Время на все есть: свой час для беседы, свой час для покоя.
Гомер
- Это что теперь, правило хорошего тона - третировать моих друзей?! Если не уважаете ни их, ни меня, то хоть бы из вежливости этого не показывали!
Дверь в комнату демонстративно захлопнулась. Родители с недоумением посмотрели вслед дочери, потом - друг на друга.
Алексей Иванович выглядел немного смущенным: это он позволил себе отпустить шуточку насчет Катиной подружки, пришедшей чуть ли не с утра и ушедшей только что, в двенадцатом часу ночи. Не зубоскал Алешка, его старший сын, в устах которого уместен любой прикол, - а он, серьезный солидный папа! Но ведь Ада ничего не слышала, что же так сердиться...
Алешка деловито предложил:
- Забей, пап. Это всё дамские нервы.
Но родители были явно обижены: уж где-где, а в семье Перехватовых к приятелям детей всегда относились лояльно и никогда не ставили ни дочери, ни сыну условия - с кем дружить, а с кем нет. Несмотря на то что эта Ада, например, всегда вызывала сомнения! Вечно праздная, занятая непонятно чем - то музицированием, то сочинением бесконечных печальных стихов, то писанием больших непонятных картин - а в школе вечные тройки, и вот тоже не поступила никуда!
- Нервы у всех на взводе, по-моему! - звучным преподавательским голосом возразила мама, Вера Васильевна. И так же, как она всегда комментировала телепередачи и фильмы - "Это он нарочно сказал!", "Осторожно, крадется сзади!" - озвучила то, что и так было ясно: - Вы прекрасно понимаете, что дело совсем не в этом! Два года готовиться - и такой удар по самолюбию! Еще и Света сегодня ей звонила - она в наш институт поступила, на экономику - спрашивала, как дела. Я уж не слышала, что Катюшка ей отвечала...
- Ну, провалилась и провалилась - дело житейское, - подал голос Алешка. - Иняз не ПТУ, туда всегда было круто попасть. Что теперь, всем на цыпочках ходить и говорить замогильными голосами? Это же не повод вешаться или открывать клуб неудачников на пару с Адой!
- Ч-ш-ш! - в два голоса зашипели на него папа и мама, выразительно указывая на Катькину дверь.
И чего она взбесилась, как начинающий тинэйджер? Проорала какие-то глупости... Несолидно, в семнадцать-то лет! Катя прислушалась к голосам родителей и брата.
Ее обсуждают - вот что противно! Ни о чем другом не могут говорить... Конечно! Перехватовы вечно на пьедестале, все в наградах и грамотах за доблестный труд и успешную учебу - и тут младшенькая, паршивая овца, весь пьедестал испортила. Всех разочаровала, всех опозорила! Поди, по городу слухи уже поползли.
Ладно, знакомые и незнакомые пошушукаются и забудут, а вот у нее впереди - целый год потерянного времени! И виновата в этом только она! Выброшенный из жизни год! Они с Адой проговорили с утра до ночи - а толку чуть, все равно теперь ничего не изменишь.
Катя еще раз прислушалась - вроде все разошлись спать.
Заснуть бы поскорей, а потом проснуться, как после дурного сна! Нет, похоже, опять придется ворочаться с боку на бок...
Раньше в таких случаях вина возлагалась на часы - старинные настенные часы с маятником, которым давно перевалило за сто лет, и которые давно уже никто не брался ни чинить, ни чистить. Но они намеревались жить вечно и громким тиканьем мешали спать, куда бы их ни перевешивали - в холл, в кухню... Мама называла их папиным приданым - Алексею Ивановичу завещала эти часы его тетка, такая древняя, что никто ее не видел, кроме него. От нее остались только громкие часы и имя - Катерина, но поскольку так звали и обеих Катиных бабушек, на долю древней тетки приходилось совсем мало родственной связи.
А часы все-таки взяли и остановились. Недавно, на днях. Прямо неприятный символ какой-то! А во всех мастерских говорят: антиквариатом не занимаемся.
Катя перевернула подушку на прохладную сторону. Тишина, в которой не было привычного тиканья, раздражала еще больше, до такой степени, что тиканье стало мерещиться.
По стенам крались ночные тени - призраки кленов, стоящих во дворе, привычно заползали в комнату и сплетались с рисунком на голубых обоях...
В голубой далекой спаленке
Твой ребенок опочил.
Тихо вылез карлик маленький
И часы остановил.
В детстве эти нежные блоковские стихи приводили ее в животный ужас. Карлик был жутким, он задумал что-то недоброе и поэтому остановил часы - сейчас он в полной, зловещей тишине подберется к ребенку!..
Катю подбросило на постели: карлик! он! Это он остановил часы, отмеряющие минуты их благополучия, хранящие непрерывность времени - от тетушкиной старины до теперешних дней!
А поняв, что, значит, все-таки спала, если привиделся кошмар с карликом, она опять провалилась уже в настоящий кошмар, который приключился наяву: позор, тревога, неизвестность... Мысли, невеселые и днем, ночью были просто безысходны. Катя знала, что нельзя им поддаваться, что утро мудренее, что надо их чем-то забить - вспомнить что-нибудь отрезвляюще-будничное, что сразу вернет ее из мистического ночного измерения. Лихорадочно попыталась подставить на место мерзкого карлика веселого гнома, твердящего "вы только мойте уши", - но тот не превращался! Что-то не переключалось, она продолжала тонуть в вязком ночном ужасе.
"Переключиться надо на дело, и чем скорее, тем лучше", - услышала она здравомыслящий голос папы - это он тогда подытожил разговор, в котором Катя не участвовала.
"С неудач - на дело! Не время упиваться обидами".
Глава 2
С каждой новой минутой начинается для нас новая жизнь.
