Красных Татьяна. Сердце, достигшее чистоты

Самопознание по А.Г.Данилину Мастер и Маргарита -25

Сердце, достигшее чистоты

Добрый вечер. Ну что ж, я -- психотерапевт Александр Данилин. И наверное, для меня есть что-то очень важное в понимании любимых книг. Так было на радио, так, наверное, будет со мною и до конца. И сегодня мы, несмотря на всеобщее недовольство, возвращаемся к нашему путешествию по любимому роману. Эта передача для тех, кого когда-то в юности что-то торкнуло, когда он читал эту книгу. Меня торкнуло, и это продолжается до сих пор. И я снова нацепил крест мальтийского ордена, и на сей раз это прямо крест командора, как сказали бы масоны -- Мастера. Так что я сам себя возвожу в эту степень, для меня в нем есть очень глубокий символизм.

Я еще никак не вылезу из 26 главы, потому что наверное это последняя возможность, опасная возможность поговорить о том, кто же он такой, Иешуа Га-Ноцри? Сейчас он с нами только в памяти Пилата, начальника его тайной стражи Афрания, или Левия Матвея, о котором мы в прошлой передаче тоже не успели сказать ни строки? Поэтому давайте рискнем и попробуем продолжить разговор на эту тему.

Вот потрясающая иллюстрация с Левием Матвеем Марины Тераудс.

А вот художник Прошанский, портрет Левия Матвея.

Цитата

-- Насчет ножа не беспокойся, нож вернут в лавку. А теперь мне нужно второе: покажи хартию, которую ты носишь с собой и где записаны слова Иешуа.

Левий с ненавистью поглядел на Пилата и улыбнулся столь недоброй улыбкой, что лицо его обезобразилось совершенно.

-- Все хотите отнять? И последнее, что имею? -- спросил он.

-- Я не сказал тебе -- отдай, -- ответил Пилат, -- я сказал -- покажи.

Левий порылся за пазухой и вынул свиток пергамента. Пилат взял его, развернул, расстелил между огнями и, щурясь, стал изучать малоразборчивые чернильные знаки. Трудно было понять эти корявые строчки, и Пилат морщился и склонялся к самому пергаменту, водил пальцем по строчкам. Ему удалось все-таки разобрать, что записанное представляет собой несвязную цепь каких-то изречений, каких-то дат, хозяйственных заметок и поэтических отрывков. Кое-что Пилат прочел: "Смерти нет... Вчера мы ели сладкие весенние баккуроты..."

Гримасничая от напряжения, Пилат щурился, читал: "Мы увидим чистую реку воды жизни... Человечество будет смотреть на солнце сквозь прозрачный кристалл..."

Тут Пилат вздрогнул. В последних строчках пергамента он разобрал слова: "...большего порока... трусость".

Помните? От ненависти от того, что Бог забрал его, безвредного учителя , Левий как будто услышал голос дьявола. Мы знаем из писаний Иешуа всего несколько строк. Вы знаете уже, что Иешуа -- это еврейское произнесение библейского имени Иисус, в оригинале ударение на последнем слоге. Смысл прозвища Га-Ноцри -- это прозвище упомянуто в Талмуде, оттуда оно и берется.

Надо сказать, что это имя использовалось в нашей литературе и до Булгакова. В 1922 году в СССР была опубликована пьеса Чевкина, которая называлась "Иешуа Га-Ноцри, беспристрастное открытие истины". Я не читал эту пьесу, но факт такой был. В общем есть версия, что это прозвище считают производным от того же Назарета, т. е. Ноцри -- это назарянин. Что соответствует одному из наименований Христа в греческом оригинале Евангелия. Кроме того Ноцри может означать Назорей, указывая на некую категорию людей, особым образом посвященных Богу. И опять-таки Назорей у Марка, Луки, Матвея, Юлиана -- одно из наименований Христа.

Что касается меня, то я думаю, что это слово происходит от слова "нацар", или "нацер". Что означает ответвление, отрасль, отдел. В конечном итоге мне кажется, что в Талмуде это наименование имеет презрительный оттенок "отщепенец". И конечно, кем еще является Иешуа для Булгакова? Отщепенцем, белой вороной, человеком принципиально одиноким.

Я говорю "человеком" по той простой причине, что только человека можно убить, но нельзя убить его божественную природу, свет в его душе, особенно если он его осознал.

