Аннотация: Предлагаю Вашему вниманию первую лекцию Александра Дугина из цикла Фундаментальная психология. Лекция прочитана 1 сентября 2020 года.
Фундаментальная психология
Лекция 1 Что такое душа
Сегодня мы начинаем курс по фундаментальной психологии. Я давно подготовил этот курс, не зная, где его прочитать, в каком из вузов, но сейчас я хочу, пользуясь тем, что ситуация обязала нас всех заниматься самообразованием, сидеть в изоляции, я прочитаю этот курс непосредственно для тех людей, которые будут изучать психологию онлайн. Это цикл лекций, который я объединил общим названием "Фундаментальная психология".
Для того, чтобы оставить себе впечатление о том, что такое психология и психиатрия, как современная дисциплина, современная наука, современная практика, современное направление, ставшее настолько популярным, что пожалуй каждый человек современной западной цивилизации так или иначе с психологией, психиатрией, психоанализом сталкивался в разные моменты своей жизни, но для того, чтобы говорить о современной психологии, как дисциплине, как методе, как науке, как практике, конечно, необходимо обратиться к тому, что этому предшествовало. Потому что эти два термина, которые составляют само название психология, псюхэ (душа) по-гречески, и логос -- наука, дисциплина, конечно, отсылают нас к каким-то концептам, к каким-то представлениям, которые имеют более древнее происхождение и более долгую историю. В частности можно сказать, что психология -- это наука о душе. По крайней мере это так вытекает из самого прямолинейного анализа, разбора этих двух терминов. Логика как наука и псюхэ как душа.
Но уже в этом содержится некий принципиальный подвох. Потому что... Когда возникает эта наука психология? Грубо говоря, сам термин возникает лишь в 18 веке, а как дисциплина она складывается в 19 веке, даже ближе к его концу, а уж становится популярной лишь в 20 веке.
Но мы знаем, что именно в этот период современная наука, современная эпистемология строятся на принципах совершенно иных. Т.е. Новое время, и особенно Новое время в 19-21 веках вообще отрицают душу. Т.е. психология наука о душе возникает именно тогда, и складывается в самостоятельное направление именно тогда, когда человечество не просто забывает что такое душа, но строит свои теории о бытии, о человеке, об обществе, вынося эту душу за скобки, или интерпретируя ее каким-то совершенно невообразимым к традиции образом, либо вообще ее отрицая.
Т.е. сразу же в самом основании психологии...
Что такое психиатрия? Психиатрия -- это состоит из двух терминов: псюхэ -- душа, и ятрия означает лечение. Т.е. лечение души. Излечение души -- психиатрия. Того кто является душевнобольным, следует лечить, отсюда психиатрия. Психология -- это то, что изучает псюхэ, а психиатрия -- это то, что излечивает душу. Психология может быть еще и консультацией, а психиатрия -- это когда консультации недостаточно, и надо делать что-то более радикальное.
Но, обратите внимание, и психология, и психиатрия апеллируют к душе, которой нет. В основание этих двух подходов включим эту психическую практику клинического и амбулаторного лечения, клинических заболеваний, душевных недугов включим для удобства психологию. Есть психология общая, которая изучает душу, есть психология консультативная, есть психология жестко прикладная, на уровне клинической помощи. Все это психология.
Так вот эта дисциплина, этот подход возникает тогда, когда души нет. Т.е. парадокс обнаруживается в самом начале этой дисциплины. Что же интересно изучает психология, что излечивает психиатрия, если тот эпистемологический и научный контекст, в котором эта дисциплина развивается, становится, утверждая свои собственные подходы, методы, практики, концепты, теории, уже изначально построена на отрицании души.
Чтобы понять этот парадокс, необходимо сделать такой существенный экскурс в тот мир и в те представления, которые предшествовали появлению психологии, для того, чтобы очертить генеалогию этой дисциплины.
Сегодняшняя лекция будет посвящена тому, что называлось душой до того, как возникла наука психология. Т.е. для того, чтобы нам точно понять предмет дисциплины психологии, необходимо показать семантику омонима души в этой дисциплине и того, что подразумевалось под словом душа, псюхэ, до того, как психология возникла. И еще даже глубже в своих истоках. Т.е. нам нужно проследить изначальное значение и семантику слова псюхэ, чтобы понять, с каким изначальным базовым контекстом психология имела дело, даже если она понимала под душой нечто иное. Более того, преподавание психологии, подход к психологии должен с необходимостью начинаться именно с этого.
Необходимо соотнести между собой предмет науки психологии и то, что понималось под душой до того, как эта дисциплина возникла. Если мы не проделаем эту операцию, если мы махнем на это рукой, и скажем, что современная психология понимает под объектом своего исследования приблизительно то же самое, что в до-научный период в религиозном обществе под душой, мы совершим колоссальную ошибку. Потому что это совсем не так. Просто не так. И те, кто попытается сделать вид, что существует некий непрерывный семантический и смысловой континуум между душой как ее понимало традиционное общество до возникновения психологии, а психология как наука возникла в период модерна, и конституирована полностью в 19 веке, а развивалась преимущественно в 20 веке, то мы упустим очень важное. Поэтому давайте сегодняшнюю лекцию посвятим тому, чем являлась душа в тех обществах, в которых психологии не было и быть не могло. В тех обществах, где само представление Нового времени о человеке, бытии, космосе, мире, природе, жизни, смерти, физиологии, и других ментальностях, мышлении, материальности, телесности. Все это было организовано совершенно по-другому, нежели в Новом времени. Это принципиальный момент, на котором я сегодня хотел бы остановиться.