Д.К. Джером
Дело оказалось знакомым - Катя еще прошлым летом, после десятого класса окончила компьютерные курсы и с набором текстов справлялась неплохо. А в городской коммерческой газете как раз искали наборщицу. Катя узнала об этом из самой газеты, которую бесплатно раскладывали по всем почтовым ящикам, и позвонила туда сразу, экспромтом, ни с кем не посоветовавшись. Наверное, потому, что знала владелицу "Вестей" - это была Ирина Голубева, ее бывшая учительница музыки, - и относилась к ней с прежним детским доверием. Не так страшно будет услышать, что никого уже не надо, или что не надо именно ее, несовершеннолетнее пустое место.
Но трубку взяла сама Ирина, Катю узнала, обрадовалась, подтвердила, что рабочие руки нужны: ее единственный корреспондент Караваева уже не в силах разрываться и на заметки, и на набор объявлений - и чуть ли не в тот же день Катя оказалась на своем первом в жизни рабочем месте. Все произошло так спонтанно, что она не успела ни смутиться, ни заробеть, а мрачные переживания были бесследно сметены мощным шквалом энергии.
Шквалом этим была сама Голубева, которая проносилась в свой кабинет, где ее ждали посетители, потом на еще большей скорости, в элегантном деловом костюме, летела на совещание в городскую мэрию, после которого, уже в джинсах и резиновых сапогах, мчалась за город, на закладку какого-то нового предприятия. Следом за ней бежала бухгалтер с кипой документов, которые надо немедленно подписать, и еще несколько человек с неотложными вопросами. На полном ходу Ирина тормозила и, поворачиваясь к Кате, сидящей за компьютером и взирающей на все это с тревогой, говорила проникновенно:
- Не обращай внимания, у нас всегда так. Работай спокойно!
И Катя послушно склонялась к своим коротеньким текстам: куплю машину, продам квартиру, отдам котенка в хорошие руки.
Стопочка объявлений заметно уменьшилась, когда дверь по-хозяйски распахнула высокая краснощекая девица - Катя сразу поняла, что это Караваева. А та сразу поняла, что это обещанная ей подмога:
- Новенькая? Ура! Наконец-то! А я думала, меня тут гора этих гадких бумажонок дожидается. Ну, не царское это дело! Теперь буду только свои шедевральные материалы набирать! Пусти-ка меня за машину.
- Давай я наберу! - готовно предложила Катя - настоящая журналистская заметка, пожалуй, будет интереснее объявлений.
Но Караваева отказалась с коротким энергичным смешком:
- Черновики - у Пушкина. А я привыкла сразу набело работать. А комп у нас, как видишь, один. Давай-давай, передохни - иди к буху, чайку вмажьте. Слышишь, зовет.
Катя не решилась возражать, но сильно сомневалась, удобно ли в первый рабочий день распивать чаи, и о чем же разговаривать с бухгалтером. Но оказалось, что разговаривать совсем не надо - та все время говорила сама, была этим очень довольна, назвала новенькую приятной собеседницей и напоследок попросила сбегать в типографию, занести какие-то бумажки, а какие-то забрать.
Типография была в этом же здании, крылечко рядом, и Катя бежала туда окрыленная: как же всё здорово, всё у нее получается, и все коллеги ей рады, и все они такие славные!
- Никого нет. Все на обеде. - Молодой человек, загородивший дверь, сказал это так мрачно, почти враждебно, что лучезарная Катя опешила и сразу погасла.
- А когда можно зайти? - пробормотала она, еще не веря, что рады ей могут быть не все.
Никогда - красноречиво говорил вид неприветливого служащего, хотя на самом деле он назвал часы работы. Катя начала было спрашивать, нельзя ли ей хотя бы оставить документы - но дверь захлопнулась. Пришлось признать поражение: она не справилась с примитивным курьерским поручением - и плестись назад к бухгалтеру.
Караваева, увидев ее обескураженное лицо, догадалась:
- Выперли? Мрачный тип такой? Молодой? Высокий, брюнет? - И радостно заключила: - Не обращай внимания, это Вини - он придурок.
Катя подумала, что такой совет слышит уже второй раз, и поскольку у Голубевой он сопровождался предложением спокойно работать, она села за освободившийся компьютер и принялась за свои объявления.
А Кира Караваева продолжала сообщать, что субъект из типографии - ее сосед, вечно нелюдимый и злой, с ним даже во дворе никто не играл, он туда никогда и не выходил. А этим летом провалился на экзаменах в какой-то московский вуз - и неудивительно, он из такой семейки... Она запнулась: мамаша - "прости, господи", вместо папаши - аист, вместо квартиры - нора, даже телевизора нет. Как они там живут, непонятно. Как его в такую приличную типографию взяли - тоже непонятно, он там ксерокс делает - наверное, уже всех посетителей распугал...
- Я сама туда в следующий раз пойду, - пообещала Катина коллега, завершая рассказ, - поучу манерам-то! Попробует у меня повыпендриваться!
К ним заглянула Голубева убедиться, что работа кипит, - торжественный кирпич был заложен, и теперь предстояла встреча со знаменитым гитаристом, местным уроженцем, заехавшим сюда на считанные часы, - она опять спешила и бросила Кате на ходу:
- Да, а деньги у нас получают пятого и двадцатого!
- Информация, с которой надо начинать, - заметила Караваева.
А Катя вдруг вспомнила лицо нелюдимца: неподвижные глаза, застывшие словно от смертельной усталости или большого горя, - такого она еще не встречала.
Сомов опять проспал. А, впрочем, что тут противоестественного? Мысль, что человеку необходимо для сна восемь часов, может, и справедлива, но пока каждый ест, сколько требуется именно ему, болеет собственным насморком и спит столько, сколько положено ему, а не абстрактному среднему человеку. Сомову положено спать часов одиннадцать-двенадцать. Окончательно проснувшись, он мысленно вскочил, лихорадочно оделся, заметался по комнате, собирая конспекты и книжки. На это ушли остатки сил, и Сомов даже застонал, лежа в кровати.
