на время способность правильно определять размеры и пропорции тела. Но было кое-что, что не может объяснить медицина. Это головокружительная детальность моих видений. На мое сознание обрушивалась такая лавина мельчайших подробностей, мгновенное осознание структуры и значения всех без исключения конструктивных элементов, что мне нестерпимо хотелось закрыть глаза, заткнуть уши и кричать, кричать, потому что мой мозг был не в состоянии вместить этот океан информации. Однажды я увидел разрушенный мост над высохшей растрескавшейся равниной такой сложной и запутанной конструкции, что сам Йэн Бэнкс мог бы мне позавидовать. Бытует мнение, что наша фантазия кормится образами из увиденного в жизни, комбинируя эти элементы иногда самым причудливым образом. Но где, помилуйте, пятилетний домашний мальчик с ограниченным доступом к телевизору мог увидеть готический собор?! Или узорчатую розетку с симметрией высшего порядка? И, если отбросить теорию проникновения миров, то выходит, что я от рождения был гениальным, хоть и безумным, архитектором.
Гиперсны оставляли по себе разное впечатление. Чаще всего, пережив первый удар цунами подробностей, я с любопытством созерцал раскинувшийся передо мной диковинный заброшенный мир, пока падал, и переживал чувство легкой тоски с примесью неясной тревоги. Иногда тревога проступала отчетливее. Помню, как сильно меня испугало одно видение: совершенно титанических размеров конструкция, больше всего похожая на гигантский портовый кран, вздымающаяся над мертвым урбанистическим пейзажем на фоне зловещего оранжевого заката. А один раз я видел гиперсон другого рода. Мне приснился воздушный шар такой маленький, что пассажиры в его гондоле казались мне точками. Он отважно плыл сквозь облака к проходу между двумя огромными горными пиками, и казался на фоне их не больше горошины. В корзине был я и еще какие-то создания, может быть даже не все из них были людьми. Вместе мы пережили какое-то увлекательное приключение, я отчетливо помню то ощущение полного счастья, которое возникает только в кругу близких друзей, объединенных общими переживаниями. Я был исполнен этого счастья две долгие секунды, пока балансировал на грани сна и яви. А потом в один миг всё забыл. Кем были мои спутники, через что мы прошли и что ожидало нас впереди? Напрасно потом в течении нескольких дней я в отчаянии ломал голову (даже стучал ею о стену) в надежде вспомнить хоть что-нибудь. Всю следующую неделю я ложился спать пораньше, надеясь вернуться в тот сон и досмотреть его до конца. Всё тщетно. В "Зеленой двери" Уэллса хорошо описано подобное состояние невозможности вернуться в мир грёзы. Там если помните герой мучительно пытался вспомнить те игры, в которые играл со своими друзьями в саду за зеленой дверью.
Что и говорить, будучи ребенком я страстно желал посетить свой сновидческий абандон, погулять по анфиладам пустых залов, подняться по бесчисленным лестничным маршам, и может быть узнать его тайну. То, что какая-то тайна там есть, я не сомневался никогда. Только не знал с какой стороны к ней подступиться. Лишь годы спустя, когда сюрреалистические полотна моих гиперснов постепенно наложились друг на друга, я начал различать в глубине их нечто дотоле мне невидимое. Это было что-то похожее на черный конус, ось, вокруг которой вращался мир моих фантастических сновидений. Черный конус отнюдь не был вещью. Когда я в первый раз увидел его, то сразу и весьма отчетливо почувствовал, что и он увидел меня. Это было по-настоящему страшно. И мне сразу же расхотелось доискиваться ответов на вопросы, которые многие годы задавал мне мир гиперснов. Более то, я ужаснулся от мысли, что однажды помимо своей воли мне суждено будет проникнуть в тайну тайн и узнать, кто же скрывается под черным колпаком. От чего-то я исполнился уверенности, что погибну в тот момент, когда увижу лицо неведомого мне пока повелителя мира гиперснов.