Итак, понятие души в разных обществах, в разных культурах имело и разное название, такие имена, например, как латинское анима, греческое псюхэ, или греческое пневма, дух, или русское дух и душа, или санскритское ахман. Весь комплекс этих представлений, это перенеслось и на немецкое гейст, гоуст. Все эти изначальные понятия формировались вокруг идеи дыхания и дуновения. Это два принципиальных значения, которые лежат в основе представления о душе. Это дыхание. Это дуновение. И тот же латинский корень анима тоже означает дышать. Анима -- дышащее существо. Кстати, из этого же корня происходит русское слово "вонь". Причем в церковно-славянском оно сохранило свое нейтральное значение. Вонэ духовное. Т.е. это некое обаняние, обваняние неких прекрасных ароматов. Движение ветра, воздуха -- все это имеет глубокую связь с самими корнями этого концепта, или или прото-концепта, души. Кстати, индуистское атман, которое лежит в основе всей индуистской метафизики, ахман переводится как яд, имеет тот же корень, что и немецкое атман, т. е. дышать.
Санскритское ахман и немецкое атман восходят к одному и тому же индоевропейскому корню. Интересно, что русское дышать и дуть, отсюда дух, то, что дует, мы дышим как веет дух, как веет ветер, восходит к тому же корню, что и греческое фё. Фё -- это распространение запаха от жертвоприношения. Это некий дым, или запах сжигаемого ягненка, тельца, сжигаемой жертвы, которая возносится куда-то вверх. Это движение специфически насыщенного аромата сожженной жертвы воздуха и лежит в основе представления о Эллос, греческое Бог. Бог -это тот, к кому обращена струя сожженной жертвы, ее восприниматель. Т.е. на самом деле само представление о Боге, и о Духе в славянском языке, этимологически восходит к греческому Теос, возводится к этому Фё, т. е. тот, кому обращены ароматы принесенной жертвы, некоторый столп воздуха, насыщенный запахом сожженного мяса, на том конце, к кому он поднимается, вот тот Бог. Потому что ему это предназначено, для него эта жертва, к нему она обращена, и соответственно сам Бог определяется через этот воздух, к чему обращается эта жертва. Очень тонкая и глубокая мысль.
Но основной концепт души в традиционных обществах, и для европейских этимологий, это в первую очередь представление о невидимости, о легкости и о неком могуществе, о неком движении. Т.е. мы видим легкость, движение, невидимость и могущество. Вот эти определяющие элементы души.
У греков душа символизировалась бабочкой. Бабочка легка, хотя видима в отличие от души, она подвижна, импульсивна, ее легкие крылья и практически невесомое тело указывают на аналогичные свойства души.
Но при этом обратите внимание, что чем глубже мы уходим в древность, тем меньше значение деликатного дыхания больше значение дуновения. Т.е. в истоке этих представлений о дыхании, о столбе, насыщенном ароматами жертвоприношения, о воздухе, который поднимается к Богу, к которому это обращено, вот это же развитие некой более глубокой темы, которая скорее всего сводится к понятию ветра. И в ветре мы видим ключ к определению души. Ветер -- это нечто невидимое, подвижное, и очень-очень могущественное. Потому что ветер способен согнуть дерево напополам, и даже разрушить дом, снести крышу. В ветре есть колоссальное могущество. Ветер несет с собой влагу, ветер несет с собой жар, несет с собой мор. И отсюда -- представление о ветрах -- о Борее, Зефире, о ветрах, которые определяют стороны света, о неких очень могущественных силах, о некоторых персонифицированных акторах глобального космического миропорядка, которые невидимы, но которые проявляются через свои эффекты, через свои последствия. Мы не видим ветра как такового, но что же тогда согнуло дерево на-пополам? Мы не можем распознать движение воздуха, но что же тогда поднимает вихрь и заставляет осенние листья превращаться в некий водоворот? И вот это невидимое могущество, которое определяется по своим результатам, оно постепенно переходит в представление о душе. Это очень важно. То, как ветер способен подхватить нечто тяжелое, ведь воздух легкий, а ветер, будучи воздухом, добавляет к этому воздуху способность нечто подхватить и унести, сорвать, сбить.
Т.е. казалось бы, воздух неощутим, воздух легок, воздух прозрачен, но одновременно, когда воздух становится ветром, он становится могуществом, пред которым невозможно устоять. Он на море поднимает волны, превращая их в валы, он способен снести строение и утопить огромный сильный корабль. Вот этот маленький, слабый, невидимый воздух при определенных обстоятельствах становится огромной силой.
Так же и душа, будучи невидимой, легкой, неощутимой, такой же как воздух, в определенных ситуациях приобретает невероятное могущество. И отсюда представление о том, что эта легкость воздуха, которая превращается в ветер, это все подводит нас к тематике души. Душа -- это то, что движет тело. Здесь очень важно. Душа невидима, но душа определяется по своим последствиям, действиям. Душа -- это не то, что движется, а то, что движет. Невидимо движет все остальное.
