Аннотация: Предлагаю вашему вниманию лекцию Бориса Якеменко Концентрационный мир нацистской Германии. Лекция 13 «Мусульманин» в лагере
Концентрационный мир нацистской Германии
Лекция 13
"Мусульманин" в лагере
Добрый день, уважаемые коллеги. С вами Борис Якеменко. И сегодня мы с вами вновь встречаемся для того, чтобы продолжить наш цикл лекций о концлагерях нацистской Германии, или конц.мире нацистской Германии. Сегодня наша лекция будет посвящена очень важному и серьезному феномену - "мусульманину" в конц.мире, на рубеже миров. Что такое "мусульманин" в конц.мире? Это апофеоз заключенного. Это состояние, которое описывалось в лагерном жаргоне термином "мусульманин". Это человек, дошедший до крайней степени истощения, вес которого был от 25 до 40 кг при любом росте, внешне похожий на скелет и передвигавшийся с трудом. У этого человека стерты возрастные и половые признаки, и внутренне он находится в состоянии почти полного замирания психики. В таком человеке закрыто все человеческое. "Мусульмане" как явление существовали во всех нацистских концлагерях. Термин "мусульманин" имел наиболее широкое хождение в Освенциме и использовался непосредственно заключенными. Потому что были и синонимы этого термина: вши, нищие, лунатики. Их так называли сами немцы. Причем "мусульманами" гораздо чаще становились мужчины, нежели женщины.
Нет единства понимания, откуда взялся сам термин "мусульманин". Дело в том, что даже среди тех, кто был в концлагерях, нет понимания откуда он взялся. Считается, что этот термин может означать искаженное немецкое словосочетание "скрюченный человек". Есть версия, что их сравнивали с мусульманами, потому что они ходили согнувшиеся, покачивающиеся, как мусульмане, которые совершают молитву. Или же потому, что мусульманам приписывали фатализм в отношении своей судьбы. Некоторые заключенные так и писали: было ощущение, что это молящиеся арабы.
Такую точку зрения поддерживают очень многие, которые были в концлагерях. Но опять же на самом деле этот термин не имеет своего конкретного объяснения, т. е. эта этимология все равно до конца не ясна. И самое главное -- к настоящим мусульманам это не имеет никакого отношения. Поэтому когда мне пришлось делать статью на английском языке, в журнале, статья была посвящена мусульманам. И чтобы не вводить никого в заблуждение, а самое главное, учитывая толерантность нынешнего Запада, чтобы никто не подумал, что это какое-то оскорбление, я в заголовке дал эквивалент этому термину.
Парадоксально, но факт, феномен "мусульман" почти не привлекал внимание следователей. На Западе существует очень мало работ, посвященных этому феномену, хотя, на мой взгляд, нужно очень внимательно к этому присмотреться. У нас же вообще никто никогда этой проблемой на занимался. По сути моя статья на эту тему была первой в этом плане.
В то время как для понимания психологии и антропологии концлагерей понять феномен "мусульманина" или хотя бы приблизиться к этому пониманию очень важно.
С чего следует начать? "Мусульманин" в лагерной среде считался чрезвычайно опасным существом. От него дистанцировались как социально, так и индивидуально. Судя по всему, именно потому, что их состояние не было понятно ни узникам, ни охране. Но при этом и те, и другие чувствовали, что эта запредельность человеческого, которую представлял собой "мусульманин", обладает влекущим эффектом, притягательной, и одновременно разрушительной силой. Один из заключенных пишет, что никто не сочувствовал "мусульманам", наоборот, все ненавидели их, никто не испытывал к ним симпатии. При встрече с ними возникал ужас, буквально боялись за свою жизнь.
Другой узник пишет, что посмотришь на него -- и повеситься хочется, и меня сразу предупредили: держись от них подальше, если не хочешь стать таким же как они. Бруно Беттельхейм в своей легендарной работе, к которой мы неоднократно обращались - "Просвещенное сердце", - говорил, что любой контакт с "отмеченным", - так он называл "мусульман", мог привести только к саморазрушению, и другие боялись этих контактов, т. к. страшились стать такими же.