И если мы говорим о словах Иешуа, так толком говорим впервые, то я хочу сказать, что его знаменитое "Марк-Крысобой -- добрый человек", и вообще его главные слова "добрый человек", которые мы помним у этого героя у Михаила Булгакова, в самом строгом смысле этого слова принадлежат самым-самым корням православия.

Исаак Сирин, или Исаак Сиринянин Ниневийский -- аскет, подвижник 7-го века нашей эры, живший в Ассирии в 7 веке н.э., считался человеком несторианского вероисповедания. И занимался он по преимуществу, я всегда говорю, духовным детективом. Они с Иоанном Лествичником отслеживали предельные состояния человеческого греха, отслеживали, как грех проникает в душу. И они же отслеживали высшие пределы этических категорий, в том числе пределы Добра. Когда человек считает всех людей добрыми и никто не кажется ему нечистым и оскверненным, тогда он поистине чист сердцем.

Не совсем доказано, что Исаак Сирин был несторианцем. И вообще с несторианством очень сложно по той причине, что на первых вселенских соборах его считали ересью, а потом учение несторианцев стало основой того, что мы сегодня знаем как православие. Я не буду сейчас погружаться в эту историю, однако хочу сказать, что несторианское происхождение этой мысли, точнее ее происхождение от Исаака Сирина , которого сын Богослова Михаил Булгаков не мог не знать, немножко оправдывает то, что я надеваю на себя мальтийские кресты.

Это несторианский мальтийский надгробный камень. Приблизительно 11 века нашей эры с типично мальтийским крестом, в котором я красовался на прошлой передаче. А то, что у меня сейчас на груди -- это вариант мальтийского креста, его обычно называют тевтонским крестом.

Но суть не в этом. Суть в том, что это крест командора, и поэтому раздвоенные конечности креста здесь соединены единой линией понимания. И почему еще очень близок мне этот крест, тем, что в центре его -- серебряный всадник. Конечно, госпитальеры имели в виду нечто совершенно иное. Для меня этот крест является отчасти иллюстрацией моего подхода к разговору о романе Булгакова.

Это максима, которую потом понимали только исихасты. Но тем не менее максима, от которой человек верующий, христианин, собственно никакой конфессии, т. к. авва Сирин несомненно почитаем и католиками, и православными как один из отцов и главных духовников церкви. И хотя до нас дошло не так много слов, его посланий, может быть он один и смог определить до конца что же такое Добро.

Там, в центре все равно гностическая суть, искра божия, которая заключена в тлен этого мира.

Что происходит у нас на глазах с Пилатом? О чем вообще роман Булгакова? И почему он произвел такое впечатление на нас, людей, которые его так любят? Да потому что нам всем знакомо некое странное состояние души, я для себя называю его "булгаковским" состоянием. Когда мы в жизни сталкиваемся с кем-то или с чем-то, с человеком или с книгой, который вдруг нас заставляет почувствовать одну простую вещь: то, чем мы живем, а точнее выживаем, это сплошная фигня, чушь, суета сует. В этом мире есть что-то совершенно другое, и гораздо большее, и мы это знаем от рождения до самой смерти, мы это чувствуем, и это просыпается в нас, когда мы сталкиваемся с какими-то людьми, они могут быть самых разных профессий, могут писать совершенно разные книги, в том числе и атеистические, - когда вдруг нас охватывает это "булгаковское" ощущение. Все это, на что намекает автор. НКВД, исчезающие люди, лагеря, коллективизация, пятилетку в 4 года, отец народов И.В.Сталин, необходимость оправдать себя в разговоре с тайной службой, страшная духота в Иерусалиме, обязанности начальника или подчиненного, куратора, начальника тайной стражи, - все это какая-то дикая фигня, что-то решительно не то, что-то, что не имеет к подлинной жизни никакого отношения. А к ней имеют отношение какие-то строки в затертом непонятном пергаменте в руках озлобленного яростного, лишенного всего нищего человека.

Не так много вообще на свете книг, читая которые ты вдруг чувствуешь, что ты прикоснулся к чему-то самому важному. Оно, это самое важное, крутится на кончике языка, его выразить очень трудно, как-то сформулировать, рассказать о нем. И Пилат в этих сценах никак не может этого сделать. Можно ли что-то такое выбрать, выделить, как-то почувствовать эти две-три короткие фразы, которые прокуратор находит в тексте, записанном Левием Матвеем. Причем учтите, он же знает, что это -- ложь, потому что Иешуа сказал же ему, что пишет за мной, и это решительно ни одного слова, из того, что говорил, там нет.