И здесь не сам факт дыхания в ритмике -- вдох-выдох, а скорее способность подхватить и заставить лететь, бежать, плыть, прыгать, нырять, подниматься в воздух, метаться. Вот эта сила управления невидимого, ветреного, мы не видим самого управления, мы видим как оно движется, по ветка, по лесу, по полям, по травам, точно так же мы не видим самой души, но видим, что она подхватила тело, заставила его бежать, она заставила руку метать копье, она заставила глаза блестеть, она заставила мышцы напрягаться для того, чтобы натянуть тяжелый лук, она заставляет тело содрогаться, она заставляет его двигаться, падать, вставать. И фактически вот эта невидимая сила внутреннего ветра и определяет душу. Это один из аспектов, этимологический, и он свойственен и другим культурам, не только индоевропейской, не только индоевропейскому представлению о душе. Среди многих других народов эта метафора ветра, метафора воздуха, метафора невидимой, но могущественной силы лежит в основе представления о душе.
Второй ракурс души связан с ужасом. Отсюда происхождение германского слова гайст -- дух, или гоуст -- призрак в английском. Или зешт. Это то, что внушает кошмар и ужас. Это то, что приходит в ночи. Это некое невидимое начало, возникающее ниоткуда, но внушающее страх и кошмар. Некий панический приступ. Это тоже порыв ветра, но в его зловещем характере, в зловещем измерении. Это уже связано с ночью, это уже связано с неожиданностью, это связано с невидимостью. Но здесь та же идея: невидимость, которая становится могущественной. Вроде невидимость: тонкий воздух, темная ночь... Но вдруг этот воздух собирается и концентрируется в ветер, вдруг из черной ночи выпадает еще нечто более черное. Зешт. Гайст. И этот дух как некий темный ветер ужаса нападая на человека, пробуждая в нем стремление бежать. Это то, что нас пугает. Но если мы посмотрим на то, что движет наше тело, это тоже дух, тоже душа, тоже гайст. Это пневма, это дыхание. Это темное измерение духа на самом деле в каком-то смысле может рассматриваться как опыт столкновения нас с собственной душой. Потому что наша собственная душа не совсем нам принадлежит. Т.е. это не принадлежность тела, скорее тело принадлежит душе.
И вот здесь, когда приходящий внезапно из тьмы дух парализует внимание и волю человека, который, впадая в ступор, впадая в окаменение, в оцепенение, оказывается полновластной жертвой этого пришедшего из ночи нежданного-негаданного существа, так же в каком-то смысле наше тело является жертвой этого духа нашей же собственной души. Душа -- это то, что внушает нашему телу панический ужас. Если мы раз-отождествляемся с телом, или с нашей плотью, тогда то, что ею движет, заставляет бежать, двигаться, ложиться, вставать, может восприниматься как ужасающее начало внутри нас. Здесь столкновение с душой может представляться достаточно острым и травматичным опытом. Это к тому, чтобы мы не слишком успокаивались в отношении представления о душе. Да, это невидимая сила, да, она легкая, как бабочка, но это некая хищная бабочка. Эта бабочка -- летучая мышь. Эта бабочка -- сова, эта бабочка -- орел. Она способна через концентрацию своей невидимости осуществлять передвижение гигантских телесных масс. Это -- элемент всемогущества, это ветер -- король, который дует сквозь нас, который дует на нас, который нас берет в заложники, как появившийся из ночи дух берет в заложники того, кому не посчастливилось с ним столкнуться. Это определение чрезвычайно важное.
Еще один аспект представления о душе. Это представление о смерти. Здесь мы имеем дело с еще более архаичными представлениями, уходящие в совсем глубокие культуры, может даже про-индо-европейские, по касательной с индо-европейскими обществами, развивавшимися, или наоборот, деградировавшими. В этом смысле под душой многие культуры, особенно архаические, имеют в виду бытие предков. Т.е. здесь это дыхание, которое властно управляет, как личный ветер, личный ураган, личный источник ужаса, управляет нашим телом, приобретает характер некоторой фигуры, некоторого гештальта, который связан с миром мертвых. Т.е. душа в нас -- это некий элемент мира мертвых. Можно назвать его предком, можно назвать неким покойником, или элементом потустороннего мира. Т.е. душа в нас является не просто невидимой, как в случае духа, но она еще началом, который сопряжен с миром того, когда плоть прекращает свое существование. И при этом, когда плоть прекращает свое существование, душа, по этим представлениям, или предок, или дух, не прекращает свое существование.
Иными словами, представление о плоти, или теле, по отношению к этому предку, (при этом мы еще не знаем, где разместить личность в ходе этих архаических представлений, к этому подойдем чуть позже), во всяком случае некоторые представления о плоти, как о том, что нам дано, что явлено, как-то связано с нами, это одна сторона. Но когда плоть умирает, когда плоть разлагается, гниет, когда плоть больше не может двигаться, когда внутренний ветер оставляет эту плоть, на самом деле плоть падает, а то, что в ней жило, заставляло ее двигаться, остается.