Однако невозможно объяснить страх "мусульманина" только боязнью саморазрушения, стремлением к самосохранению. "Мусульман" боялись больше чем эсэсовцев, капо. Как писал один из заключенных, "мусольманин" еще страшнее, чем штабеля мертвецов, и мы все боялись этого состояния абсолютной пустоты. Это очень важная деталь, которую отметил один из заключенных.
Боязнь "мусульман" была связана с осознанием принципиально иной природы, иного состояния, инако-пребывания "мусульманина" .
Как выглядел генезис этого состояния? Дело в том, что все наблюдатели этого состояния отмечают, что "мусульманин" находился в особом внутреннем мире, в отличие от остальных заключенных, где их внутреннее состояние зависело прежде всего от внешней среды. В данном случае уместно сравнение "мусульманина" и его физического состояния с крайней степенью физической дистрофии, когда организм потребляет сам себя, не в силах зачерпнуть откуда-то из внешней среды. Есть такое состояние дистрофии, очень многие люди в блокадном Ленинграде в него попадали, когда сколько ни корми человека, если он вошел в это состояние, он из него уже не выйдет. По сути организм не воспринимает внешнюю пищу, он настроен только на само-поедание и его уже нельзя накормить, и его уже нельзя вывести из этого состояния.
Так вот "мусульманин" - это человек, пришедший в состояние ментальной психологической и душевной дистрофии. Когда совокупность страданий, боли, мук голода, морального и психического истощения составляет его сущность, полностью заменяет личность как таковую. Когда не-физическая дистрофия и есть человек. Вернее то, что им считается. Дж.Агамбен очень точно заметил, что "мусульманин" это подвижная граница, перейдя которую человек перестает быть человеком.
Т.е. "мусульманин" - это тотальное отсутствие потребности не только в жизни, но и в любых ее проявлениях. Это действительно тотальная пустота на месте человека, человеческого пространства, чем-то заполненного.
Беттельхейм очень точно говорил о том, что "мусульманин" - это конечный итог обработки человека лагерной средой. И Беттельхейм очень точно пишет, что этот процесс начинался с подавления собственной воли, с отсутствия выбора, что было важнейшим фактором самопроявления в лагере. Пока у вас оставался выбор, вы оставались человеком. Одна из узниц пишет, что когда она, умирая от голода, обессиленная, упала на землю, перед ее глазами возникла трава, которую ей хотелось есть. И она все равно, механически, пыталась сохранить в себе этот выбор. Она смотрела на травинки и думала: эту съесть или ту? Побольше или поменьше? Т.е. она все равно пыталась ввести себя в состояние выбора.
"Мусульманин" - это был человек, который прекращал действовать от себя, спонтанно. В любом смысле. Это совпадало с появлением характерной шаркающей походки, по которой "мусульманина" узнавали издалека. Причем последнее, что исчезало у человека перед тем, как он окончательно исчезал сам как таковой, это способность смотреть по сторонам. Он смотрел только в себя, только перед собой. После этого наступала физическая смерть.
Причем это исчезновение способности смотреть по сторонам означало тотальное превалирование внутреннего над внешним. Т.е. закрытие для внешних воздействий зрения означало, что сублимированное зло окончательно перешло из внешнего мира во внутренний мир "мусульманина", достигнув своей предельной концентрации. Т.е. зло, сосредоточенное вокруг, теперь сосредотачивалось только в человеке, это была тотальная пустота и чернота, наполненная мглой, в которой не было ни малейшего проблеска. Т.е. не оставалось той муки, той боли, того испытания, той формы насилия, которая могла бы добавить к этому воплощенному опыту зла хотя бы что-то еще. Т.е. как только жизнь в собственной оболочке для "мусульманина" становилась страшнее, чем жизнь в лагере, он проходил точку не-возврата.