Важны не произнесенные слова, не исторические факты, а важно то чувство трепета, которое испытывает прокуратор, или я, или вы. Чувство, что ты только что столкнулся с Богом, т. е. совершенно невыразимый, непостижимый и истинный, и это не передать словами. И это какая-то невероятно важная штука.

И.Кант доказывал, что имманентное, посюстороннее, мирское - и трансцендентное -- не пересекаются. Булгаков ударяет меня в лоб каким-то отчетливо доказанным (для меня) пусть литературным -- фактом, и этот литературный факт заключается в том, что они пересекаются. И еще как пересекаются.

Конечно, Булгаков не мог знать вовсю работавшего в те годы Юнга. На самом деле - о трудах Карла Юнга, который был, конечно, кроме всего прочего и замечательным писателем, литератором. Он доказывал то же самое, что имманентное и трансцендентное пересекаются. Его "коллективное бессознательное " собственно говоря и есть то самое трансцендентное, которое все время меняет душу человека, а человеческая душа, конечно же, изменяет ту реальность, которая нас окружает. Вы никогда не задумывались об этом? Самое главное в романе Булгакова между строк, или в инерции строк и слов, - ты вдруг понимаешь, что Иешуа, Иисус, Воланд, Бегемот, Азазелло где-то здесь. Они являются частями твоей собственной личности, которые вдруг получили название, имена. По Канту трансцендентное -- вещь немыслимая. Для Булгакова -- мыслимая. У Юнга самость, индивидуальность - трансцендентны. Но мы можем их постигнуть через мифы и образы. Мы, постигая трансцендентное, потустороннее у Булгакова, постигаем что-то в себе. Поэтому любим этот роман всю жизнь. И строим какие-то свои фракталы в меру своего понимания и разумения.

На мой взгляд, его Иешуа во время первой встречи с Понтием Пилатом не Бог. Он -- человек, в котором за счет следования этической максиме Добра, той самой максиме, которую я вам демонстрирую в изложении Исаака Сирина, достигает обожения. И после его смерти Пилат чувствует его уже как Бога, а не как философа.

Иешуа Булгакова потому и Иешуа, а не Иисус, потому что он -- человек. Как это несомненно утверждает Талмуд. Впрочем, Талмуд не единственный источник такого взгляда на вещи. Кстати говоря, Толстой, которого мы часто вспоминали в ходе этих наших разговоров, тоже.

Вернемся к началу,

к главе "Никогда не разговаривайте с неизвестными", главному правилу сталинской эпохи, а то мы часто забываем об этом, а Булгаков оставил массу намеков. Это своего рода пародия в пародии, пародия на основную идею эпохи.

Цитата

Надо заметить, что редактор был человеком начитанным и очень умело указывал в своей речи на древних историков, например, на знаменитого Филона Александрийского, на блестяще образованного Иосифа Флавия, никогда ни словом не упоминавших о существовании Иисуса. Обнаруживая солидную эрудицию, Михаил Александрович сообщил поэту, между прочим, и о том, что то место в 15-й книге, в главе 44-й знаменитых Тацитовых "Анналов", где говорится о казни Иисуса, -- есть не что иное, как позднейшая поддельная вставка.

Поэт, для которого все, сообщаемое редактором, являлось новостью, внимательно слушал Михаила Александровича, уставив на него свои бойкие зеленые глаза, и лишь изредка икал, шепотом ругая абрикосовую воду.

-- Нет ни одной восточной религии, -- говорил Берлиоз, -- в которой, как правило непорочная дева не произвела бы на свет бога. И христиане, не выдумав ничего нового, точно так же создали своего Иисуса, которого на самом деле никогда не было в живых. Вот на это-то и нужно сделать главный упор...