Вот так создается представление о неком соотношении временного и вечного, преходящего и неизменного, постоянного, где этой неизменной, постоянной частью, то, что в традиционном обществе называлось душой. Т.е. душа -- это то, что переживает тело в будущем, но в основном, в традиционном обществе, кроме редких некоторых отдельных случаев. Существует идея циклического времени, как цикл года, как цикл луны, как цикл солнечных суток, поэтому душа не просто переживает тело, душа еще и предществует телу. Т.е. душа входит в тело, оживляет тело, управляет телом, и выходит из тела. И либо снова входит в тело, либо пребывает где-то вне телесной сферы. Но чаще всего большинство религиозных учений древности, архаических представлений говорит о том, что существует некое постоянное возвращение этого бессмертного начала, предка, например, который входит в младенца, и заново рождается, живет вместе с ним, женится, рождает новых младенцев, умирает, и возвращается заново.
Т.е. в этом движении круговорота предка осуществляется вечность ветра, вечность дыхания. И собственно говоря, это подводит нас к представлению о неком экспериментальном опыте души в традиционном обществе. Душа есть то, чт остается, когда умирает тело. Душа есть то, что приходит в тело, когда тело оживает. Т.е. душа -- это то мертвое, что порождает жизнь. И то живое, что рождается при смерти этой жизни.
Смерть и жизнь в представлении о душе в традиционном обществе очень сложным образом переплетены между собой. Ведь когда душа приходит в тело, она его оживляет. И сама она оживает, когда тело умирает. Отсюда представление о предке, о деде, об отцах-мертвецах, которые циркулируют сквозь множество тел, сохраняя свою глубинную идентичность. Это наши предки-славяне понимали под понятием рода. Род -- это то начало, тот предок, та душа, которая циркулирует сквозь тела от деда к отцу, от отца к сыну, от сына к внуку. Поэтому и имена давались такие. Иван сын Петра, Петр сын Ивана, Иван Петрович, Петр Иванович. Дед входит во внука, предок возвращается. Не может быть один предок в двух телах. Поэтому очень редко в традиционном обществе говорили Иван сын Ивана. Это была аномалия. Иван Иванович и Петр Петрович возникают тогда, когда мы забываем, что двух одинаковых предков в одном и том же поколении быть не может. Поэтому надо чередовать. Надо дать возможность деду умереть, тогда и внука называть в его честь. Обычно. Потому что раньше люди жили меньше времени, так оно и происходило. Пока еще внук Иван ничего не соображает, он может наряду с дедом существовать в одном и том же времени ил в одном и том же пространстве избы. Но когда внук начинает приобретать характер личности, деду пора на покой. И уступать Ивану место в бытии.
Это очень важное представление о душе, которая конституирует жизнь и само в свою очередь конституируется смертью. Душа входит в тело и начинает внутри него действовать, им двигать. Но на самом деле она освобождается и начинает двигать саму себя только когда тело умирает. Т. о. жизнь и смерть в представлении о душе теснейшим образом переплетены между собой. Соответственно нельзя рассматривать душу как полноценную личность. Одновременно конечно нельзя рассматривать и тело как личность.
Сейчас мы подходим к такому очень интересному представлению о том, где же находится личность, человек в этой циркуляции родовых ветров, могущественных духов, циркулирующих сквозь род, захватывающих и движущих одно тело за другим. Здесь интересно. Здесь как раз представление о персоне, о личности, маске. Это тоже традиционное представление, поскольку представление о человеке, или конкретном человеке, этом человеке, индивидууме, личности в традиционном обществе не совпадало с нашим. Человек считался маской, сквозь которую живет душа. Из чего эта маска сделана -- считалось второстепенным. Поэтому личность как таковая -- это была точка временного пересечения вечного и преходящего. Именно пересечение, интер-секция. Там, где две линии пересекаются друг с другом на кресте. Потом опять расходятся. Следовательно, в человеке можно было принципиально сдвинуть это представление о личности -- кто он. Кто этот конкретный человек. Можно было сдвинуть одновременно к двум полюсам. Можно было например сказать как говорит Сократ а "Алкивиаде", обучая Алкивиада: знаешь, Алкивиад, что такое человек? Что? -- спрашивает Алкивиад. - Это душа.
Вот пример одной из философий, одной из традиций, очень распространенной, когда мы говорим "человек", и его личность -- это то, что под маской, то вечное в нем, тот предок, тот дух, который циркулирует сквозь материальные маски и остается неизменным. Это представление о человеке как душе фактически отождествляет человека с духом, человека с божеством, человека с бессмертным началом, человека с предком. И создает совершенно специфическую антропологию, душевную, или духовную антропологию. Т.е. если человек есть в первую очередь душа, как говорит Сократ, и только душа... Сократ не говорит Алкивиаду, что человек есть душа и тело, что человек есть социо-биологическое существо, ничего этого он не говорит. Сократ вдруг забывает о теле вообще. Он говорит, что человек -- это душа. Но если человек -- это душа, то его личность, его персональность сразу вступает в очень специфические отношения с его жизнью и смертью. Если этот человек -- душа, и мы соглашаемся с таким передвижением этих весов, что можно сделать, исходя из двойственной структуры. Если человек -- это душа, то от человека совершенно не зависит автономия относительно своей жизни. И такому человеку, если он душа, быть живым или мертвым, быть или не быть, по большому счету для него как одеть черную рубашку или белую. В пост одевают черную, вне поста одевают белую. Хочу -- одену ботинки, хочу -- пойду босиком. Это тоже выбор, и для кого-то это может стать драмой, что одеть сегодня на выход. По большому счету и из этого можно устроить истерику, построить скандал. Неспособность выбрать платье на вечер может привести к психологу и психиатру. И это бывает.