Иногда по утрам он с ленцой думал: вот уж завтра-то я возьмусь за ум, займусь чем-нибудь путным... Это у него называлось думать о завтрашнем дне. Сегодня не хотелось и этого. В конце концов, учебный год только начался, можно и пропустить первую пару.
Родителей, кажется, уже нет. Сомов оживился. Теперь можно подумать, чем заполнить день. Например, включить магнитофон погромче и открыть балконную дверь.
Он всегда выманивал музыкой девицу, живущую напротив, - их дом был в виде буквы "П". Девица выходила на свой балкон, слушала, а Сомов пытался ее разглядеть. Они здесь поселились недавно, и он никого не знал. Лица было не видать, потому что она все время смотрела вниз, ног тоже, а розы на ее домашнем халатике были почему-то бледно-зеленого цвета и напоминали капусту. Длинные каштановые волосы свешивались через перила. Этим ограничивались наблюдения Сомова.
Сегодня девица не высовывалась. Сомов увеличил громкость.
Некогда он и сам пробовал музицировать, приобрел гитару, но увлечение это мало-помалу прошло. Во время какого-то праздника в гитару накидали обломков печенья, конфет. И когда через некоторое время один из гостей захотел поиграть и ударил по струнам, из гитары выскочило штук шесть огромных тараканов. После этого Сомов затолкал инструмент в кладовку и не вспоминал о нем.
Когда он, прихлебывая кофе, еще раз выглянул с балкона, его девица при параде уже неслась по двору. Да так быстро - опять ничего не разглядеть! И куда спешить в такую рань?
Глава 3
Раньше была интеллигенция, теперь - тусовка.
Михаил Задорнов
- Тебя что, и по выходным работать гоняют? - удивился Алешка.
- Сегодня же День музыки, в ДК концерт. - Катя не удержалась и напомнила: - А сам-то еще и радовался, когда гоняли!
Брат год назад тоже работал у Голубевой, но напоминаний об этом не любил и тут же отстал.
В дверь позвонила Ада. Они теперь виделись только по выходным: после работы Катя усиленно занималась. А подруга от растерянности поступила в училище, хотя совершенно не собиралась становиться крановщицей. Трудно придумать что-то более неподходящее для Аделаиды Суворовой, хрупкой статуэточки, погруженной в сочинение философских сказок и стихов из многоярусных метафор!
На концерт она нарядилась, как всегда, затейливо, во множество кофточек, шарфиков, жилеточек, платочков. Все одежки без застежек, что-то подвязано пояском, что-то прицеплено булавкой - все в процессе, в полете - сразу видна творческая личность. Новая прическа напоминает бахрому, причудливо падающую на лицо и закрывающую то один глаз, то сразу оба.
Ада не пропускала ни одного музыкального вечера: у нее была куча знакомых и среди музыкантов, и среди бардов, и в театральной студии, и во всех хорах - и они с Катей всюду бывали вместе. Но сегодня Катя нервничала, потому что предстояло не просто провести время - Голубева, узнав, что она собирается во Дворец культуры, обрадовалась:
- Вот и хорошо, напишешь о концерте! А то всё я да я - а теперь свежий взгляд будет! Чего ты не умеешь? Сочинения в школе писала? В музыкальной школе училась? Любой грамотный человек в состоянии написать заметку "что-где-когда". А Караваева простыла, дома кашляет.
Так Катя и оказалась не в своих санях.
Они притормозили у остановки, соображая, не доехать ли на автобусе. Неужели без десяти минут начало? Может, часы спешат? Катя спросила у прохожего, сколько время, но печальный старичок в белой фуражке, погруженный в себя, прошел мимо, не оглянувшись.
- Я вот так всегда и представляла Хроноса, бога времени! - зашептала ей Ада. - Глухой старик, уходящий вперед: его просят подождать - а он не слышит, его умоляют - а он не останавливается!
Катя на мгновение удивилась, как же подруге удается в любой обстановке видеть все своим особым зрением. Ада и на уроке, и посреди контрольной могла вдруг передать записку с каким-нибудь открытием. А вот она может думать только о том, что они сейчас опоздают! А на самом концерте - что о нем придется что-то писать. Этим он был непоправимо испорчен, и Катя не получила удовольствие даже от прекрасных голосов: молодые музыканты учились в консерватории, стажировались за границей, кто-то уже работал в московских театрах - так что самодеятельный концерт был вполне профессиональным.
- Ничего, сейчас программку у кого-нибудь попросим, - утешала ее Ада. - Может, оттуда будет что перекатать.
Но у знакомых программки не оказалось, пришлось отправиться на поиски организаторов концерта. Катя и Ада, шагая по длинному коридору, толкали двери, но большинство их было заперто. Наконец одна распахнулась.
Вокруг длинного стола, покрытого бумажной скатертью, сидело несколько человек. Они глядели на девочек доброжелательно и немного иронично. Дама неопределенных лет, колоритная старуха с папиросой, пара бесцветных мужчин, еще кто-то за самоваром - и, должно быть, руководитель: когда он встал, то оказался невелик ростом, но за столом возвышался словно гигант, и царственно взирали его темные очки.
Катя потом диву давалась, как это они вошли так свободно, легко завели разговор... Она быстро поняла, что это - тот самый клуб творческой интеллигенции, о котором с энтузиазмом рассказывала мама. Когда-то в нем собирались инженеры из их научного института и процветали просветительские лекции, краеведческие и прочие культпоходы, обсуждения литературных новинок и собственного творчества, встречи с интересными людьми. Неужели он до сих пор существует?! Как это ему удалось уцелеть среди ночного бара, дискотеки, бильярда и боулинга, практически поглотивших ДК?
Но руководитель, Коневский, тут же сухо пояснил, что уровень теперешнего клуба на порядок выше. Здесь собирается творческая элита города - тончайшие критики, интеллектуальные гурманы, творцы совершенств. В этом заповеднике избранных они живут творчеством и общением друг с другом и, в общем-то, ни в ком не нуждаются. Девочек, однако, встретили приветливо, с интересом выслушали Адино стихотворение, пригласили к столу. Чаю, сушку...