Вы это помните, конечно. Булгаков -- поразительный писатель, один из немногих, кто в художественном произведении дает библиографию своих основных идей. Вот ведь какая штука. Но есть хитрость. Хитрость в том, что это не так. Я уже не говорю о том, что спор об анналах Тацита и об этой самой вставке, о казнях христиан во времена Нерона спорят до сих пор. И к окончательному выводу так и не пришли. То становится модной точка зрения о том, что это все-таки писал Тацит, то -- что это правка более поздних переводчиков. Суть не в этом. На мой взгляд, суть в том, что это -- одна их булгаковских подстав. Потому что об основных источниках своего текста он не пишет решительно нигде, даже в дневниках. Например, совершенно точно доказано, что очень многие его пейзажи взяты из произведений классических общеизвестных. Например, из "Жизнь Иисуса" епископа Фаррара, епископа англиканской церкви, знаменитой книги конца 19 -- начала 20 века. Огромная книга, я не стал ее выволакивать с полки. Есть экземпляр с подчеркиваниями Булгакова. Но он не упоминает нигде Фаррара. И вот что поразительно. Булгаков практически дословно цитирует точку зрения так называемых мифологистов. У младогегельянцев в середине 19 века возникли две школы поисков исторических корней Евангелия, священных книг Нового Завета. Они развивали гегельянские идеи, и Берлиоз старательно и коварно руками сатирика цитирует так называемую мифологическую школу. Там был такой Шарль Дюпюи, Альберт Древс. Самым известным человеком в мифологической школе стал чуть позже Бруно Бауэр. Практически его Булгаков и цитирует. Эти авторы видели в Иисусе олицетворение то солнечного, то лунного божества, то ветхозаветного Яхве, кумраницкого учителя праведности, И они писали, что идея воскресения Иисуса связывалась с представлениями об умирающем и воскресающем божестве в шумерской, древнеегипетской, западно-семитской и древнегреческой мифологиях. Придавали солярно-астральную интерпретацию, и путь Христа с 12-ю апостолами представляли как годичный путь Солнца через 12 созвездий. Полностью он (Булгаков) умалчивает о взглядах исторической школы. Это более известные у нас имена, такие как Эрнст Ренан, и главным образом Давид Штраус.

Вот он такой был -- немецкий историк, теолог середины 19 века. Его книги дважды переводились на русский язык, его "Жизнь Иисуса", в обоих случаях достаточно быстро запрещались. Но тем не менее они выходили большими тиражами. И как все запретное читали их в России с большим удовольствием. Как впрочем и Ренана.

Вот он такой. Был удивительно интеллигентный человек. За его работу об Иисусе, сделавшей его сомнительной звездой исторической науки 19 века, его немедленно уволили из тюбингенского университета. И единственное, куда он смог устроиться, это учителем младших классов, и дальше свою жизнь он в основном посвятил литературной деятельности. И конечно из всех историков, занимавшихся Новым Заветом, по внутреннему характеру и по гонимости Штраус был необыкновенно близок Булгакову. Есть у меня впечатление, что именно поэтому он его нигде и не упоминает. А упоминает именно мифологистов. Путает нам дорогу. Потому что какому же автору хочется, чтобы все знали о тех источниках, которые он использовал для романа? Это моя такая догадка. Вообще Давид Штраус -- личность очень интересная, и для Булгакова очень значимая. Это Штраус пытался доказать, что образ Иисуса -- собирательный, из образов нескольких проповедников и учителей, которых, как известно, было много в Палестине конца языческой эры и начала новой эры, что постепенно этот образ превращался в сверхъестественную личность. Что пытался сделать Штраус? Он пытался освободить подлинно историческое в Евангелиях от позднейшей мифологической обработки. Он создал так называемый метод рационалистической критики, который означал реконструкцию подлинной биографии Иисуса Христа путем исключения всего того, что не поддается разумному объяснению. Это и есть прием тюбингенской школы.

В чем суть размышлений Штрауса? В том, что все чудеса, включая сюда и воскресение, и вознесение Иисуса являются позднейшими вставками естественной мифологии. Т.е. Юнг бы сказал, что того самого коллективного бессознательного.