Но приблизительно так же выбирает душа. Если человек -- душа, он выбирает -- быть или не быть, жить или не жить. Конечно, если душа не зависит от жизни, а жизнь зависит от души, если душа сама по себе есть бытие, есть бессмертие, освобождаясь от тела, она живет, входя в тело, она тоже живет. Приблизительно вот такая проблематика, если человек это душа. Проблематика жизни и смерти. Как говорят римляне, благородно и сладко умереть за Родину. Потому что правильно организованная смерть только добавит славы душе. Душа не погибнет в этой смерти за Родину. А умереть за Родину сладко и прекрасно, потому что это -- доблесть. Конечно, эта римская поговорка приобретает смысл, если душа вечна. Если душа может вкушать почести, память, становится довольна, отдавая свое тело за Родину.
Мы здесь еще не говорим ни о вращении душ, это более сложные конструкции, мы пытаемся прощупать само представление о душе в традиционном обществе. В обществе до психологии. В обществе, в котором не было никакой психологии, была душа. В этом представление можно так определить человека. Человек -- это душа, говорит Сократ, а значит сладостно и почетно умереть за Родину. И множество других истин, поговорок, религиозных культов, которые рассматривают земное существование как относительное, а существование души как бесконечное, бессмертное, абсолютное, вечное. , возвращающееся в жизнь или не возвращающееся -- это непринципиально, потому что жизнь от души никто отнять не может. Жизнь души принадлежит к другому роду, нежели материальный уровень, и соответственно если у человека есть душа, дух, то он бессмертен и божественен по своему статусу.
Теперь второй момент. Вам нужно взять и сместить, и это тоже возможно в архаическом или традиционном обществе, и сказать: нет. Давайте считать человеком телесное, наделенное душой существо. Т.е. давайте мы его все-таки с этой душой закрепим в рамках земной жизни. Вот родился, живет, пока живет, хорошо. Умер. Вот где человек. Тогда получается, что человек -- это наделенная телом душа. Т.е. душа плюс тело. Это крайне редкий для традиционного общества подход, но он тоже иногда встречается.
Но вот интересно, что если мы ограничим понятие человека только его земной ипостасью, тогда нам придется сделать следующий ход в этом традиционном обществе. Нам придется наделить душу независимой от тела судьбой. Т.е. отдельно человек и отдельно его душа. Т.е. она даже не его. Отдельно душа и отдельно ее (души) человек. Получается душа и человек -- они как бы расходятся, разбегаются на два разных полюса. Если в первом случае, в случае Сократа, человек есть душа, мы отождествляемся с душой только, и тогда житие-бытие в теле или не-бытие для нас выглядит равнозначным, потому что здесь вопрос выбора, и мы этот выбор можем сделать. Тело не может сделать выбор быть или не быть, если не быть, то его и не будет. А душа может сделать выбор. Потому что и в теле, и без тела эта душа есть. Поэтому она может решать как она поступит.
Соответственно с другой точки зрения, с другой стороны если мы скажем, что человек -- это тот, кто обладает душой и телом, т. е. человек -- это тот, кто живет во временнОм отрезке, когда есть его тело, тогда нам придется сделать очень интересный ход. Нам придется разделить человека и душу. Так тоже возможно. Тогда мы назовем душу например предком. Или духом. Который нами обладает. Тогда мы говорим: человек есть некий инструмент или орган над-человеческого присутствия. Это в подходе Кроуэлла очень ясно. ( Стивен Кроуэлл -- американский философ). Предок -- мертвый ли, приходящий из ночи как дух, или живой как руководитель рода, старейшин, а они все больше и больше в сознании людей связываются, они начинают восприниматься как некое верховное трансцендентное начало, господствующее над нами. Тогда человек живет не сам, но предок на нем ездит. Это характерное представление для многих народов о том, каков человек. Если мы сужаем представление о человеке до его земного существования, то мы тогда вынуждены предать его душе статус некого автономного суверенного начала, отличного от этого человека, но как бы его господина и хозяина. Душа в таком случае становится духом, или Богом, и предком. В некоторых обществах это называется одинаково и подразумевается одно и то же. В этом случае душа превращается в такую фундаментальную инстанцию, так же не затрагиваемую жизнью, но не затрагиваемую даже и самим человеком. Т.е. если объявляется, что человек живет родившись и до смерти, вот это человек, и душа после смерти не является человеком, в таком случае возникает фигура, которая принципиально с двух сторон, до рождения и после рождения как бы очерчивает, обобщает человека. Это называется предок, дух, или Бог, который вбрасывает человека в жизнь, а потом его как бы заканчивает, поскольку он исполнил свою данность.
Кто он? Если мы говорим, что человек -- это тот, кто живет только в теле, и соответственно его душа становится чем-то самостоятельным и автономным. Но без этой души сам человек практически ничего из себя не представляет, потому что эта душа, этот господин, этот хозяин ездит на индивидуальной лошади, он и гонит малыша, чтобы он рос, заставляет его охотиться, ходит на работу, участвовать в ареопаге, заводить семью, плодить новых существ, и потом его убивает.