К счастью со временем гиперсны посещали меня все реже, иногда с перерывом на несколько лет. Из всего выше сказанного может сложиться впечатление, будто вся моя жизнь состояла лишь из созерцания снов. Это не так. Какое либо значение гиперсны имели для меня только в раннем детстве. Я рос и развивался как все, особенных талантов в себе не обнаружил, и судьба обещала мне сонную жизнь типичного обывателя провинциального городка. Правда жизнь эта проходила совершенно незаметно для меня. Я хорошо помнил множество разных событий из детства, включая гиперсны, но если бы меня спросили, что примечательного произошло со мной за последние лет десять, я не нашелся бы что ответить. Поэтому когда в один прекрасный день я увидел в зеркале кислую физиономию несвежего тридцатипятилетнего мужчины, усталого и разочарованного в себе, печаль моя не знала границ. Я кое-как получил образование, устроился на работу и завел жену. Вроде бы всё как у других. Работа не приносила мне ни денег, ни удовольствия, а жена давно уже не вызывала во мне никаких эмоций кроме удивления: как вышло так, что я живу под одной крышей с этим абсолютно чужим мне человеком?! Хорошо, что мы не завели детей. Над висками проступили залысины, на горле обозначился второй подбородок, а над пряжкой ремня уже нависал основательный жировой балкончик.
Одним словом, всё было готово для встречи грозного кризиса среднего возраста. Кризис среднего возраста - унылая пора подведения неутешительных итогов жизни, которая однако вроде бы еще и не закончилась, но ничего хорошего уже не обещает. Наверняка многие в молодости исповедовали безотчетную веру, что мы рождены для великих дел. Понимаете, вас всех готовили в космонавты, эхехех. Но что толку смаковать горечь тоски по ушедшей юности, нереализованных планов и позабытых мечтаний, если, говоря откровенно, я в своей жизни ничего по-настоящему никогда не хотел. Если уж на то пошло, то главной проблемой моей жизни было отыскание чего-нибудь такого, что могло бы меня захватить, увлечь и вдохновить на свершения. Но следует быть откровенным с самим собой - я пустой человек без свойств, макет человека, оболочка, заполненная ничем.
Утром того дня, когда моя жизнь ушла под откос, я долго стоял в ванной и рассматривал свое отражение в зеркале. Постепенно меня охватили сонное оцепенение. Нужно было пойти и поставить чайник, но я вдруг решил не ходить сегодня на работу. Вот так запросто взять и не пойти. Я вернулся в спальню. Моя радость лежала на боку, спиной ко мне, и сердито сопела во сне. Господи, даже во сне она умела оставаться стервой! Я ушел в комнату, нажал клавишу дверного замка, задернул шторы и устроился на диване.
Я парил над безбрежной серой равниной. По середине ее покоился причудливый механизм, этакий гибрид парового автомобиля Кьюньо и типографского печатного станка. Я с любопытством изучал диковинную машину и пытался представить, для чего она может быть предназначена. Всё было как обычно, я даже успел порадоваться нечаянному возвращению в занимательный мир гиперснов, но вдруг в глубине машины, за переплетением латунных трубок и изогнутых рычагов сверкнули два красных глаза, налитых безумием и яростью. Мой испуг был настолько внезапным и резким, что я вылетел не только из сна, но слетел с дивана и окончательно проснулся уже под столом.
Хотя гиперсон по моим ощущением длился совсем не долго, выяснилось, что я проспал до обеда. За это время мобильник принял шесть неотвеченных вызовов и одно текстовое сообщение. "Ты уволен", - написал мне мой шеф. Этого стоило ожидать. Ценными трудовыми качествами я не обладал, зато непонимание с начальством - имел. Впрочем шок от пережитого кошмара поверг меня в такую апатию, что я едва отметил это обстоятельство. Дома я смог продержаться только три дня. Мы с женой и без того давно устали друг от друга, и мое увольнение только ускорило разрыв. Атмосфера в доме стала невыносимой, и я ушел.