Скоро Катя забыла и о программке, и о концерте, и о задании. Коневский был невероятно эффектен. Он обрушил на гостей шквал собственных стихов и суждений, задавил глобальностью познаний и сразил выводом: мы, русские, не знаем ни своей литературы, ни истории, и наш долг - восполнить этот пробел. В клубе как раз задумана интереснейшая программа изучения литературы и истории России, и если девушки хотят присоединиться... Ада слушала из своего обычного далека, а Катя подавленно соглашалась, осознавая все величие миссии, которую возлагал на них Коневский.
- Мы будем изучать Русь!
Все смотрели на него благоговейно.
- Вы знаете, как в Древней Руси назывался конь? Фа-арес! Вслушайтесь-ка, каково?! А медведь?! Арку-уда! - он вкусно тянул, его сочный плотоядный рот в обрамлении бороды обсасывал, смакуя и причмокивая, каждое слово.
Вот оно где! Поначалу взор притягивала сияющая лысина, но нет - магнетическая сила заключалась в нижней части лица, в бороде! Ибо глаза, как все-таки удалось разгадать, были маленькие, кроличьи, и их маскировали роскошными очками.
- Арку-уда!
Гостьи были сломлены и уже не ждали, чем же дальше восполнить пробел.
- Кажется, мы здесь больше узнаем, чем в школе за десять лет, - шептала Ада, и Катя кивала:
- Да, повезло!
А на другом конце стола, заслоненный самоваром, сидел тот самый мрачный тип из типографии. Только теперь он был совсем не мрачный. И взгляд, все такой же тяжелый, исподлобья, - скорее умный и сосредоточенный, чем угрюмый.
Они оказались ровесниками, мало того - товарищами по несчастью. Он поступал в юридический и с громким треском провалился на истории. Пришлось идти работать и опять начинать готовиться. Сюда, в клуб, он из-за истории и ходит.
Обо всем этом Катя узнала от самого Игоря. В ее горе не было ничего уникального или позорного, об этом спокойно говорили вслух. Отчего же стало легче - не оттого ведь, что еще кому-то не повезло!
Они втроем шли по улице, и уже давно дошли до Катиного дома, и уже несколько раз обошли его кругом. Ада слегка приотстала, как всегда, думая о своем, - Катя о ней совершенно забыла. Она засыпала вопросами нового знакомца, обо всем вперемешку - о Коневском, о клубе, о вступительных экзаменах, о подготовительных курсах - а он отвечал, что за курсы дерут невозможные деньги, и он готовится сам. Это вызвало еще больше вопросов, и пришлось идти вокруг дома в четвертый раз.
Бывший нелюдимец отвечал готовно и обстоятельно, сам же ни о чем не расспрашивал и только иногда замолкал, обращая на Катю вопросительный взгляд, - чтобы она выразилась понятнее - чтобы он мог ответить точнее. А та, убедившись, что на сей раз дверь перед ее носом не захлопнется, не удержалась:
- А почему Кира Караваева называет тебя Вини? - и тут же прикусила язык: мало ли кто кого как называет! - но ответ и тут прозвучал, правда, через паузу:
- У меня такое прозвище было во дворе. Моя фамилия - Виниченков.
Катя припомнила караваевские слова о том, что во дворе он не пользовался популярностью, - прозвище, скорее всего, было кличкой и звучало обидно - и быстро загладила неловкость:
- А мне нравится! Прикольно, по-виннипуховски. Игорей много, а Вини - ты один.
- Я, может, уже домой пойду? - раздался полусонный голосок Ады, и оба изумились: как, она здесь?!
Глава 4
Есть время работать, и есть время любить.
Никакого другого времени не остается.
Коко Шанель
Вини даже не спросил у Кати телефон, хотя она пообещала ему поискать один из томов Карамзина, - но на следующий день сам зашел в редакцию - за номером заказа.
- Ну, как я его отпинала? Шелковый! - самодовольно заявила Караваева - и Катя ответила ей вежливой рассеянной улыбкой.
Но Вини продолжал появляться и на их крылечке, и в офисе. Он молча отдавал и забирал бумажки, молча ждал, пока бухгалтер поставит печать или поговорит по телефону, - но стоило Кате задать ему какой-нибудь вопрос, как он тут же охотно отвечал и выжидательно смотрел: может, еще что-нибудь скажет? Ее это совершенно обезоруживало, а коллег развлекало.
- Тебя можно уже на интервью посылать, - хохмила Караваева, - ты мертвого разговоришь!
- Кого? - на бегу поинтересовалась Голубева и, услышав фырканье: "Катерина приручила соседского ежа!" и увидев вытянутое лицо Кати, остановилась. Произнесла официальным голосом, обращаясь только к Караваевой: - Девочки! Попрошу вас исключительно корректно относиться ко всем нашим партнерам, в том числе из типографии! Мы работаем в одном здании - и прежде всего вам самим станет неловко, если услышат ваши неуместные шуточки!
Кирины щеки, и без того румяные, стали пунцовыми: она сегодня якобы по Катькиной просьбе послала Вини в кафе "Забавушка" за пирожками - и ей, и бухгалтеру не хотелось вылезать на дождик. Катька и не знает, она на обед домой уходила... А чего такого - никто же не обиделся, видно же было, что чудаку это в радость!
- А хочешь - у меня сегодня блинчики со сгущенкой, получше этих пирожков. Я тут совсем рядом живу.
Катя смешалась - молчун впервые сказал самостоятельно такую длинную речь. Ходить по гостям без повода вроде дня рождения было непривычно, к тому же ее собственный дом - за углом, а дома - мамин обед...