Штраус исходит из того, что в первоначальном виде мифы суть не произвольные и сознательные продуты поэтического творчества отдельных лиц, а продукт коллективной мысли целого народа, народов, или крупных религиозных общин. Конечно, возможно и сознательное мифотворчество, ведь Евангелия связаны с авторством. Но главное, что осуществленная в них концептуализация первыми христианскими писателями мифического материала имеет своей основой бессознательный коллективный мифологический процесс. Если хотите, Штраус первым открыл коллективное бессознательное. Штраус писал, что дело в том, что результатом коллективного мифологического процесса является целый художественный мир, особое пространство, в котором, как в реальном пространстве, живет сознание ранних христиан. Поэтому какие бы сомнения относительно реальности евангельских фактов не высказывались, для них непорочное зачатие, чудеса и воскресение остаются вечными истинами, условием которых является конечно же не историческая верификация, а поддерживающая их вера.

Я не буду туда погружаться, но образ этого первичного учителя у Давида Штрауса наверное ближе всех и точнее всех подходит к тексту Михаила Булгакова.

И конечно Левий Матвей, имя указывает на прообраз -- евангелиста Матфея, говорит еще об одной гипотезе Штрауса, о существовании протоевангелии. Т.е. некоего единого текста, каких-то записок, на основе которых евангелисты писали потом свои тексты, свои художественные произведения. . Единственный человек, который записывал, единственный ученик -- Левий Матвей. И поэтому прекрасные библейские пейзажи навеяны (только навеяны) Фарраром.

А сама идея -- это идея, перешедшая от Штрауса к Толстому. И это идея учителя, который обнаруживает у нас с вами Добро.

Но все-таки я как-то обещал про чистую реку воды жизни.

Цитата

"Мы увидим чистую реку воды жизни... Человечество будет смотреть на солнце сквозь прозрачный кристалл..."

Что бы это значило? Во-первых, вы наверное знаете, это не мое открытие, это почти цитата из последней главы откровения Иоанна Богослова "Апокалипсис".

Цитата

И показал мне чистую реку воды жизни светлую как кристалл, исходящую от престола Бога и Агнца. Среди улицы его, и по ту и по другую сторону реки, древо жизни, двенадцать раз приносящие плоды, дающее на каждый месяц плод свой; и листья дерева - для исцеления народов. И ничего уже не будет проклятого; но престол Бога и Агнца будет в нем, и рабы Его будут служить Ему. И узрят лице Его, и имя Его будет на челах их. И ночи не будет там, и не будут иметь нужды ни в светильнике, ни в свете солнечном, ибо Господь Бог освещает их; и будут царствовать во веки веков /.../ Неправедный пусть еще делает неправду; нечистый пусть еще сквернится; праведный да творит правду еще, и святый да освещает еще. Се, гряду скоро, и возмездие Мое со Мною, чтоб воздать каждому по делам его. Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, первый и последний" (Откр.; 22, 1 - 5, 11 - 12).

Где он, этот самый прзрачный кристалл? И где обещанная Иешуа и Откровением Иоанна чистая река жизни? Каждый понимает и чувствует это по-своему. Я все время пытаюсь объяснить, зачем вообще нужен кристалл?

Я не знаю, кто это именно. Когда волшебник, или Пророк, или ясновидящий или средневековый маг, а может это Нострадамус, смотрит в кристалл, он что-то видит внутри кристалла, внутри куска кварца или стекла? Что-то происходит? Конечно нет. Это медитация. Маг, ясновидящий отстраняется в кристалл. Кристалл оказывается промежутком между словами и реальными событиями. Магический шар -- это пауза разума. Нащупав эту паузу, ясновидящий видит, конечно, что-то внутри себя, а не внутри кристалла. Даже если он думает, что видит внутри кристалла. Прозрачный кристалл, сквозь который человечество смотрит на Солнце, это кристалл, расщепляющий, и тем самым отодвигающий реальность.

Ну куда, скажите мне на милость, может пролиться чистая река жизни, когда вокруг столько грязи? Она где-то в паузах между мусором и бутылками. В паузах между нашими грязными мыслишками, там, где несторианец Исаак Сирин или православный Феофан затворник, умудрялись обнаруживать Бога. Это только кажется, что вся реальность заполнена сталинской Москвой или этим жутким Иерусалимом, который так ненавидит Пилат. Этим Ершалаимом, который распинает доброго человека.

О паузе, между прочим, по-своему писал и Штраус. Это из его "Жизни Иисуса", книги, неоднократно запрещенной в России, и уж в Советском Союзе, из нее наверное в 20-х годах добирались какие-то единичные экземпляры. Поскольку я знаю, что в 20-х годах ее не переиздавали. Почему? По причинам Берлиоза. Потому что Штраус предполагал, что Иисус или его прообраз все-таки существовал в историческом пространстве. Но что он был не Богом, а человеком, который за счет достижения этических максим обожился. Наверное, что-то такое то же самое происходит с булгаковским Иешуа. В моих ощущениях, по крайней мере.