Но здесь уже это начало в достаточной степени в представлении о душе уже тяготеет к тому, что мы чаще всего понимаем под духом в современном языке, уже нам не принадлежащее. Т.е. мы отказываемся отождествлять нас с душой, то тогда мы отождествляем себя с инструментом духа. Тоже интересный момент.
И постепенно из этой все более и более отвлеченной и абстрактной, абстрагированной от нашей маски, персоны, личности, рождается представление о таком всемогущем божественном начале. А изначально все это было нами самими. Т.е. мы сами в этом комплексе архаического представления о душе, сузив представление о нас самих, сузив антропологические рамки, мы увеличили и наделили душу, духовное, этот внутренний ветер, этот могущественный ветер новым статусом. Который можно довести до высшего уровня всемогущества, тотального контроля, и придать ему статус абсолюта.
Если мы теперь обратимся к индуистской формуле Атман есть Брахман, не об этом ли она? Атман есть Брахман. Наше внутреннее я, Атман, дыхание, душа, есть Брахман, высшее божественное начало. Вот так рождается Брахман. Если мы абсолютизируем Атман и придаем ему все более и более самостоятельное по отношению к нам значение, в пределе он сольется с абсолютным божеством.
Можно еще пойти третьим путем, путем смещения этого подвеса, этого баланса еще ниже, к телу. Это очень редкая вещь в традиционном обществе, очень редко встречается, но можно сказать, что человек -- это тело.
Но тут интересно. Если человек -- тело, то еще одну акцию по трансцендированию вниз мы осуществляем. Если человек есть тело, то на самом деле живое тело есть дух. Если человек есть тело, тогда то, что живет, действует и заставляет нас двигаться, это трансцендентное начало по отношению к нам самим. Тогда человек отождествляет себя с неким инструментом. Человек говорит: я есть молоток самого себя, или абстрагируемого от нас индивида, который живет и распоряжается этим телом. Такое представление крайне экстравагантно, т. е. это представление о человеке как о гвозде. Если человек есть тело, тогда кто его, это тело оживляет? Значит уже не человек. И здесь представление о душе, о Боге еще более имманентизируется, еще более сужается. И если в первом случае представление о душе совпадало с нашим я, во втором случае, который мы описали, душа становилась абсолютным господином над нами, как людьми, живущими строго по отпущенной нам временной территории, но если мы скажем, что мы -- тело, что человек есть тело, что личность есть тело, сместим маску в направлении низа, то мы вынуждены будем признать то индивидуальное начало, которое придает нашей телесности некие ориентации, которое движет. И придать статус трансцендентного представления о чем-то другом.
Представление о человеке как о теле предельно экстравагантно и делает его индивидуальное существование его же собственным господином. Здесь происходит раздвоение уже по другой линии. Т.е. если мы считаем, что человек -- это только тело, то на самом деле человек оказывается инструментом, рабом, жертвой некой индивидуальной сущности, которая живет тоже только от начала до конца жизни. Тогда уже бессмертная душа, или бессмертное начало превращается в настолько далекое, настолько в принципиально недоступное начало, что о нем трудно и говорить.
Конечно, это эксцесс, и с таким представлением мы не встречаемся, но допустить все три позиции расположения человека мы можем. Т.е. в принципе представление о душе, представление о человеке и представление о теле даже в рамках традиционного общества могут варьироваться по этой шкале.
Конечно, мы наметили три места для человека, сократовское человек это душа, человек -- это душа и тело, и человек -- это только тело. Но конечно между этими тремя позициями может быть множество нюансов и сдвигов этой маски человеческого присутствия по этой же оси, но в других пропорциях.
Теперь для удобства можно взять классическую греческую философию и частично до-сократиков, для того, чтобы нам иметь ориентиры для представления о соотношении души и тела, и рассматривать их уже в самых разных культурах. Я не хочу сказать, что они идентичны другим представлениям о душе и другим традициям, другим цивилизациям, но они могут быть достаточно полезны нам в качестве этимологии.
Давайте снова обратимся к представлению о том, что человек -- это душа. Не случайно мы сталкиваемся с ним у Платона в диалоге "Алкивиад", где эту идею высказывает Сократ. Человек -- это душа. Это некий антропологический максимализм, который говорит, что душа и есть предок, душа и есть дух, душа и есть божественное измерение в нас самих. И только этим является человек. Соответственно земной дышащий человек -- это некая оболочка человека, а не он сам, ну а телу вообще никакого значения не отводится. На этом строится представление о душе в платонизме, и у Платона, и у его последователей. Все, что так или иначе отмечено платонизмом, а это огромный спектр философии, и в христианстве это фундаментально представлено, и в других совершенно самостоятельных традициях, например в индуизме или зороастризме. Мы видим очень сходные представления. Здесь такого прямого влияния нет, это развивалось параллельно, но представления очень сходные. Что человек есть душа -- эта формула, что человек есть этот ветер, эта сила, это невидимое могущество. И несмотря на легкость и невидимость подчиняющее себе гигантские массивы телесного мира, это представление о всемогуществе духа очень характерно для многих цивилизаций. И в платонизме это представление о душе достигает своего пожалуй самого яркого представления. Платон говорит, что в душе есть три уровня: разумное начало, он уподобляет тому, кто управляет колесницей, некое страстное начало, которое желает славы, и плотское начало, которое тяготеет уже к телесности.