- А может, лучше добежим до "Забавушки", - начала она, но, заметив стремительно мертвеющий взгляд, тут же круто поменяла решение: - А впрочем... А это удобно? Я не помешаю?
Взгляд тут же начал проясняться.
Дом Вини оказался действительно рядом - но в совершенно иной жизни, где Катя никогда не была.
Во дворе вместо ярких пластиковых горок и лесенок - ржавый металлолом, когда-то бывший детской площадкой, скамеечки у подъездов - хромые и поломанные, кусты - нестриженные. В самом подъезде никогда не бывало не только ремонта, но и уборки - зато были кошки, и в большом количестве.
Катя с удивлением рассматривала дощатые полы, старые шкафы по углам, набитые рухлядью, ящики с картошкой, разбитую лампочку, и сообразила: трущобы. Здесь, почти в центре города! Нет, Кира говорила - нора. Что ж, Караваева бесцеремонна, но точна.
Пока Вини отпирал дверь, Катя воображала, что за ней предстанет что-то подобное, полутемное, заваленное хламом, - и диву давалась, как это ее сюда занесло. В трущобы - на блины! Побоялась мальчика обидеть! А впрочем, чего она опасается - что мальчик, читающий Карамзина, вытащит нож из-за голенища? На всякий случай оглянулась - в трех шагах открытая дверь подъезда...
Квартирка оказалась крошечной и совершенно пустой. Она просматривалась вся с порога, вместе с кухней. В ней не было не только воображаемого хлама, но и мебели. Катя повертела головой, но вешалки не увидела. Вини забрал ее курточку и предупредил:
- Не разувайся.
Тапочек тоже не было.
В комнате стояла тахта, а на кухне - стол и одна табуретка. Катя легко вспрыгнула на подоконник:
- Мое любимое место в доме! - и напряженное лицо Вини стало спокойнее - он увидел, что гостья не притворяется. Тем не менее начал предлагать более удобную табуретку и, не уговорив, заключил:
- Тогда есть будешь вилкой. Вилка у меня тоже одна.
Катя решила, что он шутит, и пригрозила ревизией, но тут же убедилась, что тайников здесь нет. И в этом доме действительно одна ложка и одна вилка.
- Значит, мыть практически нечего! - восхитилась Катя - дома почему-то всегда была ее очередь мыть посуду.
А блинчики оказались по-настоящему вкусными! Они сразу сгладили неприятное впечатление от трущоб. Почему все стесняются признать, что путь к сердцу женщины лежит тоже через желудок? А когда Вини обмолвился, что готовил сам, Катя была окончательно сражена.
- Когда это ты успел научиться? - Школьные уроки домоводства были для нее многолетним мучением - и кройка с шитьем, и кулинария.
Вини показал пакет с блинной мукой - там был напечатан рецепт. Такие есть на всех пакетах и коробках с продуктами. Вот по ним он и учился, и до сих пор благодарен неведомым писателям рецептов. Хотя тут важнее руку набить - вначале, когда он был совсем мелким, получалась такая дрянь.
Катя хотела спросить, какая необходимость мелкому мальчишке набивать руку, готовя себе еду, - что, у него мама - космонавт? Но тут же передумала. На кухне не было того, без чего вообще не бывает кухни, - холодильника. А в комнате не видно даже шкафа для одежды: ее курточку Вини повесил просто на открытую дверь. Похоже, не было и одежды. Может, и мамы никакой не было. Лучше вопросами не увлекаться. Сам пусть расскажет, что сочтет нужным, раз в гости пригласил. А вот книжки на том подоконнике - этим поинтересоваться прилично!
Но, проходя в комнату и еще раз обведя ее взглядом, Катя не удержалась:
- Так у вас в самом деле нет телевизора?
И покраснела не хуже Караваевой. Показать этим "в самом деле", что она выслушала все жирные сплетни, которыми ее угощали, - просто выплеснуть их в лицо гостеприимному хозяину! Спасибо за блины!
Но Вини как ни в чем не бывало покрутил старенькое радио:
- А вот - бывают неплохие передачи. Оно у меня еще вместо часов - я вообще-то без будильника встаю, а по радио время проверяю...
И Катя, усиленно закивав, начала рассказывать, что ее редактор, Голубева, долгое время принципиально не имела телевизора - такая она чудачка, и только заведя свою газету, решила и телевизор завести - из солидарности, как представитель СМИ. А до тех пор ее муж смотреть футбол к соседям бегал...
Вини внимательно слушал, улыбаясь одними глазами, а когда она замолчала, сказал:
- А завтра я приглашаю тебя на курицу. Будет вкусно. А для подъезда у меня есть фонарик, только я его сегодня забыл.
- Почему так поздно?
Катя по привычке взглянула на старинные часы - они по-прежнему стояли.
- Ах да! - оживилась она. - Я же нашла часовщика, который их посмотрит!
Сегодня Голубева попросила ее сделать материал с директором фирмы "Чудесные рамы" - тот хотел напомнить жителям города через газету, что еще не поздно утеплиться перед зимой, которая по прогнозам опять будет суровой. Давно прошли те времена, когда подобные задания казались Кате чужими санями - и те, когда она вымучивала свою первую беспомощную заметку о концерте, - хотя прошло всего две недели. Ей постоянно поручали то написать новостишку в три строчки, то взять информацию по телефону, то сбегать куда-нибудь с фотоаппаратом - и она даже начинала входить во вкус, уже с удовольствием отрываясь от компьютера и объявлений.
Правда, материалы с важными дядьками - руководителями предприятий всегда делала сама Голубева, в крайнем случае - Кира, но сейчас обе были заняты, и Ирина предложила Кате переместиться в свой кабинет, чтобы выглядеть представительней. А поймав ее взгляд на совершенно прозрачные настольные часы - скопище движущихся шестеренок - пояснила: "Питаются воздухом. Нет, правда - они работают от колебания температуры. Изменения на один градус хватает на два дня! Подобные вещи символизируют достаток, ум, честь и совесть хозяина кабинета. Не ударим в грязь лицом перед "Рамами"!" А когда Катя вспомнила об их усопшем антиквариате, Голубева вспомнила о знакомом часовщике-любителе.