Т.о. "мусульманина" можно описать как человека, в котором сбылся конц.мир. "Мусульманин" и есть апофеоз и высшее воплощение достижения этого мира, результат предельного действия абсолютного зла в мире, воплощение этого зла. Что собственно и объясняет боязнь "мусульман", которая возникала у остальных узников.
При этом мы должны понимать, что данное воплощенное сублимированное зло, за счет включенных механизмов не-физической дистрофии, было направлено внутрь самого "мусульманина". Если этого не учитывать, то мы рискуем поставить рядом нацистских вождей, создателей конц.мира, и "мусульман". Здесь нужно понимать, что в первом случае это зло сознательно, с помощью "длинной воли", направлялось вовне. И оно во многом формировалось и удерживалось силой этой воли, что касается нацистских вождей. В случае с "мусульманином" это зло было результатом полного отсутствия воли, замирание любых импульсов личностного начала. Оно поглощало все человеческое в "мусульманине", буквально как черная дыра, которая все поглощает, и ничего не выпускает вовне. Это была черная дыра человечества, по сути.
При этом парадоксально, но факт, что изношенная плоть "мусульманина", дырявая, еле держащаяся, оказывалась достаточной преградой для выхода этого зла. Поэтому Примо Леви был очень прав, когда говорил, что если бы он смог заключить все зло нашего времени в один образ, он выбрал бы именно тот образ, что настолько хорошо ему знаком. Опустошенный человек с упавшей головой и скрюченными плечами, на лице которого не видно ни единой мысли.
Результатом этого процесса становилось то, что "мусульманин" оказывался в промежуточном третьем психофизическом состоянии, ранее неизвестном человеку состоянии биологического и психологического существа. Т.е. раньше человечество с этим третьим состоянием не сталкивалось. Был человек живой, и был человек мертвый. Теперь же это был человек, и не мертвый, и не живой. Наверное, это состояние можно попытаться объяснить сквозь призму концепции исследователя теоретической биологии и био-семиотики Сергея Чебанова. Он разводит существование организма и жизнь. В его понимании организм -- это тело, которое генерирует в себе разного рода регулярности. А жизнь -- это нарушение регулярности. Жизнь против регулярности. Т.о. по мнению Чебанова, если совершать регулярные механические действия, а "мусульмане" действовали именно так, то можно функционировать, т. е. проходить некоторые состояния, будучи неживым. Или имитируя жизнь. Это состояние очень точно описывал и Примо Леви.
Цитата: Где-то во мраке маршируют точно роботы наши товарищи. Души их мертвы, музыка гонит их как ветер сухие листья, заменяя волю, потому что у них воли больше нет. Они подчиняются ритму: каждый удар барабана -- шаг, рефлекторное сокращение выжатых мышц. Немцы добились чего хотели. 10 000 шагают в ногу, без чувств, без мыслей, как четко отлаженная машина.
Да, это повторение неких регулярных действий существования, но не жизнь, которые Чебанов очень точно от жизни отделяет. Т.е. "мусульманин" был особой формой существования человеческой материи за пределами жизни, которая была возможна только в лагерных границах, и больше нигде. Поэтому в "мусульманине" был явлен предельный образ человека, вернее даже отсутствия человека, в котором отменяются любые критерии и границы, и он стоит на рубеже человеческого и не-человеческого. Его невозможно описать как человека живого, ибо признаки жизни в нем сведены до каких-то неразличимых единиц. Потому что биологическая жизнь проявляется в каких-то внешних реакциях. "Мусульманин" не чувствует боли, не чувствует страданий, голода, жажды, все чувства в нем приглушены. Его можно быть палкой, толкать, плевать в него, - там все отключено, никакой реакции вообще. Т.е. он настолько опустошенное существо, что не может даже страдать. Поэтому узники вспоминают, что для того, чтобы "мусульманин" тебя услышал, нужно орать. Для того, чтобы он тебя заметил, нужно бить. Иначе он просто не понимает.