Сперва я хотел пережить острую фазу кризиса в гостях у одного приятеля. Он давно уже был в разводе и побухивал. То что надо, решил я. Но водка не шла, я дважды бегал в сортир и выблевывал всё что успел выпить. Мой приятель окосел и нес какую-то ерунду, и я с грустью понял, что не смогу поговорить с ним по душам, объяснить ему что со мной происходит. Перекантовавшись у него одну ночь, я поехал к матери. Она жила за городом, в частном секторе, в компании пяти жирных котов. Усатое политбюро встретило меня настороженно и недружелюбно. В доме явственно попахивало кошачьей мочой. И я вдруг осознал то, что раньше во время редких и коротких визитов к ней предпочитал не замечать. Родительница моя тронулась умом и начала превращаться в чудаковатую бабку-кошатницу, каких иногда показывают на потеху публике в передачах типа "Чрезвычайного происшествия". Она как-то вдруг состарилась, сморщилась, высохла. Мир для нее сжался до размеров убого ее домишки, соседи, подруги и родственники дико раздражали ее и уже, кажется, начинали ей вредить, воруя иногда газету с программой. Она сделалась невыносимо злобной и брюзгливой. И в течении нескольких часов, которые я провел у нее, она практически без умолку убеждала меня, что всегда знала, что невестка у нее - шлюха и дрянь, и что это она, шлюха-потаскуха, сделала так чтобы меня уволили с работы. Я не смог вынести этого, и вечером ушел.
Оставалась одна дорога - на вокзал. Зал ожидания железнодорожного вокзала не закрывался ни днем ни ночью. Там я мог провести несколько дней, пока запах моего немытого тела не начнет привлекать пэпээсников. Что делать дальше я не имел ни малейшего представления. Пристроив сумку с вещами в качестве подушки, я вытянулся на лавочке и попытался заснуть. Было холодно и свет ламп беспощадно проникал под веки, но тем не менее я быстро провалился в сладкое забытье.
Тонкий хрустальный звон разбудил меня. Я поднялся. В зале было пусто и тихо. Здание вокзала как будто увеличилось в размерах в несколько раз, раздалось вширь и ввысь. Я же стал маленьким и невесомым как воздушный шарик. Сделав пару шагов по мозаичному полу, я испугался, что, если сильно оттолкнусь ногой, то могу взвиться в воздух. И в ту же секунду я действительно оказался в воздухе. Легкий сквозняк увлек меня вверх, в заламповую черноту вокзального свода. Там я увидел высокую арку, открывавшую вход в длинный и широкий коридор. Я летел, всё ускоряясь, а мимо меня проносились огромные темные залы, где тысячи лет не ступала нога живого существа, спиральные лестницы, ведущие из одной черной бездны в другую, титанические колонны и галереи. Вскоре я начал различать монотонный назойливый шум, похожий на жужжание большого трансформатора. Я понял, что неведомая сила влечет меня к источнику этого шума. Постепенно я заметил, что окружающие архитектурные формы стали более плотными, и в тоже время менее осмысленными. Конструкции теряли свое утилитарное значение. Колонны изгибались и переплетались как лианы, галереи не имели входов и выходов, все чаще они располагались отвесно вдоль стен, лестничные марши поднимались под невозможными углами, словно здесь обитали существа, способные ходить вниз головой. Скорость всё нарастала, нарастал и абсурд окружающего мира. И вот я оказался в центре его.
Да, это был Черный Конус. И он издавал то пронизывающее до мозга костей, сводящее с ума жужжание. На самом деле это был не конус, а черный шатер, или черный вигвам (привет Дэвиду Линчу). С кристальной ясностью я осознал, что обречен войти внутрь него, в сущности всю жизнь я шел к нему, и вот наконец дошел. И я вступил под черный полог.
Я не сразу понял, что вижу перед собой. Из груды шевелящихся белых частиц выступал высокий черный силуэт, напомнивший мне сперва новогоднюю ель, какие ставят на главной площади нашего города в праздник. Потом я понял, что вижу перед собой фигуру, затянутую в черный балахон, и увенчанную острым черным колпаком. Гигант почувствовал мое присутствие и начал поворачиваться. Капюшон упал с его головы, и я увидел нечто настолько страшное, что непременно закричал, если бы не онемел от ужаса. Лицо чудовища было бы словно составлено из тысяч костей самых невероятных форм. Половину этого лица составлял дикий, ликующий оскал сотен кошмарных зубов, невероятно длинных и словно бы многоступенчатых, состоящих из множеств частей. Да уж, вырваться из этой пасти не сможет никто. В темных пещерах глазниц весело плясали безумные красные костры. Все лицо чудовища выражало абсолютное безумие и абсолютное счастье. Потом показались белые костяные руки чудовища с невероятно длинными пальцами. Чудовище пересыпало что-то мелкое и белое из одной руки в другую. Мелкие крупинки проскальзывали между пальцами и падали вниз. Это были человеческие черепа!