Но родителей это известие совершенно не обрадовало, и они потребовали не увиливать от ответа.
- У тебя на руке часы. Ты что, на них не смотришь? Ты видишь, что одиннадцатый час?
- Десять, - машинально поправила Катя, взглянув на часы, - но мама возмутилась еще больше:
- А ты замечаешь, что постоянно возвращаешься не раньше десяти? Это что, по-твоему, нормально?
- По-моему - детское время, - пожала плечами Катя, поняв, что отдыха в уютной домашней обстановке не предвидится, а предвидится скандал. Точно, папа подал голос:
- Дочка, ты раньше по вечерам постоянно занималась. Что, стало меньше заданий на курсах? Или ты считаешь, что уже подготовилась? Или эта работа отнимает столько времени?
- Тогда давай найдем что-то другое! - подхватила мама. - Мы думали, что работа тебя как раз дисциплинирует, а ты даже обедать перестала! Даже с собакой совсем не гуляешь! - Пудель Арчи, понимая момент, нерешительно поднял глаза на хозяйку, а подбегать не стал. - Нельзя же так увлекаться! Нельзя путать главное и не главное! Не забывай, что для тебя это только перевалочный пункт перед учебой. И еще этот клуб, или салон, как его там! Два вечера в неделю! Ты слишком много сил и времени расходуешь не на дело!
Катя слушала, восстанавливая в памяти сегодняшний вечер. Да, до семи она просидела на работе - хотелось добить интервью с "Рамами", и, кажется, неплохо получилось! Первый серьезный материал! Но говорить об этом бессмысленно - здесь не оценят. Это в "Вестях" ее принимают всерьез, это там она - ответственный человек, на которого рассчитывают, на которого всегда могут положиться. Там нагружают без всяких скидок на возраст, зато и относятся как к равной.
А дома на нее продолжают смотреть, как на школьницу. Когда Катя получила первую зарплату - совсем не игрушечную! - и спросила маму, не внести ли ей свою долю в расходы на хозяйство, то получила снисходительный отказ. Ну разумеется, Катюшка - молодец, что сама зарабатывает карманные деньги!
Конечно, родители иногда вскользь интересовались, как у нее дела на работе, но не всегда слушали ответы. Катя хорошо помнила, как надоедал брат Алешка рассказами о собственных успехах, - когда работал у той же Голубевой - и решила, что этого не стоит повторять.
После работы они с Вини забежали в библиотеку, а потом действительно были в клубе у Коневского - там сегодня рассказывали о евразийских идеях Льва Гумилева, было интересно. И Ада читала свои новые стихи - этого вообще нельзя пропустить, она всегда так волнуется, надо же поддержать человека...
Но все это тоже в разряде пустяков, на которые жалко тратить время.
И что теперь? Пускаться в объяснения, пытаться убедить? Но ведь все, что она может сказать, уже отвергнуто заранее, а она только разгорячится, расстроится, и опять будет выглядеть как вспыльчивый недоросль, воюющий из-за детских интересов. И усталость дает о себе знать. В ванну бы и спать...
Что они хотели бы услышать? Что для них главное? Конечно, не она, а ее учеба. Катя удивилась, как же все просто, и ровным голосом проговорила, уже стоя на пороге своей комнаты:
- Пожалуйста, не беспокойтесь. У меня хватит и сил, и времени. Учеба не пострадает. Я успеваю сделать весь объем за воскресенье и в электричке, пока еду на занятия туда и обратно. Можете позвонить на курсы и узнать мой рейтинг за сентябрь и октябрь. Вам скажут, что он достаточно высокий. Спокойной ночи, мне рано вставать.
Родители растерянно смотрели на закрывшуюся дверь. Они приготовились к жаркой борьбе, к спорам, возражениям...
Из своей комнаты выглянул Алексей и, с сожалением взглянув на них, негромко проговорил:
- А вы ведь шелестите не по теме. Вам не кажется, что Катька влюбилась?
Глава 5
Время все по местам расставит.
Ждать только долго.
Майя Плисецкая
Сегодня был домашний день.
После трех обедов Катя решительно заявила, что не позволит себе сидеть у Вини на шее, как бы это ни было вкусно, и постановила: один день пусть будет домашний, а на следующий они обедают в кафе, в "Забавушке" или "Трех пескарях". Хоть она не блещет кулинарными способностями, но в меню разбираться умеет - накормит так накормит! Иногда, если в "Вестях" горел выпуск, толком пообедать вообще не удавалось - тогда Вини бегал за пирожками - но все уже привыкли к тому, что Катя Перехватова всегда проводит перерыв со своим кавалером.
А они оба скоро поняли, что лучше всего им в "норе", которая вначале так неприятно удивила Катю, - в тишине, без посторонних взглядов, без шумного общества Караваевой. Здесь, на своей территории, Вини как будто отогревался, опускал колючки, начинал свободно разговаривать и даже смеяться - оказалось, что с чувством юмора у него все в порядке, и Катя уже не боялась задеть его неловкой шуткой.
Уже как будто ждал ее гостеприимный кухонный подоконник. Уже завелись вторая ложка и вторая вилка - одноразовые, из "Доширака". Сегодня тоже придется хлебать быструю лапшу - Вини ничего не успел приготовить, накануне они допоздна просидели в интернет-кафе.
Катя видела, как она ему нужна - Вини ждал ее, как бы она ни задерживалась на работе, и когда возвращалась с курсов на поздней электричке - и это уже не казалось забавным и не просто льстило самолюбию. Она поняла, как же ей самой не хватало именно этого - быть кому-то настолько нужной.