Но при этом "мусульманина" нельзя описать и как труп. Потому что по воспоминаниям очевидца, он хуже трупа. Н него невозможно смотреть, в отличие от мертвеца. На мертвецов смотрели спокойно, мало того, члены зондер-команды сидели на трупах и обедали. Есть фото освобожденных лагерей. К трупам можно привыкнуть. К "мусульманину" привыкнуть нельзя.
Т.е. это третье измерение "мусульманина" является абсолютным шифром измерения лагерной жизни, местом, где отсутствует всякая топография. Здесь уничтожаются все барьеры и все привычные схемы нашего существования. Причем уникальность и непостижимость существования "мусульманина" состоит именно в том, что он ухитряется не на минуты, а на часы и даже месяцы сохраняться на этой неуловимой границе между жизнью и смертью, на которой любой другой человек не удержится и нескольких минут, чтобы не свалиться или в ту, или в другую сторону. Т.е. держится на границе человеческого.
Не случайно у "мусульманина" не наступала смерть. Он не умирал. А она с ним просто случалась. Без всяких видимых причин. Как будто вспыхивала в нем. Т.е. это не был процесс умирания, к которому человек как-то приходит. Т.е. смерть уже была в нем, и искала случайного момента, слова, замечания, случайно его задели, и этот механизм запустился окончательно, и все. И он исчез.
Т.е. для нее не было даже формального повода.
Один из лагерных врачей вспоминает, как он увидел, как "мусульманина" просто пнули по ноге, толкнули. Он упал, и буквально через день он умирает. Хотя не было никаких предпосылок к смерти.
Это говорит о том, что отношения со смертью у "мусульман" были совершенно иными. По сути это была ходячая смерть, которой и боялись.
Поэтому "мусульмане" были единственной категорией узников, которые погибли полностью еще до освобождения лагерей. За очень редким исключением. Т.к. состояние "мусульманина" исключало возвращение к нормальной жизни. Как при состоянии дистрофии, когда человека нельзя накормить, так и "мусульманина" нельзя вернуть к жизни. Поэтому мы не знаем фотографий "мусульман". Только в одном документальном английском фильме, который снимали британцы, войдя в один из концлагерей, на несколько секунд в одном месте мелькнули "мусульмане".
Нет точного фото, и мы не знаем, как они выглядели. Причем те, кто остались в живых, все равно погибли, только уже после освобождения.
Оливер Люстиг, один из авторов замечательных мемуаров о концлагерях, говорит: я видел сотни, тысячи "мусульман", застрявших между жизнью и смертью. Друзья, со-камерники, знакомые узники, прибывшие из всех стран Европы. Они умерли все. Даже те, кто дожил до освобождения, все равно умерли, но позже. У них не было никаких шансов.
Далее Оливер Люстиг приводит такой пример своего двоюродного брата, который в Освенциме стал "мусульманином". Он очень долгое время лежал на бетонном полу, умирал, к нему никто не подходил, был покрыт грязью, его били. Т.е. это было уже какое-то нечеловеческое существо. Его освободили. Освенцим был освобожден советскими войсками. Он вышел из лагеря, стал врачом, даже обзавелся семьей, т. е. производил впечатление счастливого человека. Но внезапно он заболел. Он стал подавленным, замкнутым. И его отправили в санаторий. Оттуда он не вернулся. В санатории он пошел гулять, перебрался через стену, дошел до ближайшего дома-высотки, поднялся на последний этаж, и бросился вниз.
Оливер Люстиг заключает, что "мусульманин" не в состоянии вернуться к нормальной жизни. Влечение к смерти, которое возникает в человеке, непреодолимо. Когда он становится "мусульманином", оно настигает его рано или поздно. И он не может выбраться из этого состояния. Он может имитировать нормальную жизнь, жизнь счастливого человека, как брат Олтвера Люстига, его считали счастливым семьянином. Но все равно это конец, это длящийся конец, который рано или поздно завершится физической гибелью.