И вот такая тройственная душа, в которой доминирует возничий, который и есть смысл этой души, некое интеллектуальное начало, духовное начало, практически божественное начало. В "Федре" Платон говорит о том, что человеческая душа, колесница души принимает участие в скачках, в путешествии богов, и лишь тогда, когда она сбивается с курса, падает в это тело, и через любовь к мудрости, к истине возвращается на свой путь небесного восхождения.
Это совершенно божественное представление о душе. У нео-платоников оно получает детальное развитие. Потому что здесь речь идет о том, что у Плотина душа неизменна, постоянна, вечна, и вообще никак не аффектируется, никак не затрагивается существованием человека в теле. Поэтому его душа холодна, безразлична, бесстрастна, практически божественна. И ее ничто не затрагивает. Есть человек в теле, или нет человека в теле, душа самостоятельно созерцает высший ум, и это является ее главным состоянием.
По отношению к уму душа является несколько отведенной, поэтому у души есть чем заняться, она наблюдает великий, огромный, вечный ум, который в свою очередь сам наблюдает Единое. И эти три ипостаси Плотина телесному миру отводят третьестепенное значение. Жизнь духа, жизнь ума, жизнь души, жизнь внутри этого ветра, внутри этого предка, этого архетипа, внутри бессмертия, внутри ума настолько интенсивно, что воплощение в теле никакого значения не имеет. Поэтому все человеческое в платонизме, в нео-платонизме у Плотина перемещено далеко вверх. А в земном мире мы -- тени сами себя. Т.е. телесный человек, живущий здесь -- лишь тень самого себя, тень истинного человека. Истинный человек -- это душа, истинный человек -- это дух, это ветер, это вечное, невидимое, созерцающее идеи, и само являющееся одной из этих звезд, и соответственно идеей. Человек есть идея самого себя, эта идея вечная, неизменная, и ее вхождение в мир в момент рождения и смерти, и нисхождение из этого мира -- это на самом деле некоторые эпизоды огромного светового присутствия.
Вот к этой платонической версии души мы можем свести очень много различных представлений о душе в разных традициях и в разных цивилизациях, и в разных философских и религиозных системах. Это один подход.
Второй подход, где душа и тело пересекаются более плотно, где человек есть именно интроспекция, между душой и телом, там где тело приобретает материальное присутствие, и это имеет принципиальное значение, мы имеем дело с аристотелевским представлением о душе.
С точки зрения Аристотеля, который подверг философию своего учителя Платона значительной ревизии, душа уже несколько меняет свое значение. Т.е. представить себе душу без тела Аристотель не может, но тем не менее он говорит, что есть одна такая душа без тела -- это Бог. Она находится в центре, на своем естественном месте, а все остальные существа обладают и душой, и телом. И душа их заключается в их движении к Богу. Т.е. к тому, что есть чистая душа. Только Бог есть чистая душа, а все остальное в мире есть сочетание души и тела. Это создает более взвешенную и пропорциональную картину души. И человек -- не божество само по себе, но путь к этому божеству. Человек телесен, и не человек обладает душой, но душа обладает человеком. Душа движет этим телом, но как движет этим телом. С точки зрения Аристотеля дальше все сводится к учению о движении. Душа как энтелехия движет тело или человека как такового, который состоит из души и из тела, движет его к самой себе. Душа человека -- это движение к цели. Это и цель, и движение к ней. Но целью она является для человека как он есть, поэтому она всегда немного недостижима, а движением - для человека в его становлении. Здесь становление приобретает характер не просто рождения и смерти как у платоников, а становление приобретает некий процесс движения человека к собственной душе. Которая одновременно и есть, и есть не до конца, дана ему не до конца. В чистом виде душа -- это душа Бога. А человек есть движение к этой душе.
Здесь мы видим то, о чем мы говорили, когда мы определяли человека как нечто промежуточное, тесно связанное с его телесностью. Это очень аристотелевский подход. Здесь, конечно, душа обладает и автономией, и превосходством, и содержательностью, и божественностью. Душа божественна, по Аристотелю.
Но эта душа одновременно, когда она проявляет себя в человеке, человеческая душа, а с точки зрения Аристотеля, есть определенная животная душа у животных, и растительная душа у растений, человеческая душа разумна, она отличается тем, что она ближе к цели.
Все эти души -- и душевная жизнь растений, и душевная жизнь животных, и душевная жизнь людей, - они направлены к божественной душе. Т.е. это разные уровни интенсивности божественной душевной жизни, направленные к одной и той же цели, но эту цель ни одно из этих существ, оставаясь самим собой, растение - растением, животное - животным, человек -- человеком, не может достичь, потому что на своем естественном месте, говорит Аристотель, душа достигла своей собственной цели только у Бога, у неподвижного двигателя, который стоит в центре всех вещей.