Она любила наблюдать, как при виде ее лицо друга на глазах светлеет, проясняется, расправляются сомкнутые брови - и проступает выражение, которое сам он вряд ли за собой замечает, - немного удивленной радости и почти детской доверчивости. И точно так же он продолжает смотреть и на людей, и на все вокруг - вместо того мрачного, угрюмого взгляда, к которому все привыкли! И это - ее заслуга! Она умеет расколдовать своего заколдованного принца волшебнее, чем в сказке, даже не поцелуем - просто взглядом и улыбкой!
Хотя они были знакомы уже месяц, многое продолжало озадачивать. Даже такой пустяк - как ему удается прилично выглядеть, не имея практически никаких вещей, и оставаться чистеньким и аккуратным, пробираясь по этому трущобному коридору, где она один раз зацепилась колготками за ящик, а потом еще встала в какую-то гадость. И по большому счету - почему он не оказался в дворовой компании ровесников с дебильными физиономиями и уголовными рожами, хотя, похоже, его никто никогда не воспитывал и не направлял? Вопросы копились, но Катя не решалась их задать.
А Вини и сам, без вопросов, потихоньку обо многом рассказывал. Например, как прожить на деньги, немногим большие, чем Перехватовы тратили на корм и стрижку пуделя. Или как сварить приличный суп из бульона от пельменей. "Ты бы мог открыть школу выживания, - серьезно говорила Катя, - или бестселлер написать - как выжить в городе без денег". И тут же сталкивалась с его невозможной наивностью: Вини продолжал считать, что поступит в московский вуз без денег, знакомств, репетиторов и даже подготовительных курсов. Именно это упорство, пожалуй, и вызывало восхищение, но с этим надо было что-то делать!
"Ты что, медалист? Круглый отличник? Ты всегда такой отчаянный?" Вини кивал: "Ну да. Иначе позвал бы я тебя в гости? Было десять шансов против одного, что ты сбежишь еще на подступах к подъезду".
Нет, она ему действительно нужна, или он и дальше будет шлепать ксерокопии! Конечно, Вини проявляет чудеса экономии, извлекая бесплатные знания откуда угодно - из библиотеки, из умных голов в клубе Коневского - но на этом чудесам пора кончаться.
И Катя убедила его выкроить средства на курсы выходного дня, подобные тем, на которые сама ездит по субботам, и они сидели в Интернете, выбирая что-то и доступное, и достойное. Вини оказался не силен в компьютерной грамоте - школьных уроков явно было маловато, и Катя, заметив еще и этот пробел, начала его натаскивать. Причем дома это оказалось невозможно: когда они просидели один вечер за Алешкиным компьютером, у родителей были такие глаза и голоса, они так ненатурально и тревожно здоровались и прощались с гостем, что Катя решила - в интернет-кафе будет спокойнее. Вот и проторчали вчера до одиннадцати, и все магазины были уже закрыты...
А сегодня - домашний день, и предстояло еще раз на свежую голову проанализировать информацию, намытую вчера.
Но когда они с "Дошираками" подходили к "норе", точнее, к их тихой уютной норке, из-за двери раздались голоса - если не сказать крики.
Дверь оказалась не заперта. Не успела Катя поднять вопросительный взгляд на Вини, как из комнаты в кухню пролетела донельзя раздраженная дама:
- И где этот чертов утюг!
За ней просеменил растерянный мужчина под пятьдесят, помятый и стоптанный, остановился, заметив вошедших, заморгал.
Вини замер с каменным лицом.
- Игорь! - налетела на него неизвестная женщина без всякого приветствия. - Куда делся утюг? Я два часа по дому бегаю! Куда ты его дел? - Моложавая, продуманно одетая, она была бы привлекательной, если бы не растрепавшиеся волосы и нервная гримаса.
Пиковая дама из карточной колоды, подумала Катя. Еще подумалось, что к старости ее горделиво-неодобряющий взгляд станет подозрительным и зловещим. А пока любой жест был уверенным жестом эффектной женщины, и она продолжала по-хозяйски рыскать по квартире.
Вини не произнес ни слова и не двинулся с места. Катя не знала, куда деваться.
- Игорек! На обед пришел, наверное? - засуетился помятый дядька и поспешил за дамой: - Слушай, может, пойдем, а? Мальчик пришел на обед, ему поесть надо... И потом, он не один, а с девочкой - пойдем, неудобно!
- Не смей мне указывать! - так и взвилась женщина. - Я у себя дома! Игорь, где нормальная чашка сервизная? Глотка воды не из чего отпить! А о девочках ему вообще нечего думать! Знаю я, как могут испоганить жизнь эти романы! Если бы я тогда с тобой не связалась...
Катя попятилась к двери. Но тут Вини отмерз от косяка, сделал шаг на кухню и как-то сразу всю ее занял собой, потеснив пришельцев к выходу.
- Ну-ка, дайте спокойно поесть, - отчетливо произнес он, пропуская Катю к столу и с грохотом ставя на плиту чайник. - Утюг сгорел еще летом, забыла? А сервиз ты продала в прошлом году. Пей из-под крана.
Дама со спутником пулей вылетели из кухни. Катя широко раскрытыми глазами взирала на происходящее: перед ней снова был прежний Вини - брови сдвинуты в почти сплошную линию, взгляд мрачный - даже не еж, а дикобраз.
А из комнаты доносились обрывки криков:
- Ты какая, к черту, мать! Допускаешь, чтобы он жил на этой помойке!
- А ты чужой дядя? Появился, блин! Кто звал-то! Он уже взрослый и сам за себя отвечает, без нянек!
- Он с двух лет у тебя был взрослый без нянек!
После чего дама вырвалась из квартиры, грохнув дверью, а дядька заторопился следом. Катя прошла в прихожую и придержала дверь, чтобы ее окончательно не сорвали с петель, и дядька исчез за ней с извинительными ужимками и почти реверансами.
Теперь она его узнала. Это был директор "Чудесных рам". Только не такой солидный и представительный, как в голубевском кабинете.