Это Эшер. Тоже волшебный шар. И тоже шар, в котором автор видит другого себя. Он тоже отодвигает реальность, поэтому Эшер так любил эти шары. И все то нагромождение, которое вы видите в моей комнате, это, если хотите, паузы между моей московской реальностью. И то, что Пилат читает в тексте Иешуа, это почти эшеровский эффект, потому что он оживает, а мы оживаем, читая и впуская в себя эти строки. Они вдруг становятся волшебным кристаллом, с помощью которого мы можем смотреть на Солнце. Вот ведь какая история. Мы можем увидеть его в себе и почувствовать, что оно нам скажет, это самое Солнце. И чистая вода реки жизни, она все время течет здесь, но не в наших грязных мыслишках, желаниях, помыслах. Знаете чем Исаак Сирин прославился в духовных дисциплинах? Он учил ловить внезапно возникающие грешные мысли, самые тонкие, которые проникают в человеческую мысль. И конечно же, следом за апостолом Павлом он учил своего рода гигиене мышления. Мы очень любим говорить о физической диете: какие продукты правильные, какие - неправильные. Какие вызывают болезни, какие -- ускоряют старение. А вот о мысленной диететике мы почему-то не думаем вообще. А апостол Павел думал. Я сейчас не буду искать цитату, но смысл в том, что говорил: занимайте свой ум хорошим, высоким. Что-то вроде не читайте перед едой советских газет. Помните "Собачье сердце"?

Так вот призыв к диете ума как продолжение влияния Исаака Сирина на Булгакова я слышу в этих словах "Мы увидим чистую реку воды жизни". Просто дело в том, что если мы присмотримся, захотим, то мы ее действительно увидим. Если мы свое внимание перенесем с выживания, с того повседневного, что окружает нас в Москве, и в Иерусалиме тоже, на чистую воду реки жизни, если мы вдруг захотим впустить в себя булгаковский роман, с этим его ощущением реальности нереального. Впрочем, мы не договорили, мы еще вернемся к этой теме, когда будем присутствовать на встрече наших персонажей на крыше румянцевской библиотеки. Это чуть впереди.

Что еще интересного и важного? Я все время о тайном присутствии женственности в романе Булгакова. Это мои фракталы, которые тоже сойдутся во что-то общее в конце наших разговоров.

Это Банга, конечно. Вы знаете и без меня. Она тоже совершенно не секретна. Но вы помните, наверное, что происхождение слова "Банга",. имени собаки Пилата. Вторую жену Булгакова, Любовь Евгеньевну Белозерскую, по-домашнему звали Любанга. Дома сокращенно звали именем Банга.

Так что это на самом деле ее имя. Есть знаменитая зарисовка

самого Михаила Булгакова, который нарисовал их домового по кличке Рогаш. Видите, тут написано "Банге -- Рогаш с кольцом 5 карат 14 мая 1928 года."

И поэтому когда пришел час,

Цитата

. Левия не было во дворце. Теперь тишину рассвета нарушал только тихий шум шагов часовых в саду. Луна быстро выцветала, на другом краю неба было видно беловатое пятнышко утренней звезды. Светильники давным-давно погасли. На ложе лежал прокуратор. Подложив руку под щеку, он спал и дышал беззвучно. Рядом с ним спал Банга.

Так встретил рассвет пятнадцатого нисана пятый прокуратор Иудеи Понтий Пилат.

Спокойной ночи

Оставить комментарий © Copyright Красных Татьяна Размещен: 09/01/2020, изменен: 09/01/2020. 27k. Статистика. Статья: Проза Иллюстрации/приложения: 14 шт. Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Предлагаю вашему вниманию беседу А.Д.Данилина о романе М.Булгакова "Мастер и Маргарита" Александр Данилин - врач, психотерапевт, писатель и радиоведущий. Автор проекта "серебряные нити". Беседы о романе М.Булгакова «Мастер и Маргарита» Беседа 25 Сердце, достигшее чистоты

Красных Татьяна : другие произведения.

Сердце, достигшее чистоты