Непостижимость такого явления как "мусульманин", заставляла некоторых исследователей проникнуть в их суть в логике парадокса. Философ Эмиль Факенхайм считал, что единственным самым примечательным вкладом третьего рейха в мировую цивилизацию. Он стал подлинным нововведением нового порядка. Уникальность "мусульманина", как считает Фактенхайм, заставляет нас считать уникальными и тех, кто сумел превратить человека в "мусульманина", и вызывает вопрос, мог ли Иисус из Назарета стать мусульманином.
Это скорее риторический вопрос, на него, наверное, не стоит пытаться отвечать. Но действительно Факенхайм определил очень точно ту координату, в которой существовал конц.мир и вообще нацистский режим, от эсэсовца до "мусульманина", от анти-человека до не-человека. И соответственно сам человек находится где-то посредине, т. е. обязательно перейдет либо туда -- либо туда. Апофеоз насилия и апофеоз безволия. При этом ни "мусульманин" не может существовать без эсэсовца, ни эсэсовец не может существовать без "мусульманина". Они являются необходимым условием взаимной экзистенции. В этом -- парадокс существования конц.мира. Потому что внутренний мир условного эсэсовца так же непостижим, как и внутренний мир условного "мусульманина". Это задача со многими неизвестными. Поэтому совпадение человеческого и не-человеческого в "мусульманине", смешение до полной неразличимости делали "мусульманина" апорией конц.мира. Т.е. возникновение "мусульманина" стало знаком того, что в этом мире окончательно исчезли различия между бытием и не-бытием, допустимым и возможным. Т.е. возникло инако-бытие, которое невозможно определить в привычных категориях.
Сама возможность различения человеческого и не-человеческого в "мусульманине" по сути дела была уничтожена.
И в заключение следует сказать, что "мусульман", невзирая на отвращение к ним как заключенных, так и эсэсовцев, (они не способны были работать), тем не менее их не уничтожали сознательно. На протяжении всех лет лагерной жизни они были неотъемлемой частью лагерной системы. Это заставляет предположить, что "мусульмане" были необходимым условием существования конц.мира. Они поддерживали равновесие частей этой системы. Иначе "мусульмане" были бы кооптированы этой системой, или отторгнуты ею. Но они в ней находились. Поэтому они очевидно были нужны. Нужны и для эсэсовцев, и для тех, кто там жил. Потому что действительно они были большим вопросом, который стоял перед теми и перед другими. И самое главное, они были апофеозом. Потому что и эсэсовец, и узник в равной степени боялись стать такими же. В то время как в идеале нацистский мир стремился к тому, чтобы создать человека, абсолютно не реагирующего на окружающий мир, безвольно выполняющего команды, и исчезающего с земли буквально по щелчку. Т.е. достаточно шевельнуть пальцем -- и его нет.
Поэтому действительно "мусульманин" -- это точка, в котором сбылся конц.мир.
Т.о. мы с вами постарались рассмотреть феноменологию этого уникального явления -- "мусульманин", который по сути представляет один большой вопрос. Особенно хотя бы потому, что их нет. Они полностью исчезли. Никто из них не может рассказать, как они это переживали. Если узники оставили воспоминания, то ни один из "мусульман" ничего не написал. Нам остается только додумывать, пытаться представить себе то состояние, те факторы, которые сформировали это состояние.
В следующей лекции мы поговорим о языке концлагерей, языке конц.мира, о лингвистическом фасаде конц.мира. Это чрезвычайно интересное явление, следы которого мы прослеживаем и сегодня, во многих чертах современного языка. Но не будем забегать вперед. На этом мы с вами должны попрощаться, я благодарю всех, кто нашли время. С вами был Борис Якеменко, Всего доброго.