Это очень интересная идея, она соответствует второй антропологии, второму представлению о душе. Смотрите: здесь душа есть. И душа в каком-то смысле независима от тела и от человека. Но здесь нет человека, который бы мог быть представленным существующим без души и без тела. Телесность человека здесь приобретает особый характер его имманентной конкретности. И эта имманентная конкретность человека организована не по линии от рождения к смерти, т. е. становление человека -- это не становление во времени, а становление человека как человека душевного, как обладающего умом, это становление человека вертикально по отношению к его времени.
У Аристотеля возникает новое дополнительное время. Кроме времени жизни, времени, движущемся от начала к концу, от рождения к смерти, этот процесс становления имеет еще один вертикальный горизонт, который рассекает эту горизонталь времени. Это время души, энтелехия. И Аристотель говорит, что как раз душа, когда она чувствует, или схватывает вертикальную ориентацию, то путь, по которому она должна идти -- это момент Софии, по Аристотелю. В течение жизни человек накапливает навыки и опыт. Это фронезис для него. Но это не то знание. Правильное знание, правильное движение души, правильная жизнь души, по Аристотелю, это движение к своей божественной сути, движение к самой себе в божественном истоке.
Т.о. учение Аристотеля о душе представляет собой вторую версию представлений души, и тоже, конечно, во многих традициях, далеких от греческой, мы можем встретить именно это представление, подобное Аристотелю о душе.
И третье учение. О том, что человек есть тело, мы встречаем в той же Греции. Мы встречаем у Демокрита, у Эпикура, у так называемых греческих материалистов, и у Лукреция. Здесь представление о том, что все что есть -- материально, все что есть, состоит из атомов. Демокрит говорит: и душа тоже состоит из атомов. Причем души людей состоят из атомов, которые сцеплены между собой достаточно слабо, поэтому после смерти они распадаются, а вот душа божеств, по Демокриту, тоже состоит из атомов, но эти атомы более сцеплены между собой, поэтому она более устойчива. Здесь обратное представление о душе, когда по сути дела, под человеком понимается некое материальное, телесное существо, которое подчинено некому более тонкому, устойчивому, разряженному моменту ветра, который так же в свою очередь материален, т. е. индивидуальность материальна, и жизнь человека материальна, и даже душа бессмертных богов тоже материальна в каком-то смысле, по Демокриту.
Здесь мы имеем дело с совершенно экстравагантным представлением о душе. Где душа, да, есть, она представляет собой нечто более высокое, более властное, нежели тело, т. е. если телесные атомы совсем слабо держатся, по Демокриту, и распадаются после смерти, атомы души более устойчивы и распадаются позже. Поэтому они могут общаться с мертвыми, например, сам Демокрит проводил время в могилах, на кладбищах, пытаясь высветить эти души не совсем рассосавшиеся души мертвых. И представление о богах -- это представление о еще более крепко сцепленных атомах. Здесь мы видим делегирование представления о душе куда-то дальше, дальше и дальше. И сведение человека к его материальным корням. Вот это экстравагантная антропология Демокрита, которую развивает Эпикур, который вообще говорит, что человек материален полностью, и пока он живет -- он живет, а когда он умирает, ничего от него не остается, поэтому не нужно говорить о смерти. Это представление о том, что есть некоторая абсолютная жизнь, абсолютная материальность, вне которой ничего нет. И поэтому все материально.
Это такие аберрации по отношению к традиционному обществу, которые и подготавливают третью идею о материальности человека, и о телесности души. Они подготавливают Новое время и подводят нас постепенно к классической психологии, о которой мы собираемся говорить.
Но на самом деле в традиционном обществе полностью, тотально доминируют первые две. Представления о душе как божественной, автономной, независимой от тела, либо о душе как скрещенной с телом. Т.е. платонизм и аристотелизм в отношении определения базовой онтологии души является двумя нормативными формами интерпретации души как в классических религиозных философиях и мистических учениях, так и в самых архаических культах и экстравагантных религиозных представлениях.
Вот это может быть для нас путеводной линией для того, чтобы понимать семантику концепта души в традиционном обществе. Мы наметили крайнее, пограничное представление о душе как о чем-то телесном, атомизме у Демокрита, материализме у Эпикура, и это нам понадобится. Но сделав такой обзор, проведя такую принципиальную классификацию и дав такие определения душе, прежде чем переходить собственно к психологии, психиатрии, ее предметам, теориям, концептам и практикам, я думаю, что в следующих двух лекциях мы все-таки еще не будем спешить и торопиться, стремясь как можно быстрее добраться до психологии как таковой, но задержимся о представлениях и учениях о душе в различных политеистических традициях -- в индийской, буддийской, китайской традициях, в зороастрийской традиции, а потом еще одну лекцию посвятим представлению о душе в монотеистических религиях. Тогда те принципиальные типологические модельные версии определения души, псюхэ, как внутреннего могущественного бессмертного ветра получит некоторое концептуальное и религиозное оформление, которое нам понадобится. И за счет этих трех экскурсов, первого, которое я сейчас завершаю, второго, когда мы поговорим о душе в не-монотеистических традициях, и третьего, когда мы перейдем к монотеистическим традициям -- иудаизму, христианству, исламу, чтобы завершить обзор души в традиционном обществе, предварительный. И после этого мы подготовим почву для того, чтобы говорить о Новом времени, и будем двигаться в сторону определения антропологического, семантического и концептуального поля, связанного с современной психологией.