Я оцепенел от ужаса. А между тем монстр все еще медленно поворачивался ко мне. Черная мантия соскользнула с его плеч, и я увидел, что тело твари покрыто белыми хлопьями, края которых едва различимо дрожали словно крылья шмеля. Именно эта вибрация и порождала тот сверлящий звук, который едва не свел меня с ума. Чудовище вперило в меня свои безумные глаза и приоткрыло пасть. Я понял, что сейчас он пожрет меня. Бежать было невозможно, ужас парализовал меня, но внезапно, совершенно неожиданно для самого себя, я начал пятиться. Тело повиновалось мне, я мог бежать.
Тварь вытянула свою уродливую руку и указала на меня. Тогда одно из белых хлопьев вспорхнуло с его плеча и начало разворачиваться в воздухе. Сперва мне почудилось, что это снежинка, но потом я различил человеческую фигурку с белыми крыльями за спиной. Крылья эти были составлены из перьев, виртуозно вырезанных из цельной кости. Господи, я видел их так отчетливо, будто они были у меня перед носом! Содрогаясь от отвращения и ужаса, а повернулся и побежал прочь. Костяной ангел устремился за мной.
Я долго бежал, задыхаясь, по каким-то темным коридорам и переходам, едва различая дорогу. А летучая тварь настигала меня, костяной шелест крыльев слышался все ближе и ближе. Наконец я увидел все и выбежал в зал ожидания. Здание вокзала изменилось. Теперь оно больше походило на турнирный зал рыцарского замка. Исчезли кассы, киоски и банкоматы, а вместо деревянных скамеечек пол покрывали каменные обломки. Вдоль стен висели турнирные щиты и факелы в держателях, подле колонн галереи у выходов на платформы появились рыцарские доспехи с алебардами и мечами. Мой преследователь влетел в зал, в руке его сверкнула шпага. Я бросился к одному из рыцарей и вырвал из его железной руки меч. Мы начали отчаянно драться. Крылатый имел на голове шлем, точнее выпуклую зеркальную маску на подобии тех, какие носят спортсмены-фехтовальщики. Я видел в отражении сове искаженное вытянутое лицо, и пару раз меня посетила шизофреническая мысль, что я дерусь с самим собой.
Я не должен был победить. В кошмарных снах так не бывает. В какой-то момент я уже умолял моего противника поскорее прикончить меня чтобы этот дурацкий сон наконец закончился. Но вдруг неожиданно я сделал удачный выпад и пронзил своего врага насквозь. Он не издал ни звука, обмяк и начал оседать вниз. Мертвая тяжесть трупа вырвала рукоять меча из моей руки. Рвотный спазм сжал мое горло, я упал на колени, согнулся, и меня вырвало.
Когда я выпрямился, о с изумлением обнаружил себя в здании железнодорожного вокзала. Переход из сна к яви произошел совершенно незаметно для меня. У моих колен растекалась лужа вонючей блевотины. Я повернул голову и едва не потерял сознание. В метре от меня между скамейками лежал труп убитого мною во сне монстра. Он был точно такой же, только костяные крылья исчезли. Лужа темной крови растекалась под ним. А над ним, на скамейке беспокойно ерзал во сне тучный старик, облокотившийся на свой пузатый чемодан. я услышал шаги позади себя. В мою сторону направлялся патруль. Появление злых от недосыпа патрульных не сулило мне ничего хорошего. Я с надеждой посмотрел на пространство между скамьями. Труп был на месте. В зеркальной маске отражались мои ботинки. Я зажмурился и резко открыл глаза. Затем похлопал себя по щекам, надавил пальцем на глазное яблоко - всё без толку. Труп был безнадежно реален. И я был причиной его появления. Нужно было что-то немедленно предпринять. С трудом мне удалось подняться на подгибающихся ногах. Я выпрямился и пошел к выходу, стараясь не спешить чтобы патруль не заподозрил неладное.
За дверью вокзала лежала тьма. Не было видно ни фонарей, ни огней автомобилей, ничего. Было очень тихо. Никаких городских звуков не долетало сюда. Я стоял на крыльце и смотрел вниз. Вместо трех невысоких ступенек вокзального крыльца передо мною открывался бесконечный спуск вниз. Я насчитал примерно полсотни ступеней, покрытых вечной пылью, дальше лестничный марш скрывался в клубах серого тумана. Делать было нечего, я начал спускаться вниз.