Игорь сосредоточенно, стараясь не плеснуть лишнего, заливал кипятком лапшу.
Домашний день был непоправимо испорчен.
Наконец-то он мог сидеть за столом с близким человеком, пить чай, обсуждать дела и знакомых, слушать музыку, просто болтать и смеяться - как все нормальные люди у себя дома! - чего в его жизни никогда не было! - и надо было им прийти и все испортить!
С матерью они никогда никакого чаю не пили. Неудачно побывав замужем, она раз за разом пыталась найти свое счастье, и их дом почти не покидали гости. Маленькому Вини полагалось сидеть на кухне тише воды ниже травы, и мать иной раз, угощая поклонника, забывала покормить сына. А то пропадала на несколько дней, и появлялась иногда с деньгами, а иногда - без денег. Тогда-то он и сделал великое открытие, обнаружив рецепты на пакетах с крупой и макаронами. Макароны на воде были поистине царским блюдом - когда они были.
Когда он подрос, мать переместила поиски счастья на территорию поклонников и почти совсем перестала появляться - и Игорь испытал облегчение и почти радость. Во дворе он предпочитал не показываться: там на лавочках вовсю смаковали похождения его мамаши, а в песочницах, сказочно приукрасив, повторяли то же самое. Впрочем, приличным детям вообще не разрешали разговаривать с мальчиком из плохой семьи, а мелкая шпана, чуя в нем белую ворону, в свое стадо тоже не принимала. Зато вся квартира принадлежала ему - пустая, а значит, безопасная.
Нельзя сказать, что Вини совсем не скучал по матери, - он тосковал по той идеальной маме, которая спохватится, придет, обнимет, накормит чем-нибудь вкусненьким - нет, это он ее угостит, а она приятно удивится! - и начнет рассказывать что-нибудь смешное, и может, они даже когда-нибудь купят телевизор и вместе сядут его смотреть... По той настоящей маме, которая, как постепенно стало ясно, никогда не придет.
Но у него появилась Катя! Это было необыкновенно, как подарок. Такого он совсем не ожидал.
Когда Игорь понял, что никто не придет и его не осчастливит, он понял и то, что над другой, достойной жизнью, если он хочет в нее попасть, пора начинать работать уже сейчас. Выкарабкаться можно, только получив престижную профессию, и только в столице. А значит, надо сосредоточиться и не думать ни о чем другом. Впереди просматривались несколько лет, полных работы и только работы.
Но внезапно другой мир сам пришел к нему вместе с этой солнечной девочкой - как подтверждение, что он его достоин, как награда за все прошлые обиды!
Она как будто свалилась с неба, и обращалась прямо к нему - можно ли войти - войти в его жизнь! - а он так растерялся, что спрятался и захлопнул дверь. А потом с отчаянным, но внешне терпеливым упорством появлялся перед ней и ждал, что вот-вот выяснится - произошла ошибка, и его отправят прочь с привычными насмешками - так пусть уж лучше сразу!
Но этого не происходило, никто не смеялся, серые большие глаза глядели на него внимательно и серьезно, и он, до которого никому не было дела, вдруг должен был подробно рассказывать, о чем сейчас думает, что читает, какую слушает музыку, что любит на сладкое, как привык проводить выходные - Вини в эти дни говорил больше, чем за всю предыдущую жизнь. "Давай-давай, - подбадривала Катя, - у юриста язык должен быть хорошо подвешен, тренируйся!"
Мало того, что его делами интересовались - он вдруг почувствовал, что не один тащит свою неподъемную ношу. Катя приносила ему нужные книги и учебники; те, которых не оказывалось дома, добывала у друзей, а они начинали кивать ему на улице; даже в читальном зале ее знакомая библиотекарша, раньше подчеркнуто смотревшая сквозь Вини, теперь улыбалась ему и давала книжки домой. Архитектор, один из членов клуба Коневского, который, собственно, и читал там все лекции по истории, любезно предложил свои материалы - опять по Катиной просьбе, сам Игорь ни за что бы к нему не подошел. Катя заставила его залезть в Интернет, и он удивлялся, сколько полезного там накопал, - а ведь сам бы до сих пор считал, что ему это не по карману!
Но главное - у них были их домашние дни. Тихая норка сразу становилась веселой, Игорь с удовольствием наблюдал, как Катя удивляется новому стулу, специально для нее купленному - в ноябре на подоконнике не очень-то посидишь, и мохнатым тапкам в виде мишек - пол тоже холодный, и ее любимым конфетам к чаю, и чаю - тоже ее любимому.
Они замечали, что опаздывают на работу и теперь придется бежать вприпрыжку, хотя никаких великих дел не обсуждалось - наоборот.
"Слушай, а зачем тебе становиться юристом? - спрашивала Катя. - Ведь есть же Медведев, весь город к нему ходит, а ты что делать будешь?"
"Как что? Да на любом предприятии без юриста не обойтись. И вообще, Пал Палыч больше в Москве дела ведет".
"Ага, - оживлялась Катя, - значит, Медведева - в Москву насовсем, а ты - сидишь в шикарном офисе в центре города, лучше на "красной площади". И к тебе валом валит народ... допустим, бежит Голубева - на нее подали в суд за клевету..."
"За фотографию очередной свалки в каком-нибудь дворе", - подхватывал Игорь.
"Следом за ней - Коневский, - вдохновенно продолжала Катя, - украли самовар! А он служил стольким поколениям интеллигенции! И ты теперь должен представлять ее интересы во всяких инстанциях!"
"Но Медведева в Москву не будем выселять, - решил Игорь, - у него дети маленькие, что мы - звери? Я сам поеду в Москву, а он пускай разбирается с самоваром".
"Когда тебе ехать в Москву!" - Катя делала ужасные глаза.
"А что?"
"А революцию кто устраивать будет? В прошлом веке юристы обязательно делали революцию, и тебе надо - пусть маленькую, пока только у нас. Будешь местным президентом".